О

ПРИГОВОР КНЯЗЮ ИВАНУ НИКИТИЧУ ХОВАНСКОМУ

Несостоявшаяся свадьба датского королевича Вальдемара с дочерью царя Михаила Федоровича Ириной внесла небывалую смуту и раздоры в московское общество. Для некоторых причастность к делу королевича обернулась опалой и ссылкой. Первыми отправились в изгнание послы, проводившие в Дании переговоры о бракосочетании, окольничий Степан Проестев и дьяк Григорий Патрикеев, за то, что вели дело “не по наказу” ¹. Приговор им был сказан 30 мая 1644 г. В том же году оказался в ссылке князь Семен Шаховской, пытавшийся обосновать возможность избежать для королевича крещения в православие перед свадьбой ². Он был обвинен в еретичестве. В 1647 г., через два года после отъезда Вальдемара из Москвы, вдруг возникли обвинения против царского дяди и первого кравчего Семена Лукьяновича Стрешнева и его жены в попытках “приворотить” королевича к невесте колдовскими средствами ³. Он был разжалован из кравчих и сослан в Вологду. Обнаруженный нами отрывок из приговора князю Ивану Никитичу Хованскому также [140] связан с делом о свадьбе королевича Вальдемара ⁴. До настоящего времени внезапная опала и ссылка Хованского в 1645 г. оставалась необъяснимой ⁵.

Ко времени этих прискорбных в своей жизни событий князь Иван уже около двадцати лет имел чин стольника и занимался военной деятельностью, охраняя границы от татар и от “прихода польских и литовских людей” ⁶. Но с начала сороковых годов он в Москве, перед “государевыми очами”. Здесь князь, также как и многие другие из знати, пытался как-то повлиять на ход событий в женитьбе королевича. Как выясняется из текста приговора, Хованский, так же как и Стрешнев, обращался к “ведунам” и, видимо, опираясь на их пророчество и помощь, поддерживал надежды царя Михаила Федоровича и его царицы в том, что королевич обязательно примет крещение. Но этого не произошло, отчего самодержавной чете от огорчения “смерть учинилась” ⁷, а государской казне от столь долгого пребывания королевича “учинилися проторы и убытки великие” (л. 2). Как видно из приговора, кн. Иван Никитич вступил в спор с дьяконом Григорием Львовым и окольничим Григорием Григорьевичем Пушкиным по вопросу, который тогда всеми обсуждался — задерживать ли королевича в Москве насильно или отпустить. Он даже пригрозил своим собеседникам: “кому сметь королевича с Москвы отпустить, чтобы оглянулись назад, не горит ли посад” (л, 3). В то время когда происходил этот разговор, т.е. еще при жизни Михаила Федоровича, видимо, согласно его желанию, отпускать Вальдемара не собирались ⁸, несмотря на [141] настойчивые просьбы и отчаянные попытки королевича вырваться из Москвы. Но после смерти Михаила Федоровича, в ночь с 12 на 13 июля 1645 г., а затем смерти царицы Евдокии Лукьяновны, случившейся менее, чем через месяц (8 августа), 13 августа Вальдемар был с Москвы отпущен. Взяли верх желание как можно скорее избавиться от его будоражащего умы и разоряющего государственную казну присутствия в ответственный момент восшествия на престол нового самодержца — Алексея Михайловича. Вероятно, решение было принято Алексеем Михайловичем под влиянием бояр В.И. Морозова и Ф.И. Шереметева, самых значительных лиц Думы. Чтобы оправдать отступление от воли покойного царя (говорили даже, что для царицы весть о том, что Вальдемара собираются отпустить, послужила причиной ее смерти ⁹), вина перекладывалась на тех, кто якобы вводил Михаила Федоровича в заблуждение относительно возможности все же заставить королевича креститься. Это становится ясным из обвинений, выдвинутых против Хованского. Представляется, что донос на него — дело рук Г. Львова или Г. Пушкина, свидетельствовавших против Хованского.

Не менее любопытно и второе обвинение Хованскому: якобы он не хотел целовать крест новому царю Алексею Михайловичу. Есть ли тут намек на то, что он хотел видеть на престоле Вальдемара, или возражал против того, что новый царь “садиться на престол” без созыва Земского собора? Текст приговора так краток и не подтвержден в этой части никакими уликами, что какие-либо предположения тут будут малоубедительны. Однако мы знаем, что князь Иван Никитич указом государя от 14 июля сам был послан приводить к присяге население городов Вязьмы и Можайска ¹⁰. В отписках из городов царю о ходе [142] принятия присяги сообщается, что из Вязьмы “приехал он, князь Иван, в Можайск июля в 25 день”". Следовательно, до этого времени никаких подозрений в его сопротивлении целовать крест Алексею Михайловичу не было, никаких нежелательных инцидентов в Вязьме и Можайске при принятии под его руководством присяги также не отмечено.

Текст приговора кн. Ивану Хованскому не содержит даты, но есть возможность определить ее по другому документу, устанавливающему размеры жалованья его конвоирам-стрельцам. В нем говорится: “В нынешнем в 153 г., августа в 22 день указал государь... Алексей Михайлович сослать с Москвы в Сибирь на Пелым за опалу князя Ивана Хованского с женою и с сыном и с людьми, а для береженья указал государь послать за ним... 10 человек стрельцов” ¹². Итак, приговор состоялся 22 августа, через несколько дней после отъезда Вальдемара из Москвы.

Возвратился из ссылки кн. Иван Никитич в 1649 году; 1 апреля, на именины царицы Марьи Милославской, его пожаловали в бояре. На следующий год ему была поручена ответственнейшая миссия усмирения вспыхнувших мятежей в Новгороде и Пскове. В 1652 г. Хованский сопровождал будущего патриарха Никона в Соловки за мощами митрополита Филиппа. В этой поездке возникло взаимное недовольство между Никоном и боярином: Хованский не хотел ежедневно присутствовать на церковной службе ¹³. В 1654 г. Хованский участвовал в литовском походе и был оставлен воеводой в Смоленске. В 1658 г. он скончался.

Публикуемый ниже отрывок Приговора князю Ивану Никитичу Хованскому, несмотря на свою фрагментарность, не только сообщает дополнительные сведения к его биографии, но расширяет представления о политической борьбе, связанной с делом Вальдемара, которая происходила в канун постановления Алексея Михайловича на царство. [143]

Приговор князю Ивану Никитичу Хованскому

/л. 1/ “...блаженные памяти... государю его царскому величеству хочет и рад служить и королевича наговаривал, чтоб он принял святое крещение. А послушает ли ево в том королевич или непосушает и про то он не ведает и такова слова он с тобою со князем Иваном и ни с кем не приказывал.

Да ты же, князь Иван, с теткою своею со княгинею Марьею Хованскою ходили за большим дурном за ведунами и за ведуньями ¹⁴ у тебя во дворе многие мужики и жонки, которые делали ведовство. И многие от тебя, от князя Ивана, и от тетки твоей княгини Марьи блаженные памяти к великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии самодержцу и его государской благоверной /л. 2/ царице... Евдокие Лукьяновне... // [по] манные сл[ова что вам] подинно ведомо, что королевич крестица и по вашим словам королевич в Москве задержан ¹⁵ и от того учинилися проторы и убытки великие.

И блаженные памяти великого государя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии многим свои ведовством привораживали и от вашего ведовства и воровства великому государю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии и ево государые царице и вкликой княгине Евдокии Лукьяновне смерть учинилась ¹⁶?

/л. 3/ Да ты ж, князь Иван, будучи у думного дьяка у Григория Львова на дворе говорил, чтоб королевича датцкого с Москвы не отпущать, да и такое слово ты молвил: “кому сметь королевича с Москвы отпустити, чтоб оглянулся назад, не горит ли посад”. И те слова слышели у тебя окольничей Григорей Гаврилович Пушкин да думной дьяк Григорей Львов.

Да тебя ж, князя Ивана, привели х крестному целованью сильно как целовали крест великому государю, царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Русии самодержцу и в том во всем твое воровство и измена явилась /л. 4/ И за такие злые дела достоин ты ¹⁷ смерти безо всякие пощады. И великий гсударь царь и великий князь Алексей Михайлович всея Русии смодержец ¹⁸, поминая души блаженныя памяти отца своего [144] великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича самодержца и мать свою благоверную царицу и великую княжню Евдокию Лукьяновну, тебя, князя Ивана, пожаловал, в смерти место велел дати живот. А на Москве тебе при его государской милости жить непригоже. И великий государь велел тебе быть у своево государева дела и в Сибирском городе до своево государева указу и ты б, князь, те свои вины покрывал своею службою.

РГАДА. Ф. 159. Оп. 2. № 667.

Комментарии

1. РГАДА. Ф. 141. Оп. 2. № 4 (1644 г.) и др.

2. РГАДА. Ф. 375. № 9.

3. РГАДА. Ф. 141. Оп. 2. № 66 (1647 г.).

4. РГАДА. Ф. 159. Оп. 2. № 657 (далее ссылки на листы даны в тексте).

5. См.: Русский библиографический словарь. СПб., 1901 (Ф-Ц). С. 379. Капустин В. А. Леоново — подмосковное имение боярина кн. И. Н. Хованского. М., 1908.

6. РГАДА. Ф. 210. Московский стол. №112, л. 312-326. (Здесь дана подробная разрядная выписка о всех службах Хованского в связи с его челобитьем об увеличении оклада).

7. Это мнение о причине смерти царя отражено и в сочинении Ивана Наседки “Повесть о внезапной кончине... государя Михаила Федоровича, случившейся по безуспешному делу супружества княжны Ирины Михайловны с Вальдемаром королевичем” // ЧОИДР. 1892. № 2, отд. П.

8. Еще 12 июля, в день смерти Михаила Федоровича, Вольдемару передали тайно, что “будто бояре толкуют и положительно говорят: что ни делай графская милость, а они его никогда не отпустят” (Два сватовства иноземных принцев к русским великим княжнам в конце XVII ст. Пер. с нем. А. Шляпкина. // ЧОИДР. 1867. № 4. С. 60.)

9. Иван Наседка по этому поводу писал: "Слышавши же она от сына своего таковое речение, что отказ тому нечестивому королевичу, и паки болезнию и печалию одержима бысть, яко желание ее несовершися вконец, и абие преставися". // ЧОИДР. 1892. № 2. С. 13.

10. Дворцовые Разряды. Т. 2. СПб., 1850. Стб. 4.

11. РГАДА. Ф. 210. Моск. стол. № 201. Л. 179.

12. ЧОИДР. 1909. № 1. Отд. IV. С. 48. РГАДА. Ф. 214. № 61851. Л.368.

13. См.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. V. М., 1961. С. 521.

14. Зач. “для всякого дурна”.

15. Зач. “многое время”.

16. Зач. “что творим, князь Ивановым и тетки твоей, княгини Марьи, поманным словом не сталося, с тою печали и кручины свое государское сердце надсалил, недожил веку, от сего света преставися в вечное блаженство небесного царствия, а после того по нем, великом государе, вскоре с тое же кручины и печали и благоверная государыня царица и великая княжна Евдокия Лукьяновна от сего // света преселилася в вечное ж блаженство небесного царствия.

17. Зач. “был”.

18. Зач. “тебя, князя Ивана, пожаловал”.

Текст воспроизведен по изданию: Приговор князю Ивану Никитичу Хованскому // Архив русской истории, Вып. 5. 1994