ТОРГОВО-РЕМЕСЛЕННОЕ НАСЕЛЕНИЕ КУРСКА

В 1639 - 1659 ГГ.

Основным источником по истории торговой жизни русских городов XVII в. являются, как известно, таможенные книги. Однако только ими круг документов, необходимых для всестороннего освещения этой темы, не исчерпывается. По словам знатока этих памятников А. Ц. Мерзона, «общее правило, согласно которому ни один вид документов нельзя изучать в отрыве от остальных категорий источников той же эпохи, полностью применимо и к таможенным книгам». ¹ Очень важно наряду с ними привлекать к исследованию сохранившиеся источники и других типов, в частности городовые оброчные книги.

Оброчные книги, в которых фиксировались денежные сборы с владельцев торговых и производственных объектов, а также с лиц, занятых торговой и ремесленной деятельностью, обладая важным самостоятельным значением для социально-экономической истории страны вообще (особенно для истории организации прямого обложения), представляют в то же время особый интерес для исследования как самих региональных рынков, так и их производственной основы – местного ремесленного производства. Заключённый в них материал удачно дополняет сведения, сообщаемые таможенными книгами.

Впервые краткая характеристика оброчных книг, прежде всего с точки зрения их значимости как источника топографических данных, была высказана ещё в прошлом веке Н. Н. Оглоблиным. Им же был составлен указатель этих источников по 70 городам. ² В последующее время документы этого типа неоднократно [108] использовались различными исследователями, в том числе занимавшимися историей торговли южнорусских городов. ³ Однако, несмотря на это, городовые оброчные книги вплоть до сегодняшнего дня остаются источниками малоизученными и используемыми.

В настоящей статье рассмотрены городовые оброчные книги Курска, относящиеся к 30-м – 50-м годам XVII в. В нашу задачу входило:

- описать сами памятники, данные которых впервые вводятся в научный оборот;

- сделать ряд наблюдений в отношении торгово-ремесленного населения Курска в 30-е – 50-е годы XVII в., раскрыв, таким образом, некоторые источниковые особенности и возможности городовых оброчных книг для изучения социально-экономической истории русских городов и прежде всего – их торговой жизни;

- показать путём сопоставительного анализа, как данные оброчных книг разных типов и таможенных книг взаимно дополняют друг друга;

- предложить один из возможных вариантов совместной публикации сведений, заключённых в оброчных и таможенных книгах.

Выбор рассматриваемого в статье временного отрезка обусловлен тем, что именно к этому периоду относятся два близких по времени комплекса сравниваемых между собой курских памятников: шесть городовых оброчных книг (1639, 1641, 1649, 1652, 1653, 1657 гг.) ⁴ и семь таможенных книг (1641/42, 1647/48, 1653/54, 1654/55, 1656/57, 1657/58, 1658/59). ⁵

В преамбулах всех шести рассматриваемых оброчных книг указано точное время их составления. Книга 1639 г. датирована 15 ноября, 1641 г. – 27 января, 1649 г. – августом (день не указан), 1652 г. – 10 февраля, 1653 г. – 17 ноября, 1657 г. – 1 сентября. Анализируемые источники рассредоточены по различным фондам РГАДА. Пять книг хранятся в фонде Разрядного приказа: две в разрядных вязках, по одной – в Денежном, Белгородском и [109] Приказном столах. Одна книга имеется в фонде Сибирского приказа. Книги 1653 и 1657 гг. входят в состав сборников, в которых среди прочих документов находятся также синхронные курские таможенные книги.

После преамбулы в книгах приведён список курян, плативших оброк. Он выглядит так: сначала в иерархическом порядке, согласно сумме взимаемого оброка, перечислены владельцы лавок (отдельно выделены лавки, расположенные за Пятницкими воротами, т.е. за пределами крепости), затем полок, лавочных и полочных мест, скамей, кузниц, клетей, амбаров, харчевен, чёрных дворов. Наряду с объектами, с которых взят оброк, отмечены и те, чьи хозяева умерли или сбежали из Курска. Завершается каждая оброчная книга записями об оброке с перевоза на реке Сейм, с рыбных и звериных ловель, находящихся в Курском уезде. В книге 1639 г. содержатся также сведения о сборе денег с площадного письма, дёготного и квасного промыслов. В книгах 1639, 1649, 1653 гг. приведена общая сумма денег, собранная с города и с уезда, в книге 1641 г. – только [110] с города, в книге 1652 г. она не указана. В книгах 1639 и 1641 гг. в отличие от остальных итоговые сводки приведены не только в конце текста, но и после каждого списка объектов, обложенных по единой ставке оброка.

Формуляр отдельной статьи прост: после обозначения суммы оброка в столбец записаны прозвища (отчества) и имена плательщиков, а перед ними в кружке (иногда в круглых скобках) условное обозначение объекта, с которого взят оброк («лав» или «л» – лавка, «пол» – полка, «с» – скамья и т.д.). Например:

«Лавки оброку по 20 алтын

(Л) Троицкого крестьянина Васьки Беленинова

(Л) Максимка Кошкина

(Л) Ерошки Яковлева…» и т.д.

В оброчной книге 1641 г. против условных обозначений некоторых торговых и производственных объектов сделаны пометки «пусто» или «переменилось». В ряде случаев в оброчных книгах рассматриваемого типа сделаны записи, фиксирующие изменение владельческой принадлежности оброчных мест, смерть или перемену местожительства их прежних владельцев, например: «Лавка крестьянина соборного попа Куземки Уварова, а тою лавкой владеет по купчей записи крестьянин Троицкого девичьего монастыря Марко Болоншин», «лавка крестьянина Троицкого девичьего монастыря Сеньки Момота и тот Сенька в прошлом 148 году умер, а жена его с Курска сошла безвестно и то лавочное место пусто, оброку взять не с кого», «лавка стрельца Карпика Травкина и тот Карпик в нынешнем в 149 году сшел в новый город Вольный и то лавочное место пусто». ⁸

Социальный статус владельцев в книгах 1639 и 1641 гг. приведён в большинстве случаев, в остальных источниках он встречается спорадически. Связано это, по-видимому, с тем, что в 1639 г., в отличие от более позднего времени, большинство торговых и производственных объектов в городе было записано не за посадскими людьми, а за представителями других социальных категорий.

Отличной от упомянутых по структуре и содержанию является оброчная книга 1657 г. Она отражает другой принцип взимания оброка: единицей обложения здесь является уже не лавка, кузница или клеть, а сами посадские люди, осуществляющие какую-либо торговую или промышленную деятельность. Оброчные книги второго типа совершенно не описаны в литературе.

Структура курской оброчной книги 1657 г. такова. Открывается книга преамбулой: «Лета 7166 году сентября в 1 де[нь] по государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича Всея Великие и Малые и Белые Росии самодержца указу и по грамоте из Разряду и по приказу воеводы Василья Федоровича Елчина курчене, посадские люди, выборные окладчики Сидор Чаусов, [111] Козма Добрынин, Семен Мухин, Сидор Гончар, Федор Трухин, Федот Ефанов, Иван Дмитреев, Ларион Панкратов обложили в государевы подати в оброк свою братию, курских людей, в прям и в правду против их животов и с промыслов, а что, кому в государевы подати оброку положено, и то писано в сей книге ниже сего и по статьям». ⁹

Далее идут отдельные статьи, формуляр которых выглядит, например, так: «Федор Полевой, промысел у него: торгует щепетинным товаром, платит оброку десять алтын», «Терентий Поневин, ремесло у него чеботарное, платит оброку шесть алтын четыре деньги», «Алексей Голик, ремесло у него: масло бьет, платит оброку десять денег». В расположении отдельных статей в целом прослеживается иерархический принцип – по величине взимаемого с плательщиков оброка, однако от него встречаются многократные отступления. В конце книги приводится итоговая сводка о собранной сумме.

Рассмотренные памятники, таким образом, дают возможность изучать торгово-ремесленную деятельность горожан в двух разных ракурсах.

Источники первого типа позволяют установить:

- количество и состав находящихся в городе торговых заведений, клетей, амбаров, харчевен, кузниц и чёрных дворов, положенных в оброк;

- сумму оброка, взимавшуюся с той или иной группы торгово-промышленных объектов и имевшуюся в этом отношении дифференциацию как между различными группами, так и между отдельными объектами внутри каждой из таких групп;

- персональный и отчасти социальный состав владельцев упоминаемых объектов.

Оброчные книги второго типа позволяют выявить:

- профессиональные группы, существовавшие в рамках местной посадской общины;

- количественный и персональный состав каждой из таких групп;

- сумму оброка, взимавшуюся с тех или иных профессиональных групп и имевшуюся в этом отношении дифференциацию как между различными профессиональными группами, так и между отдельными их представителями.

Надо сказать, что оброчная книга 1657 г. не содержит исчерпывающе полного списка курских посадских людей. Об этом свидетельствует тот факт, что в неё не записан ряд лиц этой социальной категории, упоминаемых в синхронных таможенных книгах.

Следует также отметить, что в обозначении имён регистрируемых лиц оброчные книги обоих типов страдают тем же недостатком, что и таможенные книги: в них приведено, как правило, только имя и прозвище, либо имя и отчество плательщиков оброка, причём в документах разных лет одни и те же люди называются иногда по-разному. Это существенно затрудняет [116] идентификацию персонального состава торгово-ремесленного населения города.

Методика обработки оброчных книг обоих типов состоит в следующем. На основе книг первой группы была сформирована таблица, включающая погодные сведения о составе и количестве различных торговых и производственных объектов и отражающая их группировку по величине взимаемого оброка (табл. 1). По данным книги 1657 г. была составлена таблица, в которой представлены состав и численность профессиональных групп торговцев и ремесленников, показано количественное распределение членов каждой такой группы по сумме уплачиваемых ими оброчных денег (табл. 4). Систематизированные таким образом показатели были затем подвергнуты количественному анализу.

Кроме того, данные разнотипных оброчных книг были сопоставлены между собой и материалами синхронных или близких им по времени таможенных книг. Для этого была сформирована сводная таблица, в которую в алфавитном порядке были занесены все куряне, упомянутые в шести оброчных и семи таможенных книгах (см. Приложение). В отношении каждого лица фиксировались:

- принадлежавшие торговые или производственные объекты и сумма уплачиваемого с них оброка (за каждый год в отдельности);

- род деятельности и сумма уплачиваемого с неё оброка;

- оптовые торговые операции на местном рынке с указанием их размера и состава проданных товаров (сделки по купле-продаже лошадей не отмечались);

- социальный статус.

Проведённый таким способом сопоставительный анализ позволил, в частности, проследить, как соотносятся между собой персональный состав владельцев торговых заведений, с одной стороны, и профессиональных купцов-оптовиков – с другой, установить круг лиц, которые торговали на местном рынке и владели различными торговыми местами в городе, выявить род деятельности, социальную и профессиональную принадлежность части курских торговцев, о которых в таможенных книгах нет указания на их социальный статус и род занятий.

* * *

Рассмотрим теперь, как в оброчных книгах представлена торгово-ремесленная деятельность населения Курска. Обратимся прежде всего к составу и количеству находящихся в городе торгово-промысловых объектов, с которых брался оброк в 1639, 1641, 1649, 1652 и 1653 гг. – см. табл. 1 и Приложение.

В оброчных книгах упомянуто в общей сложности 8 типов городских торгово-промысловых объектов: лавки, полки, прилавки, скамьи, клети, амбары, харчевни, кузницы, а также лавочные, полочные, клетные, кузнечные и огородные места, на которых в момент взимания оброка не имелось каких-либо сооружений.

[117]В рассматриваемые годы примерно половину от общего количества находившихся в городе торгово-промысловых объектов составляли лавки. На их владельцев приходилась основная доля оброчных платежей. Лавки давали от 64 до 68% всей суммы, собираемой с городских оброчных мест. Именно на них приходились и наиболее высокие ставки оброка – в 75, 60 и 50 коп. Диапазон оброчных сумм, бравшихся с торгово-промысловых мест иных типов, находился в пределах от 5 до 40 коп. В этой связи интересно отметить, что даже с незастроенного лавочного места, принадлежавшего посадскому человеку К. Левонову, оброк взимался в таком же размере, как с наиболее доходных полок и скамей (см. Приложение).

Между владельцами лавок существовала значительная дифференциация относительно величины уплачиваемого оброка – от 10 до 75 коп. (см. табл. 1). При его исчислении наряду с размерами получаемых доходов особо принималось во внимание местоположение лавки, а именно: находилась ли она внутри крепости («в остроге») или же за её пределами («за Пятницкими воротами»). В условиях южного пограничного города, подвергавшегося беспрерывным набегам татар, это обстоятельство приобретало исключительно важное значение. В табл. 2 показано, как курские лавки распределялись между собой по топографическому признаку и как он влиял на размер взимаемого с них оброка.

Как можно заметить, наиболее высоким оброком были обложены лавки, находившиеся внутри крепости. Именно их владельцы вносили самые большие платежи – от 30 до 75 коп. С лавок, расположенных за крепостными стенами, оброк брали, как правило, в значительно меньшем размере. Подобная практика существовала и [118] в отношении полок. С тех из них, которые находились внутри крепости в 1639 г., брали 25-30 коп., а снаружи - 10-20 коп. Для определения величины оброка, взимавшегося с лавок, прилавков и других торговых мест, имели значение и некоторые другие факторы, например их размеры. ¹⁰

В количественном отношении среди городских торгово-ремесленных объектов следом за лавками идут кузницы. Все они по соображениям пожароопасности находились за пределами деревянной крепости. Между их владельцами тоже наблюдается дифференциация по сумме взимаемого оброка, хотя и менее заметная, чем в случае с лавками – от 10 до 25 коп. Деньги, собираемые с кузниц, составляли в разные годы от 14,4 (в 1639) до 17,8% (в 1652) от общей суммы оброка (см. табл. 1).

Количество различных торговых и промысловых объектов в городе, как видно из табл. 1, в 40-е годы значительно сократилось. Уже к 1641 г. по сравнению с 1639 г. число лавок уменьшилось на 1/4, а полок – в два раза. Общая сумма взятого оброка снизилась на 25,8%. К 1649 г. количество лавок сократилось ещё на 1/4, кузниц – на 1/3. Оброка было взято на 32% меньше, чем в 1641 г. В 40-е годы происходило также сокращение действовавших в городе скамей и клетей, а амбары и харчевни, упоминаемые в 1639 и 1641 гг., к 1649 г. вообще прекратили своё существование. За десять лет – с 1639 по 1649 г. – число лавок, полок и клетей в Курске уменьшилось в общей сложности примерно в два раза, скамей – на 1/3, кузниц – более чем на 1/3. Количество торгово-промысловых объектов всех типов в городе сократилось в два раза, примерно вдвое снизилась также и совокупная сумма взимаемого с них оброка. ¹¹

В этой связи интересно отметить, что другие наши источники – таможенные книги – зафиксировали между 1641/42 и 1647/48 гг. резкое сокращение сбора «таможенных и пятенных» денег, взимавшихся с мелкой торговли, - с 436,09 до 181,395 руб. Это означает, что обороты внутригородского розничного товарообмена сократились за этот период в 2,4 раза. Таким образом, материалы оброчных и таможенных книг, взаимно подтверждая друг друга, свидетельствуют о том, что внутригородская торговля в 40-е годы в Курске оказалась в упадке.

В чём причины этого явления?

Первая половина 40-х годов была отмечена опустошительными набегами крымских и ногайских татар на Курский уезд, жители [119] которого были одними из главных участников внутригородского торга. О масштабах разорения ближайшей к городу округи свидетельствует, например, тот факт, что в результате только одного набега в конце 1645 – начале 1646 г. в Курицком и Подгородном станах татарами было сожжено и разрушено 8 сёл и 129 деревень, 1641 человек уведён в плен. Двумя годами ранее – в 1643 г. – разгрому подверглись два других стана – Тускарский и Обмяцкий, в которых враги разорили поместья и монастырские вотчины, пожгли церкви, сёла и деревни, уничтожили весь хлеб. ¹² От набегов страдало не только население Курского уезда, но и жители самого города и прилегающих к нему слобод. Как свидетельствуют приходные окладные книги жилых данных церквей патриаршего Казённого приказа, в 40-е годы разорению подверглись некоторые курские храмы. Так, в 1647 г. из оклада были исключены, например, церкви Дмитрия Солунского в Казачьей слободе и Введения в Ямской слободе, поскольку они «разорены от крымских людей, поп взят в полон и приходских людей никого нет». ¹³ Церковь Рождества Богородицы в Черкасской слободе в 1646 г. была разорена до такой степени, что её решили не восстанавливать, а уцелевшую церковную утварь отправили с попом Василием для строящейся соборной церкви в г. Карпов. ¹⁴

Признавая за военно-политическими факторами основную причину запустения многих торгово-промысловых объектов в Курске в 40-е годы XVII в., следует вместе с тем учитывать и другие обстоятельства, по которым те или иные оброчные места могли выбывать из обложения налогом. Первая такая причина – смерть владельца. В отношении ряда лиц в оброчных книгах сказано, что к моменту уплаты оброка они умерли, а их жёны «сошли с Курска безвестно». Некоторые оброчники на время или же навсегда убегали из города в другие города. Наконец, количество торгово-промысловых объектов могло уменьшаться в результате пожаров, как это было, например, в Тихвине. ¹⁵

К 1652 г. состав и количество торгово-промысловых объектов в городе по сравнению с 1649 г. практически не изменились. Однако к 1653 г. наметились некоторые позитивные сдвиги. Так, за разделяющие оброчные книги 1652 и 1653 гг. год и девять месяцев количество торговых мест в Курске возросло с 67 до 71. За это время в городе появляется пять новых лавок, сокращается число полочных [122] мест, на месте которых в 1653 г. значатся уже полки. Помимо них, возникают также две новые клети. Общая сумма собранных с лавок оброчных денег в 1653 г. возросла по сравнению с 1652 г. на 1,75 руб. (на 10,5%). Кроме того, владельцы ряда лавок в 1653 г. стали платить оброк уже в более высоком размере, чем ранее, что следует связывать с увеличением их торговых оборотов и, соответственно, повышением уровня получаемых доходов. На 4,7% возросла в 1653 г. и общая сумма собранного оброка со всех торгово-промысловых объектов (см. табл. 1).

Сведения о социальном составе владельцев торгово-промысловых объектов наиболее полно представлены в оброчной книге 1639 г., а также в несколько меньшей степени – в книге 1641 г. (см. табл. 3).

Приведённые данные свидетельствуют о том, что на рубеже 30-х – 40-х годов большая часть оброчных мест города находилась в руках приборных служилых людей (курские дворяне и дети боярские этой деятельностью практически не занимались) и монастырских крестьян. Доля посадских людей здесь была незначительной. И это не случайно. Служилые люди по прибору традиционно занимали в составе населения пограничного Курска весьма видное место. Что же касается жителей монастырских слобод, то они в 30-е – 40-е годы составляли основную массу тяглого населения города. В Курске в это время было широко распространено закладничество: посадские люди, стремясь ослабить тяжесть налогового бремени, переходили под юрисдикцию монастырских властей, обретая тем самым более благоприятное экономическое положение. Пользуясь различными налоговыми льготами, крестьяне курских монастырей могли заниматься торговлей и промыслами в несравненно более выгодных условиях, чем их земляки, оставшиеся на посаде. В 1639 г. в монастырских слободах насчитывалось 162 крестьянина и 21 бобыль, в 1645/46 г. – 131 крестьянин и 304 бобыля. Уменьшение количества крестьян и резкое увеличение числа бобылей Г. Н. Анпилогов связывал с ухудшением положения населения Курска из-за татарских погромов. ¹⁶

Каков был процент владельцев торгово-промысловых объектов среди служилых людей, монастырских крестьян и лиц других социальных категорий в целом? По ведомости, составленной курским воеводой С. Д. Яковлевым, в городе в 1637 г. числилось 82 конных и 101 пеший стрелец, 73 их братьев, племянников и захребетников (всего 256 человек), 102 полковых конных и 158 пеших казаков, 88 их братьев, племянников и захребетников (всего 348 человек), 43 пушкаря и затинщика, 6 казённых плотников и кузнецов, 20 рассыльщиков (всего 69 человек), 23 чернослободца, 21 дворник в осадных дворах, 141 монастырский крестьянин, 21 церковный бобыль (всего 206 человек) – в общей сложности 879 человек. ¹⁷ Если сравнить эти показатели с данными оброчной книги 1639 г., то увидим, что владельцы оброчных мест составляли от общего числа [123] пушкарей и затинщиков – 48,8%, дворников – 42,9%, монастырских крестьян – 35,5%, стрельцов (с родственниками) – 9,4%, чернослободцев – 8,7%, казаков (с родственниками) – 4,3%.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что доля владельцев оброчных мест в 1639 г. среди служилых людей различных категорий, упомянутых в ведомости 1637 г. (стрельцов, казаков, пушкарей и затинщиков с их родственниками), в отличие от монастырских крестьян и дворников была в целом незначительна – всего 60 человек из 673 (8,9%). По мнению Г. Н. Анпилогова, курские стрельцы и казаки, оставаясь земледельцами, медленно втягивались в занятия торговлей и промыслами. Задерживающее влияние на развитие в их среде этой деятельности оказали прекращение с начала XVII в. выдачи им денежного жалования и перевод на службу с земли, сохранение за ними в новой форме повинностей за десятинную пашню, которая с начала 20-х годов вместо отработки заменялась натуральной ежегодной уплатой с каждого двора по четверти ржи и овса в «курскую меру». В то же время стрельцам и казакам были предоставлены льготы на занятие торговлей с рук, что поощряло в их среде развитие домашних промыслов в сочетании с земледельческими занятиями. ¹⁸

Сведения о социальном статусе владельцев торгово-промысловых объектов в книгах 1649, 1652 и 1653 гг. в отличие от более ранних источников встречаются всё реже и реже. Так, в книге 1649 г. упомянуто 3 стрельца, имевших в собственности 2 лавки, 1 клеть и 1 кузнечное место, 2 казака (1 лавка и 1 кузница), ¹⁹ 4 пушкаря (3 лавки, 1 кузница, 1 полковое место), 1 затинщик (1 скамья), 1 воротник (1 кузница), 1 сын боярский (1 лавка), 4 крестьянина Троицкого девичьего монастыря (4 лавки), 1 поповский крестьянин (1 лавка), 2 чернослободца (1 лавка и 2 кузницы), 1 бобыль (1 кузница) и 1 дьячок (1 скамья), в книге 1652 г. – 3 стрельца (2 лавки, 1 кузнечное место), 1 казак (1 кузница), 3 пушкаря (3 лавки, 1 кузница), 1 сын боярский (1 лавка), 1 воротник (1 кузница), 1 крестьянин Троицкого девичьего монастыря (1 лавка), 1 поп (1 лавка), в книге 1653 г. – 2 стрельца (1 лавка и 1 кузнечное место), 1 пушкарь (1 лавка) и 1 поп (1 лавка). Социальный статус подавляющего большинства других владельцев оброчных мест не указан.

Однако и по имеющимся в нашем распоряжении скупым данным можно утверждать, что в 50-е годы в социальном составе владельцев торгово-промысловых мест Курска произошли довольно серьёзные перемены. Прежде всего, надо отметить, что часть монастырских крестьян, упомянутых в этом качестве в оброчных книгах 1639 и 1641 гг., к середине 50-х годов была переписана в посад. Всего таких лиц в таможенных книгах 1653/54 – 1658/59 гг. и оброчной книге 1657 г. мы насчитали семь человек. Но, очевидно, возвращение закладчиков из монастырских слобод обратно в посады, повсеместно проводимое правительством после городских восстаний [126] конца 40-х годов и принятия Соборного Уложения, приняло массовый характер и в Курске. Другим важным отличием является то, что к концу 40-х – началу 50-х годов среди владельцев оброчных мест Курска снизился процент служилых людей, что можно объяснить их оттоком в новопостроенные города на Белгородской черте. Уже в оброчной книге 1641 г. относительно 9 курских служилых людей, владевших различными торгово-промысловыми объектами, было сказано, что они «сошли» из Курска в города Вольный и Хотмышск (см. Приложение).

Судя по материалам рассматриваемых источников, большинство оброчников Курска имели в собственности только по одному торговому или промысловому объекту. Лиц, которым принадлежало бы сразу несколько оброчных мест, в 1639 г. насчитывается только 21, в 1641 г. – 22, в 1649 г. – 13, в 1652 г. – 14, в 1653 г. – 11 человек. Среди них количественно преобладали те, кто платил оброк с двух объектов, например с двух лавок, с лавки и полки, лавки и кузницы, лавки и лавочного места и т.п. Случаи, когда одному человеку принадлежало бы три или даже четыре оброчных места, единичны. Это свидетельствует о том, что процесс концентрации торгово-промысловых объектов в руках узкого круга наиболее преуспевающих местных купцов и ремесленников в 30-е – 50-е годы XVII в. ещё не получил развития (см. Приложение).

Рассмотрим теперь состав и численность курских торговцев и ремесленников по данным оброчной книги 1657 г. (см. табл. 4). Всего в ней учтено 186 человек. Их социальный статус не указан, но, очевидно, все без исключения перечисленные в ней куряне были посадскими людьми, о чём прямо говорит преамбула книги: «...курчене, посадские люди, выборные окладчики… обложили в государевы подати в оброк свою братию, курских людей…» (курсив наш. – А. Р.). ²⁰

Данные этой оброчной книги позволяют сделать важный вывод о том, что в Курске – городе, выполнявшем после восстановления своих укреплений в 1596 г. прежде всего военные функции, к середине XVII в. сложилась уже сравнительно развитая по южнорусским меркам посадская община, в состав которой входили лица широкого профессионального спектра. ²¹ Торгово-ремесленное население Курска, положенное в оброк в 1657 г., подразделялось по профессиональному признаку на 25 групп. Пять из них имели отношение к сфере торговли, семнадцать – к сфере ремесла. К особой группе следует отнести извозчиков, хлебопашцев и чернорабочего.

[127]Среди купцов самой представительной и, судя по величине уплачиваемого оброка, наиболее состоятельной группой были торговцы «щепетильным товаром». ²² Этой части горожан, видимо, вообще принадлежала лидирующая роль внутри местной посадской общины. Из ремесленников наиболее многочисленны были чеботари, гончары, мясники. Довольно значительный количественный состав имеют также кузнецы и кожевники. В то же время среди представителей таких профессий, как торговцы сапогами и горшками, бочарники, иконники, лапотники, пуговичники, ситники, токари, отмечено лишь по одному человеку.

Анализ величины взимаемого оброка показывает, что с представителей курского торгового мира он взимался в большем размере, чем с их земляков-ремесленников. Если первые уплачивали этот сбор в 1657 г. в среднем по 13 коп. с человека, то вторые почти в два раза меньше – около 7 коп. Для преобладающей части торговцев (23 из 41) ставка оброка была установлена в размере от 12 коп. до 20 коп., в то время как для большинства ремесленников (102 из 136) – от 4 коп. до 7 коп. Доля торговцев, зарегистрированных книгой 1657 г., составляет от общего числа положенных в оброк посадских людей 22%, а сумма, уплаченная ими, превышает 36% от общего количества собранных денег. Самые высокие ставки оброка встречаем также у торговцев. Среди торгово-промышленных [128] заведений, как уже было отмечено, наиболее высоким оброком были обложены торговые объекты – лавки. И это, судя по всему, не случайно. Надо полагать, что деятельность в сфере торговли приносила курским посадским людям значительно большие прибыли, чем в сфере ремесла. Материалы рассмотренных оброчных книг, таким образом, позволяют предположить, что торговый капитал в экономике города в середине XVII в. доминировал перед промышленным.

Ряд интересных наблюдений позволяет сделать сравнение между собой данных разнотипных оброчных книг (см. Приложение). Проанализируем прежде всего соотношение персонального состава владельцев торговых объектов, с одной стороны, и профессиональных купцов – с другой. Так, в 1639 г. 3 лицам, отнесённым оброчной книгой 1657 г. к категории торговцев, принадлежало в общей сложности 3 лавки, 1 полка и 1 лавочное место, в 1641 г. таких насчитывается 4 человека (6 лавок, 1 полка и 1 лавочное место), в 1649 г. – 7 человек (8 лавок, 1 полка и 1 лавочное место), в 1652 г. – 11 человек (12 лавок, 1 полка и 1 лавочное место), в 1653 г. – 12 человек (13 лавок, 1 полка, 2 клети и 1 лавочное место). Эти представители курского купечества (больше всего среди них торговцев «щепетильным товаром» – 8 человек, четверо торговцев солью и один – рыбой), как видим, не ограничивали свою деятельность лишь оптовыми поставками товаров на рынки Курска и других городов, но и через принадлежавшие им торговые места были напрямую вовлечены в сферу внутригородского обмена. Но в целом сравнительный анализ свидетельствует о том, что большинство торговых объектов Курска в наблюдаемые годы находилось в руках людей, не принадлежавших к местным профессиональным купцам-оптовикам. Часть из них действовала, по-видимому, только в пределах внутригородского торга, осуществляя товарооборот через принадлежащие им лавки, полки и скамьи. Другая же часть, надо полагать, вообще не принимала активного участия в торговых операциях, а, занимаясь какой-либо иной деятельностью, ограничивалась здесь лишь получением доходов с принадлежащих им торговых объектов.

Определённый интерес представляет также сравнение персонального состава владельцев кузниц и ремесленников-кузнецов. Из него следует, что в 1639, 1641, 1649 и 1652 гг. ни один из 17 кузнецов, записанных в оброчной книге 1657 г., не обладал собственной кузницей. В 1653 г. своя мастерская была лишь у одного из них – Е. Логачева. Следовательно, большинство курских кузнецов не имели своих собственных мастерских, а только арендовали их у лиц иного рода занятий, среди которых, в частности, были, например, служилые люди.

[129]Рассмотрим теперь круг лиц, которые и торговали на местном оптовом рынке, и владели различными торговыми местами в городе (см. Приложение). Таких, судя по данным оброчных и таможенных книг, насчитывается сравнительно немного – всего 28 человек. Показательно, что почти половина из них – 13 человек – относилась, согласно оброчной книге 1657 г., к категории профессиональных купцов (8 торговцев «щепетильным товаром», 4 – солью, 1 – рыбой). Произведённый подсчёт подтверждает ранее сделанный вывод о том, что большинство владельцев торговых объектов в Курске не участвовало в оптовой торговле на местном рынке.

Использование данных оброчной книги 1657 г. позволяет, прежде всего, установить род деятельности части зарегистрированных в местной таможне курских торговцев и ремесленников. Это особенно важно потому, что курские таможенные книги при определении социального статуса того или иного лица в лучшем случае ограничиваются лишь лаконичным определением «посадский человек», а сведения о профессиональной принадлежности того или иного лица в них практически никогда не приводятся. Оброчная книга 1657 г. позволила уточнить профессиональную принадлежность 57 из 136 лиц, упоминаемых в семи близких ей по времени таможенных книгах, в качестве торговцев-оптовиков. Из них 32 человека являлись купцами. Больше всего здесь встречаем торговцев щепетильным товаром – 20 человек, за ними следуют торговцы солью (9 человек) и рыбой (3 человека). На местный рынок они поставляли чаще всего москательные товары, а также воск, кожи, соль, орехи, свежую и солёную рыбу, ветчину, икру, мёд, а также производили скупку товаров (см. Приложение). Анализ таможенных книг показывает, что некоторые купцы привозили в Курск товары, которые не соответствовали официально установленным оброчной книгой 1657 г. статьям их торговли. Так, в рассматриваемые годы в курской таможне зарегистрирован лишь один случай явки соли лицом, записанным в оброчной книге в качестве торговца этим продуктом (С. Ветчинкиным в 1658/59 г.). Двое из трёх торговцев рыбой поставляли на местный рынок вовсе не её, а москатель, соль, мясо и мёд. Данное обстоятельство следует объяснить отсутствием подлинной специализации у торговцев той эпохи, которые обычно не ограничивали свои рыночные операции сбытом какого-либо одного товара, а торговали всем подряд, что приносило быструю прибыль. Таможенные книги, как видим, в свою очередь могут существенно дополнить и скорректировать информацию об отдельных купцах, получаемую из оброчных книг.

23 ремесленника, упоминаемых в оброчной книге 1657 г. и в семи таможенных книгах, представляют 8 профессиональных групп. Среди них встречаем 8 чеботарей, 5 мясников, 3 гончара, 2 масленика, 2 портных, 1 кожевника и 1 кузнеца. Материалы таможенных книг свидетельствуют о том, что часть курских ремесленников была втянута в оптовую торговлю. При этом, как и в случае с купцами, обнаруживаем несоответствие между их производственной специализацией, указанной в оброчной книге 1657 г., и сбываемыми предметами торговли. Так, мясники И. Гынкин и И. Можайкин, чеботарь С. Рогуткин занимались оптовыми поставками на курский рынок [130] москательных товаров, мясник П. Хлопонин – масла, гончар Д. Потапов – дёгтя, масленик А. Припусков – москатели и рыбы, чеботари Д. Росторгуев и Т. Поневин – кож, воска, кузнец П. Осминин – соли, гончар Я. Должиков – рыбы, кожевник Т. Кожевник – мёда, чеботарь К. Комариченин – хмеля, портной Г. Лисицын – волов. Мясник М. Хлопонин, не ограничиваясь продажей «животины» (крупного рогатого скота), сбывал в Курске и солёную рыбу, и мёд, и лисьи шкурки.

Размеры торговых операций ряда ремесленников (в особенности С. Рогуткина и М. Хлопонина) по своему размаху вполне сопоставимы с оборотами местных профессиональных купцов. Последнее обстоятельство свидетельствует о том, что официальный статус некоторых ремесленников, зафиксированных в оброчной книге 1657 г., уже не совсем соответствовал их реальному экономическому положению. Не исключено, что для некоторых из них основным занятием (и по крайней мере главным источником доходов) становилась постепенно уже не производственная, а торговая деятельность. ²³ В то же время следует признать, что большая часть курских ремесленников не принимала сколь-либо заметного участия в оптовой торговле.

Из лиц, не относящихся ни к торговцам, ни к ремесленникам, в таможенных книгах отмечены два извозчика. Помимо продажи на местном рынке лошадей (что вполне естественно, принимая во внимание их профессиональную принадлежность), оба они участвовали в торговле москателью.

Материалы оброчных и таможенных книг позволяют выделить из общей массы посадского населения Курска несколько купеческих и ремесленных кланов и понаблюдать за их деятельностью. Укажем, например, на купцов Безходарных (братьев?) – Мартина и Игната – одних из наиболее заметных торговцев 50-х годов XVII в. на местном рынке. Безходарные наладили довольно крупную оптовую москательную торговлю, а один из них (Мартин) получал доходы ещё и с лавки на городском торгу. Представители этой фамилии (возможно, потомки Мартина или Игната) упоминаются и в более поздних курских таможенных книгах. В рассматриваемых оброчных и таможенных книгах названы семь человек по фамилии Мухин. Все они или какая-то их часть наверняка были объединены родственными связями. Четверо из них (Иван, Лавр, Семён и Яков) отмечены как торговцы щепетильным товаром. Трём Мухиным (Кондратию, Никифору и Семёну) принадлежали различные торговые объекты в городе (лавка и полки). Последний из них, а также Акафей, Иван и Лавр занимались крупными поставками в Курск москатели, холстов, воска и кож. Из четверых Хлопониных – Андрея, Гаврилы, Михаила и Парфена – первые двое зарегистрированы в оброчной книге 1657 г. как торговцы рыбой, остальные - как мясники. Представители этой фамилии оптом сбывали на местном [131] рынке москатель, солёную рыбу, скот, масло, мёд, а также производили скупку товаров (см. Приложение).

Оброчные книги зафиксировали интересный факт – присутствие среди владельцев торгово-промысловых объектов Курска двух женщин – явление само по себе довольно редкое для XVII в. Одна из них – вдова Ивана Белевцева Лукерья – владела кузницей, другая – также вдова курянина по прозвищу Можайка Овдотья – лавкой. Обе они значатся в числе плательщиков оброка и в 40-е и в 50-е годы, т.е. после смерти своих мужей эти женщины не продали принадлежавшие им оброчные места, а наоборот, продолжили вести дела своих покойных супругов.

* * *

Подводя итог рассмотрению курских городовых оброчных книг, можно заключить, что источники этого типа содержат исключительно ценный материал по социально-экономической истории города XVII в. Они сообщают ряд важных данных, позволяющих существенно обогатить имеющиеся представления о положении торгово-ремесленного населения Курска, в частности об имущественных отношениях, существовавших внутри посадской общины, и занятиях горожан. Эти документы имеют значение также для генеалогических и биографических изысканий. ²⁴ В тех ситуациях (как это имеет место и в случае с Курском), когда по городу не сохранилось ни писцовых, ни переписных книг, оброчные книги могут в определённой мере компенсировать их отсутствие.

Особенно важны материалы оброчных книг для изучения истории торговли. Они содержат сведения о состоянии внутригородского обмена, данные о котором почти совсем отсутствуют в документах таможенного делопроизводства. В отличие от таможенных книг, отражающих, как уже было отмечено, преимущественно лишь оптовые рыночные операции горожан, оброчные книги дают возможность по-иному взглянуть на деятельность местных купцов и ремесленников: среди представителей торгово-ремесленного мира они позволяют выявить, с одной стороны, владельцев находящихся в городе торговых и производственных объектов, с другой – установить профессиональную принадлежность отдельных членов посадской общины.

Комментарии

1. Мерзон А. Ц. Таможенные книги XVII века: Учебное пособие по источниковедению истории СССР. М., 1957. С. 46.

2. [Оглоблин Н. Н.] Обозрение историко-географических материалов XVII и начала XVIII вв., заключающихся в книгах Разрядного приказа // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. М., 1884. Кн. 4. С. 251-255, 445-452 5-й пагинации.

3. См., например: Важинский В. М. Развитие рыночных связей в южных русских уездах во второй половине XVII века // Учёные записки Кемеровского государственного педагогического института. 1963. № 5. С. 104; Курск: Очерки из истории города. Курск, 1957. С. 26-45.

4. РГАДА. Ф. 210 (Разрядный приказ): 1639 г. Разрядные вязки. Вязка 1. № 34. Л. 1-21об.; 1641 г. Приказной стол. Стб. 127. Л. 386-404; 1649 г. Разрядные вязки. Вязка 1. № 77. Л. 1-9об; 1652 г. Белгородский стол. Кн. 29. Л. 246-255; 1653 г. Денежный стол. Кн. 104. Л. 205-212; 1657 г. Ф. 214 (Сибирский приказ). Кн. 405. Л. 122-141 (далее в примечаниях указываем только год и номера листов курских оброчных книг).

5. РГАДА. Ф. 210 (Разрядный приказ). Денежный стол (Опись бж). 1641/42 г. Кн. 94. Л. 1-107об.; 1647/48 г. Кн. 188. Л. 1-165; 1653/54 г. Кн. 104. Л. 75-175об.; 1654/55 г. Кн. 314. Л. 456-534; 1657/58 г. Кн. 319. Л. 81-169; 1658/59 г. Кн. 342. Л. 71-112об.; Ф. 214 (Сибирский приказ). Кн. 405. Л. 43-96. Источниковедческую характеристику курских таможенных книг XVII в. см.: Демидова Г. И., Раздорский А. И. Таможенные книги как источник для исторических и лингвистических исследований: (На примере курских памятников первой половины XVII века) // Российская филология: Традиции и современность. СПб., 1997. С. 39-50; Раздорский А. И. Таможенные книги курские XVII в. // Курск: Краеведческий словарь-справочник. Курск, 1997. С. 378.

6. 1649 г. – стольника и воеводы Фёдора Лодыженского, 1652 г. – кн. Ивана Волконского.

7. РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 29. Л. 246-246об.

8. Там же. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 127. Л. 387-388.

9. Там же. Ф. 214. Кн. 405. Л. 122-122об.

10. По наблюдениям А. В. Юрасова, исследовавшего городовые оброчные книги Великих Лук, под лавку на торгу отводился обычно участок земли (лавочное место) размером от 1х1 саж. до 2 х 2 саж. (от 2,1х2,1 м до 4,3х4,3 м), а под прилавок – от 0,5х0,5 саж. до 2х0,25 саж. (от 1х1 м до 2,13х0,5 м). Лавки, как правило, имели несложное строение – деревянный стол и навес над ним (см.: Юрасов А. В. Великие Луки в XIII-XVII вв.: Историческая топография средневекового города. Псков, 1996. С. 59).

11. Примерно ту же динамику наблюдаем и с количеством находившихся в Курске «на посаде за старым рвом» чёрных дворов. В 1639 г. их насчитывалось 22, в 1641 г. – 17, в 1652 г. – 13, в 1653 – 12.

12. Анпилогов Г. Н. Положение городского и сельского населения Курского уезда накануне восстания 1648 г. // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9 (История). 1972. № 5. С. 48-50. Ввиду разорения Курского уезда в нём, вероятно, не производилось подворного описания в 1646 г. (Там же. С. 54).

13. Холмогоровы В и Г. Материалы для истории церквей Курской, Харьковской, Орловской, Черниговской и Воронежской губ., городов и станиц Донской области по приходным окладным книгам жилых данных церквей патриаршего Казённого приказа; 7136 (1628) – 1746 гг. М., 1913. С. 3-4.

14. Танков А. Несколько исторических сведений о древнейших церквах города Курска (XVII столетия) // Курские епархиальные ведомости. 1914. Часть неофициальная. № 1. С. 21.

15. Сербина К. Н. Очерки из социально-экономической истории русского города: Тихвинский посад в XVI-XVIII вв. М.; Л., 1951. С. 185.

16. Анпилогов Г. Н. Положение городского и сельского населения… С. 56.

17. Там же. С. 52.

18. Анпилогов Г. Н. Положение городского и сельского населения… С. 52-53.

19. В 1649 г. в Курске числилось 135 пеших стрельцов и 180 конных казаков (Анпилогов Г. Н. Положение городского и сельского населения… С. 53).

20. РГАДА. Ф. 214. Кн. 405. Л. 122-122об.

21. Согласно пятине 7142 (1634) г., с посада Курска было взято 56,25 руб. (с уезда – 96,01 руб.). Среди южнорусских городов, упомянутых в ведомости о сборе запросных и пятинных денег, он в это время намного уступал по данному показателю, например, Калуге (2106,2 руб.), Брянску (1527,55 руб.), в несколько меньшей степени – Путивлю (295 руб.), был близок к Севску (63,6 руб.) и Боровску (52,3 руб.), превосходил Карачев (40,1 руб.) и Епифань (12,62 руб.). С курского посада пятина была взята в большем размере, чем с Мценского (44,24 руб.), Козельского (34,1 руб.), Чернского (12,04 руб.), Одоевского (10,92 руб.) уездов в целом. По величине пятинного оклада с посада Курск превосходил некоторые старые города Центра, например, Клин (52,3 руб.) и Малоярославец (20 руб.) (см. Сташевский Е. Пятина 142-го года и торгово-промышленные центры Московского государства // ЖМНП. 1912. Май. С. 85-95).

22. Толковый словарь В. И. Даля даёт следующее определение понятию «щепетильный товар»: «женские мелочи: нитки, шелчёк, иголки, булавки, напёрстки, шпильки, снурочки, тесёмочки, крючёчки, пуговочки, колечки, серёжки, бисер, духи, помада и пр.», т.е. то же, что и «галантерейный товар» (см. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 4. С. 655; ср.: Т. 1. С. 341). Заметим, что если в оброчной книге 1657 г. говорится о щепетильном товаре, то во всех 18 курских таможенных книгах XVII в. постоянно фиксируется только москательный (москотинный) товар. Москательный товар составлял основную статью торговли курского купечества XVII в., постоянно поставляли его на местный рынок и купцы, названные в оброчной книге 1657 г. В традиционное понятие «москательный товар» входят «химические вещества (краски, клей, масло, купорос, селитра, различные продукты, полученные из нефти, аптекарские товары и т.д.)» (см.: Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1982. Вып. 9. С. 271). В курских таможенных книгах 20-х – 60-х годов понятие «москательный товар» никогда не детализировалось. Лишь в памятниках 70-х годов перечисляются его отдельные составляющие: это товары, относящиеся и к разряду галантерейных, щепетильных (шнурки, иголки и пр.), и к разряду москательных (краска и пр.), а также меховые шапки, некоторые сорта тканей, металлические изделия, т.е. товары, не относящиеся ни к москатели, ни к галантерее. Обратим в этой связи внимание на пример, приведённый составителями «Словаря русского языка XI-XVII вв.» в статье «москотильный»: «Покрали у меня в Острогожску в москотильном ряду… дватцать пять кумачей красных пятнатцать фунтов шолку разных цветов» (Там же. С. 272). Кумачи и шёлк постоянно упоминаются среди москательных товаров и в курских таможенных книгах 70-х годов. Всё вышесказанное позволяет предположить, что, с одной стороны, для составителей курских таможенных книг (и, возможно, вообще для южнорусской деловой документации XVII в.) понятие «москательный товар» было более объёмным по содержанию по сравнению с его традиционным пониманием и имело более многообразное использование. С другой стороны, имеются основания рассматривать употреблявшиеся в источниках курского происхождения разных типов понятия «москательный» и «щепетильный» товар как синонимичные (подробнее об этом см. Раздорский А. И. О значении понятий «москательный» и «щепетильный товар» в памятниках курской деловой письменности XVII века: (Лингвоэтнокультурологический этюд // Филология в вузе и школе. СПб., 1998. С. 82-87).

23. Сами фамильные прозвища некоторых курских профессиональных купцов (например, торговец «щепетильным товаром» Т. Токарев) свидетельствуют о том, что эти люди (или же их предки) занимались в прошлом ремеслом.

24. В курских оброчных книгах (и в таможенных тоже) получили отражение лица, которые, вполне возможно, могли быть предками ставших широко известными в более поздние времена в Курске, а в ряде случаев – и по всей России людей. Укажем здесь, в частности, на одного из самых видных курских торговцев середины XVII в. – Ф. Полевого, с родом которого, вероятно, были связаны переселившиеся в XIX в. в Сибирь куряне-купцы Полевые, из среды которых вышел известный писатель и историк Н. А. Полевой. Не исключено, что упомянутый в оброчной книге 1657 г. ремесленник И. Мошнин был одним из предков св. Серафима Саровского, происходившего, как известно, из курской купеческой семьи Мошниных. Купцы Хлопонины замечательны тем, что именно им принадлежало одно из древнейших дошедших до наших дней каменных зданий Курска (известное по литературе как «Палаты бояр Ромодановских»). Наконец, отметим, что целый ряд фамилий курских купцов и ремесленников, упомянутых в памятниках XVII в., лёг в основу названий нескольких улиц города (ныне частью переименованных): Белевцевская, Дружининская, Первышевская и др.

© текст - Раздорский А. И. 2000
© сетевая версия - Тhietmar. 2006
© OCR - Худяков И., Буданова Е. 2006
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вспомогательные исторические дисциплины. 2000

Мы приносим свою благодарность
Halgar Fenrirrson за помощь в получении текста.