-

ПОВЕСТЬ О ЗЕМСКОМ СОБОРЕ 1613 ГОДА

Повести о событиях "Смутного времени" на протяжении многих десятилетий были любимым чтением русских людей. В XVII в. и в следующем столетии их продолжали переписывать и в Москве, и на периферии. Одни произведения дошли до нас в десятках и сотнях списков, другие сохранились в составе всего одной рукописи. Подавляющее большинство сочинений о событиях начала XVII в. вышло из среды господствующего класса. Повстанцы, и прежде всего казаки, являвшиеся ядром повстанческих армий, игравшие основную роль в освобождении Москвы в 1612 г., называются в них обычно мятежниками, "ворами", "заводчиками всякого зла". До последнего времени исключение составляли лишь псковские повести (сохранившиеся в составе псковских летописей), на антифеодальный характер которых обратил внимание акад. М. Н. Тихомиров ¹.

Поэтому так важна находка Повести о Земском соборе 1613 г., ярко отразившей антидворянские, демократические настроения ее автора. Обнаружены два списка этой повести. Первый сохранился в рукописи, приобретенной Государственным литературным музеем (инв. № 53173) в 1983 г. у частного лица, указавшего на ее происхождение из Калининской области. Рукопись написана на 814 листах большого формата (в лист) четким полууставом конца XVII века. Водяные знаки: герб "7 провинций" и герб Амстердама в нескольких вариантах; один из них, с монограммой из букв GVH, имеет точную аналогию в рукописи Государственного исторического музея 1691 г. ²; другой, с литерами CS, датируется 1695 годом³. Переплет – позднейший, доски обтянуты кожей с тиснением. Имеющиеся записи XIX в. указывают на бытование рукописи в старообрядческой среде.

Рукопись содержит хронограф с известиями о событиях русской истории по 1647 г. (лл. 1-705об.), дополнительный рассказ с начала царствования Федора Ивановича по 1613 г. с публикуемой повестью, составленный в основном по т. н. третьему варианту хронографа редакции 1620 г. (лл. 707-795об.). Далее следуют легендарный рассказ о Словене и Русе (лл. 796-799), краткий летописец, ведущий повествование от времени призвания варягов до голодного лихолетья 1601-1602 гг. ⁴ (лл. 799-805об.), толкование патриархом Геннадием письмен на гробнице императора Константина с указанием о переводе толкования на русский язык митрополитом Гавриилом Назаретским в Москве 1 марта 1641 г. и календарно-астрономические заметки (лл. 806-807), выписки из книги Иоанникия Галятовского "Лебедь", изданной в Новгороде-Северском в 1679 г. (лл. 808-808об.), Повесть о пленении Новгорода Иваном Грозным (лл. 809-814).

Второй список Повести, относящийся к последней четверти XVIII в., был приобретен В. И. Срезневским в 1903 г. в Петрозаводске, по-видимому, у старообрядцев, и хранится ныне в Рукописном отделе Библиотеки АН СССР (РО БАН, 33.10.13, лл. 653об.-656). Рукопись в 694 листа, где находится Повесть, близка по [90] составу к рукописи Государственного литературного музея ⁵. Однако, поскольку в списке БАН имеются иные чтения, очевидно, что он не восходит непосредственно к списку Литературного музея.

Сюжет Повести таков: русские казаки, освободив Москву, разрушают козни бояр, домогающихся власти, и вопреки их желанию добиваются воцарения М. Ф. Романова. Согласно Утвержденной грамоте 1613 г., избрание Романова было единодушным: сына митрополита Филарета поддержали не только члены Земского собора, но и все население России, которое "яко едиными усты" требовало утверждения его кандидатуры ⁶. Эту официальную версию, как отметил С. Ф. Платонов, "усвоили себе и все (известные ему. – Авт.) русские литературные сказания XVII века ⁷.

Но и в этих сочинениях проскальзывают свидетельства о социально-политической борьбе, которая предшествовала окончательному решению Земского собора ⁸. Гораздо больше сообщают об обстановке в Москве в конце 1612 – начале 1613 г. и ходе предвыборной борьбы агентурные донесения и расспросные речи пленных и других выходцев из России, сохранившиеся в польских и шведских архивах. Сопоставление этих источников с Повестью позволяет оценить достоверность и значение заключенного в ней исторического материала.

Сохранились разноречивые данные о численности казачества и дворянства в освобожденной русской столице в 1612-1613 годах. Наиболее раннее свидетельство принадлежит новгородскому сыну боярскому И. Философову, захваченному поляками в бою под Москвой в конце ноября 1612 года. Он показал, что дворян в Москве осталось "тысячи с две", в то время как остальные разъехались по своим поместьям; казаков – 4,5 тыс. и стрельцов – "с тысячу человек". Ввиду такого соотношения сил, по словам Философова, "казаки бояром и дворяном сильны, делают, что хотят ⁹. Новгородский посол Б. Дубровский, выехавший из Москвы в Новгород в середине декабря 1612 г., считает, что число казаков в Москве было не менее 11 тыс., а дворян – не более 4 тысяч ¹⁰. Лифляндский дворянин Г. Брюнно, который отправился в Новгород из Москвы в конце января 1613 г., сообщил шведскому полководцу Я. Делагарди, что казаков "под Москвою до 6000 ¹¹. А. А. Семин недавно предпринял попытку определить размеры казачьего войска в Москве на основании разрядных документов: суммировав данные о числе казаков в отрядах, выступивших против поляков и шведов после избрания царем М. Ф. Романова, он определяет его минимальную численность в 6 тыс. человек ¹².

Известно, что молодые казаки ("товарищи", или "чуры") составляли в то [91] время значительную часть казачьего войска. Между тем в приказных документах, в том числе и разрядных, они не учитывались и жалованья не получали. Таким образом, если принять число взрослых казаков в 4-6 тыс., общая численность всех казаков в объединенном ополчении могла превышать 10 тыс. человек. Одно представляется несомненным: казаков в Москве после ее освобождения и во время работы Земского собора было значительно больше, чем дворян. И хотя в Повести их численность сильно завышена (40 тыс.), преобладание казаков над дворянами показано в ней четко, а бытовые подробности об обстановке в Москве (казаки ходили на базар группами по 10-30 человек) обнаруживают живые впечатления современника.

К концу 1612 – началу 1613 г. относятся первые сведения о кандидатах на русский престол. Русские купцы, прибывшие из Москвы в Новгород 10 февраля 1613 г., сообщили, что бояре отклонили на Земском соборе (вероятно, имеется в виду первое заседание 7 января) выдвинутую казаками кандидатуру Михаила Романова и остаются сторонниками шведского герцога Карла Филиппа ¹³. Похожую версию находим в донесении Г. Брюнно: казаки последовательно выдвинули трех кандидатов – кн. Д. Т. Трубецкого, М. Ф. Романова и кн. Д. М. Черкасского, но все они были отвергнуты боярами, выступавшими за герцога Карла Филиппа ¹⁴. Г. А. Замятин считал кандидатуру кабардинского князя Д. М. Черкасского случайной; однако в настоящее время известно, что в 1618 г. мятежные казаки просили прислать к ним в качестве воеводы наряду с Д. М. Пожарским и Д. М. Черкасского ¹⁵. Это свидетельствует о популярности последнего в казачьей среде.

В конце 1612 г. после новой попытки Сигизмунда III захватить Москву и выступлений казачества сотрудничавшие с интервентами члены боярского правительства бежали в Ярославль, "потому что боялись, – по словам Г. Брюнно, – чтобы казаки не причинили им какого-нибудь насилия ¹⁶. Между тем уже на первом заседании Земского собора кандидатуры некоторых из них, кажется, были названы. Шведский писатель Ф. И. Страленберг, опубликовавший свое сочинение в Стокгольме в 1730 г., основываясь на не дошедших до нас источниках, сообщает, что первоначально на соборе большинство голосов получили князья Голицын, Шуйский и Воротынский ¹⁷. Возможно, именно к первому соборному заседанию относится список боярских кандидатов в цари, помещенный в Повести и существенно дополняющий данные других источников. Четверо из них (бояре кн. Ф. И. Мстиславский, занимавший, как и его отец, первое место в Думе, кн. И. М. Воротынский, один из последних удельных князей, Ф. И. Шереметев и брат митрополита Филарета И. Н. Романов) находились с поляками в Москве в 1611-1612 гг. и, несомненно, в глазах казаков и многих других участников ополчения и жителей Москвы были изменниками. Стольник кн. И. Б. Черкасский, сын боярина и близкий родственник Романовых, с оружием в руках выступил вместе с поляками против Первого ополчения и был взят в плен в бою под Владимиром в феврале 1611 года ¹⁸. Его кандидатура также не могла быть популярна среди участников освободительного движения. Д. Т. Трубецкой, потомок литовских великих князей, и Д. М. Пожарский являлись во время проведения Собора формальными правителями страны. Наконец, стольник П. И. Пронский, происходивший из рода великих князей Рязанских, был одним из сравнительно немногих представителей высшей знати во Втором ополчении.

Таким образом, список претендентов на престол, обозначенный в Повести, [92] представляется достоверным. В нем мы находим, с одной стороны, видных деятелей московского боярского правительства, с другой – земского освободительного движения, причем некоторые лица (Трубецкой, Воротынский, Пожарский) упоминаются как возможные кандидаты на избрание и в других источниках. Так, дворянин Л. Суминв 1635 г. в пылу ссоры сказал,что "Дмитрий Пожарский воцарялся, и стало ему в двадцать тысяч ¹⁹. О какой-то приписке на рукописи, из которой явствовало, что кандидатура Трубецкого обсуждалась на Земском соборе, сообщил Н. И. Костомарову А. Ф. Бычков ²⁰. Непосредственно за перечислением кандидатов на царство в Повести следует красочное описание пиров, которые полтора месяца устраивал для казаков Д. Т. Трубецкой, надеясь на их поддержку. И здесь бросается в глаза интересное совпадение: ровно столько времени прошло с первого (7 января) до заключительного (21 февраля) заседания избирательного собора.

Рассказ о жребии, который хотели бросить, чтобы решить, кто из претендентов будет царем, представляется на первый взгляд литературным вымыслом. Однако достоверно известно, что даже если выбор царя путем жребия и не обсуждался серьезно на Земском соборе, то во всяком случае разговоры о таком решении вопроса велись в Москве в 1613 году. Захваченные шведами в плен 17 июня 1614 г. стольник И. И. Чепчугов, московский дворянин Н. Е. Пушкин и романовский дворянин Ф. Р. Дуров показали в Новгороде, что "некоторые говорили, что надо... бросить жребий между тремя лицами: князем Дмитрием Трубецким, князем Иваном Голицыным и Михаилом Романовым ²¹. 7 февраля 1613 г. работа Земского собора была прервана на две недели. Возможно, к этому перерыву и относится рассказ Повести о приходе казаков к крутицкому митрополиту Ионе, исполнявшему обязанности хранителя патриархии, с требованием ускорить царское избрание. Не исключено, однако, что выступление имело место еще до соборного заседания 7 февраля, на котором было решено провести окончательные выборы через две недели. На то, что такое решение могло быть принято под давлением казаков, справедливо указывал Г. А. Замятин ²².

Показание Повести об остром столкновении казаков и бояр во время окончательных выборов 21 февраля 1613 г. полностью подтверждается расспросными речами И. И. Чепчугова, Н. Е. Пушкина и Ф. Р. Дурова: по их словам, во время заседания Земского собора казаки и чернь ворвались в Кремль и набросились с ругательствами на членов боярской думы, обвиняя их в том, что те не выбирают царя потому, чтобы властвовать самим. Казаки будто бы повторили боярам легенду о том, что царь Федор Иванович, умирая, завещал престол Федору Никитичу Романову; в свою очередь, бояре, в том числе родственники Михаила Федоровича, ссылались на молодость казачьего кандидата и его отсутствие в Москве. Они пытались еще раз отложить выборы, но "казаки и чернь не отходили от Кремля, пока дума и земские чины в тот же день не присягнули ему ²³. Совпадение с Повестью здесь настолько поразительно, что можно было бы подозревать использование ее автором показаний русских пленных, если бы они не были опубликованы по шведской рукописи уже в нашем столетии.

Разумеется, сторонниками М. Ф. Романова были не одни казаки. Его поддерживали влиятельная боярская группировка и определенная часть городового дворянства. По словам новгородца И. Калитина, на стороне Михаила Федоровича выступали И. Н. Романов, кн. Б. М. Лыков, кн. Б. М. Салтыков; в то время как его противниками были князья Д. Т. Трубецкой, Д. М. Пожарский, Ф. И. Мстиславский, И. С. Куракин, И. Б. Черкасский ²⁴. По-видимому, сторонники М. Ф. Романова вели [93] успешную агитацию среди казаков и посадского населения Москвы, воспользовавшись, в частности, легендой о завещании царя Федора. С предвыборной борьбой связаны, вероятно, и некоторые пожалования казакам в период собора. В частности, атаман Ф. Максимов получил право на четвертное жалование за день до избрания Михаила Федоровича – 20 февраля 1613 года ²⁵.

Есть мнение, что политическая борьба на Земском соборе нашла отражение в Утвержденной грамоте: в 1616 г. сторонники Романовых будто бы совершили "подлог", изменили текст грамоты и поставили на ее обороте свои подписи выше подписей родовитых представителей аристократии. "Трудно себе представить, – пишет А. А. Семин, – чтобы, например, такой родовитый боярин, как И. С. Куракин, поставил свою подпись после Д. М. Пожарского ²⁶ (неясно, почему Пожарский причислен к сторонникам Романова). При этом автор исходит из ошибочного предположения, что подписи в Утвержденной грамоте должны были располагаться в местническом порядке. Между тем, нами обнаружена грамота Земского собора в Кольский острог от конца февраля 1613 г., в которой подпись Д. М. Пожарского стоит выше подписей бояр И. С. Куракина, Б. М. Лыкова и Ф. И. Шереметева ²⁷. Возможно, позднейшее изменение текста Утвержденной грамоты и имело место, но связано оно было, по-видимому, не с борьбой боярских группировок, а с угрозой вторжения в Россию польского королевича Владислава, все еще претендовавшего на русский престол. Что касается дважды повторенного в Повести известия об отказе казаков уйти из Москвы до избрания царя, то его точность доказывает найденная недавно грамота Земского собора казанскому дьяку Н. М. Шульгину: "А без государя ратные люди, дворяня и дети боярские, и атаманы и казаки, и всякие ратные люди, на черкас и на Ивашка Заруцкого итти не хотели ²⁸.

О причинах популярности Михаила Романова в казачьей среде уже высказывались обоснованные суждения ²⁹. Он был сыном "тушинского" патриарха Филарета, а именно в лагере Лжедмитрия II формировалось казачье войско, пришедшее в 1611 г. под Москву ("тушинцами" были и другие казачьи кандидаты – князья Д. Т. Трубецкой и Д. М. Черкасский). В литературе указывалось и на родственную связь М. Ф. Романова со старой династией, которую сменил Борис Годунов. Наконец, Михаил Федорович не был скомпрометирован сотрудничеством с интервентами, как многие другие представители аристократии. В поддержке Михаила Романова воплотилась столь популярная в ту пору среди народных масс, включая казаков (и повстанцев вообще), идея "доброго царя", который, как они надеялись, будет проводить иную политику, чем враждебный им дворянский царь Годунов и ставленник боярства Шуйский. По справедливому замечанию акад. Л. В. Черепнина, "те острые разногласия по вопросу о кандидате на царство, которые выявились на соборе 1613 г., были результатом не только противоречий между отдельными общественно-политическими группировками внутри господствующего класса, но и классовой борьбы... Казаки и городской плебс добивались удобного для них царя ³⁰. Автор Повести как раз и преследует цель показать, что Михаил Романов является долгожданным "добрым царем", избранным казаками вопреки сопротивлению "злых" бояр.

Повесть о Земском соборе хорошо вписывается в круг известных к настоящему времени источников о событиях в Москве в конце 1612 – начале 1613 года. Большинство содержащихся в ней фактических сведений в той или иной степени находит подтверждение в документах, достоверность которых не вызывает сомнений. В то же время по сравнению с ними Повесть сохранила много важных подробностей об обстановке в Москве в период Земского собора, предшествовавшей избранию царя социально-политической и классовой борьбе, претендентах на престол из среды русской [94] аристократии, выступлениях казаков в поддержку кандидатуры М. Ф. Романова. С находкой Повести обстоятельства избрания Михаила Романова рисуются следующим образом. До самого последнего соборного заседания, как и предполагал Г. А. Замятин, у участников Земского собора не было единодушия в вопросе о кандидате на царство. Помимо М. Ф. Романова, назывались и другие представители боярства и освободительного движения; некоторые из них, например, Д. Т. Трубецкой, вели активную агитацию в свою пользу. Делались попытки отложить решение вопроса, тем более что делегации некоторых городов, в том числе казанцы, и первый по рангу иерарх русской церкви казанский митрополит Ефрем так и не появились в Москве до окончания собора. И только под сильным давлением казаков и посадских людей 21 февраля 1613 г. состоялось "царское обиранье".

Автор Повести – несомненно современник описываемых событий, и притом хорошо информированный, создавший свое произведение скорее всего в 1613 году. Известная упрощенность в изображении хода Земского собора объясняется острой публицистической антибоярской направленностью сочинения. Автор принадлежал, вероятно, к посадским людям или близким к ним социальным слоям, а может быть, и сам торговал с казаками на московском базаре. Об этом свидетельствует и поименование Романовых князьями, невозможное для представителя господствующего класса. Известно, что многие москвичи после мартовского восстания 1611 г. и пожара Москвы вступили в ополчение. Некоторые из них, как и жители других городов, после освобождения Москвы вернулись к прежним занятиям. Среди них был, вероятнее всего, и автор Повести. Он пишет о казаках с явным сочувствием, но уже со стороны. Возможно, Повесть является частью более обширного сочинения. Это редкий и в то же время яркий памятник народной литературы, а также ценный исторический источник.

В основу публикации нами положен список из фондов Государственного литературного музея (далее обозначен буквой "Л"). Варианты приводятся по списку из фондов Библиотеки АН СССР (далее обозначен буквой "А"). Заголовок дан публикаторами. Вступительная статья написана А. Л. Станиславским. Б. Н. Морозову принадлежит описание рукописи "Л". Текст Повести подготовили к печати А. Л. Станиславский и Б. Н. Морозов.

Текст воспроизведен по изданию: Повесть о земском соборе 1613 г. // Вопросы истории, № 5. 1985