ВОССТАНИЕ В ХОЛМОГОРАХ В 1608 г.

После подавления осенью 1607 г. восстания Болотникова классовая борьба в Русском государстве продолжалась. Одному из эпизодов классовой борьбы того периода — восстанию в Холмогорах в январе 1608 г. — мы и посвящаем настоящую заметку.

Хотя источник, повествующий о данном событии, и был давно известен в исторической литературе, однако он не обратил на себя должного внимания. Достаточно сказать, что в специальном исследовании И. С. Шепелева, посвященном истории классовой и освободительной борьбы в Русском государстве в 1608 — 1610 гг., о восстании в Холмогорах в январе 1608 г. совсем не упоминается. А между тем источники позволяют не только выяснить причины и ход восстания, но и его социальную направленность.

Одним из источников для изучения этого события является Двинский летописец, в разных списках которого известие о восстании читается в двух редакциях — краткой и пространной.

Краткая редакция представляет собой летописную запись и гласит:

«В 116-ом после Ивана Чепчугова был на Движе воеводою Иван Васильевич Милюков Гусь да дьяк Илья Ельчанин, и на Двине тот от двинян гилем посажен в воду генваря в 10 день. А сидел в тюрьме прежде смерти три дни» ¹.

В пространной редакции это событие под тем же 116-м годом изложено более обстоятельно и с очень важными дополнениями ². Согласно ей, восстание холмогорцев было направлено не только против дьяка, но и против воеводы, также заключенного двинянами в тюрьму. Воевода избежал участи дьяка лишь в результате некоего чуда — заступничества иконы владимирской богородицы Черногорского монастыря. Указание пространной редакции на чудо позволяет установить ее источник — им было «Сказание о иконе пресвятой богородицы и присно девы Марии, иже владимирская наречется, в Двинском уезде на реце Пенеги в Черной горе и о начале монастыря того», составленное, по мнению В.О. Ключевского, в середине XVII в. ³. В это [214] сказание включено под пятым номером чудо об избавлении двинского воеводы от народной мести ⁴. Так как пятое «Чудо» содержит важные данные о восстании холмогорцев в 1608 г. и далеко не полностью опубликовано в указанных изданиях Двинского летописца, мы считаем целесообразным привести его здесь целиком ⁵.

Чудо пятое

Ниже сие молчанию предати достойно есть. Бысть убо в Двинской области, иже Холмогоры наричутся, в начальном месте тоя Двинския области воевода именем Иоанн Васильевич Милюков, прислан с Москвы от царя и великаго князя Василия Иоанновича всеа России правления ради страны тоя. Егда же грех ради наших бысть тогда великое нестроение в царствующем граде Москве и яко овцы неимуще пастыря везде бо бяше велие смятение от начальствующих даже и до последних, и повсюду мятежи велики бяху и междоусобие. Такожде и в сей Двинстей области начальствующих крамолы воздвигоша тогда: на епарха и на архиграфоса. И всадиша их в темницу и стражи к ним приставите. По мале же архиграфоса того именем Илию Уварова осудивше на смерть и в воде угопиша. Такожде и епарха того хотяху осудити на смерть глаголюще: яко неправедно судиши и ина многа зла износяще на нь, яко уже и скончати хотяху яже о нем. Вельми же ужасеся он о сем и неведый что сотворити, не имея бо ни от кого помощи себе, понеже бо вси уклонишася вкупе и непотребни быши. Сице же ему ожидающу смерти и прииде к нему отец его духовный иерей именем Феодор, иже имя веру в монастырь пресвятыя богородицы в Черную гору. Поведает воеводе о чудесех бывающих от святыя иконы пресвятыя богородицы, иже в Черной горе и глаголя ему: аще начнеши веру имети ко пресвятей богородицы в Черную гору, веси яко избавити тя имать бог от напасти сея. Он же с радостью обещася неотложно веру имети ко пресвятей богородице в Черную гору, веси яко избавити тя имать бог ко святому месту тому. И всю нощь моляшеся пресвятей богородице. И обие на утрии многомятежный народ в тихость преложися милостью и молитвами пречистыя богородицы. Иже прежде яко лвы рыкающе, ныне же кротцы, яко овцы приидоша, [215] моляще его, глаголаху: яко да идет по обычаю своему в судилище и управляет их, яко же и прежде. Видев же воевода скорое пременение народа и пречистыя богородицы быстрое заступление абие прослави бога и пречистую богородицу и многая слезы от радости испущаше о избавлении своем. Таже вопрошает, аще кто есть от монахов честныя обители тоя ту. Обрете же ся на Холмогорах монах Иона. Он же призвав его к себе и поведа ему милость и заступление пречистыя богородицы, бывшую к нему, и посылает с монахом тем потребная мнастырю тому книги и воск и паволоки и сребро на церковное строение, обеща же ся и до смерти своея имети веру монастырю тому пресвятыя богородицы в Черную гору» ⁶.

Хотя автор «Сказания» неизвестен, на основе анализа текста можно, однако, установить, что это был церковник, местный житель и один из участников строительства первой церкви Красногорского монастыря в 1603 г., так как, говоря о чудесном звоне, определившем место церкви, он замечает: «мы же дивихомся о чудеси том». По мнению В.О. Ключевского, автор был иноком Красногорского монастыря. В подтверждение этого мнения можно выдвинуть одно косвенное доказательство: сочинитель употребляет иногда греческие слова (воеводу называет епархом, дьяка — архиграфосом), знание которых, конечно было естественно скорей всего для образованного монаха. То, что сочинитель был местным жителем, объясняет ту точность, с которой он описывает топографию монастыря, безошибочно называет десятки населенных пунктов по реке Пинеге, правильно определяет расстояние между ними и т. д. Связь сочинителя «Сказания» с данным районом, устанавливаемая для 1603 г. по тексту «Сказания», позволяет предполагать осведомленность автора о двинских событиях вообще и о событиях в Холмогорах в частности, в том числе и о январских событиях 1608 г. Был ли сам сочинитель «Сказания» в эти дни в Холмогорах, неизвестно, но из текста видно, что один из старцев Черногорского монастыря — Иона — находился тогда в городе и явился к освобожденному воеводе, чтобы принять от него подарки. Следовательно, он был очевидцем восстания двинян и мог дать информацию о событиях.

Все сказанное о неизвестном авторе позволяет предположить, что фактическая сторона его рассказа (мы, естественно, отбрасываем фантастику чуда) может соответствовать действительности.

Автор обладал большим историческим чутьем. Это видно хотя бы из того, что восстание двинян против приказной администрации он связывает с общей исторической обстановкой в Русском государстве в 1607-1608 гг. Что его характеристика обстановки, данная в первой части «Сказания», относится именно к этому периоду (а не к более раннему — времени Лжедмитрия I или более позднему — Лжедмитрия II), ясно из интерпретации им тогдашних событий как социальной борьбы. «Великое нестроение в царствующем граде Москве», повсеместные «мятежи» и «междоусобия» он рассматривает как борьбу всех слоев общества «от начальствующих даже и до последних». Автор имеет здесь в виду восстание Болотникова и последующие события, охватившие большую часть страны, докатившиеся до стен Москвы, ставшие «смятением» и «мятежом» «повсюду». Проводя аналогию между событиями в центре государства и мятежом двинян, автор тем самым подчеркивал социальный характер борьбы в Холмогорах, вылившейся в стихийное восстание горожан против приказной администрации. [216]

Выступление холмогорцев в 1608 г. против воеводы, конечно, не является случайным, а обусловлено всем ходом классовой борьбы в этом районе.

Обстановка на севере Русского государства была достаточно напряженной, когда вторично в 1607 г.. должность двинского воеводы занял Иван Васильевич Милюков ⁷, а должность дьяка при нем — Илья Иванович Уваров Ельчанин.

Крестьянская война на юге и в центре государства всколыхнула черносошное крестьянство Двинской области. Оно активно выступает против представителей царской администрации, сопротивляется попыткам феодалов захватить крестьянские земли, а когда захват уже произошел — ведет борьбу за освобождение от феодалов-захватчиков. Ярким примером антифеодальной борьбы является борьба крестьян Елецкого стана Двинского уезда против крупнейшего феодала Севера — Антониево-Сийского монастыря. Это было, вероятно, одно из первых и наиболее важных дел, с которым Столкнулись вновь назначенные воевода Милюков и дьяк Уваров. Не вдаваясь в описание всех перипетий борьбы, так как они достаточно освещены в исторической литературе ⁸, укажем только на ту роль, которую играла в этом деле воеводская администрация, стремившаяся всеми средствами защитить феодалов от поднявшихся на борьбу крестьян. Так, когда в 1607 г. крестьяне, протестуя против увеличения феодальных поборов и повинностей в пользу монастыря, предъявили воеводе старые платежницы (расписки в уплате оброков и даней монастырю), из которых было видно, что раньше крестьяне платили значительно меньше, то воевода Милюков и дьяк Уваров отняли расписки у крестьян «норовя тому игумену и старцам по посулом, тех им отписей не отдали» ⁹. Выходит, чтобы лишить крестьян документов, обличающих грабитель ский характер монастырской эксплуатации, воевода допустил акт прямого произвола. Сговор воеводской администрации с монастырем очевиден и на последующем этапе борьбы, когда крестьяне, обратившись к центральному правительству, добились царской грамоты (вероятно, в сентябре 1607 г.) об отписании их от монастыря ¹⁰. Но эта грамота не имела никакого действия на Двине, она была буквально схоронена воеводой и разыскана лишь через 40 лет — в 1648 г. ¹¹.

Такой произвол был допущен воеводой, конечно, по соглашению с монастырем, надеявшимся изменить решение, что и было достигнуто игуменом Ионой после специального челобития царю. Царская грамота от 7 декабря 1607 г. уже, наоборот, закрепляет крестьян за монастырем и предписывает воеводе самым решительным образом подавлять любое [217] крестьянское неповиновение, заключать крестьян в тюрьму, наказывать их батогами, докладывать правительству и т. д. Трудно предположить, чтобы воеводская администрация, усмиряя крестьян, не воспользовалась этими предписаниями. О сугубой жестокости воеводы Милюкова находим свидетельство еще в одном (четвертом) «Чуде» из того же сказания о владимирской иконе Красногорского монастыря. В этом «Чуде» сообщается о расправе епарха (т. е. воеводы Милюкова) с неким Михаилом Воргой, жителем одной из соседних с монастырем деревень, за то, что он поносил «глаголы хульными» «место свято», т. е. монастырь. Воевода заточил Воргу в тюрьму, пытал его, мучил и осудил на смерть ¹². Если учесть, что монастырь только что основывался и в 1606 г. получил по царской грамоте Черную гору на оброк ¹³, то выступление Ворги вполне аналогично обычным выступлениям крестьян против обоснования в их местности нового феодала, от которого крестьяне не могли ждать ничего хорошего. Согласно «Сказанию», Ворга был спасен благодаря чуду.

Так действовала царская администрация на Двине, используя обман и ложь, допуская жестокость и открытый произвол, в самый канун восстания в Холмогорах в январе 1608 г. Обвинение холмогорцев, предъявленное воеводе Милюкову, что он неправедно судит и много зла творит, показывает, что произвол воеводской власти затрагивал не только крестьян, но и горожан. В. Крестинин, говоря о причинах возмущения, особо подчеркивает «злодейство» и «неумеренное лихоимство» дьяка Уварова. Это подтверждается и приведенными выше показаниями крестьян о посулах, которые брали дьяк и воевода.

Восстание произошло в городе Холмогорах «начальном месте тоя Двинския области», как отмечено в публикуемом «Сказании». Несмотря на строительство Архангельска, в начале XVII в. Холмогоры еще не утратили своего значения как важный торговый центр. Однако, как и другие северные города, Холмогоры были тесно связаны с уездом. Город и уезд на Севере, по заключению М. М. Богословского, были обычно «однородны по составу населения, представляли из себя единое целое в юридическом, административном и хозяйственном отношениях» ¹⁴. Поэтому насилие воеводской администрации даже над отдельными группами населения часто вызывало отпор всего уезда. Конечно, специфические интересы торгово-посадского населения Холмогор (около 500 дворов) ¹⁵ также нарушались бесконтрольной властью воевод, так как создавали всякие помехи их деятельности.

Восстание началось 7 января 1608 г. Восставшие посадили в тюрьму воеводу Милюкова и дьяка Уварова. После трехдневного заключения дьяка казнили — утопили в реке, воевода же через шесть дней был освобожден восставшими и возвращен к своей должности. Вот внешний ход восстания, как он представляется источниками — публикуемым здесь отрывком из «Сказания» и Двинским летописцем. Более тщательный анализ источников, однако, позволяет отметить некоторые черты внутреннего процесса, происходившего в восставшем городе. Очень вероятно, что восстание было на первой стадии всеобщим и единодушным. После свержения воеводской власти управление в [218] городе перешло в руки восставших. В каких формах — неясно, но суд над дьяком был произведен народом, и казнь его совершена публично «гилем», т. е. всем народом. В эти дни от воеводы все отвернулись «не имея бо ни от кого помощи себе, понеже бо вси уклонившася вкупе и непотребни быши», — замечает «Сказание». Перелом в настроении восставших наступил после казни дьяка. Вероятно, какая-то часть горожан выступила против расправы с воеводой. Это можно заключить из того места «Сказания», где говорится, что в тюрьму к воеводе явился священник Федор и стал увещевать его поверить в икону. Вполне возможно допустить, что церковники вели в городе агитацию в пользу воеводы, говорили о его раскаянии, о его вере в икону, т. е. фабриковали чудо. Опасение, что казнь воеводы вызовет тяжелые репрессии со стороны правительства, тоже, конечно, сдерживало энергию восставших. Да и вообще подобный спад восстания после очевидного успеха (чем в данном случае явилась казнь наиболее ненавистного представителя администрации — дьяка) довольно обычное явление в истории городских восстаний XVI-XVII вв. Так было и в Холмогорах. Милюков был спасен и оставался воеводой по крайней мере до апреля 1609 г. ¹⁶.

Хотя такой источник, как «Сказание о чуде», и не дает полной картины восстания в Холмогорах, сопоставление его с документами классовой борьбы того района в рассматриваемый период позволяет характеризовать это восстание как антифеодальное.

Комментарии:

1. Эта запись имеется в большинстве доступных нам списков Двинского летописца: БАН, 1.4.12, л. 13 (список XVII в.); 45.13.17, л. 15 (список XVIII в.); Архангельское собрание, д. 572 (список XVIII в.); 16.17.26, л. 10 (список 1827 г.); ЛОИИ, Собрание Археографической комиссии, № 32, ч. II, л. 9 об. (список XIX в.), а также в печатном издании Двинского летописца — «Опыт трудов Вольного российского собрания при Московском университете», ч. I, М., 1774, стр. 132-133.

2. ДРВ, изд. 2, ч. XVIII, М. 1791, стр. 17-18.

3. В. О. Ключевский, Древнерусские жития святых как исторический источник, М.. 1871, стр. 332.

4. Впервые на это «Сказание» указал Василий Крестинин. В своей истории города Холмогор, описывая расправу двинян с дьяком за «неумеренное его лихоимство», Крестинин отмечал, что к лихоимству «и воевода был не неучастен», и ссылался на «чудо V, в рукописной книге о чудесах от иконы грузинския пресвятые богородицы, монастыря Красногорского при Пинеге реке» (В. Крестинин, Начертание истории города Холмогор, СПб., 1790, стр. 31). Крестинин ошибочно приписывает чудо иконе грузинской богородицы, в действительности чудо пятое о спасении воеводы «Сказание» относится к иконе владимирской богородицы, находившейся в Черногорском — позднее Красногорском — монастыре со времени его основания. Грузинская же икона, согласно особому о ней сказанию, принесена была в монастырь лишь в 1629 г. Мнение В. Крестинина полностью повторил (и его ошибку относительно грузинской иконы) Кузьма Молчанов в «Описании Архангельской губернии...» (СПб., 1813, стр. 131). Рассказ о чудесном избавлении двинского воеводы приводится и в многочисленных церковных описаниях Красногорского монастыря (см. Макарий, Историческое описание Красногорского монастыря, — «Чтения ОИДР», 1880, кн. 3, стр. 31). Довольно точно «Сказание о Владимирской иконе Красногорского монастыря» изложено в статье по поводу трехсотлетия ее «объявления» в «Архангельских епархиальных ведомостях» (1903, №4, стр. 105-116).

5. Сборник (БАН, Архангельское собрание, д. 368), из которого мы заимствовали этот текст, относится к концу XVII в. и содержит, наряду со сказаниями о владимирской и грузинской иконах, службу грузинской иконе, составленную Федором Поликарповым по заданию архиепископа холмогорского и устюжского Афанасия.

6. БАН, Архангельское собрание, д. 368, лл. 47 об.-49 об.

7. По данным Двинского летописца, И. В. Милюков был воеводой на Двине в первый раз в конце XVI в. Точной даты вступления Милюкова вторично на двинское воеводство в источниках нет. А. Барсуков указывает 1608 г. как первый год воеводства Милюкова (А. Барсуков, Списки городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского государства XVII столетия, СПб., 1902, стр. 63). Однако это не совсем точно. Имеется грамота от 6 декабря 1607 г. на имя Милюкова уже как двинского воеводы («Исторический архив», кн. 1, 1936, стр. 36). Некоторые данные позволяют предполагать, что и воевода и дьяк действовали там даже ранее декабря 1607 г. (там же, стр. 42).

8. Н. Чаев, Из истории крестьянской борьбы за землю в вотчинах Антониева-Сийского монастыря в XVII в., — «Исторический архив», кн. 1, стр. 25-65; И. И. Смирнов, Восстание Болотникова, 1606-1607, [М.] 1951, стр. 59-61, 498; И. С. Шепелев, Освободительная и классовая борьба в Русском государстве в 1608-1610 гг., Пятигорск, 1957. стр. 214-216.

9. «Исторический архив», кн. 1, стр. 42.

10. Там же, стр. 41.

11. Там же, стр. 49.

12. БАН, Архангельское собрание, д. 368, л. 47: «Ради крамолы яту быти от епарха страны тоя и всажен в темницу и мучен бысть крепко потом же на смерть осужден».

13. АИ, т. II, СПб., 1841, № 72.

14. М. М. Богословский, Земское самоуправление на Русском севере в XVII в., М. 1909, стр. 126.

15. По данным М. М. Богословского, в 1622-1624 гг. в Холмогорах было 473 двора (там же, Приложение, стр. 66).

16. АИ, т. II, № 190.

© текст - Копанев А. И. 1962
© сетевая версия - Тhietmar. 2011
© OCR - sagittario. 2001
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ИВЛ. 1962