ДОПОЛНЕНИЯ

ПИСЬМА ИЗ ОСАЖДЕННОГО СМОЛЕНСКА

Письма из осажденного Смоленска в лагерь М. В. Скопина-Шуйского, рассказывающие о трудностях осадной жизни людей различного социального положения, опубликованы в труднодоступном сейчас издании — ДАИ (т. I, № 231).

ПИСЬМА СМОЛЕНСКИМ ДВОРЯНАМ В ЛАГЕРЬ М. В. СКОПИНА-ШУЙСКОГО ИЗ ОСАЖДЕННОГО СМОЛЕНСКА

Государю моему Михаилу Филиповичю жена твоя, Огафья, с детми челом бьют.

Буди, государь Михаила Филипович, покровен от господа бога десницою и богом храним, и буди, государь мой свет, здрав на многия лета, а нам бы, слышечи твое государево здравье, о бозе радоватца. Жадни мы очей твоих видеть, аки слеп свету. А пожалуешь, государь, похошь про нас ведать, и мы, государь, в бедности в Смоленске в осаде одва чють живы, да сидим заперты четыре недели, за неделю Дмитровай суботы. А пожалуй, государь, нас, прости меня с детми за очи, каково што станетца. А хлеба, государь, нонешняго с обеих поместей яравого ничево не увезли, воры не дали, а и ржи, государь, посеяли девять четвертей в Худкове, а в Лосеве две четверти. А живата в осад не увели нисколка, потому что корму нет, толка конь голубой да кобылица. А людей со мною в осаде: Сидорка без жены, да Орлова жена сама третья, да Ломсуева дочь. А Тимоха, наш человек, из осады от меня сбежал, а прежа того бежал от меня и, пришед ко мне, выкрал конь голубой да кобылицу. И мы его на дваре у задних ворот изымали с лошадми. Посадила была его в житцу, и вскоре мы побежали в осад, и без меня люди и крестьяне его опрастались, а он им верился. И он бежал из осады, снес кое-што платья обиходного. А в поместьях наших животы наши, и статки, и люди, и крестьяне — все [90] поиманы. Да сестры твои, дал бог, здорова. А мы тебе, государю своему, мало пишем, да много челом бием до лица земнаго.

На обороте надпись: “Дать ся грамотка Михаилу Филипову, сыну Неелову. А от тебя конь дошол, да в деревне”.

От Марьи Григорьевны детем моим, Михаилу Романовичу да Павлу Стефановичю, от меня вам поклон. Как вас бог милует? Я ж здесе за свой грех адва жива, а сидим в асаде. Король пришол под Смоленск, бьет по городу и по хоромом день и нощь. И мы себе не чаем живота, и будем и мы помром, и вас бог простит. А дамашнем житьи не ведаем, а Третьякова жена и с детми со мною. И мы в осаде сели да Покрова за две недели.

Государю моему Михайлу Романовичю семьишка твоя Крутка с детми много челом бью. Буди, государь, здрав на многая лета, и мне бы, твоего государева здравия слышав, радоватися и очи твои в радости видети, И пожалуешь, государь, про нас похошь ведати, и мы, за грех своей, адва живы седим в осаде, а дамашнем житьи не ведаю. А сели, государь, в асад душею да телом. А крестьян я не ведаю, нивесть живы, не ведаю, а живота собою не ввезла ничего. Ярья, государь, никоторая не жата. Да пиши, государь Михаиле Романович, матушки, чтобы меня не покинула. Аз тебе, своему государю, мало пишу, много челом бью, а ржи с собою не везла.

На обороте надпись: “Отдати грамотка в полки Михаилу Дивову или Павлу Самарину, смольяном”.

Текст воспроизведен по изданию: Повесть о победах московского государства. Москва. Наука. 1982