Откуда родом была св. великая княгиня русская Ольга?

О роде супруги Игоревой великой княгини Ольги, бессмертной в нашей истории по многим отношениям, до сих пор не сказано было еще ничего решительного.

М. П. Погодин.

Прочтя вопрос, поставленный в заглавии нашей статьи, некоторые скажут: да разве на этот вопрос не даст утвердительного ответа наша первоначальная (Несторова) летопись, где под 903 годом читаем следующее: «Игореви же возраст-шю и хождаше по Олзе, и слушаше его. И приведоша ему жену от Плескова» (вариант от Пскова) 1. Вслед за летописью то же повторяет проложное (краткое) житие св. Ольги, говоря: «Ольга родом Плесковитяныня». Не оспаривая летописного сказания о рождении св. Ольги в Плескове, нельзя, однако, им удовлетвориться, зная, что в начале X столетия был лишь один Плесков, город в Болгарии, по свидетельству Кодина 2 [216] построенный Константином Великим близь Преславы, ныне Эски-стамбул (Шафарик, т. II, кн. 1, стр. 361), тогда как о существовании русского Плескова, отождествляемого летописью со Псковом, нет никаких письменных свидетельств.

Нынешний Псков (если он, действительно, имеет какое-либо отношение к древнему Плескову), по всем соображениям, мог быть построен разве при Ольге, во время ее поездки по Новгородской области, в память ее родного города Плескова. Предположение это имеет опору в свидетельстве первоначальной летописи; легенда же «о Выбутской веси», как известно, принадлежит к циклу местных легенд позднейшего времени, когда св. Ольга уже сделалась героинею народных сказок. В XVІ веке появилось в русской письменности пространное житие св. Ольги (Степенная книга, 1, 6), в котором говорится утвердительно (как будто это было уже доказано), что св. Ольгу... «произведе Плесковская страна, иже от области Царствия Русские земли (ясно, что здесь разумеется Псковская страна) от веси, именуемые Выбутской, близь предел Немеческие власти жителей, от языка Варяжска, от рода ни княжеска и ни вельможеска, но от простых людей»; но говорится все это голословно, без всяких ссылок на какое-либо письменное свидетельство, на основании местных преданий, ни кем и ничем не проверенных. Житие это приписывается (по надписанию на одном из списков) известному Сильвестру иерею, сперва Новгородскому, а потом Московскому.

Такое бездоказательное мнение о месте родины св. Ольги, однако-же, было принято последующими писателями русской истории, без всяких возражений, единственно, как надо полагать, потому, что доселе не имелось в виду ни одного письменного свидетельства о том, чтобы до написания упомянутого выше пространного жития, т. е. до XVI столетия, существовало у наших предков иное мнение об этом предмете, поясняющее или дополняющее сказание о сем нашей первоначальной летописи.

Занимаясь описанием рукописей покойного графа А. С. Уварова, в прошлом году я нашел, в одном историческом сборнике второй половины XV века, отрывок из древнего [217] летописца (который по своему содержанию может быть назван Владимирским), где описываются в сжатом виде события русской истории с 862 по 1174 год (до смерти в. кн. Андрея Боголюбского). Неизвестный составитель этого летописца (начинающегося родословием русских князей до 1490 г.) в изложении событий следует, очевидно, указаниям нашей первоначальной летописи, но заметно уклоняется от повторения всех легендарных сказаний, встречающихся на первых годах оной, а местами делает весьма дельные и любопытные дополнения и пояснения некоторых мест своего главного источника.

Таково именно и пояснение его, относящееся к тому месту первоначальной летописи, где говорится о месте родины св. Ольги. Вместо дословного повторения записи первоначальной летописи под 903 г., что Олег взял своему воспитаннику и сроднику Игорю жену из Плескова, именем Ольгу, летописец XV века пишет: «Игоря же (Олег) жени в Болгарех, поят за него княжну именем Олгу. И бе мудра велми». (Далее следует описание похода Олега на Царьград).

Итак, вот письменное свидетельство, идущее из XV века, о том, что еще до написания пространного жития св. Ольги (в XVI веке), и прибавим в Новгородской области, русский летописец во Владимирской области знал, что св. Ольга была родом из Болгарии и происходила не из поселянок, а была болгарская княжна. А из этого уже само собою истекает заключение, что под Плесковым первоначального летописца он имел причины разуметь не Псков, а тот древний болгарский город Плесков, который был основан, как упоминается выше, Константином Великим.

Если же нынешний Псков и назывался в древности Плесковым, то не потому, чтобы он был родиною св. Ольги, а разве потому, что он был основан по воле св. Ольги и назван Плесковым в честь ее родного города в Болгарии, в память родам родов о посещении великою княгинею правительницею Руси, Новгородской области.

При этом предположении, находящем себе опору и в местных преданиях, пожалуй, нет ничего недостоверного в [218] летописном известии, что сани Ольги хранились в Плескове еще во время написания летописи, т. е. в XII веке 3.

А народное чувство плесковитян в ту эпоху, когда св. Ольга сделалась героинею народных легенд, в память благодеяний княгини, пользуясь тождеством своего названия с действительною родиною Ольги, для возвеличения своего родного города, конечно, не затруднилось перенести на него прерогативу древнего Плескова, прославив свой родной Псков — в легендах и песнях, как настоящую родину св. княгини.

Заметим, однако, что того места первоначальной летописи, в котором говорится о хождении Ольги в Новгородскую область и оканчивается замечанием, что «сани Ольги стоят в Плескове даже до сего дне» — нет в Переяславском летописце, составленном, как видно, по Киевской летописи в начале XIII века (дошедшей до нас в списке XV века). Из этого можно заключить, что вышеупомянутого места в первоначальной летописи (написанной в XII веке) тоже не было, а что оно (если не все, то конец оного) есть вставка в летопись из местных преданий Новгородско-псковской области, появившаяся не ранее XIV века, когда Ольга (спустя более 300 лет после кончины) уже сделалась героинею народных легенд. А меж тем на этой-то именно вставке только и основывается заключение о тождестве нынешнего Пскова с летописным Плесковым. Этого места не находится также и в приведенном нами ниже отрывке из Владимирской летописи, основанном на Киевской летописи, но, также как Переяславская, самостоятельной, ибо сочинитель оной тщательно уклоняется от повторения всего легендарного.

Но как бы то ни было (то есть вставлено ли место летописи о санях Ольги, указывающее на тождество нынешнего Пскова с Плесковым, в первоначальную нашу летопись в XII, или гораздо позже, т. е. в конце XIV века), для затронутого нами вопроса о месте рождения св. Ольги достаточно и того свидетельства, что еще в XV веке наши летописцы не [219] из Новгородско-Псковской, а из срединной Руси, на основании, конечно, письменных свидетельств, им известных, знали, что святая Ольга была родом из Болгарии и из рода княжеского, не отвергая, впрочем, того сказания первоначальной летописи, в котором Ольга значится родом из Плескова. А что Плесков был древний город в Болгарии, ничего общего с нашим Псковом не имеющий, они могли знать это из вышеуказанного нами славянского источника (перевод летописи Манассии XIV века).

Вообще ясно, что мнение относительно родины св. Ольги до самого XVI века, в котором явилось пространное житие (написанное, как известно, в Новгороде иереем Сильверстом), куда бездоказательно вошли местные легендарные предания о св. Ольге, не было общепринятым в нашей древней письменности.

А для убеждения в том, что летописец XV века сделал, как вышеприведенное, так и прочие свои пояснения и дополнения в первоначальной летописи, не голословно, а на основании других старых летописцев, до нас не дошедших, стоит лишь внимательно прочесть весь этот отрывок сокращенной его летописи, для чего мы и помещаем оный в приложении в настоящей статье.

Признав же, согласно со свидетельством летописца XV-го века, болгарское происхождение Ольги, мы получаем через то иное более достоверное и целесообразное освещение важнейшего из событий нашей древней истории: принятия ею христианской веры; при чем, хотя отрывочные, но достаточно определенные известия о ее духовном наставнике и спутнике в Царьград, болгарском пресвитере мнихе (иеромонахе) Григории, приобретают полную достоверность и наводят на многие заключения.

Болгарский пресвитер-монах Григорий, бывший сотрудник болгарского царя-книголюбца Симеона, муж просвещенный, переводчик двух греческих хроник: Георгия Амартола 4 и [220] Иоанна Малалы, оставивший Болгарию, по смерти Симеона, и очутившийся при дворе русской княгини Ольги, — личность, доселе не вполне выясненная. Теперь-же, когда сделалось известным о болгарском происхождении Ольги, появление при языческом дворе Ольги болгарского пресвитера-мниха, сделавшегося главным наставником ее в христианстве, а вероятно и внешней политике, — поясняет очень многое, казавшееся доселе неясным в ее действиях.

Пресвитер-мних Григорий сопровождал Ольгу в ее поездке в Царьград, и здесь, как муж просвещенный и знакомый с языком и обычаями греков и церемониями византийского Двора, был ей не только полезен, но, можно сказать, и необходим 5. Император Константин Багрянородный, описывая прием Ольги при его дворе, вовсе умалчивает о ее крещении; поэтому некоторые и полагают, что Ольга была тайной христианкой еще до своей поездки в Царьград, куда она, по нашему мнению, и ездила не для крещения, а чтобы утвердить свое великое дело принятия христианства и получить от Византии то, что сия последняя давала правителям ее родины — Болгарии, «Цесарское венчание».

Желание Ольги не исполнилось: она получила от цесаря лишь титул архонтиссы, а не царицы. Таков, по нашему мнению, настоящий смысл летописной легенды (см. летопись [221] по Лаврентьевскому списку, изд. 1872 г., стр. 59). Самая иносказательная форма понадобилась летописцу, кажется, для того, чтобы скрыть неудачу Ольги 6, представив ее, в угоду народному преданию, столь мудрою, что она съумела «переклюкать Цесаря». Как известно, Константин Багрянородный в своем описании приема Ольги упоминает и о ее духовнике, пресвитере Григории, присутствие которого при великой княгине, как легко догадаться, было не по вкусу грекам. А что «папас Григорий», упоминаемый Константином Багрянородным, и болгарский пресвитер Григорий-мних, сотрудник болгарского царя Симеона-книголюбца, есть одно и то-же лицо, это доказано весьма обстоятельно в сочинении князя М. Оболенского «Несколько слов о первоначальной русской летописи» (Москва, 1870 г.).

Болгарское происхождение великой княгини Ольги бросает совершенно иной свет на отношение воинственного сына ее Святослава к соплеменной ему Болгарии; не столь удивительными покажутся теперь и слова Святослава, обращенные им к своей дружине относительно Переяславца: «не хощу жити в Киеве, а в Переяславце (Болгарском), ту бо среда земли моея»... и проч. Очевидно, что Святослав, как болгарин по матери, пламенно желал владеть этою страною не по слепой охоте к завоеваниям и добыче, а потому, что полагал себя имеющим на нее более прав, чем византийцы 7. Планы Святослава не сбылись. Промысл Божий, готовя тогдашнюю Русь к иным высшим целям, для которых необходим был надолго мир с греками (тогда как начатая Святославом тяжба с ними за Болгарию, наоборот, повела бы к долговременной вражде), не [222] допустил Святослава-язычника осуществить свои желания. Дело, начатое мудрою Ольгою, суждено было довершить мудрому внуку ее Владимиру 8. Он, говоря словами летописца XV века (см. в приложении),

«яко мудр и смысл имея велик, поча испытовати о верех, и слыша греческую веру, яко свещу на свещнице, и верова во Христа Бога истинного... крестися сам в Корсуни, и крести все множество людии в Киеве» (988 года).

Это приснопамятное событие перенесло центр тяжести всей нравственной и политической жизни русского государства на восток, в область православной церкви.

В нынешнем 1888 году исполнится ровно 900 лет со времени крещения Руси св. Владимиром. Еще не все исторические веди, намеченные его державною рукою, пройдены святою Русью. Думы о сем невольно приводят на память слова нашего вещего поэта:

Еще лежит на небе мгла,
Еще густа ночная тьма,
Но жив Господь — Он знает срок,
И выйдет утро на восток!

Архимандрит Леонид.

Июнь 1888 г.
Тр.-Серг. лавра. [223]


Приложение.

Отрывок древнего русского летописца (Владимирского) второй половины XV века

(862-1174 год).

Летописец Русския земля:

В лето 63 (862) приидоша Русь, Словены, Чюдь, Лопь, Кривичи к Варягом, и спросиша себе у них властелей, и збрашася три брата с роды своими: Рюрик, Синеус, Трувор. Рюрик же седе на княжение в Новегороде, в великом, а Синеус на Белеозере, Трувор же в Изборсце. И по мале оумре Синеоус и Трувор; Рюрик же роди Игоря, а сам умре (ум. 879), и приказа княжение и сына своего Олгу сродичю своему. Игорь же бысть мал еще. Сей же Олег (879-912) приде из Новагорода, дали и оброки оуставливая и всяк ряд, и прииде к Смоленску и от Смоленска поиде съды водою, и пришед Киеви и оуби два князя Асколда и Дира, и начать княжити в Киеве с Игорем.

Игоря же жени в Болгарех, поят за него княжну именем Олгу. И бысть мудра велми. Сей же Олег ходил в Цариграду в кораблех; они же оубояшеся, и дата ему дани и оброки устави, и от тех мест прозвася Киевское княженье. Той бе Олег велик и страшен и грозен вельми был, понеже многи земли приведе ко граду Киевоу, и умре от коневы главы: из соухи кости выник змиа и оужали его в ногоу (ум. 912).

По нем нача княжити Игорь и воева Деревскую землю, рекше Литвоу. Иде пакы тамо в мале дружине и оубьен бысть от Древлянь (ум. 945), и остася у него сын Святослав велми детеск. Княгини же его Олга с сыном своим (945-955) мсти кровь моужа своего, и князя оуби Мала именем и всю Литвоу высече. Сия же великая княгиня Олга прият крещение от царя и Патриарха (955) и наречена бысть Елена.

И начат княжити Святослав (955-972) нарицаемы легкый: воз по собе не возяше, ни повар, ни постель, но ики пардус скакаш? со многою легкостью и бится с греки оу Царяграда в единой десяти тысящах со стом тысяща, и победи их и имяше на Царяграде дань и ходя на Казары, убен бысть от п?ченег в порозех (ум. 972), печенежски же князь именем Редега окова лоб Святослава и написа круг его так: «чюжих ища и своя погуби, и пияше им».

Святослав же роди три сыны: Олга, Ярополка, Владимера. Ярополк же [224] бится со Олгом близ града, и побеж Олег в град и теснящимся на мосту и свалися в ров и тамо оумре. Владимир же оубив Ярополъка на роте в граде Родне. Се же бысть первое братоубиение в роусьских князех. Нача княжити Владимер (980-1015) и бяше мудр и смысл имея велик, поча испытовати о верех, и слыша Греческоую вероу, яко свещоу на свещнице, и верови во Христа Бога истинаго, и поя за себе Царевну Анну, сестроу Царя Василья и Константина. От сея же роди Бориса и Глеба, а от Рогнеды княгини роди Ярослава, Ижеслава, Мьстислава, Всеволода, а от Ярополчи жены роди: Святополка, Вышеслава, Изяслава, а от иные княгыни роди: Святослава, Судислава, Станислава, Позвизда. Яко же крестися сам в Корсуни (988) и крести все множество люди в Киеве, приде из Царя-града Митрополит Леон, и даст Владимир церкви, от всего своего живота десятое, и оуряди весь оустав в Киеве.

__________________________

Примечание. Летописец, как видно из «Родословца», которым он начинается в рукописи, написан в княженье великого князя Иоанна III Васильевича (1462-1505), при жизни сына его Ивана Ивановича Младого (ум. 1490).

Некоторые из событий времени, объемлемого этим летописцем, описаны отлично от повести временных лет, и представляют варианты, замечательные для историка, как отголосок народных преданий, — таковы, например: происхождение великой княгини Ольги из Болгарии, название Деревской земли Литвою (двукратно повторенное) и прозвание великого князя Святослава «легким», зане, яко пардус скакаше, и надпись, сделанная печенежским князем на чаше из черепа Святослава.

В летописце обращено особое внимание на город Владимир и его святыни, почему мы и полагаем, что это отрывок Владимирского летописца, и прибавим — отрывок весьма любопытный. — Арх. Л.


Комментарии

1. Вариант этот в Лаврентьевском списке (1377 г.) едва ли может быть приписан Нестору. Скорее он принадлежит писцу XIV века, которому название Псков было известно лучше, чем Плесков, а это показывает, что уже в XIV веке последнее сделалось книжным, уступив место первому, народному — Псков. Переписчику Лаврентьевского списка не мудрено было и не разобрать неизвестного слова, ибо подлинник, с которого он списывал, как известно, был «ветшан».

2. Есть и болгарское свидетельство о Плескове. Это заметка переводчика XIV века летописи Манассии в синодальном списке (№ 38), где против описания болгарских событий в царствование царей Василия и Константина (976-1028) на полях написано по болгарски: «съи Василии црь разби Самоило Царь Блъгаром во дващи (двукратно) и преях Бдин (Виддин), Плискя (Плесков), велнкы Пряслав и малыи и прочяя грады». — Арх. Л.

3. «Иде Вольга Новогороду и оустави по Мьсте повосты (погосты) и дани, и по Лузе оброки и дани; ловища ее суть по всей земли, знаменья и места и повосты. И сани ее стоят в Плескове и до сего дни» (Несторова летопись, стр. 31).

4. В древнейшем доселе известном у нас списке хроник Георгия Амартола (бывший Троицкой, ныне в библиотеке московской духовной академии) XIII века с лицевыми изображениями есть изображение Спасителя, седящего на престоле, а на подножии престола есть почти незаметная и мельчайшая надпись: «многогрешный раб Божий прозвитер Григорий». В Переславском летописце, напечатанном князем М. Оболенским (Москва, 1851 года) замечено, что в Несторовой выписке из хроники Георгия Амартола сказано: «яко-же Григорий рече в летописаньи», кн. М. Оболенский догадывается посему, что болгарский перевод хроники Георгия Амартола принадлежит тому же презвитеру Григорию, который, как известно, перевел хронику Иоанна Малалы. Догадка его, на основании открытой нами надписи, оказывается справедливою.

5. Что наша великая княгиня, предупрежденная кем-то подробно о всем, что ее там ожидает, держала себя при пышном и гордом византийском Дворе вполне с достоинством, подобающем ее сану, — очевидно, это доказывает рассказ самого императора Константина Багрянородного, где, между прочим, читаем: «Великая княгиня изволила стоять в стороне до тех пор, пока прочие княжеские особы не введены были церемониймейстером, и не поклонилась (как они) императрице до земли. После того, наклонив немного голову, села она на тон же месте, где стояла». (Известия византийских историков, в 4-х частях, Стриттера. Спб., 1770-1774 г.). — Арх. Л.

6. А что Ольга вернулась из Царяграда не совсем довольная гордым приемом ее при цесарском дворе, об этом свидетельствует та-же летопись, приводя ее ответ цесарским послам: «Скажите, что я пришлю ему дары и военную помощь, когда он постоит у меня в Почайне столько, сколько я стояла в Суде (в Золотом Роге»).

7. Кто вероятнее болгарского пресвитера Григория мог внушить Святославу мысль завоевать Болгарию не для греков, а для себя? Григорий оставил Болгарию, по смерти Симеона, когда Болгария начала уже клониться к упадку и многие признаки указывали близкий конец ее. Чего не удалось Святославу, то сделали греки. Покорение Болгарии, начатое имп. Цимисхием, довершено имп. Василием Болгаробийцею в 1018 году. — Арх. Л.

8. Заметим, что «ключница» Ольги, Малуша, от которой Святослав имел Владимира, была также, по всем соображениям, болгарка. Самое имя Малуша звучит чисто по славянски, даже Погодин не решился искать происхождение его от какого либо норманского корня. Да и Ольга, вероятно, до замужества носила какое либо славянское имя, а Ольгою названа, как полагают, в честь Олега, сродича и опекуна ее мужа Игоря. — Арх. Л.

Текст воспроизведен по изданию:Откуда родом была св. великая княгиня русская Ольга? // Русская старина, № 7. 1888

© текст - Архимандрит Леонид. 1888
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Андреев-Попович И. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1888