VII. Продолжение Путешествия и Журнала Посланника Избраннедеса.

О состоянии и обычаях Китайского Дворца впредь упоминая, а при сем сообщаю краткое описание Дворца и трона Болдыхана.

Дворец четвероугольного создания; длина оного противу ширины вдвое распространяется, вышина мне показалася восемь сажен. Оной из кирпичей состроен, и жолтыми черепицами, фернисом украшенными, покрытой; кровля сверьху со всех сторон резною каменною работою в фигурах львов, драконов и протчих зверей изображенного украшения, и в являющихся спереди оного строения небольших окошках бумажные окончины вставлены; у дверей большой залы каменной крылец с несколькими ступенями, и в средине оного апартамента двои двери состроены, а всяких по вызолоченому дереву корона резной работы является. Вышина помянутой залы до кровли распространяется, а стены досками убиты, которые разными дорогими цветами, а местами и золотом и лаком покрытые, и оная зала на двенатцати больших вызолоченых столбах резной работы основана; длина залы была около тритцати аршин, около десяти сажен, а на полу ковры по Татарскому были насланы, в которых [388] разные ветви и протчие украшения в ткании являлись.

Трон на краю залы к востоку супротив больших ворот поставлен был, и спереди оного пошли две лесницы, всякая в шести ступенях состоящая, и по обеим сторонам оных перила приделанные и так богато вызолочены были, что мне, из какой материи они созданы, подлинно узнать было не возможно; и оные сказали, яко бы оные перила из золота, и оные будто из серебра сделаны, токмо они были чеканной работы и хорошего мастерства; по правой и левой стороне трона таковыеж лесницы перилами же снабденные явились. Трон в фигуре алтаря изображен был и с двумя полуворотами, которые наклонившися сошлись вместе; кресло вышиною от трона на три фута; оное место черными соболями украшено было, и Балдыхан на нем сидел ноги под собою накрест. Балдыхану тогда от роду около пятидесяти лет было; лицо у него явилось широкое рябое, глаза большие черные, нос горбоватой, бороду он не пустил, но токмо черные висящие усы; платья на нем было токмо камчатной камзол каришневого цвету, и темно лазоревой отласной кафтан, горностаями подбитой; около шеи четки из больших корольков висели, которые до грудей являлись; голова шапкою покрыта была с собольим отворотом, а [389] на шапке кисть из красного шолку, палимажьи и павлиные перья назади загнуты были; волосы у него были плетеные и в одну косу по спине висели, сапоги бархатные: токмо во всем его наряде ни золота, ниже алмазов не явилось. Собрание хорошим порядком расположено и никакого шуму слышано не было, понеже все афицеры молчав на землю глядели.

На другой день приехали два Мандарина, от Балдыхана присланнные, и за ними пятьдесят лошадей, которые мне объявили, что, буде я намерен город смотреть, то Балдыхан приказал меня по всем местам, куда я пожелаю, провожать. Приняв такую честь с благодарением, сел на лошадь и поехал с помянутыми господами в Шубург и загородной дом, которой великого и высокого создания был; на дворе в средине помянутого создания большой деревянной театрум состроен был разной работы, и хорошими цветами украшен, на котором Камендианты обыкновенно за деньги играют около помянутого театрума изрядно галерия сделана была, в которой Мандарин мне и всем моим служителям место показал; во оной галерии подчивали нас того часу чаем и тарасином, и притом богатой обед приуготовлен для нас был; а пока мы кушали, комедии играли; в интермедиях оной являлись алыршики, которые [390] компанию разными удивительными действиями поворотливости своей увеселили, из стаканов с такою скоростию, как у Европейцов бывает, фрукты, живые птицы и другие фигуры, каковые кто захочет, показывали; а между ими явился некто, которой по верьху палки, которую он в руках держал, стеклянной шар, величиною с человеческую главу, беспрестанно вертел, и бросая оной вверх палкою, опять доставал, и паки по прежнему вертел. По окончании комедии принесли бомбусовую трость, длиною семи сажен, которую шесть человек, поставя в средине театра, прямо держали; молодец девятилетной вдруг вскочил, и ухватя помянутую трость зубами и ногами, влез до самого верьху оной яко обезьяна, лег на брюхо и вертелся долговремянно из обеих сторон яко вертушка; потом встав вдруг, оперса на трость одною рукою, а ноги вверьх, и пребывая малое время в таком действии, другой раз поднялся и всплеская трижды руками, паки на трость стал, и таким же порядком с оной слез долой, так как он и вошел. Комедия была изрядная и Балдыханские Камендианты оную играли, которые шелковые и золотом покрытые платья часто переменяли, и всегда одно другова богатее было; тем действом предъявили триумфу Китайского эроа, которого Балдыхана и языческие их бози сами [391] торжествовали, которые на театр выходили; лица их зело украшены были, а между главными действами танцовали, и некакие забавные штучки представляли; между протчими явились две молодые девки в богатом уборе, махальники в руках держащие, которые стояли на плечах у человека, где оные движились и вертелись по музыке, и с такою легостию и поворотливостию, якобы на театре были; да два молотца в гарликинских платьях гостиками были, которые таким же порядком действуют, как у Европейцов гарликины, и очень забавны. Когда все окончилось, благодарил я господам Мардаринам и воротился домой.

Тогож дня Балдыхан поехал на охоту за баранами, о чем выше упомянуто; но токмо по прошествии нескольких дней изволил оттудова возвратитца.

Тунгут Дариссамба звал меня уженать; я приехал к нему, и по некоторому разговору у него в спальне, он взял меня за руку, повел в лутчей ево дому апартамент, где разные столы поставлены, и шелковыми золотами, богато вышитыми парчами окружены и покрыты были, и по краям оных столов стояли посуды с Китайскими цветами, которые они из шелку делают и настоящими красками так хорошо красят и пестрят, что оные с натуральными распознать не возможно, и между [392] протчими увидел я цветок темнокармазинного цвету, которой совершенной красоты был, а летом натуральные цветки вместо таких сделанных употребляют, и оное украшение мне очень приятно показалось. У всякого стола по самому краю серебреной канфор поставлен был, в котором дорогое дерево, называемое Каламби курилось, и весь апартамент благовонным духом наполнен; вкруг оной залы, где упомянутой банкет приуготовлен был, показывались разные большие и маленькие деревянные фигуры резной работы самого хорошего мастерства, которые богато вызолочены были; во всем апартаменте только два стула имелись, вместе поставленные, а имянно один для Даркамба, а другой для меня, которые оба барсами и бобрами покрыты были, а Мандарины и протчие гости ниже на коврах сидели.

Тогда всяк на своем месте сел; принесли всякому большую кумку чаю, в котором ядра Греческих и протчих орехов были, да притом железную лошку подали для кушания помянутых фруктов, которые такоже, как и чай, очень хорошева вкусу были; потом в агатовых кумках хорошие вотки поднесли, а по краям столов между тем большие посуды с жареным в куски разрезанным мясом, наполненные пирамидами; расстовали оные посуды разными древами, и всякими вделанными цветками обложены, [393] токмо для одного виду поставлены были; скоро после того принесли шесть больших мис с поливками, и с вареным мясом, и с рыбами; потом еще разные пирамиды следовали, а на конце множество фарфоровых посуд с разными Китайскими фруктами и конфитурами наполненных на стол ставили, которых фруктов дух и вкус красоту их еще превосходил.

Супротив столов богатой украшенной театрум состроен был, на котором во время оного банкета Китайскую комедию играли, да притом же пением и танцованием компанию увеселяли.

Молодцы, которые танцовали, в девичьих платьях наряжены были, от которых припевы слаткого голоса и при игрании на дутке со удивительною лехкостию и скоростию движились; в руках махальники держали, которыми приятным образом действовали; платье на них богатое было и очень хорошо; при том сожительница и дочь Дариамбы показались у дверей, которые по углу залы до половины растворены были, стоящие, и по царскому, в богатом наряде. Такой приятной банкет продолжился чрез три часа, по прошествии которого я просил опрощении и поехал домой. Несколько дней потом Китайского Государства Каммер-Презыдент, называемой Шилой, желал меня у себя в доме угостить, звал; я приехал к нему, он меня славно [394] принял, и в большую богатыми парчами уборную залу ввел, которые апартаменты у всех знатных Китайцов находятца; по трем углам упомянутой залы три стола из белого мрамора, разными черными натуральными жилками фигурами украшенные, на ножках, из Индейского дерева сделанных, стояли, и на помянутых других столах и на других разных мраморных, из тогож Индейского дерева на ношках, высокие серебреные посуды с сделанными разных колеров цветками и с натуральными весьма сходными наполненные поставлены были; а потом оного апартамента на каменных столбах хорошей Архитектор и богатыми красками покрытыми основан; стены досками резной работы убиты, и пол червчатой работы был; по правой и левой сторонам большие окошки сделаны, чрез которые разные холмы, травами покрытые, и рощи, подле которых многие маленькие речки шли, видеть было можно, и во время банкета супротив столов изрядным порятком балет танцовали.

По окончании банкета помянутой Президент приказал мне лошадь подвесть, и провожал меня в ряды, где удивительное множество серебра, золота, алмазов, сукон и шелковых парчей продавалось; оттудова поехал он со мною в Балдыханскую аптеку, которую я очень жестоко смотрел; тогда Директор или управитель оной аптеки, подчивал нас [395] того часу чаем, и показал нам потом разные корени, и лекарственные травы и протчие к приготовлению лекарств вещи, и толковал нам их свойство; между тем разные люди пришли с рецептами Китайских лекарей, которые почитай таким порятком написаны были, как и у Европейских Докторов водится. Из аптеки проводил Мандарин меня в алмазную лавку, где я некоторые вещи торговал, и оттудова пошли в сад, в котором разные цветки и деревцы увидел, про которых в Европе не знают; он мне также показал большую стеклянную и водою наполненную посуду, в которой маленькие рыбы длиною на перст ходили и с шелухами, которые якобы самым чистым золотом вызолоченные показывались, у которых тело под шелухами видеть было можно, как самого лутчего кармазинного цвету.

По выходе из саду реченной Презыдент вел меня по всем рынкам города: у всякой лавки большая доска веситца, на которой имя купца и разные товары, которыми он торгует, большими литерами написано. Рыба, которая на особливом рынке продается всегда живая, в таких больших чанах находится, кои нарочно для такой потребы на помянутом рынке сделаны; а из рыбы большой находится угри, раки, сазаны и воденые змеи, которые Китайцы едят; [396] на другом рынке только дичину и дикие звери продают, и во оном находили мы елени и еленьи самки, зайцы, фазаны, ряпчики и тетери.

Генвяря 7 дня к вечеру зачался в городе Пенинге праздник, которой чрез три недели продолжался, и которой повсягодно торжествуют, а имянно, когда первой месяц в году родится. Он был объявлен звоном большого дворцового колокола, через пушечную пальбу и боем некоторых барабанов, которые токмо при службе идолов употребляютца. По такому сигналу звук везде ракетами, шлагами, и с фузейною стрельбою воззвенело, с которыми всякой обыватель по возможности радости своей оказательство предъявил. Мечети Ламасами, или идольскими попами, наполнены были, и изо всех стороне, окроме барабанных боев, трубочного играния и радостного кричания слышно не было. Такой шум продолжался на другой день по полуночи до десятого часу; и тогда зачели с церемониею по улицам ходить, а имянно: собранных несколько тысяч человек людей по оным явилось, из которых иные в барабан били, иные в трубы играли, и обще таким громогласным шумом уши заглушили. Перед фрунтом в средине и в замке оного собрания ходили Ламисы и чернецы, которые носили хоругови и с образы идолов, кои в страшных и прямых диявольских [397] фигурах изображенные были; иные около духовенства шли и с кадилами, и все считали пальцами большими четки, которые у них до земли высились. Такой праздник торжествовался чрез три дни, и во время оного лавки все заперты и всякие торги под великим штрафом запрещены были. Протчие дни праздника разными увеселениями и гуляньем препровождали: по улицам явилось множество женского полу, из которых иные на ослах ездили, иные в одноколках гуляли, которые одноколки большими шелковыми занавесами окружены были и во оных только спереди прорез видеть было, а в запятках множество служителей стояли, кои на разных инструментах играли, и оный из домов выходили в богатом уборе и с трубками во рте. Во всем Китайском Государстве токмо в одной Пенингской провинции женщинам позволяется показываться, и такой обычай и в столичном городе еще не очень укреплен; понеже во оном почитай все Татара живут, и Китайского роду фамилии принуждены были в слободах и около стены ретироваться, где оные особливыми рынками и всякими потребностьми снабдены.

По прошествии такого праздника через несколько дней Балдыхан прислал ко мне двух Мандаринов объявить, чтоб я на другой день за два часа до свету ко Дворцу приехал; понеже Его Величество [398] намерен меня к общей аудиенции допустить. И на другой день еще до того назначенное времяни за час пришли ко мне три Мандарина, дабы меня ко Дворцу провожать, с которыми я верьхом до тех пор доехал, где с лошадей слезти надлежит; оттудова шедши пешком через три двора, вступили в четвертой, где таким же порядком, как первой раз, через множество Афицеров, которые в церемониальных своих платьях меня ждали, принят был; и помянутые Афицеры подчивали меня некоторым кофеом, которого они по утрам пьют, вареной суп как из бобов подобно. Когда рассвело, посадили меня между двумя знатнейшими Мандаринами у дверей залы, в которой трон состроен был, а протчие Мандарины сели на дворе на коврах по правой и левой стороне Дворца, всяк по своему рангу. Погодя с полчаса слышно было, что Балдыхан идет, пред которым музыка шла, которая на дутках и лютнах играла. Трон против первого инако построен явился; ибо с верьху до низу желтым камчатым покрывалом покрыт, и над троном по обеим сторонам нарочно на высоких местах два большие барабана вышиною на полтретьи сажени поставлены были, вызолоченые, чеканной работы. Когда Балдыхан сел, то некоторой Герольд по его приказу пришел к дверям оной зады, [399] и некоторые слова промолвил громким гласом, и потом шедши на двор, где Мандарины сидели, кричал трожды: поклонитеся до земли; что помянутые Афицеры трожды и учинили. По исправлении сего колокола купно с барабанами и лутчими из некоих труб (в которые три человека со всею силою трубят) зашумели; и под таким звоном и шумом два из больших и из знатнейших Китайцов, которые от Балдыхана присланы были, взяв меня за руку, повели от того места, где я был, расстоянием от трона на осьми саженях, на другое место, которое только на три сажени от трона отдаленное было, где меня промежду двумя Князями государства Татарской природы посадили. Тогож часу дворцовым большим колоколом звонили и притом в барабаны били, которые по обеим сторонам трона стояли, и всякой удар во оной барабан так стукнут, якобы кто из пистолета выстрелил; в дутки играли и в трубы, о которых выше сего упомянуто; девять раз разными переменами трубили, а потом меня просили, чтоб я на полу сел; где принесли тогож кофею, которого я, будучи на дворе пил; выпив кофею, исполнял должность порученной мне коммисии, и отдал поклон; потом Балдыхан, сошедши с трона, пошел.

Гвардия Китайского Балдыхана от самого трона до средины четвертого [400] двора по обеим сторонам распоряжена была в красных Китайских платьях; шляпы на них были маленькие с плюмажами желтыми, которой цвет Дворцовые носят; ониж были великими палашами снабдены и в руках держали шифованные копии, поверьху которых небольшие вымпелы полоскались. На помянутом четвертом дворе было восемь белых лошадей Балдыхана для парады; и на третьем дворе были для такой же потребы три слона чрезвычайной величины, из которых один белой был. Помянутые три слона большими шелковыми покрывалами, золотом богато вышитыми, покрыты были; узды на них были серебреные вызолоченые, и убор их везде вызолоченым серебром резной работы украшен был. Всякой слон носил на спине небольшую деревянную позолоченую башню резной же работы, в которых по осьми человек людей свободно уместитца можно было; на помянутом же дворе еще множество колясок на двух колесах и Балдыханских носилок явилось, которые все желтою камкою выбиты были; також множество барабанов и медных чанов находилось, кои при церемониях своих и в службе идолов употребляют. Коляска Балдыхана, в которую слон запряжен был, ждала меня до выходу из Кремля для отвозу, и десять человек людей с обеих сторон оного зверя [401] большими веревками, к узде привязанными, держали, а один человек сидел на шее с железным крюком, в руках держащим, которым он ево вел; и хотя помянутой слон только обыкновенным шагом шел, однакож реченные люди из всей мочи для достигания ево мусили бежать: чего ради я очень скоро в квартиру свою приехал.

Из церцвы Изуиты звали меня дом их смотреть, что мне по прозьбе моей от Балдыхана позволено, и притом для провожания туда два Мандарина присланы были. Дом упомянутых Изуитов великого создания и большою каменною стеною окружен; приход к ним чрез двои большие ворота по Римскому из четвероугольных каменей состроен; на дворе на левой стороне под сараем два глобуса, один небесной, а другой земной, чрезвычайной величины были; а имянно всякой свыше сажени имеется; вершина церкви хорошей Италианской архитектуры, и во оной окроме протчего мастерства арганы работы отца Томаса Перейры находятся; середина Римского строения, такой же олтарь и везде шпалерами убито, и с картинами и дорогими штуками украшены. Помянутая церковь такое расположение имеет, что две или три тысящи человек людей во оной уместитца могут; на верьху часы бьют. [402]

Прошедши весь дом, реченные отцы повели меня в некоторой апартамент, которой живописным и резным мастерством наполнен был; и подлинно усмотрел я там из обеих мастерств такие штуки, которые весьма совершенные были; потом они меня вдруг в хорошей убранной апартамент проводили, в котором всякие Китайские фигуры и конфитуры приуготовлены были; ренского хорошева довольно было, и мы пили за здравие Христианских областей почитай до полуночи, где я со оными дружелюбными отцами простился.

На другой день приехали ко мне Мандарины, которые мне объявили, что Государь их, Китайской Балдыхан, приказал мне все красоты города показать, по которому извету сел я и с людьми своими на лошадей, и поехали купно с Мандаринами, которые нас в зверинцы проводили, где увидели четырнатцать слонов удивительной величины, между которыми один был белой. Надзиратель над оными показал в присудствии нашем все те штучки, которым они обучены; и удивительно было смотреть, как оные звери по первому слову послушны бывают: они по времяни рыскали как барсы, ржали как лошади, сипели как канарейки, и с таким подобием, чтоб всяк, у которого оные слоны в глазах не были, подлинно были в узнании таких голосов, оглянулся. Иные свыше [403] человеческой силы очень часто в трубу трубили, а наконец того рядом пришли ко мне кланятца, уклонившися прежде на одно колено, и потом на другое, и встав опять таким же порятком. Когда они лягут, то прежде передние ноги протягают, потом задние, и тако брюхом на земле отдыхают. Один из оных зверей, которой еще дикой и упрямой, великими цеплями за ноги прикован был, которые ему не давали тронутца; перед сажелом его глубокая яма выкопана, дабы, ежели грехом оторвался, однакож из стойла не мог выходить, но извернувшись в яму у помянутого слона и у некоторых и других зубы длиною около сажени из рылей видны были. Обыкновенно их пшенною соломою кормят, которая в пучки связанная, и такой пучок они хоботом в рыло кладут. Мандарины притом мне сказывали, что оных зверей с одного Королевства к ним приходит; понеже владеющей во оном государстве Король их повсягодно несколько к Китайскому Балдыхану под образом податей присылает.

По окончании гулянья просил я господ Мандаринов к себе, на что они согласились. Едучи увидел, что супротив ворот знатного некоторого Китайца служитель ево с жирной сабаки кожу содрал; чего ради спросил у Мандаринов: к чему оной служитель то чинит? они мне ответствовали, что он [404] то делает в намерении, чтоб оную сабаку к кушанью приуготовить; да притом меня уведомили, якобы сабачье мясо паче летом холодит и весьма здоровое. Несколько дней после того Дариамба прислал для увеселения ко мне на двор бобра в клетке, да притом алыршиков, которые им по стаканом играют, и таких людей, которые обезьянами и мышами забавные штучки показывают. Мастер над обезьянами положил в средине двора одеяло с разными платьями всех цветов; потом, призвав обезьяны, приказал всякой особливо, чтоб шедши одна такова, а протчие другова цвету платье надели, и потом некоторую харю, которую он ей назначил, имянно взела. Тот ево приказ оные звери без всякого помешательства со удивительною скоростию исполняли, еще же по веревке долговремянно песни хорошие танцовали, но токмо всего забавней было видеть, как две мыши друг друшку сковали и паки расковали; потом, как мастер им повелел, укрепляя маленькую железную цепь к ногам, к шее, и около тела друшка к друшке, и снимая оную паки, и сие постижимою поворотливостию и скоростию.

Обретающиеся в городе Пекинге Изуиты сказали мне, что тому ныне четвертой год, как из некоторого острова Восточного Океана Китайского Балдыхана четырьмя зверями подарили, [405] величиною и образом против лошадей; токмо всякой двумя длинными прямыми и вострыми рогами снабден, и Балдыхан велел им Изуитом оных зверей осмотреть и репортовать: есть ли такие в Европе, или в Индии; на что они по усмотрении тех зверей ответствовали, что не токмо оных от роду нигде не видали, но и подлинно про них не слыхивали. Любопытность моя мною очень возбуждала, чтоб таких зверей видеть; но токмо отдаление места, где оные звери держались, и приготовление ко отшествию не допустило мне такую охоту исполнить.

Между тем просил я у Дариамба, дабы он, когда Китайской Балдыхан подлинно день ко отшествию моему назначить изволит, мне дней за восемь или за десять наперед о том ведомость дал; на которое мое прошение позволено было, и я к назначенному дню, то есть, Февраля к 9 числу, 1694 году, совсем исправился. Имея такую честь, что тогож дня последней раз у Балдыхана за столом кушал, восприял путь свой из города Пенинга при провожании множества знатных Мандаринов и протчих служителей Китайского Государства. Февраля 25 дня приехал в город Галиан.

Не далеко от большой стены и оттудова проехавши Ксанксигарской дистрикт, прибыл в город Наун, пограничное место к большой Татарской [406] степи; и понеже города Аргун, где область Его Царского Величества зачинается, городов по дороге уже никаких не находится, остался я тогож дня в помянутом городе для покупки седел и протчих потребностей. От всей возовой скотины, что мы по прибытии нашем во оной город оставили, чуть восемь сот годных было, а протчие померли, и за неимением фуража охудели. Я не мало обрадовался, что, будучи в Пекинге, такую предосторожность имел, и довольное число верблюдов и мулов покупать велел, где такая скотина дешево покупается. Не надобно же позабыть здесь упоминать, что до города Наун весь мой экипаж на Балдыханском коште по ево велению препровожден был. Марта 22 дня все исправлено было; чего ради я благодарил Мандарина, которой по указу Балдыхана меня провожал, и прося друг у друга из великой дружбы оказательством о прощении, он воротился тогож дня в столичной город Пекинг, а я вступил Марта 26 дня в скучную Татарскую степь.

Шедши степью два дни, приехал в землю Таргасанов по берегу реки Ялы, где фуражу нам уже не стало; понеже прошлогодняя трава вся выжжена, а новая еще не поспела. Между тем получил я ведомость чрез обывателей тех мест, что четыре Мунгальские Танши, и с три [407] тысячи человек Мунгалов по берегам, Цыдуны и Конлары реке стояли и на нас умысл умеют. Благодаря тем, которые мне таким изветом увещали, учредил того часу караул шестьдесят человек конных, с добрыми оружиями снабденных, и с таким приказом, чтоб ночью полатки наши сохраняли. А на другой день, покинув старой тракт, пришли чрез отдаленные дороги на гору, называемую Яло: но токмо, что дале пошли, то меньше фуражу находили, и скотина наша охудела и бессильна стада; ночью гораздо стало мерзнуть и глубоко снег выпал на горе, где мы стояли; однакож, препровождая путь свой, наехали холм, над которым старая трава не вся выжжена была, и на оном остановились, и скотину нашу на такую траву пустили, которая чуть жива была.

По тех месте мы от Мунгалов спаслись, но токмо еще не без опасения находились: чего ради посоветовал с некоторыми своей свиты, дабы подлинно на то согласиться, что иттить ли старым трактом по прежнему, или старатца лутче, чтоб их объехать с одной стороны. Трудность, которую нам по новой дороге не миновать, не мало острашила, а с другой стороны множество неприятелей, которые силою нас далеко превосходили, перепужало, так что по нашему рассуждению за благо изобрели, что итти лутче восточным трактом через [408] незнаемые земли, нежели с неприятелем сразится которой нас сильнея.

Начав помянутой тракт чрез высокую и крепкую гору, тогож часу у нас двенатцать верблюдов и пятнадцать лошадей померло, а отпавшие с голоду так охудели, что такую трудность изнести не могли: и что дале шли, то нам пуще стало; ибо чрез шеснатцать дней, что мы таким одоленным трактом ехали, такова дня не было, чтоб нарочитое число помянутой скотины не пало; понеже оные очень отягчены или от скудной травы, которой мало находили, удовольствоватца невозможно было, увидя такое злоприключение, принуждены были большую дорогу паки сыскать, но токмо, пока оную нашли, не малую утрату еще терпели; ибо чрез два дни шли полями, в которых Мунгалы всю траву зажигали, так что сена на ночь сыскать не льзя было. По прошествии тех двух дней нашли свободную дорогу, по которой еще некоторой остаток травы находили, которою скотину нашу кормили; между тем большая часть из купцов, которые при караване нашем были, без возовой скотины находились, и толикое число верблюдов потеряли, что подлинно бы принуждены были половину товаров своих в степи покинуть, ежели бы, будучи в Пекинге, для всяких случаев скотиною против настоящего числа вдвое на припаслись. [409]

Апреля 15 дня наехали реку, называемую Каклан, которую перешли без труда; понеже вода была мелкая: расстоянием от оной реки на три версты, поставили в овраге, где корму малое дело находили. На другой день, когда приуготовились ехать, увидели из Нардинской стороны большой дым, которой до облаков поднялся; узнавая того часу, что в степе траву зажгли, дабы тем способом потаенным образом приближитца и нечаянно на нас напасть, приказал я в скорости оставшие верблюды и лошади за высокую гору завесть, к которым я для караулу, и дабы их от пожару по возможности сохранить, сто человек людей приставил, а протчие, которые при мне были люди, к бою с неприятелем приуготовил; но токмо по прошествии полчаса, дым с великим пламенем отчасу больше приближается, так скоро и сильным ветром несло, что, забыв строй, только думали, как бы от пожару могли спастись.

Напрасно предлагали старание, чтоб пожар такой унимать, которой от ветру такую силу взял, что скорее мог лагерь наш захватить, и нас принуждал в тех местах ретироватца, по которому сухой травы больше находили, где с великим прискорбием видели, как полатки наши горели; первые двенатцать вспыхнули, погодою сорваны, и везде разнесены были наши тюки и с [410] товарами, все повредило, и четырнатцать человек из каравана нашего так сгорели, что их за мертвых почитали: однакож с таким прилежанием их пользовали, что один из них, родом Персианин, умре; яж сам в немалуюж беду пришел, ибо вознамерился в лагере, докудова возможно, остатца, да насилу до горы дошел, где два из моих служителей меня землею и навозом покрыли, и тем от смерти избавили.

Посланник Китайской, которой не давно пред нами проехал, поднявшись на гору, таким же страхом одержим был: но токмо на том месте, где он обретался, травы не много было, и пламень, которой с такою скоростию силу взял, не мог ево постичь, токмо же лошадиные хвосты захватились.

Столь кратком времяни, что известий пересечь было не возможно, все поля до реки до Идолы выгорели, которая река расстоянием от нас на милю текла, и пожар остановился. Между тем нам без фуражу пробыть было не возможно, чтоб скот свой гладом не поморить, а около нашего лагеря огонь все раззорил; того ради послал проводников, дабы такие места для расставления полаток наших сыскать, где трава находится; но токмо он таких мест не сыскал, которые от показанного пожару могли спастись, и больше как на два дни езды везде трава от тогож [411] пожару выгорела, и столько травы не нашел, чтоб одинажды нашу скотину накормить, и с тем возвратился. Такое неприятное известие нас пуще перепугало, и мы думали, что нам в такой страшной степи подлинно пропасть будет; ибо ежелиб нам, от реки Ландалы возвратясь, тем трактом итти, по которому трава не сожжена, тоб всеконечно Мунгалом в руки попались, которые в тех местах стояли. Однакож, советовав обо всем довольно, за благо рассудили, что лутче через два дни без фуражу быть, нежели неприятелю в руки отдатца, против которых нам, в бедном нашем состоянии и за отлучением Китайцов, уже оборонятца было не возможно.

Покинув оное место, на котором злоба Мунгалов нас удержала, и шедши день весь, погоняя по возможности нашей битых лошадей, наехали к вечеру такую болотную дорогу, что осьмнатцать верблюдов, и дватцать две лошади в грязи там утонули, что и вытащить их никоим образом было не возможно, и принуждены были тут оную скотину покинуть, однакож старались въюки, которые на оной скотине были, сохранять; чего ради чрез всю ночь оные розрезав и на другие раскладывали, которые такою прибавкою так отягчены стали, что чуть с места тронутца могли. [412]

На другой день еще разные болота и несколько высоких гор проехавши, приехали к вечеру к берегу реки Мергены, где небольшое дело фуражу нашли, чем скотину нашу кормили. Мы перешли оную реку, но токмо на другой стороне оной реки поля равным же образом сожжены были, и на всякой час из наших возов скотина пала, а к наивящему нашему нещастию и запасов наших не стало; понеже в караване нашем купцы и казаки вместо запасов товарами верблюдов нагрузили; что же взяли с собою хлеба и садовых овощей небольшое дело, и то все изошло, а от города Аргуна были еще в езде десять дней, и до пришествия в помянутой город без всякого способа находились; но хотя и питались худыми быками, токмо и их было малое число, а путешествующих было много; чего ради с бережью держали, и для того в разные артели разделились. И когда быка убеьют, то во всякую артель по часте мяса отдавал, которою они чрез несколько времяни мусили удовольствоватца, но токмо оные части весьма посредственные были, и принуждены оное мясо еще без хлеба есть, и такую нужду терпели, которую легче в уме изобразить, нежели описать можно.

Маия 18 дня перешли реку Гану, и на другой стороне реки свежую траву нашли; чего ради остановилиль тамо три дни, между которым времянем верблюды [413] наши и лошади в силу пришли; и ежелиб казаки наши и протчие люди в правианте нужды не терпели, чтоб мы им время дали гораздо наестца: оные бедные люди мусили беспрестанно работать, не имея у себя куска хлеба, и мяса так уже умалилось, что насилу можно было довольствоватца: иные питались вареною бычачьею кожею, иные вареную ели кровь, и внутренная скоцкая утроба брошена не была; и я думаю, ежели бы оная алчба еще чрез несколько дней продолжилась, то бы всеконечно лошадей и верблюдов разорвали и сырое мясо, как у Арапов водитца, съели.

Понеже нескольких диких зверей около нашего лагеря показалось, признавал я, что в тамошних местах оных довольное число имелось, и послал того часу несколько добрых стрельцов, дабы по берегу реки за оными гнали, которые в кратком времяни пятьдесят еленев и с самками убили. Оные звери раздавал я алчбу терпящим, которые не терпя, пока мясо оное хотя и не сварилось, всяк взяв свою порцыю, сырую и горячую съели: из чего признавать можно, что алчба неутомлимая, которая из пущих мученей человеку приключаетца; однакож натура человеческая оную без сумнения дале терпеть может, нежели жажду, которая хотя не малое время человеку живот огорчит. [414]

Между тем отправил Дворянина, да при нем восемь человек казаков в Аргун с письмом к Воеводе, дабы он без всякого замедления пожаловал прислал хлеба, муки, быков и баранов; но токмо такой способ скоро ждать нельзя было: того ради нетерпеливость и нужда наша вместе совокупились и дни нам годы показались.

Покинув реку Гану, приближились всегда по возможности к границам. В печали нашей такою надеждою утешались, чтоб едущих из Аргуна с запасами скоро наехать, про которых однакож никакой ведомости не имели; и будучи три дни на дороге, между людей наших такие жалостные плачи произошли, что смотря на них сердце болело; и хотя из диких зверей еще некоторые части остались, однакож таким малым делом множество алчущих удовольствовать было не возможно, а от денег пользы никакой в то время не имели, пребываючи в степи, где за богатство всех путешествующих ни одного куска хлеба достать было не возможно. И в таком нужном случае алчбу всякими вымышленными способами утолить старались; но токмо старание наше (почитай недействительно было, и мы отчаялись. Тогда шедши из горы реку увидели, в которой удивительное множество рыб, якобы судьбами Божиими нарочно для нас наполненную, щуки [415] и семги во оной показались, и без страху свободно ловить было можно и из лука стрелять. Тунгусы и казаки, которые таким действом были обучены; паки тогда реченнная вода бывает чиста, употребляют стрелы с розвилинами, на концах которыми рыбу ущемливают, и наверьх того часу поднимают. Имея при себе несколько стрельцов, командировал их без замедления, которые в кратком времяни нарочитое число оных уловили; понеже очень цельно стреляют, из которых рыб и из остаточных частей диких зверей предорогой ужин себе приуготовил.

Ныне из охотников, которых я за зверьми посылал, по возвращении мне рассказывали, что на горе нашли шелашик, в котором некоторой Шаман или калдун живет, которой проводнику нашему дядя, о которых диавольских поступках, и сколько их между Тунгусами находитца, я выше сего пространно упоминал. Около полуночи услышал я неведома какие страшные ревы; пробудился, и вышед из полатки, у караульщика, спрашивал что за притчина, которой мне ответствовал, якобы он Шаман с племянником своим забавляетца. Я признавая, что конечно какие нибудь ночные церемонии отправляют, велел себя в темноте до ево шелаша провесть, в котором старой калдун сидит, держав в руке опрокинутую стрелу, [416] которая ушми на землю поставлена была, а верьх оной стрелы ему под нос пришло; во оном действии он остался малое время, а потом встав, вскочил несколько раз около помянутой стрелы, умножая свои ревы, и по исправлении тех действ дядя купно и с племянником спать легли. На другой день казаки, которые упомянутого Дворенина провожали, которой послан в Аргуне за хлебом, сказывали, якобы старой Шаман прошедшую ночь, встречаяся с нами, племянника своего, которой их чрез гору провожал, в их присудствии вес, что разве чрез некоторую естественную и превосходительную силу учинилось; ибо я не знаю, надлежит ли верить, что оные Шеманы действительное обязательство с диаволом имеют. Помянутые казаки нас притом уведомили, что конечно в три дни отправленные по прошению моему от Аргунского Воеводы с запасами прибудут; которому их извету мы подлинно ради были, но токмо притом с такою нетерпеливостию подлинное исполнение нашей радости дожидались, что нужда наша тем пуще огорчевалась.

При начинании желаемого такова дня отправленные из Аргуна подлинно и привезли дватцать пять быков или коров, и сухарей, и ржаной муки; но токмо приезжий, желая нуждою нашею покорыствоватца, упомянутые запасы, якобы [417] золото, весом продавали; оные пиявицы так бесчеловечные были, что за один сушеной хлеб по рублю и за протчие запасы также по препорцыи чрезвычайную цену спрашивали: однакож, не терпясь толь чрезвычайную алчбу, никто такою чрезвычайною ценою не устрашился, но всяк за щастие почитал, что он нашел, чем алчбу свою утолить.

Тогда Бог таким способом нас от нужд наших свободить изволил: ободрились, и сняв полатки, путь наш дале препровождали. Скотина наша голоду уже не терпела; но что дале шли, то корму больше находили, так что по прошествии несколько дней, из степи выехали, в которой так страдали и убытком немалым подвержены были. Маия 27 дня приехали к берегу реки Аргун, где мы и с караваном чрез несколько дней медлили; но по прошествии некоторых дней путь наш дале препровождали, и тогож Маия 31 дня в городе Нерчинской прибыли, благодаря Бога, что Он нас не токмо из рук Мунгалов освободил, но и такою силою даровал, что мы трудной и нужной путь снесть могли.

В помянутом городе пребывали Августа до 5 дня для отдыхания, и дабы раззореной наш экипаж починить и исправить, а по исправлении оного, шедши сухим путем, приехали Августа 8 дня в город Удинской, где сели на судно, и шедши чрез всю ночь способным [418] ветром приехали в Сибирь, и тогож Августа 12 дня прибыли в город Иркуцкой.

Августа 17 дня поехали из города Иркуцка, и будучи на дороге чрез несколько дней дождем и ветром одержимы, приехали в Енисейской; откудова тогож Августа 26 путь наш лесом длиною около дватцати миль препровождали, в котором множество диких зверей увидели, которые увидя нас и прочь от нас бежали; по выходе оного переволока наехали деревню, называемую Маковской, в которой взяли суды, и шел рекою Кетью, и приехали Сентября 28 дня в замок Кецкой подле Оби реки, а рекою Обью ехал до Самарскова яму, где устье реки Иртыша пришло. Шедши на низ по оной реке, в пути нашем никаких трудов ниже опасностей не видали, и приехали Октября 16 дня на место, и в Самаровском яму остался 14 дней, дабы ждал, пока по реке Иртыше на санях ехать можно было; и когда оная река стала, поехал я без упущения времяни, и прибыл Октября 29 дня в Табольск, где я три недели продолжил для отдыхания, и дабы запасами всякими припасшись, такожде и новое платье сделать, которое нам всем надобно быть стало.

По прошествии упомянутого времяни, поехали мы из реченного столичного города Табольска, дабы трудное свое [419] путешествие к желаемому окончанию привесть, и дворец наших Государей паки увидеть; приехал Ноября 24 дня без всякого достойного примечания, прилучающегося в городе Верьхотурье, и оттудова Генваря 1 дня в Москву. Окончав путешествие чрез два года и десять месяцов продолжалось, в которое время мы на всякой день таким трудам и опасностям подвержены были, что в сей книге подлинным изъяснением описать не возможно. Мы благодарили всемогущего Бога, которой нас в таком опасном тракте сохранял и в добром здоровье паки на то место принес, откудова по указу их Царских Величеств посланы были.

Описание тракта Посланникова и Генеральных границ Сибирских, коим образом он всякие места по градусам разделил, и карта, которую он по примеру карты господина Витцына сделал.

Большая часть путешествующих, которые реляции пишут, распространяют оные либо разными вымышлениями, или прибавленными и украшенными рассказами, то дело не большой важности, яко бы чудо прославляют, то опять не ведая сами подлинные того дела обстоятельства на реляциях, каковы от других о том получили, утверждаютца. Что до меня касаетца, имея больше попечение о [420] всенародной пользе, нежели о своем прославлении, описал то, о чем подлинно ведал, и во оном описании кроме существа никакого украшения не употреблял, признавая однакож, что примечание свое не всегда надлежащим образом распоредить тщился, что я иные весьма упустил, которые не без важности находятца. Прошу у читателя в таком пренебрежении о прощении, ибо такой недостаток ниже следующими словами наградить старался.

И прошол Сибирь и Даурию, и описал выше сего все городы, места, поля, которые по оному тракту видел. Помянутой тракт, считая от устья моря, называемого Вейгац, до Амур реки был от севера к востоку, и оттудова поворотясь к Башкирцам, шел от запада к востоку даже до земли Мунгалов, и от помянутой земли до Китаю от запада к южной стороне.

Границы Сибирские везде войском снабдены, которых должность в том состоит, что либо разные Татарские народы около Южной стороны помянутой правинции областям его Царского Величества подвергают, или тех, которые уже подвержены, в подданстве содержат. Реченные границы далеко распространяютца, чего из оной карты, которую зачинав сие списание присообщил, явствует, при рассмотрении которой прошу, чтоб любопытно около [421] ширины градусов держались; и буде во отдалении городов и рек некоторую деференцию, и что в расположении их на милю больше или меньше погрешено, примечано будет, прошу чтоб пожаловали тем в сумнение не пришли.

Доселева из Деогезистов еще никто не трудился в сие пространное Государство путь восприять, ниже распространения оного подлинно снимать и с основанием расположить; чего ради принужден был помощию звезд восток сыскать, и математическими инструментами везде вышину полюса снять, по которой места сколь возможно было точно расположить тщился. Которые после меня сим делом трудитца желают, без сомнения оное больше в совершенство привесть могут; но токмо мне хотя слава вечно будет, что дорогу им, показал и из своего народа первым был, которой чрез Сибирские и Даурские правинцы в Китай поехал.

Притом объявляя, что я может быть генеральную карту о тех правинциях, чрез которые тракт мой лежал, сочинить не вздумал бы, ежелиб знатной Бурмистр города Амстердама, называемой Николай Винец, притчиною не был, что я в том уже прежде небольшое знание имел. Сей достойной человеке, и у всех ученых в вечной памяти пребываемой, первым был членом, которой Европе о Сибирском Государстве, о [422] земле Калмыков, Мунгалов и протчих до самой Китайской земли распространяющихся народах ведомость дал; и понеже я по сочинении им о тех местах карты часто путь свой препровождал: того ради, основаясь на оной токмо, в том попечение имел, как ее в лутчее совершенство привесть.

В пополнение моего Журнала за потребно рассудя приобщаю.

Начав тракт свой, ехал прямо к северу чрез землю Самоедов и Вагуличев, которые за моря распространяютца, и Сибирской Пелимской Губернии подвержены. Самоеды разделяютца в Березовские и Пустоозерские, которые за один народ почитшаютца, хотя имянами и языками различены. Березовские живут около моря и по восточному берегу реки Оби до Туруханской и Мунгазеина, а протчие обретаютца около города Архангельского, и лето в кибитках своих по реке Двине препровождают, которые зимою по лесам переносят. Сии последний некоторой остаток народа, которой долговремянно с Березовскими в соседстве жил, и отдалясь от моря, по берегу реки Двины переселился. Самоеды, которые по берегу моря живут, окроме одного изображения никакого человеческого подобия не имеют: они ни в чем непоимчивые, и нравом так дики, как волки и сабаки; они едят падалищи мертвых лошадей, сабак, кошек и ослов, [423] и питаютца обыкновенно китами, моржами, и никоторою рыбою, называемою Нарвал, которая, когда лед идет, по берегам мертвая находитца: им даром, что такая пища сырая, или вареная, понеже равною охотою все жрут; и ежелиб крыльями снабдены были, тоб с хищными птицами, называемыми Мулмики совершенное подобие имели, которые на Гронланском море, по примеру белых медведей, около мертвых китов держатца. Однакож бедной сей народ не из какой нужды так мизерной житие свое препровождают, но больше с одной лености, которая их ни к рыбной ловле, ниже к охоте, или содержанию домашней скотины допускает, которой выходу оные в своей земле без трудаб довольно иметь могли.

Они имеют между собою главных, которые собирают подати, прибывающим для того в ближних городах Руским начальником вручают; и из помянутых начальников некоторой, кому случилось в Пусте озере чрез несколько время пробыть, мне сказывал, что реченные дикии в сани свои Сангачей запрегают, на которых с непостижимою скоростию до самого верьху вышних гор бегут; притом же он упоминал, что случилось ему видеть из приезжих в город главных, у которых в санях шестера, а иногда и осьмера таких сангачей запрежены были, [424] которые их якобы Князей, Кармазинов; а люди при них по примеру всех протчих самоедов, Сангачьими кожами одеты были. Вместо оружия у них луки и стрелы употребляютца, и завсегда наполненной стрелами калчан за спиною носят, а наконец таких стрел вместо железа нарвальскими костьми снабден; что до их изображения касаетца, можно сказать, что хуже и на свете не находитца. Они собою не высоки и горбоваты, лицо у них и плеча широкие, нос плоской, рот большой, губы висящие, бледные глаза, дикие и острозрительные, каковы у рысей бывают; волосы носят длинные висящие, которые у иных красные, но большие у всех черные живут как смола; борода у них небольшая находитца, а кожа смуглая и крепкая, однакож на побег не скоры бывают.

Санчаги, которых в сани запрягают, еленем подобны, и таковымиж снабдены, токмо что шеи у них по примеру верблюдов нагнуты. Помянутые звери такое свойство имеют, что зимою белы как снег, а летом серы являютца, и питаютца мохом, которой в лесах на земли находитца.

Самоеды идолопоклонники, и в идолопоклонстве своем так глупы, что никакую притчину в том давать не могут; солнцу и месяцу честь отдают несколько поклонами, которые по утрам [425] и вечерам по примеру. Персиан отправляют; сверху того молятца идолом, из дерева или железа в человеческих фигурах изображенным, которых в кибитках своих, а инде около кибиток своих ставят, или к деревьям вешают; шелаши их березовыми лубьями, вместе сошитыми, покрыты; и когда вознамерютца оных перевесть, что у них обыкновенно дважды, а имянно к зиме и лету бывает: то прежде деревянные те столбы, на которых они основываютца, перенесут и в землю втыкают, наклоня столб к столбу вдруг, и такие аки бы ульи березовыми лубьями покрывают; в средине апартамента ачак состроен, около которого обоего полу люди на ноги беспорядочно начуют, а робята лежат в лубяных люльках, струшками такими мяхкими, что пух подобные, наполненных, и сабачьею кожею покрыты. В женидьбах своих никакое колено свойства не смотрят, и держат, по примеру восточных народов, столько жен, сколько пропитать могут, а девиц, на некоторое число Сангачей и протчей мяхкой рухляди покупают. Когда они для увеселения в компанию соберутца, то остановятца по два один супротив другова, опираютца то на одной, то на другой ноге, и рукою друге другу под подошву рукою ударят. Песни их с медведьими ревами сходные: иные ржут как лошади, апять [426] иные свистят как молодые птицы; между ими находятца, которые всякими диявольскими искуствами, или больше сказать, разными обманами действуют: но токмо полно о том мерском народе упоминать, и распространяем больше описание наше до таких дел, которые важные находятца.

По тому тракту, где Самоеды живут, от Месема до устья Вангац множество медведей, волков, лисиц, еленей и протчих диких зверей, також и разных птиц, а больше всего уток и ряпчиков показываютца. Зимою упомянутые звери все таковы белы, как снег, и морозы там таковы жестоки бывают, что мне самому случилось видеть, как вороны и сороки летающие замерзли и подле меня мертвые падали.

Что до устья Ваган касаетца, известно, что от Агличанов, Дацких и Галанцов о том написано. Сии отважные народы не однократно для рассмотрения одного тракту несколько морских судов отправляли, и один или два из упомянутых судов в самое устье въехали, но токмо чуть имея время доспевать от множества льдин, принуждены были пока на море возвратитца, откудова приехали. Господин Витсен по ведомостям тех, которые сами при отправлении такого отважного пути, присудствовал, ибо о сем, что об оном примечания достойны, пространно писал [427] и как о реченном устье и об околичных местах до реки Оби издал. Сей ученой человек показует, что от Вейгац до Святого Носу морем никаким образом ехать не возможно; и хотя другой Колумбус, может быть помощию звезд, чрез такое пространное море какого либо тракту нашел, однакож и ему от льдин, которые изо всех сторон как горы на море идут, пропасть была. И подлинно натура повсягодно сию северную страну толь множеством льду снабдила, что никакому кораблю не токмо до Святого Носу для препревождения пути в Японию и Камчатку, но и до устья реки Енисей пройти не возможно. Я присообщаю при сем, что некоторые из Российских, коих случилось неоднократно от устья Вейгац до реки Оби морем итти, сказывали: мы поедем на наших Коцких (то есть судах), на которых по морю ходить можно, для ловли тюленей и нарвалов; и когда ловля нам не покажетца на упомянутом месте, то и дале поедем; но токмо, когда ветер с моря несет, изо всех стороне льду множество приходит, так что мы принуждены в ближней большой залив спастись. Там сохранно пребываем, пока ветер с берегу подниметца, и лед расстоянием несколько миль по той стороне ростает, и тогда без всякого упущения времяни паки путь наш воспримаем, и шедши подле [428] берегу, ловлю докончаем, пока студеной ветр паки понесет: буде во время такова ветра нашим нещастием от залива отдалены, то суды наши от льдин переломаютца, и мы пропадем.

Около пяти лет тому назад пребывающие в Сибире Руские, которые по лежащим около Студеного моря местам хлеб, муку и протчие им потребные запасы покупывали, вольность имели нагруженными своими барками чрез устье Вейгац ходить, заплатя его Царскому Величеству обыкновенную пошлину; но токмо, понеже дворец уведомился, что такая вольность купцам повод дала множество товаров по отдаленным рекам в Российские городы воровским образом провезти, того ради пред недавным времянем реченной тракт чрез Вайгац запрещен, и притом повелено, дабы впредь все из тех морских краев пребывающие запасы и протчие товары токмо чрез город Березов в Сибирь пускать, откудова чрез каменные горы, называемые Пояс, дале, куда надлежит, препровождался.

Упомянутой новой устав купцам не мало препятствует, которые, едучи из Березова, принуждены лес, из чего барки их состроены, разломав с собою таскать; ибо проехавши упомянутые горы, которой тракт чрез несколько дней продолжаетца и к северу окончитца, другие реки наезжают, по которым, [429] состроя вновь барки свои и законопатя оные мохом, паки товары свои во оные нагружают для дальнего препровождения в городе Архангельской и в Сибирские по реке Оби лежащие городы.

Из земли Вагуличев воротился к Поясу, или тако называемой Спине света. Оной пояс якобы цепь гор есть, которые по достоверным подобие спины. Оной пояс зачинается у Печерского озера, и распространяетца без пересечения до Верхотурья, где оной с Верхотурскими горами соединился так, что чрез оные проехать не льзя, не переходя Пояса; оттудова распространяется к югу, где замок, называемой Утка, на оном оснуетца и продолжаетца до земли Уфинских Татар, где река Оса, и ближе к востоку река Нистратуна и несколько других мелких рек. Вершину имеет последняя из помянутых рек; к Норд-Осту в реку Каму впала. Из земли Уфинских Татар реченная цепь распространяешь к полудни и к Калмыкам, граничит на оном месте вершины рыло реки Яика, которая устье свое к Каспицкому морю имеет. Из большой реки Табола начали происходить, а имянно, Яик реки к востоку, а Таболя к северу реченных гор, и оттудова оная цепь поворотилась к востоку, и разделила землю Калмыков с Сибирью: до той страны Саисан и Какулан озеров. В Саисан озере славная река Обь, а в Какулан озере [430] Иртыш река вершины имеют. Из сех мест цепь наша паки к югу протянулась, где большая река Енисей из оной происходит, которая в Студеное море впала, и подле вершины оной роки означенная цепь в фигуре локтя промежду Норд-Остной и полуденной странами изображенная: которая часть к Норд-Осту лежит, продолжаетца по реке Енисей, а полуденная часть распространяетца до Кафоголь озера, откудова река Селенга начало имеет, которая в Кабал озеро впала. От Кафоголь озера упомянутой Пояс в песочную большую степь вступил, чрез которую один до земли Мунгалов распространяетца; потом несколько дней езды пересеклась и паки к полудни зачинав до большой Китайской стены распространяетца, откудова, поворотясь паки к востоку, даже до Корейского моря продолжаетца, яко из приобщенной при сем карты явствует, по которой все распространение и тракт оной длинной цепи достоверно примечано.

Остановлюсь я здесь, дабы о тех народах упоминать, которые во описанных выше сего местах живут, також о Князех, которым оные подати платят. От самого Верхотурья до реки Чесовой, и по той реке до земли Уфинских Татар, окроме Вугаличев почитай никто не живет, и о вере и обыкновениях их, и промыслах, оных языках уже выше [431] сего в реляции моей упомянуто. Река Кунгур, по берегам которой первых Уфинских Татар находитца, вершину свою в земле оного народа промежду Часовой и Уфы реками имеет; течет мимо города, называемого Кунгур, которой от Его Царского Величества гарнизоном снабден, и впала в реку Каму; Уфинские и протчие Татара, называемые Башкирцы, являютца около города Уфы, откудова по Каме и Волге рекам до лежащих по Волге городов Сарат и Сарапуль деревнями и селами своими, в которых оные по примеру Российсского народа пашни завели, распространяютца. В помянутых двух городах Его Царское Величество изволил гарнизоны определить, для смотрения над помянутым народом и для принуждения их к податям, которые в мяхкой рухляди и меди состоят. Реченные Уфинские и Башкирские Татара власти Губернаторов очень подзирают и к бунтованию склонные. Прежде сего оные часто бунтовали, но токмо пред недавным времянем усмирились. К Зюйд-Остной стороне от сих Татар до границ города Астрахани двух небольших Татарских орд находитца, которые хотя с упомянутыми одного народа, однакож никому не подвержены. Они соединяютца часто со обретающими около Астрахани Калмыками, и нападая на Сибирь оную раззоряют. [432]

Генерально все Татары земледельством, трудятца, и питаютца ячменем, овсом, гречею, чего у и их довольное число родитца, и по окончании жатвы в средине поля овины строят, в которых хлеб свой молотят и перемолоти отвозят в домы свои. Меду нигде на свете как только у них находитца. Мужики платье из Российского сермяжного сукна носят, которые таким образом сделаны, как у Руских крестьян водится, токмо с такою отменою, что у Татар на спине большие ожерелья висят. Женщины их летом только в одну рубашку одеты, которые искусно с верьху и до низу в фалды сложены, из разных цветов шелком вышитые, а зимою кафтаны носят на Немецкие женские похожи; туфли носят маленькие плоские, которые им только одни пальцы покрывают и сверх нохтей повязываются; голову ничем, кроме лентою широкою на ладонь украшают, которою лоб обвязан. Помянутая лента шелками шитая и с стеклянными бисерами разных цветов редами украшена, что около головы висят; а иные вместо лент венцы из картузной бумаги употребляют, которые равным же образом шелком вышиты и бисером украшенные: оной венец ко лбу плоско приляжет, и на две ладони свыше головы сделаны. Когда из двора итти, то лицо четыреугольным платком покрывают, которые [433] шелком же вышиты и бахрамою того же шелку окружены.

Уфинские и Башкирские Татары, народ храброй и в войне способной, верьхами горазди ездить, и луками и стрелами удивительным искуством действуют, а ружья оные не знают. Собою они велики и дородны, и плеча у них широкие; бороды не бреют, и брови у них толь широки и длинны бывают, что века покрывают, и многие из них оное по обеим сторонам лба постилают.

Язык у них особливой, которой с Татарским, каков около Астрахани, сходствие имеет; а все обще идолопоклонники, токмо чрез торги, которые прежде сего с Крымскими Татарами имели, Махометанской закон уставился, и ныне еще из них находятся, кои упомянутой закон исповедуют.

На земле, которая между вершин Тоболи и Оби рек лежит, Калмыки живут, кои до Ямышева озера распространяются, и оное озеро им еще принадлежит. В помянутом озере соли множество находится, откудова Российские повсягодно провизию свою берут, и отправляют нарочно для того из Тобольска двадцать, или двадцать пять судов, называемых дощеники, и обыкновенным конвоем вооруженных людей, которые вверьх по реке Иртышу ходят, и остановись супротив оного, озера, на берег выходят людством, и оную соль такими [434] инструментами, которыми обыкновенно лед колют, собирают, сколько им надобно, в барки кладут и возвращаются. Однакож редкой год бывает, в котором бы при рублении оной соли Калмыки на них не нападали, и по возможности во взятье своего добра им препятствовать стараются; но токмо не смогая с Российскими, принуждены оным уступать. От Ямышева озера у следуя вниз по реке Иртышу, город является, называемой Тара, подле которого река Туса в Иртыш реку впала. Оной город пограничное место Сибири, и с той стороны разделяет области Его Царского Величества с областями Калмыцкого Князя, или Бустухана. Тамошний народ называются Барабинцы, и формуют особливой штат, которой к востоку от помянутого города до реки Оби супротив устья реки Том, и города Томского распространяется. Путешествие зимою чрез оную землю в Томск и Енисейск путь свой препровождать принуждены; понеже чрез Сургут и Нарым для множества льду по Оби реке дороги неспособные. Барабинцы Калмыцкого народа и Его Царскому Величеству и Балдыхану подати пополам платят; оныеж трем Главным, или Тайшам, в команду подвержены, из которых первой, называемой Карсагун, другой Банкис, а третий Бандук. Помянутые три начальники подати собирают, и Его Царского [435] Величества Воеводам вручают; а именно: Карсагун в город Турунбакас, Банкис в город Тегус, а Бандук в замок Кулемб; а оные подати в мягкой рухляди состоят.

Помянутой народ отважен и к войне способен, а живут в деревянных низких шелашиках, как Сибирские Татара; печи у них не в обычье, но вместо оных камины употребляют, которые заслонкою закрывают, когда дрова выгорят, дабы тот шелаш нагрелся. Оные шелаши вместе во образ деревень у них становятся, а летом их разламывают для приходу ветра, а зимою для теплоты лесом покрывают. Земледелие очень любят, и ячменю, гречи, и овса родится у них довольно; рожь не сеют, и ржаного хлеба не едят; буде им такого хлеба дадут, то они примут; понеже вкус им приятен, но токмо разжевав оной, рожу искривляют, якобы кал имели, и переворачивая во рте несколько время, паки выплюнут и язык вытрут, дабы ничего оного не проглотили, и ячменем обыкновенно повсядневно питаются, которой водою чрез несколько времени мочат, а по том ядра из шелухи выдавя, в железных сковородах на огне жарят, а жареной горстьми вынимая, зубами грызут, подобно как кости. Ониж сушеными луковицами от лил кормятся, которые умягчивая, в молоке варят. [436] Водку, называемую Кумыс, из кобылья молока сидят; також и черной чай употребляют, называемой Караса, которой от Бухаров пить научились. Вместо оружия, яко все прочие Татара, лук и стрелы употребляют; множество верблюдов, лошадей, коров держат, а свиней не держат и свинины не едят; соболей, куниц, белок, горностаев, волков, бобров и выдр у них множество находится, и упомянутою мягкою рухлядью они подати платят. Земля их, которая, как выше упомянуто, от города Тары до Оби реки распространяется, равная и кедрами и березами наполнена, а между прочим и елевой лес находится, подле которого множество больших рек текут. Платья их по Калмыцкому сделано; ониж держат столько жен, сколько прокормить могут. Ездючи на охоту, идола своего, или Шайтана, с собою в лес берут, которого из дерева без всякого искусства ножем вырезав изображают, и камчатых разных цветов платьем, каковы у Руских баб бывают, их одевают; и оной Шайтан у них завсегда во особливом шкапе держится. Когда его берут на охоту, то его во особливые сани кладут, и охотники ему первого зверя, какогоб он звания ни был, в жертву приносят. Буде ловля удастся богатая, то охотники, возвратяся в великой радости с воскликновением, которого часу в шелаши свои прибудут, [437] благодаря идола за полученную от него — милость, не вымая его из гнезда своего, на вышнем месте в своем шелаше поставят, и украшают его кругом со всех сторон, что ни получили, соболями и куницами, что уловили, которое на помянутом месте и останется, пока испортится; ибо реченной народ того за преступника закона почитают, которой дерзает такие вещи прочь отнять, которые идолом одиножды принесены были, и чрез такое суеверство что ни лучшая мягкая рухлядь в торгу не ходит, но на идолах оного слепого народа погибает.

Где помянутая земля Бараба с Обью рекою граничит, по той стороне реки городе лежит, называемой Томск, о котором выше упомянуто. Оной город Его Царскому Величеству принадлежит, и разделяет Его Величества области с областями Балдыхана. Расположением оной не мало укреплен и на веселом месте лежит; в нем завсегда солдатства не малое число, и Козаков для набегов к тому городу Татар из Юга, которые на Сибирь часто нападают. По слободам, кои от города чрез реку отдаленные, живут Татара, называемые Бухары, которые Его Царскому Величеству подати платят. Город оной лежит по реке, называемой Том, которая из земли Калмыков происходит. Из оного города подданные Бустухана и [438] Бухары наиглавнейшие торги в Китай отправляют, и множество Руских купцов к торгам сего народа причастниками бывают. Караваны их в двенадцать недель в Китай поспевают, равным же образом и оттудова возвращаются; но токмо трудным трактом ходят, и принуждены от времени до времени на верблюдах, дрова и воду с собою везть для варения кушанья в степи, чрез которую ходят; идут же с теми караванами прямо чрез Калмыцкую землю и чрез Китайской город Кокон, которой по сей стороне большей степи лежит: но токмо Российским и прочим народом тем трактом итти не возможно, для трудности дороги и для воровских Калмык, которых везде по дорогам множество бывает. От города Томска и до города Енисейска места равные, и местами илес имеется; но токмо оная весьма пуста, и жителей никого по тому тракту не имеется: однакож есть городы, называемые Кузнецкой и Красноярской, лежащие промежду рек, которые называются Кие и Цувин, но токмо в лежащих между ими местах и по берегу реченных рек никто не живет, и земля народа Киргизов, которые Бастухану подвержены, и оною пустотою к Зюйд-Остной стороне граничит город Красноярск, Его Царскому Величеству подвержен, и Козачьим гарнизоном снабден, для Киргиских [439] набегов. Днем и ночью двадцать оседланных лошадей на площади у ворот управителей того города в готовности содержится, дабы за ворами следовать могли, которые хотя и в мире с Сибирью пребывают; однакож, часто нечаянно около Красноярска воруют и людей и лошадей и все, что попадется, увозят, а Козаки причиною, что они иногда добыче оной весьма не ради, понеже целые Орды в куски изрубят.

Киргизы распространяются к Зюйд-Осту до земли Мунгалов. Оные к войне склонны и удобные, собою великие и дородные, и лицом широкие, а нравами и обычаем на Калмыков похожи. Луками и стрелами действуют, и сверьх того, когда на разбой пойдут, дубьями и копьями снабдены, которые у них едущих верьхами на руке висят. Большая часть оных в горах живут, где их победить не возможно; а язык их с Калмыцким великое сходство имеет; ониж разумеют и говорят по Турецкому и языком Крымских Татар.

По рекам реки Енисея, вниз по оной от Красноярска до города Енисея, живут по правой и левой сторонам Тунгусы и Буранты; и сии последние к востоку и земле Мунгалов подле Пояса, или тако называемой Спины света, промежду земли Тунгуской и города Селенги иска. Граничат пограничные места к [440] Мунгальской стороне, расположением не великие, но токмо укрепленные и добрыми гарнизонами из Мунгалов и из подверженных им Татар, яко суть Миратские и Мили и некоторые из Буратов снабденные. Оное войско, которые верьхами служат, и с восточной стороны реченную землю от всякого нападения очищают. По сим пограничным местам некоторой род сандала дерева находится чрезвычайной крепости, и ныне те Бураты, которые под областию Его Царского Величества пребывают, прежде сего около города Селенгинска жили; но токмо начальники Царские увидя, что оной народ наставлением Китайцов оставя свою землю и с Мунгальми соединились, перевели их для всякого опасения по горам около Байкал озера, где оные оставшиеся Бураты и до ныне во усмирении живут, и Его Царскому Величеству подати платят соболями и прочею мягкою рухлядью, которой множество в тех их местах находится.

Вся земля, Мунгальским областям подверженная, или по древнему наследственная, от Бога и Магога нижеследующим образом распространяется; оная зачинается от Кофогол озера, оттудова она к востоку расширяется до Песочной степи, чрез которую оная продолжается до Ува озера, или Мунгальского моря, откуда к северу идет до земли Аргун, а от Аргун к Норд-Осту [441] до рек, называемых Онон и Сакон распространяется, где ей уже конец пришел. Над помянутым народом три главные команду имеют, из которых первой, которой больше всех, яко Патриарх между ими почитается, называется Кутугд, другой Ацырой Сейхан, а третий Еликт, и области сего последнего с землею восточных Татар граничат. Первой и второй оных Князей в добром согласии, и подданных своих заимно в добром порядке ведут, а третий ворует и грабит по всем странам; иногда он сам с войском своим до самой большой Китайской стены приближается, их приняв дерзновение по дорогам тех разбивают, которых Балдыхан повсягодно обретающимся около его Государства Татарам посылает для содержания их в мире и соединении. Кутугд и Ацырой Сейхан все свои земли Китайскому Балдыхану в протекцию отдали для опасения, которому они ради нападения Бустухана подвержены, которой в 1688 году тиранским образом с ними поступил. Полно о границах Сибирских и Мунгалской стороне упоминать; препровождаем описание наше к востоку, к замку, называемому Аргун, которой по восточному берегу реки Аргуны лежит. Оной замок, яко выше сего упомянуто, пограничное место есть, которой Его Царскому Величеству принадлежит, и [442] Российским гарнизоном снабден. Обыватели около тех мест называются коннии Тунгусы, и платят Его Царскому Величеству повсягодно подати мягкою рухлядью, а именно соболями и рысями, которых в их земле множество находится; оные люди военные и отважные, и во время нужды четыре тысящи конных, с луками и стрелами вооруженных, постановить могут. Они Мунгалов не боятся, которые и не дерзают их явным образом отаковать; удовольствуются тем, что ночью несколько стад баранов и табунов лошадей отгоняют, которые во отдаленных местах на траве ходят. Зимою упомянутые Тунгусы носят бараньи шубы, и подпоясываются поясами шириною на ладонь, которые железными бляхами украшены; а шапки их рухлядью опушены, которые того часу опустить могут, когда дожжик на них найдет; сапоги у них по Китайскому сделаны, а летом босы ходят и обнаженною головою, которая вся обрита, токмо на верьху оставлен один хохолок волосов, которой по Китайскому обыкновению назад висит; летнее платье у них из лазоревой китайки сделано, а рубах они не носят; лицо оных широкое и калмыковато, борода не большая, и состояния весьма здорового и доброго. Когда в пищах случится нужда, то многолюдством поедут на охоту за оленями, и сколько [443] зверя ни поймают, то по равным частям промежду собою разделят; и хотя они без искуства стреляют, однакож всегда попадают. Женщины у них почитай таким порядком одеты, как и мущины, и их только по волосам распознать можно, которые маленькими серебреными и оловянными круглыми фигурами украшены, и по обеим сторонам с головы до грудей висят. Всякому позволяется столько жен держать, сколько пропитать могут, и оных торгуют, и друг другу оных без всякой ревности и чувства продают. Закон их в том состоит, что верят Богу, которой на небе, токмо Ему никакой чести не отдают и не молятся. Ночью собравшись людством, пойдут и привязывают дьявола с барабанным боем, спрашивая у него, что будет ли им щастие на охоте, или в разбое, как вступить советуют. Когда же они друг друга угостить желают, то они квасят кобылье молоко, из которого сидят вино, называемой Арак, а вместо кубу употребляют два горшка, которые поставя один на другой, замажут, и деревянною трубкою снабдя, чрез которую спиртус из молока идет. Мущины, женщины и дети их без всякого изъятия оным вином упиваются, пока с ног свалятся, и случается иногда, что они несколько часов на земли без памяти лежат. Женщины и девки верьхами [444] ездят, и луком и стрелами таким же искуством, как и мущины действуют. Упомянутой народ никакого земледелия не знают, и вместо хлеба луковицы едят; они одною мягкою рухлядью торгуют, которую Таргизинцы, яко народи, которые Китайскому Балдыхану подвержены, с ними на лазоревую китайку, табак и полотно меняют. Оные Тунгусы себя Таргисанским народом именуют, которые издревле Даури назывались, с которыми они в добром согласии живут, и разные фамилии обоего народа себя еще промежду собою якобы свойством обязательные почитают.

Варгуна на половину дни езды гора лежит, в которой серебреные жилы находятся. Древние жители Ниевского, или Даурского Королевства такой завод в первые завели, и является еще некоторой остаток плотины, которую реченной трудолюбивой народ на оном месте построил, но токмо оные рудные ямы почитай совсем розорены и заросли.

Столичной город Даури, называемой Нерчинск, от Аргуна сухим путем расстоянием на десять дней. Оной тракт очень весел; на всякой час реку наехать можешь, по горам цветов и благовонных трав множество ростет, и по оврагам травы находится вышиною в пояс, и соболезновать надлежит, что живут по сему тракту Тунгусы, которые Его Царскому Величеству подвержены, и [445] такие хорошие места без всякого земледелия оставляют праздну.

У замка и реки Аргуны, распространяя описание свое до славной реки, называемой Амур, и по том от реки Горбисы, упомянутая Амур река разделяет области Его Царского Величества с областями Китайского Балдыхана, то можно сказать, что вся земля, которая от помянутой реки к востоку и до моря расширяется, Балдыхану надлежит, а которые к западу и северу, считая от оной же реки пришли, к областям Его Царского Величества подвержены.

Что до земли, лежащей от реки Горбисы к востоку, касается, две реки тамо находятся, называемые Тугур и Уда, которые происходят с северной страны, близко от Амур реки текут, и как оная к востоку, так и те две реки впали в Восточной Окиан, или в море, называемое Амур; промежду реченными двумя реками множество хороших соболей ловится..

По берегам обеих рек, окроме Тунгусов, еще два народа живут, называемые Алемуры и Корисы, а про последних сказывают, из земли целые произошли, которые от тех месте, где они переселились, не в дальнем расстоянии; понеже при способном ветре в несколько дней туда поспевают, и объявляют, якобы они, прошедши по берегам Амур реки, остановились; оттудова они [446] подле до нынешних их мест распространялись. Которые из помянутого народа близь моря живут, окроме рыбной ловли, ничем не питаются; а которые от моря отдалены, множеством хороших соболей и прочею дорогою мягкою рухлядью торгуют, и тем немалое богатство наживают. Упомянутые места к Якуцкому Воеводству принадлежат, и оной Воевода в лесах нарочно караулы держит, чтоб препятствовать Татарам Китайским, дабы в лесах соболей не ловили.

На всякой год к берегам реченных двух рек приезжают некоторой народ из островов Восточного Окиана, которые острова из устья оных рек видны. Упомянутые островские жители одеты платьем, подбитым дорогою мягкою рухлядью, на которых по примеру богатых персон парчовые камзолы носят. Оные среднего росту, имеют большие бороды, и собою хороши; приезжают в небольших судах, и девок у Сибирских Татар покупают и выменивают на соболи и на черные лисицы, которых по их словам у них множество находится. Оные разными способами домогаются, дабы Тунгусов к тому по их островам склонить, и сказывают, якобы Якуцкая Губерния прежде сего им подвержена была; и подлинно оным словам для сходствия, что [447] между их языком и языком той провинции имеется, верить можно.

К северной стране упомянутых двух рек еще Охота река находится, между которою и рекою, называемою Уда, в море китов множество имеется; от больших рыб, такожде и нервалов и тюленей, от устья реки Охоты до Святого Носу удивительное множество имеется.

В городе Камчатке и по ближним оного города местам живут два народа, называемые Чуйги и Коряки, и всякой своим особливым диалектом говорят: которые по морскому берегу живут в землянках, и платье их из тюленьей кожи сделанное носят; а кои вдали находятся, богати бывают, они ездят на охоту за оленями, а питаются сырым мясом и рыбою, и умываются ссаками. На хитрости бывают и умышление, как лисицы, а веры и верности никакой не знают; оружия не имеют, но одними пращами действуют, которыми чрезвычайною силою далеко бросают. Снег помянутым от Святого Носу не отдаленным местом в семь месяцев не расстаевает, хотя и не глубокой, и то токмо в начале зимы бывает; ибо после замерзнет, и чрез всю зиму больше его не попадет. Подле города Камчатки залив имянуется, в котором нарвалом большим рыбам прибежище, и обыватели тех мест удивительное множество повсягодно ловят. [448]

Святой Нос никоторая чаешь земли есть, которая в море подается, и которого моря разные заливы и острова формует. Повыше Камчатки залив морской пришел, чрез которой рыбаки ходят в город Анадырской и Сабачье Ксукси, и Коряки живут, о которых выше сего упомянуто. Река Салация очень рыбна есть; во оной больше сельдей, стерледей, нелмов и осетров ловят; по оной же реке, отступя от моря, разные землянки показываются, в коих Козаки живут, которых Его Царское Величество для собирания податей с реченных народов поселить приказал. Соболей там и рысей множество находится, что Его Царское Величество от сего большого тракту больше соболей, нежели из какой нибудь другой Сибирской страны получает. Климат около Святого Носу чрезвычайно холоден бывает, и такие сильные морозы живут, что разные места моря льдом покрываются, и льдин от ветру толикое число наберется, что в кратком времени высоким горам подобно бывает, и через год простоят; а иногда случится, что помянутые льдины, такожде и стоящий на море лед, чрез два или три года не расстаевает, которое приключение было в 1694 году, в котором морозы до 1697 году беспрестанно продолжались.

От Святого Носу поворочуся я к большей реке Лене, которая к Зюйд-Остной стороне недалеко от Байкал озера вершину [449] имеет, и упомянутое Байкал озеро вышереченным образом Сибирь с Диурциею разделяет; по оной реке лежит город Якуцкой, которой наиглавнейшее место северной Сибирской стороны; обыватели оного города летом в Святой Нос, в Сабачий, Нардынской и в Камчатской залив для ловли нарвалов и китов ездят, из китов масло делают, а из нервалов только зубы вынимают; лотки, которые употребляют из кож сделаны, и зело скоро ходят; народ около сего города, и по берегам реки Амги, называются Якуты; а платья носят из разных лоскутьев рухляди сшитые, и пестрота оных диковинной вид дает. Оноеж платье по швам и кругом белою оленьею шерстью на ладонь шириною обшивают, и назади також по обеим сторонам прорехи почитай по примеру Немецкого платья; реченной народ волосы носят длинные, и по плечам висящие, и рубахи у оных не по обычью; они верят, что Бог есть на небе, которому они богатство свое, жен и детей и все имение свое должны отдать; праздник у них в год только один бывает, которой весною и с великою церемониею празднуют; упомянутая церемония в том состоит, что они большой огонь раскладывают, которой до окончания праздника горит, а между тем временем они пьют и Кумысом и Араком своим [450] жертву приносят, которой один за другим в огонь льют с восточной стороны. Оной Кумыс у них обыкновенное вино, которое из кобылья молока сидят, а когда из них кто умрет: то ближний свойственник принужден после оного живой погребстись, сожалеемой обычай! которой из Индейских краев взялся, где жена по должности своей, когда тело умершего мужа жгут, в струп бросится, и купно с мертвым. мужним телом сгорит, дабы на том свете взаимное увеселение возобновить.

Язык Якутов с языком Мунгальских Татар, и которые около Табольска живут Бухарского народа, великое сходствие имеет, и может быть что по примеру упомянутых Татар всякому Якуту позволяется толикое число держать жен, сколько кто пропитать может. Они все генерально отважные, храбры и трудолюбивы, и по виду имоверные люди, а путешествующие товары свои в санях отвозят, в которые оленей запрегают, и зело поспешно бегут; а когда Его Царское Величество в Якуцкой смирного человека Воеводу определит, которой их в руках держать не знает: то они друг друга грабят, и по возможности обижают; а когда Воевода жесток, и по характиру своему поступает, то они в смирении живут, и насильства у них не слыхать; [451] насупротив того поступки такого Воеводы хвалят и желают, дабы он у них долговременно начальствовал. Они сказывают, якобы они Мунгальского роду, и яко бы предки их прежде сего в Калмыцкой земле жили, откудова Руские взяв их и переселили по местам их областей подверженным, объявляя при той, якобы лучше во отечестве жить, нежели в таких студеных местах пребывать желают, в которых две трети года в землянках препровождать принуждены. Цынготной болезни весьма они подвержены, но токмо знают способ такую болезнь в кратком времени чем вылечить, а именно натирают себя дегтем, и некоторую сырую рыбу едят.

Окроме Якугпов по берегам реки Лены еще идолопоклонники находятся, называемые Юкогари; от оного народа только примечания достойного уведомился, что они тело умерших обрезывают, и кости сушат и украшают их разными рядами стеклянных бисер, и около шелашей подвешивают и молятся тому.

По берегам реки Лены повсягодно приезжают, дабы мамантовых костей и зубов сыскать; ибо помянутая река шла через горы, о чем выше сего пространно показано, и весною, когда лед и снег ростает, все источники из гор в ту реку впадают, и [452] большие куски мерзлой земли отрывая, в реку вносит, в которых летом находятся мамантовые кости и зубы, а иногда и целой члене оного чудного зверя найтить можно.

Знатные реки, которые в реку Лену впали, суть Витим, Олемка и Мая; оные все три из полудня происходят; по берегам тех рек черных соболей и множество мягкой рухляди хорошей находится, так что зимою тысячу кож за три или за четыре рубли купить можно; где вершина Лены лежит, около реки Маи, около города Верхоленска и подле реки Киренги, места суть хлебные, и Якуцкая провинция повсягодно провизию свою дешево оттудова достает; ибо сто фунтов за десять или за двенадцать копеек купят, и мяса и скотина против той же препорции дешевою ценою покупается для того, понеже оная отдаленная провинция деньгами весьма скудна, того ради оные там в чрезвычайной цене бывают.

Промежду устья реки Лены до устья реки Енисея проезду никакого нет и до ныне; оным трактом никто как сухим путем, так и водою не проезживал, но ныне хотя до реки Тарзины доезжали, но токмо для морозов и льду путь свой дале препровождать не могли. Народы, которые промежду Енисеем и Тарзиною реками находятся, идолопоклонники суть; отчасти из Тунгусов и из [453] Самоедов состоят, и живут как и прочий их род, о которых выше сего упомянуто. Река Енисей, по берегам которой окроме Российских, почитай не живет, вершину свою из земли Калмыцких Тунгусов имеет, и везде очень рыбная; три славные реки во оную впали, а именно верьхняя Тунгуска и нижняя Тунгуска, и оные три реки именуются от народов, которые по берегам оных живут, и Тунгуского народа суть, и таковы дики, как Самоеды, и с оными во всем сходны, кроме того, что против Самоедов ростом выше, лицем пригоже и дородные, к войне они склонные, и на соседей своих часто нападают, и при том луком и стрелами действуют; обыкновенная охота их за еленями, и когда кто из охотников такого зверя поранит, то он с женою и с детьми за иным в лес следует. Пока тот зверь упадет, иногда чрез семь или восемь дней за зверем бегут без пропитания; понеже запасу никакого с собою не берут, но токмо живот у себя нарочным поясом затягивают, которого на всякой день на два пальца для утоления и алчбы убавливают; а когда утомленного зверя догонят, то заколов его до смерти, полатку на том месте поставят, и мешкают до того времени, пока оную дабычу всю съедят, хотя с охоты возвратясь, по Руским [454] городам и деревням, продают; оная рухлядь обыкновенно из белых и бурых лисиц и белок состоит; понеже соболей по тем местам мало находится. По берегам реки Енисея два города лежат, называемые Туруханской и Мангазейской, в которых славные торги мягкою рухлядью, да нервальскими и мамантовыми зубами бывают, обыватели упомянутых городов повсягодно до устья реки и студеному морю приближаются для ловли тюленей и нервалов, которых там множество имеется.

К вышеписанному надлежало еще в дополнение приобщить о Сибири и Даурии. Намерение мое было оные границы и народы описать, что по мнению моему совершенно не исполнил. Ежели читатель изволит трудится сие с реляциею моею спускать, и еще краткое изъяснение о Китайском Государстве прибавить, и к вышеписанному еще некоторые обстоятельства присообщить надобно, которые уронил, хотя будучи в тех местах, совершенно о том уведомился.

Из самых границ оного Государства, чрез которое мне случилось во оное приехать до города Пекинга, Бог оную землю особливою благодатию благословил; ибо климат там самой посредственной и воздух чистой находится, и по моему мнению яко Пекинг столичной город Китайской Империи, тако и провинция тогож имени других тех красотою и [455] счастием превосходит. Люди тамошние здоровые собою, благообразные и болезням мало подверженные, а земля плодоносная и хлеба, трав, фруктов, садов и овощей довольно родится, и окроме чаю, шелковых парчей и фарфору, которых манифактуров там не находится? во оной провинции все что к благополучному житию потребно имеется, зима там здоровая, и часто лед таков крепок бывает, что люди по оному ходят; лето живет жарко, но токмо как зима, так и лето сносные и самые посредственные, а в других провинциях инако; ибо во многих местах летом для чрезвычайных жаров жить не возможно.

Древние Китайцы умом и чистосердечием Мазуров и Татар превосходят; живут с воздержанием и кротостию, а платьев чистотою от прочих отменяются; подарки любят, и смелость их в торгах до нахальства распространяется; нрав всех народов угождать совершенно знают; древнему уставу весьма ревнуют и за святость почитают; они в своих обычаях хотя и варвары, однако и последнего не оставляют, и с великим попечением о принятии новых стерегутся, к которым их древним обыкновениям то причесть можно, что в платьях никакой отмены, или новой моды не знают; разные знатные люди из них сказывали мне за истинну, [456] что в вере их, в уставах, в обыкновениях с двенадцать тысяч лет никакой перемены не было, и никакого роду Балдыхану в чем нибудь отменить не возможно было.

Смотря однакож на великую перемену, которую ныне владеющий Аммологан Хамби в законе и в уставах учинять кажется начал, что оной Князь на суеверие и обычай народа мало смотрит; ибо он не сомневался по всем местам Государства публиковать, что всякому, кто хочет позволяется Христианскую веру Католического исповедания принять. Упомянутой манифест Бонцов, или Попов идольских не мало потревожил, которые однакож принуждены были молчать, и со смирением возвращения Еугелия усмотрят, что повсягодно в присутствии их больше тысящи обращенных бывает; по видимому Балдыхан их и к Христианской вере особливую склонность имеет, однакож он еще завсегда тысячу двести тридцать шесть матрес своих держит, или для политики, либо ему такое приятное обыкновение оставить трудно. Никто из предков его никогда таков самодержавен, как он, небывал, и он себя у подданных своих в такой кредит и страх привел, что он владеючи самодержавно, по своей воле законы уставляет.

Китайцы думают, что распространением больше их земли на свете [457] неимеется, и из такого рассуждения на картах токмо одно свое Государство изображают, а все прочие маленькою точкою в средине окиана означивают, которая в карте толь видна, как последний планет на небе. Балдыхана своего называют сыном солнца и Богом земли, и Божественную честь ему отдают; идолопоклонство глупое исповедают, и мечети своим непостижимым множеством страшных образов наполняют, которые яко толико божествам молятся. Часто разговор имел с Китайцами о вечности души и о царстве небесном, но токмо они такое истинное исповедание умом своим понять не хотят, отговариваясь всегда тем, что и предки их оному не верили, того ради им верить невозможно и не надлежит; а совершенное благополучие, по их мнению, на сем свете во множестве жен состоит, которой телесной похоте себя без всякой умеренности предают; они не знают, что на свете грех и злодейство; промежду ими навечно бещестие и наказание, кто за грехи свои терпит; почитается за не большой порок, которой со временем очищается, и злодея скоро после наказания опять в компаниях принимают с такою смелостию и с почтением, якобы он честь свою никогда не потерял.

Распруденция, Политика и генерально все законы и обыкновение, которое для общего спокойствия и для росправы [458] между партикулярными у сего народа установлении еще нечто варварское и зверское имеют и поправления требуют; манифактуры их состоят больше в штофных, фарфоровых и суконных фабриках, которые Татары Европейцы очень почитают, и прилежно спрашивают; во время войны сильные войска у них бывают, и в компанию меньше двух или трех тысяч человек людей не выступают, якоже недавно тому назад против Бустухана, или Князя восточных Татар выступили, которой против такого чрезвычайного войска, от 1686 до 1693 году себя защищал; когда в баталию Балдыхана убьют, то они того часу оробеют, и всяк в бег вдается; пушки с собою возят, и знают ими действовать, но токмо солдаты не хорошо вооружены, и большая часть из оных только луками и стрелами снабдены; лошадей своих оседлывают мягкими седлами, под которое еще подушки и войлоки кладут, и на оных верьхом высоко и мягко сидят, впрочем такое людное войско маршируют и трогаются без всякого порядку военных регулов, и когда баталия случится, все вдруг на неприятеля наступают, которой знаючи их конфузию, пользуется и в куски их изрубит.

Разные Авторы мудрое и порядочное учреждение Китайского правительства и совершение народа Китайского в науках [459] и разных мастерствах весьма похваляют, но токмо я принужден сказать, что их с Европейцами ни в чем сверстать не можно; и хотя они в Математической и Астрологской науке из разных других званий не безизвестны, но токмо все что знают, наставлением и тщанием Езуитов обучились, которые между их вселились купно из света и Европи, и всякие хорошие науки уставили.

Аммологен Хан, или ныне владеющий Император, родом Мунгал, или восточных Татар земли нынешней около Амура реки, и яко он порядочно царствует, тако и Царство в великом спокойстве пребывает; однакож он внутренных Китайцев ненавидит, и во всех случаях Татар, своего роду выше почитает, так что никоторого Китайца в знатной и важной чин не производит; буде он желает в чине быть прежде и к Мазурам не приверстается, и они его в грабительство и род свой не примут. В городе Пекинге о кроме Татар почитай никого не живет. Китайские фамилии, как вышеупомянуто, по слободам живут, где они все свои пожитки при себе держат, и для своих торгов особливые рынки, или торги завели.

Всяк, которой государственной знак носит, воспитает некоторое число рабов, которых он во время войны одеть [460] и лошадьми снабдевать должен, за что взаимно его Балдыханского Величества жалованье получает, и Балдыхану вольно оных, и сверх того нечто изволит и за благо рассудит, употребить.

Число Езуитов в бытности моей осьмнадцать состояло, из которых два Гишпакского и три Португальского, дваж французского и один Римской природы были; упомянутые отцы у Китайцев, наипаче у дворцовых, яко и все прочие Христиане духовного чина, в превеликом почтении находились, и токмо одни Бунцы, или Попы идолов им подзирали, но токмо они к возращению Христианской веры мало препятствовали; понеже неусыпным старанием и радением Миссионариов, худой плод, которой оные диявольские служители между чистым Евангелием плодом рассеять тщались, и в силу приттить не может.

Российской народ равным же образом в Пекинге церковь имеют, и Миссионариов держат, которое знатные Китайцы принимают, и к Греческой вере склоняются.

Реестр о всех Балдыханах, которые до ныне царствовали, не приобщил, понеже любопытные в летописце Китайском, которой господин Христиан Мелицек, Советник и Лейбмедикус Его Величества Короля Пруского в Берлине 1696 году издал, во оном сооснованием находить могут, иного ради [461] окончаю сие описание, прибавляя то токмо еще к вышеписанному о большой Китайской стене, которая часть Китайского Государства в окружении имеет; оная красотою создания, не толь славна, как работою и великим иждивением; ибо толь много на оное строение издержано, что Китайцы и до ныне того Балдыхана памятуют и проклинают, которого по повелению такое чудное строение создано было, и по их словам Государство их весьма тем раззорилось. Отец Езуит Александр сказывал мне, что он по приказу Балдыхана оную стену от начала к западу до Корейского моря и к Зюйд-Осту, где оной конец пришел, осматривал, и от одного до другого конца триста Немецких миль щитает на прямик, а по ней длиною до четырех сот Немецких миль почитает, ежелиб оная стена на равном месте состроена была. Оная стена четырьмя воротами снабдена, а именно Леатунскими, Даурскими, Легинскими и Кибецкими, и такова широка, что без тесноты восем человек по оной свободно верхами фрунтом ездить могут.

Текст воспроизведен по изданию: Древняя российская вивлиофика, Часть IX. М. 1789

© текст - Новиков Н. И. 1789
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Иванов А. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001