-

Грамоты Великого Новгорода и Пскова.

Подготовили к печати В. Г, Гейман, Н. А. Казакова, А. И. Копанёв, Г. И. Кочин, Р. Б. Мюллер и Е. А. Рыдзевская. Под ред. С. Н. Валка. (Институт истории Академии паук СССР. Ленинградское отделение) Изд-во Академии наук СССР. М.-Л. 1949, 407 стр.

Рецензируемый сборник, содержащий документы, посвящённые истории городских феодальных республик Новгорода (до 1478 г.) и Пскова (до 1510 г.), представляет исключительный интерес. Большинство документов, вошедших в настоящее издание, было уже опубликовано раньше, но в разное время, в разнотипных но своему характеру, сборниках, иногда в журналах или газетах. Самыми разнообразными были и правила публикации, применявшиеся предшествующими издателями новгородских и псковских грамот. Наряду с изданиями, стремившимися к точной передаче всех филологических особенностей документов (А. А. Шахматов, А. С. Лаппо-Данилевский), а также фотомеханическими воспроизведениями текстов, некоторые дореволюционные публикации (особенно провинциальные, например, «Губернские ведомости») стояли на низком научном уровне. Уже давно чувствовалась потребность в новом сводном издании документов по истории Новгорода и Пскова периода их самостоятельности, отвечающем современным научным требованиям. Эту задачу и выполняет рецензируемый сборник. В нём переизданы новгородские и псковские документы на русском языке, появлявшиеся ранее в печати, а также опубликован ряд новых, до сих пор неизвестных грамот, обнаруженных в результате специального просмотра ленинградских, московских и других архивных собраний. В сборник вошли также немецкие тексты с переводом на русский язык грамот, касающихся дипломатических и торговых сношений Новгорода с Западной Европой,

В большинстве случаев дошедшие до нас немецкие тексты представляют собой современные переводы на немецкий язык утраченных в настоящее время русских грамот. Издатели рецензируемого сборника, давая обратный перевод с немецкого на русский язык, стремились придерживаться той русской терминологии, которая употреблялась во время возникновения документов. Таким образом, эти переводы, по существу, представляют собой реконструкцию пропавших русских текстов,

С опубликованием рецензируемого сборника исследователь, занимающийся историей Новгорода и Пскова XII-XV вв., получает полный, систематически подобранный и опубликованный на должном научном уровне материал по данному вопросу. Классовые взаимоотношения, рост феодального землевладения, приёмы закрепощения и методы эксплоатации непосредственных производителей, развитие ремесла и торговли (внутренней и внешней), организация власти и управления в феодальных республиках, роль боярского совета и веча, роль княжеской власти и т. д. — вот те вопросы, которые помогает осветить настоящее издание. Наконец, в сборнике содержится очень интересный материал, касающийся московско-новгородских взаимоотношений, предшествовавших образованию Русского централизованного государства.

Издатели проделали очень большую работу по подбору и археографической обработке документов. Тексту каждой грамоты предпосылается описание её внешних признаков (писчий материал, сохранность, характер печати), указывается место хранения как подлинника, так и всех известных списков, даются ссылки на все предшествующие издания, приводится основание для датировки. В примечаниях отмечены все приписки, сделанные в тексте позднее, стёршиеся и повреждённые места текста (причём приблизительно указывается количество утраченных букв) и т. д. Таким образом, исследователь, пользующийся рецензируемым изданием, получает достаточный материал для того, чтобы судить о происхождении, характере каждого документа и его ценности как исторического источника.

Отметим ещё большое значение издания для педагогических целей. Это ценнейший материал для семинарских занятий в высшей школе.

Переходим к критическим замечаниям, которые возникают при пользовании изданием «Грамот Великого Новгорода и Пскова».

Прежде всего обратим внимание на неполноту сборника. Как указывают сами издатели, «две грамоты оказались не включёнными, хотя они и должны были бы войти в том. Это — церковный устав кн. Всеволода и грамота церкви Ивана на Опоках. Они оказались вне данного тома, так как, по существующим предположениям, отдельный том будет отведён уставным церковным грамотам и обе эти грамоты предназначены ко включению именно в этот том» (стр. 4). Вряд ли этот довод может быть признан убедительным, так как он основан на соображениях всё-таки формального порядка. Грамоты Всеволода (особенно грамота церкви Ивана на Опоках) интересуют нос не потому, что это «церковные уставы», а потому, что они представляют собой ценнейший материал но социально-экономической и политически и истории Новгорода. Если в дальнейшем предполагается специальное издание уставных церковных грамот, то «уставы» Всеволода могли бы быть просто повторены в нём (ведь по размерам они очень невелики). Очевидно, теми же соображениями (именно расчётом на специальное издание) руководствовались издатели, исключив из настоящего издания Псковскую и Новгородскую судные грамоты. Конечно, эти памятники заслуживают отдельного комментированного издания. Но всё же остаётся не совсем понятным, почему, опубликовав Двинскую уставную грамоту и справедливо [159] указав, что «право, запечатленное в этом акте, является исконным правом Двинской земли, глубоко уходящим в её прошлое» (стр. 4), издатели не подошли с этим же критерием к Новгородской и Псковской судным грамотам.

Следующее критическое замечание вызывает предложенная издателями систематизация документов. Последние расположены под следующими рубриками: «Грамоты отношений Великого Новгорода с князьями», «Грамоты отношений Великого Новгорода с Западом». «Грамоты внутреннего управления», «Частные грамоты Великого Новгорода». Не совсем понятно противопоставление «Грамот отношений Великого Новгорода с князьями» «Грамотам внутреннего управления Великого Новгорода»: ведь первая рубрика в основном касается именно внутренней истории Новгорода, а не внешней политики. С другой стороны, самый заголовок «Грамоты внутреннего управления» не представляется нам удачным. Под этой рубрикой помещён ряд жалованных и правых грамот (№ № 79-82, 143, 151 и др.), касающихся феодального землевладения и иммунитета. Разве основной их интерес заключается в освещении «внутреннего управления»? Они рисуют рост боярского и церковного землевладения и организацию господства и подчинения в феодальной деревне. Другие документы, исходящие от княжеской власти, говорят о взаимоотношениях князей с Новгородом и тесно связаны с Договорными грамотами (см. в № 83 «Како семь докончал с Новымгородом»), Точно гак же Договорная грамота Новгорода с Казимиром IV 1470-1471 гг. (№ 77) попала в раздел «Грамот отношений Великого Новгорода с Западом», хотя она освещает главным образом как раз внутреннюю историю Новгорода. Без ее изучения не может быть понят и текст Коростынского докончания Ивана III с Новгородом 9 августа 1471 г. (№ № 26-27), от которого её оторвали издатели.

Возникает сомнение в правильности выделения в особый раздел частных грамот. Нам казалось бы более целесообразным объединить частные грамоты, касающиеся главным образом земельных дел, с публичными (жалованными, правыми и т. д.) грамотами, рассматривающими вопросы о землевладении и иммунитете, в одну рубрику: «Памятники истории феодального землевладении и господства и подчинения в феодальной деревне». Сюда должны быть отнесены не только грамоты, касающиеся структуры монастырской и боярском феодальной вотчины, но н документы, устанавливающие повинности новгородского крестьянства непосредственно в отношении Новгородской феодальной республики: «Жалованная грамота новгородского веча сиротам Терпилова погоста, устанавливающая размеры поральи и потуг» (№ 89) или «Правая грамота... о включении Власа Тупицина в волостной разруб» (№ 92). Внутри указанной рубрики допустимо деление на грамоты «публичные» и «частные». Вторую рубрику, как нам кажется, могли бы составить «Памятники социальной истории города Новгорода и организации власти и управления в Новгородской феодальной республике причем сюда наряду с княжескими договорами должны бы были войти и другие документы. Например, издатели совершенно незаконно отрывают от текста Коростынского докончания (№ № 26-27) «Грамоту В. Новгорода Двинской земле о сложении крестного целования на подданство Новгороду ряда земель, отходящих во владение в. кн. Ивана III» (№ 98). Третья рубрика могла бы быть озаглавлена как «Памятники торговых и дипломатических отношений Новгорода с Западной Европой». Её содержание в основном определено в издании правильно.

Далее возникает замечание в связи с археографическими приёмами, положенными в основу издания. Поскольку это первое полное научное издание новгородских и псковских текстов, среди которых имеются древнейшие подлинные пергаментные грамоты, приходится пожалеть, что оно выполнено только в расчёте на историков. Им не смогут воспользоваться филологи, так как издатели прибегают к несколько упрощённой передаче текстов (раскрывают без оговорок титла, вносят в строку надстрочные буквы, заменяют ряд древнерусских букв соответствующими современными и т. д.). Издатели объясняют это существованием сборников новгородских и двинских грамот, опубликованных с соблюдением филологических требований А. Л. Шахматовым к А. С. Лаппо-Данилевским. Но, во-первых, издания Шахматова и Лаппо-Данилевского не охватывают всех документов, вошедших в данный сборник, во-вторых, задача рецензируемого сборника ведь в том и заключается, чтобы заменить исследователю все предшествующие издания.

Приходится также пожалеть, что издатели не произвели соответствующей работы над текстами документов в виде разбивки их на статьи и публикуют грамоты сплошным текстом. Это очень затрудняет их чтение и анализ,

В двух случаях издатели публикуют дефектные тексты документов (№ № 13 и 63) и дают их частичную реконструкцию в соответствии е изданием А. А. Шахматова. В примечаниях (стр. 26 н 106) издатели ссылаются на опыт полного восстановления текста обеих грамот, данного мною в моём исследовании «Русские феодальные архивы», (ч. I, М.-Л. 1948, стр. 291-293 и 331-332). Издатели не говорят, согласны они или не согласны с предложенным мною чтением, но независимо от этого, при всех случаях, издателям следовало дать свою реконструкцию грамот (совпадающую с моей или от нее отличающуюся), так как для этого имеются полные возможности на современном этапе изучения грамот. Вряд ли следует оставаться на уровне достижений Шахматова, которые приходятся на 80-е годы прошлого столетия.

Ряд замечаний возникает в связи с датировкой опубликованных грамот. Вопрос о датировке новгородских документов принадлежит к числу наиболее трудных и спорных, и здесь издатели, конечно, имели полное право приводить те даты, которые им казались [160] наиболее исторически мотивированными. Читатель может требовать лишь в достаточной мере убедительного обоснования со ссылкой на источник. К сожалению, этому приёму издатели следуют далеко не всегда. Ссылки на летописи приводятся в качестве основания датировки для № № 1, 3, 4-5, 11, 13, 18 и др. При датировке № № 2, 6, 7-8, 9-10, 12, 15, 16, 17 и др. ссылки на источник заменяются указанием на исследования, большею частью А. Е. Преснякова, Л. А. Шахматова, иногда С. М. Соловьёва, Б. С. Борзаковского и др. Читатель не может знать, почему в отдельных случаях из многих датировок, существующих в литературе, выбираются те, которые принадлежат Преснякову или Шахматову или ещё какому-нибудь автору. Надо как-то мотивировать этот выбор. Только познакомившись с работой Г. Е. Кочина «О договорах Новгорода с князьями», ¹ читатель поймёт, что в рецензируемом сборнике приняты даты тех исследователей, которые предпочёл в названной статье Г. Е. Кочин, но его выбор не всегда убедителен. На современном уровне изучения новгородских грамот мы имеем все средства пойти дальше А. Е. Преснякова и А. А. Шахматова и исправить их датировки.

Ряд дат, принятых Г. Е. Кочиным (вслед за Л. Л. Шахматовым и А. Е. Пресняковым) вызывает недоумения. Непонятно, на каких основаниях один из двух договоров Ярослава Ярославича с Новгородом относится к моменту его приглашения на новгородский стол в 1264 г. (№ 1), а другой — к 1266 г. (№ 2). Почему к 1301-1305 гг. относятся целых три новгородских «грамоты Новгорода тверскому великому князю Михаилу Ярославичу» (№ № 6 и 7-8)? Зачем понадобилось несколько соглашений? Почему договор Новгорода с кн. Александром Михайловичем помещён под 1326-1327 годами? Основание датировки приводится следующее: «Александр Михайлович был великим князем в 1325-1327 гг.; первая весна относится к 1326 г.» (стр. 27). С этим нельзя согласиться: Александр получил великое княжение после убийства в Орде кн. Дмитрия Михайловича 15 сентября 1326 г. ², значит, «первая весна» была в 1327 году. Проект договора Новгорода с Борисом Александровичем (№ 20) издатели датируют 1446-1447 гг., хотя имеются все основания уточнить датировку в пределах с февраля 1446 г., времени захвата Москвы Дмитрием Шемякой, и до февраля 1447 г., когда Москву вернул Василий II. В это время, когда Новгород не был связан ни с Василием II, ни с Дмитрием Шемякой, и был разработан проект договорных условий, предложенный новгородцами тверскому князю Борису Александровичу.

Даже тогда, когда издатели ссылаются для датировки на летописный источник, эти ссылки иногда носят несколько формальный характер и поэтому не вполне убедительны. Откупная Обонежекая грамота (№ 93) датируется (согласно «Актам Археографической Экспедиции») 1434 годом. В действительности же боярин Г. В. Заболоцкий, который упоминается в грамоте, был наместником в Новгороде в середине XV в. и умер в 1473 году ³. В сборнике Ленинградской Публичной библиотеки (Q-IV-14) откупная Обонежекая грамота помещена среди документов, близких по времени к 1456 году. В конце грамоты читаем: «А купиле (суд) тогда, коли был князь велики Василеи Васильевич в Великом Новегороде, ино опосле того с того лета, с того Петрова дни». После 1456 г. Василий II приезжал в Новгород в 1460 году ⁴. Зачем же относить грамоту к 1434 году?

Грамота Ивана Калиты на Двину о предоставлении в ведение Михаила Печерской стороны (№ 84) датирована в сборнике 1328-1341 годом. Но грамота допускает более точную датировку, так как упомянутые в ней лица (посадник Даниил, тысяцкий Аврам) фигурируют в конце 20-х годов XIV века (см. Договор Новгорода с Александром Михайловичем Тверским 1327 года).

Неверно даётся издателями датировка некоторых рукописных сборников, из которых заимствуются публикуемые документы. Так, известный сборник новгородских и двинских грамот Ленинградской Публичной библиотеки (Q-IV-14) относится ими к XV — началу XVI века (стр. 41, № 23 и сл.). Между тем имеются бесспорные доказательства его возникновения в 70-х годах XV века. Водяной знак бумаги (голова быка) датируется, по Н. П. Лихачёву, 1476 годом ⁵. На л. 33 сборника вшит подлинный документ 1476 г. — список Новоторжских земель. Этот документ имеет помету: «Сесь список землям новоторжеким дал Василей Борисович лета 84 (1476 г.) апреля, что по тому списку отвели те земли владыке ноугородскому и бояром». Перед текстом откупной Обонежской грамоты имеется следующая помета: «Список с грамоты с откупные с Обонежекие, а сама грамота у Семена у Борисовича». Василий и Семён Борисовичи — бояре Морозовы, принимавшие участие в походах Ивана III в Новгород в 1476-1478 годах. С их именем и связывается составление сборника новгородских и двинских грамот, хранящихся в Публичной библиотеке в Ленинграде.

Издатели опускают все эти данные о сборнике Q-IV-14, имеющиеся в советской печати, и исходят из данных «Актов Археографической Экспедиции». Список неточностей в датировках, объясняемых нежеланием издателей расстаться с выводами А. Е. Преснякова, А. А. Шахматова и других, можно было бы дополнить.

Нет чёткости в датировке копийных книг Троице-Соргиева монастыря конца XVII века. В отношении некоторых книг ⁶ эта датировка даётся точно: 1684-1685 гг. (№ 151 [161] и др.), в отношении других одновременных ⁷— приблизительно, конец XVII в. (№ 101, 122 и др.).

Не вполне точная датировка даётся в рецензируемом издании копийным книгам Соловецкого монастыря. Они были составлены в 1633-1635 годах. Одна из них ⁸содержит по преимуществу грамоты публично-правовые, расположенные в более или менее точном хронологическом порядке. На л. 17 содержится подробный рассказ о составлении рассматриваемой книги: «Лета 7141 году февраля в 1 день Соловецкого монастыря игумен Рафлило... велел написат в книги списки 3 государевых жаловальных грамот». Исходя из этих указаний, Н. С. Чаев ошибочно датировал весь сборник 1633 годом ⁹. Эта ошибка повторяется и в рецензируемом сборнике, в котором книга № 136 относится к 1633 году. В действительности февраль 1633 г. можно считать лишь датой начала работы над копийной книгой. Закончена же она была в 1635 г., на который падают самые поздние из скопированных в книге документов (л. 588).

Копийная книга Мнхаило-Архангельского монастыря, ¹⁰ относится издателями к XVII веку. Более точной датой, как показывает анализ сборника, будет время после 1676 года.

Не всегда удовлетворяет пунктуация, внесённая издателями в тексты опубликованных документов, и распределение строчных и прописных букв. Например, в № 14 читаем; «А што ся деяло до твоего княжение и в твое кияженье, того ти не поминати. Што продано княжих волостий до Велика дни, а што будет не продано по Велкце дни, то по целованию поведати». Издатели неправильно разделили одну фразу на две. После «поминати» надо поставить запятую. В № 21 непонятно, почему слова «На вече на Ярославле дворе» выделены в отдельную фразу и отделены от следующей фразы: «Се дахом черный бор». В № 330 читаем в качестве отдельной фразы: «Ино до тое пожьни нету дела никому, ни моим детем, ни моему роду, ни племяни». Между тем словом «ино» начинается предложение, тесно связанное с предшествующим: «что на Сыте пожня... что с Корняком была по половинам у нас та божия». Лучше перед словом «ино» поставить запятую.

Нет единообразия в употреблении выносных и строчных букв. В № 14 «волости новгородской» {с маленькой буквы), в № 14 в аналогичном контексте: «волости Новгородской» (с большой буквы). Непонятно, почему «князь Иван Можайский» (Де 26) и в то же время «князь велики московский» (№ 77), в одном случае указание на княжеский стол даётся с большой буквы, в другом — с маленькой. Можно привести достаточное количество подобных примеров, касающихся отсутствия единообразия в археографической обработке.

Имеются неточности в указателе. Например, в указателе «Быбута» (стр. 376) — в тексте «Выбута» (стр. 329); в указателе «Зайцев» («Зайцов») остров (стр. 378) — в тексте «Засцкий» остров (стр. 285); в указателе «Букаринское» село (стр. 376) — в тексте «Букаркинское» (стр. 232).

В алфавите личных имён перепутан порядок слов в пределах буквы «Я»: сначала «Яков — Яскоминов», затем «Ядвига — Яков» (стр. 374-375). В оглавлении «Грамоты внутреннего управления Великого Новгорода» ошибочно начинаются с «Договорной грамоты Великого Новгорода и Пскова с епископом юрьевским» (стр. 394), относящейся в действительности к разделу «Грамот отношений Великого Новгорода с Западом».

Большим недостатком издания также является отсутствие терминологического указателя.

Л. Черепнин

Комментарии

1. «Учёные записки» Ленинградского государственного педагогического института имени А. И. Герцена. Т. XIX. 1939.

2. ПСРЛ. Т. VII, стр. 199-200; т. V, стр. 414-415; т. X, стр. 189-190.

3. См. Лихачёв И. Разрядные дьяки XVI в., стр. 10-1 — 108. СПБ. 1838.

4. ПСРЛ. Т. IV, стр. 127; т VI, стр. 182.

5. Альбом водяных знаков Н. П. Лихачёва № 3189.

6. ЦГАДА, грамоты Коллегии Экономии № 14385.

7. ЦГАДА, грамоты Коллегии Экономии № 8422.

8. ЛОИИ, Соловецкое собрание № 136.

9. Летопись занятий Археографической Комиссии за 1927-1929 гг., вып. 35, стр. 124-126. Л. 1929.

10. Библиотека Академии наук. Рукописное собрание № 1192.

Текст воспроизведен по изданию: Грамоты Великого Новгорода и Пскова // Вопросы истории, № 11. 1949