1787 года.

В САНКТПЕТЕРБУРГЕ,

Иждивением Императорской Академии Наук.

=================================================================

О БАРГУЗИНСКИХ ПОДГОРОДНЫХ БРАТСКИХ.

(Баргузинск город Иркутского Наместничества, в 524 верстах от Иркутска.)

Сих Бурят количество в Баргузинской округе не превосходит числом 597 душ; но коль мало сие количество ни есть, мысли их о происхождении своем надменны, и по их понятию нашему шару должно от их отраслей заселенну, а Байкалу первым человеческим быть обиталищем. Сей народ сам себя называет Борят, Россиянами назван Братским, а Тунгусами Борер. О сотворении миров ничего они не знают, так как и о происхождении Байкала, в которой, по их мнению, угодно было Творцу с неба спустить мальчика и девочку, которые в воде столь много удовольствия находили, что из оной три года глазам Господним не показывались. По прошествии сего времени спустил Бог на берег сего моря старуху с овцою, где овца объягнилась; а старуха обоих сих животных остригла, и сваляв войлок положила подле берегу, а на оной поставила из овечьего молока сделанной Тарак (тварог со сметаною); сама же притаилась и кустах. Сии [71] маленькие дети вышли из воды играть, и увидев тарак и войлок, первого наелись, а на последнем легли и заснули; чрез что подали старухе случай себя поймать и приучать к себе. Питаясь овечьим молоком и пришед в совершенный возраст, начали сии два юноши плодиться и населять места около Верхоленска, где по том поселена Бирюльская слобода, откуда распространяясь предки Братских за многие неизвестные годы придвинулись к Баргузинску, и живучи вольными никому дани до пришествия Россиан не платили. А когда сии таковую требовать стали, то не соглашались они быть платежными и намерились противиться, но удержаны были славным тогдашним их шаманом, которой по совершении шаманства народу объявил, что поелику они сотворены Богом живущим в небе; то и должно им иметь государя на земли, и ему дань платить. Таковое объявление, подкрепленное уповательно казачьими винтовками, привело их к признанию своего подданства и к платежу ясака; с коего времени они и начальников у себя щитают, полагая, что Зайсаны и Шуленги [72] даны были им правительством, из последующий времена поступали из тех же родов по наследству; по окончании же такового падает общей их выбор на другую достойную семью, сродственную с тою, вместо которой выбирают.

Вера сих Бурят есть идолопоклонническая, шаманская, с малым христианским смешением, как ниже буду иметь случай о том говорить.

Богу приписывают они человеческой образ и бессмертие; обитание его на небе, а власть в жизни и смерти, щастии и неучастии человеков беспредельна.

Они полагают в небе Богом сотворенной рай, а под землею ад, из коих в первом добродетельные, как живые на земли, удовольствованы и сыты, свободны и ни кем огорчены не будут; а злые в аде недостатком и голодом вечно будут мучиться, и низвержены будучи в темную яму, в оной прильнут к смоле. Бога в раю принимающего души праведных называют они Ирлын Хан, Государь вечной.

Шаманство у них известно и обыкновенно стало со времен того самого шамана, [73] которой им повелел послушаться светской власти и платить Государю ясак. Сему первому шаману последовали в родах их другие, которые и ныне в довольном количестве имеются. Сии при случаях болезней, нещастий и тому подобного должны показать свое искуство. Они бывают мужеского пола, женатые и холостые, а женщин сии Бурята в шаманах не имеют. Шаманы сии народною доверенностию, почестями и послушанием совершенно пользуются; все их желания и прозьбы, сколько возможно, удовлетворяются; в пиршествах занимают они первое место, и первые угощаются.

В шаманы входят произволящие люди. Они начинают в сию степень входить показывая себя помешанными в уме, изумленными и боязливыми. К сему началу присоединяется искуство прочих шаманов, которые научают наговору и всему потребному к ослеплению легковерного Бурята. Обыкновенно шаманы остаются в своих родах, и из оных в простолюдимы не выходят, так как и из сих в те не принимаются. Шаманство их состоит в [74] следующем. Несколько родственников между собою сговорятся, при случае какой нужды, прибегнуть к волшебству, и тогда складываются одним годовым жеребенком, тремя овцами и яманом (козлом). Сих животных отводят на место шаманства, где шаман вошед сперва в юрту начнет свое дело произношением разных слов, а по том и распевом оных; ему под голос подтягивают все присутствующие; а шаман брызжет в юрте вином и молоком над огнем; по том вышед из юрты на место, где козел, овцы и жеребенок его ожидают, приказывает раскласть огонь, и приведенной скот убить; что делается прорезанием против сердца диры и оторванием рукою сердца от жил. Кожу сдирают мешком, оставя голову и ноги при оной. Сии кожи надевают на колья, и так тлению оставляют; а мясо варят, и бросив по части в огонь достальное съедают; при чем шаман беспрерывно наговаривает, кропит вином и молоком и поет; в чем ему упражняющиеся в еде иногда вспомоществуют. По слуху о приуготовлениях к шаманству съезжается [75] множество людей, а наипаче когда оно большое Онгунят, то есть, зашаманивают лошадь к избавлению ее от грома. Правителем сего воздушного явления щитают они Илию, и к умолению его зашаманивают лошадь. К сему избирают сивого коня, и ставят на спину его чашку с молоком. Шаман опрыскивает оного, и брызжет к небу молоком и вином, також и на все четыре стороны; по том курит называемою богородскою травою и пихтовою корою; по окончании чего лошадь отпущают, и та бросясь в бег сроняет с себя чашку с молоком, на которую шаман наговаривает здравие и благополучие хозяину. Лошадь сия, называемая Онгун, зашаманенная, и почитается принадлежащею пророку Илие; по чему во все то лето к езде не употребляется, не продается, никому не отдается и не убивается. Естьли же бы случилось, что лошадь сия падет, то вырезав гриву и хвост вплетают в другую такой же шерсти лошадь, которая с того времени и слывет суженою громоводителю.

При случаях болезней или иных каких нещастных приключений предписывает [76] шаман, какой шерсти лошадь или другую скотину к шаманству убить; или и сам желающий чрез шаманство отвращении какого зла, по примеру родственников своих, назначает шерсть и животное, которое предает на жертву. При всех шаманствах приносят они Всевышнему молитвы сложением рук и поклонением; при чем обыкновенно произносят слова деду бурхан эджи хаиралджи баи мани, то есть, вышний Бог помилуй и пожалей нас.

Сообщество сих Бурят с Россиянами причиною, что они почитают угодника Николая; в церквах пред его образ ставят свечи, и просят его быть заступником у Бога во всяких их нуждах, уверены будучи, что Бог его прозьбе внемлет.

Веру свою сии Бурята называют Кыпъесо, начальная вера. О всеобщем потопе сказывают они, что слыхивали о нем преданием от предков своих; но какой он был, и как от оного спаслись люди, понятия не имеют. Не пекутся так же и о праздничных днях; для них все дни равны, а праздник означается изобилием в пище. [77]

Они определенных идолов не имеют, а держат в юртах и вне оных некоторое тому образование, как то всякие шелковые лоскутки, зашитые в войлочном мешочке. На овчинной мездре намазывают молоком и жиром нос, рот и глаза, и тогда дают сей овчине наименование зол заяши, талан и щастие. Равномерно около деревянного обруча или кольца навешивают из скотинной кожи выкроенные ремешки; но все сие не важно и бездейственно, пока шаманское искуство не уделит им часть волшебства, и тогда зашитые в войлоке лоскутки повесятся вне юрты на верху, с левой стороны при входе в оную; а обруч и овчина внутри к западной стороне, мимо которых женской пол проходить не должен. При вешении сих вещей, после приложения к ним шаманства, делают они им поклонение, и просят, чтоб они Бога просили о ниспослании им здравия, щастия, детей, лошадей и скота; но после сей к ним прозьбы не просят их никогда и ни о чем.

Народная к шаманам вера ныне у некоторых ослабевает, поелику они уже уверены, что шаманские предсказания не [78] всегда, сбываются, но часто ложными находятся. Между сими Бурятами находящиеся шаманы отличаются от шаманов прочих народов тем, что одежда их проста и обыкновенна всякому Буряту, как в домашнем их упражнении, так и при самом шаманстве, при котором они уверяют, что видят Бога в образе человеческом, которой им сам назначает шерсть и скотину для жертвы, и объявляет предбудущие приключения, о которых знать чрез шаманство желают; в первую ночь после шаманства и сны сих обманщиков приемлются вдохновенными.

Баргузинские Бурята лишены письмян, всяких книг, кумирен и лам. О черте не имеют они никакого понятия, и ему никакой власти не приписывают, хотя по привычке в брань употребляют читкур, черт, укыдыл дьявол.

К числу их суеверия причислять должно великое их почтение к камню стоящему в Байкале, при самом истечении из оного реки Ангары, так же и к утесистой горе по речке Шаманке, к которым они на поклонение ездят, жертвуют баранов, [79] и как в сем последнем месте, так и во всех тесных проездах, вешают на деревьях конские волосы и разные лоскуты, уповая чрез то иметь безвредной проезд.

Бараньи и козьи лопатки служат им к предсказанию; их жарят они на огне, и по том заключают, будет ли кто болен, умрет ли, каково щастие кому на промысле предстоит, и в каком звере оное состоять имеет.

Роды сих Бурят щитаются каждой в своем кровными родственниками, и в оном никто жениться не может, а брать в замужество должен из другого рода; напротив того жениться позволено на двоюродной сестре, брату на братниной жене и сыну на мачихе.

Говоря о понятии, каковое имеют они о рае и аде, сказал я, что они считают приуготовленными первой во мзду за добродетель, а последний наказанием пороков: теперь остается мне сказать, что они щитают верховною добродетелью спасение ближнего от смерти и всякое оказанное ему благодеяние, а первым и главнейшим [80] пороком неукротимую злость и клевету, ежели они во вред ближнего питаемы будут.

В важных преступлениях судятся сии Бурята гражданскими судами, от правительства установленными, а в мелочных винах своими родовыми старшинами, не имея никаких законов, коих место заступает обыкновение, и сие над виновными без послабления исполняется; на пример за кражу скота и вещей [кроме денег] получит вор наказание прутьями, и сверх того, за каждую голову должен заплатить по три головы пени; что они и называют гла; покраденные же деньги возвращаются, а наказание телесное бывает сугубо.

В прелюбодеянии оказавшуюся девку отдают за соблазнившего ее замуж, и берут с него скотом калым; а буде он ничего не имеет, то его сестру, которую тогда и вольны отдать в замужество, в которой род похотят, и взятой за оную калым себе оставляют; а сверх того прутьями наказуется преступление само по себе. Блудодеяние с замужнею женою подходит под телесное наказание обоим виновным; разумеется, что все сие идет о согрешении [81] двух различных родов людей; таковые же преступления в своем роде, яко в кровном, старшинами не наказываются, а виновники предаются суду гражданскому. Ежели в междуусобных несогласиях произойдет драка, то претерпевший побои, лечим и содержан бывает до совершенного выздоровления, а виновник прутьями на теле наказывается. Ежели ж битого постигнет смерть, то причинивший оную яко убийца отдается суду по законам.

Власть мужа над женою и отца над детьми простирается не далее телесного наказания, но отнюдь не изувечения, а тем менее убивства или продажи в рабство. Недовольный женою муж, по истощении всех способов к укрощению ее, может ее согнать или отдать отцу и матере, но калыму возвратно не получит; а отец имеет тогда право отдать ее за другова и взять вторичной калым.

Продолжение в следующем месяце.

© текст - Озерецковский Н. 1787
© сетевая версия - Тhietmar. 2024
© OCR - Иванов А. 2024
© ИАН. 1787