АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИЗ ИСТОРИИ СЕЛЕНГИНСКИХ БУРЯТ

В состав селенгинских бурят входило немало родов монгольского происхождения. Особенно часты были перекочевки монголов из Халхи (Северной Монголии) в пределы России на рубеже XVII и XVIII вв. Это был период ожесточенных междоусобиц и пора резкого усиления феодальной эксплуатации аратов в результате установления маньчжурского господства в Халхе. Это ухудшило и без того суровые условия жизни кочевников.

Монгольские араты нередко вступали в вооруженную борьбу со своими угнетателями, но чаще ухо ,или в другие земли в поисках счастья, ради "спокойной и мирной" жизни. В представлении монголов Россия была богатой и счастливой страной, где "законы справедливы» и "нет бедных и голодных".

Большинство переселенцев из Северной Монголии вливалось в состав бурятского населения Забайкалья. Среди забайкальских бурят в то время были роды, состоявшие из одних монголов. Впоследствии они также смешались с аборигенами края, образовав вместе с ними одну из крупных частей бурятского народа под названием "селенгинские буряты".

К числу таких родов относится Подгородный, или Тураев, род, история которого красочно изложена в рукописи на монгольском языке, хранящейся в рукописном фонде Института народов Азии Академии наук СССР в Ленинграде под шифром G 15. Размер 35,3 х 22,2 см.; подлинник, без названия, на русской пергаментной бумаге в согнутый лист, 16-21, 22-23 строк; почерк селенгинских бурят, выходцев из Халхи. Автором этой рукописной истории конца XVIII или начала XIX в., как видно из текста, является правнук основателя Подгородного рода Андахая гелун (лама) Долсам Доржи Гинпилон. Следует заметить, что Л. С. Пучковский, опубликовавший в 1957 г. довольно подробные сведения об этом памятнике, как это ни странно, не обнаружил в нем имени автора ¹.

По вопросу о названии Подгородного рода Л. С. Пучковский утверждает, что "это название является русским переводом того времени для самоназвания рода хагас тур-а «полу городской» ². то не точно и не верно. Мне кажется, правильное объяснение происхождения наименования Подгородного рода дает в своей монографии по истории Бурятии Е. М. Залкинд: "Род был поселен поблизости от Селенгинска, по каковому поводу он и получил свое название. .. При переводе [141] данного им имени с русского языка на монгольский местные грамотеи осмыслили приставку под как полу и соответственно перевели ее как половина-хагас, для города был избран один из имеющихся в монгольском: языке терминов тура. В итоге и получилось хагас тура-ин оток, в обратном переводе на русский язык "полугородской род". С течением времени нелепая приставка хагас отпала и название рода стало Тураевым" ³.

В самом деле, хагас тура не могло быть самоназванием рода, поскольку первоначально род образовался как тура-ин оток «Тураев род». Под таким названием он и был зафиксирован Селенгинской воеводской канцелярией.

Материалов, освещающих историю селенгинских бурят, вообще мало, а те немногочисленные письменные источники, которые хранятся в библиотеках и архивохранилищах разных городов нашей страны, почти не исследованы и ждут еще своей публикации. Что касается истории образования Подгородного (Тураева) рода, то она, как уже отмечалось выше, получила наиболее полное отражение в рукописи селенгинского летописца Гинпилона Долсам Доржи, русский перевод которой с монгольским текстом предлагаем вниманию всех, кто интересуется историей бурятского народа. Копия текста рукописи снята нами с ленинградского подлинника с сохранением всех стилистических и орфографических особенностей оригинала. На полях даны лишь исправления явных описок автора.

ДОЛСАМ ДОРЖИ ГИНПИЛОН

[История образования Подгородного [рода]

Издревле три халха-монгольских хана являлись потомками Чингисхана. Центральные области страны занимал Тушету-хан, ставка которого с желтыми вратами находилась в середине его владений. Супруга хана была в положении. При рождении наследника хана было признано необходимым отыскать хорошего человека, достойного для воспитания новорожденного тайжи. По повелению хана подходящим человеком оказался сын Сагса-мэргэна Утун-Улзэйту, который и взял наследника и воспитал его вполне здоровым. Сына Утун-Улзэйту по имени Ухин Тушету-хан сделал своим приближенным. Ухин имел двух сыновей: старшего звали Андахаем, а младшего-Ильдэном.

Около 1700 г. хан повелел избрать одного из двух сыновей Ухина на должность хошунного правителя-дзасака. Так как большинство народа избрало младшего брата Ильдэна и лишь меньшинство Андахая, последний в гневе и с обидой сказал: "Отправлюсь-ка я в Россию. Говорят, что его величество белый царь великодушен и . милостив, законы его справедливы, головы не снимают. Коновязи там из чистого серебра, собаки едят из серебряных блюд. Богатства и население неисчислимы. Бедных и голодных нет. Жители той страны жалостливы и милосердны друг к другу. Огонь разжигают маслом. Дети, пасущие скот, играют, перебрасываясь кусками овечьего курдюка. Мы станем подданными великого белого царя, властителя той обширной русской земли. Покровительствуй нам величественное знамя могущественного царя, способное отогнать чужеземного жестокого врага". Так сказав, поклонился прямо [143] на север. "Если за мной будет погоня, то пусть грозное знамя царя подавит ее!" — произнес он заклятие.

В день, когда все люди хотона отправились на большой праздник в монастырь гун бандиды, Андахай ушел тайком, взяв из дома легкие вещи, свою беременную жену-чахарку, четырех сыновей и одного родственника — ламу. Шли днем и ночью, перевалив Хунджайскую возвышенность, переправившись через реки Джиду и Желтуру, достигли, наконец, пограничных поселений. Примерно через месяц родился у них мальчик. Все местное население жило мирно и спокойно, за короткий срок значительно увеличилось поголовье их скота.

К этому времени как раз относится формирование атагановского отока (рода). Прожив несколько лет вместе с атагановцами, Андахай со своим старшим сыном Амором отправился в Селегинскую воеводскую канцелярию и сказал: "Я отдаю в это учреждение своего сына Амора, надеясь, что он будет полезным в деяниях царя и в ведении делопроизводства на монгольском языке. Соблаговолите обучить его русскому языку и грамоте".

Амор вел делопроизводство, получая за это вознаграждение из царской казны. Он хорошо обучился русской грамоте. Остальные четверо его братьев, изучая монгольский и тибетский языки, также стали грамотными людьми.

Однажды Андахай, прибыв в [воеводскую] канцелярию, заявил: "Меня окружает множество моих близких и дальних родственников — одкокровных и однокостных и других сородичей. Мы их соберем и, став одним хошуном, назовем его «Тураев оток» [Городской род]. Пусть им ведает этот Амор". Так сказав, он поклонился. В [воеводской] канцелярии внимательно выслушали его заявление и согласились с его предложениями. По возвращении он собрал всех своих сородичей, находившихся в разных местах, и объединил их в один Полугородской (хагас тура) или Подгородный оток.

Амор же, получив приказ о назначении его старшим зайсаном, откочевал со своими сородичами с низовьев реки Учету, расселился за Инискэ (Енисеем ?) в прекрасных и плодородных долинах реки Хамнея, где раньше никто не проживал, и основал свой оток. На месте зимника Андахая до сих пор сохранились камни с кустарником. Наш славный предок, пользовавшийся всевозможными царскими милостями, с сознанием полной удовлетворенности прожитой жизнью, скончался в преклонном возрасте.

Прибывший вместе с Андахаем лама по имени Санжа был настоятелем построенного им войлочного дацана и занимался распространением религии. Однако он пристрастился к вину. Говорят, однажды после скандала, происшедшего с ним на свадьбе, пьяные люди, настигнув его в роще, куда он бежал, ударили медной трубкой по носу и убили его. Так ли было — точно неизвестно.

Тогда же об образовании [Подгородного] отока было доложено царю, и в 1728 г. Амору было пожаловано золотое знамя. Затем, в 1729 г., когда в Кяхту прибыли граф Савва [Рагузинский] и Цэцэн-ван, устанавливавшие пограничные знаки вдоль границы с востока, и потребовали дать им одного грамотного, хорошего переводчика, то Амор как раз и был назначен к ним. В составе разграничительной комиссии он ездил на запад от Кяхты до Шабинайского перевала и Чангильского перешейка. По окончании работы граф Савва [Рагузинский] пожаловал Амору грамоту с приложением своей печати об утверждении его зайсаном и выдал ему жалованье в сумме 7 рублей 50 копеек. [144]

Впоследствии, когда потребовался от нас человек, владеющий русским и монгольским языками, для сопровождения монгольского посольства, выезжавшего для доставки подарков царю, Амор был назначен сопровождающим и направлен в распоряжение Селенгинской воеводской канцелярии, откуда он отправился дальше по Селенге на дощанике. Амор забрал на дощаник и своего младшего брата Ботороя, воскликнув приз этом: "Если один из нас погибнет, то другой вернется!" Почти год они плыли по воде и, наконец, достигли царского дворца, перед которым трижды поклонились, прося милости.

На аудиенции у царя его величество пожаловал Амору патент с приложением золотой печати об освобождении Амора, его четырех братьев и их внуков от всяких налогов и повинностей и назначении ему жалованья в сумме 15 рублей с выдачей 24 пудов муки [ежегодно]. Удостоенный» в 1731 г. этой высокой награды, Амор после трехлетнего путешествия благополучно вернулся домой.

Овеянные счастливым знаменем отца Андахая и с его благословения Амор и Боторой поклонились стопам его величества, чем удостоились царской милости, благами которой в равной мере пользовались все пятеро сыновей Андахая, а мы, его потомки, до сих пор храним царскую грамоту с белой печатью как драгоценную реликвию.

Старший из пяти сыновей Андахая Амор имел четырех сыновей. Младший сын [Амора] Замбала был старшим зайсаном и имел трех сыновей. Его сын в настоящее время является шанзодбой, а его младший брат шуленга Нэгшун Замбалаев занимает пост старшего головы. Потомство [Амора] состоит из шестнадцати душ. Боторой имел двух сыновей; его потомство ныне составляет двадцать одну душу. Сэнгэ имел пять сыновей; его потомство состоит из девяти душ. имел двух сыновей; его потомство состоит из двух душ. Младший сын [Андахая] Муухай имел пять сыновей. Рассердившись на своих старших братьев, которые дразнили его, говоря: "Мы — монголы, а ты только один бурят!», Муухай, в возрасте двадцати одного года, тайком уходит в Монголию, чтобы повидаться со своим дядей князем Ильдэном и принести [горсть] земли своих предков. Взяв кое-что из вещей и продуктов, он отправляется в путь-дорогу.

Достигнув пределов Монголии, [Муухай] встретился с одним стариком пастухом, которому подробно рассказал о целях своего прибытия и нанял его своим проводником. Вместе они дошли до хотона князя Ильдэна и ночью вошли в одну юрту. В этой юрте сидела в бордовом шелковом халате одна бабушка восьмидесяти с лишним лет, с которой они и поздоровались. Она спросила: "Ты из каких мест?" Он ответил: "Я прибыл из царской России. Отец мой Андахай был родом из монголов, мать моя уроженка Чахарского хошуна". Когда она спросила его, чем он может доказать, тогда он сказал, что у него есть полный комплект [отцовского] кинжала с огнивом. Она попросила его показать. Он передал ей. Увидев все это, она снова и снова прижимала его к своей груди, целовала и плакала, приговаривая: "Ушел жестокий по характеру Андахай, бросив свое имущество и забрав моих любимых внуков. Где же он осел после ухода к иноземному хану?"

Бабушка угощала [внука] всякими вкусными вещами и в течение трех суток скрывала его. Затем сказала: "Пойдем к князю Ильдэну. Он либо убьет тебя, либо спасет". На это он ответил: "Велика сила нашего царя!" — "Ты помалкивай, зловредный мальчик!" — сказала она и, опираясь на свой посох, взяв его за руку, повела к юрте князя Ильдэна. Перед входом она заставила его поклониться. Войдя в юрту, [145] у дверей он также поклонился. Затем подошел к князю и, кланяясь, преподнес ему подарок. Мать подробно рассказала сыну о посетителе и целях его визита.

Князь Ильдэн в синем шелковом халате сидел на мягкой тахте. Перед кроватью, завешанной черной шелковой занавесью, где находилась княгиня, Муухай, поздоровавшись, поклонился ей и сел. Князь Ильдэн спросил: "Жив ли твой грешный отец Андахай?" Муухай ответил: "Нет". Князь: "Куда он ушел?" Муухай: "Ушел к бурхану (умер)".

- "Ай, неотесанный бурят, куда же ты направился, перешагнув границу?" - спросил князь. "Мне говорили, что мой отец отсюда по происхождению, потому я и прибыл сюда", — ответил Муухай. — "Могу ли я остаться здесь?" — спросил он. "Нет!» — ответил князь.

Расспросив о его жизни, а также об обычаях и нравах в России, князь сказал: "Здесь тебе нельзя оставаться долго. По какому пути шел, по тому и иди!" Сказав так, он подарил [племяннику] шелковый шарф, панцирь и шелковый халат. Бабушка подарила ему набор чашек, китайский чайник, разные мелкие вещи и продукты [на дорогу]. Затем Муухай зашел в юрты двух сыновей князя Ильдэна — Нэгзуна и Бой- тога и получил от них кое-какие подарки. В то время, когда он собирался отправиться в путь, взяв из скотного двора горсть земли, бабушка в напутствие ему высказала благопожелание: "Ведь отец твой бежал к иноземному хану, желая лишь разбогатеть и стать знатным человеком, и вам, его детям, желаю богатства, знатности и благополучия во всех ваших делах". После этого в сумерки он ушел и благополучно вернулся домой.

У Андахаева Муухая было пятеро сыновей: двое из них — комплектные [штатные] ламы, трое — миряне. Средний сын Гинпил Муухаев был зайсаном, но когда в 1785 г. потребовалось избрать в Иркутской губернии двух заседателей из бурят, то Гинпил Муухаев и был избран на зтот пост и затем в течение трех лет работал заседателем в Верхнеудинском уездном суде. За исправное несение своих обязанностей он получил аттестат.

Младший сын Жамьян Муухаев был знаменосцем и имел грамоту знаменосца. Гинпил имеет двух сыновей: я гелун (лама) Долсам Доржи с младшим братом живем благополучно. Сын Жамьяна Муухаева Аюши занимается общественными делами. Нас (потомство Муухая) стало 13 душ. С благословения деда Андахая и благодаря знаниям дяди Амора мы, внуки и правнуки 7-8 поколений (?), все больше и больше растем.

Неразумные и неблагодарные люди вроде меня забывают о милости своих родителей и заслугах своих незабвенных предков. У Гинпилова сына, некогда принявшего обеты гелуна, много ошибок и заблуждений, но ради того, чтобы быть осторожным и избавиться от душевных пороков, я хочу следовать по пути учения Будды.

Стремясь быть осторожным, как вор, который на месте кражи бывает чрезвычайно бдительным, безмолвным и налегке ступает, изучая каждый свой шаг, ради блага своего и других, сидя на страже, не зная, когда может явиться вор, написал Долсам Доржи все, что знал и слышал от других, для вашего удовольствия, господин ⁴.

Говорят, что я родом из горлосцев и мой далекий предок имел двух жен, старшая из которых была уроженкой Непала. Она от черного тэнгри (неба) родила одного сына, от которого пошли непальцы. Вторая жена была хорчинской тангуткой, родившей от белого тэнгри также [146] одного сына, от которого пошли горлосцы. Эти две национальности искони являются родственными народами. Когда говорят "отец мой тэнгри, а мать моя — земля" и во время громовых раскатов неистово кричат, то считают, что этим самым способствуют рассеиванию ударов молнии. Но был ли мой предок монголом — неизвестно. Думается, что когда-то один, состоятельный монгол, пропутешествовав по белому свету, вернулся на родину с двумя женами, взятыми из двух разных стран.

С благословения Будды, под знаменем царя, пользуясь постоянной и вечной добродетелью всех живых существ, испытывая самое глубокое счастье, да будем почитать своих родителей, не забывая их благодеяния!

Да распространится добро и благо!

Комментарии

1. Л. С. Пучковский, Монгольские рукописи и ксилографы Института востоковедения, I. История, право, Л.-М., 1957, стр. 134.

2. Там же, стр. 139.

3. Е. М, Залкинд, Присоединение Бурятии к России, Улан-Удэ, 1958, стр. 155.

4. Очевидно, эта записка составлена по заказу известного монголоведа О. М. Ковалевского.

(пер. С. Д. Дылыкова)
Текст воспроизведен по изданию: Из истории селенгинских бурят // Краткие сообщения института народов Азии, № 83. Монголоведение и тюркология. 1964