-

Письмо к редактору из Нерчинска.

Не могу вам довольно выразить мою душевную благодарность за присылку Москвитянина и за почтенное письмо ваше. В 1 No, прочитав заметки ваши во время поездки за границу, в полной мере сочувствую вашей мысли, что мы Русские более увлекаемся чужими краями, и не знаем еще довольно всего разнообразия нашего отечества. Мало Русских путешествуют по отечеству, спеша более за границу дивиться тамошним чудесам, и после передавать свои мысли о виденном и слышанном через журналы, и газеты. Это какое-то увлечение, какая-та страсть, привившаяся к нам, Бог знает откуда, — и доколе эта страсть будет увлекать нас, и когда мы увидим своих родных [235] путешественников, по нашему отечеству каждогодно разъезжающих? Наши писатели вечные домоседы иди заграничные гости, мало знающие родные края и народный быт, а сколько бы эти предметы дали пищи для ума изыска тельного, для пера даровитого, для воображения пламенного! Когда всего этого дождемся мы, и когда наши журналы будут более знакомить нас с картинами разнообразного великого Русского Царства? Совестно сказать, что мы так еще мало знаем свою Россию, не знаем даже характера Губернских городов, и от чего? от того что никто нам не говорит об них. Русский, путешествующий по России, неслыханная редкость. Ездят одни ученые для каких-нибудь ученых наблюдений и собраний редкостей, относящихся к каким-нибудь наукам, но эти господа мало печатают своих записок о быте, характере народном, увлекаясь своими предметами по науке, а может быть и не имея ни времени, ни охоты бросить взгляд на предметы, вовсе сторонние для них и не входящие в их круг занятий, и почитаемые по их мнению совершенно излишними.

Подобное положение обстоятельств очень походит на такого человека, который более привык провождать время в беспрерывной гостьбе и делании визитов, не заботясь о домашности, что там и как у него делается и от того он об ней ничего не знает, и на вопрос ваш о ней ничего не скажет: так часто и наши господа, путешествующие вечно по чужим краям, иногда плохо знают свое родное, им оно даже представляется в каком-то печальном виде, и по этому они все грезят иностранным, тамошним устройством и усовершенствовавший разного рода, как будто все счастие наше находится в них. И без этого много есть людей живущих совершенно счастливо, в кругу своих семейств, в совершенном довольстве, зная только по слухам об заграничных чудах и дивах. Не в этих дивах состоит наше земное благополучие, а в умерении мечтаний наших и страстей. Часто видим теперь семью небогатого селянина, и каким счастием веют лица этого доброго семейства. Кажется, ни одна злая страсть, ни одна грусть, не коснулась [236] мирного тихого крова. Видя эти добрые физиономии, задумываемся и различные вопросы возникают на душе об жизни и об истинном изобилии. Путешествие по отечеству полезно и поучительно. Переступя порог бедного селянина и войдя в круг его семейства, научаемся жить, понимаем науку жизни, которая едва ли не труднее всех наук в мире, ибо можно быть всезнающим, но все-таки быть несчастливым.

Гарун Ал Рашид проникая в хижину бедного изучал науку царствования, а мы чаще бывая под кровом бедняков, получаем уроки, как жить мирно и тихо, не гоняясь за многим; у нас каждая Губерния требует отдельного изучения и описания во всех возможных отношениях, и если б в каждой из них нашлись свои родные Куперы и Валтер Скотты, то нашли бы работы и для пера и для своего гения.

Скажу вам несколько слов о моем путешествии в Урульгинские горы к так знаменитым в здешней стороне приискам тяжеловесов крестьянина Бориса Кривовосова. В 30-е Августа после обеда отправились мы с приятелем из Иркутска, добрейшим В. И. Седаковым единственным здесь человеком, посещающим край Нерчинский от времени до времени из любви к науке. Ботаника, Зоология и Минералогия и отчасти съемка видов есть цель поездок почтеннейшего, неутомимого Г. Седакова по Иркутской Губернии и области Якутской. Он, выйдя в совершенную отставку и получая полный пенсион, употребляет дорогое время на общеполезные занятия, не много развлекаясь сторонним, а предавшись весь науке и любимым занятиям. Мое путешествие было на верховой лошади, а Г. Седаков с товарищем в повозке до гор, или до дороги проезжаемой на колесах. Езда на верховом коне удобнее для заездки в стороны, рассматривать травы, которые я собираю каждое лето, и мой Гербариум богат целительными. Наградою трудам моим могут служить некоторые лекарственные травы, мною неоднократно испытанные: так растущая здесь трава пользующая темную воду глаз и сгоняющая [237] бельма и словом помогающая во всех глазных болезнях! эта трава употребляется внутрь как чай от 2 до 5 чашек в день. Я многим лицам имел счастие и случай помочь этим, казалось бы, простым средством, но по действию своему неоцененным и неизвестным медицине. Ко мне едут селяна за нею, а нынешнее лето требовали даже в Селенгинск за 900 верст от Нерчинска для одной женщины, от коей отказались лекаря. — Вторая трава открытая мною останавливает сильное болезненное кровотечение из матки у женщин. Третья уничтожает всякого рода поносы, простые и кровавые, и эти две последние тоже мною испытаны с совершенным успехом, можно сказать изумительным. Я не говорю вам о прочих моих открытиях, — об них надобно исписать целую тетрадь. Время нашей поездки было пора расцвету желтого Девятильника, столь лекарственного, и Баншик Гару или лучшего украшения возвышенным нагорных долин Даурии, пора расцвету Зверобоев (Генциан) столь разнообразных здесь, и столь многоупотребляемых по Тиб. Медицине ламами, кочующими в Нерч. Округе. Созревал цвет Серпухи, Восточного крапу, но только начинал расцветать шильжи Гор (Генциана) с голубым нежным цветом в несколько ярусов по стебле. Сильно пахла расцветшая мята, и лилии зрели уже в семенниках. Ирытин, Ирисы, Ревни полевые и горные, разбрасывали уже семячки, зрели колосья хлебные на нивах, и бурели квадраты поспевающей гречухи, раскинувшиеся по скатам гор. Неслышно стало голоса кукушки, замолк лесной голубь, давно перестал петь временной гость Даурии соловей, стада журавлей начали табуниться, а молодые утки были на долете, собирающиеся куличьки в стада кричали по берегам рек Шильки и Нерчи.

Замешкав дома, я поотстал немного от сопутников, и вынужден был мчаться в галоп шестиверстное пространство, разделяющее новый и старый Нерчинск, и весь поперечник острова Боринского что на Усь-Нерчи и выдался в Шильку, где и догнал товарищей, собирающих насекомых. Этот остров весь почти покрыт деревьями и кустарниками. Тут растет в изобилии зомо или [238] красное дерево между жимолосом, яблонью, черемухой и боярышником, есть между деревьями красивые поляны, лужечки, на коих инде видится развесистое дерево по середине будто нарочно посаженное. Весною в расцвет черемухи, яблоней и боярки, когда цветет шиповник, остров сей кажется жилищем фей, окруженный со всех сторон водою, имея порядочные озера, покрытые тенью от дерев вовремя летнего зноя. Сюда иногда приезжают целые семейства гуляющих пить чай и насладиться чистым воздухом из Нового города. На юге за Шилькою видятся скаты Хинга на, левее на горах гранитные скалы со своими нескончаемыми россыпями, между коими растут пахучие папоротники и желтое деревце. Перед глазами видим древний Успенский монастырь и серебристая Шилька: прекрасный остров этот есть выгодное место для фермы хозяина. Здесь главная пристань всем тягостям, сплавляемым водою из Читы в Нерчинск. Здесь можно иметь верши в Шильке для ловки белуг и севрюг. Но на все это у нас нет охотников, и от того часто живут летом без рыбы, питаясь в посты одними овощами. Нельзя не подивиться, что жители в Нерчинске не имеют даже рыболовных сетей и больших неводов, как например, в Верхнеудинске. Всеми здесь обладает насчет рыбной промышленности какая-то странная леность и нехотение. При богатстве других источников всегда бывает так. При изобилии скотоводства, при урожае хлебов, при звероловстве, туземец Даурии обеспечен и мало изыскивает других незнакомых ему путей, как жили отцы наши так живем и мы, отвечают вам — к чему принимать на себя лишние незнакомые заботы, и особенно те, с которыми мы незнакомы и вовсе не сродны, и смотришь — иной просидишь на завалине своего дома куря трубку свободное время от обыкновенной работы. Нужда мать изобретения, а здешний люд мало видно имеет нужд, сидя иногда безо всякого дела. Леность и праздность есть также не последняя черта здешних мещан и крестьян ведомства Губернского — предприимчивого духу в них не видно и следа. — В теперешнее время каждый празднолюбец идет в Тайгу на поиски золота, или едет с [239] корчемным по округу, или наймуется к управляющему питейным откупом в работу, где дают ему на месяц от 20 до 25 руб. ассигнац.

К вечеру достигли мы до деревни Пешковой, что на правой стороне речки Урульги от Нерчинска в 20 верстах, и тут переночевали у богатого крестьянина завод. Ведомства Пешкова. Этот крестьянин засевает до 40 десят. хлеба и имеет большое семейство. На следующее утро, напившись чаю, отправились верхами в трусь в числе 8 человек по речке Правой Пешковой. Верст 10 ехали мы по местам покатым, по чистому широкому долу. Местность просто очарование. Что за виды, — на каждом шагу переменяется ландшафт, здесь я встретил дикий хмель с белыми шишками, кои кладут вместо огородного в пиво. Путь наш шел прямо на юг, но после за версту дорожка повернула на лево по речке Кибиревой к Востоку, и тут углубились мы в темные дебри, где слышен был шум лесов по вершинам гор, и шум речки стремившейся по камням. Роскошные Генцианы и махровая гвоздика, нежнейшие растения, расцветали в прохладной тени деревьев. Запах мхов, ягодников, багулу и размарину, бросался сильно в нос. Грязь, камень, валежник, крутые косогоры, не давали ехать скорее ступи или хлыни, мы изрядно утомились и проголодались, но надобно было спешитьдо места, чтоб там уже совершенно отабориться, как говорят здесь. На месте приисков построены казенные зимовья, следовательно мы обещали себе найти там покой и укрыться от дождя, который нас порядочно при отъезде из деревни Пешковой помочил. — Наконец, подъезжая к приискам цветных камней, указали нам в лево и Сосновый мыс и Обусину гору, где извлечены были чудесные сине-зеленоватые аквамарины, немного далее проехав увидали над головами на самой вершине горы гранитную башню утес. Боже мой! что за прелестный вид что за странная игра природы. Мне хотелось бы побывать на верху этой башни и взглянуть на окрестность, но мы спешили, были голодны, и утомлены сильно, и потому удовольствовались только распросами у провожатых. Вот [240] явилась и цель нашей поездки, показался и утес Сверкунова от нас направо вгроможденный на высочайшем гребне гор. Он царил над окрестными высями величаво и красиво, и был освещен лучами солнца. Сошли с коней у бедных трех зимовьев, кое-как слепленных и втиснутых в подошву той самой горы, где столько добыли тяжеловесов. Сперва не знали мы что начать? Обедать ли, пить ли чай, или идти взглянуть на копи. Первое превозмогло, да и разочли, что с пустыми желудками странствие на крутизну горы не удобно, а сверх того проехав 20 верст мы крайне утомились, цепляясь по камням, пробираясь в топях, где того и гляди, что грянет конь на бок и будешь без ноги или руки. Десять верст проехать по такой трудной и не безопасной дороге хоть кого утомит, особенно при мысли каждую минуту встретить нечаянную опасность. — Отобедав пошли мы на гору. Подъем очень крут. С полугоры встретили первый Шурф в твердейшем сливном граните глубиною в 4 сажени, если не в пять. Вода точилась каплями из гор, вниз Шурфа. Прочие разработки шли косвенно по протяжению горы из SW на NO в верх горы почти до самой ее вершины. Гнезда, где вынимали тяжеловесы были котлообразны и величиною неравны, инде с корчагу и менее, а инде шире и более. Крестьяне говорили, что тут шла очень узкая щель между сливного гранита, и эта щель доводила до гнезд, в коих лежали в рыхлом песке тяжеловесы мелкие и крупные с полною кристаллизациею, или неправильными кусками. Щель расширялась или совершенно съуживалась, и представляла непреодолимые препятствия. Без огня, молотка и ломов подыматься было вперед при разработке нельзя вовсе.

Мы видели тут валяющийся дымчатый кварц и смесь камней черного шерла с полевым шпатом, гранитом, слюдой, и венисою, — отвалы разработок были очень огромны и видно было, что стоили труда для неопытных, но решительных минералогов. Поднявшись на вершину кряжа, противоположный утес, сверху нас стоящий на гребне горы, показался во всей красе. Из сего утеса [241] вынуты два тяжеловеса, один не чистый по весу в 30 ф. а другой в 24 ф. совершенно чистый и с правильной кристаллизацией. Случай помог найти эти сокровища. На южной стороне утеса часть его отвалилась и увидели полевой шпат и тапир (кварц дымчатый), всегдашние путеводители здесь к раскрытию цветных камней: По сему следу и заключили, что в самом утесе есть сокровища, и как с северной стороны его виднелась в верху щель, то сделали наскоро лестницы из стоячих деревьев вблизи, и один смельчак влез к щели и стал ее разработывать. Оказалась сводообразная пустота, далее по щели которой пробивались 4 сажени горизонтально или прямо, и к немалой радости и изумленно обрели нежданные и недуманные сокровища. Нельзя не удивляться и не отдать справедливости искусству здешних крестьян в приискании земных богатств. Они как бы слышат чутьем или инстиктом все находящееся в земле и заслуживающее внимания. Разумеется вся тут тайна от чрезвычайной внимательности и постоянной наглядности на горнокаменные породы. Минералам у них даны свои названия, например полевой шпат беловатой изжелта, похожий на куски мыла даже в своем изломе, называют они мыльником; топаз белый и дымчатый и совершенно черный непрозрачный зовут они тумпасиней; черный шерл называют амарином; аметист матисом; аквамарины и бериллы Ширлай; граниты зовут серовиком или диким камнем; песчаники рыхляком, венису енисей; изумруды (коих здесь еще не нашли настоящих) Исюмрут. Скаты гор, обращенные к солнцу, солнопеком, и обращенные к Северной стороне Сивером. Замечательно что все прииски из камней в Урульжинских горах найдены на скатах гор обращенных к Югу, и нигде, почти к Северу. — Там говорят нет знаков и следов к открытию, а все признаки и путеводители заметны и находятся в солнопеках.

Ежели бы дали свободу и дозволили крестьянам отыскивать в кряже Урульжиских гор цветные камни по билетам, как например на Урале, то нет сомнения что их старания и усилия восторжествовали бы над крепостию [242] сильных гранитов, и последовали бы важные открытия. Очень немудрено, что нашли бы и изумруды, не говоря о других камнях, даже нашли бы во многих местах богатые серебряные руды, давно ли в Купикане стали разработывать сереб. руду, и кто бы вы думали открыл рудник этот? Простой крестьянин.

Взойдя на самую вершину горы, увидели мы на Востоке целую линию гранитных утесов на новом кряже гор. Утесы тянутся опять по самой вершине идущей от S. к N. Сколько, подумал я, находится ископаемых сокровищ в этих окрестных твердынях, и когда и в какое время все это откроется, и что теперь значит известная повсюду жерловая гора Адун Чолан в сравнении с горами Урульгинскими! равно ничего не значит. Весь кряж изобилует сокровищами, а сколько тут погребено в падях золота ¹, и сколько разбросано жил с серебряными рудами! И пробудут эти природные богатства Даурии веки не тронутые, и не скоро еще рука человека прикоснется к их заповедным тайнам. Все открытия руд серебряных, начиная от первого открытия в 1668 г. сыном Боярским Васильем Миловановым и поныне, (хотя и выплавлено серебра из них в Нерчин. заводах до 25 тысяч пуд) я считаю очень ничтожным в сравнении богатств Нерчинского края. До многих ли гор касалась рука человека? Между тем как, судя по тайным слухам и рассказам, во многих горах здесь находятся богатые сереб. руды, о коих знают одни простые неученые жители; но таят, и эти тайны умрут с ними. Вероятно сотни тысяч пудов серебра будет выплавлено в последствии [243] в Нер. округе, но этого конечно дождемся еще не скоро. Время и усилия покажут, чего ожидать должно в будущем.

В Пади Кибирской подле зимовьев у речки нашел я расцветшим Брыгун — растение употребляемое здесь в трудных родах. — Оно имеет силу разрешающую и возбуждающую. — Ягоды — голубица, костяника, поспели уже; брусника и черная смородина созревали: первая на скатах гор полуденных и верхних, вторая в падях в тени леса. Размарину, отцветшего уже, видел я великое множество, который сюда выписывают с аптекою из Тобольска. Ревень также произрастает в изобилии в горах Урульгин., и свойство его совершенно одно с Китайским, через Кяхту вымениваемым.

Какою прелестию дышет природа гор Хинганских. Убаюканные усталостию, шумом беспрерывных речек, пораженные впечатлениями дня, поздно успокоились мы в жилом сыром зимовейке, боясь дождя, ибо небо сделалось к вечеру мрачно; и долго разговаривали мы у огня, освещаемые только им. Медведь, обыкновенный жилец лесов сих, не решился в ночи сделать нам визита, и испугать лошадей ночевавших у коновязей. — Мы провели ночь покойно, и на другой день, встав рано после шедшего дождя в ночи не могли идти за большою сыростию к утесу Сверкунова ², и с сожалением возвратились в Пешкову после утреннего чаю в горах, отдав им наши поклоны. Исполненные восноминаниями о виденном и слышанном, поздо домчались до Нерчинска к своим домашним пенатам.

М. Зензинов.

19 Авг. 1844 г. Нерчинск.

Комментарии

1. Укажу на золото в Урульге, Куникане, Казаковой, Гаромуре, Култуме, Кутамаре, Дучар. Хотя в посл. четырех местах и лежит золото не собственно в кряже Урур. гор, я в его отрогах, или долах, прилегающих к этим отрогам, но все же это собственно есть уже принадлежность гор Урульгинских или настоящего Хингана, идущего по правую сторону Онона, а потом Шильки.

2. Сверкуновым утесом он назван по имени Сверкунова, крестьянина, добывшего огромные тяжеловесы.

Текст воспроизведен по изданию: Письмо к редактору из Нерчинска // Москвитянин, № 11. 1844