-

СТРАННАЯ ПСИХИЧЕСКАЯ ЭПИДЕМИЯ, СЛУЧИВШАЯСЯ С ЛЕНСКИМИ БУРЯТАМИ.

Иркутский Земский Исправник, основываясь на донесении Трактового [474] Заседателя, от 7 Февраля текущего года, довел до сведения Начальника Иркутской Губернии, что у Ленских Бурят, живущих в Иркутском Округе, появилась странная эпидемическая болезнь, в роде сумасшествия, которой явления оказываются тем, что больной сначала делается задумчив, скучен, чувствует головную боль, стеснение в груди, слабость с лишением постепенно сна, а потом на другой или на третий день впадает в сильный бред, и в таком положении остается от 5 до 25 дней, мучась бессонницею и тревожась разными воображениями. Донося о том, Трактовый Заседатель, с своей стороны, присовокупил, что причиною появления этой необычайной болезни подозревает хитрость Забайкальских Лам, которые перед-тем показывались между Ленскими Бурятами под видом разных своих надобностей, и подобное расстройство могли произвесть либо какими-нибудь физическими средствами, либо морально, пользуясь врожденною робостью и легковерием Бурят, с тем намерением, чтобы сделаться им необходимыми в качестве лекарей, и, таким образом, внушив к себе доверенность и уважение, переманить их из Шаманства в свою Ламайскую Веру.

Получив донесение Исправника, Начальник Губернии в тоже время предложил Иркутской Врачебной Управе немедленно командировать, в стойбища Ленских Бурят, Медика, для медицинского исследования болезни и подания помощи страждущим. Сверх-того, вместе с Медиком, командировал от себя особого Чиновника для раскрытия на месте, когда и от чего именно появилась такая болезнь. Присем поставлено было в обязанность Чиновнику, собрав местных родоначальников, [475] внушить им, чтобы они суеверным Бурятам, в отвращение всякого между ними смущения, растолковали, что болезнь эта не может быть влиянием злых духов, напущенных на них Ламами, или другими какими злыми людьми, но естественное явление, может-быть происходящее от простудной горячки, или от других вредных причин, против которых могут быть взяты естественные меры, что им будет оказано всевозможное со стороны Медика пособие, к которому они должны иметь полную доверенность, и что потому они не должны впадать в уныние и беспокойство, а лучше молились-бы с верою и усердием Христианскому Богу, который может-быть сим путем призывает их в лоно своей Святой Церкви.

Командированные Чиновник и Медик, по прибытии в стойбища Бурят, донесли, что они действительно нашли там несколько человек больных сказанною болезнию, в том числе одного мальчика лет двенадцати. Имея перед глазами до шести человек таковых больных, как Медик, так и командированный с ним Чиновник, немедленно приступили к наблюдению их состояния.

Узнав, что означенные шесть человек собрались в юрте одного старика, они пошли сами туда немедленно, и застали всех их стоящими в юрте около огня. Они теснились друг-около-друга, и, качаясь из стороны в сторону, пели унылую песню, делая по временам движения, сходные с теми, какие в обыкновении у Бурят при произношении молитв, то-есть складывая обе руки ладоньми вместе и касаясь ими груди и лба, или просто хватаясь за голову и грудь, как-бы чувствовали в них сильную боль. [476]

Содержание песни, по объяснению переводчика, было следующее:

В Хоринском краю были две девицы,
У них была мать.
Девицы захворали и умерли:
Мать бросила их в озеро.
Старик-дядя вынул их из озера,
И похоронил в земле.
Ламы прогнали души девиц;
Души покойниц пришли в Тунку.
Из Тунки пришли они сюда,
И теперь здесь скитаются.

Песня эта сопровождалась общим односложным припевом «ио! ио!», выражавшим как-будто боль или горесть.

При входе в юрту Чиновника и Медика, Буряты продолжали пение, не обращая на них никакого внимания. Во время пения, они были совершенно в бесстрастном и бесчувственном состоянии: только иногда хватались руками за голову и поглаживали слегка под ложечкою, но не выражали ни лицом, ни телодвижениями никакой боли. Пульс у них был сжатый, редкий; глаза мутные, нечувствительные к свету и прочим наружным впечатлениям; кожа тела сухая и холодная, между-тем-как в юрте был разложен большой огонь, от которого жарко было и душно. Медик брал крепко их за руки, щипал у них щеки; но не только взрослые, даже и бывший с ними мальчик, не оказывали притом ни малейшего ощущения. От неоднократного прысканья в лицо холодною водою, они не вздрагивали, не утирались, и даже не мигали. Медик приказал их вывесть на улицу: они вышли без всякого самочувствия и самосознания, не переставая ни на минуту [477] петь и качаться. Опять ввели их в юрту: тоже самое. Наконец, голос их начал ослабевать, движения уменьшаться. Делая руками молитвенные знаки, они подошли все вместе к двери юрты, с приклонением головы и с произношением окончательного припева: «ио! ио!» Затем, все вдруг перестали петь, и тогда только, увидевши Чиновника и Медика, почтительно им поклонились.

В туж минуту Медик начал делать над ними новые наблюдения, и нашел, что у всех их язык был чистый, пульс бился правильно и свободно, лица оживились, глаза просветлели, на лице и на шее показалась теплая испарина. Все эти шесть человек, за минуту бывшие в бесчувственно-безумном состоянии, мгновенно пришли в полный разум, и хотя были робки и молчаливы, но нисколько не казались вялы и слабы, одним словом были так здоровы, как будто-бы с ними ничего болезненного не приключалось. На вопрос Медика, что чувствовали они во время пения, отвечали они: «Ничего!» — Болит-ли у них теперь что нибудь? — «Нет!» — А до пения? — «Болела голова и теснило под сердцем!» — Все потом преспокойно пошли по своим домам, а мальчик даже побежал, как веселое и беспечное дитя, между-тем-как, смотря на его продолжительное и непроизвольное, повидимому, качанье, при беспрерывном пении, надо было ожидать признаков большой слабости, или по-крайней-мере утомления.

На другой день, почти в тоже время, как и на-кануне, то-есть около 8 часов вечера, теже самые больные начали петь в своих юртах, прислушиваясь взаимно к голосам друг-друга. Потом собрались они к тойже садиой юрте, взошли в [478] нее и, ставши по-прежнему в полукруг, затянули туже унылую и однообразную песню. Это опять продолжалось около двух часов, и кончилось такъже, как и на-кануне.

По розысканиям Медика и Чиновника открылось, что болезнь эта являлась уже прежде между Бурятами Тункинского Ведомства, сопредельными Забайкальским, от них перешла к Аларским, потом показывалась между Кудинскими, и наконец достигла до Ленских Бурят. Явления ее, говорят, везде были теже самые, как здесь. Смертности не было прежде, нет и теперь. Период ее бывает для одних 5, для других 25 дней. Потом она исчезает совершенно без всяких вредных последствий, и в другой раз не повторяется. Буряты, вообще робкие при появлении в улусах всякого припадка, в отношении к этой странной болезни остаются совершенно спокойными. Появление ее они старались всячески скрывать от Начальства; по этому вероятно и не было оффициальных сведений, что она появлялась уже у Бурят Тункинских, Аларских и Кудинских, где теперь не существует.

Чтобы не оставить ничего без исследования, Медик рассматривал хлеб, употребляемый в пищу Бурятами: нет-ли в нем рожков (secale cornutum), или другой какой примеси? Но как в зерне, так и печеный, хлеб оказался доброкачественным. Воду в пищу Буряты употребляют летом речную, а зимой снеговую, также совершенно чистую. Вообще, Медик не нашел никаких видимых причин болезненному расстройству телесного организма. По его мнению, болезнь эту должно приписать причинам моральным, действующим на робкий и суеверный [479] характер Бурят. Песня, которую они поют во время припадка, очевидно занесенная Ламами, может легко возбуждать или поддерживать в них мечтательный ужас, представляя воображению скитающиеся души двух брошенных в озеро девушек. Бывший с Медиком Чиновник дознал, что, уже в периоде этой болезни, между Ленскими Бурятами точно показывались двое Лам, под видом будто своих надобностей. Они не занимались собственно лечением больных; но, по просьбе некоторых Бурят, совершали молебны о их исцелении. Ламы эти вскоре уехали. Бурятские родоначальники не подозревают их однако ни в каких злых намерениях.

Из всех этих сведений, Иркутская Врачебная Управа не сочла себя в праве сделать какое-либо положительное заключение о существе болезни; но ограничилась только предположением, что тут может быть явление моральное, происходящее от расстройства воображения суеверных Бурят, пугаемого, кроме других внушений Лам, и тою песнею, которую поют больные во время припадка: впрочем весьма может статься и то, что здесь есть намеренное участие со стороны самых Бурят, которые могли сговориться с Ламами пустить в ход такое чудо, для привлечения легковерного и невежественного народа к Ламайской Вере. К последнему заключению ведет особенно то, замеченное Медиком, обстоятельство, что больные, после припадка, вдруг делаются совершению здоровыми, с чистым языком, ровным пульсом, ясными глазами, одним-словом со всеми признаками здоровья, даже без малейших следов бывшего двухчасового исступления, которое, по естественному порядку вещей, должно-бы непременно сопровождаться если не явным изнурением сил, то по-крайней мере хотя некоторым утомлением. [480]

Приняв это в соображение, Начальник Губернии предписал вновь командировать Медика к Ленским Бурятам, для более строгого медицинского исследования; а Земскому Суду поручил вменить в обязанность Трактовым Заседателям, чтобы они строго следили за появлением Лам между Бурятами, высылая их немедленно из улусов, если они появятся без уважительных-причин; также, обращали-бы особенное внимание и на оказывающихся больными Бурят, следя за всеми их поступками и огласив между ними, что изобличенных в притворстве Начальство будет предавать строжайшему суду по законам. Касательно-же появления ее ранее у Бурят Тункинских, Аларских и Кудинских, где она теперь не существует, предписано Иркутскому Земскому Исправнику произвесть особое исследование и, что по оному окажется, доставить подробное сведение, с объяснением, какое влияние имело это на умы инородцев и не оставило-ли в них действительно намерения и поползновения к Принятию Ламской Веры.

Текст воспроизведен по изданию: Странная психическая эпидемия, случившаяся с ленскими бурятами // Журнал министерства внутренних дел, № 6. 1844