ЩУКИН Н. С.

ЛАМАЙСКАЯ ВЕРА

Северная Индия, Тибет, Китай, Монголия, Маньджурия, наши Буряты и Калмыки исповедывают веру, которую у нас называть обыкновенно ламайскою, или шыгэмунианскою. Первое название происходит от слова лама, которым означаем мы все духовенство этой веры; а второе принадлежит основателю или восстановителю веры, Шыгэмуни или Сакжамуни.

Вера эта происходит из Индии, где она называется буддистскою и есть раскол древнего учения браминов, испорченного толкователями. Сакжамуни родился за 2214, а по другим, за пять столетий до Рождества Христова. Отец его был государь владения Мункэ или Джангар, лежащего при источниках реки Ганга. Сакжамуни до двадцати девяти лет своей жизни утопал в разврате; одних жен имел он, по щедрым преданиям, до осьмидесяти четырех тысяч. Наконец все ему опротивело; но он не переставал думать, что есть еще наслаждения им неиспытанные, о существовании которых шептал ему тайный голос. Рассматривая вообще природу человека, он постиг, что телесные удовольствия, все без исключения, подвергают людей скуке, болезням, приближают к старости и смерти. Пораженный этим открытием, он оставил дворец своего отца и удалился в пустыню. Постоянно занимаясь чтением таинственных книг и размышлением, он постиг наконец, что истинное удовольствие и нескончаемое наслаждение человека состоит в исполнении добродетелей, и что наслаждения, вкушаемые духом, выше всех телесных удовольствий.

Сделав это неновое открытие, он решился сообщить его людям, а потому перевел с таинственного языка на употребительный священные книги, и начал проповедывать людям [24] содержащееся в них учение, подкрепляя слова примером собственной жизни. Он говорил, что не вводит новой веры, но восстановляет древнюю, испорченную толкованиями человеческими.

Сакжамуни скончался за 2134 г. до Рождества Христова, прожив осемьдесят лет.

Нельзя думать, чтоб учение Сакжамуни дошло до нас в том виде, как он преподавал его; без сомнения, оно искажено и перетолковало его последователями, религиозными фанатиками. Основание этого учения есть бессмертие души, рай и ад; но душа, по выходе из одного тела, переселяется в другое; за добродетельную жизнь в лучшее, за порочную в худшее. После высоких истин о добродетели, вдруг следует нелепое разделение мира между богами, которых сила ничтожна пред властию судьбы. Наконец, в дополнение несообразностей и сам законодатель Шыгэмуни признается за бога, правителя настоящего мира; и хотя он умер плотию, но душа его пребывает в здешнем мире в теле божка Банчан-Бокдо, обитающего в Северной Индии в области Мункэ, при источниках Ганга.

Хотя ламайская вера не допускает единобожия, но оно само собою, как неизбежная истина, обнаруживается в их богословских книгах: например, весьма часто говорится там о существе всепровидящем, всесозерцающем, несравненном, небе небес, Господе всяческих, всесильном, всемогущем, владыке миров и тому подобное; но толкователи говорят, что названия эти принадлежат Шыгэмуни, или другому, какому нибудь, божку. Могущество, которое мы признаем в одном высочайшем существе, они разделили между божками, или отдельными правителями, которых называют бурхан (всецарь). Одним из них дали в управление стихии, а другим разные случаи из жизни человеческой. Божков этих очень много; их изображают или на рисунках или статуями из металла и глины; одни из них имеют обыкновенную человеческую форму, другие уродливы и безобразны. Кажется, Ламайцы почитают бурханов своих не создателями, но только правителями чего-нибудь, и уважение воздают им по мере заслуг. Если бурхан, не вняв ни молитвам ни жертвоприношениям просителя, не исполнил его желаний, тогда поклонник берет плеть и вымещает свои убытки ударами. Божок, заведывающий дождем, получает от китайского Богдо-хана подарок, если лето было благоприятное; но если была засуха или проливные дожди, [25] бурхан платится своею спиною. Землею и воздухом управляет Сакжамуни, водою осемь лаосских царей, огнем и адом Эрлик-хан.

Здесь предлагается исповедание ламайской веры в тех понятиях, какое имеют о ней Буряты. Начнем с сотворении мира.

Мир произошел на хаоса. От движения ветров образовалось облако, из которого пошел дождь и составил море. Настала тишина и на воде начала образоваться, как пенка на молоке, твердь; взаимное трение этих кусочков произвело сперва теплоту, а потом огонь. Из тверди образовалась высочайшая гора Сумберь, а около нее четыре мира: северный, южный, восточный и западный. Наш мир есть полуденный и называется Дзамбу-таб. У каждого из этих миров есть по два малых мира, как бы спутники; таким образом всех миров считается двенадцать. На каждом из них обитают особого роду существа. Четыре великие моря прилегают к горе Сумберь: восточное имеет цвет белый, полуденное синий, западное красный, северное желтый. Окружность всех миров составляет 29,400,000 верст. Гора Сумберь состоит из четырех пород: лицевая сторона у нее серебряная, задняя из золота, левая из красного камня, правая из синего. Гора эта возвышается от воды на пятьсот шестьдесят верст и настолько же углубляется в море; она разделена на четыре уступа, где обитают духи разных качеств соответственно возвышению их жилищ; на вершине же горы стоит престол, на котором сидит Шыгэмуни, и созерцает все дела обитателей миров, освещаемых солнцем и верною подругою его, луною. На подводной части горы Сумберь расположены места мучительные, и чем глубже место, тем ужаснее мученье.

Каждый из четырех миров имеет особенную форму. Наша Земля есть треугольник, северный — мир квадратный, восточный — круглый, а западный имеет вид полумесяца.

Как миры эти имели начало, то будут иметь и конец; разрушение их произойдет от огня, который будет ниспадать семью солнцами, одно сильнее другого. Но как сотворение миров происходило уже несколько раз, то и разрушение их будет не последнее. Миры будут создаваться и разрушаться в продолжении вечности, а обладающие ими боги сменяться по очереди. Теперь управляет вселенной Шыгэмуни, а когда она разрушится и вновь будем создана, тогда владеть ею будет [26] бог Майдари, существующий ныне в теле тибетского Далай-Ламы; но прежде разрушения нынешнего мира, Шыгэмуни опять придет на землю для исправления данного им закона, испорченного людьми.

О сотворении человека Ламайцы рассказывают так; за несколько тысяч веков до существования рода человеческого, духи, обитавшие на одном из небес, утратили чистоту свою и были переселены на Землю. Сначала они были столь могущественны, что могли производить подобных себе, силою одной воли. Сперва жили они до осьмидесяти тысяч лет, потом до сорока тысяч, после до двадцати тысяч. Постепенно теряя чистоту, они спустились до степени нынешнего человечества.

Постепенное их падение произошло от следующих причин. Хотя они и лишились небесного обиталища, однако ж были столь духовны, что питались эфиром, летали по воздуху и испускали от себя сияние, которое заменяло свет солнца и луны. Этих светил тогда не было. Переселение на Землю они считали наказанием временным и надеялись получить прощение. Оно было им обещано, если не будут нарушать некоторых запрещений.

Между тем один из духов нашел запрещенный плод, называемый земным маслом. Сперва съел его сам, а потом склонил к тому и прочих духов. За нарушение этой заповеди, духи лишились эфирной пищи, способности летать и собственного свету. Тогда-то созданы были солнце, луна и звезды для освещения вселенной, по воле могущественной судьбы. От нарушения этой заповеди произошло омрачение ума и невежество.

Спустя несколько веков один из духов нашел поганое растение ой, съел его и накормил прочих духов. Тогда произошло разделение полов и с тем вместе взаимное их стремление друг к другу. Тогда они стали размножаться телом, а не силою воли, как было прежде.

Наконец по прошествии многих веков, один из недостойных духов нашел плод салу и ввел его в употребление. Тогда лишились они пищи, которая до сих пор была им ниспосылаема с неба, и стали питаться уже салою. Один дух набрал салы в запас для будущего дня; тогда исчезла салу и произошел грех любостяжания. Тогда-то принялись они возделывать землю и питаться, в поте лица, приобретенною нищаю. Кто не соблюдал умеренности, у того лицо худело, у воздержных красота увеличивалась, почему они стали укорять друг [27] друга, от чего произошли грехи — гордость и прозрение. Тогда начались споры о землях, а потом и драки, от неравного урожая плодов произошла зависть, а отсюда смертоубийство и война.

Когда порока возросли до такой степени, что ссоры, похищения и драки были повсюду, вдруг явился между ними неведомый дух, прекрасный и величественный, ума всеобъемлющего, сердца кроткого и украшенного всеми добродетелями. Справедливых он отличал своим уважением, криводушных и буйных наказывал презрением и выговорами. Чтоб прекратить споры о землях, он разделил их по равной части на каждого и обязал всех клятвою не нарушать его учреждений. Духи, в ознаменование общего к нему уважения, обязались добровольно повиноваться ему и все единогласно признали его своим царем.

Этот первый царь назывался по-тибетски Маягабай-Курба-Джалбу, то есть, царь, избранный всеми. Подданные же назвали его царем Чауаварским и великим обладателем вселенной. Он научил их поклоняться богу Саман-Даба-Дари. С этого времени потомки духов стали называться человеками.

Главный догмат шыгэмунианской веры, — бессмертие души, единожды созданной и существующей до конца века переселением. За добрые дела душа водворяется или в блаженных небесах, или переселяется в другое человеческое тело высшего достоинства, например, царя, вельможи, богатого человека. За худые дела душа поступает в ад, или переселяется в животное и там проживает известное время, пока поочистится от грехов; тогда опять поступает в тело человеческое. Мука в аду тоже не вечна, но соразмерна преступлениям; очищенная душа снова поступает в тело человеческое. Дувша, переселившаяся в другое тело, помнит прежнее свое существование, но действует по мере сил нового тела. Набожный Ламаец, не токмо не убивает животных, но даже облегчает их труды. Он не решится даже убить насекомого, из боязни остановить предопределение судьбы. Духовенству не только запрещено убивать животных, но и предписано смотреть за другими, чтоб не употребляли мяса в пищу. Однако ж для употребляющих мясо, есть свое оправдание. Мы едим, говорят лакомки, только тело душа же бессмертна и переходит в другую плоть. Так наши раскольники, предаваясь разврату, говорят: тело тешится, душа же не участвует в грехе. [28]

Самые боги ламайцев существуют переселением, но для пребывания их на земле избраны тела знаменитых людей. Таким образом в китайском Богдо-хане постоянно пребывает душа бога Маньджу-Шири, соответствующего Марсу. Шыгэмуни постоянно держится в душе индейского владельца Бакчак-Бакдо. Майдари обитает и перерождается в теле тибетского Далай-Ламы.

Здесь невольно рождается вопрос. Выше связано, что Шыгэмуни сидит на вершине горы Сумберь и созерцает дела всех смертных; каким же образом он существует в то же время в теле индейского владельца Бакчак-Бакдо? Почему не было преставления света, когда принял он в свою очередь владычество над миром, что бывает непременно при очередной смене богов? Надобно удивляться, каким образом увлеклись люди подобною нелепостью и верят ей до сих пор. Кажется, одно невежество людей причиною распространения этой веры. Впрочем, просвещенные Греки и Римляне исповедывали религию не менее смешную, и гнали тех, которые осмеливались обнаруживать ее нелепости. Тайна заключается в религиозном воспитании и силе привычки.

Главнейшие правила ламайской веры заключаются в десяти запрещениях или грехах и противоположных им добродетелях. Грехи и добродетели разделяются на телесные, устные и мысленные. Грехи коренные или черные: а) телесные: душегубство или убийство, хищничество, прелюбодеяние; б) устные: лжесловие, клевета, злословие, буесловие; в) мысленные: злоба, зависть, мщение. Добродетели им противоположные выражаются в следующих предписаниях закона: спасай жизнь других, подавай милостыню, храни воздержание, говори правду, миротворствуй, не говори ни о ком худо, поступай по закону, благотвори, будь доволен, будь уверен в воздаянии по делам.

В исчисленных грехах заключаются пять неимеющих посредства и пять сочетавающихеся. Первыми почитаются те грехи, которые собственными молитвами и прошениями могут быть отпущены. Для последних же достаточно молитв другого.

Грехи не имеющие посредства: убийство святого, отца или матери, клевета на священника, окровавление святителя.

Сочетавающиеся; разорение храма, хула на милостивого, на первосвященника, унижение священника, похищение священных утварей.

Сверх того предписывается особенно духовенству, шесть [29] добродетелей: подаяние, терпение, пост и молитва, благоговение к священному писанию, отшельничество, любомудрие. Особенными правилами запрещается всем духовным пить вино и курить табак.

Все ламайские книги, как богослужебные, так и назидательные, писаны на тангутском языке, а потому и богослужение совершается на этом языке, которого не понимает большая часть лам. В прошедшем столетии, по повелению Богдо-хана, все богослужебные книги переведены на монгольский язык; но служба по ним совершается только в одном монастыре в Пекине. Таким образом народ, не имея возможности получить настоящее понятие о своей религии, должен верить рассказам своих лам, весьма часто нелепым и приспособленным к выгодам духовенства.

Первая священная книга у ламайцев есть «ганджур»; за ней следует «данджур». Тут заключаются догматы веры, мифология и проповеди Шыгэмуни. Первое сочинение состоит из ста семи томов, или из 36,656 листов, весом до двадцати пудов. Наши забайкальские Буряты купили в первый раз «ганджур» за тридцать тысяч рублей ассигнациями. В Пекине тибетский «ганджур» стоит около пяти тысяч рублей ассигнациями.

Духовенство шыгэмунианское носит общее название лама, что значит питающая мать, или мать, кормящая грудью. Этот эпитет заключает в себе тот смысл, что каждый лама обязан образовать человека духовно, то есть, очистить сердце его от страстей и возвысить душу исполнением добродетелей, а тем, удостоить вечного блаженства.

Избравшие духовное звание проходят три степени. Первая называется банди (сохранение). В этот сан возводят тех, которые могут читать при богослужении тибетские книги. Вторая степень есть гэцул (законник добродетели). Третья степень называется гелун (хранитель добродетели). В нее возводят уже тех, которые изучили высшие таинства веры.

Эти степени обязаны проходить все духовные, не исключая и перерожденцев. Только имеющие третью степень могут называться собственно ламами; две первые носят общее название хаварак. Гелуны во время богослужения имеют особенные седалища, шире, а потому и называются ширетуями. Выше гелуна хамба, а еще выше хутухту.

Хамба равняется властию как бы нашему епископу; он [30] посвящается хутухтою и сам имеет власть посвящать в три степени. Хутухту есть уже существо неумирающее, но переселяющееся из одной плоти в другую. Таковых переселенцев очень много в Монголии и Тибете; в первой считается их более трехсот. Но главных только три. Первым почитается тибетский Далай-Дама, вторым Бань-цян-Рамбуци, третий называется Джебцун-Дамбули-Гыген, и обитает в монастыре Урге недалеко от наших границ, на дороге из Кяхты в Пекин. В этом перерожденце постоянно обитает душа божка Ари-балы. Общее название перерожденцев есть хубилган.

Тибетский Далай-Лама потому считается первым из хутухту, что он владелец Тибета, что в нем обитает душа божка Майдари, повелителя будущего мира, и наконец он живет в том месте, откуда изливается учение на всех людей, исповедующих буддизм. Все перерожденцы пользуются величайшим уважением народа, но божеской почести им не воздают; во время богослужения они занимают первые места и с ламами читают молитвы.

Наши Буряты так высоко чтут Далай-Ламу, что не только поклоняются его изображению, но даже все происходящее от него почитают священным и хранят в своих медных бурханах.

Когда один из перерожденцев умрет, престол его остается праздным до тех пор пока не отыщут его души в теле какого-нибудь младенца, родившегося около того времени, когда умер хутухту. Китайское правительство есть невидимая сила, указующая младенца, принявшего душу покойника. Выбор падает всегда на знаменитую фамилию, преданную правительству. Духовные и светские избранные чины отправляются в дом младенца, представляют ему разные вещи, любимые покойником. Ребенок узнает их. Иногда рассказывает о прежних своих перерождениях, и это служит убеждением, что душа покойника точно переселилась в тело избранного младенца. Лет до семи дитя остается у родителей под надзором приставленного к нему ламы. Потом духовные чины принимают его с установленными церемониями, увозят в монастырь и обучают таинствам веры; а по мере успехов возводят его в духовные степени. Тела умерших хутухту бальзамируются и хранятся в кумирнях.

В Пекине обитает постоянно хутухту в звании наставника [31] и духовника Богдо-хана. Он помещается в особенном дворце, где устроена типография для печатания монгольских и тибетских духовных книг. Богдо-хан оказывает хутухту особенное уважение. В 1780 году по просьбе Богдо-хана Цянь-Луня, приезжал в Пекин перерожденец Банчин-Богдо. Император при торжественной встрече сам подал ему кресла. Такой почести ни один смертный не может удостоиться.

Хутухту, обитающий в монастыре Урге или Куреня (триста верст от Кяхты), владеет двадцатью тысячами Монголов. Имение это составилось из пожертвований разных владельцев. В начале осьмнадцатого столетия сидел на урганском престоле сын Тушету-хана. Второй по нем был сын монгольского князя Дорхон-чин-Вана, брат казненного в Пекине Мерген-Вана, который во время замешательства, бывшего с 1750 по 1760 год, между Калмыками и побега калмыцкого хана Амурсаны в Россию, осужден за возмущение и намерение бежать туда же. С того времени хутухту родятся уже не в Монголии, а в одном Тибете, и нынешний есть уже третий сряду из родившихся там. Он найден в Малом Тибете, в фамилия знаменитого П’агбы-ламы, который при хане Хубилае-Хагане ввел в употребление монгольские письмена. В 1820 году, нынешний хутухту привезен в Ургу, на шестом году от рождения.

В конце прошедшего столетия одна из наших миссий, проездом в Пекин, удостоилась видеть хутухту. Он был годов осьми, сидел на низком табурете поджавши ноги, вместо одежды обернут был желтою тибетскою байкою; не говорил ни слова и благословлял подходящих к нему возложением на голову книги. Кругом его стояли ламы.

В 1831 году наши миссионеры хотели было посмотреть на хутухту: они объявили кому следует, что желают поклониться перерожденцу. Долго толковали о том ламы но объявили, что хутухту никогда еще не благословлял Русских, а потому не может принять их. Миссионеры указали им на пример, бывший в прошедшем столетии. Опять начались толки. Отказать прямо — не хотели оскорбить; допустить на поклонение — не смели по многим уважительным причинам. Наконец ламы объявили накануне отъезда уже наших из Урги, что хутухту, благословляя поклонников несколько дней сряду, утомился, а потому и принять Русских не может; но если угодно, то они могут видеть наставника молодого хутухту. Наши отказались. [32]

У Бурят нет хутухту; высшее духовное лицо у них хамба-лама-бандиде, равный властью нашему епископу. Последний хамба думал было сделаться бессмертным, и потому внушал своим поклонникам, что по смерти душа его переселится в тело племянника. Эта мысль была не противна нашему правительству, желающему уничтожить религиозное влияние Монголии и Тибета на Бурят. Но по смерти хамбы возникли споры. Племя Бурят Харинских, самое многолюдное и богатое, но отдаленное от жилища хамбы на несколько сот верст, объявило желание, чтоб хамба жил между ними. Но Буряты Селенгинские или Сонголы, хотели, чтоб хамба обитал в прежнем жилище между ними. Споры эти дорого стоили Бурятам, но, кажется, исполнено завещание последнего хамбы и племянник его восседает на табурете первосвященническом. Покойный хамба пользовался величайшим уважением всего бурятского народа. Они почитали его святым. В самом деле, этот человек приводил в удивление не только язычников, но даже и христиан: он был так толст, что не мог уже ходить. Его возили из юрты, где он жил, в кумирню на служение, на особо устроенной тележке или, лучше сказать, к седалищу его подделаны были низенькие колеса. Двое лам тащили его в кумирню, а потом, по окончании богослужения, домой. За всем тем, он дожил до глубокой старости.

Кроме степеней по духовенству, есть особые должности, в которые возводят по выборам, например: дуганчи, сторож при кумирне; такильчи, церковный староста; нерба, ключарь; гыкбуй, благочинный; да-лама, начальник лам; чандзаба-лама, великий казначей; дзасак-лама, правитель; царджи-лама, совершитель писания; бандиде-лама, глава таинства; намун-хан, князь священного писания.

Все духовные ведут безбрачную жизнь и живут в монастырях, из которых без позволения начальника не могут выходить. Многие из них путешествуют в Китай, Тибет и Кашмир для поклонения, испрошения милостыни, продажи своих прикладов и покупки монастырских потребностей. В этом случае они обязуются строго выполнять все правила ордена, так что если путешествующий лама почует в юрте женатого Монгола, в отсутствие хозяина, то лишается духовного звания. Можно сказать утвердительно, что ламы в Монголии строго исполняют обязанность, как в рассуждении своего поведения, так и назидания других. Но у наших Бурят нет монастырей. [33] Ламы живут между мирянами и не вправе похвалился исполнением своих обязанностей, и едва ли не больше вредят народной нравственности, нежели поучают добродетелям.

Кроме лам есть монахини Чабоганцы. В Тибете они живут в особых монастырях, где отправляют богослужение, но в Монголии, при кочевой жизни, монастыри очень редки, а у наших Бурят и совсем их нет. Однако ж пожилые женщины получают от лам красную пелену (эркемжи), которую носят с левого плеча под правую руку. Они не едят лошадиного мяса. Некоторые из овдовевших старух в Монголии, поступая в монахини, остаются при своих родных, или определяются в услугу к старым ламам.

Каждый Монгол или Бурят, имеющий даже двух сыновей, обрекает одного из них в духовное звание еще в детских летах. Тогда бреют ему голову и учат грамоте сперва монгольской, а потом тибетской. У наших Бурят такое усердий вышло уже из пределов: в некоторых родах число духовных превышает число мирян. Лама не платит податей, не исправляет повинностей и живет приношениями своих мирян Хотя правительство и мешает распространению ламайства и в этом намерении определило штатом число лам свободных от податей и повинностей, но усердные в суеверии Буряты платят подати и за лам сверхштатных.

Обыкновенная одежда лам — длинный халат, подпоясанный кушаком; в первых двух степенях халат красный, а в последних желтый.

При отправлении богослужения высшие ламы надевают плащ в особенного виду шапку. При этом случае обвертывают живот длинным полотенцем малинового цвета, и концы берут в руки. Поклоняясь идолам, складывают обе ладони вместе кладут на лоб или на грудь и склоняются до земли; некоторые стучат лбом в пол из усердия. Кончив молитву, обнюхивают бурханов, вместо целования, которое у них не в употреблении.

Богослужение ламайцев происходит в храмах «дацан». Русские называют их кумирнями. Они бывают каменные, деревянные и даже войлочные, особенной архитектуры. Божницею или алтарем на север, потому что гора Сумберь, где восседает Шыгэмуни, лежит от нашей земли на север. Главный вход с запада. В больших кумирнях бывают еще входы с юга и востока; на верху кумирни делается иногда род [34] бельведера, в котором также помещены бурханы, на самом верху, вместо креста, ставится изображение солнца в молодой луне. Кумирня вновь построенная освящается ламами по особому уставу.

Внутри кумирни, на северной стене, развешаны изображения ботов, рисованные на китайской бумаге. На полу под картинами стоит жертвенник. Он походит на полок в наших банях; на ступенях этого полка стоят небольшие медные идолы, иногда вызолоченные; их отливают обыкновенно в Тибете или в Китае; пред каждым идолом стоит деревянная или медная чашечка с молоком, рожью, вином и тому подобным; это жертва. Вдоль кумирни лавки, на которых сидят во время богослужения ламы, подложив ноги под себя, по восточному обыкновению. Старшие сидят подле самого жертвенника на особых седалищах; но если при богослужении бывает хамба или хутухту, он сидит подле южной стены, лицом к бурханам.

Как скоро ламы займут свои места, им раздают книгу, назначенную для чтения. Здесь нужно объяснить, что все ламы читают одну книгу; если раздать каждому из них по экземпляру, то чтение будет продолжаться целый день: для сокращения труда придумано особое средство. Из книги, назначенной для чтения, раздают по нескольку листов каждому ламе и потом начинается чтение. Тибетские книги не переплетаются, но листы кладутся один на другой, обвертываются какою-нибудь тканью, помещаются между двух досчечек и обвязываются тесьмою (Вот почему в развалинах Аблайкада найдено множество листов исписанных по-тангутски; тут же найдены и доски с вырезными литерами: ими печатали книги, что делается и теперь.). Такой способ чтения должен бы произвесть разладицу, но на деле того не бывает. Все тибетские богослужебные книги писаны метрическими стихами; притом язык тибетский очень благозвучен, и чтение лам есть полупение или декламация. Поэтому совокупное чтение лам не поражает ушей разладицей, но слышна какая-то особое пение довольно приятное, нередко переходящее из одной меры в другую. В продолжении богослужения, чтение прерывается несколько раз по знаку старшего ламы. В это время он читает один, или играет музыка. В последнем случае музыкальное ухо европейца жестоко страдает. Музыка ламайцев не походит на чтение: здесь каждый инструмент дерет свое, [35] и повинуется не искусству, а силе надувающего. Хорошо, что вся эта нескладица прикрывается сильными звуками бубна, или оглушительным звоном тазов и тарелок, в которые бьют такт.

Музыка ламайцев состоит из флейт, инструментов, похожих на наши гобои, длинных медных труб, помещенных на подставках, больших улитковых раковин, бубнов, колокольчиков, тазов и тарелок.

Главный лама управляет богослужением. Он держит в руках металлическую вещицу, называемую Очар и подобную двуконечной лилии; она служит символом двойного естества творящей силы природы. При нем лежит колокольчик (хонхо) и небольшой барабан с двумя шариками, висящими на веревке. Повертывая в руке барабан весьма скоро, он производит трель или дробь. Колокольчиком и барабаном он дает знать прочим ламам, когда начинать чтение и когда оканчивать.

Богослужение отправляется каждый месяц в пятнадцатый день по рождении луны; сверх того бывает служба осьмого и тридцатого чисел. Кроме того отправляется богослужение по просьбе мирян: например поминовение по усопшим, благодарственные молебны.

Достойно примечания то, что при богослужении в кумирне не бывает мирян, как у нас в церквах: одна ламы молятся там за весь мир. Как будто духовенство предоставило только себе одному беседу с небом; и хотя в юрте каждого Монгола или Бурята есть жертвенник с бурханами, но домашнее богослужение состоит только в поклонении и произношении таинственных слов: Ум-мани-падме-хун.

Молитву эту называют сокращенно «мани». Ламайцы имеют об ней высокое мнение, хотя большая часть из них не понимают ее смыслу. Писание говорит, что кто в жизни своей прочитает сто миллионов раз мани, тот непременно получит блаженство в будущей жизни. Ламайцы читают мани по четкам, в которых бывает или двадцать семь или сто осемь шариков. Эти числа имеют свою таинственность. Во время счетной молитвы обыкновенно ходят, говорят, сидят, лежат, распоряжаются домашними делами и даже бранятся. Важность в том лишь бы сосчитать известное количество мани. Для избежания скучного и утомительного труда, ламайцы придумали облегчение, при котором удобно можно заслужить вечное блаженство. Несколько тысяч мани, написанных на бумаге, [36] кладут в деревянную бочку, сквозь которую проходит ось, утвержденная в рамах. На нижней половине оси делается колесо, а к нему привязал снурок. Подергивая снурок, заставляют бочку вертеться. Ламаец думает, что повернувши бочку, он произнес таинственное мани столько раз, сколько их положено в бочку. Труд облегчается еще больше, если и бочке приделаются крылья ветряной мельницы.

Богатые ставят около юрты своей подобные мельницы на высоких шестах и предоставляют ветру исполнять их религиозную обязанность. Таким образом у Ламайцев богатый скорее получит вечное блаженство, нежели бедный. У наших забайкальских Бурят на реке Оне, при большой каменной кумирне, устроена огромная бочка (курду), в нее вложено сто миллионов мани, писанных на тонкой китайской, бумаге. Стоят только повернуть бочку один раз и вечное блаженство приобретено.

Молитва «ум-мани-падме-хун» переводятся нашими ориенталистами так: «Поклоняюсь премудрости, красоте и любви!» Ламайцы говорят, что это язык энеткенский, с него молитва переведена на тибетский, потом на монгольский, а с последнего уже на русский. Таким образом она, вероятно, много пострадала, переходя с языка на язык. Как бы то ни было, нельзя однако ж не приметить в ней поклонения таинственной троице, столь чудесно проявляющейся в понятии всех народов.

Слова «ум», или правильнее «оом» и «мани» встречаются в книгах браманов. Оом есть таинственное изображение божества. Первая буква в этом слове означает творца, вторая сохранителя, а третья разрушителя. Мани значит мудрость. Падма, водяная роза, лотос. Хун, любовь, мир и согласие. Все это едва ли не значит: признаю веру, надежду и любовь.

Кроме молитвы, предписывается созерцательное бдение или углубление в самого себя, пост и набожные путешествия для поклонения разным хутухту. Само собою разумеется, что при этом случае бывают и приношения, но святитель дарит поклоннику хадак (кисейный продолговатый платок); платки эти носят обыкновенно за кушаком. Два приятеля, встретясь где нибудь, дарят друг друга хадаками, даже при письмах посылается хадак.

Русские по дороге из Кяхты заезжают из любопытства к селенгинскому Хамбе-Ламе и получают, кроме хадака, [37] изображения бурханов на бумаге, обыкновенно китайской работы. Первосвященника не смотрит на различие вер, но исполняет оною обязанность, не заботясь, будут ли чтить его подарок. Может быть равнодушие это происходит оттого, что сами ламайцы не высокого мнения о своих бурханах: любят и наказывают их по мере заслуг. Достойно замечания, что между нашими Ламайцами нет фанатиков, нет горячих распространителей веры, кажется потому, что они о вере своей не имеют ясного понятия. У них нет общественного богослужения и молитв, нет ученых лам, которые бы удовлетворительно могли разрешать каждый вопрос о вере. Но главное, кажется, заключается в том, что вера эта у нас никогда не была гонима и унижаема: она распространялась и теперь тихо распространяется между Бурятами и обурятившимися Тунгусами. Не было примера, чтобы кто-нибудь из христиан, магометан идя Жидов принял ламайскую веру: многобожие и поклонение идолам отвращает от нее всякого имеющего понятия о высочайшем существе, и религия эта падет при первом просвещения народов, ее исповедующих.

Обращенный в ламайскую веру получает от ламы наставления в законе. Ему запрещается пить и есть нечистое. Он должен подвизаться в добродетелях, углубляться в созерцание самого себя; поститься каждый месяц в осьмой, четырнадцатый, пятнадцатый и тринадцатый день муни; не подражать ламам, если они отступают иногда от правил добродетели: ламы хотя и грешат, но сами замолят свои грехи. В заключение надевают на обращенного четки и опоясывают его красным кушаком.

Нельзя не признаться, что созерцательная жизнь, в которую должны погружаться Ламайцы, укрощает страсти и поселяет в душе мир и любовь, а при этом состояния духа не может быть фанатизма и ненависти к другим исповеданиям. Ламы иногда восстают против шаманства, но дело кончается одним ропотом, и шаманы всегда будут иметь место между людьми непросвещенными и легковерными.

Буряты, живущие вдоль китайской границы, подданные России, хотя и единоплеменцы и единоверцы Монголам, подданным Китая, но эта одинакость не порождает в них общей мысли о политическом соединении. Монгол и Бурят при встрече где-нибудь в уединении с контрабандою, никогда не сольются духом, например при воспоминания о знаменитых подвигах [38] предков своих. Наши Буряты всегда считают себя выше Монголов и состоянием и просвещением: владея отличными, раздольными землями, богатыми табунами лошадей, коров, овец и верблюдов, они богаче Монголов, угнетенных рабством и бесплодною землею. Поэтому единство происхождения и религии Бурята с Монголом никогда не будет опасно для России, если бы и восстал другой Чингис-Хан. И если у Бурят заведется свой неумирающий первосвященник, то и остальное влияние на них Тибета и Монголии кончится.

Времясчисление у ламайцев лунное: в простом году считается двенадцать, а в высокосном тринадцать лун; месяцы делят на седмицы, а седмицы на ночи. Числа считают от рождения луны; годы двенадцатилетними кругами; каждый год имеет название какого-нибудь животного, например: мышь, баран, лошадь и прочее. Год начинается с рождения луны, ближайшей к весеннему равноденствию, что случается обыкновенно в феврале месяце. Первый месяц года посвящается молению и праздникам.

Для однообразного и правильного счисления времени, в Пекине печатается каждогодно календарь на китайском, маньджурском и монгольском языках. Тут помещаются: таблицы восхождения и захождения солнца на главнейшие места государства, исчисление дней счастливых и несчастливых, предсказания о погоде и тому подобные астрологические бредни.

У Тангутов имена зодиакальных знаков почти те же что и у нас, например: овен, телец, любострастные, лягушка, лев, дева, весы, лук, полип, урна и рыбы. Это доказывает, что Греки заимствовали сведения о небе из Индии, колыбели рода человеческого и познаний. Монголы, обитающие круглый год под открытым небом, всегда почти ясным, дали каждому зодиакальному знаку свои имена. Овен называется у них драконом, за ним следуют: змей, лошадь, баран, обезьяна, курица, собака, свинья, мышь, теленок, тигр и заяц. Эти названия придали они каждому году своего двенадцатилетнего цикла.

Ламайская вера перешла к нам из Монголии; там существовала она с незапамятных времен, в чем удостоверяют нас китайские историки, но господствующею сделалась не прежде XIII столетия. Чингис-хан держался шаманства. Плано-Карпини видел перед юртою хана Гуюка, на высоком шесте, кожу овцы с головою и ногами. Это жертвоприношение [39] называется кырык и совершается доныне шаманом. Внук Чингис-хана Кудэн, страдая водяною болезнию, призвал из индейской области Мункэ ламу Саки-Гунгу Галаджан, знаменитого медика. Лама врачевал тело и душу хана и обратил его в свою веру. Наконец хан Хубилай, по убеждению супруги своей Чамбу, принял шыгамунианство торжественно и объявил эту религию господствующею. Наставником его был вызванный из Тибета П’агба-лама. Он составил монгольскую азбуку, которую Хубилай обнародовал по всему государству в 1269 году. Впрочем о происхождении монгольской азбуки было много толков, даже нелепых. Если согласиться с известием, что П’агба лама изобрел монгольскую азбуку, то она должна непременно походить на тибетскую; но нынешние буквы монгольские решительно ничем не походят на тибетские, и пишутся не от левой руки к правой, но сверху вниз, подобно письму китайскому. Но так ли это было? П’агба-лама, вероятно, ввел в употребление тангутские литеры; но как у Монголов давно уже была своя азбука, то вновь введенная не устояла и умерла вместе с Хубилаем. Мысль эта подтверждается тем, что недавно в вершинах реки Енисея найдена серебряная досчечка, на которой изображено тибетскими литерами, но монгольским языком, повеление хана Мункэ.

Мы имеем грамоту Аргун-хана к французскому королю Филиппу Прекрасному, писанную в 1280 году, следовательно, девять лет спустя после манифеста Хубилая и грамота эта писана нынешними монгольскими литерами.

Ламайская вера осталась господствующею в восточных пределах империи Чингис-хана; на западе она не могла распространиться, потому что тотчас была вытеснена исламизмом. Повелители России, жившие в Сэрае посреди народов турского племени, поклонников Магомета, вскоре приняли веру и язык жен своих: Монголия сделалась для них другим государством.

К Бурятам перешло ламайское учение из Монголии в начале прошедшего столетия и теперь перебралось уже на здешнюю сторону Байкала. Нет сомнения, что скоро все Буряты, не имеющие теперь никакой религии, примут шыгэмунианство. Оно благоприятствует их обыкновениям и не стесняет их в домашней жизни. Распространению этой веры способствует и то, что каждый лама есть и лекарь, иногда очень счастливый. Русские, страдающие продолжительными недугами, после всех опытов, едут обыкновенно к ламам и весьма многие получают [40] исцеление. Довольно одного примера: ламы вылечивают сумасшествие сильным испугом. Они вылечивают и чахотку, но лекарства для этой болезни нам неизвестны. Понятия их о медицине решительно практические, об анатомии ни один лама не имеет понятия. Но эта практика выдержала тысячелетние испытания, а потому и стоит чего-нибудь.

Вот поверхностный очерк ламайства или шигэмунианства, извлеченный из разных источников. Надобно однако ж признаться, что сведения наши об этой вере весьма неполны. При первом взгляде мы замечаем в Азии три веры: брахманскую, ламайскую и фо; они похожи одна на другую как родные, но у каждой своя физиономия, свой характер и привычки. Шыгэмуни говорит, что он восстановил только древнюю упавшую религию, следовательно в Индии за две тысячи лет до Рождества Христова, существовала какая-то религия.

Наши ориенталисты читают книги китайские, монгольские, тибетские, но сведениями своими не делятся с нами. Один только почтеннейший отец Иакинф раскрыл нам тайны востока; до него мы не имели понятия о средней Азии. К сожалению, он переводит только с китайского языка, да и много ли успеет один человек в работе столь обширной. Труды почтеннейшего отца Иакинфа достойно оценены в ученой Европе. Д’Оссон, написавший историю Монголов, решительно держался отца Иакинфа, и даже переменил свое первое издание после появления книг нашего знаменитого ориенталиста. Но у нас многие ученые и не знают о тех богатых материалах, которыми мы владеем, и если хотят писать о востоке, то обращаются к западным ориенталистам и заимствуют из их творений искаженные собственные имена ханов, городов, рек, озер, урочищ и тому подобного. Например у нас преемника Чингис-хана до сих пор называют Октай, вместо Огэдэй или Угэтай; Батый, вместо Бату. Таких имен не было и нет у Монголов. Загляните в «Историю четырех ханов» отца Иакинфа: там имена эти переведены по-русски. Этого мало, у нас доныне не вышла из употребления Татария Большая и Малая — страны небывалые и несуществующие! При нынешнем просвещении стыдно заблуждаться до такой степени...

Н. ЩУКИН.

Текст воспроизведен по изданию: Ламайская вера // Библиотека для чтения, Том 81. 1847