-

ЩУКИН Н. С.

ЗЕМЛЕДЕЛИЕ В ДАУРИИ

(Н. С. Щукина)

В Юго-Восточном углу Иркутской губернии лежит округ, известный всей России горными заводами, на которых добывается серебро; по главному городу, стоящему на реке Нерче, он называется Нерчинским. Страну эту зовут Дауриею: имя старинное, сохранившееся только в географии; нынешние же туземцы не знают этого слова, но называют землю свою просто Нерчинским Краем. С Юга и Востока, край этот облегают земли, подвластные Китаю; с Запада же и Севера, его отделяет от уездов Верхнеудинского и Киренского и от области Якутской хребет Яблоновой или Становой, который народ называет просто «Камнем», [168] и потому говорит: куда уехал? «в за-Камень!» откуда приехал? «из за-Камня!»

На карте округ Нерчинский означен между 49 и 54° С. Ш.; но кто определил астрономически крайние пункты, ответа нет. Длина округа, по Китайской границе от Балчиканского Караула до Стрелки (то есть соединения рек Шилки и Аргуни), определяется примерно в 1,200 верст; ширина, с Юга на Север, полагается в 650 верст. Таким образом, площадь всего округа составит 780,000 кв. верст, так что округ Нерчинский выходит по пространству более Королевства Баварского.

Вся Даурия покрыта горами. Яблоновой или Становой Хребет пускает отроги во все стороны; к ним примыкаются кряжи других гор, частию безымянных, частию имеющих отдельные названия. В земле гористой трудно определить систему гор и главное их направление. Между горами по берегам рек и речек тянутся долины, которые слывут здесь степями. Из них примечательны: Агниская — по реке Аге; Ононская — по реке Онону. Долина Шилкинская лежит по реке Шилке, между Городищекискою Станциею и речкою Курличь; она тянется верст на 100: вот здесь-то распространились Буряты с своими неисчислимыми табунами скота. На границе с Китаем расстилаются бесконечные равнины, начало известной степи Гоби. [169]

Площадь края, в его общности, видимо наклонена от Запада к Востоку, что показывает течение рек. Эти последние принадлежат здесь к системе вод реки Амура. Онон сливается с Ингодою, и составляет Шилку; а из Аргуни, соединенной с Шилкою, образуется Амур, на пределах наших с Китайским Государством. Затем Амур соединяется с рекою Сунгари-Ула, потом с Усури-Ула, и наконец вливается в море. Таким образом выходит, что все воды Нерчинского округа суть данники Восточного Океана; и вот почему в здешних реках водятся раки, которые остальной Сибири неизвестны.

Все Нерчинские долины пересекаются холмами безлесными, утесистыми, каменистыми; здесь струятся ручьи, волнуются озера, и скот круглый год бродит на подножном корму. Само собою разумеется, что при местоположении столь разнообразном, почва не везде одинакова: ее можно разделить на каменистую, щебневатую, иловатую, глинисто-иловатую, песчаную и черноземную. Вообще трудно сыскать страну, до такой степени живописную, и вместе столько богатую скотоводством и растительностию. Плодоносные дерева, яблонь и абрикос, неизвестные остальной Сибири, растут здесь дико, по каменистым россыпям. Весною северные покатости гор алеют цветущими рододендронами, а южные отливают розовыми [170] цветами абрикосов, которые называют здесь персиками. Надобно видеть самому эту цветистую природу: описание неудовлетворительно. Паллас до исступления восхищался здешнею природою; холодный Германец расчувствовался, и невольно вскрикнул: нет страны красивее Даурии! Во всей Сибири нет дубов; но здесь они показываются, в виде низких деревцев, с тонким стволом: порода совершенно отдельная, которую ботаники назвали «даурским дубом» (quercus Daurica).

С сокрушенным сердцем признаемся, что климат такой прекрасной страны суров: такова участь всех гористых земель! Географическая широта силится поставить на своем, а капризы местности противодействуют ей на каждом шагу. От Севера и Запада край защищен высокими горами, а к Югу открыт, следовательно подвержен влиянию ветров Южных и Восточных; но чрезвычайная возвышенность производит зимою морозы, осенью — инеи, а летом — засухи.

Реки вскрываются в конце апреля, и тогда же начинаются дожди; а между тем в продолжение всего месяца дуют сильные юго-западные ветры. Растения начинают цвести на солнопеках с половины апреля; в мае все уже цветет и благоухает. Жары стоят с половины июня до половины июля: тогда термометр показывает в тени +27° по Р.; но по вечерам и утрам навевает [171] прохладою из глубоких падей (стремнин); небо чисто, и воздух необыкновенно прозрачен. Дожди продолжительные начинаются с 20 июня; это характер Восточной Азии: «Ледовитое Море растаивает, туманится, и образует облака, которые северным ветром гонятся на юг и одождяют Сибирь, Монголию и Китай. С половины августа падают инеи, и вся зелень желтеет; затем, сентябрь сух, ясен и тих, как во всей России, будто снова началось лето: днем ясно и тепло, а по утрам большие инеи. В продолжение августа, по утрам бывают туманы столь густые, что иногда не видно человека в пяти саженях расстояния; к 10 часам они поднимаются и образуют облака: картина прелестная! то покажется вершина холма, то солнце ярко осветит какой-нибудь утес, то откроется где-нибудь куст; словно на театре переменяются декорации по воле смышленого машиниста: а какие притом переливы от света к полусвету и темноте!

Снега начинают падать с началом октября; но зимняя дорога установляется обыкновенно около половины ноября: срок общий для всей России. Земля покрывается снегами неровно, где много, где мало; а в некоторых местах, около границы на степях, сдувает их ветрами. Можно сказать, что Нерчинский округ вообще малоснежен: иногда изморозь, упавшая на землю и продавленная санями, заменяет дорогу; снег в поларшина считается [172] уже глубоким. Такая малоснежность гибельна для земледелия: обнаженная земля промерзает, крошится; ветры уносят ее и обнажают корни жита; оттого происходит выдувка. Но для скота это клад: при бесснежной зиме ему всегда корм; не нужно разгребать лапою снег, чтоб доставать сухую траву; не нужно пробивать ледяную кору, обрезывать ноги, и таким образом наживать себе губительную болезнь.

Морозы начинаются в декабре, и продолжаются до половины и конца января: тогда термометр упадает до 30° и 35° по Р. Казалось бы, все живущее должно истребиться такою стужею; но нет худа без добра: в морозы всегда господствует необыкновенная тишина; они начинаются не вдруг, и животные привыкают к жгучему холоду постепенно; притом, сильные морозы продолжаются недолго по утрам, к полдню всегда отдает. Обыкновенно зимняя температура колеблется здесь между 18° и 25° холода. Сверх того, зимой не бывает здесь дождей, столь вредных и несвоевременных: зима, так уж зима! А для растительности важны не жары и не морозы, но продолжительность теплого времени, в течение которого растение могло бы развернуться, расцвесть, выростить семена, и совершить свое летнее назначение.

В глубокой древности бродили здесь Тунгусы-звероловы, потом пришли Монголы или Буряты, и напоследок уже Русские в XVXII [173] столетии. Есть основания полагать, что некогда обитали здесь племена Турские, известные у Китайцев под именем Дин-лин, а у Западных под названием Джалаиров, которые, вследствие покорения Чингис-Ханом, должно быть поглотились в Монголах; по степям видны курганы или древние могилы, называемые у Бурят Кыргызи-Гыр, то есть «жилища Киргизов». И теперь Русские живут здесь вместе с Бурятами и Тунгусами. Первых считается до 90,000, последних около 30,000 душ обоего пола. Таким образом, если положить площадь округа в 780,000 квад. верст, то на каждую версту придется по 6 человек обоего пола, или по 3 дома: есть где разгуляться табунам и посеять хлеба! Сельские обыватели состоят из крестьян государственных, ведомства горных заводов и поселенцев. Есть и казаки, живущие на крестьянской ноге; число их впрочем весьма незначительно.

Главное занятие не только сельских жителей, но и горожан, есть скотоводство, потом земледелие, и наконец звериные промыслы. Богатыми скотоводами почитаются Буряты и пограничные казаки. Здесь все имеют табуны: духовенство, чиновники и купцы. Равным образом, все же занимаются и земледелием; но оно преимущественно в руках у крестьян. Поселенцы больше работники, нежели хозяева. По нравственности и трудолюбию, всех выше крестьяне заводские, несмотря на [174] то что на них лежат работы свои и казенные: быт их гораздо лучше обыкновенных казенных крестьян; воровство и пьянство, пороки у них неслыханные; вот что значит благоразумный надзор за мужиком!

В земле гористой, лучшие пашни на плоских покатостях гор. Тут свои выгоды: в дождливое лето хлеб хорош на южных покатостях, а в сухое — на северных. Кроме того, чем выше на горе пашня, тем она безопаснее от инея. Долговременный опыт научил крестьян: какая земля производит лучше одно, нежели другое жито, и какой порядок нужно употреблять при засевах.

Всех полей, засеянных житом, можно полагать каждое лето до 75,000 десятин, и половину этого количества под озимями. Сеют обыкновенно: пшеницу, рож, ярицу, овес, ячмень и гречу. Кроме ржи, все жито любит землю возвышенную, несколько песчаную и открытую; напротив того, рож любит защиту от ветров, и лучше всего удается на пашнях окруженных лесом, на земле черноземной. Ярица не столь капризна, и родится на каждой почве, на каждом месте, лишь бы обстоятельства благоприятствовали. Вообще же замечено, что на местах песковатых родится зерно, из которого выходит мука чище и белее, нежели на голом черноземе.

Земледельческие орудия: соха, сабан и борона. Пашут лошадьми, запрягая в соху [175] одну лошадь, а в сабан — пару. Соха удобнее сабана уже по тому, что хорошо разрезывает и выворачивает землю; сабан же, встретив корни какого-нибудь ползущего растения, выскакивает из земли. Плуги имеют одни богатые: под них запрягают от двух до трех пар волов; впрочем земля, вспаханная ими, не дает лучших урожаев против сохи.

Унавожения здесь вовсе не знают. Лучший урожай бывает на новинах, где прежде рос березняк и другие лиственные кустарники. Для этого, лес выжигают весною, потом выдирают коренья, кладут их в кучи, и когда просохнут, сожигают. На земле покрытой соснами, хлеб родится худо: о том знает каждый мужичек, и потому не станет понапрасну терять труды и время. Сосна же, вообще, любит места щебневатые и гористые.

Новину или залог пашут после Вешнего Николы (9 мая), и боронят, если земля тверда; иногда пашут, еще и в другой раз, в исходе августа; и затем, следующею весною, опять орют, боронят, и сеют яровое. Бывает даже, что хлеб сеют не прежде, как на третье лето. Земля, таким образом приготовленная, называется «передвоенный пар»: на этой пашне урожай всегда превосходный, если неожиданные причины не помешают. Залог, перепаханный и забороненный на второе лето, называется «кислый [176] пар». Под рож пашут два раза: весною и летом; а потом засевают.

Пахать начинают с Георгиева Дня (23 апреля); иногда неделею прежде, если весна очень ранняя. Прежде всего сеют ярицу; потом овес, ячмень и пшеницу. Гречу сеют не прежде как с 12 июня; а рож под озими — с 20 июля.

Пашни измеряются десятинами: каждая в 80 сажень длины и 40 сажень ширины, или в 3,200 квадратных сажень. На такую десятину сеется: ржи — от 8 до 12 пудов (то есть на хорошую землю — 8, на посредственную — 10, а на плохую — 12 пудов), ярицы — от 10 до 12 пудов, ячменя — 12, овса — 16, пшеницы — от 11 до 12 пуд, гречи — 4, 5 и 6 пудов. Меры четвертями, четвериками и кулями здесь не знают. Для посева употребляют зерна худые; например: прихваченные морозом, перепрелые. Обыкновение едва ли похвальное; но мужичек рассчитывает по-своему; он говорит: не. всякое зерно взойдет; за чем же тратить хорошие?

Ранние хлеба поспевают в первых числах августа; но вообще время жатвы начинается в половине этого месяца, и продолжается до 10 сентября. Бывают нередко случаи, что рож, ярица и ячмень, поспевают в конце июля.

Жнут обыкновенно серном; только для гречи употребляется коса, к которой приделаны грабли, так что жито в одно время косится [177] и складывается в кучи. Сжатый хлеб кладут в «суслоны», то есть копны из нескольких снопов, накрытых сверху снопом: тут он дозревает и сохнет. После того, снопы кладут в скирды, по туземному «приклады». Если хлеб положат в скирды, не дав ему выстояться в суслонах, то зерна запреют, и мука будет не хороша в печенье. Крестьяне очень хорошо знают время: долго ли снопам стоять в суслонах, и когда надобно класть их в скирды.

Сушения не знают; но молотят прямо из скирдов. В заводском ведомстве делали несколько раз образцовые овины и риги; приучить к ним мужиков не могли. Опыт показал, что риги тут бесполезное нововведение, отнимающее у крестьян время и руки. Где воздух постоянно сух, там хлеб высыхает сам собою, без всяких пособий: а между тем крестьянин не подвергается опасности пожаров, которыми гумна истребляются при малейшей неосторожности во время сушка. В Китае решительно не знают овинов: там климат заменяет все возможные риги.

Снопы лежат в скирдах, по большей части до зимы, на открытом воздухе. Если близко река, ток делают на льду; в противном же случае, разгребают снег до земли, обливают водой, и делают искуственный ледяной помост. Тут молотят хлеб обыкновенно по утрам, до восхождения [178] солнца; оттого, зимой, в городе и по деревням, слышен неумолкаемый стук цепов. Обмолоченные зерна сгребают в кучи, по туземному «ворохи», и потом веют, бросая зерна лопатою на воздух по ветру.

Средний урожай по всему округу можно положить сам-восем или сам-десят. Но местное плодородие почв удивительно разнообразно на самом малом пространстве. Вообще на залогах или новинах хлеб родится лучше, нежели на старых пашнях.

В 40 верстах от Нерчинска, по реке Унде, впадающей в Онон, лежат земли черноземные: тут центр хлебородия всего уезда. В дождливые лета бывают здесь даже перероды хлеба, и оттого крестьяне не рады частым дождям: ствол, обремененный тучным колосом, гнется и ложится на землю: тут он портится и пропадает, а если и уцелеет, то жать хлеб затруднительно. Бывали примеры, что в этой благодатной полосе одна десятина давала до 250 пудов ярицы. Поэтому у здешних крестьян всегда водится запасный хлеб, даже в неурожаи: он хранится в зерне.

По речке Урульке, впадающей в Шилку, лежат также хлебородные земли: они расположены по скатам гор и окружены лесами. Целых десять лет сряду пашня засевается здесь обыкновенным порядком; потом дают ей отдохнуть года два-три, и опять начинают пахать и сеять по-прежнему. [179]

В пример плодородия почвы края, рассказывают, что в селении Зерентуе, близь Большего Нерчинского Завода, один хозяин, распахав землю за домами на выгоне, где долго ходил скот, на третью весну посеял пшеницу. Лето вышло благоприятное: пшеница хорошо взошла, начала колосится; и что же? На корнях по краям пашни вышло по 50 колосьев, а в средине по 7: зерна были столь крупны, что клонили стебель к земле; ветер валял пшеницу то на одну, то на другую сторону: стали молотить хлеб, и получили с десятины 300 пудов! После такого убедительного примера, жители селения все бросились пахать выгоны, и урожаи с избытком наградил труды.

Впрочем, и то сказать: подобное плодородие не диво в Сибири. Тут, на новых пашнях, при благоприятных обстоятельствах, урожай нередко получается более нежели сам-тридцат. Около Иркутска, при обыкновенном трехпольном хозяйстве, на вековых, никогда не удобряемых пашнях, средний урожай постоянно бывает сам-восем.

Земли песчаные и иловатые выдерживают три или четыре урожая; потом им дают отдохнуть года три. Таким образом, здешнее хозяйство можно назвать «четырех»— или «пяти-польным», а пожалуй и — «плодопеременным». Порядок наблюдается следующий: после ржи сеют пшеницу, овес, ярицу, или наоборот; но после ярицы нельзя уже сеять [180] пшеницы, если земля не черноземная. Гречу сеют после каждого хлеба, особенно если земля сколько-нибудь песчаниста.

Самым выгодным хлебом считается греча: семян нужно немного (на десятину 4, 5 и 6 пудов); урожай обильный; уборка незатруднительная. Оттого каждый здешний крестьянин засевает непременно четвертую часть своих пашень гречею; например: если у него засеяно 45 десятин, то между ними греча занимает непременно 3 1/2 или 4 десятины; если засеяно 40 десятин, то гречи 10 и 15 десятин. Такое количество засеянных полей невероятно для Русского хозяина, в Сибири же это дело самое обыкновенное: там есть крестьяне, у которых засевается до 100 десятин ярового и озимового хлеба; есть и такие, у которых бывает по 500 десятин под пашнею. Греча вообще любит места возвышенные и несколько песчаные. Ее сеют как можно реже: посеянная густо, она тянется, и дает слабое зерно; от редкой же посевки, кустится, пускает множество побегов, и на каждом из них семена. Десятина, обсемененная пятью пудами, дает урожая до 400 пудов. Столь обильный посев гречи есть дело необыкновенное по губернии Иркутской: там есть целые волости, в которых нет и куста ее; в других, она сеется кое-как про себя; крестьяне вообще говорят, что ранние морозы истребляют ее посевы. В Иркутске на [181] базаре не всегда можно достать гречневой крупы; войско получает из казны крупу ячную, приготовленную из ярицы. Это последнее жито худо известно в Европейской России: в Сибири так называется рож, которая созревает в одно лето без озимей, отчего и зерно у ней не столь полно, как у ржи озимовой. Если по сю сторону Урала мало знают эту яровую рож, то в Сибири вовсе не знают озимовой пшеницы.

Коноплю сеют на землях черноземных, близь домов, где бывали скотские выпуски; а иногда и в поле, без всякого удобрения. В первом случае, она достигает до необыкновенного роста и толщины: семя бывает крупное и мясистое, но пенька выходит грубая и толстая. Во втором случае, конопля тянется, дает мало зерен, мелких и не маслянистых: зато волокна ее тонки и мягки. На десятину идет до 8 пудов семян, обыкновенно мелких и сыроватых, негодных для употребления. Время посева, есть конец апреля и начало мая: урожай бывает сам-шест и более.

Лен сеют только заводские крестьяне, и притом в самом ничтожном количестве; из обыкновенных же казенных крестьян, многие не виды вали, как он растет. Вообще Иркутская губерния не радеет о льне: холст привозят сюда из губернии Енисейской, и то лишь солдатской, рубашечной; в обыкновенном же употреблении у жителей: даба [182] (бумажная китайская ткань синего цвета) или полушелковица (узловатая материя из шелка и бумаги). Из пеньки выделывают грубый холст для мешков; холст из поскони выходит получше, но все нечист, узловат и худо выбелен. Нитки туземной домашней пряжи, вообще нечисты и суровы.

Неурожаи в Нерчинском округе весьма часты; иногда продолжаются они по нескольку лет сряду, и тогда бедствие жителей доходит до высшей степени. Главною причиною неурожаев бывает засуха; при зиме малоснежной земля скоро просыхает весной, и если в мае не будет дождей, то хлеб погиб. Иногда дождей нет до половины июня; тогда появляется кобылка (род саранчи), и пожирает оставшуюся зелень: истребление бывает столь обширно, что вся земля, сколько глазом обнять можно, представляется голою чернотою, точно будто головней накачено. От этого врага нет никакого спасения: только весеннее выжигание полей истребляет положенные летом яйца. Другое бедствие, ничем неотвратимое, ранние иней или морозы. Они падают здесь обыкновенно с 23 августа; но если иней случится в первых числах августа, и очень сильный, тогда вся греча и несозревшее жито погибает. Бывает, что иней падает даже в июле: тогда действие еще ужаснее. Впрочем павший иней, хотя и сильный, уничтожается утренним туманом: в таком случае растения оттаивают постепенно, и вред выходит [183] самый ничтожный. Иней падают обыкновенно после холодных ветров в ясную погоду.

У инородцев Сибирских, занимающихся земледелием, существует орошение полей посредством каналов: обыкновение старинное, известное всем Азиатцам. Буряты в этом деле большие искусники; терпение и навык их устроивать водопроводы — удивительны. Обыкновенно запружают речку, и вода поднимаясь течет разными каналами, по сенокосам и пашням; иногда по горам видите водяные изгибы, и издали кажется, что вода течет вверх: это оттого, что землю распахивают по большей части на плоских покатостях, и на возвышенной стороне копают канал вдоль всей пашни; как скоро он наполнится с краями наровне, то вода пойдет через, и разливается ровно по всей пашне. Вообще у Бурят нет даже слова «засуха» — ни для хлеба, ни для травы. Жаль, что Русские не перенимают от них столь полезного обыкновения: стоило бы только где-нибудь ввесть его для примера и поддержать, тогда оно распространилось бы по всему округу; теперь же крестьянин говорит: если Бог не даст урожая, то хитри не хитри, все будет понапрасну!

В голодные годы, крестьяне питаются семенами лебеды, повилицы и сякуши; семена эти мешают они с мукою, и пекут хлебы черные, грубые, как в Белоруссии. Копают также коренья сараны (lilium), и других растений. Впрочем, на случай неурожаев, везде [184] устроены экономические хлебные магазины, еще в начале нынешнего столетия, Губернатором Трескиным. Достойно замечания, что урожаи и неурожаи бывают на обеих сторонах озера Байкала как будто посменно: если за Байкалом неурожай, то на другой стороне озера везде изобилие, и наоборот. К сожалению, размен избытков из стороны в сторону очень затруднителен: дорогу пересекает Байкал; а чрез него по льду можно проезжать только в январе, и притом между Иркутском и Нерчинском добрых тысяча верст расстояния.

Во всей Сибири мельницы преимущественно водяные. Везде текут речки и ручьи; и крестьяне ставят на них мельницы о двух или об одном поставе, или просто мутовку. Жаль, что в морозные зимы речки эти промерзают до дна, и тем останавливается действие мельниц.

Для печения хлебов, у потребляют муку просеянную сквозь частое сито; в тесто прибавляют соли. Такого хлеба, какой едим мы здесь, крестьянин Сибирской не возмет в рот; зато пшеничной там не так бел, потому что нет крупчаток.

Излишний хлеб сбывают в Нерчинские заводы и на продовольствие войск; также продают Бурятам, и вероятно за границу в Китай. В последнее время появились здесь партии золотоискателей; в Нерчинском округе, принадлежащем Горному Ведомству, не позволено [185] делать поисков: золотоискатели пустились на вершины рек Тугира и Олекмы, в Якутскую область. Золото найдено, только доставка съестных припасов из Нерчинска будет стоить дорого; а между тем новая отрасль промышленности без сомнения подняла бы цену на хлеб, и доставила крестьянам лишние деньги.

В последние годы, стали здесь разводить гималайский ячмень, а по огородам кукурузу. Первый родится очень хорошо, но последняя зябнет не созревши. Чтобы кукуруза приносила плоды, должно садить ее в парники, и когда наступит тепло пересаживать в гряды: так поступают в Иркутске. Можно бы достать из Китая рис-скороспелку, или сарацинское пшено, созревающее в два месяца. В Нерчинске есть любознательные граждане: они имеют дело с Кяхтою, могут писать прямо в Пекин к нашим Миссионерам и получать от них семена; но, видно, об этом не пришла еще пора думать.

Сенокосные места около города Нерчинска очень плохи. Лучшие травы растут по реке Онону, в глубоких стремнинах или долинах, где не вредит им засуха и почва всегда влажна. Крестьяне говорят, что за сорок лет травы там были так густы и высоки, что один человек накашивал в день 25 копен сена: теперь же на лучшем сенокосе работник может накосить в день только 5 копен (три здешних копны составляют [186] воз для одной лошади). Жалоба эта чуть ли не справедлива: леса каждую весну истребляются пожарами, почва обнажается и высыхает. Впрочем, с другой стороны, должно принять в расчет и увеличившееся народонаселение от прихода поселенцев: прежде крестьянин выбирал для кошения самые лучшие травы; теперь же должен удовлетворяться тем, что достанется.

Усиленное сенокошение находится только у крестьян и у казаков. Буряты заготовляют сена немного: для ягнят, телят, дойных коров и тех лошадей, на которых ездят; остальной скот их питается круглый год подножным кормом. Некоторые пробовали запасать сено на зиму в огромных скирдах, и последствия были весьма благоприятны: скот днем бродил по степи, а на ночь подгоняли его к стогам и давали немного сена; таким образом, он не терял своего тела, как бывает обыкновенно зимою, выдержал все мятели и пурги, перенес весною гололедицу, и остался цел, тогда как у беспечных весь вывалился. Пример этот не подействовал однако на прочих Бурят: они остались при своих привычках запасать на зиму сено только для крайней необходимости. Мысль заводить сенные запасные магазины по примеру хлебных, предлагалась им несколько раз; но это был глас вопиющий в пустыни. Буряты всегда упорны и неподвижны в своих привычках; [187] надо употребить настойчивость, доказать опытами пользу нововведения: и тогда только Азиатец постигнет выгоды трудолюбия и забудет свою наследственную безотчетную преданность судьбе.

Текст воспроизведен по изданию: Земледелие в Даурии (Н. С. Щукина) // Журнал министерства внутренних дел, № 8. 1849