-

ПОЕЗДКА ИЗ ИРКУТСКА В КЯХТУ

ЧРЕЗ БАЙКАЛ ИЛИ СВЯТОЕ МОРЕ

(Из книги: Wiedomosci о Syberyi ipodrroze wniej odbyte wlatach 1831, 1832, 1833, 1834. p zez I. K. w. Warszawie 1837.)

Путешественник, достигнув Иркутска, чувствует непреодолимое желание посетить страны Далай-Ламы и Шаманов, и ближе познакомиться с монгольскими кочующими племенами, столь страшными некогда для Европы, и теперь так спокойно отправляющими обряды своего языческого богослужения, под скипетром Императора Всероссийского. [10]

От Иркутска до Кяхты считают 550 верст. Летом туда два пути: почтовою дорогою по течению р. Ангары, вытекающей из Байкальского озера; отсюда на перевозном судне через Байкал, потом левым берегом Селенги через города Верхнеудинск и Селенгинск. Но должно заметить, что нередко противные ветры затрудняют переезд чрез озеро (Устройство на Байкале пароходов было бы по видимому выгодно для постоянного перевоза русских и китайских товаров; потому что ветры здесь так сильны, что далеко загоняют суда от настоящего направления. В 1834 г. генерал-губернатор Сулима, во время поездки в забайкальские страны, был занесен на перевозном судне в отдаленные окрестности, и много перенес трудов и опасностей прежде нежели доехал до Иркутска.). Другая транспортная дорога, окружая рукав Байкала с правой стороны, тянется через хребет Хамар-Дабан. Правда, что она не ровна, но довольно выгодна и хорошо устроена. В Усть-Кяхте, последней станции перед Кяхтою, она соединяется с первым трактом.

Зимою еще скорее можно проехать расстояние от Иркутска до Кяхты, подвергаясь за то большим невыгодам и опасностям, от того что этот путь пролегает по льдам быстрой Ангары, озера Байкальского, называемого святым морем, и по р. Селенге.

Отправившись по этой последней дороге, я выехал из Иркутска в покойной повозке 15 [11] января 1832 года в 4 часа утра, при 27° мороза по Реомюрову термометру.

Бледный свет луны освещал дорогу. В небольшом расстоянии от города, мы спустились на Ангару, еще не везде покрытую льдом. Течения ее отсюда до Байкала будет верст шестьдесят. Она очень широка и так быстра, что покрывает своими струями лед, образующийся на ней; льдины кажутся выступающими из-под воды, и здешние жители думают, что лед подымается со дна реки. Вода в ней чиста, но не здорова и безрыбна. Множество водопадов делают плавание по ней трудным и опасным. Быстрота ее течения 8 футов в секунду.

Зная, что Ангара покрылась льдом только местами, я находился в беспрерывном опасении, тем более, что все окружающие предметы принимали ночью странные, фантастические образы. Мне хотелось разглядеть дорогу в окружавшем меня полусвете, и я беспрестанно протирал глаза, слипавшиеся от мороза. Но знание дороги извощиками успокоивает до такой степени, что путешественник перестает бояться даже действительной опасности. Мой извощик, то придерживался одного берега, то в местах совершенно покрытых льдом, переезжал на другую сторону, и таким образом выбирал лучшую и самую безопасную дорогу. Чем ближе мы подъезжали к озеру, тем более теснились горы, [12] вступившие Ангару, и поездка становилась все труднее и труднее. Сани едва помещались на замерзшем прибрежьи, опираясь о подножие гор и скал, которых вершины висели над нашими головами, а с другой стороны быстрые клокочущие струи черной Ангары беспрестанно грозили нам поглощением. За то как величественны были эти виды! Луна освещала снеговые горы и, отражая дрожащий свет о глыбы льда, повсюду выступающие из-под ленящихся вод, производила на зрителя какое-то очаровательное впечатление; а противный берег, потонувший в сумраке, представлял зрению черные исполинские массы гор, которые скрывали в облаках свои белые снеговые вершины. В некоторых местах дорога тянулась чрез просеки акаций, которые в изобилии растут по берегам Ангары (Robinia Caragana, сибирская акация — кустарник от 14 до 16 фут, вышины. Первобытное ее отечество есть Сибирь.).

Оставив за собою несколько станций, мы проехали село Никольское, где устроен зимний порт, для перевозных байкальских судов, двух военных и 23 купеческих, состоящий под ведомством адмиралтейства, и наконец приблизились к самому озеру, изливающему массы вод Ангары. Вид величественный, прелестный! Не смотря на резкий ветер и жестокий мороз, я [13] с любопытством рассматривал окрестности. Из-под неподвижной плоскости замерзшего Байкала, сквозь подножие остроконечных скал, упирающихся в небо, прорывается черною, широкою лентою быстрая Ангара — и скрывается в горах. Я стал на правом ее берегу, на самом повороте высокой горы, где вода с чрезвычайною силою вырывалась из-под гнетущих ее льдин моря. Лепящиеся струи ее разбивались о два огромных гранита, выступивших со дна посреди ее русла; густой пар подымался к небу; миллионы диких уток качались на оцененных волнах; Святое море, как огромное ледяное зеркало, отражало ослепительные лучи восходящего солнца. Трудно было бы оторваться от этого зрелища, если бы климат не был так жесток.

Продолжая путь ваш, мы ехали по берегу Байкала, переменив лошадей на двух станциях, устроенных в небольших деревеньках, прелестных но своему положению у подножия высоких гор, обросших густым ельником. Здесь находится Талызинская фаянсовая фабрика и стеклянный завод, основанный профессором Лакеманом в 1784 году. Выделываемые на нем зеркала и разная стеклянная посуда отправляется в Китай. От последней станции, называемой Лиственичною, дорога переменила направление, и мы поехали поперег озера, которое здесь верст сорок в ширину. Но не смотря [14] на такое пространство, перспектива так обманчива, что возвышенности противоположного берега, казалось, были от нас в нескольких верстах. Я удивился, заметив, что в сани положили железный лом и несколько дощечек; но эта предосторожность, как увидим, была необходима. На Байкале господствуют два главные ветра: один, как говорят, разламывает его льды, другой скрепляет; при влиянии первого лед часто трескается во всю длину озера и раскрываются большие расщелины: тогда путник полагается на одну расторопность и смелость извощика и на быстроту его лошадей, которые одним скачком выносят из опасности. На наше несчастие ветер был холодный и резкий; от него не спасла меня ни теплая шуба, ни повозка со всеми удобствами: меня как будто окунули в холодную воду. Вблизи берега видны были гранитные скалы, взгроможденные над озером и под ними в полыньях всплывали тюлени или, так называемые, байкальские теленки; держась ластами о закраины льда, они дышали свежим воздухом (Байкальские теленки водятся здесь в большом числе. Самка рождает одного и кормит его грудью. Буряты убивают их стрелами с берега. Они боязливы, скоры на бегу и спять крепко.).

Лед на озере от разнообразного замерзания был гладок, как стекло, а сухой снег, [15] взметаемый ветром, несся по его поверхности, представляя вид песчаной степи. Беда путешественнику, или охотнику, который решится в такое время переходить через Байкал: гонимый по льду ужасною мятелью, он с величайшим усилием достигает берегов озера. По этой причине жители окрестных стран, отправляясь через Байкал, не забывают запасаться топорами, и врубивши их во время опасности в лед, держутся за топорища, как за якорь спасения.

Дорога наша была обсажена сосновыми ветками, воткнутыми в лед, Тройка бурятских лошадей, заложенная в сани, бежала скорою и ровною рысью, искры летели из-под копыт и острая подкова не оставляла следа на льдах Байкала. Противоположный берег более и более приближался, и был так ясно виден, что можно было распознать деревню, монастырь, и за ним высокие горы и темные леса. Выведенный из терпения продолжительною и однообразною поездкой, и думая согреться ходьбою, я было хотел пройти пешком это небольшое расстояние; но отдаленность обманула меня, и извощик, улыбаясь, сказал: «еще 15 верст до берега, а этот ветер ничего доброго не предвещает». Действительно, слова его сбылись как предсказаний: не проехали мы и ста шагов, как вдруг раздался гром, длившийся несколько секунд подобно выстрелу с сильной баттареи, и [16] мы увидели перед собою вдоль озера расщелины в несколько футов... Казалось, гроб отверзся перед нами; но привыкнувший к подобным явлениям ямщик, остановил поодаль лошадей, вынул железный лом, сдвинул, где мог, глыбы льда, и положившись на быстроту лошадей, решился, по обыкновению, переехать через расщелину: сел в сани, перекрестился, пустил лошадей ровною рысью, потом вдруг встал, крикнул, махнул плетью, как чародейским жезлом, — и лошади, как пораженные электрической искрой, понеслись во весь дух, разом оперлись задними ногами о закраину и вместе с санями перенеслись чрез расщелину. Признаюсь, я закрыл в эту минуту глаза, затаил дыхание и осмотрелся уже в то время, когда лошади побежали рысью, оставив далеко за собою опасную переправу.

Байкал на бурятском языке означает котловину огня. И в самом деле, рассмотрев внимательно окрестности, находим в них следы давнего землетрясения: везде видны остывшие волканы, гранитные глыбы разорванных скал окружают озеро. Горы покрыты первобытным снегом и среди их лежит Байкал, как огромная котловина на тысячу верст в длину и от сорока до полутороста в ширину. Все это достаточно убеждает нас в причине его образования. Дно Святого моря, чтимого Бурятами, [17] очень неровно: в одном месте недосягаемая глубина, и опущенный лот иногда в 500 аршинах не находит земли, в других отмели препятствуют судоходству. В чистых пресных водах его видны здесь и там затопленные леса, из которых добывают множество окаменелостей; а туземные судовщики показывают источники горячих вод и асфальта или жидовской смолы. Около двух сот больших и малых рек несут дань Святому морю. Главные из них; Селенга, Бургузин и Верхняя Ангара. Из него вытекает только одна, собственно так называемая, Ангара. При помощи этих рек легко бы можно устроить сообщение от Кяхты во всю длину Сибири.

Байкал обилен рыбою и довольствует ею здешних жителей. В августе и сентябре ловят до десяти миллионов штук разного рода: хайрузов, таймени, линей, ментусов, щук, окуней, сигов, осетров и стерлядей ловится до 1000 пуд.

Среди гор, окружающих Байкал, высочайшая есть Хамар-Дабан, т. е. спино-ног.

На обширном озере, или, лучше, на море, находится множество островов. Из них самый замечательный Ольхон, около 70 верст в длину и слишком 12 в ширину. Здесь на песчаном грунте растут роскошные сосны, ели, лиственницы и березы. Сильные ветры, дующие зимою, [18] сносят снег с песчаных мест острова. Дикие Буряты занимаются пастьбою скота, и под защитою скалистых берегов долго не знали власти чужеземцев; только в 1646 году храбрый казацкий пятидесятник Курбат Иванов, с ватагой из семидесяти пяти удальцов, пустился по Байкалу и покорил островитян. Но увенчанный здесь победой, отважный Иванов был не столько счастлив на войне с туземцами, обитающими при Верхней Ангаре, и с большим уроном скрылся на острове Верхнеленском.

При северном мысе Ольхона возвышается шаманский камень, которому островитяне приносят жертву. Кажется, что одна только дикость места могла побудить грубое понятие к созданию здесь храма божеству. На вершине скалы видны развалины молельни; островитяне утверждают, что здесь стоит железный треножник, с котлом Чингисхана, и в нем варится лошадиная голова. Теперь на этой скале возносится знамение христианской веры — крест Господень. Буряты-язычники сносят к шаманскому камню медные и серебряные монеты, собольи и лисьи меха, и другие вещи. Сосновый лес вблизи кумирьни почитается священным, и никто не смеет коснуться секирою до дерева, или убить водящихся здесь во множестве лосей, лисиц и диких уток, для которых здесь много приволья и защиты от ветров. На этом святом камне островитяне [19] давали друг другу важные клятвы. В небольшом расстоянии от него находятся развалины крепости, разрушенной в незапамятные времена. Окрестные жители уверяют, что в ней имел пребывание величайший человек в мире: не Чингис-хан ли?

Проезжая далее, мы наконец остановились на второй станции за Байкалом в селе Посольском, расположенном на берегу Селенги. Зная место это по истории, я посетил, во время перепряжки лошадей, могилы российских послов, которые пали здесь жертвой вероломства Бурятов, и дали этому месту настоящее его название.

Был я также в древнем монастыре, выстроенном в 1651 г. при царе Феодоре Алексеевиче. Кельи монахов клонятся к разрушению; часовня и церковь каменные; все окружено довольно высокою стеною. В небольшом расстоянии от монастырской ограды, видны семь пригорков: это могилы убитых послов.

Древняя история забайкальских народов, и начало их, покрыты мраком неизвестности до XIV века. Только в царствование Алексея Михайловича, московский уроженец, Похабов, отправился за Байкал, где в то время владычествовал над этою страною, обильною драгоценными металлами, хан Цецини. Желание услужить своему государю доставило отважному Россиянину средства к сближению с ханом, [20] который, бывши несколько просвещеннее своих подданных, гостеприимно принял промышленного чужеземца и заметив в нем высокое образование, доверял его советам. Сметливый Похабов расчел, как могут быть выгодны для России сношения с Бурятами, и постоянно стремясь к предположенной цели, описывал хану силу, могущество, величие и богатство своего монарха, и наконец уговорил его отправить в Москву послов, которые и прибыли туда в 1648 году. Царь принял их ласково и, в доказательство своей приязни, отправил к монгольскому хану посольство под начальством Иерофея Заболоцкого, сына знатного боярина. Послы, твердо уверенные в святости народного права и неприкосновенности их сана, переправившись через Байкал, остановились на скале, называемой теперь Посольской, в ожидании гостеприимного и торжественного приема; но, вместо того, толпы диких Бурят неожиданно напали на них и умертвили всех без исключения. Трупы несчастных долгое время лежали непогребенными на берегу Святого моря. Царь Феодор Алексеевич соорудил монастырь в память своих верных подданных и щедро наделил его рыбными ловлями, которые составляют здесь величайшее богатство. Этот монастырь называется Посольским.

В селе Посольском при монастыре считается до 20 дворов. Прежде была здесь школа для [21] обучения бурятскому и монгольскому языкам, устроенная в монастырских зданиях; теперь она соединена с главным училищем в Иркутске.

В дальнем странствовании до самой Кяхты запрягали нам на каждой станции тройку лошадей, которыми управлял Бурят — это дивное творение в образе человека: из-под остроконечной шапки из волчьих шкур, спускается длинная черная коса; маленькие, черные глаза блестят как два горящие в темноте угля; широкое, плоское и отвратительно смуглое лице обезображено редкою бородою; редкие усы торчат во все стороны. Одежда его та же, как и у других северных народов: шуба вывернута шерстью вверх; у пояса нож и маленькая трубка странного вида. Погоняя лошадей, он беспрестанно кричит: чу! чу!...

Буряты смело управляют лошадьми, на всех станциях ожидают путешественников и очень дешево берут за провоз.

Выехавши из села Посольского, мы тотчас — спустились на покрытую льдом Селенгу, и по ней, как ко гладкому шоссе, будем продолжать наш путь до самой Усть-Кяхты, слишком четыреста верст. Эта река вытекает из китайской Монголии; вся судоходна; изобилует рыбою, особенно омулями, которых иногда в один раз вытаскивают до ста тысяч. Ширина и глубина реки значительны; вода чиста; берега и острова [22] служат любимым местопребыванием Бурят и Монголов. Летом, набережные луга наполнены бесчисленным множеством верблюдов, лошадей и овец. Здесь же встречаете много старообрядческих селений; в них учреждены почтовые станции. Путь рекою Селенгою занимателен и разнообразен. Лошади неслись с чрезвычайною быстротою, так что едва можно было приметить мелькавшие предметы. В одном месте нависнувшие скалы, казалось, то грозили путнику неизбежною смертию, то защищали его от влияния суровой атмосферы; в другом были видны юрты Бурятов, раскинутые по долине, окруженной горами. У прибрежных прорубей теснились стада овец и маленьких бурятских лошадей, отыскивая водопоя в чистых струях Селенги; среди Их, подобно великанам, возвышались верблюды, прикрытые войлоками для защиты от непогод.

Проезжая мимо обитаемых островов, слышен был далеко раздававшийся но ледяной равнине лай больших черных бурятских собак, охранявших вход в избы мирных жителей. Природа, скупая во многих местах, щедро излила дары на страны забайкальские. Горы покрыты величественными лесами кедра, лиственницы, сосны, ели и березы; в их недрах сокрыты неисчерпаемые богатства металлов и драгоценных камней; не достает только рук, чтоб [23] извлечь эти сокровища. Леса наполнены разного рода зверями: лосями, сернами, волками, лисицами, зайцами, медведями и др. Обильная жатва хлеба вознаграждает труды земледельца, прелестная растительность украшает луга — эти превосходные пастбища для многочисленных стад, которые составляют действительное богатство кочующих народов.

Ночь простерла свою завесу над берегами Селенги; наша повозка быстро неслась по ледяной дороге; звон почтового колокольчика неумолкаемо раздавался в ушах; вместо унылой песни русского извощика, слышался только тоскливый крик Бурята: чу! чу!... Дикость и угрюмость страны, ломка под копытами лошадей верхнего слоя льда, образовавшегося от разлива реки, темнота ночи — все это наводит на путешественника невольную, даже не неосновательную боязнь, потому что разливы простирались иногда на несколько верст, полыньи шли по течению реки и среди их бездн клокотали волны. Одни вехи, укрепленные здесь и там, предостерегали от опасностей; но Бурят, зная безошибочно дорогу, не смотря на мрак ночи, искусно объезжает опасные места, в чем ему не мало пособляет инстинкт лошадей. Впрочем такая уверенность не избавляет путника от беспокойства, и я, проехавши 195 верст от Байкала, с особенным удовольствием остановился ночевать в [24] городе Верхнеудинске. О, как сладко благословить гостеприимство после утомительной и опасной поездки, и найти удобный и теплый приют: я испытал это! Один из богатых здешних купцов сделал мне прием выше моих ожиданий. Каменный двухэтажный дом, выстроенный со вкусом и хорошо меблированный, был назначен к моим услугам: почтенный хозяин не знал меры своему радушию. Но не смотря на это, усталость, воспоминание о минувших опасностях, разлив реки и прибрежные скалы грезились мне на яву, а голос Бурята и звон почтового колокольчика беспрестанно раздавались в ушах и не давали покоя.

На другой день я осматривал город и, к немалому удивлению, нашел в нем здания красивые и со всеми удобствами, что придавало городу наружность европейского заселения, хотя он удален от Урала слишком на три с половиною тысячи верст. Река Уда впадает здесь в Селенгу, и вместе с нею окружает город с одной стороны, а с другой возвышаются над ним горы, покрытые лесами. Летом местоположение Верхнеудинска очаровательно. Окрестности его можно назвать забайкальским раем: цветы испещряют луга и горы, нивы дают богатые плоды, множество дичины водится в лесах, одним словом, все необходимое для -жизни достается здесь почти даром. Пуд лучшей [25] говядины стоит не более рубля; торговые площади наполнены Бурятами и Тунгусами, которые приносят на продажу плоды своей промышлености; каменные лавки, построенные в центре города, завалены разными товарами, купцы богаты и ведут значительную торговлю с Китаем и забайкальскими народами (Южная часть иркутской губернии есть самая плодоносная страна. Во время неурожая доставляется сюда из томской губернии до 200,000 четвертей хлеба. Маиор Селенгинского полка Чечулин первый засеял здесь кавказскую пшеницу. Старания его увенчались успехом и по прошествии менее нежели десяти лет она так размножилась в забайкальском крае, что со 100 десятин, засеваемых тогда в верхнеудинском округе, довольствовалась вся иркутская губерния.). В сорока пяти верстах от Верхнеудинска лежит колония Торбагтай на очаровательном местоположении; жители русские, переселенные старообрядцы (В 1765 г. 40,000 старообрядцев повелено выселить из России в Сибирь. В Тобольске устроено из них два полка: Томский и Селенгинский. Оставшихся затем поселили одну половину на Иртыше, а другую за Байкалом.), честные люди, живут в изобилии и отличаются необыкновенною опрятностию. Хозяйство их можно сравнить только с лучшим хозяйством немецких поселян. Здесь считают во сто десяти домах более 700 душ. Две порядочные часовни служат староверам местами их богослужения. [26]

Продолжая путешествие по Селенге, мы проехали мимо так называемой Разбойничьей горы, потому что в ее окрестностях, в страшной густоте леса, скрывалась долгое время шайка разбойников, которые грабили проезжих. Теперь, по истреблении злодеев, не только в этих местах, но и по всей вообще Сибири можно странствовать, не опасаясь никаких нападений.

Чрез несколько станций остановились мы в бедном городке Селенгинске, отстоящем от Верхнеудинска во сто верстах. Хотя он расположен по другую сторону главной дороги в Кяхту, однако в нем невидно ни благоустройства, ни достатка: это, кажется, происходит от того, что город часто бывает опустошаем сильным разлитием реки Селенги. По этой причине попечительное правительство предположило перенести Селенгинск на противоположный берег, по которому идет главная сухопутная дорога, и который гораздо выше и безопаснее противоположного.

Селенгинский арсенал украшен несколькими десятками знамен старинных сибирских полков, и заключает в себе несколько орудий, примечательных по своей древности и необыкновенному устройству, каковы напр. бронзовые гаубицы, большого калибра, называемые секретными. В окрестностях городка есть соловарни. В [27] селенгинских озерах добывают глауберову соль (sal mirabilis glauberi). Озер считают пять: четыре малые, а пятое большое а самое прибыльное; поверхность его покрыта на 4-12 вершков горькою солью, которую Буряты называют гунджир; под нею лежит до 3 вершков толщины иловатая почва, а еще глубже находится еще слой сухой кристаллизованной чистой глауберовой соли, от двух до двенадцати вершков толщины.

В нескольких верстах от Селенгинска на противоположном берегу реки, видны два обширные деревянные дома, обнесенные стеною и застроенные разными службами. Кто бы угадал, что здесь, среди кочевья Бурят, живут два английские миссионера и проповедуют Евангелие! Ни безмерная отдаленность от места родины, ни малые успехи в проповедывании слова Божия не отвращают от предположенной цели добродетельных мужей, посвятивших себя на душевное спасение диких Бурят. Миссионеры, почтенные и ученые люди, кончившие воспитание в эдинбургском университете, имеют небольшую библиотеку, много медикаментов, которые раздаются равно и Русским и Бурятам. За то эти люди пользуются у всех особенным уважением. Один из них переводит псалмы Давида на бурятский язык. Иногда они оставляют свое жилище на долгое время, отправляясь в [28] самые отдаленные страны для проповедывания Евангелия харинским племенам, кочующим за Яблоновыми горами. До двадцати бурятских девушек учатся в миссионерском доме у трудолюбивых и добрых Англичан искусству плести корзинки. Миссионеры живут здесь с своими семействами. Не смотря на их старания, на усердную заботливость грекороссийских пастырей и несколько церквей, устроенных в городах и селениях, кочующие Буряты, живя в соседстве с Тунгусами и Монголами, охотнее предаются всем чародейским суевериям шаманов или вере ламайской, нежели откровению, и только немногие обратились в христианскую веру. Подобно всем Азиятцам, они предпочитают язычество, которое более соответствует их кочевому образу жизни. Большая часть Бурят, особенно из числа племен, обитающих на границах китайской Монголии, следуют исповеданию Далай-Ламы, имеют своего хамбу или начальника, и, по их словам, главу Лам, который живет в храме Гун-гелях; этот храм окружен главными кумирнями и лежит верстах в тридцати от Селенгинска, в сторону. Дорога к нему пролегает по степи, обнаженной от снега, и очень дурна и утомительна, а природа наводит на путешественника грусть и уныние. Только восемь верст по Гусиному озеру, названному так от многочисленных стад гусей, [29] можно ехать скоро. Близ озера много плетушек для ловли рыбы. Буряты называют их морды.

От Гусиного озера до жилья Хамбы считается только 5 верст. Не далеко от озера поставлен сооруженный рукою человека гранитный столб, 14 футов вышиною, с резным человеческим изображением наверху, но без признаков пола. На боках столба, кажется, были какие-то украшения, но они почти совсем изглажены давностию времени. История и предания не сообщают нам никаких известий об этом памятнике, который свидетельствует о пребывании здесь какого нибудь неизвестного и, может быть, несуществующего уже народа.

На расстоянии пяти верст от Гусиного озера начинают показываться юрты, а за ними у подножия высоких гор расположены кумиры Бурят в виде павильонов с остроконечными крышами, на которых вырезано неискусною рукою пламя в чашах, называемых Ганджир. Одна только главная кумирня покрыта белою жестью, с подобными же украшениями. Вблизи этих святилищ разбросаны здесь и там маленькие домики, выкрашенные красною краскою; они назначены для помещения лам, которых так много, что, без сомнения, на пять Бурят придется по одному ламе. Кельи устроены без всяких удобств; вместо стекол вставлены в окна широкие куски слюды. Каменный пол [30] нагревается снизу; царствующая здесь темнота и уныние могут быть действительным изображением строгого монашеского образа жизни. Но дом, предназначаемый для хамбы, гораздо выгоднее: большую его часть занимает домовая молельня, украшенная портретами Императорской фамилии, сделанными довольно неискусно. Настоящее жилище начальника религии несколько отдалено. Имя нынешнего хамбы: Данзин-Кован-Ишимтямцуев; он находится под ведомством далай-ламы Гингена, который живет в китайской Монголии и, по мнению суеверных Бурят, бессмертен. Данзин-Кован-Ишимтямцуев гигантского роста и необыкновенно толст. Он был одет в запачканный меховой халат, покрытый материею апельсинного цвета и опоясан по животу; голова была обрита; он сидел на земле поджавши ноги по азиятскому обычаю и облокотясь на низменный диван, на котором лежали разной величины подушки; близ него были поставлены: таз и серебряная табакерка. Заметно, что он любил нюхать табак, потому что очень часто открывал табакерку. От ужасной толщины он сопел без милосердия. Ламы носят одежду красного цвета.

Все бурятские священнослужители, как начальники, так и ламы, вообще не имеют жен, но для порядка в хозяйстве держат ключниц, которые часто встречаются с связками ключей [31] у пояса. Впрочем в доме у хамбы все было в большом беспорядке: шубы, войлоки, шапки, шляпы валялись в разных местах, на оловянной тарелке были огромные кости; запачканный чайник лежал на боку; кое-где валялись развернутые, измятые и истертые книги; одним словом, все говорило о кочевой жизни начальника лам, даже в собственных его покоях. Однако домовая молельня заслуживает особого описания. Г. Мартос, посетивший эти места, расспрашивал через переводчика отдельно о всяком предмете, и вот результат собранных им сведений. Молельня имеет в длину около десяти футов и состоит из двух ярусов; в верхнем поставлена пред бурханом жертвенная посуда. Главный идол сделан из меди в сидячем положении с поджатыми ногами и держит в руках чашу: его называют Шакья-муни. Другая статуя, одинаковой величины, изображает женщину и называется Дарохе; это мать всех богов, которых, по словам верховного жреца, бесчисленное множество. Идолы стоят в деревянных ящиках простой грубой работы. Богомольцы приносят им дары. Яндарь или жертвенник бурятских идолов стоит в этой же молельне; здесь же помещены небольшие металлические сосуды; некоторые из них наполнены водою, другие хлебными зернами, в некоторых горит масло. Кроме того зажигают тонкие [32] свечи, из китайского пахучего растения арци. Воду в сосудах переменяют ежедневно.

Буряты очень преданы своей религии, охотно украшают кумиров разными добровольными дарами, плетеными сетками, особенно занавесками, развешенными на железных орудьях и состоящими из разных длинных кусков шелковых материй, преимущественно полосатых. За ними видны идолы. Желтая материя, повешенная в самой середине, называется Цалян хадах, а другая близ нее, пестрая, называется Кип. Все эти куски материй или пояса, накатанные вместе, составляют цилиндр, который называют Джань-цань.

Между завесою и идолом висит на черном снурке круглое стекло в полтора вершка в поперечинке, под ним стеклянная банка: все это называется талик и служит для отражения сияния от горящих пред идолом свечей. В нижней части жертвенника лежат кадильницы и медные тарелки — сельням; в них ударяют во время моления. Первое место между принадлежностями богослужения занимает хурду, т. е. хранилище, заключающее в себе все религиозные песни и молитвы, напечатанные на длинной, вершков в 5 шириною, бумаге, наверченной на цилиндре. Хранилище это или ковчег имеет вид осьмиугольного фонаря, вертится на железном пруте, как на оси, и помещено по правую [33] сторону молельни близ самых подушек, на которых сидит хамба. Оно украшено зелеными и желтыми полосами с рисованными изображениями разных зверей, в особенности слона и лошади; изображениями костяных труб, в которые трубят во время моления; фигурами рыб, различными сосудами, наполненными творогом и молоком; разными цветами, лечебными травами; зеркалами; изображением золотого цветка, называемого ирдыни, который прообразует вечность; множеством шелковых материй и наконец людей в разных положениях. Образ человека означает небеса. Шесть поясов находятся на хурду, из них второй, четвертый и шестой украшены исчисленными изображениями, первый и пятый содержат одни только молитвы.

В назначенные часы, верховный жрец, ни сколько не изменяя своего положения, вертит хурду, что очень удобно, и в тоже время перебирает другою рукою четки, в которых сто белых костяных шариков и три железных. По окончании молитвы ставят ящик, в котором хранятся духовные книги. Ламы в своих юртах держат в руке небольшой серебряный хурду, в котором цилиндр оклеен молитвою, состоящею из нескольких только слов, и беспрестанно оборачивают его. Оборачивание этой молитвы служит вместо громкого ее произношения, и чем кто чаще прочитывает в своей [34] жизни эту молитву, тем он ближе к спасению: так уверяют ламы.

Для умножения приятностей жизни, или, может быть, для драгоценных воспоминаний о первоначальном своем кочевании, хамба часто переходит в отдельное свое жилище. И этот повелитель нескольких сот лам, верховный жрец языческих народов, обитающих от Байкала до Китайской империи, и от хребта Яблоновых гор до гор Тункинских, не стыдится своей родной юрты, обтянутой войлоками и лошадиными кожами. Подле небольшого деревянного домика, торжественного жилища хамбы, разбиты две большие юрты: одна, назначенная для его слуг, другая служит любимым его местопребыванием. В ней соединено все, что только может привести ему на память обычаи кочевой жизни и протекшей молодости. Она похожа на соломенный улий и обита внутри войлоками. В ней беспрестанно горит огонь; для дыма сделано отверзтие вверху, которое прикрывается войлоком; двери завешиваются полостию. Яндарь занимает первое место в этой юрте; по левую сторону помещено хурду; сундуки поставлены один на другом; подле стен лежат подушки, и вся юрта отличается от юрты кочующего владельца одним дощатым полом. Хамба живет в пяти верстах от главных кумирень, владеет множеством овец, лошадей и верблюдов, [35] которые гордо подымали свои головы на звук почтового колокольчика; бурятские лошади свыклись с ними, но русские боятся и, фыркая, бросаются в сторону.

Правила Далай-Ламы основаны на добродетели и любви богов. Христианин поражен каким-то соединением таинств Ветхого Завета с Верою Спасителя, искаженною множеством самых нелепых языческих обрядов. Молитвы и пословицы Бурят исполнены чистою нравственностию и высокою добродетелию. Сочинения их писаны на монгольском языке; напечатаны, кажется, вырезанными на дереве буквами, которые очень ровны и красивы; бумага украшена по концам искусными арабесками. Подобную бумагу нарочно заготовляют для Бурят на большой иркутской фабрике, потому что она непременно должна иметь на себе разные буквы и священные изображения, без чего не может быть употреблена на книги.

При Гусином озере находится одиннадцать кумирень; из их десять построены в равном друг от друга расстоянии и составляют четвероугольник, в центре которого находится главный храм, с четырьмя башнями по бокам и с одною на самом здании, что очень украшает целость зданий. Пять крылец ведут в сена главного храма, в двадцать квадратных аршин пространства. Первый предмет, поражающий [36] зрителя, есть большое хурду, обвешенное шелковыми поясами Джань-цань; а наверху его укреплены колокольчики, которые, при повороте хурду, издают приятный звук. Набожный Бурят ревностно хлопочет о чести оборачивать собственною рукою Джань-цань.

Вход в святыню охраняют два уродливые зверя, выделанные долотом: на правой стороне белый лев, с разверзтою пастью, на левой страшный тигр; под ними висят кожи: рысьи, волчьи, медвежьи и жеребячьи; еще выше кольчуги, ружья, бердыши, луки, стрелы, палаши, копья и другие воинские снаряды; два распущенные китайские веера прибиты над дверьми; стены сеней украшены гремя изображениями идолов, называемых Михоранзи, среди пламени и змей. У одного из них лице зеленое, у другого черное; один держит обоюду острый меч, другой играет на инструменте, сходном с русскою балалайкою. С правой стороны льва виден рисунок грубой работы. Все украшение сеней изображает, кажется, религиозные наказания, и потому, может быть, этот последний рисунок имеет какую нибудь связь с библейским потопом.

Внутри храма, хотя все предметы, представившиеся нашему зрению, сделаны без всякого искусства, вкуса и соответствия; но здесь царствует какая-то угрюмая святость, которая верно имеет [37] большое влияние на дух суеверного Бурята. Один храм без сеней занимает 80 футов в длину и 44 в ширину; колонны поставлены в четыре ряда и поддерживают тяжелую часть верхнего строения; два окна слабо освещают залу, — между колоннами столько развешано шелковых материй, что, желая приблизиться к главному жертвеннику или алтарю, должно идти нагнувши голову. Колонны или столбы выкрашены красною краскою; в промежутках с верху видны резные изображения богов (машыр-таловой), от которых ниспадают от каждого по три шелковых платка с кистями; на скамьях, поставленных между колоннами и обитых войлоками, могут садиться во время богослужения одни ламы; а народ стоит на дворе и только но окончании службы желающие подходят к идолам для получения от жреца благословения. В средине храма, в самом узком ходе к алтарю, всего более замечателен шухур или десять разноцветных шелковых поясов, свернутых в виде цилиндра; за ним на шесть футов ближе к истукану привешены по обеим сторонам колонн девять колокольчиков и фонарь в деревянных рамах хон-гоо; это место предназначено для хамбы и старших лам. Верховный жрец сидит в креслах по левую сторону близ самого алтаря; перед ним поставлен небольшой стол, на котором находится медный [38] колокольчик; против него с правой стороны имеет место ширетуй или второй из старших жрецов; прочие же: Сарфый, Засык-шензава, Унзыт, Даа и Лянсу, располагаются на той стороне, где и хамба, а простые ламы, которых здесь более 250, садятся по старшинству на скамьях. Свита главных игрецов и служители кумирен называются Хубораки. Яндарь, т. е. алтарь или Жертвенник, такого же точно вида, как описанный в домовой молельне хамбы, только гораздо в большем размере. Инструменты, на которых играют во время моления, суть: трубы, медные колокольчики, китайские янчары, бубны, медные тарелки, что-то похожее на волторны, бубенчики и кобзы или бандуры; трубы очень длинны, состоят из пяти или шести колен и украшены, как и колокольчики, довольно искусною резьбою.

Трудно описать действие, какое производит эта нестройная музыка при отголоске песней или, правильнее, криков нескольких тысяч Бурят, собравшихся во время чествования празднеств белого месяца! Хамба и ламы читают книги и по сложении их пред идолом, верховный жрец благословляет стекшийся народ. Есть еще особенная кумирня, выстроенная в уединенном месте и посвященная зеленой лошади, — и этому истукану, как и прочим, приносят дары и пред ним также зажигают свечи из [39] благоухающих трав арци. Зеленая лошадь сделана из дерева в гигантском размере и движется на колесах, невольно приводя на память покорение Трои. На лошади русский хомут, седло и чапрак из волосяной материи; грива и хвост сплетены из зеленой шерстя, к седлу утверждена какая-то деревянная сквозная фигурка, похожая на кардинальную шапочку; к подножию приделаны, вероятно, для прочности, две подпорки, выкрашенные зеленою краскою и обвитые цветами: они поддерживают лошадь близь хомута. По левой стороне стоят русские сани, называемые роспусками, несколько побольше обыкновенных; на них во время процессии ставят медный истукан Надир. Эти повозки выкрашены также зеленою краскою. В углах кумирни находятся девять небольших знамен на красных древках, обтянутых чехлами: они употребляются для придания большей пышности религиозным обрядам.

У Бурят, поклонников далай-ламайской веры, есть еще боги низшего разряда, подведомственные старшим. Пенатов или своих домашних богов они называют Онгонами и Иргекинами, и уверяют, что Тенгери-бурхан или сам творец разделил между ними владычество над светом, назначив каждому особенный удел. Почти у каждого Бурята в его юрте висит кожаный мешок, в котором покоятся его [40] пенаты. Изображения этих идолов или вырезаны из дерева вышиною в 5 вершков, или сделаны из войлока, а некоторые из набитых бараньих шкур, с ногами, хвостом и человеческими лицами. Если Бурят, положась на покровительство своих пенатов, будет обманут в надежде, или неуспешно выполнит свое преднамерение, тогда он высыпает их из мешка, хватает несчастного барана, сечет без милосердия лозой, приговаривая иногда ругательства на русском языке: «чорт, дьявол, каторожный» и проч. Напротив, если Бурят доволен своими пенатами, то вытаскивает снова бедного барана, мажет ему губы смятаной и, вложивши в мешок, вешает его с величайшим равнодушием на прежнее место.

Удостоверясь на деле в справедливости всего слышанного мною о вере Бурятов, что мне казалось сначала совершенною сказкой, я спешил возвратиться в Селенгинск, чтобы как можно скорее проехать оставшиеся до Кяхты более 100 верст, и поспеть к китайскому празднику белого месяца.

Дорога до Усть-Кяхты не заключает в себе ничего любопытного, кроме одного значительного бурятского лекаря. Слава Гальцин-Сахина гремит везде в странах забайкальских; его советам и декохтам приписывают чудесные действия. Многие богатые русские купцы были его [41] пациентами. Все искусство этого доктора основывается на открытии, в течении долгого времени, спасительных действий трав и кореньев. Он вылечивает с необыкновенным успехом всякого рода воспаления, и если верить рассказам, то и начало чахотки. Китайцы хвалятся, что им издавна известна тайна лечения последней болезни, и что средства их в этом случае безошибочны.

В Усть-Кяхте я видел бурятский полк, которым предводительствовал уже не страшный Чингисхан и не достопочтенный Дымбыта-Тайша, владелец нескольких поколений; но ехавший верхом на бурятском аргамаке иркутский губернатор, которому могущественный монарх вверил управление этой части Азии. Он ежегодно приезжает на это время в Усть-Кяхту и в другие места забайкальских стран, для раздачи наград, которые всемилостивейше жалует Государь Император верноподданным своим Бурятам, а также для выслушания их жалоб, претензий и просьб; для оказания им справедливости; для сформирования из среды их иррегулярных казачьих полков; для составления списков новобранным, и для увольнения в отставку выслуживших сроки. Странен для зрителя вид этой бурятской кавалерии, выступающей из-под разноцветных круглых палаток, обшитых мехом; черные косы воинов [42] придают им еще более странности и какого-то исключительного отличия от всего, что мы видели в этом роде. На каждом воине накинут плащ или бурка, то длинная, то короткая из рысьего или другого меха, шерстью вверх. Оружие их составляют: лук, колчан с стрелами, сабля и пика. Из старших почти все украшены золотыми мидалями; некоторые носят черное атласное платье; многие пользуются военными чинами и имеют сабли с серебряными темляками. Этот бурятско-казачий полк состоит из пяти сот всадников; имеет свои собственные знамена, и несет службу в здешних местах. Во время смотра и учения поданы были губернатору и нам, бывшим в его свите, славные бурятские лошади в рысьих чапраках, с бурятскими седлами, которые, так как и уздечки, были густо усажены серебряными бляхами. Губернатор командовал сам, и по данному им знаку все разлетелись как пчелы; крик, беспорядок, замешательство, превзошли всякое ожидание; не было никакой возможности удержать их в порядке; никто не достиг места своего назначения. Устройство и обучение их чему нибудь требовали необыкновенного терпения и хладнокровия, которыми отличался губернатор, и он имел утешение видеть при окончании смотра, продолжавшегося довольно долго, что Буряты, старавшиеся выполнять его приказания по мере своих [43] сил и понятия, казалось, находили удовольствие в своих маневрах. Все они очень любят приезжающего к ним начальника и торжественно празднуют время его пребывания. При выезде его в Кяхту, обыкновенно толпы всадников окружают его экипаж, стреляют из пушек, расставленных по возвышенностям, махают знаменами с громкими кликами радости. Приятно смотреть на этот полудикий вооруженный народ, испытывающий благодеяние кроткого правительства и почитающий Государя Императора в особе его наместников.

В селе Усть-Кяхте, последней станции пред Кяхтой, проезжающие обыкновенно берут вместо саней экипаж на колесах, потому что постоянно дующие в этой стороне ветры сметают снег с песчаных мест, и санной путь пропадает. Дорога до Кяхты в эту нору года показалась мне довольно приятна, хотя мы ехали не так скоро, как прежде. Множество любопытных предметов попадалось нам на встречу: старшие и простые ламы отправлялись многочисленными партиями в Кяхту, толпы бедных и богатых Бурят верхом и пешком поспешали туда же; иные для торговых оборотов, а большая часть на праздник белого месяца. Земли, прилегающие к дороге, показались мне обработанными; сосновые небольшие леса, совершенно обнаженные снегом впадины, разнообразили окрестные [44] виды. Наконец мы приехали в Кяхту, и я нехотя очутился в семи тысячах верстах от родного пепелища.

КЯХТА.

Кяхта есть главное место торговли России с Китаем, лежит в обширной песчаной долине на границе с Китайскою Монголиею. Основана в то время, когда эти великие государства открыли между собою первые торговые сношения. Кяхта довольно значительный город, как увидим ниже; состоит из нескольких отдельных частей, а именно: Троицко-савской крепости, получившей название от р. Савы. Она была некогда сильною крепостию, но теперь видны только следы прежних укреплений, и есть небольшой арсенал. Эта часть города соединяется с другою, которая называется собственно Кяхтою. В расстоянии четырех верст отсюда находится небольшое, но порядочное местечко — нижняя плотина или торговая слобода, где живут купцы и коммиссионеры, ведущие торг с Китаем. Здесь у них прекрасные дома, магазины и обширные амбары Или кладовые для скидки товаров. Длинная, высокая, крашенная ограда с большими воротами, увенчанными гербом Российской Империи, служит границею со стороны Китая. По левой стороне ворот, в каменном доме, живет таможенный окружный надзиратель, а на правой находятся гоуптвахта и [45] караульня. Не далее 300 шагов за этими воротами лежит китайское селение Маймачы.

Кяхта с Троицко-Савского крепостию находится, как было замечено, среди песчаной долины, окруженной небольшими возвышенностями. Небольшой источник, который вымерзает зимою и высыхает летом, не доставляет жителям необходимейшей стихии — воды, которую достают верст за 15-ть отсюда.

Три каменные церкви, каменные купеческие магазины и лавки, и 474 деревянных дома составляют все здания Кяхты. Жителей считают около 4500, вместе с гарнизоном, состоящим из пехоты, небольшого отряда артиллерии, казаков и таможенной стражи. Россия содержит незначительные военные силы на границах Китая, потому что, в случае даже неприязненных действий со стороны Китайцев, достаточно небольшого количества войск для отражения их нападений и для успешных наступательных движений, как это было доказано при осаде Китайцами Албазинского острога. «В 1683 г. Китайцы начали приготовляться к войне. Русское правительство, узнав о сем, прислало в Албазин надежного начальника, Алексея Толбузина, который прибыл туда в июне 1684. Через год после сего Китайцы в числе 14 или 15000, при 150 пушках, осадили Албазин, в котором гарнизон состоял только из 450 человек, при [46] 9-ти пушках, и острог укреплен был худо. Китайский воевода потребовал сдачи и, не получив ответа, начал канонаду. Храбрый Толбузин принял намерение обороняться до крайности, надеясь получить помощь из Нерчинска; но надежда его осталась тщетною. В первые дни осажденные лишились слишком 100 человек; деревянные укрепления неделю стояли против пушечных и ружейных выстрелов; наконец не стало ни пороху, ни свинцу; все жители просили воеводу начать переговоры о сдаче, с условием свободного пропуска в Нерчинск. Китайцы уговаривали сперва Русских переселиться на их сторону: не более 25 человек согласились на это; все прочие, гнушаясь предложением, отправились в отчизну под предводительством Толбузина, быв однако же лишены неприятелем всего имущества, кроме запаса, нужного для прохода до Нерчинска. Нерчинский воевода Власов, видя несправедливость Китайцев и жалея о важном уроне, начал помышлять о возвращении потерянного. Получив сведения, что Китайцы сожгли Албазин и все тамошние русские селения, но хлеб в поле оставили невредимым, он отправил туда опять Толбузина, подчинив ему полковника Бентона с 200 человек военных; к сему отряду присоединились многие из бывших албазинских жителей, что все вообще составило 671 человека, при 5 [47] медных и 5 чугунных пушках. Толбузин пришел на место в следствие приказания Власова, сперва сжал хлеб, а потом заложил (25 сент.) вновь Албазин на старом месте, укрепив его земляным валом. Китайцы, узнав об этом, начали сперва беспокоить жителей, а потом (7 июня 1686) явились под Албазином в числе 7000 человек с 40 пушками, а в Албазине было не более 736 человек. Первого сентября сделали они приступ, но были отбиты с большим с их стороны уроном. В продолжение сей осады цынготные и другие болезни истребили албазинский гарнизон до того, что в исходе ноября оставалось оного не более 150 человек; по величайшее для Албазинцев несчастие состояло в том, что мужественный начальник их Толбузин был убит пушечным ядром. Место его занял Бейтон, который искусством своим и храбростию умел уничтожить все неприятельские покушения; наконец Китайцы, видя свою неудачу, переменили осаду на блокаду, а в начале мая 1687 сняли и эту, отступив на 4 версты от города. Они были так учтивы, что предложили Бейтону прислать своих лекарей для пользования больных, если только объявят им число оных. Храбрый полковник, благодаря их за это, отвечал, что не имеет нужды в лекарях, ибо все люди его в самом лучшем здоровьи, а для доказательства, что у него и съестных припасов [48] много, прислал главному китайскому воеводе пирог, весом в пуд, который и принят от него с благодарностию. Вскоре после сего русское правительство, желая прекратить несогласия с Китайцами, назначило для сего окольничего Федора Алексеевича Головина. Пекинский Двор, узнав о сем, послал к осаждавшему Албазин войску приказ возвратиться на прежние свои места, что и было исполнено 30 августа 1687 года. Головин, по прибытии на место, начал сношения с китайским правительством, следствием коих было то, что местом конгресса был назначен город Нерчинск, куда прибыли и китайские уполномоченные. По заключенному тут 27 августа 1689 года мирному трактату, между прочим Албазин уступлен Китайцам, которые разорили его до основания» (Энцикл. Лекс. т. 1.).

Значительнейшею особою в Кяхте считается директор пограничной таможни, без ведома которого не могут быть заключены никакие торговые сношения между здешними купцами и Китайцами. Китайцы очень уважают его. На обедах у директора во время табельных праздников часто видите богатых китайских купцов, со вкусом распивающих шампанское.

Во время пребывания моего в Кяхте находилась здесь миссия, возвращающаяся из Пекина. [49] Рассказы некоторых ее членов о китайских обычаях очень любопытны. Миссионеры, во время пребывания в Китае, носили китайское платье и приплетенные длинные косы; точно в таком виде некоторые из них имели свои портреты, написанные славным художником, членом миссии, имевшим счастие снимать портрет с Богдыхана. Правительство тщательно избрало просвещенных и способных мужей для поручения им столь важного дела, каким нам кажется собрание статистических и географических сведений о соседственном государстве. Астроном, ботаник, минералог, топограф, хирург, доктор и филолог, даже в самых Китайцах возбудили величайшее уважение к своим познаниям. Доктор В. вылечил от тяжкой и опасной болезни наследника престола. В благодарность ученому иностранцу, Богдыхан приказал поместить в своем сенате таблицу с подробным описанием болезни и чудесного ее излечения. О. Кавалевский, профессор казанского университета, снискал благорасположение пекинского хутухты, начальника придворного духовенства. Его святейшество, пред которым тысячи Монголов падают ниц, принимал ученого Европейца в кабинете, устроенном по европейски. Святой муж дружески разговаривал с Кавалевским, и в доказательство высокой своей приязни подарил ему святую книгу, писанную на [50] монгольском языке собственною рукою хутухты. Духовенство забайкальских кумирен, узнавши об оказанной ученому профессору чести, старалось получить от него благословение, и сам хамба объявил, что душа монгольского племени перешла в него; назвал его своим братом и вручил ему диплом на это достоинство. Буряты очень удивляются, как может иностранец в таком совершенстве знать их язык, веру и обычаи. Тотчас по приезде его в Кяхту, ламы начали собираться со всех сторон, чтобы получить от него благословение и удостоиться прикоснуться к священной книге. Некоторые из них предложили ему даже дары, состоящие из маленькой статуйки Бурхана, густо вызолоченной, и из небольшого серебряного хурду. Почти невероятно, чтобы Европеец мог превратиться в такого отличного Монгола... (Кавалевский несколько лет жил среди забайкальских кочующих народов.)

ОРЕСТ ЕВЕЦКИЙ.

Текст воспроизведен по изданию: Поездка из Иркутска в Кяхту чрез Байкал или Святое море // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 29. № 113. 1841