СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ДЖЕЙМС КУК

ПЛАВАНИЕ В ТИХОМ ОКЕАНЕ В 1776-1780 ГГ.

ПЛАВАНИЕ НА СЕВЕР ЛЕТОМ 1779 ГОДА, СМЕРТЬ КАПИТАНА КЛЕРКА И ВОЗВРАЩЕНИЕ В АНГЛИЮ

ДНЕВНИК ЛЕЙТЕНАНТА ДЖ. КИНГА

12 июня. Погода умеренная. Рано утром стали сниматься с якорей... В 3 часа подняли становой якорь и пошли под парусами. В 8 часов отдали якорь. Острог [Петропавловск] был по пеленгу NtO, скала на W берегу прохода — по пеленгу SOtS.

13 июня. В 4 часа пошли к выходу из бухты с отливным течением, верпуясь с помощью шлюпок из-за штиля. В 10 часов подул ветер с моря через проход от SOtS, отливное течение сменилось приливным, и мы вынуждены были отдать якорь. Высокая скала была по пеленгу S 0,75 O, острог — по пеленгу N 0,5 W. После обеда я вместе с капитаном Гором отправился на O берег прохода, и на склоне высокого холма мы заметили остатки парапета с четырьмя или пятью амбразурами. Это укрепление “командовало” над проходом, и во времена Беринга здесь были пушки. [515] Поблизости были развалины хижин и подземные помещения, вероятно бывшие кладовыми. В 6 часов с отливным течением подняли якорь, ветер по-прежнему с моря, из-за густого тумана до 8 часов лежали в дрейфе...

15 июня. Были удивлены, когда перед рассветом услышали шум, подобный отдаленным раскатам грома, а на рассвете обнаружили, что палуба и борта покрыты тонкой пылью, похожей на наждачный порошок. Пыль эта висела в воздухе, и из-за нее стояла мгла. В направлении вулканической горы [Авачинской сопки], то есть к N от острога, сгустилась такая тьма, что мы не смогли разглядеть очертаний горных гряд. Около полудня и после полудня извержение вулкана все еще продолжалось, создавая звуки, подобные отдаленному грому, и сопровождаясь тучами золы; в общем частицы ее были величиной с горошину, но на палубах подбирали кусочки размером с грецкий орех, и многие такие частицы не претерпели изменений, вызываемых огнем. Зола смешивалась с грязью и оседала в потоках дождя, с ней выпадал пепел. Ближе к вечеру стало ужасно греметь и сверкать, и глубокая тьма, рассеянная в воздухе, создавала небывало гнетущее впечатление. Эффект вулкана должен был сказываться на большом расстоянии в открытом море: мы были от него на расстоянии 8 лиг, и пепел падал везде, куда только достигал глаз...

ДНЕВНИК КАПИТАНА КЛЕРКА

...18 июля. ...В 10 часов увидели впереди льды, которые в полдень протягивались с NO 0,5 O к WtN на расстоянии примерно 2 миль, и они были в том же состоянии, что и раньше. Я опасался, что они протягиваются на большой дистанции и помешают всем нашим попыткам продвинуться на N, однако мы должны были обследовать границы льдов и попытаться сделать все, что можно. Обсервованная широта 70°26' N [долгота 196°18' О]...

19 июля. ...Мы были у кромки льдов и не могли продвинуться дальше на N, а поэтому спустились по ветру и пошли вдоль края ледяного поля, которое протягивалось к S. ...Обсервованная широта 70°10,5' N...

21 июля. ...Ясно было, что у этого берега совершенно невозможно продвинуться дальше на N, и трудно было надеяться на то, что эти гигантские массы льда могут растаять за немногие оставшиеся недели лета. Несомненно, льды останутся здесь как непреодолимый барьер, препятствующий любым попыткам пробиться через него. Поэтому я считал, что для пользы дела лучше всего пройти вдоль льдов к азиатскому берегу, пытаясь отыскать в них проход, который позволил бы мне хоть сколько-нибудь продвинуться дальше на N, а если это не удастся, то предпринять подобную [516] попытку, держась берега; однако я не льстил себя надеждой, что там ждут большие успехи, так как теперь море настолько было забито льдами, что нечего было и думать о поисках прохода [широта 69°37' N, долгота 193°7' О].

ДНЕВНИК ЛЕЙТЕНАНТА ДЖ. БАРНИ

Вторник, 27 июля... Видя, что невозможно ни дальнейшее продвижение на N, ни приближение к берегам Азиатского или Американского материка, поскольку этому препятствовали льды, переполнившие все море, мы сочли бесполезными все дальнейшие попытки такого рода [широта 67°55' N, долгота 188°26' О].

28 и 29 июля. Повернули на SO к азиатскому берегу...

31 июля. Шли на S; азиатский берег виден весь день. В полдень широта 65°08' N, долгота 189°08' О, склонение 25° О...

...Воскресенье, 22 августа. Утром пришла шлюпка с “Резолюшн”, и нам сообщили, что скончался капитан Клерк. В полдень были на траверзе Шупинского Носа [мыс Шипунский], его широта 53°08' N, долгота 159°56' О.

Понедельник, 23 августа. Вечером увидели дозорную башню в заливе Авача; в темноте на ней зажгли маячные огни. В полночь отдали якорь у входа в залив Авача при глубине 11 саженей.

Вторник, 24 августа. Утром подняли якорь и пошли к острогу; после полудня отдали якорь в гавани Св. Петра и Св. Павла. Местность теперь выглядела очаровательнейшим образом; право же, кажется, что летняя и зимняя Камчатка — это две разные страны. Майор Бем, мы слышали, отбыл в Петербург вскоре после нашего ухода (в июне). Главным командиром Камчатки теперь был капитан Шмалев, Острог Св. Петра и Св. Павла находился в ведении того же сержанта, который командовал, когда мы здесь были раньше.

ДНЕВНИК ПОМОЩНИКА ХИРУРГА Д. САМВЕЛЛА

Воскресенье, 22 августа. Этим утром между 8 и 9 часами наш главный командир капитан Чарлз Клерк умер от чахотки [consumtion], а страдал он от нее с тех пор, как мы покинули Англию. Он родился в Уэтхерсфил-Холле Брейнтри в графстве Эссекс и скончался в возрасте 38 лет. Отец его был мировым судьей, и годовой доход от собственного поместья капитана составлял примерно 500 фунтов. Наш капитан начал свою службу во флоте в юности и принимал участие в некоторых боевых действиях во время последней войны. Он находился на борту [517] “Беллоны”, когда команда этого корабля захватила [фрегат] “Куражьез”. Бизань-мачта, на топе которой Г.Ч. Клерк стоял в этом бою, была снесена и рухнула в море, но ее подняли на борт, причем она не пострадала совершенно ³⁶⁶. Он в качестве мидшипмена принимал участие в первом кругосветном плавании “Дельфина”, а на “Индевре” служил помощником штурмана, и на обратном пути после смерти м-ра Хикса капитан Кук сделал его лейтенантом ³⁶⁷. Во время предыдущего плавания он был вторым помощником на “Резолюшн” и по возвращении был назначен командиром “Дискавери”. В нынешней экспедиции он после злосчастной смерти капитана Кука 14 февраля возглавил командование кораблями. Капитан Клерк был душевным человеком и отличным моряком, но ему все же не хватало твердости и решительности — качеств, необходимых для большого командира. Он не был уверен в себе и постоянно испытывал колебания и сомнения, но уж коли определенная линия поведения была им выработана, никто не мог проводить ее в жизнь с такой готовностью, как это делал капитан Клерк. Ему больше подходил бы пост первого помощника командира, и ему легче было исполнять приказания, чем давать их. Однако стойкость, проявленная им в плавании после гибели капитана Кука, стойкость, которая превозмогала его телесные недуги, позволила ему с честью выполнить свой долг и оставить по себе добрую память. Главным свойством его характера была общительность, и в качестве веселого собеседника, пожалуй, никто не мог с ним сравниться. К этому следует добавить, что обладал он открытым нравом и был украшением любой компании, а поэтому и смерть его вызвала горькое сожаление. Только он и капитан Гор, его преемник, одни в целом свете совершили три кругосветных плавания. Вакансия, освободившаяся после смерти капитана Клерка, была замещена только вслед за тем, как мы вошли в гавань Петра и Павла, так что этого события мы ждали день или два. Мы пожелали похоронить капитана Клерка в деревне Паратунка, ибо такова была воля покойного. Он завещал местной церкви 100 рублей...

Вторник, 24 августа. В 8 часов утра... мы отверповались в гавань с приливным течением. Подняли на полумачте вымпел на обоих кораблях в знак присутствия на борту тела капитана Клерка. При легком попутном ветре вступили в гавань и в 3 часа п.п. стали на якорь. В момент, когда корабли отдали якорь, сержант [Сургуцкий] выстроил весь свой небольшой гарнизон в полном вооружении и затем прибыл на борт “Резолюшн” к командиру. Сообщив ему о смерти капитана Клерка, мы упомянули о том, что намерены похоронить покойного командира в паратункской церкви, но видно было, что он не желал этого допустить, ибо мы не казались ему христианами. Поскольку это дело касалось в сущности только священника и сержант не мог взять на себя [518] решение такого вопроса, он послал гонцов к нему в Большерецк, желая поставить в известность о нашем прибытии нынешнего губернатора Камчатки капитана Шмилова [Шмалева]. Нас больше всего поразил сейчас контраст между нынешним видом местности и тем, который нам открылся, когда мы сюда пришли в мае, когда все было в снегу. Теперь холмы и долины были покрыты восхитительнейшей зеленью, и такой роскошной картины мы никак не ожидали встретить в подобной стране.

На пологих склонах бухты росли такие же деревья, как на горе Маунт-Эджкем под Плимутом. И нигде еще я не встречал такого прекрасного вида — вершина далекой горы, убеленная снегами, вздымалась над ближними холмами, а долина была сплошь покрыта зеленью, так что одновременно страна являла величественным и впечатляющим образом картины зимы и лета.

Среда, 25 августа. Сегодня капитан Гор вступил в командование “Резолюшн” и назначил первого помощника этого корабля лейтенанта Кинга командиром “Дискавери”...

Астрономические обсерватории были установлены на берегу и разбита палатка для обоих капитанов...

Четверг, 26 августа. ...Сержант обедал с обоими капитанами на борту “Дискавери”.

Пятница, 27 августа. Этой ночью прибыл наш старый друг приходский священник из Паратунки Роман Федорович Верещагин и утром посетил капитана Гора. Он отказался похоронить капитана Клерка в Паратунке, ссылаясь на то, что мы не христиане или по меньшей мере люди, не приобщенные к греческой церкви, но предложил предать тело земле в том месте, где в будущем году должны построить церковь и где похоронено много русских. Священник сказал, что там также погребен профессор Делиль [де] ла Кройер, который сопровождал к берегам Америки Беринга ³⁶⁸. Взяв в расчет, что людей этих убедить невозможно, мы согласились с предложением священника, и оба капитана отправились с ним на берег, чтобы выбрать надлежащее место для могилы. Когда место было выбрано, туда послали партию людей, чтобы выкосить траву, удалить подлесок и расчистить поляну для погребальной процессии. Вечером вырыли могилу у подножия дерева в самой глубине бухты Петра и Павла, чтобы там в субботу похоронить капитана Клерка.

...Воскресенье, 29 августа. Между 12 часами и 1 часом тело капитана Клерка было предано земле с воинскими почестями, достойными его ранга по церемониалу, принятому англиканской церковью. С кораблей было дано по 12 пушечных залпов, и солдаты трижды салютовали из мушкетов у могилы. На погребении присутствовали капитаны, все офицеры обоих кораблей, священник, сержант. В качестве зрителей было много русских и [520] большинство наших матросов. В палатке капитаны и офицеры отобедали со священником и сержантом...

...Пятница, 3 сентября. Русский прапорщик по имени Иван Иванович Синд (сын лейтенанта Синда — мореплавателя, который на картах числится Синдовым) прибыл сюда из Большерецка с извинением от капитана Шмилова. Он писал, что не ждал нас и что, поскольку на Камчатку не прибыли ожидаемые из Охотска шлюпы, он пока не может снабдить нас, но, как только эти шлюпы сюда придут, приедет он сам. Однако он сообщал нам, что из Верхней ³⁶⁹ к нам идут 16 голов скота и переводчик с русского на немецкий язык...

...Воскресенье, 5 сентября. Сержант передал нам быка. Его зарезали и половину туши отдали для личных нужд капитана Гора, остальное распределили между командами обоих кораблей ³⁷⁰.

...Четверг, 9 сентября. Сегодня увидели русский шлюп у входа в гавань, и к нему были отправлены на пиннасе штурман с “Резолюшн” и прапорщик Синд. Они вернулись со шлюпом, который стал на якорь вне гавани. Это был шлюп, или двухмачтовый галиот, которого ждали из Охотска.

Пятница, 10 сентября. Ветра не было; были посланы четыре шлюпки, чтобы отверповать в гавань русский шлюп; около 12 часов он стал на якорь в гавани Петра и Павла. Приветствовали шлюп четырьмя выстрелами. На шлюпе доставлено было 50 солдат, и с ним прибыл офицер, посланный майором Бемом, чтобы принять команду в гавани Петра и Павла. Этот офицер и штурман отобедали в палатке капитана Гора. Офицер, который по рангу, будучи подпоручиком, равен лейтенанту, принял командование от сержанта и выставил его из дома. На галиоте нам привезли муку, канаты, смолу и вар, согласно обещанию майора Бема, и письмо губернатора Охотска капитану Клерку. Еще одно письмо было доставлено от лекаря из Охотска хирургам наших кораблей. С кораблем прибыл купец с различными товарами — шелком, платками, нанкой и т.д. На шлюпе была доставлена мука и все прочее для здешнего гарнизона и для него же две пушки...

...Суббота, 11 сентября. Ночью дул сильный ветер, и русский шлюп прибило к берегу, но ущерба он не потерпел. Утром оба корабля получили канаты, смолу и вар. На “Дискавери” было отпущено шесть бочек смолы, две бочки вара, бунт 4,5-дюймового каната на 135 саженей, трос 3,5 дюйма на 125 саженей и трос 2,5 дюйма на 125 саженей, 42 пуда бечевы и 40 парусных игл. Доставлено было некоторое количество гвоздей, но мы в них не нуждались и поэтому не взяли их. До 16-го люди занимались обычными делами, сержант ежедневно обедал в палатке с капитаном Гором. [522]

Четверг, 16 сентября. Сегодня прибыл переводчик, которого мы ожидали, и нам его представил капитан. Он понимал довольно сносно немецкий язык, но говорить на нем не мог. Он был русским дворянином, и сослали его сюда лет тридцать назад. Звали этого человека Петром Матвеевичем Евашкиным. Он родился в 1723 году, был прапорщиком в лейб-гвардии императрицы Елизаветы и ее фаворитом, но за преступление (а за какое именно, ему неведомо) его сослали в эту страну (можно предположить, что как раз за то, что он был в интимной связи с императрицей). Но как бы то ни было, преступление его оказалось такого характера, что последующие государи России не считали нужным отозвать его из ссылки, хотя о его деле неоднократно докладывали двору многие правители Камчатки. Перед ссылкой он был бит кнутом и у него разрезали (slit) ноздри, и знак этого наказания остался у него навсегда. Отец его был генералом русской армии. Он рассказал нам, что, находясь здесь, испытал великие лишения, и 30 лет не пробовал хлеба, и питался одной лишь рыбой до тех пор, пока майор Бем не заинтересовался им и не сделал его жизнь более сносной. Однако, хотя майор Бем пытался добиться для него разрешения на возврат в Россию, успеха он в этом не имел, и майору удалось лишь выхлопотать для этого человека разрешение на свободные поездки не дальше Охотска.

Это был высокий и крепкий человек, и видимо, в молодости он был красив. Он хорошо играл на скрипке и был отлично воспитан, понимал французский и немецкий языки, в юности ездил в Париж и Амстердам и, видимо, тяжко переживал свою злую судьбу, которая обрекла его на прозябание в этой дикой стране. Жил он больше в Верхнем, получал от правительства пенсион и сам себе был полным хозяином. При дальнейшем знакомстве мы все прониклись к нему уважением ³⁷¹.

Пятница, 17 сентября. Оба капитана отправились с группой наших людей на охоту в сопровождении П.М. Евашкина с намерением провести вне гавани несколько дней. Они взяли с собой кока, палатки и прочие принадлежности, так что партия эта напоминала не группу спортсменов, а караван, отправляющийся в дальнее странствование. С ними отправились двое камчадалов...

...Понедельник, 20 сентября. Сегодня прибыл гонец, сообщивший нам, что капитан Шмилов прибудет сюда через день-два. Между русским сержантом и капралом произошла размолвка, и дело это разбирал подпоручик; сержант получил жестокую порку, жестокую вдвойне, если принять во внимание, какой пост он занимал и как к нему относился капитан Гор, который ежедневно приглашал его к обеду наряду с нашими офицерами. Это наказание было расценено в определенной мере как акт, [523] оскорбительный для нас, и вызвало возмущение своей явной несправедливостью. Если капитан военного корабля снисходит до того, что ставит себя на один уровень с сержантом, приглашая его к своему столу, то, естественно, должно было бы полагать, что этого сержанта нельзя подвергать наказанию по воинскому уставу. И действительно, русские в невыгодном для нас свете рассматривали короткие отношения главного нашего командира с сержантом, как на то неоднократно нам намекал переводчик П. Мат. Евашкин. После полудня капитан Кинг и Евашкин возвратились с охоты на медведей, так и не встретив ни одного зверя и не удовлетворив свой спортивный азарт. Грузили со шлюпа муку.

Среда, 22 сентября. В годовщину коронации его величества сегодня в полдень каждый шлюп салютовал 21 выстрелом и офицеры обоих кораблей обедали с капитаном Гором. На обеде присутствовал капитан Шмилов, который прибыл сегодня утром из Большерецка. На борту его приветствовали 11 выстрелами.

Четверг, 23 сентября. Капитан Шмилов посетил “Дискавери”, где его приветствовали 11 выстрелами, а затем отобедал с капитаном Кингом и офицерами обоих кораблей в палатке.

Суббота, 25 сентября. Капитан Шмилов попрощался с нами и отбыл в Большерецк. Капитан Гор подарил ему золотые часы, винтовку, набор ножей в футляре и некоторое количество рома. Перед отъездом он сместил подпоручика и вновь назначил на место командира сержанта, что отчасти вызвано было нашими заявлениями по поводу вышеупомянутого дела и тем, что подпоручик был привержен к пьянству. Последний должен был теперь вернуться в Охотск. Капитан Гор дал Евашкину набор верхней одежды, рубахи и пр., а капитан Кинг подарил ему винтовку и разные вещи. Корабли готовы были к выходу в море, но мы поджидали, когда прибудут быки, а они должны были появиться в ближайшие дни.

Воскресенье, 26 сентября. Вольные каменщики с обоих кораблей устроили собрание своей ложи в русских бараках и там приняли новых членов — первых и, вероятно, последних масонов из числа жителей этой страны. Сегодня опрокинулся один из балаганов, но жильцы в нем не пострадали и обиталище это сохранило свою прежнюю форму.

Понедельник, 27 сентября. Масоны собрались снова и приняли еще несколько новых членов. Партии наших людей часто ходили в Паратунку к священнику и попутно развлекались охотой на уток, а на реке уток было очень много. Несколько джентльменов, находясь в Паратунке, пожелали отправиться на медвежью охоту и подрядили с этой целью служку и паратунского тойона, чтобы те их сопровождали. Ночью (а именно ночью медведи спускаются с холмов к озерам, чтобы наловить рыбы) охотники подошли к большому озеру и увидели там трех или четырех [524] медведей. Одного удалось подстрелить, когда он переходил через небольшой пруд, но он тут же, сердито рыча, ушел в лес... (Далее речь идет об охоте, в которой участвовал сын священника Р.Ф. Верещагина Федор, и приемах охоты камчатских охотников на медведей. — Прим. пер.)

Четверг, 30 сентября. Прибыло 16 голов скота и две лошади, предоставленные офицерам на время нашей стоянки. Этим утром капитан Гор отправился в Паратунку, взяв с собой плотника, для того чтобы установить гербовый щит капитана Клерка в церкви. Под ним была выгравирована следующая надпись:

“Выше — гербовый щит капитана Чарлза Клерка. Он вступил в командование кораблями его величества короля Британии “Резолюшн” и “Дискавери” после смерти капитана Джемса Кука, который, к несчастью, был умерщвлен туземцами на одном из островов Южного моря 14 февраля 1779 года, после того как обследовал берег Америки от 42°30' до 70°44' северной широты в поисках прохода из Азии в Европу. Капитан Клерк скончался от легочной чахотки в море 22 августа 1779 года в возрасте 38 лет и покоится у подножия дерева близ острога Св. Петра и Св. Павла. Он предпринял вторичную попытку отыскать проход из Азии в Европу и проникнуть на север до того предела, которого достиг капитан Кук, но убедился, что дальнейшее продвижение практически невозможно”.

В том месте, где похоронен капитан Клерк, был насыпан земляной холм, огороженный частоколом из кольев, врытых в грунт. Вокруг могилы два старых товарища по плаванию посадили несколько ив. Против дерева была прибита в изголовье доска со следующей надписью:

“У подножия этого дерева покоится прах капитана Чарлза Клерка, который принял командование его британского величества кораблями “Резолюшн” и “Дискавери” по смерти капитана Джемса Кука, который умерщвлен был на одном острове Южного моря 14 февраля 1779 года. Умер в море от легочной чахотки 22 августа того же года в возрасте 38 лет”.

Этот текст был составлен капитаном Гором...

...Суббота, 2 октября. Капитан Гор потребовал от офицеров обоих кораблей, чтобы они в письменном виде представили свои мнения о курсе, которым следует возвратиться в Англию. Сегодня эти рекомендации были вручены, и все согласились с тем, что надо будет пройти к востоку от Японии, зайти для пополнения запасов продовольствия в Макао в Китае, и такой план был бы наиболее предпочтительным для следования на нашу родину. Зима уже надвинулась, и надо было ожидать штормовой погоды в широте Японии, и было бы не безопасно проводить обследования японских берегов, тем более не следовало проходить к западу [525] от Японии. Оба корабля были выведены из гавани в бухту Петра и Павла...

Воскресенье, 3 октября. Годовщина коронации императрицы справлялась русскими как большой праздник. С кораблей были даны с долгими интервалами пушечные залпы, а на берегу большую часть дня гремели залпы из ружей. В полдень “Резолюшн” дал залп в честь этого события из 20 пушек, а капитан Гор преподнес говядину и ром офицеру и сержанту и на берегу отпраздновал вместе с ними.

Понедельник, 4 октября. Сегодня священник и вся его семья ожидались на корабле: они намерены были нанести визит капитану Гору. Джентльмены с обоих кораблей были приглашены к обеду на борт “Резолюшн”, с тем чтобы они затем приняли участие в вечерних танцах, которые желал посмотреть священник. Вечером он прибыл со своей женой и дочерью. Жена сержанта и все женщины-камчадалки селения пришли на борт, и у нас были русские, курильские и камчадальские танцы, которые исполнялись под аккомпанемент скрипки Евашкина, нашего переводчика. В это же время прибыл гонец из Большерецка с подарками для командиров и офицеров обоих кораблей (подарили нам чай и сахар). В Большерецк прибыл из Охотска шлюп, и в письме, написанном им своему шурину (Д. Самвелл пишет непонятно: in a letter he wrote to his brother-in-law. Местоимение he [он] может относиться к кому угодно, но, видимо, речь идет о каком-то охотском жителе. — Прим. пер.), он сообщал, что Англия и Франция находятся в войне друг с другом и что англичане захватили 50 французских военных кораблей, которые помогли американцам, и он нас поздравил с этой победой. Мы не знали, что и подумать об этом, ибо русский язык нам был мало доступен и мы не были уверены, что поняли все правильно, но полагали, что захвачены были торговые корабли, хотя русские и уверяли нас, будто речь идет о боевых кораблях. Впрочем, надо было запастись терпением: ведь через несколько месяцев все для нас прояснится. Нам также сказали, что князь Орлов впал в немилость при дворе и изгнан из России, но, куда именно, русские и сами не знали ³⁷². Сержант едет в Россию, и он повезет с собой рекомендации капитана Клерка.

Вторник, 5 октября. Священник, его семья и сержант с женой обедали на “Резолюшн”. Вечером были танцы. Все камчадалки, как и вчера ночью, пришли на борт.

Среда, 6 октября. После полудня священник распрощался с нами. Было небольшое извержение вулкана, которое продолжалось и во вторую половину дня.

Четверг, 7 октября. Палатки и все прочее были доставлены на борт, так как мы были намерены завтра отправиться [526] в путь. Зима наступила здесь очень быстро, листва облетела, травы завяли, и страна, такая зеленая в момент нашего прибытия, снова приняла печальный и пустынный облик. Горы внутри страны покрылись снегом, и стало очень холодно. Женщина, которая еще в первый наш приход бежала от своих друзей и жила с барабанщиком из команды “Дискавери” в палатке, пожелала отправиться с ним в Англию.

Пятница, 8 октября. Утром снялись с якоря и вышли из бухты со свежим ветром от N...

ДНЕВНИК ШТУРМАНА Т. ЭДГАРА

Среда, 25 августа... В 9 часов [д.п.] на борт [“Дискавери”] прибыл лейтенант Джемс Кинг, который принял командование кораблем, а бывший командир [“Дискавери”] капитан Джон Гор занял на “Резолюшн” пост покойного капитана Клерка. Одновременно явились на борт [“Дискавери”] лейтенант Джон Уильямсон и м-р Уильям Леньон, которые заместили лейтенантов Джемса Барни и Джона Рикмена, назначенных на “Резолюшн”...

...Понедельник, 30 августа... В полдень тело капитана Чарлза Клерка было положено в пиннасу для последующего погребения, и на обоих кораблях зазвонили судовые колокола. Когда с пиннасы тело вынесли на берег, с кораблей было дано 12 пушечных выстрелов с интервалами в 40 секунд. В 12 час. 30 мин., когда тело было предано земле, эскорт морской пехоты дал три залпа, и пушечный салют окончился.

ДНЕВНИК МИДШИПМЕНА ДЖ. ГИЛБЕРТА

Лето здесь [на Камчатке] очень короткое и продолжается немного больше четырех месяцев: в октябре страна принимает совершенно зимний облик: деревья и кусты теряют листву и дни становятся холодными; я не сомневаюсь, что в конце ноября и в начале декабря земля здесь покрывается снегом.

Мы пополнили запас воды и топлива и в части провианта получили все, что можно было в этом месте получить. После утомительной семинедельной стоянки мы 10 октября 1779 года вышли из залива и, поскольку погода была хорошая, провели съемку берега вплоть до мыса Лопатка. Этот мыс — южная оконечность Камчатки и лежит в широте 50° N и в долготе 155,5° O. Затем в наши намерения входило обследование Курильских островов, но из-за противных ветров нам не удалось увидеть ни одного из них. Самый северный из Курильских островов виден [остров Шумшу] с мыса Лопатка; согласно рукописным русским картам, острова [527] эти малы, и всего их насчитывается восемнадцать, а островная цепь протягивается на SSW к островам Йедзо [острову Хоккайдо]. Последних мы также не видели, так как все время дул ветер от W и к ним нельзя было подойти. Островов этих три, они не очень велики и лежат к NW от Японии.

Из-за неточности старых карт Японию обычно считают одним большим островом, тогда как на самом деле это скопление ряда островов. Но значительного размера достигают только три острова, а остальные очень малы. Они расположены один подле другого и в совокупности по площади почти равны Великобритании.

24 октября мы дошли до NO оконечности острова Нипон, главного из японских островов и по величине почти равного двум другим островам. Эта оконечность лежит в широте 40,5° N и в долготе 141,5° O [мыс Сирия — крайняя NO оконечность острова Хонсю; широта 41°26' N, долгота 141°28' О]. Мы шли примерно в 2 милях от берега умеренной высоты и на вид весьма плодородного. Земля была хорошо возделана и разбита на правильные делянки, и общая картина являла совершенное очарование.

Поскольку ветры были легкие, мы продвигались вдоль берега медленно; берег тянулся к S. Затем подул ветер с суши, и, так как к тому же и течение шло к O, нам удалось только в течение двух дней наблюдать этот берег. Видели два японских судна, но они находились от нас на расстоянии 2—3 миль и ближе не подошли. Принимая в расчет скорость, с которой они шли, было бы бесполезно их догонять. Некоторое время мы лежали в дрейфе и, дав салют, подняли наши флаги, но никакого эффекта это не дало, и японские суда продолжали следовать к берегу.

Через три или четыре дня при попутном ветре мы подошли к земле градуса на 1,5 южнее того пункта, у которого мы от нее отвернули. Берег был от нас на расстоянии 3 или 4 лиг.

Держались малые ветры и штиль, что воспрепятствовало нам провести съемку берега, когда мы направились дальше на S. Спустя два или три дня силой течения нас снова отнесло в море, а еще через несколько дней мы заметили землю на расстоянии примерно 12 лиг и множество кораблей у берега. Это была SO оконечность острова, лежащая в широте 35° N и в долготе 140° О. Над ней поднималась очень большая остроконечная гора, по высоте почти равная высочайшим из тех гор, которые нам доводилось видеть прежде [гора Фудзияма].

Течение, которое огибало этот мыс, было сильнее, чем прежде, и отнесло нас так далеко к О, что все наши попытки снова приблизиться к земле оказались напрасными. Поскольку надвигалась зима, мы пошли на S к берегам Китая. В течение нескольких дней в воздухе было много пепла, который, вероятно, выбрасывал один из ближайших вулканов. [528]

Это был небывало трудный переход: все время штормило, шквалы сопровождались грозами и дождем и на море было чрезвычайно сильное волнение. 14 ноября мы прошли мимо островов Сульфур [острова Волкано], лежащих в широте 25° N и в долготе 140,5° O. Их всего три, они малы и необитаемы.

Капитан Гор хотел пройти к двум или трем маленьким островам, которые называются островами Ваши [острова Батан], но мы пропустили их, поскольку не знали, каково их точное положение ³⁷³.

Незадолго до того как мы вышли к берегу, корабли натолкнулись на большой риф. Дело было в полночь в кромешной тьме, и мы услышали шум прибоя, разбивающегося о риф, когда корабль уже был на отмели, отходившей от скал. Мы едва успели повернуть фордевинд и отвернуть в море. Утром мы снова спустились фордевинд и пошли вдоль южной оконечности рифа. Называется этот риф Пратас и лежит в широте 22°42' N и в долготе 116°44' О; склонение 0,5° W ³⁷⁴. Этот риф имеет округлую форму, в окружности достигает примерно 6 лиг, и у его западной стороны лежит низкий песчаный остров протяженностью 2 или 3 мили, и к берегу его, видимо, можно подойти на шлюпке.

30 ноября мы подошли к островам Лама; это ряд маленьких островков, лежащих неподалеку от китайского берега ³⁷⁵.

Капитаны в соответствии с приказами Адмиралтейства потребовали, чтобы все джентльмены передали им свои дневники, карты, зарисовки и любые заметки, касающиеся этого путешествия. Тщательному обыску подверглись также и матросы. Цель этой меры заключалась в том, чтобы предотвратить возможность публикации кем бы то ни было сообщений о наших открытиях, ибо такая публикация должна была быть осуществлена лицами, назначенными их лордствами, и в том виде, в котором последние считали возможным ее выпустить в свет.

Мы обогнули южную оконечность острова Лама и спустя три или четыре дня отдали якорь на рейде Макао, и все мы испытывали величайшую радость и удовлетворение, поскольку в течение трех лет до нас не доходили вести из Европы. Как раз три года миновало с тех пор, как мы покинули мыс Доброй Надежды.

На следующий день мы подняли якорь и направились к Типе [Таи-па — старая гавань Макао]. Это надежно укрытая гавань, правда довольно мелкая (глубина ее только 2,5—3 сажени, дно ракушечное). Она велика и образуется четырьмя небольшими островами, лежащими у входа в Кантонскую реку [Сицзян], и расположена в 24 лигах от Кантона. Мы стали на якорь примерно в 4 милях от Макао — небольшого поселения, принадлежащего португальцам. Они же владеют цитаделью и всеми укреплениями, но живут в городе преимущественно китайцы, и им не разрешают покидать пределы маленького полуострова, на котором [529] расположено поселение Макао. Макао лежит в широте 22°10' N и в долготе 113°48' О.

Здесь мы услышали о войне с Францией — событии, для нас совершенно неожиданном: ведь мы в общем были убеждены, что американский мятеж давно уже подавлен ³⁷⁶.

Китайцы снабжали нас самой разнообразной провизией, но цены у них были очень высокие. Капитан Кинг отправился в Вампу, где останавливались корабли Британской Ост-Индской компании, и приобрел на небольшом бриге, принадлежавшем одному фактору этой компании, разный корабельный припас; и, хотя там стояло девять компанейских судов, но — увы! — получили мы меньше, чем в свое время приобрели на Камчатке. Помимо того что были проделаны обычные судовые работы, мы привели в порядок поручни на баке и шканцах и подготовили корабли к боевым действиям, а этим мы прежде никогда себя не утруждали. В обмен на становой якорь мы выменяли на компанейском судне шесть четырехфунтовых пушек и довели до 16 количество стволов на “Резолюшн” и до 10 на “Дискавери”. Остаток наших шкур мы продали гораздо выгоднее, чем на Камчатке; китайцы очень охотно их покупали и давали нам от 50 до 70 долларов за шкуру, что составляет 11 фунтов 5 шиллингов — 15 фунтов 15 шиллингов, тогда как покупали мы шкуру за топор или за пилу. Двое матросов с “Резолюшн” бежали ночью на шестивесельном ялике, и больше мы о них ничего не слышали.

Заготовив воду, отремонтировав такелаж и проконопатив борта, мы после утомительной шестинедельной стоянки вышли в море и направились на S [13 января 1780 г.].

Выйдя в море, мы восемь дней шли при шторме и плохой погоде, пока не достигли острова Пуло-Кондор. Это маленький, высокий остров, покрытый лесами, лежащий в широте 8°39' N и в долготе 106°19' О. Мы отдали якорь в прекрасной гавани на его NW берегу при глубине 6 саженей и пробыли здесь неделю. Здесь живет несколько китайских семей, и у них мы купили восемь или 10 буйволов, так как нуждались в говядине для судовых команд. Сетями мы наловили много рыбы и заготовили топливо — для этой цели место, в котором мы стояли, было очень удобно. В глубине бухты берег почти везде зарос манграми, и обезьян в них неимоверное количество. На восточном берегу есть небольшой источник, в нем мы брали воду для текущих нужд.

28 января мы вышли в море и, пройдя пролив Банки [Банка], 12 февраля отдали якорь на SO берегу острова Принсес [Панаитан] в Зондском проливе на глубине 26 саженей; дно — тонкий песок. По общему мнению, это самое жаркое и нездоровое место на земле. Живут здесь малайцы; и мы у них купили много рыбы и черепах по сходной цене. Запас воды мы пополнили из стоячего [530] пруда; вода в нем неважная. Приобретя здесь все, что можно было добыть, 18 февраля мы вышли к мысу Доброй Надежды.

На переходе к мысу Доброй Надежды нам повезло: погода была хорошей и ветры, как правило, попутными. Только последние две недели дули легкие ветры и случались штили, что необычно для морей у мыса, в которых чаще бывают не штили, а штормы. За два дня до того, как мы вышли к земле, мы увидели с мачты шесть шедших на большом расстоянии от нас кораблей и позже узнали, что это были французские боевые корабли, которые крейсировали в этих водах по пути к острову Св. Маврикия. Но сгустился туман, и мы видели эти корабли всего лишь несколько минут. Немного спустя мы встретили большой корабль, который держался на дистанции в течение двух-трех дней, а затем спустился к нам с наветренной стороны. Судно это казалось подозрительным, и мы легли в дрейф и изготовились к бою. Оно приблизилось к нам с наветра, подняло имперский флаг и направилось дальше. Мы встретили также небольшое судно Ост-Индской компании, которое крейсировало здесь с приказами для возвращающейся в Англию флотилии. На “Резолюшн” была повреждена голова руля, вследствие чего корабль не мог обойти мыс Доброй Надежды и вступить в Столовую бухту, и мы вынуждены были зайти в залив Фолс-бей, от которого по суше до Столовой бухты 16 миль. Туда мы прибыли 11 апреля после восьминедельного перехода.

Здесь мы узнали о войне с Испанией и получили декларацию короля Франции ко всем командирам французских боевых судов и кораблей, запрещающую препятствовать нашему плаванию или тревожить нас ³⁷⁷. Я побывал на борту одного французского фрегата, захваченного флотилией адмирала Кеппела и посланного Адмиралтейством для нас на случай нашего возвращения. Мы застали здесь корабли Ост-Индской компании “Нассау” и “Саутгемптон”, которые не решались выйти в море из-за той французской флотилии, которую мы видели. Десять дней спустя в Столовую бухту зашел фрегат “Сибил”, и под его конвоем оба корабля отправились в Англию.

Плотники с обоих кораблей изготовляли новый руль для “Резолюшн”, и вскоре эта работа была закончена. Отремонтировав корабли и взяв достаточное количество корабельного припаса и провианта, мы после утомительной месячной стоянки вышли 9 мая в море и взяли курс к берегам Англии. 12-го потеряли из виду землю. В разное время видели три корабля, но они не подходили к нам близко.

9 августа мы вошли в Канал [Ла-Манш], и я полагаю, что капитан Гор намерен был через него проследовать дальше, но этому, видимо, помешали противные ветры. Мы пошли на N к западному берегу Ирландии, с тем чтобы пройти в залив Голуэй, но ветер [531] по-прежнему дул от O, и мы лавировали у берега неделю или 10 дней, не имея возможности приблизиться к земле, хотя она была от нас на расстоянии не более 30 лиг. Потеряв надежду зайти в Голуэй, мы направились на N и 21 августа дошли до островов, лежащих у западного берега Шотландии. Это была первая земля, которую мы увидели с тех пор, как покинули мыс Доброй Надежды, и после того, как совершили крайне утомительный переход, отнявший у нас три месяца, две недели и три дня. За все время нашего плавания это был самый долгий переход, в течение которого мы не видели земли. На следующий день мы вошли в гавань Стремнесс на Оркнейских островах, но причина, по которой мы сюда зашли, когда на кораблях было достаточно воды и ветры позволяли обогнуть остров и пройти к реке [Темзе], известна была одному лишь нашему командиру ³⁷⁸. Благоприятный для нас ветер держался шесть дней, а затем отошел к SO и, дуя от этого румба, никак не позволял нам продолжать плавание. Капитан Кинг послан был на маленьком судне в Абердин с картами, журналами и пр. для доставки всего этого в Адмиралтейство. На время его отсутствия командование на “Дискавери” принял м-р Барни — первый помощник командира “Резолюшн”. Хотя мы получили разнообразный провиант и местные жители приняли нас с величайшим радушием, но — увы — пребывание в этом месте было для нас томительным и тяжким. Ведь о наших близких мы здесь могли узнать с не большим успехом, как если бы мы находились на Таити.

Мы задержались здесь на месяц и, только когда подули нужные ветры, покинули 20 сентября Оркнейские острова в компании с несколькими торговыми судами. Капитан Гор намерен был подняться к Литу, но ветер дул из залива Ферт, и мы пошли вдоль берега. Здесь умерло два человека из команды “Резолюшн” — один из них участвовал в двух плаваниях [Кука], а другой, сержант морской пехоты, в эти плавания ходил трижды ³⁷⁹.

30 сентября мы отдали якорь на рейде Ярмута и там приняли на борт новые швартовы — наши старые совсем износились. После двухдневной стоянки мы подняли якорь и направились к Реке и 7 октября 1780 года пришвартовались к плашкоуту в Вуличе, а “Резолюшн” пошел в Дептфорд. Оба корабля были сразу же очищены, и командам выдано сполна жалованье в шестикратном размере, и наши люди были освобождены от военной службы, за исключением солдат морской пехоты, которые были направлены в свою часть.

Капитаны Гор и Кинг были утверждены в этом чине, равно как и м-р Барни, м-р Уильямсон, штурманы и командиры. Все помощники штурманов и мидшипмены произведены в лейтенанты, и некоторые матросы получили звание унтер-офицеров. [532]

Так закончилось долгое, утомительное и неприятное плавание, продолжавшееся четыре года и три месяца. За время путешествия мы потеряли по болезни только семь человек, и все они служили на “Резолюшн”; трое погибло на “Дискавери” в результате несчастных случаев. В список этих потерь не входят люди, погибшие с нашим великим и несчастным командиром.

Комментарии

366. Речь идет о сражении в бухте Виго 14 августа 1761 г. Клерк был единственным человеком из числа сброшенных при падении мачты за борт, которому удалось спастись.

367. Имеется в виду кругосветное плавание Дж. Байрона на корабле “Дельфин” в 1764—1765 гг.

В первом плавании Кука Клерк на обратном пути в Англию был назначен первым помощником командира экспедиции (после смерти лейтенанта З. Хикса).

368. Луи Делиль де ла Крейер — французский географ, участник Второй Камчатской экспедиции. Умер в Петропавловске 10 октября 1741 г. и был похоронен в Паратунке.

369. Верхняя — это Верхнекамчатский острог.

370. История с разделом туши быка не лучшим образом характеризует капитана Гора, даже если учесть, что расходы на представительство были у командира экспедиции весьма значительными. В реестре припасов, отпущенных Большерецкой канцелярией на английские корабли, имеется запись о выдаче Сургуцкому 40 рублей за этого быка (ЦГАДА, Госархив VII, д. 2529, ч. II, л. 52).

371. При втором посещении англичанами Петропавловска В.И. Шмалев оказался за отсутствием лиц, знающих иностранные языки, в тяжелом положении. Он вынужден был направить к англичанам секретнейшего “ссылочного” человека и 2 ноября 1779 г. послал рапорт генерал-прокурору A.А. Вяземскому, в котором объяснил, в силу чего ему пришлось нарушить строжайшие правила о содержании государственных преступников. В рапорте В.И. Шмалев писал: “Нынешнее вторичное тех англичан в Петропавловскую гавань прибытие по необходимой надобности учинился потребен к разговариванию с ними перевотчик, но его здесь в Камчатке сыскать было негде и кроме находящегося здесь в Верхнекамчатском остроге ссылочного Петра Квашнина (?), которого я по бытности здесь главного командира пример майора Бема довольно разговаривающего с ним на немецком диалекте и разумеющего приметить мог. То в рассуждении сей необходимости, посланным Верхнекамчатского острога командиру, сержанту Телецтову повелением, велено его, Квашнина, к Петропавловской гавани отправить, куда по прибытии как при мне, так и без меня при тех господах англичанах в переводе [состоял], хотя знаемым оказался и на немецком диалекте сам не разговаривал, но с оного на российский диалект по разумению его немало споспешествовал. И так как учиненный мною поступок не могу я, чтоб оный не открыть Вашему Высокосиятельству на милостивейшее разрешение, извиняя себя той необходимостью, а о том же его превосходительству господину генерал майору и кавалеру Францу Николаевичу Кличке сего числа покорнейше донесено” (ЦГАДА, Госархив, VII, д. 2529, ч. II, л. 60).

Дело действительно было крайне щекотливым. Речь шла о человеке, навечно сосланном в Сибирь за тягчайшее в глазах властей преступление. Причем звали этого “ссылочного” не Петром Квашниным, как писал B.И. Шмалев, а Петром Ивашкиным. Дело Ивашкина заключалось в следующем: летом 1742 г. камер-лакей Александр Турчанинов, прапорщик Преображенского полка Иван Сновидов “составили заговор с целью захватить и умертвить императрицу Елисавету и племянника ее, герцога голштинского [будущего Петра III], и возвести на престол Иоанна Антоновича... виновных высекли кнутом и сослали в Сибирь, у Турчанинова вырезавши язык и ноздри, у двоих его товарищей только ноздри” (С.М. Соловьев. История России с древнейших времен. М., 1963, кн. XI, т. 21, стр. 163).

Ивашкин не мог рассчитывать на снисхождение и после смерти Елизаветы и Петра III, так как Екатерина II была напугана заговором Мировича, пытавшегося в 1764 г. освободить из Шлиссельбурга заключенного там Иоанна Антоновича и посадить его на престол.

Тяжкая доля Ивашкина описана у Д. Самвелла, но на этом история его не кончается. В 1787 г. с Ивашкиным на Камчатке встретился французский мореплаватель Лаперуз, а в 1805 г. (!) с 86-летним заговорщиком там же беседовал И.Ф. Крузенштерн. Ивашкин был прощен только при Павле I, пробыв в ссылке почти 60 лет. В Россию он не вернулся и умер на Камчатке в апреле 1806 г.

372. Участники экспедиции впервые узнали здесь об англо-французской войне, начавшейся еще весной 1778 г.

Граф (а не князь) Григорий Орлов из России не высылался — в 1775 г он вышел в отставку и уехал за границу.

373. Корабли прошли через пролив Баши, отделяющий Филиппины от Тайваня, к северу от островов Баши, или Батан. Координаты этих островов в описаниях конца XVII—XVIII в. были указаны по-разному

374. Мель Пратас — это низкие островки Дуншадаа, которые и сейчас чрезвычайно опасны для судов, следующих из Гонконга в Манилу

375. Группа из пяти островков Лема лежит близ устья реки Сицзян на подходах к Кантону (Гуанчжоу) и Макао (Аомыню). Макао с 1557 г принадлежал Португалии.

376. Гилберт, видимо, забыл, что первые вести об англо-французской войне участники экспедиции получили в октябре 1779 г. в Петропавловской гавани.

377. Дж. Биглехол опубликовал любопытные письма из архива Дж. Бенкса, из которых явствует, что во Франции губернатор Кале герцог де Круа предпринял ряд шагов, направленных к тому, чтобы на время англо-французской войны обеспечить иммунитет кораблям экспедиции Кука. В равной мере на защиту участников экспедиции от превратностей войны выступил посол США в Париже великий ученый Бенджамин Франклин, который предупредил командиров американских кораблей, что корабли Кука не должны считаться неприятельскими. Герцог де Круа о том же известил французского консула в Капштадте (Кейптауне) (Voyage.., 1967, v. II, р. 1542).

378. Здесь намек на крайнюю скрытность командира экспедиции Дж. Гора. Тревенен писал своей матери, что Гор — “это единственный человек, который не спешит вернуться в Англию”. Офицеры за глаза называли Гора “старым американцем” (Гор был уроженцем английской Америки, вероятно Вирджинии). Очевидно, он вынужден был, опасаясь французов, пойти в обход Великобритании; к несчастью для экспедиции, противные ветры задержали его на Оркнейских островах” (Voyage.., 1967, v. II, р. 717, n. 1).

379. Умерли в двух шагах от дома матрос С. Гибсон и рулевой старшина Дж. Девис.