СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ДЖЕЙМС КУК

ПЛАВАНИЕ В ТИХОМ ОКЕАНЕ В 1776-1780 ГГ.

Песни. Песни, о которых походя уже упоминалось выше, совершенно не сходны с новозеландскими. Сильные телодвижения и безобразные ужимки, которыми сопровождаются песни у новозеландцев, здесь отсутствуют. Туземцы, видимо, с равным успехом поют их и по случаю войны, и по случаю мира. Порой они пели нам песни явно для того, чтобы доставить удовольствие, а однажды мы были свидетелями, как две группы каноэ выстроились друг против друга в боевой готовности, и люди в этих каноэ по очереди пели песни, причем казалось, что вот-вот начнется схватка, но дело кончилось тем, что обе партии мирно разошлись, и пришельцы вернулись восвояси.

Если мы поняли туземцев верно, они не отказывались от вызова на битву, но отклонили его или сделали вид, что отклонили, ссылаясь на нас и намекая, что мы им окажем помощь. Уж не знаю, возникла ли ссора из-за нас или мы помешали пришельцам нанести удар местным обитателям, но скорее вторая причина справедливее, так как наши друзья порой весьма резко обходились с пришельцами, которые являлись к нам с визитом. Вернемся, однако, к песням. Те песни, которые поются в мирной обстановке, иногда дирижируются человеком, одетым в многоцветное облачение, к которому подвешены оленьи копыта, осколки костей и прочие украшения, и все это при каждом его движении приходит в пляс. Лицо у него было закрыто маской, а в руке он держал трещотку, и трещотки были и у других хористов, а если у кого-нибудь были маски, то они надевали их. Я видел однажды, как человек, у которого маски не было, надел на голову оловянный котелок, который он получил у нас. [290]

Эти песни всегда исполнялись хором, и при этом они размахивали своим оружием, а гребцы в унисон ударяли гребками о борта каноэ так ловко, что звуки ударов совершенно сливались, создавая определенный ритм. Каждый тон завершался громким и глубоким звуком, и это исполнение давало очень приятный эффект.

Единственные музыкальные инструменты (если так их можно назвать), которые мне довелось видеть, — это трещотка и маленький, длиной около дюйма, свисток, причем он целиком кладется в рот. Под трещотку поют песни, но я не знаю, в каких случаях применяется свисток. Возможно, что, подражая в своих нарядах различным животным, туземцы свистками имитируют звуки, издаваемые этими животными. Однажды я видел, как человек в волчьей шкуре и с волчьей головой, надетой поверх его собственной головы, с помощью этого свистка издавал, подражая волку, воющие звуки, причем так искусно, что сперва мне показалось, будто он пользуется каким-то хитрым приспособлением, помещенным в волчьей маске.

Трещотки большей частью делаются в форме птицы; они наполняются камешками, которые перекатываются в “брюшке”, тогда как “хвост” служит рукояткой. Есть и трещотки другого вида — в форме медведя, ими играют дети.

Каноэ. Каноэ у них длиной 40, шириной 7 и глубиной около 3 футов; впрочем, одни бывают больше, другие — меньше. Делаются они из цельных древесных стволов, выдолбленных так, что толщина их бортов составляет 1—1,5 дюйма, и по форме они очень похожи на норвежские ялы, только здешние каноэ при меньшей ширине больше вытянуты в длину; корма и нос у них приподняты. В верхней части носа делается ямка или канавка для копий, дротиков, гарпунов и пр. Резьбы и других украшений на них обычно нет, иногда, да и то редко, краской наносятся узоры.

Гребки маленькие и по форме в известной степени напоминают крупные листья. Они сужены в лопасти, к середине расширяются и постепенно сходят на нет в древке; полная их длина около 5 футов.

Пища и жилища. Так как нища этого народа состоит главным образом из рыбы и мяса морских животных, их дома, или жилища, располагаются ближе к берегу. Дома представляют собой длинные строения, и некоторые из них в длину достигают 150 футов, в ширину 25—30 футов и в высоту от пола до кровли 7—8 футов. Крыши плоские и крыты неплотно уложенными досками. Стены (или борта) и торцы также делаются из досок, а остов состоит из больших бревен, или столбов.

Туземцы сперва забивают в землю длинные столбы в три ряда, на них в качестве стропил кладут бревна во всю длину дома, а [291] затем вкрест этих стропил накладывают доски, которые образуют кровлю, и досками, прикрепленными к опорным столбам, забирают стены. Многие из этих досок в длину достигают 30 футов при ширине от 3 до 5 футов; получают эти доски, разделывая большие стволы.

Некоторые дома воздвигаются впритык к склону, и пол в них состоит из бревен, уложенных на врытые в землю столбы. Перед этими домами устраивают платформы шириной около 4 футов на одном уровне с полом или, точнее, пол продолжается за переднюю стену на 4 фута, образуя проход перед фасадом дома.

На эту платформу поднимаются по ступенькам, похожим на ступени у причалов на Темзе. Вход в нее делается на стороне, обращенной к морю, и он равен примерно половине ширины дома; войдя в него, вы можете повернуть либо налево, либо направо в жилые помещения. В широких домах эти помещения располагаются по обе стороны от сквозного прохода, в узких они лежат по одну сторону прохода. Каждое строение обычно разделяется на отсеки, и в этих отсеках редко бывает больше двух жилых помещений, причем каждое из них в длину 16—18 футов, а в ширину около 12 футов и, видимо, предназначено для целого семейства. В нем имеются две забранные досками выгородки, торцовая и боковая, в которых туземцы хранят деревянные ящики со шкурами и другими вещами; здесь же они держат кучи вяленой рыбы и все прочее, предназначенное к потреблению, и эти выгородки — грязнейшие части дома.

Очаг помещается в средней части жилого помещения и вокруг него, и особенно в обеих выгородках, пол приподнят дюймов на шесть и покрыт циновками. В некоторых помещениях имеются два расположенных один за другим помоста. Эти помосты, или скамьи, одновременно служат и как места для сидения, и как ложа. В некоторых домах в наружных стенах имеются довольно большие отверстия, играющие роль окон и бойниц, но свет, как правило, поступает сверху, то есть через крышу, где устроены отверстия для выхода дыма ¹⁸⁴.

Но все дома, которые я видел, настолько открыты, что ничто не может укрыться от постороннего взгляда, а когда обитателям нужен свет в какой-нибудь части дома, они отодвигают одну из досок кровли (а я уже отмечал, что эти доски прилегают друг к другу неплотно, и при этом настолько неплотно, что дождь, который поливает кровлю, беспрепятственно может проникнуть в любое внутреннее помещение).

Короче говоря, крыши устроены так неискусно, что сами дома можно лишь рассматривать как временные обиталища, рассчитанные на летний сезон, когда рыба “призывает” туземцев на морской берег, и весьма вероятно, что помимо этих домов, таких, как они есть, у туземцев в глубине страны имеются другие жилища [292] куда они удаляются на зиму. Эти жилища хорошо приспособлены для сезона охоты на наземных животных ¹⁸⁵.

Домашняя утварь туземцев состоит из немногочисленных деревянных ящиков различного размера, деревянных сосудов для пищи, малого количества циновок, мешков и пр.

Пища и ее приготовление. Пища добывается на охоте и рыбной ловле, и ни одной пяди земли туземцы не обрабатывают, хотя, как я уже заметил, пользуются кое-какими ее произведениями. У них в обычае жевать сосновую смолу, и делают это они таким же манером, как европейцы, жующие табак или жители Ост-Индии, потребляющие бетель.

То, что я видел из их кулинарных изделий, было вареным и жареным, хотя я заметил, что они едят сырую рыбу, но полагаю, что это не общий обычай.

Рыбу и мясо они жарят на длинном вертеле; они устанавливают его над огнем наклонно, втыкая конец вертела в землю. Варят пищу в длинных деревянных корытах, похожих на овальные ящики, бросая в жидкость раскаленные камни, куча которых всегда хранится в центре очага. Камни кладут внутрь горшка и вытаскивают оттуда деревянными щипцами. Таким образом, они варят мясо любых видов и делают супы, которые даже европейцу приятно отведать, хотя чистоте здесь уделяется мало внимания и вообще туземцы о ней, видимо, не имеют представления. Едят они из одной посуды, которую никогда не моют. Некоторые пользуются деревянными и роговыми ложками, другие же запускают руку в суп и берут то, что требуется, не моя после этого своих конечностей.

Очень грязны не только яства, но и сами едоки. Их дома мерзки, как свиные стойла, все внутри и снаружи воняет протухшим рыбьим жиром и дымом.

Они делают отличную икру, высушивая ее на мелких сосновых веточках или на водорослях, едят ее, видимо, без хлеба, предварительно размачивая в воде.

Большие идолы. В одном из углов их жилого помещения находятся две большие фигуры, или статуи, стоящие друг против друга на расстоянии 3—4 футов. Статуи эти имеют человеческий облик, но при этом чрезвычайно уродливый. Наилучшее представление о них дает рисунок м-ра Веббера, который был сделан внутри одного туземного жилого помещения, где стояли два идола.

Туземцы называют их аквик, что означает “высший” или “вождь”. Идолы большей частью скрыты от глаз циновкой, и они открывают ее крайне неохотно, а когда это делают, показывая нам идолов, то что-то бормочут таинственным образом, так что смысл этих причитаний непонятен.

На этом основании некоторые наши джентльмены пришли к выводу, что идолы являются туземными богами, но я не вполне [293] разделяю их мнение, ибо, если бы это было так, они не ценили бы идолов так дешево: за ничтожное количество железа или латуни я мог бы скупить всех богов в этом месте, и их мне предлагали наперебой. Двух-трех самых маленьких я приобрел.

Оружие. Их оружие — это луки и стрелы, пращи, копья, короткие палицы, подобные новозеландским пату-пату, и небольшие топорики, или томагавки. Копья обычно снабжены длинным костяным наконечником, у стрел иногда наконечники железные, но чаще из зазубренных костей. Томагавки каменные, длиной от 6 до

8 дюймов. Лезвие с одного конца заострено, а другой конец вставляется в деревянную рукоятку, которая вырезана в форме человеческой головы и шеи. Камень вставляется в “рот”, как бы изображая большой и длинный язык. И чтобы придать еще большее сходство с человеческой головой, туземцы закрепляют на рукоятке человеческие же волосы. Этот вид оружия они называют таавиш или тоус ки’ак. Есть у них еще одно каменное оружие длиной от 9 дюймов до 1 фута с квадратным острием, и они называют его си’аик.

Род куртки из двойной, хорошо выделанной шкуры какого-то животного, вероятно мускусного оленя, служит туземцам в качестве оборонительного оружия и недурно защищает от копий и стрел. Они даже полагали, что эти щиты неуязвимы и для мушкетных пуль, и были крайне удивлены, когда пуля проходила через толстейшую, вдвое сложенную шкуру такого типа.

Рыболовные принадлежности. Орудиями для рыбной ловли и охоты туземцам служат сети, крючки и лески, гарпуны, остроги и предмет, по форме напоминающий весло; это палка длиной 20 футов, шириной 4 или 5 дюймов и толщиной примерно полдюйма. Две трети их длины (треть отводится на рукоятки) усеяны двухдюймовыми костяными остриями.

Этим оружием туземцы бьют мелкую рыбу на отмелях; добыча либо подкалывается на зубцы, либо застревает между ними.

Крючки делаются одновременно из дерева и кости и довольно неискусно, но гарпуны устроены весьма остроумно. Их делают из двух кусков кости и раковины. Кости накладываются одна на другую, образуя две острые бородки, скрепленные бечевкой из сухожилий длиной около 2 саженей и толщиной с дюйм. Затем между костяными бородками вставляется раковина, которая служит наконечником, и она прикрепляется к ним смолой, и смолой же заполняется полость раковины, так что края ее становятся ровными, и она приобретает форму железного наконечника наших гарпунов, но отличается от них большей толщиной и шириной. Кидая гарпун, туземцы пользуются древком длиной 12 или 15 футов, к которому прикреплена бечева, другим концом соединенная с наконечником, так что последний, отделяясь от древка, [294] оставляет его плавать в качестве буя, и тем самым указывается место, где гарпуном было поражено животное ¹⁸⁶.

Луки со стрелами и копья, или пики, также являются орудием, с помощью которых туземцы добывают себе пропитание.

Орудия. Из режущих орудий я видел только долота и ножи, и те и другие железные. Долото представляет собой длинный и плоский кусок железа, прикрепленный к деревянной рукоятке, камень используется как колотушка, а кусок рыбьей чешуи — как инструмент для полировки. Я видел долота длиной до 8 или 10 дюймов и шириной 4 дюйма, но обычно они меньшего размера.

Лезвия у ножей искривлены, как у наших садовых, и там, где у нас тупая сторона, у них острая. Толщиной и шириной они в большинстве такие, как железные обручи, и форму лезвия и рукоятки, несомненно, придают этим ножам сами туземцы.

Железо они называют сикамайле, и так же у них обозначается олово и любой другой белый металл. Железо встречается здесь в достаточном количестве, хотя и не в изобилии. Откуда они его получают и как, мы дознаться не могли.

Перед тем как я покинул Англию, было опубликовано одно сообщение об испанцах, посетивших этот берег, но все имеющееся у туземцев железо не могло поступить к ним от этих испанцев. И нет ничего удивительного в том, что железо можно найти у всех наций Америки, так как они уже много лет окружены европейцами и другими народами, которым известно употребление этого металла и которым ведомо, сколь далеко может простираться сфера взаимной торговли менаду различными индейскими племенами.

Я не могу поэтому считать железо свидетельством пребывания испанцев в этом месте ¹⁸⁷. И ничего, кроме железа, не было замечено у туземцев, если не считать двух маленьких столовых серебряных ложек. Один из моих людей выменял эти ложки у человека, который носил их, подвесив на шее как украшение. На ложках не было клейма, и мне никогда еще не доводилось видеть каких бы то ни было ложек такой формы ¹⁸⁸.

Медь туземцы называют иайяпокс, и у них так же называется латунь; если не считать железа, медь — это единственный металл, который мы видели у туземцев. Если мы только не заблуждаемся, они добывают медь где-то внутри страны, но, видимо, там ее мало, потому что у туземцев она встречается редко. {Из украшений главное (кроме татуировки) — это серьги и браслеты. Серьги бывают медные, причем, если мы правильно поняли туземцев, медь они получают из какой-то страны, лежащей к северу. — L ¹⁸⁹.}

Способы правления и религия. Нельзя утверждать, чтобы нам в достаточной мере было известно о системе управления, существующей у этого народа, и об его религии. Имеется известное [295] число людей, которые являются вождями, и туземцы называют их аквик. Им, видимо, подчиняются остальные индейцы, но я думаю, что власть каждого из вождей простирается лишь на узкий круг лиц, принадлежащих к определенному семейству.

Эти аквики не всегда старшие по возрасту, на основании чего я заключил, что титулы у них наследственные.

Мне не удалось заметить ничего такого, что могло бы объяснить мне, какая у них религия, за исключением уже упомянутых выше фигур, которые туземцы называют кульмина. Действительные ли это идолы или какие-то их олицетворения, сказать трудно, но, говоря о них, туземцы часто повторяли слово “аквик”, и быть может, эти идолы представляют собой монументы в честь предков этого народа (хотя в этом случае туземцы должны были в какой-то мере им поклоняться). Все эти соображения, как это легко установить, — одни лишь догадки, ибо мы никогда не видели никаких признаков поклонения идолам, и те сведения, которые мы получали у туземцев, ничего не давали, поскольку мы их языка не понимали и лишь спрашивали, как называются те или иные вещи. Знали мы также два простых слова — да и нет ¹⁹⁰.

Нижеследующий перечень содержит большинство слов, которые нам удалось узнать. Это довольно сносный образец, и он в известной степени помог нам установить черты заметного сходства между этим и соседними народами ¹⁹¹.

Когда я говорю об этом народе как о нации, я могу называть его представителей вак'ашианами — от слова “вак'аш”, которое они часто произносят, но чаще — в разговоре с женщинами, а не с мужчинами. Оно означает — одобрение, похвалу, дружбу. Когда они чем-нибудь удовлетворены или что-нибудь им очень нравится, они приговаривают “вак'аш-вак'аш”.

В заключение этого я приведу результаты астрономических и навигационных наблюдений, проведенных в заливе.

По данным пятнадцатидневных наблюдений высот солнца, хронометр отставал в сутки от среднего времени на 7" и 16-го он отстал от него на 16 час. 58,45 мин. Была обнаружена большая нерегулярность хода, чем в какое бы то ни было время до этих наблюдений. Хотя следовало бы отбросить показания за первые пять дней, так как они расходились с показаниями за последующие 15 дней. Впрочем, и в эти дни ход хронометра был разным в разные дни и расхождения превышали обычные.

Склонение

Значения склонений, определенных на борту, должны расцениваться как истинные не только потому, что они совпадают с данными определений на море, но и вследствие того, что, как было установлено, на берегу показания компасов искажаются в разной степени в зависимости от места наблюдений. В одном пункте на западном берегу залива стрелка отошла на 11,75 румба от действительного азимута.

Результаты наблюдений сходны в большей степени, чем мы думали, и показывают, что посторонние влияния, которые оказывали воздействие на компасы как на берегу, так и на борту, не сказываются на их показаниях при определении величины наклонения. [304]

Среднее по двум компасам на берегу ………. 72°32'3,75 "

” ” ” ” ” на борту ………… 72°25'41,25"

Приливы. При полной воде в дни полнолуния и новолуния в 12 час. 20 мин. высота и падение по перпендикуляру равны 8 футам 9 дюймам, что было установлено по наблюдениям за ежедневными приливами и теми приливами, которые имели место в течение двух или трех дней после полнолуния и новолуния.

Ночные приливы поднимаются на 2 фута выше. Это особенно заметно во время сизигийных приливов в полнолуние, которые наблюдались вскоре после нашего прибытия, и очевидно, что они таковы же и в новолуние, хотя мы не дождались времени наибольшего их проявления.

Пока явления, о которых здесь будет идти речь, не будут подробно описаны другими лицами, есть смысл упомянуть о том, что нами наблюдалось ежедневно. В бухте, где мы запасались топливом и водой, к берегу приносило много плавника, часть которого [305] мы удаляли, направляясь за водой. Часто случалось, что большие стволы или деревья, которые мы удаляли в день полной воды, на следующее утро снова оказывались на нашем пути, а все наши желоба, по которым вода поступала к берегу, смывались в месте, близком к урезу, тогда как в обычные дневные приливы все оставалось на месте.

Дрова, которые мы хранили на берегу выше отметки дневных приливов, выносило в море на утро, следующее за ночным приливом. Такие происшествия происходили каждую ночь или каждое утро в течение трех или четырех дней во время сизигии. И в это время мы должны были каждое утро убирать плавник в местах водозабора.

Я не могу с уверенностью сказать, вступает ли приливное течение в залив с NW, SW или с SO, но думаю, что от этого последнего румба, как я полагаю, течения нет. Однако это лишь мои догадки, основанные на следующих наблюдениях: SO штормы, которые мы часто наблюдали в заливе, не только не увеличивают высоту прилива, но даже ее уменьшают. Этого бы не было, если бы и ветры, и приливные течения шли от одних и тех же румбов.

Как уже отмечалось, 26-го мы вышли в море при явных признаках сильного шторма. Эти предвестия сбылись, ибо, как только мы вышли из залива, ветер мгновенно отошел от NO к SOtO и подул с силой крепкого шторма со шквалами и дождем, причем стало так темно, что с носа не было видно, что делается на корме.

Полагая, что, как обычно, ветер отойдет больше к S и над нами нависнет опасность приближения к подветренному берегу, я привел к ветру и пошел на SW под всеми парусами, которые корабль мог нести. К счастью, ветер отошел к S только до SSO.

Понедельник, 27 апреля. В силу этого к утру мы были уже далеко от берега. “Дискавери” шел на некотором расстоянии у нас за кормой, и я лег в дрейф, поджидая его, а затем спустился по ветру и взял курс на NW, полагая, что именно в этом направлении протягивается берег. От SO дул сильный ветер, сопровождавшийся дождем и туманом.

В 1 час 30 мин. п.п. разразился истинный ураган, и я счел опасным идти на этом ветре и лег в дрейф носом на S под фоком и крюйс-стакселем. В это время на “Резолюшн” открылась течь, которая первоначально немало нас встревожила. Она была обнаружена под батаксом правого борта, и из борткамеры мы видели и слышали, как вода втекает в пробоину. Мы думали, что пробоина находится фута на два ниже ватерлинии, но, к счастью, ошиблись, так как позже выяснили, что течь была на самой ватерлинии, а может быть и выше ее. Вскоре оказалось, что рыбный трюм полон воды, и бочки в нем всплыли, вода там накопилась, так как не могла пройти к помпам через колосники в днище трюма. После того как к полуночи мы откачали воду, она стала [306] прямо от течи поступать к помпам (одна помпа была установлена ниже течи), что в немалой степени нас обрадовало.

Вечером ветер отошел к S и стих, и мы, поставив грот и два зарифленных марселя, направились на W.

Вторник, 28 апреля. В 11 часов ветер снова усилился, заставив нас убрать марселя. В 5 часов утра шторм стих, и мы снова их поставили. Начало проясняться, так что видно было на несколько лиг вокруг, и я направился на N. В полдень были в широте (по обсервациям) 50°01' N и в долготе 229°26' О. Я шел на NWtN при очень крепком ветре от SSO и ясной погоде, но в 9 часов п.п. опять разразился шторм с дождем и шквалами.

Четверг, 30 апреля. Этим курсом я шел при ветре между SSO и SW и ясной погоде до 4 часов д.п. 30-го, когда я направился на NW, с тем чтобы приблизиться к берегу. Но мне не удалось это сделать, о чем я сожалел, потому что мы шли в тех местах, где географы помещают так называемый пролив адмирала де Фонте. Я не верю таким туманным и неправдоподобным россказням, которые в сущности сами себя опровергают, но тем не менее мне хотелось пройти у этого берега, чтобы разрешить столь недостойный дискуссии вопрос. Но с моей стороны было бы крайне неосторожно в такую бурю заняться поисками прохода у берега или же утерять выгоды попутного ветра, выжидая улучшения погоды. В полдень были в широте 53°22' N и в долготе 225°14' О.

Пятница, 1 мая. На следующее утро, 1 мая, не видя земли, я пошел на NO со свежим ветром от SSO и S, сопровождавшимся шквалами и дождем. В полдень наша широта была 54°43' N, долгота 224°44' О. В 7 часов п.п., будучи в широте 55°20' N, заметили землю, которая протягивалась с NNO к О или OtS и была от нас на расстоянии 12 или 14 лиг ¹⁹².

В 8 часов направились на NtW.

Суббота, 2 мая. В 4 часа утра берег был виден по пеленгам NtW—SO; ближайшая его точка была на расстоянии примерно 6 лиг. В это время северная оконечность бухты или того, что ею казалось, была по пеленгу OtS. Она лежала в широте 56°, и к северу берег казался очень изрезанным; через промежутки в 2— 3 лиги на нем были бухты и гавани, хотя они при более близком осмотре не оправдали наших ожиданий ¹⁹³.

В 6 часов, подойдя ближе к берегу, я пошел на NWtN, и именно в этом направлении тянулся берег. Дул очень крепкий ветер с градом и мокрым снегом. Между 11 и 12 часами мы прошли мимо группы маленьких островов, лежащих под материком и мористее в широте 56°48'N и несколько к N от широкого залива, в северной части которого заметен был отходящий к N рукав. Между этим рукавом и морем возвышалась гора. Эту гору я назвал Маунт-Эджкем ¹⁹⁴, а мыс, выступающий от нее, — мысом [307] Кейп-Эджкем. Последний лежит в широте 57°3' N и в долготе 224°7' O и в полдень был по пеленгу NW 20° на расстоянии 6 лиг.

Земля вдоль берега, за исключением некоторых мест у самого моря, была высокой, но гора Маунт-Эджкем значительно превосходила все прочие вершины. Она, а также все другие высокие горы были покрыты снегом, но горы более низкие и земли у самого побережья были свободны от снега и поросли лесом.

Продвинувшись на N, мы обнаружили, что берег за горой Маунт-Эджкем отклонялся к N и NO на дистанции 6 или 7 лиг, образуя широкую бухту. У входа в нее лежало несколько островов, и поэтому я назвал эту бухту Бей-оф-Айлендс ¹⁹⁵. Она лежит в широте 57°20' N, и видимо, от нее отходят рукава. Один из них поворачивает к S и, возможно, соединяет бухту с морем, проходя восточнее мыса Кейп-Эджкем, который в этом случае является островом.

В 8 часов п.п. мыс был по пеленгу SO 0,5 S и Бей-оф-Айлендс по пеленгу NO 53°, а другая бухта, перед которой находилось несколько островов, была по пеленгу NO 52° в 5 лигах ¹⁹⁶. Я продолжал идти на NNW 0,5 N, так как в этом направлении простирался берег, при очень крепком ветре и ясной погоде.

Воскресенье, 3 мая. 3-го в 4 часа д.п. гора Маунт-Эджкем была по пеленгу SO 54°, широкая бухта — на NO 50° в 6 лигах, а наиболее выдающийся мыс на земле, расположенной к NW и лежащей под высокой остроконечной горой, был по пеленгу NW 32°. Эту бухту я назвал бухтой Кросс-Саунд, так как впервые мы увидели ее в день святого креста. От нее, по-видимому, отходят рукава, и самый широкий из них поворачивает к N. SO оконечность этой бухты представляет собой высокий мыс, который получил название мыса Кросс-Кейп. Он лежит в широте 57°57' N и в долготе 223°21' O.

В полдень он был по пеленгу SO, а мыс под пиком — по пеленгу NW 0,25 W в 13 лигах, и он назван был мысом Кейп-Фэруэтер. Мы были в это время в широте 58°17' N и в долготе 222°14' O на расстоянии 3 или 4 лиг от берега. Здесь склонение было от 24°11' до 26°11' О.

В этом месте нас оставил NO ветер, сменившийся тихими ветрами от NW, которые продолжались несколько дней

Понедельник, 4 мая. Я шел на SW и WSW до 8 часов утра следующего дня, когда повернули оверштаг и направились к берегу. В полдень широта была 58°22' N, долгота 220°45' О. Пик, или гора Маунт-Фэруэтер над мысом того же названия была по пеленгу NO 63°, а берег у подошвы горы находился на расстоянии 12 лиг. ¹⁹⁷

Гора, расположенная в широте 58°52' N и в долготе 220° O лигах в пяти в глубь страны, была самой высокой во всей цепи или точнее, горного хребта, который от NW оконечности бухты [308] Кросс-Саунд тянулся на NW параллельно берегу. Эти горы были покрыты снегом полностью от высочайших вершин до морского берега, и только в некоторых местах мы могли разглядеть деревья, вершины которых поднимались над морем, так что мы заключили, что растут они либо на островах, либо на низких землях у самого побережья.

В 5 часов п.п. в широте 58°53' N и в долготе 220°52' О вершина высокой горы, которая, как мы предположили была горой Св. Ильи, показалась над горизонтом по пеленгу NW 26°, и, как позже выяснилось, она была на расстоянии 40 лиг. ¹⁹⁸

Среда, 6 мая. Ветры были тихие, чередующиеся со штилем, и мы продвигались очень медленно, так что в полдень 6-го были только в широте 59°8' N и в долготе 220°19' О. Пеленг на Маунт-Фэруэтер SO 63° и гора Св. Ильи, ближайшая от нас, была по пеленгу NW 30° примерно в 8 лигах. По пеленгу NO 47° показались бухта и остров у ее S оконечности, покрытый лесом. Именно здесь, как я предполагаю, становился на якорь командор Беринг; широта 59°18' N довольно хорошо соответствует той, которая указана на карте его путешествия; долгота 221° О.

За этой бухтой, которую я буду величать именем ее открывателя (Берингс-Бей), или, точнее, к S от нее упомянутая выше горная цепь разрывается, и в этом просвете имеется ровное место протяженностью в несколько лиг, а за ним горизонт необозрим, и там находится либо низкая земля, либо вода ¹⁹⁹.

После полудня удерживался несколько часов штиль, и я, воспользовавшись случаем, сделал промеры, установив, что глубина была 70 саженей и дно илистое. Штиль сменился тихим ветром от N, и я направился на W.

Четверг, 7 мая. На следующий день в полдень мы были в широте 59°27' O и в долготе 219°7' N. В этом месте гора Маунт-Фэруэтер была по пеленгу SO 72°, гора Св. Ильи — по пеленгу N 0,5 W, самая западная в пределах видимости земля по пеленгу NW 52°, и от берега мы находились на расстоянии 4 или 5 лиг. Глубина была 82 сажени, дно илистое. Отсюда мы могли видеть бухту (по виду округлую) под высокой землей, по обе стороны которой были низкие, покрытые лесом берега.

Мы теперь обнаружили, что берег очень сильно отклонился к W, а так как ветер преимущественно дул от W и был весьма малым, мы продвигались медленно.

Суббота, 9 мая. 9-го в полдень широта была 59°30' N и долгота 217° О. В этом положении ближайшая земля была в 9 лигах, а гора Св. Ильи — в 19 лигах по пеленгу NO 30°. Эта гора находилась в 12 лигах от берега в глубине страны в широте 60°27' N и в долготе 217° О. Она относилась к хребту с исключительно высокими горами, видимо являющимися продолжением ранее обнаруженной цепи, и от нее этот хребет отделялся лишь [309] тем ровным местом, о котором упоминалось выше. Горы тянулись на W по крайней мере до 217° O и, хотя там не кончались, становились ниже, и в них виднелись просветы и бреши ²⁰⁰.

Воскресенье, 10 мая. 10-го в полдень мы были в широте 59°51' N и в долготе 515°56' О, не более чем в 3 лигах, от материка, который протягивался с O 0,5 N к NW 0,5 насколько хватает глаз. К W от последнего направления находился остров, который тянулся с NW 52° к SW 85° на расстоянии 6 лиг. От материка отходил мыс к NO оконечности этого острова, и в это время он был по пеленгу NW 30° на расстоянии 5 или 6 лиг. Этот мыс я назвал мысом Кейп-Саклинг ²⁰¹. Его оконечность низкая, но дальше начинаются довольно высокие холмы, которые отделяются от материка низкой землей, так что на расстоянии мыс кажется островом. На северном берегу мыса Кейп-Саклинг имеется бухта, по-видимому, значительной протяженности, и берега ее покрыты в большей части лесом. В этой бухте я намерен был остановиться, чтобы устранить течь, так как все наши попытки сделать это на плаву оказались безуспешными. С этой целью я направился к мысу, но поскольку дули переменные тихие ветры, продвигались мы медленно. Тем не менее, к ночи мы приблизились настолько, что могли разглядеть низкую косу, отходящую от мыса к NW, и она защищала восточную часть бухты от южных ветров. Мы приметили также в бухте несколько маленьких островов и высокие скалы между мысом и NO оконечностью острова. Однако по обе стороны [310] от скал должны были быть проходы, и я продолжал идти к ним всю ночь. Глубины были от 43 до 27 саженей, дно илистое.

Понедельник, 11 мая. 11-го в 4 часа д.п. ветер, который преимущественно дул от NO, отошел к N и стал противным для нас. Я отказался от намерения пройти между островом и мысом или зайти в бухту, чтобы не терять времени, которое для этого бы потребовалось. Поэтому я спустился по ветру к W оконечности острова. Ветер был совсем слабым, а в 10 часов начался штиль. Будучи неподалеку от острова, я на шлюпке направился к нему и высадился на его берегу, чтобы посмотреть, что же лежит на другой его стороне, но, обнаружив, что местность более гористая, чем я предполагал, и путь туда крут и неудобен по причине лесистости, я отказался от своего замысла.

У подножия дерева, которое росло на небольшом пригорке неподалеку от берега, я оставил бутылку с запиской и в ней указал названия наших кораблей, дату и пр. В бутылку я вложил два серебряных двухпенсовика (1772 года чеканки), из числа тех, которые мне вручил достопочтенный доктор Кэй. И в знак моего уважения и признательности к этому джентльмену я назвал остров в его честь. Кэйз-Айленд [о-в Каяк] протягивается с NO на SW на 11 или 12 лиг, но ширина его никогда не превышает одной или полутора лиг. SW мыс, который лежит в широте 59°49' N и в долготе 216°58' О, весьма приметен по голой высокой скале, выделяющейся на фоне окружающей местности. Вблизи есть еще одна высокая скала, похожая на разрушенный замок, если смотреть на нее из определенных пунктов. Лес (ель и пихта) довольно обильный, но низкорослый. Встретил я также кусты смородины и земляники ²⁰² и некоторые другие растения, которые еще не цвели.

Я высадился в 11 часов, и как раз в это время была полная вода, так как после прилив больше не поднимался; напротив, за те два часа, которые я здесь пробыл, уровень его понизился примерно на фут.

Я возвратился на борт в 2 час. 30 мин. и с тихим ветром от O направился к SW мысу острова, который мы обошли в 8 часов и затем взяли курс на самую западную в пределах видимости землю, которая в это время была по пеленгу NW 0,5 W; у NW стороны NO оконечности острова Кэйз-Айленд лежит другой остров, простирающийся с SO на NW примерно на 3 лиги и на таком же расстоянии от NW границы упомянутой бухты, которую мы назвали бухтой Комптроллерс-Бей [бухта Контроллер].

Вторник, 12 мая. 12-го в 4 часа д.п. Кэйз-Айленд был еще виден по пеленгу O 0,25 S, и в это время мы находились примерно в 4 или 5 лигах от материка; большая часть бывшего в пределах видимости его западного берега была по пеленгу NW 0,5 N. П ри очень крепком ветре от OSO мы шли на NW, и по мере нашего продвижения берег все больше отходил к W, а затем к S [311] от W. В полдень были в широте 61°11' N и в долготе 213°28' О, а наиболее выдающаяся в море земля была по пеленгу SWtW 0,5 W. В это же время восточная оконечность широкой бухты была по пеленгу WNW в 3 лигах. Берег от бухты Комптроллерс-Бей до этого мыса, который я назвал мысом Хинчинбрук, тянется почти в шпротном направлении и дальше, по-видимому, отклоняется к S, то есть в направлении, настолько не согласном с тем, что показано на новых картах, основанных на последних русских открытиях, что мы имели основание надеяться на наличие прохода на N, ведущего из лежащей перед нами бухты, и полагать, что земля к W и SW представляла собой лишь группу островов ²⁰³.

Ветер дул теперь от SO, и нам угрожали и туман, и шторм. Поэтому я желал пройти в место, где на стоянке можно было бы устранить течь и сделать это до наступления очередного шторма. Эти соображения побудили меня войти в бухту, и, как только мы в ней оказались, погода стала настолько туманной, что видимость уменьшилась до одной мили; необходимо было найти для кораблей безопасное место, где можно было выждать более ясную погоду.

С этой целью я прошел, обраспив паруса бейдевинд, под мысом Хинчинбрук и стал на якорь перед небольшой бухточкой сразу же за мысом на глубине 8 саженей. Дно было глинистое; мы находились примерно в 0,25 мили от берега ²⁰⁴.

Шлюпки были спущены и направлены для промеров дна и на рыбную ловлю. В бухточку завели невод, но он был прорван, и нам ничего не удалось поймать. Иногда на короткое время туман несколько рассеивался, и это давало нам возможность осмотреть близлежащую местность. Мыс был по пеленгу SW 0,5 W на расстоянии лиги; западная оконечность бухты по пеленгу SWtW в 5 лигах и земля в этом направлении тянулись на WNW насколько хватает глаз. Между мысом и NWtW мы не видели землю, и по-видимому, просвет этот был велик. Самый западный пункт, видимый на северном берегу, был по пеленгу NW 0,5 W в 2 лигах от нас. Мы стояли на якоре между этим мысом и берегом перед заливом протяженностью около 3 лиг, и на берегах его было несколько маленьких бухт, подобных тем, в которых мы накануне отдавали якорь, и в средней части залива имелось несколько скалистых островков.

К этим островкам отправился на шлюпке м-р Гор с намерением подстрелить что-нибудь для котла или вертела. Не успел он отойти от корабля, как показалось примерно 20 индейцев на двух больших каноэ, и м-р Гор счел за благо возвратиться на борт причем индейцы последовали за ним. Они не отважились подойти к борту, но завязали с нами переговоры на расстоянии, но мы не понимали ни одного слова. Они были одеты в шкуры, скроенные на манер рубах или, скорее, накидок извозчиков. Эти одежды [312] доходили им до колен, и на них не было разрезов ни спереди, ни сзади.

Каноэ были не сплошь деревянные, как у туземцев залива Кинг-Джордж. Из дерева был сделан только их остов, причем для этого использовались тонкие планки, а борта были забраны шкурами тюленя или морского зверя, подобного тюленю.

Когда эти люди приблизились к кораблям, они вывесили какую-то белую тряпку и широко раскинули руки; мы сочли это выражением их дружеских чувств и ответили сходным образом, но тем не менее не побудили их подойти к борту. Однако, пробыв близ кораблей около часа и получив кое-какие подарки, которые были им переброшены, они ретировались в том направлении, откуда пришли, дав нам знаками понять, что вернутся на следующее утро.

Однако двое из них явились, каждый в своем маленьком каноэ, ночью с намерением, вероятно, что-нибудь стащить, так как они полагали, что ночью мы спим. Как только мы обнаружили их, они удалились.

Ночью дул очень крепкий ветер от SSO, сопровождаясь шквалами и дождем, и погода была очень туманной.

Среда, 13 мая. В 10 часов утра ветер несколько стих и туман чуть рассеялся; мы вступили под паруса, с тем чтобы отыскать более удобную стоянку для кораблей и устранить течь, так как место, где мы находились, было слишком открыто для этой цели. Сперва я хотел пройти в залив, перед которым мы накануне стали на якорь, но погода стала проясняться, и я решил направиться на N к бухте, расположенной на нашем пути. Как только мы миновали NW оконечность залива, о котором шла речь выше, мы убедились, что берег с этой его стороны резко отклоняется к O, но я не пошел на O, а продолжал держать к N, к выступу земли, который мы увидели в этом направлении.

Индейцы, посетившие нас вчера вечером, утром снова пришли к нам на пяти или шести каноэ и, даже после того как мы вошли под паруса, некоторое время следовали за нами, не желая расставаться с кораблями.

К 2 часам п.п. погода снова ухудшилась и сгустились такая мгла и туман, что, кроме того выступа, о котором только что упоминалось, мы не видели другой земли. До этого мыса мы дошли в 4 час. 30 мин., и оказалось, что он представляет собой маленький остров, лежащий примерно в 2 милях от ближайшего берега; на восточной стороне острова мы обнаружили хорошую бухту или, скорее, гавань и, лавируя, вошли в нее под зарифленными марселями и нижними парусами.

Ветер дул от SO, сопровождаясь исключительно тяжелыми шквалами и дождем. Порой мы различали землю во всех [313] направлениях, но обычно погода была настолько туманной, что мы не видели ничего, кроме берегов бухты, в которую входили.

На подходе к острову глубина была 26 саженей и дно илистое, но вскоре глубина увеличилась до 60—70 саженей и дно стало скалистым. У входа в бухту глубина была от 30 до 6 саженей, 6 саженей — ближе к берегу.

В конце концов в 8 часов сила шквалов заставила нас отдать якорь на глубине 13 саженей, и мы не зашли в бухту так далеко, как я рассчитывал, но и это было для нас хорошо, ибо мы нашли все же безопасную стоянку до наступления темноты, а ночь обещала быть исключительно бурной.

Однако даже такая скверная погода не удержала трех индейцев от соблазна нанести нам визит. Они явились на двух каноэ: в одном было два человека, в другом один, и каноэ как раз на это количество людей были рассчитаны; они построены так же, как эскимосские, в одном было два отверстия для двух человек, а в другом одно для одного человека. У каждого из этих людей была палка длиной около 3 футов, и к палкам были привязаны большие маховые перья. Эти предметы они нам то и дело показывали, чтобы, как мы предполагали, заявить нам о своих мирных чувствах ²⁰⁵.

Четверг, 14 мая. Прием, оказанный этим людям, побудил к визиту большее число индейцев, и между часом и двумя следующего утра пришло много гостей в больших и малых каноэ. Кое-кто из них отважился подняться на борт, но лишь после того, как некоторые наши люди пришли на их лодки. Среди тех, кто явился на борт, был приятный на вид человек средних лет; мы затем узнали, что он их вождь. На нем была одежда из шкуры морского бобра, а на голове такая же шляпа, как у туземцев залива Кинг-Джордж, украшенная бусами из небесно-голубого стекла; бусинки были величиной с горошину. Эти голубые бусы он явно ценил раз в десять дороже наших белых; очевидно, индейцы считали, что белые бусы делаются из кристаллов, каких у них много в этих местах. Впрочем, у них были в цене бусы любого сорта, и за них они давали все, что у них имелось, даже отличные шкуры морских бобров.

Я должен заметить, что эти шкуры они ценили не дороже иных прочих, причем так наблюдалось и здесь, и в заливе Кинг-Джордж, по крайней мере до тех пор, пока наши люди не дали им понять, как дороги шкуры морских бобров. Впрочем, индейцы, жившие в этом месте, даже после более близкого знакомства с нами расставались со шкурами морских бобров охотнее, чем со шкурами диких котов или куниц.

Эти люди проявили также склонность к железу, но лишь к кускам не короче 8 или 10 дюймов и не уже трех-четырех пальцев. Более мелкие изделия они отвергали совершенно. В [314] результате они получили от нас мало железа, так как теперь запасы этого металла у нас стали довольно скудными.

Некоторые их копья или пики были снабжены железными наконечниками такой же формы, как наконечники медвежьих копий [bear spear]; были и медные наконечники и сравнительно мало имелось наконечников костяных, которые больше идут для дротиков, стрел и т.п.²⁰⁶

Мне не удалось убедить вождя спуститься внутрь, он, равно как и его спутники, пробыл на борту недолго. Однако, пока они находились на корабле, за ними надо было следить, так как эти люди проявляли воровские наклонности. В конце концов, пробыв часа три или четыре у борта “Резолюшн”, они все скопом покинули нас и отправились на “Дискавери”. До этого никто из индейцев не был около этого судна, за исключением одного человека, который, прибыв оттуда, сразу же вернулся, увлекая за собой всех других.

Когда я это увидел, то сперва подумал, что этот человек заметил на “Дискавери” какую-то вещь, которая ему понравилась больше всех прочих, предлагавшихся нами, но вскоре выяснилось, что мои догадки, были ошибочными.

Как только индейцы удалились, я послал шлюпку, чтобы провести промеры во внутренней части бухты. Ветер несколько приутих, и я хотел подойти ближе к берегу, чтобы найти там подходящее место для стоянки: нам надо было устранить течь. Вскоре после этого все индейцы возвратились, но они направились не к кораблю, а к шлюпке, и офицер, который в ней находился, видя это, решил вернуться на корабль, причем его сопровождали все каноэ. Команда шлюпки перешла на борт, в ней осталось только два человека для охраны. В это время индейцы ворвались на шлюпку, приставили копья к груди наших людей, обрезали канат, которым шлюпка была привязана к кораблю, и попытались ее отбуксировать.

Видя, что мы приготовились к отпору, они бросились из шлюпки в своп каноэ и знаками попросили нас положить оружие, при этом они сделали такой вид, что ни в чем не виновны и ничего дурного не совершили. Эта попытка (хотя, быть может, более дерзкая) была сходна с тем, что они предприняли на “Дискавери”. Человек, который там побывал и затем привел своих соплеменников, предварительно высмотрел, что крышки люков открыты, и, не видя на палубе никого, кроме вахтенного офицера и одного-двух человек, решил, что настал благоприятный момент, чтобы ограбить корабль, к тому же “Дискавери” стоял довольно далеко от нас.

И безусловно, с этой целью все индейцы отправились к “Дискавери”. Часть из них без всяких церемоний поднялась на борт, выхватила ножи и знаками велела офицеру и его людям [315] отойти в сторону и принялась за ними наблюдать. Первый предмет, с которым индейцы встретились на палубе, — это руль одной из шлюпок, и они бросили его за борт тем, кто оставался в каноэ. Но прежде чем они успели кинуть за борт второй трофей, команда была поднята по тревоге и бросилась, вооруженная кортиками, на палубу. Индейцы стали прыгать в своп каноэ таким же образом, как они это делали, покидая нашу шлюпку; они принялись рассказывать своим сообщникам, что у людей на корабле куда больше длинных ножей, чем у них. Как раз в это время шлюпка отошла от нашего корабля, и они, заметив ее, проследовали от “Дискавери” прямо к ней. Я не сомневаюсь, что они так рано нанесли нам визит потому, что полагали застать всех спящими и без помех ограбить корабли.

Не свидетельствуют ли эти события о том, что индейцам незнакомо огнестрельное оружие? Если бы дело обстояло иначе, они вряд ли отважились предпринять попытку захватить шлюпку под самыми корабельными пушками на глазах у более чем ста человек: ведь когда была предпринята эта вылазка, большинство моих людей смотрело на них.

Однако после всех этих проделок мы имели счастье оставить их в таком же неведении об огнестрельном оружии, в каком они доселе находились. Мушкетных выстрелов они не увидели и не услышали, если не считать тех случаев, когда мы стреляли по птицам.

Когда мы совсем уж было приготовились поднять якорь и войти во внутреннюю часть бухты, снова подул крепкий ветер с дождем, что вынудило нас спуститься на кабельтов по ветру и стать на якорь. К вечеру, когда я убедился, что крепкий ветер не стихает и что может пройти довольно много времени, прежде чем нам представится возможность продвинуться дальше в бухту, я решил накренить корабль в том месте, где мы находились. С этой целью поставили корабль на верп-якорь и швартовы. Один из матросов, когда он заводил якорь из шлюпки, то ли по неведению, то ли по небрежности был сброшен буйрепом в воду и вместе с якорем пошел ко дну. В этом критическом положении у него хватило разума, чтобы освободиться от буйрепа и всплыть на поверхность, где его подхватили наши люди. Матрос этот отделался весьма опасным переломом ноги.

Комментарии

184. Это первое в географической и этнографической литературе упоминание о “больших домах” индейцев северо-западного побережья Северной Америки. Устройство таких домов подробно описано в работе Ю.П. Аверкиевой “Разложение родовой общины... у индейцев северо-западного побережья Северной Америки”. — “Труды Института этнографии им. Миклухо-Маклая”, нов. сер., т. 70, 1961, стр. 149.

185. Здесь описаны летние убежища охотников и рыболовов. Зимой индейцы нутка жили в “больших домах”, расположенных в глубине узких фьордов.

186. О разнообразных способах рыбной ловли у индейцев нутка см. работу Ю.П. Аверкиевой “Рабство у индейцев Северной Америки”. М. — Л., 1941. Кук очень точно описал деревянные и костяные рыболовные крючки и поворотные гарпуны, которыми пользовались все народы тихоокеанскою побережья Северной Америки.

187. В заливе Нутка в 1774 и 1775 гг. побывали две испанские экспедиции: одна — Хуана Переса и Бруно Эсеты и другая — Хуана-Франсиско Бодеги-и-Куадры. Железо, однако, могло попасть к индейцам и путем межплеменной торговли как с юга, так и с севера, причем во втором случае оно, вероятно, было русского происхождения.

188. Лейтенант Барни об этих ложках писал: “В обмен на оловянную полоскательницу мы получили две серебряные столовые ложки, вероятно испанские”. Ч. Клерк прямо говорит, что эти ложки испанской работы и что подобные же ложки он видел на одном испанском судне в Рио-де-Жанейро. Дж. Кинг отметил: “Нас удивило, что на шее у одного из туземцев висели две серебряные столовые ложки явно не английской работы. Владелец их указал, что ложки пришли с юга, откуда он и сам явился на своей лодке. Но больше мы ничего не смогли узнать, так как он продал их за оловянную полоскательницу, а о ценности серебра не имел представления” (Voyage.., 1967, I, 322, n. 1; II, 1103, 1329, 1401).

Киппис, первый биограф Кука, писал, что ложки приобрел лейтенант Дж. Гор, и добавлял при этом, что такие же ложки изображены на фламандских натюрмортах. Гор подарил их президенту Королевского общества Дж. Бенксу. О происхождении этих ложек можно только догадываться. Е. Шолфилд полагает, что индейцы похитили их на испанском корабле экспедиции Переса в 1774 г. (Е. Scholfield. British Columbia. Vancouver, 1914, 93).

189. Мидшипмен Райю указывает, что медь местные жители получали откуда-то с юга (Beaglehole, 322, n. 2).

О медных изделиях у индейцев тихоокеанского побережья Северной Америки детальные сведения приведены в работе Ю. П. Аверкиевой “К истории металлургии у индейцев Северной Америки”. — “Советская этнография”, 1959, № 2, стр. 61—78. Медь поступала к индейцам нутка с севера от атапасков долины реки Медной через каналы межплеменной торговли.

190. Особенности тотемизма индейцев нутка подробно описаны в работе Ю.П. Аверкиевой “К вопросу о тотемизме у индейцев северо-западного побережья Северной Америки”. — “Труды Института этнографии им. Миклухо-Маклая”, нов. сер., т. 51. 1959. стр. 254—257. Почитались различные животные, и существовал культ чудовищ с зооморфными чертами. На тотемах порой изображались и человеческие фигуры.

191. Индейцы острова Ванкувер и южных островов архипелага Королевы Шарлотты относятся к группе вакашей и подразделяются на две этнически сходные подгруппы — нутка и квакиютль. Языковые различия между этими подгруппами весьма значительны.

192. 1 мая 1778 г. Кук был в тех местах, где 15 июля 1741 г. в 2 часа пополуночи Чириков увидел первую американскую землю. По расчетам Д.М. Лебедева, это был мыс Бартоломе на южной оконечности островка Бейкер (Д.М. Лебедев. Плавание А.И. Чирикова на пакетботе “Св. Павел” к побережьям Америки. М., 1951, стр. 44). Вероятно, земля, замеченная Куком 1 мая в 7 часов утра в широте 55°20', была юго-восточной оконечностью острова Нойес.

193. 2 мая, когда корабли Кука достигли 56°, Дж. Кинг отметил в своем дневнике, что в этой широте при высадке на берег следует предпринять поиски русских моряков, оставшихся здесь после экспедиции А.И. Чирикова. Однако высадка была отменена и корабли проследовали дальше на север, держась на большом расстоянии от берега. В связи с этим Дж. Кинг писал: “Гуманности ради надо надеяться, что оставшиеся еще в живых люди ничего не узнают о кораблях, подобных нашим, побывавших у здешних берегов, и не разочаруются столь жестоко в чаяниях снова попасть на родину”. Речь идет о пятнадцати участниках экспедиции А.И. Чирикова, высаженных 17 и 23 июля 1741 г. на ялботе и “малой лодке” под командой штурмана А.М. Дементьева и боцмана Савельева. Эти люди по неизвестным причинам обратно не вернулись, и Чириков, тщетно прождав их несколько дней, вынужден был отправиться дальше на север.

Однако высадка “чириковцев” произошла не на 56°, а на 57°50', причем о месте ее ведутся споры. По мнению Д.М. Лебедева, Дементьев высадился в бухте Таканис на западном берегу острова Якоби (57°53'5"). Дж. Биглехол полагает, что высадка произошла на 3 минуты южнее, в проливе Лисянского, разделяющем острова Якоби и Чичагова. Мимо этих островов Кук прошел 3 мая.

194. Это были остров Некер и залив Ситка. “Материк”, о котором в данном случае идет речь, — это острова Крузенштерна и Баранова. Гора Маунт-Эджкем — вулкан высотой 980 м. Открыта была в 1775 г. Хуаном-Франсиско Бодегой-и-Куадрой и названа им горой Сан-Хасинто.

195. “Бухта” Бей-оф-Айлендс — это не залив, а проход (его современное название — Солсбери-Саунд) между островами Крузова и Чичагова.

196. “Другая бухта” — это бухта Хаз на западном берегу острова Чичагова.

197. Мыс и гора Фэруэтер расположены на материке, вдоль берега которого тянется высокая горная цепь. Высота горы Фэруэтер — 4663 м.

198. 4 мая 1778 г. в 5 часов п.п. Кук достиг того места, где 17/25 июля 1741 г. Беринг и его спутники увидели гору Св. Ильи — одну из высочайших вершин Северной Америки (5488 м).

199. Следует отдать должное Куку, закрепившему имя Беринга за бухтой, о которой здесь идет речь. Однако в действительности спутники Беринга штурман С. Хитрово и натуралист Г. Стеллер высаживались не в этой бухте, а на острове Каяк, лежащем на 4° западнее. Кука ввела в заблуждение карта Миллера. Бухта Берингс-бей — это по всей вероятности большой залив Якутат, расположенный на 59°32' с.ш. и 220°10' в.д.

200. Речь идет о хребте Св. Ильи.

201. Мыс Саклинг назван в честь капитана Мориса Саклинга (1725—1778), дяди адмирала Нельсона. Кук сперва совершенно справедливо решил, что именно этот мыс Беринг назвал мысом Св. Ильи, но затем усомнился в своих заключениях. Действительно, располагая лишь материалами Миллера, Кук не мог точно идентифицировать мыс Саклинг и мыс Св. Ильи. Однако на основании судового журнала штурмана беринговского корабля “Св. Петр” С. Хитрово можно заключить, что мыс Св. Ильи лежит на материке напротив острова Каяк, то есть именно там, где расположен мыс Саклинг. Любопытно, что и после третьей экспедиции Кука, когда русские освоили воды залива Аляска, мыс Св. Ильи показывали в самых различных пунктах, а на карте Л.А. Загоскина, составленной между 1844 и 1847 гг. он положен на 4° восточнее острова Каяк. На современных картах мысом Св. Ильи названа юго-западная оконечность острова Каяк что на наш взгляд, не соответствует истине. В 1969 г. С.Г. Федорова привета убедительные доводы в пользу первоначального определения Кука, и вряд ли можно сомневаться в том. что мыс Св. Ильи — это и есть мыс Саклинг лежащий на материке к северу от острова Каяк у восточного входа в бухту Контроллер (С.Г. Федорова. Русское население Аляски и Калифорнии, конец XVIII в. — 1867 г. Диссертация на соискание ученой степени кандидата ист. наук. М., 1969).

202. Кустарниковая земляника — это, вероятно, Fragaria glauca и F. chiloensis, а возможно, так называемая жминда (Chenopodium capitatum Ashers) (Beaglehole. 342, n. 5).

203. Мыс Хинчинбрук — юго-западная оконечность острова того же названия, лежащего у восточного входа в залив Принс-Вильям. Этот залив Кук назвал Сандвич-Саунд; переименовал его редактор записок Кука Дж. Дуглас. Кук, руководствуясь неверной картой Штелина, полагал сперва, что Сандвич-Саунд — это проход, отделяющий Американский материк от мифического острова Алашка.

204. Речь идет о бухте Инглиш-бей на юго-восточном берегу более крупной бухты Порт-Этчес (остров Хинчинбрук).

205. Здесь и ниже описаны эскимосы-чугачи побережья залива Принс-Вильям.

206. Железо эскимосам побережья Берингова моря было известно еще в I тысячелетии н.э., но трудно сказать, когда с ним ознакомились чугачи. Наконечники, описанные Куком, не сходны с наконечниками из эскимосских могильников, представленными в большой коллекции И.Г. Вознесенского (см. работу Д.А. Сергеева “Железные резцы из сборов И.Г. Вознесенского”. — Сб. “Культура и быт народов Америки”. Л., 1967, стр. 34—38). По мнению Л.А. Файнберга (личное сообщение), наконечники, обнаруженные Куком у чугачей, видимо, русского происхождения. Эти предметы могли попасть через каналы межплеменной торговли, но не исключено, что они были взяты чугачами с какого-то русского судна, потерпевшего крушение в водах залива Принс-Вильям. Не случайно Г.А. Сарычев со слов одного эскимоса с острова Цукли (Монтагью) записал в 1790 г., что какое-то русское судно потерпело у этого острова крушение спустя несколько лет после плавания Беринга. Эскимос слышал этот рассказ от своего отца, который говорил, что вся команда корабля погибла (Г.А. Сарычев. Путешествие по Северо-Восточной Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану. М., 1952, стр. 158).