№ 156
1742 г. ноября 15. – Рапорт лейтенанта С. Вакселя в Адмиралтейств-коллегию о плавании с В. Й. Берингом к берегам Америки
№ 9
В Государственную адмиралтейств-колегию
всепокорнейший репорт
В прошлом 1741 году в майе месяце бывшей г-н капитан-камандор Беринг, учиня консилиум с г-ном капитаном Чириковым и приглася к тому профессора Делиль де ла Кроера и каманды своея всех обер-афицеров и штюрманов, о определении перваго курша, какой надлежит иметь, вышед из гавани Св. апостол Петра и Павла для сыскания земли Ян де Гамма, которая показана по карте помянутого профессора ла Кроера, что оная простираетца к северу до 47° северной ширины, в котором все согласно положили иметь курш, вышед из Аваченской губы по правому компасу SOO до 46°, дабы тем могли лутче оную осмотреть в той паралялле и, ежели есть какая земля, то б итти подле той, как оная простиратца будет, меж N и О или между N и W. А ежели ж не получим на той паралялле никакой земли, то б оттудова держать курш ON, покамест землю увидим, а как увидим землю, идучи на оной курш, то итти по тому ж подле оной к северу для описания, сколько время допустить может, с таким рассуждением, дабы могли возвратитца для зимования в гавань Св. Петрапавловскую сентебря в последних числах 1. И по тому согласному росуждению он, капитан-камандор Беринг, на пакетботе «Св. Петре», имев в своей каманде капитана Чирикова, камандующего на пакетботе «Св. Павле», июня 4-го числа 741-го году отправился от Аваченской губы в путь свой благополучно. И по выходе своем имели тот определенной курш SОО или иногда ближней к тому по способности ветра. И следовали, не розлучаясь с помянутым капитаном Чириковым, июня до 19-го дня, котораго числа был великой ветр от О, отчего принуждены были как мы, так и он, г-н капитан, убрав парусы, лежать на дрейфе. И виден был от нас пакетбот «Св. Павел» пополудни часу до 11-го к NW, в ширине северной 49°52', в разности длине от Вауа 18°49', а далее того времяни уже нам стал невидим. Чего ради мы, дождавшись дневного света, принуждены были ево искать на том румбе, на котором мы ево в той ночи видели, и искали около того места, сколько ветер допустил, 43 часа. А как сыскать не могли, тогда он, капитан-камандор Беринг, общим согласием с своими обер-афицерами, определил идти по преждеучиненному консилиуму между S и О. И следовали между той четверти компаса на разные румбы по способности ж ветра до ширины 45°13', учиня разность [263] длины к востоку от Вауа 16°23', растоянием около 200 миль немецких, однако ж никакой земли не видали. Чего ради положил он, капитан-камандор, держать курш по преждеучиненному ж консилиуму ON, которым шли до ширины 48°38', переменя разность длины от Вауа 36°, но и в такой отдаленности никакой земли не видали ж. Тогда он, капитан-камандор, согласясь с своими обер-афицерами, велел держать еще ближе к N и надежде такой, что скоряя можно получить будет землю. И шли между N и О до 16-го числа июля, котораго числа увидели землю от нас к NW и держали ближе. А как пришед к ней 20-го июля, стали у одного острова на якорь, которой именован нами островом Св. Илии в ширине северной 59°40', в разности длины от Вауа 48°50', на курш от Вауа ON, 417¾ миль немецких. Того же числа на лангботе послан был от него, капитана-камандора Беринга, флоцкой мастер Хитров для осмотру за другим видимым от нас островом удобнаго якорнаго места, дабы мы могли себя за тем закрыть от ветра во время нужды, которой того ж числа, прибыв на пакетбот, репортовал ему, капитану-камандору, словесно, что якорное место сыскал между матерым берегом и тем островом на рейде на глубине 3 и 3½ саженях. К тому ж репортовал, что нашел он на том острову юрту, состроенную из досок тесанных, в которой де видно, что жили люди незадолго до нашего прибытия, и привес с собою для показания деревянное лукошка, лапату, также и камень, на котором знатно, что обтирано бывало медь. А адъюнкт Штеллер 2 ездил на малом ялботе на остров Св. Илии и нашел на оном земленую юрту, в которой осмотрел копченую рыбу, готовленую того лета, как мы были и видели на песке след человеческой и огнища. И по тому видно, что те люди себя в лесу, увидев нас, схоронили или жилища свои имеют на матерой земле, а на сей остров приежжают для промыслу рыбы и протчаго морскаго зверя. Тогда капитан-камандор для приласкания оных впредь послал в ту юрту из подарочных вещей и приказал там оставить, а имянно: крашенины зеленой 16½ аршин, ножей железных 2, корольков китайских 20, трубок железных 2, которое там и оставлено. На матером берегу нам видеть было неможно, имеетца ль на нем какой лес годной или нет, понеже имеет оной берег великие хребты и сопки, покрытые снегом, а на островах есть лесу мелкаго довольное число, а имянно: ельник, лиственица и протчей, которой не только к строению судов каких, но и для починки оных негоден, понеже мы имели нужду искать дерева годнаго на марса-реи, однако ж не сыскали. И, удовольствовав себя с того острова Св. Илии водою, он, капитан-камандор, более себя при так открытом море держать был опасен: 21-го июля отправил себя в путь свой. И пошли между S и W, как оная земля простираетца, для описания. И как дошли разными куршами до ширины 56°54' июля 27-го дня видели тот же берег от нас NОN, по росуждению нашему миль 7, по лоту была глубина воды 35 и 40 сажен. И весьма опасны были себя держать близ земли частых ради банков и безпрестанных густых туманов и жестоких ветров, к тому ж и от неизвестнаго берега, как оной свое положение имеет, от котораго бывали неоднократно в великих страхах и в отчаении спасти себя и судна. Того ради стали держать от оной себя далее и шли разными куршами, о чем явно в нашем журнале 3, до 2-го числа августа, котораго числа в ночи, в прочищении тумана увидели незапно в самой близости остров, у котораго была глубина воды 18, 17 и 16 сажен, чего ради принуждены в ночное туманное время стать на якорь на глубине 18 саженях, назвав оной остров Туманной. А во время дня пошли от него в путь свой, видели матерой же берег от нас к NW не в дальном ростоянии. И близ нашего курша, которым мы шли августа 4-го дня, видили ж 5 островов. И от того времяни стали себя держать далее в моря: ветры нам к следованию пути нашего были весьма противные, чего ради августа 10-го числа, быв на ширине 53°18', в ростоянии от Вауа без мало 400 миль немецких, капитан-камандор со всеми ж обер- и ундер-афицерами, росуждая по дальности ростояния от гавони Петропавловской, к тому ж и по репорту каманды нашей подлекаря, которой от него подан был с росуждением о цынготной болезни многих служителей, а имянно о 21-м человеке, которые де, ежели продлятца на море во время осеннее, то к работе будут весьма ненадежны, согласно определил от того числа: ежели будут ветры нам благополучные, держать курш свой по паралляле 53° того ради, чтоб мы могли осмотреть, не [264] имеетца ль той Американской земли на той 53-паралляле, ибо мы последнею нами виденную Американскую землю оставили около 55° и следовали от того времяни по тому определению, однако ж препятствовали тому намерению жестокие противные вестовые ветры, от которых удержаны были августа до 27-го числа в ростоянии еще от Вауа более 300 миль немецких, около 53° северной ширины. И видев он, капитан-камандор, что жестокость противных ветров нас к скорому следованию не допускает, а воды тогда осталось на пакетботе только 25 бочек, с которою иттить был к гавони Св. апостол Петра и Павла весьма опасен. Дабы от тех противных ветров не были более удержаны и за неимением воды чтоб не претерпели крайнего нещастия, согласно со всеми определил того ж 27-го дня августа: для увдовольствования себя водою искать землю, которая от нас по щислению нашему находилась не более миль 60. И того ж августа 29-го дня увидели много островов, х которым стали держать ближе по глубине воды 55, 50, 45 и до 15 сажен равным убавлением, грунт – пещаной. И пришед ближе, спустя малой ялбот, послан был подштюрман Юшин между островов для осмотру якорного места, а мы в то время на глубине 24 саженях стали на якорь. А как возвратился помянутой подштюрман и объявил, что удобнаго места к якорному стоянию не нашел, тогда мы, подняв якорь, спустя лангбот на воду, пошли буксиром между островами в бухт по глубине 24, 25 и 15 сажен. И, пришед к одному острову, стали на якорь. И послан был штюрман на остров для сыскания воды, которой прибыл на пакетбот, репортовал капитану-камандору, что нашел он воды довольное число. Матерой берег нам был видим позади тех островов ростоянием миль около 12, а во время ночи на одном острове увидели мы огонь к NNO. Ростоянием оной остров от нашего места было около полутора мили, куда 30-го дня августа послан был на малом ялботе мастер Хитров для осмотру того огня, и ежели есть там какие люди, то велено ему было с ними поступать ласкою, чего ради послано с ним несколько из подарочных вещей. Между тем был великой ветр, находящей шквалами, отчего мы более стоять на якоре близ острова без всякаго закрытия весьма опасны и принуждены были поднять якорь и закрыть себя хотя мало за островом и стать паки на якорь. А 2-го дня августа 4 послан от нас был к нему, мастеру Хитрову, лангбот, понеже ему на малом ялботе за великостию ветра ехать на пакетбот з берегу было невозможно, на котором лангботе он, мастер, 3-го дня сентебря прибыл на пакетбот благополучно, только принужден был, великости ради ветра и буруна, оставить малой ялбот. И в прибытии свое репортовал капитану-камандору, что был он на том острове, где прежде виден был огонь, и огнище видел, только людей никаких не видал. Того ж числа мы, подняв якорь, и лавировали между островами, и оттошед от прежняго якорного места к другому острову, которой был от перваго места к осту, ростоянием около 2-х миль, где положили якорь на глубине 15 саженях. И, стояв на якоре, 4-го числа сентебря пополудни часу в 5-м услышели мы великой крик людей, ис которых 2 человека сели в 2 байдары и гребли к нашему пакетботу и, не дошед до пакетбота сажен около 50, остоновились и кричали к нам своем языком, котораго их языку взятые с Камчатки толмачи чюкоцкаго и коряцкаго языков не розумели. Також и от нас к ним кричали помянутые толмачи чюкоцким и коряцким языком, котораго, видно, что и оне не розумеют, понеже указывают на свое уши и машут к нам руками, указывая на берег. Потом ис тех байдар одна, подошед к пакетботу гораздо блиско, однако ж не приставая к борту. Тогда по приказу капитана-камандора брошены были от нас к нему, привезав на доску, разные подарки, а именно: несколько аршин камки красной, зеркалы, ганзы железные, чем курят китайской табак, называемой шар, и несколько ж колокольчиков медных, которые подарки видно, что принял приятно. Напротив того с той байдары видно ж, что в подарок бросил к нам выстраганые глаткие две тонкие палки, ис которых к одной привязаны птичьи перья, а к другой птичья нога с перьеми ж, которые перья мы признавали соколиными. И как мы от них оные приняли, тогда американцы погребли от нас на берег и с великим криком машут руками, указывая на берег. Чего ради капитан-камандор велел спустить лангбот на воду, на котором я послан был к ним, и взяв собою одного толмача, которой умел говорить чюкоцким и коряцким языком, [265] также и несколько вооруженных людей, к тому ж и разные подарочные вещи и вина двойнова рускова. И как я приехал к тому берегу, на котором были американцы, то стал я близ берега на якорь, понеже пристать было для великаго ветра и буруна, также и подводных ради каменьев невозможно. И спущено было от меня с лангбота на берег с помянутым толмачем несколько человек служителей. И между тем давал оным американцам разные подарки, которых оне от меня не приняли. Также одному из оных подносил чарку вина, которую от меня, приняв и припив, оную отдал возвратно, а взятое в рот вылил наземь. А между тем спущеннаго толмача нашего водили в свой стан и дали ему китоваго жиру, которой, от них приняв, намерен был итти на лангбот, но оные американцы ево держали и не пускали возвратно, а в какую силу онаго держали, того знать было невозможно. Отчего я принужден был для свободы того толмача приказать салдатам выпалить из несколько ружей на ветр. А когда выпалено было, тогда оне все упали на землю, в которое время тот толмач, освободясь от них, возвратился на лангбот, а оне все, американцы, бросились против ялбота и взяли за фален, тянули ялбот на берег. И опасаясь я того, чтоб не розбить лангбота о каменья, приказал обрубить якорь и обрезать фален. И возвратился на пакетбот со всеми людьми благополучно, о чем ему, капитану-камандору, от меня словесно и репортовано. А как пришла ночь, тогда оные американцы имели на берегу огонь. Сей ночи был удивительной жестокости ветр з дождем, которого ради мы, быв в великом страхе, принуждены были спустить нанис грот и фока-реи и ожидать дневнаго света. А как наступило 5-е число сентебря, тогда мы снялись с якоря и лавировали близ того острова, намерены были итти в путь свой, токмо был ветр противной, к тому ж течение воды нам к выходу препятствовало, паки, подошед ближе к тому ж острову, стали на якорь на глубине 17 саженях. А когда те американцы увидели нас, что мы стоим на якоре, приехали к нам с помянутаго острова на 7 байдарах, ис которых две пришли к нам к самому борту, и по тому видно, что оне прежде огненова ружья не видали, понеже оные к нам приехали, не имев никакова страху, которым в то время подарено котел железной и несколько игол. От них напротив того дано нам в подарок же зделанные ис корок две шапки и на одной привязан был костеной статуй наподобие вида человеческаго, которой при сем всепокорнейшем репорте послан в Государственную адмиралтейс-коллегию, а шапки и их палки во время нашего нещастия утратились.
Все оные острова безлесные и пустые, и видно, что те американцы приехали на своих байдарах к сим островам с матераго берега для промыслу морских зверей и рыбы. А каким подобием американцы и их из нерпичей кожи зделаные байдары, о том значит на рисованной в посланной от меня в Государственную адмиралтейс-коллегию карте 5. И удовольствовав мы себя водою, отправились 6-го числа сентебря в путь свой, назвав оной остров Шумагин. И имели намерение прямо следовать к Оваченской гавони, однако ж вестовые противные всегда нам жестокие ветры препятствовали, от которых многократно имели нужду спасать себя, будучи на дрейфе. И пришед сентебря 24-го дня на ширину 51°, видели несколько островов, а позади оных виден же был к WNW и матерой тот же американский берег, от котораго места неописанного жестокостию вестоваго ветра, которое продолжалось до 13-го дня октебря, будучи всегда на дрейфе, отнесены были к О около 80 миль. И можно о той жестокости ветра безпристрастно донести Государственной адмиралтейс-коллегии, что таких сильных штормов, надеюсь, от старых мореплавателей мало видано было, в которые мы с немалою нуждою себя спасали, [к] тому ж и людей было в каманде нашей уже больных цынготною болезнию немалое число, а некоторые и померли, а и достальные уже многие во управлении морской работы явились безсильны. Но, однако ж, хотя мы уже были от тех жестоких трудов и неприятного всегдашнего воздуха в самой слабости, трудились з божиею помощью получить гавань Св. апостол Петра и Павла. И пришед 25-го октебря на ширину 51° с некоторыми минутами, видели высокой каменной и безлесной остров, от нас NWN, которой именован нами остров Св. Маркиана. А 28-го числа октебря видели остров же к NNW ростоянием милях в трех, от него видимы были 3 малые острова, а видно, что и оные [266] пустые и безлесные, которой назван нами остров Св. Стефана. Также и 29-го октебря во время немалаго тумана бросали лот, где глубина воды была 35 сажен, чего ради в туманное время, за мелкостию воды, для осторожности легли на дрейф. А как мало очистился туман, тогда увидели мы остров от нас к W, которой назван нами остров Св. Аврамия. И, поставя парусы, пошли в путь свой. Управление пакетбота в сие время уже чинилось с великою нуждою, понеже, кроме тех служителей, которые до сего числа по воли божией померли, больных было около 40 человек, также и наше, оставших, уже было крайнее безсилие. А как уже с тою крайнею нуждою дошли ноября до 4-го числа и увидели землю, которую мы за спасение свое почитали, понеже не было более нашей силы продолжать себя на море. По обсервации оная земля лежит на ширине 54°, где мы себя счисляли около 53-х, а по разности длине от Вауа только в 40 минутах. И по тому счислению имели надежду, что та видимая нами земля – Камчацкая, несколько севернее Шипунинскаго мыса. Которая погрешность нашего счисления учинилась оттого, понеже мы перет тем задолго времяни от безпрестанных густых туманов не видали солнце, по чему б нам можно было себя исправить, о чем явствует в нашем журнале 6.
И как мы себя и каманды нашей служителей от жестокой цинготной болезни увидели в крайнем безсилии, от чего пришли в немалой страх, ибо тогда уже можно сказать почти судно было без правления, понеже тогда каманды нашей людей находилось таких, которые чрез великую мочь ходить о себе могли, только 8 человек, но из оных наверх ходили с нуждою 3 человека, ис которых был один собственной человек капитана-камандора, а протчие все лежали больные при самой смерти. Да и воды на нашем судне осталось только 6 бочек, а провианту морскаго, как сухарей, так и протчаго, не имелось, кроме несколько муки, масла и мяса. Да сверх всего нашего нужнейшаго состояния грот-ванты наши выше свит-сарвина на правой стороне все до одной перервались, чего ради и парусов на грот-мачте носить никаких было невозможно. А за вышеписанным безсилием людей оных исправить было некому. А во время того нашего нещастия ветр нам для обходу того видимаго нами мыса был противный. Того ради 5-го числа ноября, в таком видев себя в худом состоянии, более на море продолжать и ожидать благополучного ветра весьма были опасны, дабы за безсилием людей не оставить судна без всякаго управления и не претерпеть от того крайнего нещастия в потерянии всех людей и судна. Тогда капитан-камандор собрал к себе как обер-, так и ундер-афицеров и рядовых, которые еще могли дойтить до его каюты, имел о том общее росуждение, при котором собрании все служители объявили, что оне более продолжать себя в работе на море за болезнию и крайным безсилием не могут. Чего ради как он, капитан-камандор, так и обер- и ундер-афицеры согласно положили, дабы сыскать якорное места для зимования и стать на якорь для своего спасения, дабы в такой жестокой болезни не потерять себя безизвестно. И по тому общему всех людей согласию пошли к той земле фордевинт. И пришед в 5-м часу пополудни на глубину 12 сажен, положили дагликс анкор, отдав каната ¾, которой канат порвался около 80 сажен, отчего придрейфовало нас на бурун на глубину 5 сажен, где мы положили той анкор, которой также в скором времяни подорвало, и перенесло нас чрез тот бурун ближе к берегу на глубину 4½ сажени. Тогда положили плехт, отдав у него канату ¾. Больных служителей было рядовых 49 человек. А 6-го числа ноября за болезнию многих людей с великою нуждою могли спустить на воду лангбот и офертоить пакетбот. А от того времяни з достальными служителями, которые тогда еще хотя с нуждою на ногах ходили, имели старание для свозу больных на берег и в постоновлении оным из парусов полаток. А как поставлены были палатки, тогда капитана-камандора больнаго ноября 8-го, а мастера Хитрова больнаго ж ноября 15-го числа и протчих служителей свезли на берег, ис которых при свозе померло немалое число. А 21-го числа я з достальными служителями в жестокой той болезни свезен был с пакетбота на берег же, ибо продолжать себя той ради болезни на пакетботе более силы моей не было, к тому ж и водою довольствовать было на пакетботе некому, также и никакова вспоможения пакетботу учинить было невозможно. [267]
И между тем послан был от капитана-камандора подканстапель Роселиус з двумя человеками по берегу той земли к северу, на которой мы обретались, и велено ему осмотреть, что та земля подлинна ль Камчацкая или какой остров, ежели Камчацкая, то б ему, Роселусу, итить до жилаго места, а что ему велено изполнять, ежели та земля Камчацкая, о том дана ему была от нево, камандора, инструкция, которой от безсилия своево не был далее от места нашего верст 30, возвратился назад без всякого известия. А 21-го дня ноября приказом ево, г-на капитана-камандора, велено было мне подать репорт со всеми обер- и ундер-афицеры и служителями о спасении пакетбота «Св. Петра», по которому я с флоцким мастером Хитровым и со всеми унтер-афицеры и служителеми, имев росуждение, подал репорт к нему, капитану-камандору, 23-го дня ноября в такой силе, дабы пакетбот «Св. Петр» заблаговремянно поставить против места нашего на берег, где имелся песок, не вынимая из него грузу, дабы оной во время большего з берега ветра, подорвав канат, и не унесло в моря. На которой наш поданной репорт он, капитан-камандор, о постоновлении того судна на берег прислал ордер того ж 23-го ноября мастеру Хитрову, дабы по оному учинил, не опуская случая, исполнение. По которому ордеру, он, мастер Хитрово, хотя был болен, однако ж с первым случаем ноября 25-го дня имел намерение ехать на пакетбот и, пришед к лангботу, где ему объявил дежюрной афицер, а имянно боцманмат Алексей Иванов: служителей здоровых только 5 человек, ис которых тогда при спуске лангбота з берега один человек обмок в море и возвратился в полатку, за тем тогда осталось только 4 человека, но и те были весьма безсильны. И видев он, мастер, что с таким малолюдством ему плехт-анкор поднять было невозможно, к тому ж и ветр был от NNW прямо на каменной риф, лежащей от того места, где тогда стоял пакетбот, SSO со 150 сажен, а стеньги и реи тогда были спущены нанис, и для того, хотя б и более того было людей, то для вышеписанного каменнаго рифа в такой ветр пакетбот тронуть было невозможно. Чего ради, видев он, мастер Хитрово, о постоновлении пакетбота по поданному от нас репорту невозможности, к тому ж и такова малолюдства ради, пришед ко мне, и репортовал словесно, которому я тогда приказал самому репортовать капитану-камандору, о чем он, мастер, и ему, капитану-камандору, репортовал в то ж время. А от того 25-го по 28 число ноября за великостию ветра ехать было на пакетбот для вышеписанного учинения невозможно. А он, мастер Хитров, был уже весьма болен и после того ходить более не мог и лежал в той цинготной болезни в одной полатке со всеми нами. А против 28 числа в ночи великим штормом от NО подорвало у плехта канат и выкинуло пакетбот на тот же пещаной берег, на котором мы имели намерение оной поставить. А декабря 1-го числа послан был от капитана-камандора матроз Анчуков и с ним служителей два человека по берегу к зюйду для уведомления и осмотру той земли, на которой мы обретались, что оная земля матерая ли или какой остров, которой прибыв возвратно декабря 27-го дня без всякого о той земли обстоятельного известия.
А между тем декабря против 8-го числа прошедшаго 741-го году по воли божией умер капитан-камандор Беринг в цынготной болезни, которою мучим был около четырех месяцев безвыходно, и погребен на том острове, на котором мы зимовали с командою. А по смерти ево, капитана-камандора, принял каманду я и потому ж чинил обще с флоцким мастером Хитровым всякое старание о розведовании сей земли, однако ж никакова известия за великим препядствием непокойных погод получить было невозможно прежде апреля месяца. А как получили известие, что та земля, на которой мы обретались – подлинно остров, тогда мы учинили общее свидетельство пакетбота «Св. Петра»: будет ли оной нам годен на море к переходу до Камчатки и можно ль оной снять з берегу. И по осмотру нашему оной пакетбот нашелся весьма поврежден, котораго повреждения починить было нельзя и нечем, к тому ж и снять з берегу оной никакими мерами невозможно ж, ибо оной песком замыло около 7 фут от киля, о чем явно в нашем свидетельстве. И потому росуждали: каким бы образом могли себя освободить от того острова. И инаго способа о свободе своей никакой не сыскали (понеже остров был пустой и безлесной), только чтоб ламать пакетбот и зделать из него к переходу нашему до Камчатки такое судно, сколько набратца может годнаго лесу, которому мнению все служители были согласны. И начали ламать пакетбот в апреле месяце, которая продолжалась до маия 5-го числа. А 6-го маия ж з божею помощию, [268] заложили строить судно длиною по килю 36 фут, шириною 12, глубина 5 фут 3 дюйма, которое строено со всякою поспешностию, не опуская в строении напрасно удобнаго времени.
Остров сей, на котором мы с командою зимовали, протегаетца от 54° и до 56° северной ширины, а от южнаго мыса, которой от нас назван кап Манат, то есть Морских Коров, лежит он NNW и SSO, длиною около 130 верст, поперек верст 10. Жилья на нем никакова нет, но и знаков к тому, чтоб бывали на нем когда люди, не находилось. Лесу никакова нет, кроме самаго местами малаго тальника. Высокие имеет хребты сопки, во многих местах каменные утесы и весьма неудобен к приближению морских судов, понеже во весь остров мало находитца таких мест, чтоб не были великие каменные лайды, которые от берегу в море протегаютца не меньше версты и далее и во время прибытия воды закрываютца, а в малую бывают сухи. А где нет таких каменных лайд, то в тех местах великой ходит бурун, чего ради стоять на якоре на рейде весьма опасно судну такому, которое ходит глубиною фут 5 или 6. Гавони для зимования никакой нет, понеже мы искать оной немало трудились, чего ради нарочно посланы были берегом для осмотру, не имеетца ль какой гавони, к зюйду флоцкой мастер Хитрово, а к северу боцманмат Иванов, только в прибытие своей репортовали, что никакой не имеетца. Знаков от земли нашей Камчацкой на оном острову во время вестоваго ветра, а от американской во время остоваго находилось немалое число, а имянно: от камчацкой стороны находился лес рубленой избной, которой бывал в строении, и плотовые с проушинами слеги, розбитые баты, санки, на которых ездят оленные коряки.
И во время чистаго воздуха с западной стороны острова неоднократно многими служителеми видимы казались сопки, покрытые снегом, однако ж за дальностию того вида нам утвердитца в том было ненадежно (а по нынешнему 742 году счислению можно верить без сумнения, что те сопки видимы были на камчацком берегу). А от американской стороны – лес толстой сосновой и их стрелки и весла, каких у наших на Камчатке не бывает.
В бытность нашу на сем острове жили весьма пребедно, понеже жилища наши были в ямах, вырытых из песку и покрытых парусами. И в собирании дров имели чрезвычайную тягость, ибо принуждены были дрова искать и собирать по берегу морскому и носить на плечах своих лямками верст по 10 и по 12. А в то время мы и люди каманды нашей почти все обдержимы были жестокою цынготною болезнию и так долго оною мучимы были, что многие уже свободу получили во время весны, как стала выходить свежая трава, которую употребляли в пищу. Пропитание наше было чрез всю зиму за неимением провианта можно ж сказать самое бедное и многотрудное, к тому ж и натуре человеческой противное, ибо принуждены были ходить по берегу морскому и отлучатца от жилища своего растоянием верст по 20 и по 30 и старатца о том, чтоб убить себе на пищу какова морскова зверя, а именно бобра, сивуча или нерьпу, которая просто называетца тюлень, которых убив, чрез такую дальность нашивали на себе ж лямками. А когда таких зверей за чем промыслить невозможно, тогда принуждены искать и есть хотя мертвых выброшенных морем на берег оных же зверей, также коров морских и китов. А во время вешнее, как уже те звери от страха себя гораздо от нас удалили, тогда питались морскими котами, которые во время вешнее приплывают на тот остров для своего плода. Оная пища нам весьма была противная, а как чрез долгое время гораздо оные нам стали противны, тогда промышляли коров морских, которые немалого корпуса, ибо в одной корове мясо будет не меньше 200 пудов. А каким подобием означенные звери, а имянно коты, сивучи и коровы, о том значит нарисованные на посланной от меня в Государственную адмиралтейс-коллегию карте 7. И от того времяни мы уже себя тем довольствовали, понеже оное мясо гораздо приятнее всех вышеписанных морских зверей.
Ветры с пургами бывают на том острове во время зимнее весьма жестокие, и можно сказать, что мы от декабря месяца до самаго марта ретко видали красной день. А от марта месяца вешнем временем и в лете безпрестанные бывают туманы и мокроты, и потому ж мало случалось видать приятного воздуха день. Которая беспокойство погод великая препядствие чинила скорому строению нашего судна, к тому ж и людей было в таком бедном состоянии приневолить по каманде в такой [269] отдаленности небезопасно, чего ради принуждены были все делать с их общаго согласия. На том острове, по осмотру бывшаго с нами адьюнтуса Штеллера 8, металов и менералов никаких не имеетца, понеже оной Штеллер нарочно посылан был кругом того острова. А как судно наше божиею помощию работою окончалось, тогда я обще с мастером Хитровым и со всеми служителями имел росуждение о забрании материалов, по которому росуждению согласно положили, чтоб взять с собою из вышеписанных материалов несколько железа места болясту и надлежащие припасы на такое судно, и удовольствовать себя водою, и взять несколько бочек морской коровы соленаго мяса, и забрать всех служителей с их багажами, и следовать до Камчатки, а протчие матриалы и припасы, которых большая часть, по свидетельству флоцкаго мастера со всеми ундер-афицерами, явились негодные, оставить на том острове в построенном нами сарае, дабы оными во время осеннее толь ненадежное судно не отяготить излишне нагрускою. А какие на том острове оставлены припасы и матриалы, годные и негодные, о том при сем моем всепокорнейшем послан в Государственную адмиралтейств-коллегию имянной реэстр 9. А 10-го числа августа спустили з берега построенное нами судно, которое именовали гукор «Св. Петр» 10, и, вооружа оное, того же 13-го дня августа з божиею помощию пошли в путь свой до Камчатки, забрав всех служителей, а именно 46 человек. И в бытность нашу на море в ночи 15-го числа августа от худости досток в строении судна явилась великая течь, и было уже воды на трюме около двух фут, от чего мы пришли в великой страх и принуждены были для облегчения того судна бросить с трюма несколько картечей и ядер и вылив из него воду понпами и ведрами. А как течь стала не такая, тогда паки пошли в путь своей и 26-го числа августа вошли в гавань Св. апостол Петра и Павла благополучно, где услышали о капитане г-не Чирикове, что он с командою своею на пакетботе «Св. Павле» сего лета отправился в Охоцк. Того ради мы, исправя гукор «Св. Петр», пошли из гавони сентебря 1-го дня и имели намерение следовать до Охоцка, от котораго числа продолжали себя в море 5 дней. И во время той нашей бытности в море явилась паки течь немалая ж, к тому ж ветр был противный, отчего принуждены были, по согласию всех служителей, возвратитца для зимы в гавань, опасаясь, дабы от той необычайной течи не претерпеть на таком ненадежном судне во время осеннее какова нещастия, где и поныне с командою обретаемся. А предбудущею весною, исправя судно, намерен следовать с командою в Охоцк. И ежели получу там г-на капитана Чирикова, то буду в ево каманде, а когда ево, г-на капитана, в Охоцке, не застану с командою, то намерен ехать до Якуцка, и какое о себе определение получу, по тому и исполнять буду, а ежели ж никакова определения нет, то буду в Якуцком ожидать из Государственной адмиралтейств-коллегии указу.
При сем же Государственной адмиралтейств-коллегии всепокорнейше доношу, что по выходе нашем в прошлом 741-м году из гавони Св. апостол Петра и Павла на море, во время нашей компании, также и на острову, где мы зимовали с командою, померло цынготною болезнию в разные числа разных чинов служителей 31 человек, а кто имяны и которого числа померли, о том при сем послан в Государственную адмиралтейств-коллегию имянной реестр 11.
А в данной из Государственной адмиралтейств-коллегии бывшему г-ну капитану-камандору Берингу инструкции 12 в 9-м пункте написано, что по окончании экспедиции прислать в Государственную адмиралтейств-коллегию жюрнал и сочиненную о том вояже карту с нарочным афицером, которой был в том вояже. И по оному б как я, так и мастер Хитров ревностно исполнить желали, но, будучи в таких трудах и в прежней нашей жестокой болезни (о которой выше сего в сем моем всепокорнейшем пространно объявлено) и поныне еще не пришли в такое состояние, дабы столь многотрудной путь по слабости нашей могли снести. Того ради о бытности нашей на море жюрнал и карта, и вид земли американской, назначенной на карте, которую мы намерены были назвать по примеру других эвропейских вновь сысканных земель Новою Россиею, токмо без воли Государственной адмиралтейств-коллегии не смели, также положения острова Св. Илии [270] и острова Шумагина з другими при них островами посланы от меня в Государственную адмиралтейств-коллегию сего 742-го году ноября 15-го дня при сем с нарочно посланным от команды моей боцманматом Алексеем Ивановым, которой в самых наших нужнейших случаях многое в работе чинил собою вспоможение, за что еще при животе своем г-н капитан-камандор Беринг объявил ево за боцмана, которую должность он правил во все время при команде безпорочно. С ним же, боцманматом, послан для безопасного проезду иноземцами от каманды нашей салдат Тобольского полку Иван Окулов и велено ему ехать чрез Анадырской острог сухим путем с поспешением.
И о вышеписанных о всех наших объявленных в сем моем всепокорнейшем репорте Государственной адмиралтейств-коллегии чрезвычайных трудах и о крайней самой бедной нужде всенижайше прошу, дабы милостиво приняты были.
Leutenant Swen Waxell.
Камчатка при гаване Св. апостол Петра и Павла.
Помета: Получен с нарочно присланным боцманматом Алексеем Ивановым сентября 4 дня 1743 году.
ЦГАВМФ, ф. 212, oп. 11, д. 794, л. 155-167. Подлинник. Опубл.: Ваксель С. Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга. М.; Л., 1940, с. 138-151. Golder F. A. Bering's voyages, vol. 1, p. 270-281.
Комментарии
1. См. док. № 134.
2. Адъюнкт «натуральной истории» Академии наук Г. В. Стеллер в состав Второй Камчатской экспедиции был включен в 1737 г., участвовал в плавании В. Й. Беринга к берегам Америки на пакетботе «Св. Петр». Во время плавания вел дневник, являющийся важным и ценным источником по истории Второй Камчатской экспедиции (Стеллер Г. В. Из Камчатки в Америку. Л., 1927). Впервые дневник был опубликован спустя 50 лет после смерти автора, в 1793 г. в Петербурге. Наблюдения Г. В. Стеллера – единственного ученого, сопровождавшего Беринга в Америку, – были разнообразны и интересны. Он не только дал описание природных условий Америки и Алеутских островов, но и поделился своими впечатлениями об их населении и его занятиях. В других своих трудах Стеллер дал яркое и живое описание внешнего вида и образа жизни многих морских животных, наблюдавшихся им во время плавания и вынужденной зимовки на о-ве Беринга, в том числе редких морских коров, полностью вымерших уже к концу XVIII в. Этот вымерший вид назван его именем. Именем ученого названа также гора на о-ве Беринга. По возвращении из экспедиции Стеллер уже самостоятельно проделал ряд путешествий по Камчатке, в большинстве случаев совершенно один. В 1744 г. он выехал в Охотск. Будучи в Соликамске, он высадил в грунт коллекцию живых растений, собранных за время экспедиции. Умер Г. В. Стеллер на обратном пути из Соликамска в Иркутск. (Очерки истории географической науки в СССР. М., 1976, с. 39; Ваксель С. Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга, с. 156-157).
3. См. док. № 145.
4. Так в документе, правильно – сентября.
5. См.: ЦГАВМФ, ф. 1331, oп. 4, д. 73.
6. См. док. № 145.
7. См.: ЦГАВМФ, ф. 1331, oп. 4, д. 73.
8. См. док. № 157.
9. См.: ЦГАВМФ, ф. 212, oп. 11, д. 794, л. 169-173.
10. Имеется в виду одномачтовый гукор «Св. Петр», построенный под руководством С. Вакселя и Д. Овцына. По рапорту Вакселя имел длину 11, ширину 3,7 и глубину трюма 1,5 м. Позднее в своих воспоминаниях С. Ваксель дает другие размеры: длина 12,2, ширина 4 и глубина трюма 2 м. По сведениям Ф. Ф. Веселаго, соответственно – 10,7, 3,7 и 1,7 м. В 1755 г. разбился у берегов Камчатки (Ваксель С. Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга, с. 96; Веселаго Ф. Ф. Список русских военных судов..., с. 712-713).
11. См.: ЦГАВМФ, ф. 212, oп. 11, д. 794, л. 168.
12. См.: док. № 95.