Плавание к Сендвичевым островам корабля его британского величества la Blonde, под начальством лорда Байрона, корабельного капитана, I ч. in-4. (Лондон 1827.)

Лорд Байрон, племянник и наследник титла знаменитого поэта сего имени, недавно издал описание экспедиции, совершенной им в Тихом Океане. [345] Известно, что ему поручено было отвезти на Сендвичевы острова тела Тамегамеги, тамошнего Короля и Королевы, его супруги, скончавшихся в Лондон в 1824 году.

Ныне жителей Архипелага Сендвичевых островов почитают посредственными подданными сей Державы. Но если верить Английским журналам, то покровительство оказываемое им Великобританниею по неотступным их просьбам, совершенно бескорыстно; оно должно оградить их от притязании и нападении Американцев и других народов; сверх того оно доставляет сим островитянам выгоды самые драгоценные. «Хотя открытие Сендвичевых островов принадлежит нам» (Долго думали, что Капитан Кук первый посетил Сендвичевы острова, где он и погиб в бухте Каракеконской; но Лаперуз удостоверился в мнении, что открытие оных принадлежит Испанцу Гаэтано, который приходил к ним еще в 1542 году. Сендвичане знали употребление железа до прибытия Кука, а как на островах Тихого Моря нет рудников сего металла, то из сего и должно заключать, что они достали его при прежних сношениях с Европейцами.), говорит один из сих журналов, «но мы, к счастию можем похвалиться тем, что никогда [346] не делали им зла. Во всех наших сношениях с Жителями, за исключением одного или двух случаев, замешен характер величайшего доброжелательства, и чрезвычайной для них пользы. Единственною целию нашею было извлечь их из жалкого состояния, в котором мы их застали и сообщить им истинные понятия о важности, силе и усовершимости рода, к которому принадлежат они». Для чести человеческого рода и для блага простых детей природы., населяющих южные острова, надобно желать чтобы они никогда не узнали мореходцев Великобританских в отношении менее выгодном. Но возвратимся к путешествию благородного Лорда, которому, по крайней мере, на свою долю, не в чем упрекать себя.

Архипелаг Сендвичевский состоит из десяти островов, из коих восемь обитаемы. Полагают, что пространство их составляет 50,000 квадратных миль. Главный из оных, Хауаии (Haouaii), который обыкновенно называют Овейгием, (Owhyhee), имеет в длину 97 миль и в ширину 78. Он вчетверо больше всех прочих вместе. Кук полагал, что на всем Архипелаге [347] жителей 400,000 душ, но говорит, что это число преувеличено. Американские миссионеры, жившие там в последнее время, считают только 130,000 душ, из коих около трети живет на Овейгие. Эти острова были посещаемы Европейцами чаще всех прочих в Полинезии. В них есть удобные бухты и порты, где корабли находят безопасное якорное место и которые служат местом убежища, или перепутьем для кораблей, ходящих между Америкою и Азиею. Торговля Англии и Соединенных Штатов содержит там своих агентов; миссионеры обеих сих наций там поселились и были весьма хорошо приняты Королем Рио-Рио (Riho-Riho или Тамегамегою II имя которое принял он пред отъездом в Англию.) Отец сего Короля сорок лет царствовал на всех Сендвичевых островах, которые он один за другим покорил силою своего оружия. Сын его спокойно наследовал престол в 1819 году, и первое время своего царствования ознаменовал великими переменами. Освободясь от нелепых предрассудков, которым предан был в ребяческом возрасте, Тамегамега, взошед на престол, уничтожил поклонение идолам, ниспровергнул [348] их капища, лишил жрецов привилегии, которыми они обладали, отказался сам от кровожадной религии своих предков, и потом, вместе со всем своим семейством, принял Христианскую веру. Сначала меры принимаемые новым Королем встретили сильное сопротивление; возникли возмущения, часть народа подняла оружие в защиту жрецов и идолов, надобно было сражаться; но Караймоку, первый Министр и начальник Королевского войска, который уже в царствование покойного Короля научился искуству войны и управления, сильно споспешествовал видам своего Государя. Вооружившиеся идолопоклонники были разбиты во всех сражениях, не смотря на то, что жрецы обещали им помощь оскорбленных богов. Вдова покойного Короля, мать Тамегамеги, тоже содействовала своему сыну. «Вы говорите умно, сказала она Министрам сего Государя, наши боги не сделали нам ни какого добра; они жестоки; да исполнится желание Короля». Как скоро вооруженные идолопоклонники были рассеяны, то принуждения более никакого не употребляли; тем, которые не хотели отстать от прежних обычаев, благоразумно дали [349] полную свободу, и пример Короля и начальников произвел более, нежели сколько могли бы сделать притеснения и уголовные законы. Знали также, что на островах Товарищества (de la Societe) Помар, Король Отагитский, уничтожил уже древнюю религию и обратился к той, которую проповедывали Европейские миссионеры, прибывшие за несколько лет пред тем в его владения; при том же скоро уверились в бессилии тех богов, которым посвящали столько человеческих жертв, ибо видели, что иностранцы, приехавшие селиться на сих островах, открыто оказывали презрение к деревянным и каменным идолам, не подвергались лишениям, предписываемым жрецами, но во всякое время занимались делами своими с успехом и приобретали явное превосходство пред самими ревностными обожателями идолов. Но всего более споспешествовало видам Тамегамеги то, что все женщины на сих островах, за исключением нескольких жриц богини Пеле, вступились за него, как скоро он уничтожил закон Табу или прещения, который особенно отяготил [350] их (Система табу, которой начало теряется во мраке времен, но которая с некоторыми изменениями водворилась на всех островах Тихого моря, и не замечена вне Полинезии ни историею, ни путешественниками, тяготила островитян во всех состояниях жизни, или пустым страхом или лишениями и страданиями слишком существенными. По табу только Королю и жрецам позволялось есть кокосовые орехи. Есть свинину, живность, форель, разные рыбы, женщинам не позволялось никогда, мужчинам в продолжение табу или времени прощения. Мужчинам и женщинам запрещено было кушать вместе или с одного блюда. Табу особенно осуждал женщин на состояние самое жалкое и униженное, принуждая их есть одних и питаться самыми грубыми яствами, которые они даже не могли готовить так как те, которые подавали господам своим. Если островитянина заставали на месте выше головы Короля, хотя бы на дереве или мачте, то его тотчас обрекали богам и умерщвляли. Тот же самый жребий постигал несчастного, который подымал руку выше головы Государя. Идолы, капища, особы и даже имена Короля и царствующей Фамилии, особы жрецов, люди принадлежащие богам, домы, одежды короля и жрецов были всегда табу или священными. Эпохи табу были обыкновенные или великие. Во время обыкновенного табу мужчины принуждены были только лишать себя обыкновенных вещей, присутствовать при кеио (служба) утренней и вечерней; но во время большого табу огонь должно было тушить как на острову, так и во всем округе; нельзя было спускать на воду лодок, запрещено мыться; за исключением тех, которые служили в храмах, никто не смел появляться на дорогах: собаки не должны были лаять, свиньи и домашние птицы не производить шум; в противном случае табу был бы прерван и действие его разрушено. Для этого собакам и свиньям надевала нарыльники и птиц запирали, обертывая им голову ветошкою для того, чтобы они ничего невидали. Народ повергался ниц пред священными для него начальниками, когда они проходили прежде или после табу. Короли и жрецы не должны были ни к чему не прикасаться и служащие у них клали им в рот кушанье. Малейшее нарушение табу наказывалось смертию и когда не находили преступников, или жрецам не доставало жертв для приношения богам, то они учреждали табу чрезвычайный и такого рода, что почти невозможно было в чем побудь его не нарушить. Часто даже случалось, что они в ином месте не объявляли табу и таким образом не трудно было найти преступников, которых люди для сего приставленные тотчас схватывали и влекли к жертвенникам. Один иностранец рассказывает, что во время такого табу он увидел лодку, которая плавала пред несколькими домами и, казалось, была совсем потопляема буруном. Один из находившихся в оной упал в море: тотчас из ближнего дома выходит старик и повинуясь одному только желанию, спасти себе подобного, бежит к берегу: шпионы, приставленные жрецами, схватывают его и предают сим бесчеловечным служителям богов, которые в ближнем капище приготовились уже принести его в жертву. Что касается до человека, который казался тонувшим, то он сей час опять влез в лодку, она пустилась вдаль и скоро ушла из виду.

Наконец Король Тамегамега подал великие пример нарушения табу и таким образом начал предполагаемые им перемены. Он созвал на большой пир знатнейших жителей Овейгия, их жен и начальников с других островов. Гости, по обыкновенно, сели особо, мужчины в одном, женщины в другом углу. Когда все таким образом расположились, Король сей час послал за живностию и другими запрещенными яствами и велел подать их собравшимся женщинам, потом сел за особый стол, начал есть и пригласил их последовать его примеру. Трудно вообразить себе изумление толпы его окружавшей. Разные начальники начали подражать этого рода вежливости; женщины и мужчины в первый раз стали есть одни и те же кушанья. Таковое открытое нарушение показало намерение Короля истребить сию систему, которую действительно он вскоре после того уничтожил, издав объявление, что жрецов впредь уже не будет и ложным богам не станут воздавать никакого поклонения. В. Эллис.) и сделался в руках жрецов самым жестоким и ужасным орудием, которое жестокость когда либо изобретало для того, чтобы угнетать и [351] удовлетворять своей мести. Ныне, когда перемены, произведенные Королем получили всеобщее одобрение, и народное мнение приняло новое направление, должно [352] надеяться, что жестокость и идолопоклонство поражены одним и тем же ударом и уже не восстанут на сих островах, которые природа щедро [353] наделив своими дарами, предопределила, кажется, к жребию самому счастливейшему.

Хотя сочинение, о коем говорим мы, названо плаванием корабля la Blonde, но в нем содержатся сначала подробное описание путешествия Короля и Королевы Сендвичевых островов в Англию и пребывание их там. Эта часть сочинения составлена Госпожою Грагам (Graham), по запискам Г. Фридерика Бинга (Byng), которого Г. Каннинг приставил к знаменитым путешественникам, как скоро они прибыли в Лондон. Тамегамега II, преобразователь земли своей, конечно стоит внимания и воспоминаний. «Государь сей, в продолжение своей жизни, к несчастию слишком короткой, явил ум и твердость, которых примеры мы не часто встречаем на страницах истории нашей собственной и других Европейских народов. Однако же предприятие его, посетить страну, отдаленную от его отечества на половину поверхности земного шара, ибо Англия [354] составляет почти антипод Овейгия, доказывает, что ум Тамегамеги был необыкновенный. Не надобно особенно забывать того, что побудительною причиною этого путешествия было желание его, видеть разность между страною, достигшей до высочайшей степени образования и другою, в которой дикое состояние человека обрекает его на недостатки и бедность самую злосчастную. Надобно также признаться, что намерение Короля, отдать владения свои под непосредственное покровительство Британского флага показывает в нем проницательность необыкновенную. Известно, что вообще повелители диких народов, в невежестве своем, имеют самое высокое понятие о самих себе и величайшее презрение к союзу с иностранцами. Но Тамегамега думал иначе; он не только умел оценить важность союза с Англиею, по географическому положению Сендвичевых островов, но подверг самого себя и драгоценную ему подругу опасностям дальнего путешествия для того, чтобы испросить и заключить самым торжественным образом этот благодетельный союз. Провидение, по неисповедимым судьбам своим, [355] определило, чтобы это путешествие окончилось несчастием. Но может быть самая кончина Тамегамеги в стране чужой, когда он в своей собственной разрушил уже идолов, придает характер священный нравственным его учреждениям и ускорит их утверждение, заменив таким образом недостаток в них давности. Говорили также, неизвестно по какому поводу, что кроме того, целию путешествия Тамегамеги в Англию было, принять осторожность против Американцев, которые показывали намерение овладеть его островами. Если таковые намерения и существовали, то мы надеемся, что они ныне оставлены и что тамошнее правительство не одобрит теперь поведения некоторых офицеров, на которых Тамегамега жаловался».

Отъезд Короля и Королевы встретили сначала большое сопротивление, но оно прекратилось, когда они изъявили свое согласие на то, чтобы с ним ехал некто Боки, человек умный и пользовавшийся большим уважением. Боки был брат Караймоку, первого Министра Сендвичевых островов, который в последствии принял имя Вильяма Питта, и которому вверено было управление на [356] время отсутствия Короля. Брат Министра взял с собою жену свою Лилию или Кюйнею (приятельницу и нареченную сестру Королевы), и другого знатного начальника; кроме сих трех человек, в свите Короля находились также Капиге, Адмирал его, Куаноа, его Казначей, Мануса, расходчик (pourvoyeur) и два начальника низшей степени. Они сели на Лондонский корабль Орел, находившийся под начальством Американского Капитана Старбока (Starbuck). Король сначала желал, чтобы его также сопровождал Английский миссионер Г. Эллис, человек отличный, который мог бы служить переводчиком, ибо прожил несколько лет на Сендвичевых островах и издал весьма занимательное сочинение об оных (The narrative of а tour through Hawaii etc. Описание путешествия на Гаваии или Овейги, с замечаниями о религия, нравах, истории, обычаях, языке и проч. жителей Сендвичевых островов и наблюдениями геологическими, агрономическими и проч. о сем Архипелаге, соч. В. Эллиса, Миссионера на Сендвичевых островах. Лондон 1826.). Но этот выбор не понравился Капитану Старбоку, который определил на его место какого побродягу Рейвеса (Rives), человека столь же хитрого, как и жадного; [357] Садясь на корабль Орел, Король взял с собою шкатулку, в которой было 25,000 долларов, а по приезде его в Англию нашлось только 10,000. Во время путешествия Старбок и Рейвес играли с Королем в карты и по прибытии в Портсмаус (Portsmouth), первый высадил всех Сендвичан на берег, но не донес о том Английскому правительству, дабы как можно долее сохранить над ними свое влияние, которое жадное его сребролюбие умело употребить в свою пользу. Они под его управлением ехали даже и в Лондон; но как скоро Г. Каннинг узнал о их прибытии, то самым почетным образом принял их под покровительство Правительства.

«Одежда, которую островитяне сии привезли с собою, совсем им не пристала и особенно костюм прекрасных Сендвичанок возбуждал чрезвычайное удивление по приезде их в Лондон». Королева носила широкие шаравары и род шлафрока яркого цвета; приятельница ее Лилия и жена другого начальника одеты были почти также. Все жаловались на чрезвычайный холод, который они чувствовали; но их тотчас одели иначе. Мужчинам и женщинам сделали [358] Европейское платье, приличное их званию. Все оказывали большое желание сообразоваться с нашими обычаями, которые должны были казаться им, по крайней мере, странными. Они сделали это с чрезвычайною приятностию: пристойность их поведения в доме, в котором правительство их поместило, была действительно удивительна. Они ни в каком случае не сделали неучтивости людям, которым поручено было смотреть за их продовольствием, и начальники обходились с женщинами с благопристойною скромностию, к которой совсем не почитали способными людей, называемых дикими. Они также не предавались объедению и пьянству, в чем особенно упрекали Короля. Правда, что не привыкши к нашим обыкновениям, они не наблюдали положенных для еды часов и ели часто в продолжении дня, но всегда умеренно. Величайшим для них лакомством были устерсы, которые они чрезвычайно любили. Однажды один из начальников увидел на рынке grey mullet (род рыбы) тотчас схватил ее и понес домой. Островитяне, восхищенные тем, что видят рыбу своих морей, с трудом уверили себя, что она не нарочно [359] для них приплыла и не могли дождаться покуда ее сварят. Один только раз они выпили лишнее, но это было по случаю невольного удаления переводчика их Рейвеса, на которого они горько жаловались; они были так рады этому, что пропировали целую ночь; но и тогда они все вместе выпили не более двадцати бутылок. Впрочем они всегда обходились чрезвычайно благопристойно. На вечеру у Г. Каннинга, куда желание видеть этих островитян привлекло множество знатных, они вели себя с удивительною свободностию и даже важностию; начальники исполняли должность свою при Государе без всякого смущения, как будто они провели всю жизнь при Европейских дворах. Король и Королева показывали свое достоинство без принужденности, с благородством и приятностию; и многие особы, которые думали, что увидят каррикатуру или смешную пародию Королевского достоинства, и приехали с тем, чтобы посмеяться над Царственными дикарями, не могли однакож отказать им в похвалах.

Король, Королева и их свита посетили все, что в Лондоне есть любопытного; их также возили на [360] Эпсомскую скачку; удивленные легкостию лошадей, они вскричали: «Это птицы, эти животный летают». Болезнь расходчика Мануии прервала сии приятные поездки; 10 Июля он заразился корью и сначала был в большой опасности; чрез три дня заболел и Король, и 19 числа Королева; Лилия и все Сендвичские начальники получили ту же самую болезнь. Королева скончалась 8 Августа, когда уже все чиновники их свиты выздоровели. «Нельзя не удивиться поведению Лилии и Короля в этих прискорбных обстоятельствах. Лилия, которая всегда оказывала почтительную и нежную привязанность к Королеве, пеклась тогда о бездушных останках любимой ею госпожи и сделала все нужные по их обрядам распоряжения. Тело было открыто до пояса, ноги до колен тоже, голова и волосы убраны со вкусом цветочными гирляндами. Потом Тамегамега велел перенести тело в свою комнату и положить на постеле подле него. Несчастный Государь не спускал глаз с этого тела, но не плакал и не говорил ни слова. Врачи, страшась действия, которое должно было произвести это прискорбное и беспрерывное созерцание, уговаривали его позволить тело [361] вынести, но Король, не отвечая ни слова, показал знаком, что он не хочет лишиться воззрения на останки своей супруги. Наконец он должен был уступить и труп Королевы перенесли в другую комнату. После этого болезнь Тамегамеги быстро усиливалась и он скончался 14 числа. Он изъявлял желание, чтобы тело его и Королевино были перевезены на их родину; и их положили в погребе церкви Св. Мартына-в-полях (St Martin des Champs) на то время покуда снаряжали корабль для исполнения последней воли Короля.

Болезнь Тамегамеги не дозволила представить его Английскому Королю, но Его Британское Величество, перед отъездом начальников и их жен, дал им торжественную аудиенцию. Для этой церемонии назначено было 11 Сентября.

Никогда свидание с Государем не было так сильно желаемо. Островитяне были, казалось, сильно тронуты милостию, участием и ласковостию, с которыми Английский Король говорил с ними. Он казался столь огорченным смертию их Государя как и они сами, с благородством выразил желания свои в пользу островов их и торжественно уверил [362] их в покровительстве Британского правительства. Чрезвычайное желание Сендвичан понравиться Е. В., как это обыкновенно бывает, привело их сначала в некоторое смущение, и может быть это был один только случаи, где они показались неловкими; но Лилия с обыкновенным присутствием духа, свойственным ее полу, скорее всех оправилась».

Утром 7 Сентября так спешили отправить Сендвичан из Лондона в летнее местопребывание Короля, что забыли положить в их карету съестного. Привыкши есть когда вздумается, они еще до аудиенции чрезвычайно проголодались. По окончании оной им сказали, что для них в трактире готов обед. Лилия тотчас отвечала. «Мне очень хотелось есть, но теперь я уже не чувствую голода, я сыта радостию». Боки вел журнал, в котором описывал все виденное им в Англии; возвратясь в Овейги, он писал, что так часто принужден был читать записки свои соотечественникам, что совсем охрип от того. Мы жалеем, что с этого журнала не списали копии, покуда умный Боки был на корабле. [363]

Сей начальник и двое других знатных Сендвичан имели несколько раз частные разговоры с Г. Каннингом, которого они расхваливали при всяком случае и который действительно оказывал им чрезвычайное доброжелательство. Английское Правительство заплатило все издержки Сендвичан и Король сделал им всем приличные и полезные подарки и наделил их также подарками для молодого их Короля и других начальников; их снабдили сверх того земледельческими орудиями, рассадками плодовитых дерев, семенами, овощами и другими вещами, которые могли принести пользу в их земле. Но всего лестнее казалось для начальников позволение носить на платье придворные форменные пуговицы. «Этим мы можем доказать, говорили они, что мы люди Короля Георга». Лилия купила множество черного шелкового платья, для того чтобы Сендвичские дамы могли носить траур по Короле и Королеве.

(Окончание впредь).