№ 9. 12 октября. Из показаний на смоленском следствии шембеляна Т. Павши об истоках и инициаторах заговора в Литве.
... ему, Павше, Косинский открыл важность дела о революции, взяв с него клятву, чтоб никому того не объявлять под страхом смертным, и показав при том мятежническое сочинение, имянованное Брамин, и росписку, писанною Костюшкою к Прозору следующего содержания: «Добродетельные граждане. Соединяйтесь с чувствами честных людей, ибо теперь предстоит случай восстановить Отечество. Костюшко». Что потом поехал Косинский с ним, Павшею, к Вечфинскому, от него к Хоржевскому, и говорили тут при Пентковском по предложению Косинского о складках денежных на подмогу войскам. От Хоржевского поехал Косинский с Пентковским к Гурковскому, дабы сей с помощью трех своих братьев, находящихся в военной службе, разгласил в войсках, что 15 марта будут от них отбирать оружие, но чтоб они не отдавали оного и бежали б за границу, что во возврате от Дзялинского Косинский сказывал об нем, что примет над войсками команду вместе с Прозором, что умерший Вечфинский по желанию Прозора ездил для склонения жителей в свой заговор по всему Киевскому воеводству, но кого вовлек в соучастие своего преступления, о том Павша от него не слыхал. Только известно ему сие, что все те, которые соглашались, должны были дать клятву, что умершей Вечфинский сказывал ему, Павше, что он соглашал к конфедерации из своих знакомых Пинской бригады поручика Копеца, хорунжего Колбу, житомирского судью Дубровского, Христофора Чайковского, генерала Ерлича, Гержинского, подкоморжего житомирского, и Гурковского, которого просил при том, чтоб склонял других. Что от него и от Косинского слышал он еще о намерении польских мятежников произвесть возмущение не только в новоприсоединенном краю, но в Белоруссии, Малороссии и во всей России.
... После тарговицкой конфедерации, когда многие из поляков ушли в Дрезден, начали они там стараться о постановлении плана для всеобщей революции. Князь Адам Чарторижский, Малаховский, бывшей маршалок сейма 1790 года, стольник коронный князь Чарторижский, которой был во время сего сейма посланником у прусского двора, князь Казимир Сапега, бывший маршалок литовский, генерал Зайончик, Костюшка, Колонтай, Станислав Потоцкой, Солтык, вся фамилия Чарторижских и Малаховских, Ельский и Лядуховский были из первейших в сей работе. А потом пристал к ним и Феликс Потоцкий, бывший маршалок тарговицкой конфедерации, и дал на вспоможение наличными деньгами пять миллионов злотых, да еще кредитов для получения из голландского банка двадцати миллионов. План сей революции [19] состоял в том, чтоб возмущение произвесть вдруг в Кракове, Варшаве, Вильне и в российском кордоне, дабы восстановить конституцию 3 мая и возвратить назад присоединенные к России и Пруссии провинции. Дрезденский двор содействовал тому сильно, ибо имел намерение саксонскую инфантину браком сочетать римского императора с братом, которого желали учинить польским королем, дабы революции сей сделать постороннее подкрепление. Те польские выходцы, пребывавшие в Дрездене, искали союза в Швеции, Дании, Турции и во Франции и того ради в Стокгольм ездил князь Адам Чарторижский под чужим именем, которой был и в Лондоне. После же того посылан был туда и другой некто, но его имени не помнит. В Константинополь с начала торговицкой конфедерации поехал молодой человек именем Аксак, но, по словам Косинского, и туда надлежало послать нарочного. Во Францию послали они Барса, Колонтая и Вейсенгофа и от оной при начале революции надлежало получить на вспоможение семнадцать миллионов ливров, с которыми присланы будут оттуда два комиссара. Кто были в Дании - о том не слыхал, но о императоре князь Чарторижский отзывался, что он способствует их намерению и для того попустит пятнадцати тысячам венгров совокупиться с поляками и на случай, буде российской двор о том спросит, имел предлогом ответствовать, что они взбунтовались и он не имеет способов их усмирить. От турок, шведов и датчан надеялись иметь помощь и первые хотели объявить России войну тогда, когда в Польше откроется возмущение. А шведы обещали помогать военными снарядами, доставляя их в Польшу чрез Курляндию.
Для распространения сего возмущения в Варшаве учрежден был клуб, в котором были сильнейшими два брата Дзялинских, Лядуховский, Мокрановский и Капустас и от которого посыланы были нарочные в Париж, в Константинополь и в Стокгольм, а в Россию, для возмущения закордонного края, Дзялинский и Прозор. И сей то самой клуб производил все сношения как вне, так и внутри Польши. Об нем нельзя было не знать барону Игельстрому, потому что был у него под стражею приехавший из Парижа Мостовский, у коего найдена якобинская шапка и пика. По предложению сих мятежников надлежало Костюшке разбить соединенные войски и тогда в Кракове созвать сейм Малаховскому, Чарторижскому, Сапе-ге, Колонтаю и, одним словом, собраться тут всем тем, которые в Дрездене составляли план. Потом Костюшке должно было действовать противу союзных войск, а сейму перейти в Варшаву. И тогда Костюшка, сложа полновластие, зависеть уже от оного. Дзялинскому же со своим полком арестовать короля. Но как он опасаясь, чтоб там не взяли его прежде исполнения сего по примеру других под стражу, уехал в кордон российский для произведения во оном возмущения, то относящееся до короля должен был произвести в действо полковник полку Дзялинского Гауман. Чтоб армии [20] костюшковской иметь на первый случай пропитание, то император под видом продовольствия своих нидерландских войск приказал заготовить во всей Галиции и выставить на Вислу сто тысяч четвертей разного хлеба, который Костюшко взял вооруженною рукою и дал в том квитанцию. О чем под именем оного Павши, старосты, было к нему письмо из Львова, но не знает от кого, и в сем письме содержалось еще уведомление, что поляки в Галиции берут рекрут будто насильно, но император в том им не препятствует.
Для открытия возмущения в кордоне российском надеялся Косинский на Велевейского, Петровского, Лазинского и Карвицкого, к которым Костюшка с повелениями своими посылал от себя офицера. Косинский сказывал ему, Павше, что Брамин, которого он показывал, сочинен был Ясинским, полковником инженерным в Вильне, где он, крайчиц Сапега, Солтан, Вовржицкий и прелат Богуш долженствовали открыть возмущение, что молодому Косинскому надлежало быть генералом при мятежных польских войсках в Кракове, что знатнейшие из поляков для условия о возмущении съезжались на контракты во Львов, также и в Дрезден путешествовали под чужими именами, что Костюшка, бывши прежде открытия революции в Кракове, ездил в Сицилию для свидания с Малаховским, который тогда находился в Неаполе, что все секретные бумаги находились у Лядуховского и Капустаса, но прежде объявления настоящего плана повещено было войскам, дабы они находились в готовности к конфедерации и, ежели будут от них требовать оружия, то не слагали бы оного, отчего в бригаде Мадалинского и началось первое возмущение, также и происшествие в Варшаве воспоследовало, что как в Белоруссии и Малороссии, так и во всей России хотели заводить подобный бунт и для того искали в Варшаве людей, которые бы могли быть к тому употреблены с успехом и завести связи с какими-нибудь большими и знатными фамилиями. А дабы подкрепить такое предприятие, то предполагая, что российские войски будут разбиты, надлежало бы польской армии идти тремя колоннами и из них одной прямо в Белоруссию, другой - в закордованный Россиею новой край, а третей - в прусские границы, над которою надлежало иметь команду пребывающему в Варшаве шведскому посланнику Толю. И когда в рассуждении диверсии сей прусские войски обратились бы на защищение оных, тогда Австрия впала бы в Силезию и распространилось бы таким образом пламя войны во всех местах, тем больше, что в Берлине и Бреславле, что в Силезии в тоже бы самое время открылось возмущение, в котором польские заговорщики имели великую надежду и что в закордованном Россиею краю надлежало принять команду над бывшими польскими войсками шефу Дзялинскому и под ним Прозору, который был во французской службе офицером, а генерала Любовицкого, лиша оной, застрелить. [21]
Такое предположение о произведении в новоприсоединенных к России областях возмущения Прозор открыл умершему Вечфинскому, а он сказал ему, Павше...
РГАДА, ф. 7, оп. 2, д. 2869, ч. 1, л. 73 об. - 76 об.