СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

(Первая часть статьи опущена как выходящая за рамки сайта - Thietmar. 2008)

II

Как о Годфруа, так и о Богуславе Матвеевиче Реуте нет точных оффициальных данных. Только в письме графа Ростопчина к князю Волконскому от 12-го Июля 1812 г., говорится, что Реут ссылается «за дерзкие слова», но кому, когда и где сказанные, ничего неизвестно. Более же обстоятельные сведения о себе дает сам ссыльный в написанной по-французски «оправдательной записке», которую приводим здесь в Русском переводе. Это целая, весьма любопытная автобиография.

Оправдательная записка, составленная мною Богуславом Реутом, по поводу моего задержания в Москве 26-го Июня 1812 года, в том виде, как она должна была быть представлена его сиятельству графу Ростопчину.

Прежде чем начать мое оправдание, изложу вкратце историю моей жизни. Свидетельствуюсь Высшим Существом, что буду говорить одну только правду. [13]

Я родился 8 (20) Октября 1773 года, в той части Белоруссии, которая, по разделу Польши 1793 года, отошла под скипетр славной памяти Всероссийской Императрицы Екатерины II-й. Мои родители, благородного происхождения, не были богаты, но жили в довольстве, любимые своими соседями и уважаемые в своей губернии. Нас было две сестры и четыре брата, из которых я старший. Отца моего я лишился в том возрасте, когда не понимал значения этой утраты. Десяти лет от роду я начал учиться в Полоцкой коллегии отцов-иезуитов. В 1791 году мать моя послала меня в Варшаву к своему родственнику графу Дзеконскому, который был казначеем Литвы (tresorier de Lithuanie). Там же находился и другой родственник мой по матери моей граф Гутаковский, и благодаря им я определился в коронную канцелярию. В 1793 году произошли Тарговицкая конфедерация, последний сейм в Гродне и раздел Польши. Я поспешил тогда возвратиться в нашу губернию, которая принадлежала уже России и, будучи старшим в семействе, принес присягу в верности Ея Величеству Императрице, в Минске, у тамошняго губернатора Неплюева. Через несколько месяцев вспыхнула несчастная революция Костюшки. Его приверженцы звали меня назад в Варшаву, маня меня блестящими обещаниями и предлагая должности; но, при всей своей молодости, я рассудил здраво, что все эти волканическия вспышки были лишь химерами, без всякой основы. К тому же мне хорошо жилось в новом моем отечестве. Я не захотел изменить присяге и остался дома при моей матери, ведя тихую жизнь, как подобало верному подданному Ея Величества. Чтобы не навлечь на себя подозрений, я нарочно ездил часто, в это смутное время, в Полоцк к нашему тогдашнему губернатору Неклюдову, который меня в особенности удостоивал своей дружбы и уважения. В Москве я навестил их. Неклюдов был очень болен; а супруга его приняла меня с тою же любезностию и добротою, как бывало в Полоцке. Неклюдов долгое время был у нас губернатором; он может всего лучше свидетельствовать о моих поступках и образе мыслей. После этого последняго кровавого Польского восстания обнародованы были общее прощение, окончательный раздел и мир.

С ранней моей молодости возымел я сильную страсть к путешествиям по чужим краям и приставал к моей матери, чтоб она дала мне на то позволение и средства; но по нежности ко мне она не соглашалась и чтобы привязать меня к дому уговаривала жениться и жить постоянно в деревне. Я был тогда еще слишком молод для хозяйственных занятий, и мне казалось, что чувствую [14] отвращение к браку. Мать мою я обожал и положение мое было трудное. Видя мою нерешимость, она не настаивала, но уступила принадлежавшее ей право на все наше поместье мне одному. В виду такой нежности с ея стороны я слепо подчинился ея воле. На ком бы ни жениться, мне было все равно. У меня была двоюродная сестра, племянница моей матери; она часто у нас живала, и мы росли почти вместе. Выбор мой остановился на ней, о чем я сообщил моей матери. Я поистине чувствовал к ней весьма искреннюю дружбу, отнюдь не любовь. Нужно было однако церковное разрешение. Обращались в Рим через посредство митрополита Сестренцевича. Не жалели издержек, через несколько месяцев пришло разрешение, и я женился. Мать моя, предовольная, полагала, что счастие мое обезпечено; но увы... Величайшим неблагоразумием с моей стороны было соединиться браком с особой, к которой я вовсе не имел склонности, и тут корень всех невзгод и несчастий моей жизни. С позволения и с пособием моей матери я купил у второго моего младшего брата ¹ приходившееся на его долю наследственное владение; а через несколько времени два другие мои брата, поступив в орден отцов-иезуитов, продали мне также свои доли, так что я сделался единственным владельцем всего нашего поместья, слишком в 300 душ; но так как для выдачи сестрам на приданое мне пришлось взять взаймы до 4.000 червонцев, то я должен был перепродать часть земли и, расплатившись с долгами, владею ныне 200 душ крестьян.

Между тем брак мой не приносил мне благополучия, тем более что мы с женою не были счастливы детьми: их родилось шестеро, но они умирали почти вслед за рождением. Я сделался мрачен и задумчив; жена моя стала раздражительна. Ни с того, ни с сего мы взаимно бывали недовольны. Единственное мое благо заключалось в нежности моей матери, которая слишком поздно увидала, какую жертву принес я ей, женившись против моей воли и лишь в угоду ей.

Посреди ежедневных неприятностей и домашних горестей, чувствительных, хотя и прикрываемых, скончалась моя дорогая мать. Увы! Вся радость моей жизни сокрылась в ея могиле; свет сделался для меня обширною пустынею; ничто в нем меня не привлекало. Тогда-то пробудилась во мне давнишняя страсть к путешествиям. [15] Я был сам себе господин, попросил паспорта у правительства, получил его, и не прошло десяти месяцев с кончины моей матери, как уже был я за границей. Я пропутешествовал несколько лет; жена оставалась дома, и мы совершенно отвыкли друг от друга. Семь лет тому назад, на пути из Италии, я должен был торопиться возвращением в Россию. Возгорелась война между Французами и Австрийцами. После несчастного поражения армии Мака в Баварии и непосредственно вслед за позорною сдачею его при Ульме, Французские войска появились во всех владениях Австрийского императора. Я был захвачен отрядом Французских егерей на Венгерской границе близ Фишамента. Они меня дочиста ограбили, отняли новую карету, пожитки, белье, платье, книги, инструменты, часы, небольшое собрание антиков и мозаик, около 1.500 червонцев и слишком 1.000 флоринов Австрийскими бумажками. Я должен был пешком пройти четыре мили до Пресбурга, где по счастию встретился с знакомым купцом, который мне дал возможность возвратиться домой. Это несчастное приключение значительно расстроило мои дела. С женою мы покончили тем, что разошлись частным образом, дав друг другу слово, в случае, если кто из нас захочет формальнаого и юридического развода, то препятствий с обеих сторон не будет.

С этих пор я редко живал в Белоруссии. У меня были друзья на Волыни, в Галиции, в Пруссии, в Риге, в Петербурге, и я живал у них то там, то тут. Однако в промежутки мне случалось проводить зимние месяцы в нашем губернском город Витебске. Почти все сменявшиеся Белорусские губернаторы хорошо меня знали, и могу даже сказать, что они удостоивали меня уважения и дружбы. В особенности любил меня тайный советник Петр Иванович Северин. У меня бывали с ним важные дела. Он поселился в Белоруссии и до сих пор весьма ко мне расположен. Действ. статский советник Сергей Алексеевич Шишкин также знает меня близко и оказывал мне много дружбы, живучи в Витебске; он теперь губернским предводителем в Твери. Наконец, действит. статский советник Павел Иванович Сумароков, ныне губернатор Новгородский, любит меня искренно и удостоивает особливого уважения; у меня с ним и литературные сношения. Все эти известные лица, быв долгое время начальниками в нашей губернии, имели случаи узнать меня коротко и могут свидетельствовать о моих действиях и о моих чувствах к моему отечеству и к моему Государю.

(Дальнейшее повествование опущено как выходящее за рамки сайта - Thietmar. 2017)

Комментарии

1. Этот брат ныне служит ассессором во втором гражданском отделении Витебского Губернского Правления.