ИСТОРИЧЕСКОЕ ИЗВЕСТИЕ ОБ ИЗБРАНИИ НА ПОЛЬСКИЙ ПРЕСТОЛ КОРОЛЯ АВГУСТА III, в 1733 году

В реляции оного обер-шталмейстера от 3-го Августа между прочим писано:

«Прибыл я в Варшаву в 27 день Июля. [263]

Упрямство, надеяние, угрожения и употребленные всякими образы и меры к прельщению и усыплению людей способы и интриги Станиславовой партии так умножаются, что я за необходимо потребно изобрел приближением и вступлением наших войск, сколько возможно ускорять, и потому повторительное увещевание сегодняшнего числа к генералу Лессию, купно с некоторыми известиями о здешних, ему ведать потребных обстоятельствах, отправить, також с Римско-цесарским послом, и кур-Саксонскими министрами о предвосприимаемых обще операциях и совокуплении всех сторон войск, и о удалении Станислава, ежели б ему, паче всякого чаяния, от партии его прокламация учинена была, концерт постановить, как я наперед помянутым кур-Саксонским министрам о Всемилостивейшем В. И. В. намерении в пользу курфирста декларовал; притом же им о необходимости, дабы к исполнению с их стороны предпостановленных при том кондиций, сочиненной о том трактат с подписанием курфирстким без дальнего отлагательства исходатайствовать и войска их в потребном случае такожде к действованию употребить явственно представил и внушил. Оные объявили, что с курфирсткой стороны, понеже Римскому цесарю по востребованию его 6 000 человек к Рене на помощь послать надлежит, в Польше, ежели потребно, 12 000 человек действовать и от оных 6 000 тотчас с цесарскими у Грос-Глогавы соединиться и купно с ними 18 или наидолжайше 20 Августа по новому штилю в Польшу вступить могут. Но цесарский посол декларовал, что хотяб цесарь для своей в империи предупреждаемой опасности часть назначенных к Шлезвигским границам для вступления в Польшу войск назад отозвать принужден был, то однакож он всегда корпус, по последней мере в 4 000 человеках состоящий, к общим операциям употребить и немедленно вступить повелит. Примас с моего приезду еще немощен и никого с собою говорить, может быть нарочно, не допущает, дабы от моего визита уклониться. И тако я оному В. И. В. письма и конечной декларации, как оная мне предписана, еще вручить не мог, а между тем я в первый день по моем приезде с племянником оного, воеводою Бельским, в моем доме пространный разговор имел, и ему о всем, а именно: что В. И. В. имеющими до ныне интригами и непозволенными поступками Станиславовой факции, чрез примаса самого [264] подвержденной, по усильному прошению от таких жестоких утеснений и насильств воздыхающих и великим опасностям подвергнутых доброжелательных патриотов, от которых по последним ведомостям, уже 82 жалобами наполненные письма к В. И. В. отправлены, ко введению Своих войск принуждены, явственно представил, с прошением, дабы о всем том примасу, ибо я сам его видеть не могу, донести и предъявить, и чтоб они благовременно о лучшем одумались и все им потом зело вредительны быть могущие следствия отвратили, которые вскоре учиниться имеют, при чем я ему копию с грамоты В. И. В. сообща, оному сказал, что ежели примас cиe письмо принять иногда убегать будет, то я обойтись не могу копии с оного раздавать и в народ предъявлять.

Он воевода Бельский сию коммисию зело неохотно на себя перенял, и обещался мне немедленный ответ учинить. Но он, как я на другой день резидента Голембовского к нему посылал, вместо зрелого усердствования о учиненной декларации, к чему он прежде мне некоторый вид являл, так отозвался, что примасу за тяжкою его болезнию коммиссии своей отправить не мог; от себя же оного резидента столько обнадеживал, что Станиславова партия нашего препятствования не боится, и мы против оной мало успеху получим; ибо она, хотяб мы некоторую часть республики на свою сторону склонили, еще десятую долю и всю Литву в пользу свою имеет, и что они о тех малочисленных персонах и воеводствах, на которые мы иногда полагаемся, весьма известны, и ежели оные действительно супротивляться похотят, то до ужасного кровопролития дойдет: а на цесаря-де мы еще надеемся, ибо он подлинно обнадежен, что войска его, понеже им самим руки довольно связаны будут, ни на шаг не вступят, и что он о всем том так подлинно сведом, что ежели речь оного не сбудется, то он голову свою на отсечение даст, или сам горло себе перережет, и тому подобные непристойности говорил. Почем я в 30 день Июля с Римско-цесарским послом и братом моим к коронному маршалу ездили, для подания оной В. И. В. ему грамоты, ибо примас меня пред себя пустить не хотел, при чем я емуж все воеводе Бельскому к примасу поверенные представления и декларации повторял; но он коронный маршал извинялся, что без примаса того письма принять не может, и когда ему легче будет, то он нас пред себя [265] пустить имеет. Я же ему сказал, что я излишнего времени не имею, и тако мы, ежели примас со мною инако говорить не хочет, о публичной аудиенции чрез него коронного маршала просим, при чем я ему с оного письма копию на Польском языке вручил. Потом мы оному учинили надлежащее представление о здешних зело умножающихся нападениях, от которых и чужестранные министры и служители их не безопасны (ибо недавно на Саксонского генерала Баудица, от ксенза без сумнения к тому наущенного, который при себе лакея в примасовой ливрее имел, на улице мимоездом рюмка с вином вылита; о других же нападках и беспорядках не упоминая, от живущих подле моей квартеры Поляков беспрестанно по заборам, дворы разделяющим, стреляется и еще не давно мимо одного при мне обретающегося вахтмейстера В. И. В. конной гвардии пуля близко пролетела), при чем мы его коронного маршала просили, что ежели нас насильно отсюда выгнать и к прямым репрессалиям поводу подать не хотят, то бы и к нашей безопасности и упреждению всех таких нападков надлежащее и достаточное распоряжение немедленно учинено и нам о том письменное обнадеживание дано было еже коронный маршал нам и обещал.

Понятовский (который предложение учинил, дабы у Булавы, местечка, Чарторижскому принадлежащего, и где уже корпус гвардии с несколькими Польскими хорунжиями стоит, Польскую армию собрать и со оною на наши приближающиеся войска напасть и разбить), по получении может быть потом лучшей ведомости о состоянии сих войск, одумался и отзывался, что он их по малой мере утомить и довольно обеспокоить хощет, и что по счислению его, прежде, пока войска еще прийти могут, чаятельно предприятие оной факции совершится. При другом же случае, на сих днях, сказывают, оной о нынешних обстоятельствах с конфидентами своими рассуждая, рукою в лоб себя бил и говорил: «ах, коль зело мы усыпить себя дали!»; а между тем он, кроме своих собственных и присовокупленных к тому Французских денег, еще 100 000 червонных в разных местах занял, дабы в таком случае, когда маетности его, не великой важности и без того сущие, впредь отняты будут, в Хотим или в иное какое безопасное место уехать.

Свояк его Чарторижский, сказывают, на сих днях [266] при читании нашего манифеста ногти себе вельми обкусал.

Сказывают, что примас отозвался, что он при всех обстоятельствах, до чего бы не дошло, спокоен пребывает и ничего не опасается, и ежелиб дела несчастливо окончались и оной бы для всякого случая в Россию привезен был, то ему ничего злого не приключится, но он милость уже давно себе желанную получит, а именно В. И. В. видеть.

А между тем доброжелательная партия еще в неотменной твердости пребывает и повидимому умножается, особливо же, когда оная прямое наших войск приближение видит.

Разные воеводства против присяги протестовали и на том себя изъяснили, что они, для избежания при элекции кровопролития, в особливом месте собраться и своих токмо депутатов к избранию отправить хотят.

Когда я Саксонским министрам здесь объявил, что В. И. В. их курфирста произвести склонны, и мне о том надлежащий указ Всемилостивейше дали, чтоб совокупно с цесарским послом в том старание прилагать, то я им притом также дал знать, чтоб они нам повод, каким образом оное произведение курфирста на престол лучше и безопаснее способствовать и как нам в том поступать подали, чтоб оный курфирст лучше чрез избрание или разделение, нежели токмо силою оружия на престол достиг, который способ мне для всякого виду и нарекания, какого насильства убегать и для многих иных собою являющихся причин всегда лучший и безопаснейший быть видится, и оной они также признали.

О диссидентах вчера барабанным боем публиковано, чтоб они без разности в двое суток из города, а потом из государства выехали, и сей приговор будет ли в действо произведен, как то невозможно быть видится, вскоре окажется. Hамерениe сей высылки есть отчасти, что тем у диссидентов случай отнять хотят, при элекции факции делать, отчасти же тем начало учинить их всех их маетностей лишить, и то, что они под республикою имеют, отнять и на себя взять.

Примас до моего прибытия в особливой конференции с конфидентами своими подлинно советовал, пустить ли [267] меня сюда, или на дороге арестовать, чаятельно в таком намерении, чтоб меня заранее остращать, и такое определение учинено было, что мне за 12 миль отсюда Польская хорунжа с несколько сот людьми (которая в тамошнем повете для подписи генеральной конфедерации и чтоб они на элекцию приезжали) была, встретилась и моим людям сказано, что ехав далее, еще более в несколько тысячах состоящее число, которое может быть меня принудит назад ехать, застану.

Я все cиe воеводе Бельскому выговаривал и ему знать дал, что я при встрече такой сильной хорунжи весьма спокоен был, токмо бы с малым числом моих людей просто не отдался, и что из таких встреч многие несогласия и злые следствия произойти могут, яко же мы всемерно подлинного ответа желаем, можем ли мы, не вдавая себя в какое ругание, здесь остаться и могут ли нам в том довольное обнадеживание и гарантия учинены быть; ибо в противном случае малейшее нам или нашим людям здесь показуемое ругательство и тем наших государей Всевысочайшему респекту причиняемая обида всякими образы от наших войск наисильнейше восчувствовано быть может, и зело неприятные и дальние следствия тому воспоследовать могут. Cиe же ни коим образом не довольно, что примас нас тем ответом (который он прежде моего сюда прибытия Римско-цесарскому президенту Киннеру, при случае учиненного ему представления о показанном здесь Саксонским министром ругательство учинил, а именно, что он никого противу народной злости гарантировать не может), отправить ищет, будучи в такой своей великой власти и понеже он требует, дабы именем республики он все делать и отправлять мог (яко он cиe действительно и делает), то весьма легко о довольной безопасности чужестранных министров потребное и достаточное определение учинить может. Мы не иного чего, токмо подлинного ответа желаем, так или инако, дабы мы о нашем здешнем пребывании или отъезде, к которому я всегда готов, знать и по тому поступать могли. В последнем же случае, как в оном обыкновение имеется, чрез коммисаров до границ проводить бы велели. Ежели же всегда говорить будет, что нас противу народной злости защищать не могут, то и я принужден им сказать, что я, ежели они сами к тому повод подадут, також никого противу казацкой злости охранить и гарантировать не могу. Мы о сем крон-маршалу равномерное надлежащее [268] представление учинили, и что мы для сего конечно и аудиенцию у примаса требуем и об ответе домогаемся. Cиe такожде под видом визиты по нашему согласию цесарский посол, как скоро возможно будет, примасу взапас учинить имеет.

Причины же, для чего мы о подлинном ответе и как о том, так и на учиненную о Станиславе именную декларацию изъяснения прилежно побуждать заблагоразсудили, суть тем наипаче сильны, что Прусский, министр, равно как Голландский и Английский, ни в том, ни в другом никакого поступка не чинят, и тем вид подают, что они с другою пapтиeю согласнее, нежели мы, пребываем.

Саксонские министры здешним беспорядкам более всех подвергнуты и еще вчерашнего числа одного обретающегося при них офицера в купецкой лавке один Поляк без всякой данной причины зело жестоко обругал, и так, что как от того Поляка так и к оному от прибегшего народа с великим трудом показанием (или стращанием) одного карманного пистолета едва избавился и отшел. Из сего явственно видно, что сия ссора для случая к раздору нарочно учинена.

Народ, от оной партии всякими образы возмущаем, весьма жестокосердым учинился и весьма несмысленные речи говорят, а именно, чтоб из чужеземцов и иностранных министров ни единой ног не унес и чтоб их домы зажечь и сим подобные безумия употребляют.

Возвратившийся из Санктпетербурга Липский зело неприятно от примаса принят, от которого ему весьма жестокий выговор учинен, что он о таких делах сюда писал, каких ему в коммисию было не дано и хотя он извинялся, что он не иное писал, токмо что В. И. В. ему поручили и что он сам видел, еже он за должность свою признавал доносить, однакож примас того его извинения не принял, но приказал, чтоб он о своих делах публично письменную реляцию учинил.

Надеянию же и безопасности, которыми здесь народ усыпить ищут, невозможно довольно удивиться, якоже на сих днях жена цесарского посла, в бытность свою на собрании у княгини Чарторижской Депрофовой, о [269] действительном вступлении Российских войск упомянула, то сия последняя ей ответствовала, что cиe учиниться, ниже статься весьма не может, но токмо в словах состоит, ибо она уже обыкновение знает и подобное сему в Курляндии видела, и хотя тогда толь много войсками уграживали, однакоже ничего не предвосприяли.

Насилия и не позволительные поступки, которые Станиславова партия ко исполнению ее намерения и ко ущербу других употребляет, непрестанно приумножаются, чему изгнание диссидентов новое и довольное свидетельство подает, такожде и о соляных варницах, которые здесь знатным королевским доходом были, недавно нечто предвосприято, еже курфирсту Саксонскому ко требованию сатисфакции основательный повод подает. Обстоятельство же того дела вкратце в том состоит, что по смерти королевской ему надлежащей 150 000 бочек соли по обыкновенной же цене за 600 000 талеров Албертусовых осталось, которую соль республика за потребну себе обрела, под предлогом, что она ныне в деньгах нужду имеет и продавать велела, к чему Сенат сперва коммисию в 60 персонах учредил, а потом до 12 человек убавил, и оным для их скудости в награждение по 500 Польских гульденов человеку из тех соляных денег назначил. Сии же 12 человек случая из рук не упустили и вместо 500 все купно 150 000 гульденов за труд свой взяли, а соль весьма дешевою и необыкновенною ценою продали, в том намерении, дабы будущий король, которому соляные доходы принадлежат, в несостоянии будучи оную знатную цену отдавать, той соли избывать не мог и таким бы образом знатный доход потерять принужден был.

И понеже cия оставшая соль бесспорно покойному королю принадлежит и республика никакой малейшей власти над оною не имела, к тому же при продаже так несправедливо поступлено и все cиe токмо ко ущербу курфирста Саксонского учинено, то он конечно намерен сатифакцию требовать, в случае, еже чаемого отказа всегда благооснованные повод и предлог иметь будет, помощию войск своих оную сыскивать.

При имеющих с воеводою Бельским разговорах и ему к примасу врученных коммисиях, я не токмо генерально о В. И. В. Всемилостивейшем намерении в пользу его примаса и фамилии его оного обнадежил, но и то ему [270] объявить не оставил, что ежели он, пока еще время, справедливо отменится и дела к дружескому окончанию приведет и о том с нами на надежном и всякое сумнение и несогласие вовсе отнимающем основании согласится, то В. И. В. (поданному мне словесному Всемилостивейшему указу) примасу сто тысяч рублей, а ему воеводе Бельскому еще за Горыгорки должные двадцать тысяч рублей Всемилостивейше подарить изволите.

Воевода Краковский князь Любомирский к цесарскому послу писал и спрашивал, что имеет ли он конфедерацию учинить. Оный посол к нему генерально и в следующих изображениях ответствовать станет, что дела при последней конвокации здесь так далеко произведены, что весьма принуждены тем вредительным намерениям ревностно супротивиться, и Римский цесарь против Французских интриг и движений свои меры взять причину имеет; что он Любомирский может быть обнадежен, что пред всеми прочими Пиастами всегда об нем наивящее рассуждение иметь и его намерениям вспомогать будут».

В то же время получены из Берлина от министра графа Ягушинского две реляции, в коих он доносил о следующем от 4-го Августа 1733 года:

«Прошедшею почтою имел я честь В. И. В. всеподданнейше донести, что министры здешние на мои по Всевычайшему В. И. В. указу представления письменно ответствовать обещали, еже потом и воспоследовало, которую за их руками оригинально при сем прилагаю и из оной изволите В. И. В. ясно усмотреть, что не токмо вступить обще в Польские дела намерения нет, но еще Станиславово возведениe полезнее курфирста Саксонского себе ставят; и хотя в той же письменной декларации объявляют, что цесарю всеми силами помогать хотят, то однакоже обещания не без кондиций, которые к продолжению целят, и тако Всемилостивейшая Государыня Двора здешнего поступки весьма не надежны, ибо о действии в Польше совсем отрешено, а помощь цесарю против Франции не очень с горячностию следует. К сохранению же своих Прусских Померанских и морских земель, как В. И. В., так и цесаря Римского обязать хочет, чтоб на своих иждивениях оные гарантированы были. [271]

Перевод с ответу, данного от Прусских министров генералу графу Павлу Ивановичу Ягушинскому на мемориял его от 8-го Августа 1733 года.

Е. К. В. Прусскому и проч., нашему всемилостивейшему государю с подданностию донесено, что Российско-Императорский генерал-аншеф и пребывающей при королевско-Прусском дворе полномочный министр, его превосходительство господин граф Ягушинский поданным своим мемориалом от 8-го сего месяца в деле Польской элекции представлял.

И понеже высочайше упомянутое Е. К. В., как чрез своего при Российско-императорском Дворе обретающегося министра, господина Мардефельда, так и отправленным от меня генерала Борка и его превосходительству, господину обер-шталмейстеру графу Левенвольду письмом о причинах, для чего оный в Польские дела прямым образом мешаться не может, но наибольшую часть военной силы своей цесарю и империи против угроженного короны Французской неприятельского нападения на помощь послать и следовательно обоим Их Императорским Величествам произвождение имеющихся в Польских делах их намерений одним оставить принужден, обстоятельно предъявить повелел, и с Российско-Императорской стороны чаятельно, равно как при Римско-цесарском Дворе учинено, совершенно тем довольные будут, и от Е. К. В. в том более, понеже оное силу его превосходит, требовать не станут. Того ради Е. К. В. нам милостиво повелел и благоупомянутому его превосходительству господину генералу графу Ягушинскому сим о том объявить, засвидетельствуя притом, что Е. К. В. свою к Ее И. В. имеющую верную дружбу и преданность неотменно продолжать будет, и никогда ничего не оставит, к чему оной постановленными с нею алианц-трактатами обязан, якоже он до ныне еще ни в чем том не преминул, и тако желал бы, чтоб при учиненном чрез его превосходительство господина обер-шталмейстера графа Левенвольда здесь соглашении, сколько до Польских дел касается, пребывали и от того не отступили; но оный трактат благовременно бы ратификовали и тем, что обои Императорские Дворы Е. К. В. курфирста Саксонского на Польский престол производить вознамерились, весьма оный не разрушало, но паче бы [272] припамятовали, что прежде сего особа высокопомянутого курфирста быть королем Польским высоким союзникам никогда пристойна не была, и произведение оного на Польский престол особливо высокому Е. К. В. интересу весьма предосудительно и гораздо опаснее, нежелиб Станислав на помянутый престол паки вступил.

К томуж еще присовокупляется, что Е. К. В. и на то не смотря, по единому токмо к обоим Императорским Величествам снисхождению и с пренебрежением собственного своего интересу, к мерам их приступить себя изъяснил; ежели, насупротив тому, оное сходственное удовольствие со стороны государя курфирста показано будет, что и от обоих Императорских Дворов за вельми справедливо признано, и что иным образом с ним государем курфирстом договор заключить не хотят, частое обнадеживание чинено было; какое же воспоследование тому было, о том и не упоминается, однакож Е. К. В., на все оное не взирая, такие резолюции принял, что обоих Императорских Величеств о Польских делах имеющие намерения тем гораздо более, нежели всем другим от него требованным поспешествованы будут, и за сим мы его превосходительству к оказанию приятных благоугодностей всегда охотны и тщательны пребудем. Берлин 11-го Августа 1733 года.

А. Б. Борк.
Г. Ф. Подевилс.
Тулеменер.

От 7-го Августа оттудаж из Берлина.

Вчера виделся я с г. Секендорфом, требуя советы каким образом мне поступать, ибо в данном мне письменном ответе, который на прошлой почте имел я честь к В. И. В. отправить, без всяких околичностей о курфирсте Саксонском отказано. Граф Секендорф також рассуждал и сначала думал, что напоминание о курфирсте еще более здесь в ярость привесть может, однакож наконец рассуждал, что и письменно подать можно.

В Польские же дела, чтоб королевское величество вступить изволил, того чаять не можно, яко же данная ответная грамота курфирсту Саксонскому то подтверждает, которая экстрактом мне сообщена и при сем приложить честь имею. [273]

Перевод с приложения к реляции графа Павла Ивановича Ягушинского.

Саксонский министр Попикау на сих днях получил ответную грамоту от Е. К. В. к курфирсту Саксонскому, в которой во всяком вспоможении отсюда весьма отказано, а именно, что Е. К. В. к персональной его курфирста дружбе всегда не малую консидерацию имеет, и оную соблюсти хочет, но понеже со стороны курфирстской на умеренное требование о Юлихском и Бергском наследственном деле склониться сумневались, то чаятельно ему не зазрится, что и оный столько, как он в начале был, намерен в Польские дела к способствованию в имеющем его притом намерении не вступить; однакож ему курфирсту желает, когда республика оного единодушным вольным избранием на престол произвести похотела, которое достоинство он уже давно заслужил».

К дополнению сих из Берлина присланных реляций служит поданная при сем 9-го Августа Российским министром от находившегося в Санктпетербурге Прусского полномочного министра барона Мардефельда следующая о Польских делах промемория:

«На учиненную от ваших сиятельств мне в 7 день Июля декларацию по поданной от меня 3 числа тогож месяца в деле Польской элекции промемории, Е. К. В. Прусское мой всемилостивейший король и государь мне всемилостивейше повелел мнение свое вашим сиятельствам письменно объявить следующим образом: тот час по преставлении короля Польского Е. К. В. пребывающих в Польше своих министров инструировал, и во всем со обретающимися обоих Императорских Величеств тамо министрами согласно поступать и единоучастно говорить повелел, таким образом, чтоб их инструкции почитай от слова до слова по тем инструкциям учреждены, которые Е. Р. Ц. В. к послу своему в Варшаву отправил и в Берлине сообщить повелел. Е. К. В. ни мало не усумневался на учиненную от Французского в Берлине министра маркиза де ла Шетарди декларацию ответ в сильнейших терминах учинить, хотя он и предусматривал, что королевско-Французский Двор тем себя за весьма озлобленна поставлять будет, и Е. [274] К. В. всему беспристрастному свету на рассуждение предает, можно ли во всем том хотя малое что опорочить, особливо же, что он уже в намерении имел знатный корпус армии своей собрать и с оным, когда Е. В. Римский цесарь или и Е. В. Российская Императрица того пожелает, в Польшу вступить.

Но понеже вся система, которую союзники расположили и между собою договорились, тем отменена и рушилась, что с одной стороны вышепомянутая Левенволдская конвенция (хотя оная не от Е. К. В. произошла, но от обоих императорских министров, высочайшей оного особе наперед предложена и по предъявленной от обер-шталмейстера графа Левенвольда от Е. Российско И. В. высочайше собственноручно подписанной полномочной с министрами Е. К. В. поставлена и заключена) к крайнейшему его неудовольствию от Российско-императорской стороны не ратификована, и ниже Е. К. В. о том, за чем стало, не объявлено; а с другой стороны також паче всякого лучшего его надеяния, курфирст Саксонский кандидатом, которого союзники всеми образы Польского престола доставить стараться имеют, представлен. Того ради оное, как легко рассудить можно, никакого иного успеху у Е. К. В. иметь не могло, как что он чаял, что ему от всякого дальнейшего поступка до тех мест удержаться надлежит, пока он с своими высокими государями союзниками нового соглашения о том не учинит, к облегчению чего он обоим Императорским Величествам себя изъяснил, что особа курфирста Саксонского ему быть королем Польским не противна; но оной в произведении его на Польский престол споспешествовать и притом оного содержать хощет, когда он токмо насупротив того Е. К. В. сходственное удовольствие покажет и в рассуждении тягостных и со многими опасностьми совокупленных обязательств на учиненные его ему требования дозволить и обои их Императорские Величества оное за справедливое изобрели. Но как Е. К. В. с ним курфирстом в действительную о том негоциацию вступил, то он его пустыми словами отправить хотел. К томуж кур-Саксонский в Берлине обретающейся министр уверял, якобы Римско-цесарский Двор допустить не хотел, чтоб курфирст требования Е. К. В. в деле Юлихского и Бергского наследствия принял, хотя дозволение того от его курфирстской токмо воли зависит и единое есть, в чем нечто существительного находится. Прочее же все мало или ни какой [275] важности не имеет, или только в его курфирстких официях состоит, и потому Е. К. В. курфирсту Саксонскому декларовать повелел, что чинимое от оного в пользу его отрицание в Юлихском и Бергском процессе о наследствии, також перенимаемая от него гварантия на герцогство Бергское суть такие кондиции, без дозволения которых он ни во что вступать, толь же меньше в пользу его какой поступок в Польше учинить может.

Ежели при таких обстоятельствах дела Ее Российско-И. В. то исполнять хощет, к чему Оная вышереченным с Е. К. В. имеющимся алианц трактатом обязана, то по своим собственным основаниям преминуть не может, курфирста Саксонского, которого соседство в Польше Е. К. В. и королевскому дому его опасно, и к которому он никакой конфиденции иметь не может, выключить. Но Е. К. В. того не желает, но допустить хощет, чтоб обои их императорские величества все, что за блого изобретут, ко исходатайствованию ему Польской короны прилагали; однакож натуральная справедливость требует, дабы насупротив того и Е. К. В. к выключению Станислава далее не принуждали, ибо правда такое выключение, когда б еще Е. К. В, оное оружием содержать похотел, Станиславу не малое препятствие причинит. Однакож насупротив того произведением курфирста Саксонского на Польский престол Е. К. В. крайнейшее предосуждение нанесено будет, и оного к тому ж в бедственную войну с Франциею приведет.

Ежели же пожелается, чтоб Е. К. В. все сии рассуждения оставя, курфирсту Саксонскому в доступлении Польского престола вспомогать, и насупротив того Станислава выключил, корпус армии собрал, в Польшу вступить велел и следовательно не токмо тамо действовал, но и в явную с Франциею войну вступил, к чему Е. К. В. доныне не мало не обязан, то надлежит курфирсту Саксонскому на требования оного склониться, також, Е. К. В. за употребляемые военные иждивения и перенимаемую в том деле на себя опасность эквивалент с тем пропорциальный дать; равным образом возвращение убытка в том случае, когда дело несчастливо окончается, показать, и оное от обоих Императорских Величеств гарантировано быть имеет. Инако же Е. К. В. во всем том деле Польской элекции далее никакого участия принимать не будет; но оное в [276] своем течении оставить, ни мало не сумневаясь, что обои императорские величества одни cиe дело произвести и своими в Польше имеющимися войсками не токмо Станиславовы и партии оного замыслы и интриги уничтожить, но и ежели от оной партии к утеснению вольности республики опасность явится, чего Е. К. В. видеть не может и доныне никто явно о том жалобы не произносил, ниже как и в малых случаях бывает, против того, что на последнем сейме конвокации происходило, так названных Польских городах хотя малую какую протестацию не подал, без всякой трудности оное опровергать могут».

Между тем посланы в Польшу к обер-шталмейстеру графу Левенвольду следующие два рескрипта, первый от 15-го Августа:

«Реляция ваша от 3-го Августа вчерашнего числа исправно здесь получена. Впрочем Мы ваши поступки Всемилостивейше апробуем, особливо и то, что вы примасу обещать повелели, ежелиб он прямо к Нашим намерениям склонился, и для того по требованию вашему посылаем к вам при сем восемь бланкетов на употребление ко интересам Нашим по вашему рассуждению.

Учиненный между вами, цесарским и Саксонским министрами концерт от вас ожидаем, и понеже еще вчерашнего числа сейм элекции начаться имел, того ради не сумневаемся, что по оному концерту со всех сторон уже действительно дела у вас производятся, дабы время какими описками упущено не было».

Во 2-м рескрипте к нему обер-шталмейстеру от 17-го Августа писано:

«Вам известно, коим образом цесарский Двор с великим прилежанием у Нас домогается, дабы его войско ныне в Польшу вступить принуждено не было, понеже Голландцы объявляют, что ежели цесарские войска в Польшу вступят и цесарь от Франции атакован будет, то они цесарю вспомогать не должны.

И сверх Голландцов Английский Двор тогож от цесаря требует, а Английские министры здесь неотступно о том домогаются, представляя, что ежели цесарские [277] войска, пока еще от Франции действительно цесарь не атакован, в Польшу войдут, то королю Великобританскому весьма трудно будет народ Английский на вспоможение цесарю и на войну с Франциею склонить, понеже оный народ объявлять станет, что цесарь вступлением своего войска в Польшу сам войну на себя навел и тако они ему вспомогать не должны; а насупротив того, ежели цесарские войска в Польшу не войдут, а Франция цесаря атаковать станет, то король тем в состояниe приведен будет не токмо народ Английский к сильнейшему вспоможению против Франции склонить, но и Голландцам уже никакой отговорки не останется, и они, по имеющему с цесарем союзу, в той войне участие принять и цесарю вспомогать должны будут.

Мы с одной стороны довольно признаваем, что цесарю не без великого труда быть может, ежели б Англичане и Голландцы, когда Франция войну начнет, ему вспомогать не будут; а с другой стороны, как склонны Мы ни были б цесарю в сем важном случае свое верное доброжелательство показать, однакоже так просто на оное поступить не можем, понеже не известны, какие уже у вас тамо меры взяты, и особливо находятся ли дела в Польше в таком состоянии, что оные одними Нашими войсками счастливо произведены быть могут, без упущения вдаль, толь наипаче, понеже ведать не возможно, что иногда с Турецкой стороны случиться может и Нам в совершенной осторожности от них быть надлежит.

Но дабы в сем важном деле такие меры взять, которые с подлинным состоянием оного и с Нашею безопасностию сходны, того ради Всемилостивейшее Наше намерение cиe есть, что ежели дела в Польше в таком состоянии находятся, что одними Нашими войсками оные произведены и по Нашему намерению окончены быть могут, то Мы, чтоб цесарю новый существенный знак Нашего верного доброжелательства показать, на то поступим, и соизволяем, чтоб он войско свое ныне тотчас и пока Французские намерения в начинании войны откроются, в Польшу не ввел, однакож под сими именными кондициями:

1) что ежели б паче чаяния дела в Польше таким образом распространились, что оные одними Нашими войсками произведены и без дальнейшего продолжения окончаны быть не могут, в таком нечаянном случае цесарь всемерно по Нашему первому требованию своему [278] войску в Польшу вступить и обще с Нашим без всякого затруднения и отрицания действовать повелел бы, и чтоб для такого случая на самых границах всегда один корпус войска его в совершенной готовности стоял.

2) Что ежели б между Нами и Турками до войны дошло, в таком бы случае цесарь, к чему он и без того по трактату должен, тогож часу Туркам войну объявил и со всею силою такожде с своей стороны против оных действовал, взаимнож и Мы, ежелиб Турки цесарю войну объявили, тож учинить готовы.

3) Чтоб цесарь между тем союзников, а особливо короля Великобританского к тому склонить и привесть крайне старался, чтоб он не токмо с Нами союзом, но в том особливо обязался, ежели такожде с Шведской стороны чего против Нас предвосприять похотели, что он тогда с одною нарочитою эскадрою военных кораблей Нам против Швеции спомогать будет.

Мы обнадежены, что цесарь сии от Нас требуемые кондиции, которые для Нашей безопасности необходимо надобны, сам за справедливые признать и для того во оных надежным образом обязаться не оставит, ибо весьма нечаятельно есть, чтоб от Нас требовать похотели, или их намерение быть моглоб Нас одних в сем деле, каким бы образом оное ни распространилось, оставить, еже б не токмо всякой справедливости противно было б, но и нас необходимо ко взятию других мер к Нашей безопасности принудить имеет, и для того надлежит вам, когда вышеупомянутым образом на то поступлено будет, чтоб цесарские войска в Польшу ныне не входили, в тех пунктах такое надежное обязательство требовать, на которое Нам вовсе положиться возможно, что оное без всякого извинения, какого б звания оное ни было, ни Французской войною и ни чем иным не извинять, впредь действительно исполнено и содержано будет; ибо cиe Наше требование резонабельно есть и без того надежного обязательства Нам себя в такую дальную опасность, чтоб кроме Польских дел еще от Турков и Шведов атакованным быть, себя отдать, цесарь, по своему праводушию, сам Нам присоветывать не изволит, и следовательно такожде в том видя такие великие и явные доброжелательные и верные Наши поступки, ни какого затруднения не учинит. [279]

Но еслиб паче чаяния и в том еще какое затруднение учинить похотели, то имеете вы чрез нарочного куpиepa немедленно и без упущения времени Нам о том доносить, дабы Мы в таком нечаянном случае о собственной Своей безопасности мыслить и потребные другие меры взять могли».

Что же между тем происходило в Польше, о том из следующих оттуда трех реляций от него обер-шталмейстера гр. Левенвольде видеть можно. В первом, от 19-го Августа:

«Что касается до В. И. В. войск и оных вступления в Польшу, то хотя оные, не смотря на учиненное всякое поспешение, к первому дни уже начатого сейма элекции ни коим образом сюда к Варшаве прибыть не могли, однакож приближение оных и что ведомость о том отчасу более разглашается, производит доброе действо, как в побуждении благонамеренных, так и во удержании противной партии от произведения своего намерения.

Что же касается до вступления Римско-цесарских войск, то я не оставил от графа Вилчека того всемерно требовать, как ему всякие потребные представления учинить, так и о том не токмо к нему, но и к принцу Евгению в Вену писать, также и к обер-гофмаршалу графу Синцендорфу чрез здешнего резидента Кинера о том отозваться. Граф Вилчек мне от Двора своего полученные ответы показал, по которым цесарь себя декларует, что ежели В. И. В. вступления войск всемерно пожелаете, то он содержание Вашей дружбы всем другим рассуждениям и от такого рановременного вступления отсоветуя, чрез резидента Гохголцера в Санктпетербург пространнее представленными причинами, предпочитая, своим войскам немедленно вступить повелит, и для того совершенную полную мочь графу Вилчеку дал. Но понеже при том противные причины, чтоб при том от Франции предуготовленном нападении, вспоможения как своих союзников, так сильных имперских чинов не лишиться, зело важны быть кажутся, а особливо, когда Франция без того оных от цесаря отвратить всячески старается и не токмо от курфирста Майнцского, у которого всякие удобовымышленные Французские внушения употреблены, но такожде от [280] Англии самой цесарю благонамеренный совет подается, никакого виду и толкования, яко нападателю не подавать и нападения от стороны Французской прежде обождать, и тогда никто какого предлогу иметь не будет, от случая союза удаляться, о чем здешний Английский министр Вудворд свои письма показал и что Двор его у В. И. В. о том представлять повелит. Того ради граф Вилчек, по указу своего Двора, cиe предложение учинил, что понеже никакой нужды нет, чтоб цесарские войска ныне вскоре вступили, то бы прежде одного нарочного в Петербург отправить и В. И. В. последней резолюции на цесарские представления, ежели войскам ныне вскоре, или по воспоследованном Французском нападении, которое по всем ведомостям, когда Российские войска уже вступили, уже не долго замедлится, вступить обождать, ибо он граф Вилчек, не смотря на оную о вступлении тех войск ему данную полную мочь, то зело бессоветно почитает, без нужды цесаря вспоможения его союзников и имперских чинов лишить и во всяком случае, когда между тем временем такие обстоятельства, которые того немедленного вступления востребуют, окажутся, то оное, не ожидая ответу из Петербурга, в действо произведено быть может; и для того я принужден был на то поступить, однакож именно себе выговорил, что ежели между тем являющиеся обстоятельства вступления всемерно востребуют, то бы оное, и не ожидав ответу из Петербурга, без всякого замедления учинилось. Саксонские министры cиe графа Вилчека предложение также апробовали и объявили, что их курфирст не намерен токмо оружием на престол взойти, но избранием, или несогласием, которое когда оружием подкреплено быть может, и на таком основании мы всегда трудились и ежели паче чаяния несогласие в пользу курфирста не учинится и следовательно его произвести ни каким образом невозможно будет, то путь одному пристойному Пиасту всегда чистой оставляем.

От Прусского Двора приступления в Польском деле, по меньшей мере, по нынешнему плану, уповать не можно, и здешний Прусский министр Брант не токмо до сего времени ни во что не вступается, но и начинает уже медиацию своего Двора при избрании короля представлять, якоже он cиe цесарскому послу объявил, что курфирсту они не противны, а когда Станислав королем не будет, то не лучше ли иного какого Поляка, на [281] пример одного Чарторижского или Понятовского взять. Дело о предбудущем избрании короля генерально в таком состоянии находится, что с нашей стороны и партию курфирста более укрепить и другой тем препятствовать до сего времени ничего оставлено не было.

Мы в том успех имели, что мы воеводу Краковского Любомирского, которого мы всегда за такого почитали, который курфирсту чрез свои собственные намерения наипущие помешательства учинит, в то же намерение привели, и его к письменному обязательству склонили, по которому он конфедерацию в пользу курфирста учинить и производить хощет; а против того мы ему коронное гетманство и иное награждение обещали. Привлечение сего мужа видится мне быть всемерно важное, ибо по всему виду и обстоятельствам, он изо всех постояннее и которой по меньшей мере деньгами от другой партии, чтоб Станислава допустить, себя провести не даст. Кроме его мы еще разных знатных приятелей между Поляками и Литовцами имеем, котоpыe отчасти уже втайне с одним воеводою обязались, и когда время будет, также себя декларуют и в конфедерацию приступят. Литовские воеводства, сюда прибывшие, пребывают еще в постоянстве и нарочно пpиезд свои замедлили, и токмо чрез депутатов вольного голосу требовали. Мы ищем их всяческим образом в обещанном постоянстве содержать и побуждать, а другая партия денег не жалеет их подкупать, яко же во вся дни великие суммы отчасти представляются, отчасти же подлинно за реку Вислу, где они еще в разделении живут, посылаются.

Сия благонамеренная партия, в которой Новгродская наипервейшая, чрез приступление Литовского региментаря князя Вишневецкого немалую силу получила, ибо он по ссоре на поле избрания о вступлении наших войск с своим зятем конюшим князем Радзивилом соединился, и к другим Литовцам чрез реку Вислу перешел.

Проэкт противной партии состоит еще в скором избрании маршала и потом в немедленной прокламации Станислава, до чего привести всякие способы хитростию и силою употребляются, а особливо ведомости о приближении наших войск утаиваются и прекословятся, и от apмий сюда приезжающие от Литовцов самих на [282] встречу посланные нарочные задерживаются. Избрание маршалка в первый день сейма 25-го началось а 29 в персоне подкоморья Киевского Раджевского, который до сего времени более голосов имеет и свойственник Станислава, имело в состояние прийти и вскоре потом Станислава объявить; но до сего времени и то и другое остановлено и уповательно от нашей партии еще несколько дней до приближения наших войск остановлено будет, а именно до будущего вторника, и тогда ни о чем так стараться не буду, как прокламацию до приближения наших войск, на что единая моя надежда полагается, остановить. Благонамеренные Литовцы между тем план сделали, что когда они в избрании маршала помешать не возмогут, то они, не ожидая прокламацию Станислава, при которой они многим насильствам и страху подвержены будут, соберутся и в Брест в Литву поедут и противу всего протестовать хотят.

Противная же партия между тем намерена, дабы лучше свое намерение произвести и тем Полякам, которые иногда Станиславу противиться будут, сообщение с Литовцами и такой случай с ними соединиться отнять, за Вислою рекою имеющийся мост с одной стороны разломать. Мы присланным к нам письменным объявлением о нашем отъезде не токмо наш явной пачпорт получили, но и нам все способы и пути как недружеским негоциациям, так и к обхождению с людьми отняты, и мы ежедневных нападков от наущенного к тому народа опасаемся. Французскому же посланнику и факции его почитай более самовластной воли дано, и потому я, понеже на все учиненные покушения не смотря что либо добрым порядком учинить ни малого виду не имеется, уже давно было к отъезду моему приуготовился и мой багаж несколько миль вперед отсюда отправил, в намерении в армию к генералу Лессию за оным ехать. Однакож, как по совету цесарского посла, так и по прошению примаса самого (чем всегда еще надежда к лучшему обдуманию подана) до ныне тем умедлил, токмо довольно видно, что в том один обман, а по последней мере, пока они прямого вступления войск не увидят, обращается, но оные меня с Божиею помощию не усыпят. В. И. В. привезенное мною письмо примас наконец принял, но кроме того ответу мне не учинил, как что о вольности их и о возвращении войск просит; о выключении же Станислава ничего слышать не хочет. Какое [283] употребление примас принятым письмом учинит, о том мне не известно, однакож он в принятии оного довольно затруднения и умедления чинил и чаятельно, он как долго возможно, оное скрытно содержать стараться будет, но токмо ныне тому учиниться не можно, ибо я копии с оного везде роздал и о содержании при всех случаях всякому объявлять не преминул. Что же до обыкновенного на то письмо ответствия принадлежит, то он примас извинялся, что оное прежде воспоследовать не может, пока все шляхетство, к которому оное писано, под одним маршалком не совокупится и к прямому действованию не приступит. Вчера и третьего дня он ко мне депутацию, а именно кастелана Сандецкого Морштейна прислал и меня спросить велел: действительно ль наши войска в Польшу вступили и за чем? и не возможно ль мне оных назад возвратить, понеже приближение их республике вольной ее элекции безмерный предел полагает и чтоб им наперед избрание их в покое и вольности дать совершить. Когда же усмотрится, что они себя дружбы и благослонности соседов своих не достойными учинят, то им и тогда еще войну объявить можно; но оных во время их настоящей элекции войсками обеспокоивать все конечно вольности их противно и их, как от королевского избрания, так и от других порядочных действований, весьма удержать имеет. И что еще ни кто между ими в короли не назначен, но токмо оное от Божие провидения и единодушной элекции чинов зависит. Також, что примас тяжкою присягою обязался в распрях республики короля назначивать и тако оному обида чинится, чая, что он Станислава инако, нежели единоустным республики согласием произвесть домогается. Помянутой же, ко мне отправленный кастелан мне сказал, что он поверенные ему вопросные пункты мне письменно сообщить хочет, на которые я тогда письменно ж ответствовать буду, а между тем я ему токмо ответствовал, что до вступления войск наших касается и о том, так и о причине того никому не известно быть может, о чем в поданном от меня примасу довольно явственно декларовано, також и им всем наперед сказано и увещевано, дабы они отечества своего ни каким смятениям не подвергали, а войска назад возвратить не в моей власти состоит. Особливо же весьма не так поступают, чтоб дружбу соблюсти хотели; но вместо того, дабы путь к дружеской негоциации очистить, нам все способы к тому пресекаются, но что я столько им обещаться и обнадеживать могу, [284] что понеже наши войска не яко неприятели, но яко приятели вступили, то оные ни кому ни малого вреда по тех мест, пока они сами поводу к тому не подадут, чинить не будут; еще ж оные войска и назад возвратиться могут, ежели они толь часто представленные им дружеские способы принять хотят; токмо им весьма инако, как до ныне учинено, в том поступить надлежит. Но когда они в начатом поведении и предприятии Станиславом продолжать станут, и начало к неприятельствам учинят, то я никому в том, что из того к их превеликому вреду воспоследует, ручаться не могу, и оные войска в таком случае именные указы имеют, которые по истине исследованы будут.

Во второй реляции от 6-го Сентября из Польши.

Понеже проезд ныне так весьма опасен, что кypиepa отправить и моей уже изготовленной реляции о состоянии, в котором дела здесь находятся, послать отважиться не смею, ибо четыре моих ко мне и к генералу Лессию переезжающих кypиepa уже переняты и для прочтения и разобрания с цыфр писем всякиe способы употребляли и всех Армян, Греков и духовных к тому собрали, и оным те письма поручили, ожидаемые от Саксонских министров кypиepы такожде остаются и знатно ранним образом задержаны и все пути и дороги наикрепчайшими заставами пресечены, того ради принужден моего в готовности имеющего нарочного еще дни два удержать, а между тем с сим эстафетом токмо cиe всеподданнейше доношу, что в 1 день сего месяца Станислав мятежным и непорядочным образом прокламирован, против чего двадцати сенаторов протестовали и с несколькими тысячьми шляхетства согласясь и протестации свои объявя, на новой элекции утверждаются».

В 3-й реляции его ж обер-шталмейстера от 13-го тогож Сентября писано:

«Хотя я чаял своего кypиepa, который у меня от несколько уже времени в готовности был, отправить, то однакож паче чаяния принужден несколько дней пропустить, ибо путь от здешних высланных партий еще так опасен, что курьеру невозможно проехать, пока, может быть, при наших войск приближении путь безопаснее учинится.

Ко мне отправленного курьера Крига в 7 день сего месяца четыре мили отсюда переняли, все письма у него [285] отняли с побоем и три дни вскрыте держали. Напоследи же, по моему требованию, когда о его перенятии я нечаянно услышал, его освободили и прежде взятые у него письма, а именно В. И. В. рескрипт с приложениями все распечатанные ко мне принесли, о чем обстоятельно потом всепокорно доносить буду; сим же, которое на удачу чрез Ортелсбург отправляю, токмо кратко донести имею, что в 11 день сего же месяца и ночи Станислав отсюда поехал; примас до того в полдни, а Понятовский за два дни прежде отъехали. Однакож в недалеко отсюда (12 миль) лежащей примасовой маетности Ловиче съехаться имеют, и как слышно, с Станиславом во Гданск поедут, куда и большое число тех, которые прежде отъехали, путь свой восприяли. Итако все уехали. Сперва имел воевода Киевский Потоцкий, которому Понятовский чин региментарский и команду над коронными войсками уступил, здесь в замке остаться; но сих войск, которые без того с их командиром мало довольны, опасаться не имеем, ибо из трех баталионов состоящая гвардия также откомандирована, а именно: в Mapиeнбург, Элбинг и в Торунь, и сего дня в поход пойдет. Теперь я увидал, что воевода Киевский с коронным маршалком также уехал и тако здесь вдруг пусто стало.

Противу Станислава протестующая партия, которая для многих причин от Праги далее ретировалась, на малое время и вместе содержалась, ныне уповательно без умедления паки назад придет, и начатое дело свое без препятствия производить будет. Мы все ожидаем токмо войск, которые ныне малое и никакое сопротивление иметь не будут. Французский посол и Шведский министр с Станиславом уехали».

Полученные около тех времен из Берлина о Польских состояниях известия в следующих посла графа Ягушинского реляциях видеть можно, от 8-го Сентября 1733 года.

«В. И. В. доношу всеподданнейше, что в прошедший вторник, то есть 4 числа сего месяца, прибыл к Французскому министру марки де ла Шетарди курьер с ведомостью из Варшавы, что Станислав прокламован; что Станислав, по прокламации, того же времени сам [286] явился, и что королевский дом того часу ему очищен. С сею ведомостию ездил Шетарди к королевскому величеству в Постдам, и как сказывают, зело был ласково принят. Граф Секендорф об его Шетарди тайном отъезде в Постдам послал нарочного от себя тудаж с письмом к полковнику Дершау, который непрестанно при короле, дабы Е. В. от признания Станислава королем удержать. Е. К. В. ему изволил в ответ написать, что не признает, пока цесарское величество его сам признает, а Шетардию, при объявлении о Станиславе изволил сказать, что оного от сердца рад признать, но чтоб оба цесарскиe домы прежде признали. Здесь в Берлине генерально тому зело рады, что Станислав выбран, а путь Станиславов почитай все чрез здешние области был, и не без сумнения, что оному свободный проезд дозволен, понеже когда другие области проезжал, то нигде не задерживаясь, днем и ночью ехал, а в королевских Прусских землях надежно ночи спал. К томуж, ежелиб не был совершенно обнадежен о свободном проезде, как бы ему осмелиться чрез Берлин ехать, из чего больно явствует, что Шетарди о том здесь тайно негоцировал и Станиславов свободный проезд исходатайствовал. Оной Шетарди по всему городу здесь славную их удачу разгласить старается.

От 15-го Сентября из Берлина.

Французский министр Шетарди был при Е. В. двое суток, третьего дня сюда возвратился и, как слышно, в бытность свою там Е. В. объявлял, что. В. И. В. с цесарем Римским намерение принять изволили, курфирста Саксонского силою на престол Польский возвести. Шетарди имел битый час с одним Е. В. разговор, но о содержании оных разговоров кроме вышеписанного ничего ныне донесть не могу.

От 22-го Сентября оттудаж.

О делах В. И. В. ныне ничего донести не имею, кроме того, что Е. В. в разговорах весьма себя недовольно оказал в том, что ежели курфирст Саксонский Польскую корону получит, рассуждая, что тем наследство утвердиться может. [287]

От 29-го Сентября оттудаж.

О курфирсте Саксонском изволит королевское величество всегда с великим неудовольствием разговаривать, и недавно сказал: «хотя бы де курфирст и достиг короны Польской, то отнюдь королем его признать не хочет»; о Станиславе же между речьми, когда генерал Грумко у его просто Станиславом назвал, изволил Е. В. при присутствии графа Секендорфа Грумкоу сказать: чего ради его королем не называет?»

В отправленных в Польшу к обер-шталмейстеру графу Левенвольду трех рескриптах писано о следующем от 13-го Сентября 1733 года.

«В запас повелели Мы Нашему генералу Вейзбаху у Киева еще некоторый корпус регулярного войска как возможно скоро собрать и еще 10 000 Украинским казакам к маршу во всякой готовности быть, дабы в потребном нужном случае оный корпус от Киева прямо в Польшу вступать и действовать мог, о чем и подтвердительные указы вновь отправляются.

Ежелиб Станислав паче чаяния действительно прокламован был, то Мы уповаем, что противная ему, к Нам доброжелательная партия генеральную конфедерацию учинила и такожде с своей стороны короля прокламировала и в нужном случае к Бресту Литовскому уступила, для лучшего и скорейшего соединения с Нашим войском. А ежелиб сия Наша доброжелательная партия по прокламации Станислава такожде и с своей стороны еще короля не прокламировала, то видится весьма потребно, чтоб оная немедленно то учинила, дабы тем толь лучше укрепилась и при Нас постоянно держаться принуждена была».

В другом рескрипте от 25-го Сентября между прочим писано:

«Понеже прокламациею Станислава противники себя явно уже объявили, а войска Наши до сего времени на Нашем хлебе и иждивении живут, офицерам и солдатам чрезвычайные дачи производятся, того ради предается на ваше рассуждение не пора ли войску Нашему на иждивении тех противников жить, дабы доброжелательные тем [288] толь крепчае при Нас содержаны и те противники противных своих поступков чувствовать могли, еже предается в ваше тамошнее рассуждение.

О пришествии Французской эскадры в Зунт от агента Эртмана вам прямо знать дано. Об оной эскадре имеется ведомость, что будто она множество ружья и аммуниции и офицеров при себе имеет, которые при Гданске имеют быть дебаркованы, и может быть их намерение туды клонится, дабы во Гданске и около того места войско вербовать, которого при Французских деньгах иногда и найдут, и для того потребно вам и о том рассуждение иметь, и ежелиб подлинно cиe от Французов предвосприято было, то как возможно их поскорее разогнать и взять такие меры, дабы оттуда Станиславу никакое вспоможение больше учинено быть не могло, яко же и городу Гданскому всемерно при первом случае чувственно их нынешние нагло противные поступки отмстить надлежит».

В третьем к нему обер-шталмейстеру от 28-го тогож Сентября рескрипте писано:

«Королевско-Прусский министр барон Мардефельд сообщил здесь сего дня некоторые будто от Французского посла в Варшаве учиненные предложения.

Вы оные усмотрите из приложенных экстрактов под № 1-м и 2-м, да из приложения под № 3-м, усмотрите, какие он барон Мардефельд предложения здесь учинил от себя и не имея будто к тому никакого указу.

Cиe подает некоторое сумнение не происходят ли иногда те барона Мардефельда предложения от самой Франции, и что оная, усмотря коим образом Станислава в Польше содержать невозможно, сама ищет хотя с некоторою честию из сего дела выйдти. Но как бы то ни было, Мы рассудили за потребно немедленно о тех предложениях вам сообщить и притом для вашего наставления вам дать знать, что ежелиб подлинно на таком основании, как он барон Мардефельд предлагал, делa в Польше окончаны быть могли, Мы для убежания от всяких дальнейших пространств, к тому склониться можем, а именно, чтоб Станиславу вовсе корону [289] Польскую резигнировать и никогда никакой претензии к оной больше не учинить и в Польские дела не вступаться.

И ежелиб вам с Французской стороны надежные такие предложения учинены были, то отдалиться от оных не потребно, только при всем том всякую надлежащую осторожность взять, чтоб за такими предложениями в произведении взятых у вас мерах бесплодно не останавливаться, толь меньше себя в обман отдать и усыпить допустить, как Мы то и от Римско-цесарского Двора надеемся, ибо что дела Наши в лучшем состоянии тамо находятся, и цесарь твердость свою Франции показать будет, тем и лучших кондиций всегда получить возможно.

№ 1. Экстракт из рескрипта его королевского величества Прусского к барону Мардефельду из Берлина, от 26 Сентября 1733 года.

Из приложенной копии усмотрите и тамо чаятельно еще прежде получения сего известно, какое предложение королевско-Шведский министр в Варшаве по прошению Французского посла о сокращении Польских мятежей всем тамошним посланникам, особливо же нашим, учинил.

Что же до того касается, еже о переемлемой от нас на себя медиации упомянуто и со стороны примасовой и Станислава самого о том же предложение учинено, и мы ни во что прежде не вступим, пока Е. В. Российской Императрицы мнения о том не уведаем, и надлежит вам о сем проведать, дабы нам позитивно всеподданнейше о том донести. А между тем признанием Станислава торопиться будем, хотя нам и весьма выгодные обещания за то учинены, токмо желали бы мы, чтоб дела в Польше весьма вдаль произвождены не были, ибо то, еже Станиславова партия в Польше претерпевать принуждена, будет от Французской до ныне весьма превосходящей силы цесарю и друзьям оного огнем и мечем воздано и вменено быть может.

№ 2. Из Варшавы от 15-го Сентября 1733 года.

Шведский министр по прошению Французского посла был почитай у всех здешних чужестранных посланников и мне фон Бранту, как и всем прочим представлял, что с Французской стороны истинное желание имеется, дабы к [290] содержанию мира в Европе способ изыскан быть мог, о чем он и цесарскому послу представление учинил, коль тяжкое и дального вида дело cиe будет избранного ныне короля с престола низвергнуть, и что к нему графу Вилчеку, яко зело умеренному министру, толь наипаче надеяние имеется, что он, сколько от него зависит, к отвращению военного пламя старание прилагать будет, и удобные к тому представления Двору своему учинить изволит. Такожде, ежели возможно, в том способствовать не оставит, чтоб Россияне от действ удержались и остановились, дабы Дворы между собою дружескими способы согласиться время возыметь могли, и хотя б уже Французы чрез Рейн перешли, то Франция обязуется оных еще назад возвратить, как скоро соглашение воспоследует, чего от Римско цесарского Двора толь скорее уповается, понеже цесарь никогда короля Станислава именно в подданных здесь декларациях еще не выключал.

Римско-цесарсий посол мне сказывал, что он Шведскому министру следующим образом ответствовал: что правда Цесарь, его Государь, никогда никого именно от Польской короны не выключал, но понеже Российский Двор, с которым теснейший союз имеется, о том гораздо явственнее себя к Польше изъяснил, того ради ему здесь в сем деле более ничего предпринимать невозможно, пока он нового указу о том не получит. Толь же меньше он на себя перенять может Российских министров просить, дабы войска остановились, но еже бы он Рутеншильд сим министрам сам предъявить изволил, а впрочем он Двору своему о таком предложении донесет и указу ожидать будет. И помянутый Шведский министр старшего графа Левенвольда посетить хотел для учинения ему сего же представления, но оной тогда еще спал.

Когда он Рутеншильд мне cиe представление учинил, то меня сондировал, не возмогу я что ко удержанию неприятельств способствовать, ибо о В. К. В. благонадежны, что вы паче в соседстве своем мир содержать пожелаете; и понеже вы при здешнем деле элекции весьма умеренное мнение являли, то уповают В. К. В. что и медиацию, которая вам славу и авантаж произнесет, ныне на себя перенять благоволите.

Я на то ответствовал, что мы по В. К. В. указу ни в пользу ни против какого либо кандидата здесь не действовали, и что я фон Брант надеюсь, что паче миру, нежели войны в соседстве своем желаете, и следовательно, ежели вы в чем [291] к удовольствованию интересующих партий способствовать может, то не преминете высоких своих официй прилагать; я же случай искать буду с Римско-цесарским и Российско-Императорским министрами о сем деле говорить, и все к лучшему переклонять; но что я прежде получения указу не смею оным о удержании их войск формальное предложение чинить, ибо потому со стороны В. К. В. похлебствие парциальность признаваться и тем причинено быть может, что медиация по предложению не приймется.

№ 3.

Сверх всего вышеписанного, барон Мардефельд будто от себя объявил, что по его мнению, дела Польские моглиб следующим образом окончаны быть:

А именно, чтоб Станислав сам корону резигнировал и жил бы впредь во Франции, и чтоб на его место выбираемый другой король для одной чести Французской ему некоторую годовую пенсию по смерти акордовал.

Чтоб Е. И. В. Станислава за короля признать изволила, а взаимно бы Франция Е. И. В. Императорский титул признала.

Но он, барон Мардефельд притом объявил, что cиe только партикулярное его мнение, и что он никакого указу о том не имеет.

Ему барону Мардефельду на то ответствовано:

Что им довольно известно, для чего Е. И. В. никаким образом допустить не может, чтоб Станислав на Польском престоле сидел и Е. В. соседом был; и ежелиб с королевской Прусской стороны зрело о том рассуждать похотели, тоб нашли, что и собственной Прусский интерес до того не допускает.

Что Е. И. В. не для возбуждения каких замешаний в Европе в Польшу вступила, но по славе и чести Своей, по должности на Себя имеющих обязательств и для собственной Своей и государства Своего предбудущей опасности к той необходимо принуждена была.

Что Е. И. В. впрочем ни каких замешаний и беспокойств в Европе не желает, и ежели он барон Мардефельд в [292] состоянии находится вышеписанные предложения или другие такие учинить, чрез которые Е. И. В. совершенным Станислава из Польши отлучением потребная безопасность доставлена быть может, то Е. В. всегда склонна будет оные выслушать и во все то вступить, что только резонабельно от Ней вытребовано быть может.

Но чтоб по требованию Французскому Е. В. повелеть войско свое остановить и тем противной партии только вящее время дать себя усилить и интриги свои, как в Польше, так и инде продолжать, и то резонабельным образом ни от кого от Е. В. востребовано быть не может.

Барон Мардефельд объявил, что он об учинении таких предложений никакого указу не имеет, а королю о том донесет».

В реляциях его обер-шталмейстера писано из Польши от 5-го октября по новому штилю:

«За продолжающеюся опасностию пути в провозе писем благонадежен быть не могу, но сии как и прежние почитай за потерянные поставлять и токмо на отвагу отправлять имею. Того ради В. И. В. за противно да не приимите, что обо всем, еже до ныне здесь происходило, пространно донести еще отлагаю и ныне только вкратце предъявляю, что в 29-й день сентября по старому штилю прибывшие с господином генералом Лессием войска начали чрез реку Вислу переправляться и в сей город вступать, которые уже с 19-го числа по ту сторону в Праге обретались и командующий здесь нескольким числом собранных людей новый региментарий воевода Киевский Потоцкий к препятствованию оным в переправе всякие виды и распоряжения чинил, и во все то время со сделанных по сию сторону батарей по нашим войскам беспрестанно, однакож без причинения тем великого вреда, из пушек палить велел. Но наконец в 28 день, как он прямую переправу увидел, то с своим войском ретировался и тако наши войска, с которыми доброжелательная партия уже совокуплена была, без всякого сопротивления перебрались, пред которым переправлением господин генерал Лессий маиора Егейма из Праги в Санктпетербург отправил, оной о благополучном 24-го сентября прежде еще прошествия сроку шестинедельного сейма элекции совершившемся в Праге избрания и прокломации курфирста Саксонского королем Польским и что притом [293] происходило (будучи сам всему тому очевидцом) обстоятельную ведомость чаятельно с собою привез. При такой прокламации с тридцать Польских и литовских вельмож и с четыре тысячи шляхетства голоса имевших, присутствовали и элекция без всякого прекословия или протестации состоялась. Оные вельможи и сенаторы по учиненной нашими войсками им свободной переправе, сюда ежедневно съезжались и сегодня чрез обыкновенных депутатов чужестранным министрам формальную нотификацию о избрании его курфирста учинить велели, и что ныне распоряжением и постановлением пактов конвентов упражняются. Как скоро он курфирст и новый король ведомость о том получит, то с знатным корпусом своих войск в Польшу прибудет. С места элекции отправлен в Дрезден коронный кихенмейстер Центнер, такожде разными дорогами нарочные тудаж посланы. Но проехали-ль оные (ибо определением воеводы Киевского все дороги и проезды наикрепчайшими заставами снабдены), о том неизвестно, понеже одиннадцать дней потом уже прошло, а никакого известия об них еще нет.

Отправленный от Саксонских министров с сею ведомостию отсюда куриер не пропущен, но купно с посланным в тож время от цесарского посла графа Вилчека офицером за несколько миль отсюда переняты и у обоих письма отобраны, которые, не смотря на учиненные о том воеводе Киевскому жалобы, по cиe число не возращены, яко же оный воевода во все время и еще по ныне чрез разъезжающих по всем дорогам партий как прибываемых, так и отправляемых куриеров, нарочных и штафетов задерживать велел; такожде все почты остановил и здешнему почтовому амту под смертным наказанием и угрожением всех почталионов перестрелять воспретил, никакой почты или эштафета отсюда не отпущать, так что вся коресподенция весьма пресечена, пока дороги от непотребного людства очищены и безопасными и свободными учинены не будут, еже нам по ныне, за недостатком довольной конницы, учинить не можно.

По Станиславовом отъезде здесь оставшиеся воевода Киевcкий купно с Люблинским Тарлом в приближение наших войск отчасу неприятельнее против нас здесь действовать начал, и нас в свои руки получить всякими образы и меры домогался и меня, по приступе и разграблении моего и братнего домов и по отобрании и с собою увезении всего в оных бывшего экипажу, лошадей и людей в доме цесарского [294] посла (куда мы уже прежде с Саксонскими министрами за умножающимися нападками ретироваться принуждены были) весьма неприятельски осадили, и я ежечасно равномерного приступу и разграбления ожидал, но и со всеми теми, кого токмо из моих людей поймать могли, жесточайше поступали и не иным чем, как повесить и превеликим наказанием угрожали. Я же по вышереченному в доме его посольском в таком заключении держан был, что и самые пленники жесточае караулу не имеют, и едва к нам потребное пропитание, да и то тайно чрез стену приношено быть могло, и следовательно мне все способы и пути весьма присечены были кого нибудь со двора послать, толь же меньше письмо отправлять; ибо все, что иногда по консидерации к нему послу с великою нуждою пропущено, наикрепчайше осматривали, да и хлеб, который к нам приношен, от караула, у всех выходов со двора расставленного, пополам резан, чтоб видеть не спрятано ль каких писем. Cиe житье во все то время продолжалось, так что мы по все моменты денно и ночно неприятельского нападения ожидать и в ружье быть принуждены. Я же неоднократно мои письма, дабы оные в неприятельские руки не попались, сожечь принужден был, о чем все обстоятельства лучше изустно, нежели письменно донести можно. В. И. В. по сему Всемилостивейше усмотреть изволите, что при таком состоянии и обращении я писем отправлять ни случаю, ниже малой какой безопасности не имел, и еще иметь не могу, пока дороги и пути очищены не будут. Прибывшие войска от походу зело утомлены и конница вельми в плохом состоянии, якоже господин генерал Лессий более осьми сот человек конных при своем Рижском корпусе не имеет, а достальные без лошадей.

Генерала-мaиopa Волынского ожидаем мы сегодня или завтра с передовым конным деташаментом. О генерале же лейтенанте Загрязском и регулярных войсках подлинной ведомости мы не имеем, в каком расстоянии оные еще суть. А между тем довольно описать не можно, коликое препятствие такой недостаток в кавалерии во всех делах причиняет. Здесь слышал я, будто Смоленский корпус весьма назад возвращен. Ежели cиe учинено, или кавалерия еще долго не будет, то неисцелимый вред из того произойдет, ибо без конницы ни о провианте и магазинах надлежащего определения учинить, и ниже малого какого предприятия произвести не можно; но мы здесь всегда в заперти будем. Малое же число восемь сот человек, которые господин генерал [295] Лессий имеет, по разным местам раскомандованы, и без того оным дела довольно, нежелиб они еще к употреблению к чему иному достаточны были.

Воевода Киевский, который корпус около пяти тысяч человек при себе имеет, в том числе семь сот человек коронной гвардии и с тысячу пять сот человек другого регулярного войска, прочие же набранные польские хоругвии суть, сказывают, в восьми милях отсюда стоит, и еще от часу более сукурсу из Великой Польши ожидает, а меж тем он еще не отменно чинит набеги, особливо же по ночам под самую Варшаву и по дорогам со всех сторон опасность наносит, которую прежде истребить не возможно, пока довольным числом конницы не снабжены и не в состоянии что либо предприять и за ним воеводою устремиться, к чему пехота никак употреблена быть не может.

При вышереченном приступе к нашим домам корнет Таубе, вахмейстер и двадцать два рейтора В. И. В. конной гвардии, також сто двадцать лошадей отчасти от гвардии, отчасти же моего брата в полон взяты и в лагерь воеводы Киeвского отведены, а по выступлении его за ним взяты, и капитан Билау здесь в городе взят же, також более двадцати переняты, которых к Лессию и ко мне отправленных нарочных к господину генералу он воевода всех с собою побрал».

В ответ на сию реляцию послан был от 5-го Октября к обер-шталмейстеру гр. Левенвольду в Польшу следующий рескрипт:

«Мы чрез сего моменту прибывшего маиора фон Гегейма от генерала Лессия получили реляцию с приятною Нам ведомостью, коим образом в 24 день Сентября чрез доброжелательную партию курфирст Саксонский единогласно в короли выбран и прокламован.

Мы сим происхождением вас поздравляем и ваши в том приложенные верные и искусные труды со всякою Императорскою милостию признаваем и признать будем, но при всем том Нам весьма неприятно слышать, что вы в Варшаве в заперти обретаетеся, без жадной с генералом Лессием коммуникации». [296]

Что же происходило при Прусском Дворе по избрании в Польше нового короля Августа III-го, о том видеть можно из следующих графа Ягушинского реляций от 2 октября 1733 года.

«Вчерашнего числа получена здесь подлинная ведомость о избрании курфирста Саксонского королем Польским. Сей ведомости здесь не весьма рады, и больше о несчастии Станислава тужат. Королевское величество, по получении той ведомости, сам весьма себя недовольна явил и к признанию оного не намерен так скоро склониться, но паче Станислава персону за правильно избранного считать изволит.

От 9-го Октября из Берлина.

Королевское величество находится еще в Вустергаузене, а Саксонскому министру, который уже больше недели о том требует, и поныне еще позволения не дано, чтоб в Вустергаузен ехать с объявлением о возведении курфирста Саксонского в короли.

Е. В. во всех тамошних разговорах является еще не склонным к персоне курфирста Саксонского, но паче о Станиславе изволит говорить, что два милиона рад заплатить, когдаб он мог удержаться королем.

От 13-го Октября оттудаж.

Французскому министру Шетарди свободнее приступ к королю не таков стал, и сказано ему от министров, чтоб впредь, ежели о чем предлагать имеет, министрам бы то чинил, а без позволения к королю не ездил.

От 20-го Октября оттудаж.

Саксонскому министру поныне аудиэнции не дано и он от Двора своего получил указ, чтоб о том более здесь не докучать, и что Двор Саксонский в том на В. И. В. полагается.

От 27-го Октября оттудаж.

В. И. В. всеподданнейше доношу, что на прошлой недели прибыл сюда граф Вратислав, притом от короля [297] Польского Августа комплимент отправлял с обнадеживанием, что он с своей стороны все возможное в угодность короля Прусского чинить готов, кроме уступки земли и людей. Е. В. на то никако не изволил отозваться, токмо сказал, что прикажет о том с ним Вратиславом министрам своим говорить, якоже третьего дня он с ними в конференции и был, где, когда прилучилось короля Августа имя помянуть, изволил Е. В. токмо курфирстом Саксонским называть.

От 3-го Ноября оттудаж.

Вчерашнего дня был у меня Саксонский министр Поникоу и казал письмо своего государя короля Польского к королевскому величеству Прусскому, в котором по соседственной дружбе повторительно объявляет о выборе своем в короли Польские и что он по просьбе присланных к нему от республики Польской, имеет путь свой принять в Польшу; а в том письме напоминает точно все те слова, которые к нему королевское величество Прусский писал, а именно: что король Пруссии курфирсту корону Польскую получить усердно желает, которой он уже давно достоин был, и ежели республика единогласным и вольным избранием его выберет, тем желание его исполнено будет, и того ради надеется он король Польский, что королевское величество Прусское ныне оное возведение не будет запротивно иметь и притом многие от своей стороны дружеские обнадеживания король Польский в том письме представил. Саксонский посланник с тем ездил к министрам здешним, которые о том королю донесть обещали.

От 10-го Ноября оттудаж из Берлина.

Вчерашнего же дня был граф Секендорф с министрами здешними в конференции, которых, сказывает, несколько склоннее прежнего нашел и ежелиб король Август в некоторых в манифесте претензиях Е. К. В. удовольствовал, то надеется он Секендорф, что Двор здешний склонится, однакоже поныне Саксонскому министру аудиенции не дано, а граф Секендорф вчера в вечеру отъехал к королевскому величеству в Постдам».

Ноября 11-го дня тогож 1733 года, находящийся при Российском Дворе Саксонский чрезвычайный посланник граф Линар подал Государыне [298] Императрице от нового короля Польского Августа III, из Дрездена от 31 Октября, объявительную грамоту, в коей между оным написано:

«В. В. ведомость уже получили, коим образом Божиим управлением к тому пришло, что мы до окончания для элекции в Польше назначенного сейма в 5 день Октября по той стороне Вислы реки между Прагою и Гроховым от блогонамеренной стороны Польского и Литовского народа добровольно и единогласно в короли избраны и проклямированы. И понеже мы ныне, по учиненному от стороны помянутых чинов республики нам пристойному призыванию таким образом нам представленную корону приняли, и к охранению нашего тем к Польскому престолу полученного права, к восстановлению паки утесненной вольности и к защищению наших верных друзей и подданных по их собственному желанию под конвоем одного корпуса наших войск в оное королевство вскоре ехать намерены, и туда такой же корпус уже наперед послали, того ради В. В. мы о сем дружебно, братски и племяннически не объявя толь наименьше обойтись не можем, понеже мы о Вашей по аллианции в том апробации наперед уверены, и потому в подлинной надежде пребываем, что В. В. не токмо с нами о том по Вашему склонному намерению на нас учинившемся избрании радоваться, но и совокупно с Е. В. Римским цесарем по Вашим обязательствам нас притом довольно охранять, противников еще в Польше на нашу сторону и вас в спокойное владение Польского престола привесть и содержать помогать соизволите, якоже мы с нашей стороны В. В. совершенно высокого благоповедения и постоянного удовольствования, доброго здравия и долгого века от всего сердца желаем. Вашу дружбу и благосклонность высоко почитаем и В. В. во время всего нашего государствования опыты о нашей истинной преданности, верно взаимной дружбы и доброго соседства подавать никогда никакого случая не упустим».

Императрица в ответ на cию грамоту, поздравляя его короля с единогласным избранием, следующими словами свою от 20-го Ноября оканчивает грамоту:

«Впрочем, как В. К. В. потому, что до сего времени от Нас учинено, о Нашем к вам имеющем [299] доброжелательном, верном и истинном намерении уповательно к вашему собственному совершенному удовольствованию довольно уверены, так и Мы в том твердо и неотменно требуем, и с Нашей стороны ни в чем не преминем, еже по имеющим с В. К. В. ко утверждению вашего престола и скорейшему восстановлению тишины в королевстве вашем касаться может. Вышепомянутый Наш обер-шталмейстер граф фон Левенвольде от Нас совершенно уполномочен с В. К. В. о потребных и сему довольных мерах концертовать и оные вскоре по имеющимся обстоятельствам в действо производить, на которого Мы в том ссылаемся».

Между тем находящийся в Санктпетербурге Саксонский министр Линар подал 13-го Ноября при сообщении своем следующий экстракт из королевского от 7-го Ноября к нему указу:

«Я надеюсь, что Российский Двор чрез своего министра в Константинополе, совокупно с министрами Римского цесаря и короля Английского домогаться будет, чтоб Султан Станислава не признал, и чтоб ему в Польше вспоможения не чинил. Я послал указ к драгоману своему Ломаку в Константинополе в том с помянутыми министрами согласно поступать, и мне бы приятно было, когда бы Е. В. Императрица Российская соизволила к Своему министру указ послать, чтоб он драгоману моему в представлениях его при Порте Оттоманской вспомогал.

Так же понеже Е. В. король Прусский о моей элекции себя еще не изъяснил, хотя он наперед сего объявил, что ему то противно не будет, того ради вам при Дворе Российском домогаться, чтоб к графу Ягушинскому немедленно указ послан был, короля Прусского в том худом мнении, которое противные люди, может быть, ему внушили, поправить».

В следствие его королевского требования Ноября в 17 день послан в Берлин следующий к графу Ягушинскому рескрипт:

«Хотя вы и без того, будучи о Нашем намерении известны (касательно до Польского короля Августа III), в том всякое прилежание иметь не оставите, однакож о том еще [300] и чрез cиe подтверждаем, чтоб обще с цесарским министром чрез всякиe пристойные способы трудиться, короля Прусского к признанию его за короля Польского склонять и доброе согласиe между ими восставить. И понеже уже пред некоторым временем Мы имели постороннюю ведомость, будто граф Мантейфель за тем делом нарочно в Дрезден поехал, того ради весьма желательно было бы, ежелиб сия его графа Мантейфеля коммиссия счастливой успех иметь могла, о чем в свое время от вас известия ожидать будем».

До получения еще вышепомянутого рескрипта, граф Ягушинский из Берлина от 15-го Ноября дал знать следующее:

«Короля Августа поныне королем назвать не изволит Е. К. В., Станиславово же дело за справедливое ставит и надобно, чтоб какие нибудь авантажные пропозиции от стороны Станислава королю чинены были. Хотя об оных здесь и не хотят объявлять, но из разговоров королевских то довольно значит, когда графу Секендорфу сам сказать изволил в Постдаме, что от Станислава оферты чинятся, а от курфирста ничего».

Декабря 1-го дня тогож 1733-го года вторичный послан в Берлин к графу Ягушинскому рескрипт, следующего содержания:

«Барон Мардефельд пред двумя днями получил эстафет и чрез оный собственноручный королевский указ, чтоб Нам здесь сообщить об учиненных ему от Понятовского предложениях, состоящих в том, чтоб он король Станиславскую партию принял, обещая ему за то Курляндию и другие в Франции авантажи, но что Е. В. в том отказал, объявляя, что он от обоих цесарских Дворов не отстанет, а впрочем в Польских делах нейтральство содержать хочет. Он же барон Мардефельд, по прибытии последней почты, сообщил, коим образом Франция у Е. К. В. домогаться повелела о свободном Станиславу пропуске чрез его землю. А что надлежит до негоциации графа Мардефельда, то надлежит вам купно вместе с цесарским министром все возможные способы употреблять, чтоб оную производить и короля Прусского к признанию нового короля и к его стороне преклонить, и для того надлежит вам [301] вместе с цесарским министром Саксонский Двор сильно побуждать, чтоб оный в чем только возможно себя склонным и снисхождение свое показал, понеже по всему виду никакой иной способ не находится короля Прусского прямо в общие Наши намерения привесть, как сей, иль пока cиe несогласие продолжится, то Прусский Двор всегда от Польского в осторожности и нынешние свои предосудительные поступки продолжать будет».

В силу помянутого рескрипта ответствовано было из Берлина от гр. Ягушинского в реляциях следующее. От 8 Декабря 1733 года:

«В прежних моих всеподданнейших реляциях доносил я В. И. В. неоднократно, что королевского величества склонности весьма нет в фавор короля Августа себя декларовать, еже и поныне в той мере состоит, а граф Мантейфель, хотя в Дрездене старание имел, чтоб от Саксонского здешнему Двору какие нибудь оферты учинены были, но никакого успеху в том не получил, и напоследок только несколько большого роста людей требовал, чем бы короля к склонности здесь привесть; но и того не учинено. И так он ни с чем из Дрездена возвратился и больше в cиe дело директе мешаться не хочет. Я о том с графом Секендорфом говорил, на что он мне рассуждал, что в том деле лучше еще обождать, понеже никако к тому королевское величество привесть невозможно. Сегодня изволил Е. В. мне приказать при столе своем быть, однакож ни в какие разговоры со мною не вступал, а в публичных разговорах непрестанно Станиславу справедливость и что он от Речи посполитой настояще избран, а курфирст Саксонский токмо в корчме проклямирован от малого числа противников. На такие разговоры принужден я был с учтивостию донесть, что Е. В. неосновательный выбор Станислава довольно известен, и что оному удержаться никак не возможно и всем соседним областям и интересу то противно, и что к последнему выбору чаятельно буде не все, то самая большая часть Речи посполитой вскоре пристанет, которое представление Е. В. не весьма угодно показалось. Конец тому, что Станиславу все здесь доброжелательны, а курфирсту Саксонскому противны.

От 18-го Декабря из Берлина.

Что касается до ретирады Станиславских адгерентов, о том он генерал Борк мне сказал, что инако от них, [302] как они учинили, требовать невозможно, понеже Е. К. В. будучи в Польских делах неинтересен, как Станиславской, так и другой партии Полякам ретираду в землях своих дозволил. Он же о короле Августе сказал, что они не помнят, когдаб к способствованию курфирсту их соизволение дано было, но паче всегда персоне его противное имелось, с обеих сторон paзсуждениe однакож обещал о том по силе моего требования королевскому величеству представить и на все упомянутое мне ответствовать.

Текст воспроизведен по изданию: Историческое известие об избрании на польский престол короля Августа III в 1733 году // Русский вестник, Том 4. 1841