СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

РАННЯЯ ПОЛИТИКО-САТИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ СИМЕОНА ПОЛОЦКОГО

(польскоязычные поэмы о событиях Первой Северной войны) ¹

В народно-освободительном движении, которое стало набирать силу в Речи Посполитой с середины XVII в., принимали живое участие многие украинцы, белорусы и русские — жители «восточных кресов» «сарматской республики». Возникавшие в их среде многочисленные литературно-поэтические отклики на реально происходившие события хранят в себе немало ценных сведений как документально-исторического, так и литературно-художественного характера. Тем не менее, до сих пор именно эта литература остается практически неизученной у нас. Заслугой польских ученых является ее исследование в контексте прочих польско-немецких произведений-откликов на указанные события.

К сожалению, большую часть литературных сочинений восточнославянского происхождения, посвященных коллизиям польско-шведской войны и созданных [приблизительно в тот же период, еще предстоит обнаружить в рукописных собраниях и архивах. Поэтому есть смысл пока сосредоточиться на анализе отдельных памятников. Рассмотрим два малоизученных польскоязычных стихотворных произведения видного славянского поэта и просветителя XVII в., Симеона Полоцкого [1-6]. Его политико-сатирические поэмы «Desperatia krola szwedzkiego» и «Krol szwedzki oficerow swych szuka» дошли до нас в единственном черновом списке в составе автографического сборника ранних польско-латинских и белорусских стихов, дневниковых записей Симеона за 1648-1660 гг. [7]. Надо полагать, что они были написаны поэтом по свежим впечатлениям еще до заключения Оливского договора между Польшей и Швецией, поскольку о нем ничего не сказано в поэмах, в основном повествующих о событиях 1656-1657 гг. Несмотря на искусную словесную аранжировку (свидетельство отменной поэтической изобретательности молодого Симеона), определенную самостоятельность его публицистических трактовок, «Desperatia» и «Krol szwedzki» — не вполне оригинальные творения поэта. Их общий идейный замысел (inventio — по схоластико-риторической терминологии ²) восходит к анонимным немецким сатирическим стихотворениям типа «Das polnische Piequett-Spiell» (1655) или «Auf des Koniges in Schweden Caroli Gustavi... Generale und andere Officirer» (1656). С 1656 г. появлялись, как правило, расширенные, дополненные новыми данными (не только явно исторического, но и легендарно-эпического свойства) переработки этих [47] небольших немецких поэм о военных неудачах шведского короля Карла X Густава, его вассалов и союзников; они получили хождение в Польше в большом количестве вариантов.

Одни из них образовали цикл так называемых «пикетов» (название «pikieta» перешло в польскую барочную поэзию из популярной в то время в Европе игры в карты): «Pikieta wojeima» (1656), «Wesole Echo Pikiety wojeimej» и т. п., другие — цикл «Lamentownej Dumy» — своеобразных сатирических плачей шведского короля. Первым польскоязычным произведением в этом цикле была «Lamentowna Duma Karola Gustawa, krola szwedzkiego, nad czesciq pojmanemi, czcsciq pobitemi ksiazety, kawalerami officyjerami...» (1656-1657).

Вместе с немецким прототипом — элегией «Auf des Koniges...» она послужила основой для последующих стихотворных интерпретаций, как-то: «Carolus Gustafus, Rex Sveciae, swoich wiernych i milych przywoluje»; «Rozmowa krola szwedzkiego z swemi»; «Echo szwedzkie»; «Piest'i о krolu szwedzkim i oficyjerach jego», a также «Groza krola szwedzkiego po przegrauej z krolem polskim Janem Kazimierzem» и др. Как отмечает С. Либишовская, все это были весьма произвольные, далеко отступившие от своего первоначального источника поэтические переработки.

В них «неизвестные по имени, доморощенные польские поэты проявляли огромное богатство мысли, юмора и пропагандистских трюков... В зависимости от адресата, на которого эти произведения ориентировались, они могли быть представлены в разной форме — с более или менее развитым содержанием, с простыми формулировками или же учеными выводами, с неидентично, наконец, обозначенной версификацией» [9, s. 513].

Следует подчеркнуть, что почти вся создававшаяся на злобу дня (окказиональная) поэзия была анонимной и стихотворные интерпретации Симеона Полоцкого суть первые достаточно определенно атрибутируемые произведения подобного рода. При их составлении Симеон мог пользоваться разными рукописными и даже устными источниками, но, скорее всего, он не был знаком с печатными изданиями сатирических поэм о Карле Густаве (в то время в свет вышли две публикации «Wesoie Echo Pikiety wojenuepn «Lamentownej Dumy Karola Gustawa»: в Раве в 1657 г. ив Кракове в 1658 г. «у вдовы и наследника Франциска Цезаря, его королевской милости типографа») [9 ill. — s. 488, 508]. Во-первых, потому что упоминаемые Симеоном Полоцким имена многих шведских военачальников и государственных деятелей имеют искаженное написание (причем, в отдельных случаях одно и то же имя пишется то верно, то неверно, например: Kromwelu — Krune muelu, Leon Hauplt — Camen Hault и т. п.). Во-вторых, в его поэмах мы видим иное расположение материала, более умеренный сатирический тон (ср. в «Lamentownej Dumie» шведский король называется «безбожным тираном», «ядовитым» и «проклятым зверем» — у Симеона же такие определения отсутствуют). Кроме того, Симеон значительно расширяет в «Desperatii» те разделы, где говорится о лицах или событиях, относящихся к белорусско-литовскому ареалу (к примеру, о политике Януша Радзивилла об антишведских военных кампаниях «московитов» и т. д.). Последнее обстоятельство подтверждает концепцию общенародной популярности в Речи Посполитой конца 50-х годов XVII в. антишведской сатирико-обличительной литературной тематики, ее равноактивного с центральными областями Коропы бытования в культуре окраин, к каким относился тогда г. Полоцк, где будучи монахом Братского Богоявленского монастыря, Симеон, видимо, и составил обе поэмы ³.

Небезынтересно было бы выяснить, какие оригинальные тексты могли быть взяты поэтом за образец. Опуская подробности сравнительного анализа, заметим, что набор известных (по всей видимости) Симеону литературных памятников антишведского сатирического содержания выглядит довольно внушительным. Возьмем в качестве примера лишь начальные [48] строфы «Desperatii krola szwedzkiego» (фрагменты 1-5 — нумерация фрагментов здесь и далее приводится по автографу Симеона. — В. Б., Л. З.). Как уже отмечалось, по своему главному идейному и, добавим, структурному замыслу эта поэма относится к циклу «Lamentownej Dumy»: она построена по принципу «воинской переклички» или «эха» — курьезного барочного диалога. На каждый вопрос — мольбу о помощи, адресуемый Карлом X кому-либо из его офицеров или союзников, с их стороны следует непременно негативный ответ. Кстати, ответы раздаются как из мира живых (хотя, в основном, из-за тюремной решетки), так и из «царства мертвых», что усиливает гротескное звучание произведения.

Из известных нам памятников данного цикла ближе всего к «Desperatii» Симеона стоит «Lament Gustawa Karola krola szwedzkiego nad pobitemi i pojmaneini v Polszcze regimentarzami i kawalerami w roku (1656)» 110, s. 67-74], который позволяет уточнить персональную ономастику, а также некоторые исторические сведепня, встречаемые у Симеона. «Lament Gustawa Karola» находится в сборнике, принадлежавшем потомственному киевскому шляхтичу Яну Флориану Дробышу Тушиньскому (1640-1707). Не исключено, что последний не просто записал этот текст, а дал ему определенную литературную обработку, ибо, как свидетельствуют известные черновые записки Тушиньского (часть II), именно в 1656 г. он стал участником событий, описываемых в названной поэме. Так в 3-м фрагменте «Desperatii» Симеона выведен некто «мудрый Эшкот». При сопоставлении с аналогичным местом из «Lamenta» Тушиньского получаем более точную транскрипцию имени — Eskin, и таким образом выявляется имя шведского генерала Александра Эрскина, взятого после освобождения Варшавы в июле 1656 г. в польский плен и впоследствии умершего в Замойской тюрьме.

В 4-м фрагменте поэмы Симеона Полоцкого читаем о конвое к Замойской крепости плененных в Литве полковников Адама Вейгера и «молодого Леона Хаулта» (Левенхаупт — «львиная голова»), «Lament» не только уточняет дату (1656) и место пленения — «panstwo Hurczynskie», но и дополняет к списку высокопоставленных шведских пленников секретаря- наместника Лавра Каптерштейиа.

Так же, как и в «Lamente», первый фрагмент стихотворного произведения Симеона Полоцкого представляет собой авторский монолог, но его содержание во многом специфично. Это — довольно разернутая (12 строк) медитация об извечном конфликте между Надеждой и Фортуной, который обрушивается и на «высочайшую голову» шведского короля. Сходное начало находим в пародийной псевдолирической поэме «Pikieta niestatecznej tortuny, kunsztowna gra, szwedzkiej w Polszcze wojny proceder po czcsci wyrazajaca» [11, s. 199] (1656). Обратимся ко 2-y фрагменту «Desperatii»: «А Херштейн (Оксеншерна. — В. Б., Л. 3.) Бенедикт, куда он делся? // — В Замостье с Витембергом вместе сидит, доподлинно; Яном Казимиром сослан он туда, // дабы польский язык выучил, если хочет Короной // Польской как вице-король править, но по-моему, // Не возжаждем чужого, пойдем назад, господине!».

Обыгрываемый здесь мотив абсурдного назначения узника польским «вице-королем» слишком прозрачно указывает на его источник — острую сатиру на якобы отданный указ Карла Густава о разделе Речи Посполитой между ним, Богуславом Радзивиллом, электером Бранденбургским и венгерским правителем Ракоци, известную под заглавием «Z Wolgastu 12 sierpuia А° 1657» [11, s. 222-223]. Симеон мог знать и более раннюю «Piesnо krolu szwedzkim i olicyjerach jego», где на запрос шведского короля о том, как обстоят дела по управлению поляками, Бенедикт Оксеншерна отвечает так: «Прежде, чем принять столь похвальное назначение, я хотел бы выучить польский язык» («Dо tak chwaJebnej postawy, // Ucze sic wprzod polskiej inowv» [9, s. 5111]. Как видим, y Симеона Полоцкого оба доблестных «правителя» — канцлер Оксеншерна и «вице-король» Виттемберг сведены вместе — в прямом и в переносном смысле.

Литературные параллели можно продолжить и дальше, однако, думаем, приведенных наблюдений достаточно для того, чтобы убедиться в [49] широкой осведомленности белорусского поэта в современной ему польской литературе.

Политико-сатирическая направленность содержания стихотворений Симеона, его ориентация на популярную антишведскую сатиру предполагала соответствующую манеру изложения — с построением гротескных, смешных и прямо-таки абсурдных ситуаций. Не о том ли свидетельствует упомянутый эпизод с «назначением» заключенного в польскую тюрьму Виттемберга «вице-королем Польши». Пли пронизанный едкой иронией диалог Карла Густава с младшим Кенигсмарком, погибшим осенью 1656 г. Карл X зовет Кенигсмарка-сына на помощь и слышит такой ответ: «загнан я в Вислу войском Яна Казимира, короля польского, опился тут вдоволь воды, теперь с рыбами мне только являться в темных водах». Тенденциозность молодого поэта обусловливалась специфическими требованиями канона выбранного им сатирического жанра, но также, по-видимому, в немалой степени — его собственными симпатиями пли антипатиями к изображаемым лицам, его негативным отношением к шведским интервентам в целом.

Таким образом, подлинные исторические события рисуются Симеоном Полоцким далеко не всегда в том виде, в каком они действительно имели место. Характерный образец гиперболизации «собственных» (т. е. польско-литовских) военных успехов представлен в диалоге из 11 фрагмента:

Король Карл X: «Генерал Витекс ⁴ в Кракове, там оборонительный замок».

Вюртц: «О, меня уже вытеснил оттуда маршалек Коронный».

Король Карл X: «Приди же сюда, генерал, с полками своими».

Вюртц: «Одни убежали, другие легли в землю: / Недель восемь сдерживал я мощную осаду, / голод терпя и мор, богом ниспосланный. / Уж слава богу, что я здоровье свое сохранил, / Больше не подниму руки на польского короля».

Между прочим, здесь идет речь о малозначительном событии начала польско-шведской войны, когда в сентябре 1656 г. войско под командованием Коронного маршалека Иеронима Любомирского осадило Краков. Согласно польской историографии эта осада шла вяло и большого урона шведскому гарнизону города, которым с 5 февраля 1656 г. по 16 мая 1657 г. командовал Павел Вюртц, она не принесла [13, s. 75-88]. Однако тогда же рассматриваемые события получили литературно-публицистическую трактовку, сходную с той, какую им дает Симеон Полоцкий.

Неизвестный автор стихотворения «Poczqtek wojny ze Szwedami Polakow » [12, t. 11, s. 504, 506] представляет блокирование Кракова как великую военную операцию:

Wojsko pod Krakow daj szczesliwie Boze
Z Marszaikiem Koronnym, ten z taski swej pomoze,
Nam na Szwedy juz pomogl, bowiem pogromiono,
Podjazd szwedzki wybito, az w bramie broniono
Kazimierzskiej. Daj Boze, szczyscie dalej,
Aby Szwedzi od szabli polskiej pozdychali

[12, t. II, s. 504].

Как видим, Симеон логически завершил в своем творении пожелание одного из своих соратников по перу; в «Desperatii» шведы уже якобы совсем побеждены — кто убежал, а кто и погиб, «лежит в земле». Гораздо больший военно-политический резонанс в пределах Речи Посполитой и во всей Европе получила знаменитая битва под Простками (в «Королевских Прусах»), Генеральное сражение развернулось неподалеку отсюда в долине реки Ленг 8 октября 1656 г. (и длилось с 8 до 13 часов дня). В нем участвовали, с одной стороны, приблизительно 4-5-тысячное войско гетмана Винцептия Корвина Гонсевского, с другой — 10-тысячная армия под командованием генерала Йозефа Вальдека, в которую входили [50] соединения под командованием Валленрода и перешедшего на шведскую службу Богуслава Радзивилла.

В неравном бою имевшие большое численное превосходство шведы и верные им поляки потерпели сокрушительное поражение [12, t. II, s. 97-99]. Это была одна из первых вдохновляющих побед Республики после периода оцепенения, когда многим казалось, что она стоит, может быть, на самой грани краха. Симеон Полоцкий в поэмах много внимания уделяет итогам исторической битвы. Примечательно, что эти его высказывания, несмотря на их общую сатирическую окраску, демонстрируют значительное приближение к исторической правде. Так, известно, что при переправе через реку Ленг полковник Валленрод был атакован татарской конницей; охваченные паникой шведы (в основном, бранденбургские наемники) бросились врассыпную, сам Валленрод едва спасся в лесу и вывел с собою лишь 500 солдат [14, s. 324-344]. У Симеона Вальдек говорит:

Pod Prostkami, kiedym mial utarczka z tatary,
Pruskie wszytko ucieklo, moje zas wycieto,
Radziwila rannego i inym z onym wzieto.
W dzikie pola juz mie bisurmanin zaprawadzil,
Bodaj piekia nie uszedl, ktory wojne radzil.

Затем, кратко сообщается о пленении Гонсевским под Богуславцем князя Бернарда Веймарского, Б. Радзивилла, Исраэля Иссаксона, Риддерхельма, братьев Энгель — Иоахима и Ганса (английские офицеры на шведской службе) и с ними Боктранека и др. Судя по известным ныне историческим документам того времени (реляциям, приказам и т. п.), все это действительно имело место 9 октября 1656 г. Безусловно интересен 12-строчный 10-й фрагмент «Desperatii», где повествуется о штурме войсками Яна Казимира г. Хойниц (в Поморье).

Взяв Хойницы 31 октября 1656 г., польский король двинул все свое 24-тысячное войско на освобождение Гданьска. Ни в одном из указанных выше стихотворных произведений, посвященных 1 Северной войне, насколько нам известно, об осаде Хойниц ничего не сказано. Опять-таки Симеон Полоцкий в этом плане, возможно, оказывается оригинальным. В уста шведского коменданта крепости он вкладывает высокую оценку упорства и мужества польских воинов, а также признание:

Bogu niech bgdzie chwala, zem wybrat z tej toni,
Nigdy juz na polaka nie dobcdc broni.

Похоже, что поморская тематика вызывает особый интерес писателя. Она звучит в рассказе о взятии русскими войсками Нарвы и смерти графа Ферсена, «ktorcgo саr odoslal bez glowy do zony», о ретирации «князя Сен Кроя» (До, ля Круа) из центральной Польши в Поморье, о неудачном походе шведского генерала Стенбока (у Симеона Полоцкого — «сын Гнарт») в начале 1657 г. под Биржы — родовое поместье Радзивиллов:

...ile zdrowych byio,
Tych w Radziwiliszkach polskie vojskc zbilo;
Na kilka set tatarom piechoty wycieto,
Oficerow niemalo z oberszterzem wzieto.

Наконец, данная тематика находит отражение и в воспроизведенной Симеоном Полоцким легендарной истории пленения маршала Кенигсмарка (т. е. старшего, Кенигсмарка-отца) жителями Гданьска, когда в их руки будто бы попала шкатулка, выброшенная на берег Балтийского моря волнами, с важнейшими секретными документами, которые касались государственной политики Швеции. Чувствуя, что сражение проиграно, шкатулку бросил в море сам Кенигсмарк по судьба была на стороне его противников.

Так об этом повествует легенда, которая сложилась осенью (октябрь-ноябрь) 1656 г. — сразу после реально случившегося пленения высокого шведского военачальника. Он был заключен в крепости Мюндзе, в нескольких километрах от Гданьска, где пробыл почти всю войну. Из [51] устных пересказов легенда скоро попала в польскую литературу и поэзию. Эпиграмма «Do Kernsmarka» [12, t. II, s. 507-508], аллегорико-сатирические поэмы «Datnis: Niespodziewany upadek z nimta Filida» (немецкий оригинал: «Dalnis. Unvermuthlicher Unfall an die Nymphe Phyllis» [11, s. 185-186, 344]), «Piesn zalosna о siawnym Dainidzie» [11, s. 186] и другие произведения — вот наиболее вероятные источники, использованные Симеоном при написании пространного «responsa» Кенигсмарка своему державному сюзерену.

К «Поморским фрагментам» в поэмах Симеона Полоцкого примыкают стихи о положении в Лифляндии (Инфляндском воеводстве), содержание которых сводится в основном к настойчивому упоминанию писателем русской кампании по осаде Риги, длившейся с 23 августа по 12 октября 1656 г. Соответственно плачевно представляются дела руководителя ее обороны, главнокомандующего шведскими войсками в этом регионе графа Магнуса де ла Гарди ⁵.

Между тем, известно, что де ла Гарди не только успешно руководил обороной города, но и организовал 2 октября смелую вылазку, когда рижане ударили по укреплениям осаждающих и нанесли им сильное поражение. В немалой степени из-за этой неудачи царь был вынужден сиять осаду Риги и отступить в Полоцк, на чем, собственно, и завершились территориальные приобретения России в Лифляндии. Заметим, что негативный политический эффект от этой неудачи Симеон стремится приглушить и в других своих сочинениях. Так, в «Wierszach на szczcsliwy powrot сага jego milosci zpod Rygi» он много говорит об избавительной миссии Алексея Михайловича для белорусского народа, называет его «светом веры», объявляя само его присутствие на белорусской земле великим благом. Вот характерный пример его трактовки «счатливого возвращения» царя:

Придеше, вси верный, восплещем руками:
Се бог господ показа милость си над нами,
Возврати царя здрава и честна повсюду,
Стерта врагом их выя горделиву люду

[7, л. 5].

Нельзя в этой связи не отметить и тот факт, что в заключительной части «Desperatii krola szwedzkiego» Симеона Полоцкого Карл X, перечисляя свои главные военно-политические неудачи (победы гетмана Гонсевского в Пруссии, измена курфюрста Бранденбургского, потеря союза с Радзивиллами, коронным подканцлером Иеронимом Радзейоским и т. д.), среди прочего замечает:

Nie dose na tym, ze sami z holdu sie wybili,
Ale jeszcze moskala na kark nam wsadzili,
Dwych panstv chciatem byc krolem y Litwa byc miala,
Moja lecz mi fortuna tego nie sprzyjala.

Словом, понятно, несмотря на то, что поэма писалась в тот период ⁶, когда многие надежды и политические начинания правительства Алексея Михайловича терпели очевидный провал, несмотря на это, Симеон намеренно выставляет положение русской стороны в самом благоприятном свете.

Если вспомнить, что и в других, более ранних произведениях поэта (в таких, например, как «Wierszy na szczcsliwy powrot сага jego milosci zpod Rygi» [7, л. 5-6], «Winszowanie wziscia Derpta», [7, л. 6 об.], «Wmszowanie obrania и a krolewstwo Polskie» [7, л. 6 об. — 7]; полоцких и витебских (1656) метрах и др. [7, л. 3-5]) его идеологическая позиция имеет совершенно аналогичный характер, то теперь мы получаем повое свидетельство его последовательной приверженности идее союза Речи [52] Посполитой с Россией, причем такого союза, в котором приоритет принадлежал бы последней.

В заключение отметим два момента. Первое: разобранные политикосатирические поэмы Симеона Полоцкого расширяют наши представления об административно-политической географии подобного рода литературной продукции, а также о социальной и конфессиональной принадлежности ее создателей ⁷. Несомненный интерес должна вызвать представленная в них историческая персонография.

Например, по сравнению с анонимными польско-немецкими поэмами из цикла «Lamentownej Dumy» в поэмах Симеона Полоцкого названо наибольшее число имен разных деятелей, имевших отношение к событиям «Потопа», среди которых и такие известные, как Кромвель, трансильванский князь Дьердь Ракоци II, шведский канцлер Аксель Оксеншерна, граф Магнус де ла Гарди и де ла Круа, брат Карла X Густава маршал Адольф Йоганн и посланник крымского хана Махмуда IV Гирея субхан Сефер Гази-ага, и такие редко упоминаемые в исторических документах имена, как Леон Хауплт (шведский полковник), Сенхазен, фон Хеффен, некто Палл (так Симеоном Полоцким назван комендант шведского гарнизона Бижского замка), граф Херланд, фон Тург, фон Хеффен и др.

Второе: нельзя забывать, что поэмы Симеона Полоцкого были злободневны и, следовательно, их сатирическая форма имела в сущности остропублицистический, пропагандистский характер. А это, в свою очередь, увеличивает ценность настоящих сочинений для исторической науки.

Ниже публикуется полный текст и перевод поэмы Симеона Полоцкого «Desperatia krola szwedzkiego» по авторскому списку ЦГАДА, ф. 381 № 1800, л. 10-13. [53]

/л. 10/ Desperatia krola azweckiego

1

Nadzieja wiec zyjemy, w nadziei nadzieja
Zaczynamy wsze sprawy, acz sie tez niedzie,
Wedlug zamyslow naszych, nadziejej krolowa
Fortuna do odmiang, a najwieksza glowa.
Pobladzily, acz z nadziei swojej zawiedziony
Od fortuny narzeka krol dzis opuszczony.
Monarchow w pomoc wola, narzeka na slugi:
«Czemu nie przybywacie, kiedy czas tak dlugi?
Bawia sig widzae pana w niebiespiecznej toni,
Kedy go orzel bialy do twej toniej goni?
Kedys jest Witemberka, przeslawny hetmanie?
Przybadz!» — «Jako? kiedy jestem wiezniem, panie!»

2

«A Cberszlejeu Benedykt, kiedy sig on bawi?» —
«W Zamosciu z Witemberkiem wespol siedzi, prawie,
Od Jana Kazimierza zeslany w tg strone,
Aby po polsku umial, jesli chce korone.
Polska rzadzic vicerex, alie moje zdanie,
Niepragniema cudzego, podzmy nazad, panie!».

3

«Gdzie nasz madry Eszkot? Niecb ten nam poradzi!» —
«Ach za szyje mie, panie, juz polak prowadzi!
Poki zdrowia y moja rada tobie byla,
Poki naszej fortuny nadzieja sluzyla».

4

«Niech ze przyczie nasz Wieger i Leon Hault mlody!» —
«Szuka w Litwie korzysci przyszliscie do szkody.
Zamojski nas prowadzi do swojej fortecy,
Niespodziewaj z nas, panie, juz uslugi wiecej». /л. 10об./

5

«A Kenix Mark z ludem swym, dokad on tez zmierza?» —
«Wpedzonym od Wisly od Jana Kazimierza,
Krola polskiego, wojska opilem zlg wody,
Juz z rybami mnie tylko przydzie w ciemne wody».

6

(«A gdzie general Waldek z Wallenrodem i pruskim wojskiem?» — ) ⁸
«Pod Prostkami, kiedym mial utarczka z tatary,
Pruskie wszytko ucieklo, moje zas wycieto,
Radziwita rannego i inym z onym wzieto.
W dzikie pola juz mie bisurmanin zaprawadzil,
Bodaj piekla nie uszedl, ktory wojne radzil!»

7

«A ty, xiaze koniuszy, zacny Radziwile,
Ktorego ja powazat y traktowal mile,
Pospiesz, pospiesz, a pospiesz jak najprzedziej do mnie!» —
«Abos nie dat jeszcze znas o sobie y o mnie? — [54]

8

Izraei twoj kochany pod Prostkami wzety,
A jam kilkakroc szabla tatarska zacifty.
Opatszy z konia, о zywot Gonsiewskiego prosil.
Bog mie skaral, zem reek na krola podnosil».

9

«A kedyz sa wielmozni bracia Anglikowie?» —
«Jeden siedzi u tatar, drugi wziot po glowie». —
«Niech ze przydzie Boktranek z pulkami swojemi!» —
«Juz nas szabla tatarska oddala dzis ziemi!»

10

«Kiedyz xiqze Angielskie, pytam sie о tobie, —
Wszak z laski bozej zyjesz, masz wszytkie przy sobie. /л. 11/
Spiesz sie do nas jak najprzedzej, niedosypaj nocy,
Czekamy jako najprzedzej od ciebie pomocy». —
«Oblegli mie w Chojniczu polacy potgznie,
Ile mi sil stawalo, branilem sig mgznie.
I gdym sie juz nie spodziai wsparcia z zadnej strony,
A obleczeniem srogim beda przyciesniony.
Przysiegam przeciwko im wigcej nie wojowac
Jezeli chcial moj zywot z utraty salwowac.
Bogu niech bgdzie chwala zem wybrnal z tej toni,
Nigdy juz na poiaka nie dobede broni!»

11

«General Vitex — w Krakowie, tam zamok obronny!» —
«O, juz mie wyrugowal marszalek koronny!» —
«Przydz ze tu, jenerale, z pulkami twojemit» —
«Jedni pouciekali, drudzy lezq w ziemi:
Przez niedziel osm potezne bedac oblazony
Przy glodzie powietrzem od boga nawiedzony.
Zem zdrowie mie uniosl, bogu dajq dzigki,
Nie podniose nа kroia polskiego juz reki».

12

«W Toruniu со sig dzieje?» — «Tam nasza osada.
Trupem nas polozyla miasta tego zdrada.
Tajemna z wojskiem polskim zmowe uczynili,
Zadnemu nie folgujac na glowe nas zbili».

13

«Kenix Mark z wojskiem swym, ten nas posilkuje!» —
«Prozna, krolu, nadzieja — w Mindzy reiiduje.
Gdanszczanie mie po mozu Baltyckim przejeli,
Tam mie z wojskiem z armaty y z amunicyjej wzigli.
Szkatule z sekretami wstawiono do wody,
Ktora morskie wyniosli na brzeg niepogody.
A tu juz dostala gdanszczanom ta w rece». —
«Jakoby ostrym mieczem przerazil me serce. /л. 11об./
Kiedy mie za przybyciem Jana Kazimierza
Praelientia krolu w rgee spol owq zmierza: ⁹

Listy moje sekretne w oczach razwijaja,
Wszytkie naszy praktyki na swiat wyjawiaja!» [55]

14

«A gral Magnus? Niecli z Inllant wojska swoje ruszy!» —
«Moskal со nie wypcdzil mnie samemu z duszy:
Ryge przez cale lato mocno inlektowal,
Inne iorlecy pobral, Iniianty splondrowal».

15

«A graf Puntus, Leon Hault?» — «Ci pomiarli oba,
Niezliczone wojska pozarla choroba».

16

«A kiedyz jest grai Fertum, kawaler waieczny?» —
«Ten kwiatowal juz wojnc, przyjal pokoj wieczny.
Od moskala na Narcu zostal urozony,
Ktorego car odostal bez glowy dо zony».

17

«Syn Gnart!» — «Ten szedl pod Birze, ile zdrowycb bylo,
Tych w Radziwiliszkach polskie wojske zbilo.
Na kilka set tatarom pieclioty wycicto,
Olicerow niemalo z oberszterem wzieto».

18

«Xiech Pall lud zwiedze, a niecli do nas stanie!» —
«Oblezonym z Birz wynisc juz nie moga, panie!»

19

«Niech wielmozny ton Heriant gral, szwager moj mily,
Swoje dzis nam na pomoc niechaj wyszle sily! » —
«Krolu szwedski! ze mna sie juz stalo podiable, /л. 12/
Rozdzielil w drobnie sztuki cialo mie przez szable
Wielkopolanin — tyranski okrutnie me zabil
Twoja to jest przyczyna, tys mi tu wyrabil.
Chciwosc w nas nasza, prawdc przyznac musze, —
Kroiem polskim nie bedziesz, a jam pozbyl dusza».

20

«O xiazieciu Wejmarskim spytai sie tez godzi,
Kiedy jest szczesliwie, mu zalic sic powadzi». —
«Jabym sie rad na pomoc krolu puscil w droge,
Rekoma juz nie moga ani tez stac moge!»

21

«Przydzio, gialie fon Senliazan, bywales nam chetny.
A posit nas swym wojskiem jako pan majetny». —
«Jabym rad, zacny krolu, dopomogl dzis tobie,
Ale leze zawarty juz w podziemuym grobie».

22

«Przybadz, xiaze Sen Krojn, a daj swoje zdanie:
Со nam poczac?» — «Do Pomor uciekajmy, panie!» [56]

23

«Kurfirszcie Brandenburski у z swemi prusami,
Jakos poczal do konca, stawaj oraz z nami». —
«Ja dobrego juz konca tej wojny nie tusze,
Malose со dopomoge, a sam zginqc musza!

24

Zalujac tej Ligi, zem przemowal kiedy
sam nie nie wskarales nas nabawil biedy,
Ziem uczynil, zem polakow lekee sobie wazyl
Gonsiewski, wpaszy w Prusy, wojska me porazil.
Armaten mi odebral, tatarow zas chata /л. 12об./
Ogniem і mieczem karal Prusy moje, za ta
Rzekami plynela krow w panstwie moim czlecza,
Zem na krola polskiego dobyl mego miecza». —
«Przez listy swe pochlebne tuscie nas zwabili,
Niedotrzymawszy slowa, wojskascie me zbili.
Bym wojiiq, z krolem zaczal, samiscie radzili.
Zdradziliscie wprzod pana і mnie tez zdrarzili.
Litewskie Xiastwo podac tez oblegowal.
Janusz Radziwil jakorz stalo nam holdowal
Z cala, Zmudziq, ktora nas za pana przyjela,
Potym sie zbuntowawszy ludzie mie wyciela.
Nie dosc na tym ze sami sa z Holdu sie wybili,
Ale jeszcze maskala na kark nam wsadzili,
Dwuch panstw cbciaiem byc krolem y Litwa byc miala,
Moja lecz mi fortuna tego niesprzyjala.
Wazylem na armatg wojsku swemu ptacit,
Chcialem nabye cudzego, aie swoje stracil.
Inflanty maskal spalil, tatarzyn Pomorska,
Znaczna widza nad soba dzisia kara boska.
Zachcjalem z krolem polskim dostapic pokoju,
Stracilem wszytkie wojskie, niemam nie do boju.
Przymi, krolu, za moj grzech prozbe ma w nagrodzie.
Lubo we wstydze prosza, zyjma z soba w zgodzie. /л. 13./
Wszak wet ze wet oddano juz mi y sowito,
Arcyxiazat y graiow y wojska wybito!
Do panswa mego oczu pokazac nie moga, —
Krolu polski, two je wojska zastqpili droge
Wypusc przynamniej z dusza, dosc takiej nagany
Miedzy wszytkiemi pewnie juz niewyde stany.
Sam grzech wyznawam na sie y zem dzis pobladzil,
Czego grzech, krolu polski, gdymsie sam osandzil!»

25

«Dia takowego goseiu wiec takowe gody.
Kiedy cie przyciesnione w ten czas szukac zgody.
Juz nie czas, krolu szwedski, — dekret bozy z nieba;
Splondrowales mi panstwo, zaplaeie ci trzeba».

26

«Teraz widze wszytkiego jestem pouszezony,
Posilkow nie spodziewam wiekszycli z zadnej strony.
Kancler Hersztejn umarl, Radziejowaski szalieje, —
Ostatni dzis nam w tobie, potaszu, nadzieje.
Pomoz mi, Krune Muelu, pomozeie, lapowie,
Pomozcie, czesi, y wy, waleczni linowie.
Pomoz, potezny turku, y ty, tatarzynie,
Przybadz od Rokocego na pomoc, wicgrzynie.
Juz mie swiat opuseil, dopomoz sam boze,
A jesli y ty nie chciesz, niech czart dopomoze!» [57]

Отчаяние короля шведского

1

Надеясь ведь живем, в надежде, надеждой,
Начинаем всяческие дела, хотя они и не совершаются
По замыслам нашим. Надежды королева и высшая глава —
Фортуна их изменяет.
Сбившийся с пути, надеждой своей обманут,
На Фортуну сетует днесь король одинокий.
Монархов на помощь призывает, сетует на слуг:
«Почему не приходите столь долгое время?
Забавляются, видя Господина в опасной бездне,
Куда его белый орел гонит?
Где же ты, Витемберг, преславный гетман?
Приди!» — «Как? Ведь я — узник, господин!»

2

«А Херштейи Бенидикт, куда он делся?»
«В Замостье с Витембергом вместе сидит, доподлинно,
Яном Казимиром сослан он туда,
Дабы польский язык выучил, если хочет Короной
Польской как вице-король править. Но, по-моему,
Не возжаждем чужого, пойдем назад, господин!»

3

«Где наш мудрый Эшкот? Пусть он нам поможет!» —
«Ах, господин, уже за шею меня поляк ведет!
Пока был в здравии и была тебе помощь моя,
Пока нам надежда на Фортуну служила».

4

«Пусть же подоспеют наш Вейгер и Леон Хаулт молодой!» —
«Ищем мы в Литве выгоды, обретаем же себе ущерб.
Замойский нас ведет в свою крепость.
Не жди уж больше, господин, от нас услуги».

5

«А Кеникс Марк с людьми своими, куда же направляется он?» —
«Загнан я в Вислу войском Яна Казимира,
Короля польского, упился злой водою, —
Уж с рыбами только в темные воды могу идти».

6

(«А где генерал Вальдек с Валленродом и с прусским войском?»)
«Под Простками, когда имел я схватку с татарами,
Прусаки многие бежали, моих же всех порубили.
Радзивилла раненого и других с ним захватили.
В дикие поля уж басурманин меня завел.
Хоть бы ада не избежал тот, кто за войну ратовал!»

7

«А ты, князь конюший, благородный Радзивилл,
Которого я уважал и милостями одаривал,
Поспеши, поспеши поспеши же, как можно скорее, ко мне!» —
«Разве ты еще не знаешь о себе и обо мне? — [58]

8

Израэль твой любимый под Простками взят,
А я саблей татарской несколько раз пораненый,
Упав с коня, оставить жизнь мне Гонсевского просил.
Бог меня покарал за то, что я поднял руку на короля».

9

«А куда же делись вельможные братья англичане?» —
«Один сидит у татар, другой получил по голове». —
«Пусть же придет Боктранек с полками своими!» —
«Нас уже сабля татарская предала земле!»

10.

«Где же ты, князь английский? справляюсь о тебе, —
Ведь ты по милости божьей живешь, все при себе имеешь.
Поспеши к нам, как можно скорее, не досыпай ночи,
Ждем побыстрее от тебя помощи». —
«Окружили меня в Хойницах мощно поляки,
Пока сил у меня хватало, оборонялся я мужественно,
Даже, когда я уж не надеялся на поддержку ни с какой стороны,
Будучи тесним плотным окружением,
Клянусь больше против них не воевать,
Чтобы живота своего не лишиться.
Бог, да будет благословен, что выбрался я из этой бездны,
Никогда уже на поляка не подниму оружия!»

11

«Генерал Витекс — в Кракове, там оборонительный замок!» —
«О, меня уже вытеснил оттуда маршалек Коронный!» —
«Приди же сюда, генерал, с полками своими!» —
«Одни убежали, другие — легли в землю:
Недель восемь сдерживал я мощную осаду,
Голод терпя и мор, богом ниспосланный.
Слава богу, что я здоровье свое сохранил,
Больше не подниму руку на короля польского».

12

«В Торуни что делается?» — «Там нас осадили.
Трупом нас положила горожан измена.
Тайный сговор с войском польским они учинили,
Не давая никакой передышки, наголову нас разбили».

13

«Кеникс Марк со своим войском, вот кто нам поможет!» —
«Тщетная то, король, надежда — в Мюндзе я пребываю.
Гданчане меня в море Балтийском перехватили,
Там меня с войском, с пушками и со всей амуницией взяли.
Шкатулка с секретными документами была брошена в воду,
Но ее морской шторм выбросил на берег.
А здесь уж она попалась гданчанам в руки». —
«Словно острым мечом поразил ты мое сердце.
По прибытии Яна Казимира, самонадеянностью своей в руки короля,
Меня вместе с нею предал:
Письма мои секретные представлены на обозрение,
Все наши планы перед всем миром раскрылись!» [59]

14

«А граф Магнус? Пусть из Инфлянт войска свои двинет!» —
«Москаль из меня самого чуть не выбил душу:
Ригу целое лето мощно атаковал,
Другие крепости захватил, Инфлянты разграбил».

15

«А граф Пунтус, Лен Хаулт?» — «Померли оба,
Несметное их войско пожрала болезнь».

16

«А где же граф Фертум, доблестный кавалер?» —
«Он уж оставил войны, отошел к вечному покою.
От москаля под Нарвой получил ранение,
И царь его без головы к жене отослал».

17

«Сын Гнарт!» — «Этот шел под Бижы, сколько с ним здоровых было,
Столько в Радзивилишках польское войско побило.
Несколько сот пехотинцев у татар порублено,
Немало офицеров с полковником в плен взято».

18

«Пусть Палл людей своих поднимет и к нам ведет!»
«Окруженный, я из Биж выбраться уж не могу, господин!»

19

«Пусть же вельможный сей Херланд граф, шурин мой милый,
Свои ныне нам на помощь пошлет силы!» —
«Король шведский! Черт уж меня побрал на тот свет:
Раздробил тело мое на части саблей
Великополянин — тиран жестоко меня убил.
Твоя в этом вина, ты мне это устроил.
Жадность нас губит, по правде признать надо, —
Королем польским ты не будешь, а я из-за этого дух испустил».

20

«О князе Веймарском узнать также следует,
Коль он счастлив, ему плакаться станем», —
«Я бы рад отправиться в дорогу на помощь королю,
Да ни руками уж, ни ногами двигать не могу!»

21

«Приди, граф фон Сенхазен, ты был нам предан,
Пособи нам своим войском как состоятельный господин». —
«Я бы рад, благородный король, помочь ныне тебе,
Но уж под землею лежу в гробе».

22

«Прибудь, князь Сен-Кройн, выскажи свое мнение:
Что нам делать?» — «К Поморью бежим, господин!» [60]

23

«Курфюрст Бранденбургский со своими пруссами,
Коль начал, так уж будь до конца с нами». —
«Я хорошего конца этой войне уже не чаю, —
Даже немного тебе помогая, сам погибнуть могу!

24

Жалею, что вступил я в ту лигу,
И сам ты ничего не достиг, и на нас навлек беду.
Плохо я сделал, что поляков недооценивал:
Гонсевский, вторгшись в Пруссию, войска мои разбил,
Артиллерию у меня отобрал, татарскими же полчищами
Огнем и мечом Пруссию мою карал, поэтому
Реками текла кровь человеческая в моем государстве,
Из-за того, что я на короля польского поднял свой меч». —
«Письмами своими льстивыми вы сюда нас заманили,
Нарушив обещание, войско мое погубили,
Чтобы я войну с королем начал, вы сами же советовали, —
Изменили сперва богу и мне также изменили.
Даже Литовское княжество, и его осадил
Ян Радзивилл, который прежде был нашим союзником
Со всей Жмудью, каковая нас государем признала,
Да потом, взбунтовавшись, людей моих посекла.
Мало того, что сами же от присяги своей отреклись,
Так еще москаля на голову нам посадили.
Двух государств хотел я быть королем, и Литва должны была быть
Моею, но Фортуна мне в том не благоприятствовала.
Рассчитывал я на пушки, войску своему платил,
Хотел приобрести чужое, а утратил свое.
Инфлянты москаль спалил, татарин — Поморье;
Значительную вижу над собой нынче кару божью.
Хочу с королем польским договариваться о мире,
Потерял я все войска, не с чем воевать.
Прими, король, за мой грех просьбу мою в награду,
Покорно со стыдом прошу, будем меж собой жить в согласии.
Ведь уже воздано мне око за око и щедро
Князей и графов, и войска побито!
В государстве своем я не могу показаться на глаза, —
Король польский, твои войска перекрыли дорогу.
Выпусти, по крайней мере, живого, довольно такого наказанья.
Я уже ни на кого не пойду войной.
Сам свой грех признаю и то, что ныне я был не прав.
Да что грех, король польский, когда я сам себя осудил!»

25

«Каков гость, таков, стало быть, и прием.
Как тебя прижали, — тогда стал искать мира.
Теперь уж не время, король шведский, на то — указ божий с неба,
Разграбил ты мое государство, расплатиться тебе надо».

26

«Теперь мне все ясно, теперь я всего лишен,
Поддержки больше не ожидаю ни с какой стороны.
Канцлер Херштейн умер, Радзеовский дурит —
На тебя, яд, последняя нам надежда ныне осталась.
Помоги мне, Кромвель, помогите, лопари,
Помогите, чехи, и вы, доблестные финны,
Помоги, могучий турок, и ты, татарин,
Приди от Ракоци на помощь, венгр.
Весь мир уж меня покинул. Помоги же ты, боже.
А если и ты не хочешь, пусть черт мне поможет!».

Комментарии

1. Авторы считают своим приятным долгом поблагодарить Л. В. Заборовского за ценные консультации по теме данной статьи.

2. Отметим, что данную терминологию поэт изучал по наиболее совершенны .1 для того времени польским теоретическим сочинениям, в частности, по трактату М. К. Сараевского «De acuto et arguto», конспект которого (вернее, его VII раздела — «Modi inveniendi argutias») содержится в бумагах Симеона [8, л. И об. — 12].

3. Постриг в иноки Полоцкого Богоявленского монастыря Симеон принял 8 нюня 1656 г. (получив таким образом и свое монашеское имя — Симеон, его прежнее имя — Самуил). Здесь в качестве дидаскала монастырской школы он оставался, судя по всему, до весны 1664 г. [4, с. 116].

4. Имеется в виду Павел Вюртц — Pawet Wurtz — комендант Кракова и Вищница (Wisnicz) [12, t. I. s. 209, 232, 233, 239, 241, 256, 276, 277-279; t. II, s. 104, 113-115, 147, 164, 167, 168, 193, 282, 364, 444, 459, 464-466, 469].

5. Де ла Гарди был назначен генерал-губернатором Ливонии и одновременно главнокомандующим на огромном фронте от Ладожского озера до Двины еще 1 июня 1655 г. [15, р. 209].

6. По-видимому, не позднее лета 1657 г. — ср. об отмеченных выше переменах в расстановке противоборствующих сил [16, с. 204].

7. Симеон Полоцкий был монахом латино-униатского ордена Василия Великого (базилиан) [17, с. 166; 18, с. 311-312].

8. В оригинале эта строка пропущена и восстановлена нами — (В. Б., З. Л.).

9. В рукописи текст читается невнятно.

ЛИТЕРАТУРА

1. Татарский И. Симеон Полоцкий (его жизнь и деятельность). М., 1886.

2. Еремин И. П. Симеон Полоцкий. Избранные сочинения. М.-Л., 1953.

3. Прашкович М. И. Паэзия Симяона Полацкаго. Ранни перыяд (1648-1664). Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. — ГБЛ, машинопись, б. п. Минск, 1964.

4. Панченко А. М. Русская стихотворная культура XVII в. Л., 1973.

5. Симеон Полоцкий и его книгоиздательская деятельность. М., 1982.

6. Debsky J. Tworczosc rosyjskich sylabistow i tradycje literackie. Wroclaw, 1983.

7. ЦГАДА, собрание библиотеки Синодальной типографии, ф. 381, № 1800.

8. Commemoratio brevis poeticae. Capit.: «Modus eruendi conceptum». — ЦГАДА, ф. 381, № 1791.

9. Libiszowska S. Antyszvedzka literatura propagandowa z czasow «Potopu» — In: Polska w okresie drugiej wojny Polnocnej 1655-1660, t. II, Warszawa, 1957.

10. Dwa pamigtniki z XVII wieku (Jana Cedrowskiego i Jana Floriana Drobysza Tuszyinkiego). Wyd. i wstep. A. Przybos. Wroclaw-Krakow, 1954.

11. Nowak-Dluzewski J. Okolicznosciowa poezja polityczna w Polsce (Dwaj mlodsi Wazowie). Warszawa, 1972.

12. Polska w okresie drugiej wojny polnocnej 1655-1660, Warszawa, 1957, t. I-II.

13. Sikora L. Szwedzi i Siedmiogrodzianie w Krakowie 1655-1657. Krakow, 1908.

14. Majewski M. Bitwa pod Prostkami — In: Studia i materialy do historii sztuki wojennej, t. II, Warszawa, 1956.

15. Rystad G. Magnus Gabriel De la Gardie. — In: Sweden’s age of greatness. 1637-1718, 1 publ., London, 1973.

16. Кан А. С. История Швеции, М., 1974.

17. Киселев Н. П. О московском книгопечатании XVII в. — книга. Исследования и материалы. Сб. 2. М., 1960.

18. Былинин В. К. Неизученная школьная пьеса Симеона Полоцкого. — В кн.: Симеон Полоцкий и его книгоиздательская деятельность. М., 1982