-

ДЕСПОТЫ ЗЕНОВИЧИ

в конце XVI и начале XVII веков.

Сообщаемые ниже документы, относясь в частности к роду Деспотов Братошинских (из Братошина) Зеновичей, касаются вместе с тем и истории взаимных отношений Москвы и Польши в конце XVI и начале XVII-го столетий. Кроме того, они интересны и для характеристики нравов того времени. Так как события того времени нам хорошо известны, то тут мы считаем необходимым предпослать несколько слов только о роде Деспотов Зеновичей.

В «Русской Старине» о Деспотах Зеновичах упоминалось несколько раз ¹. В одной статье было сказано «что Деспоты Зеновичи не коренные поляки. Предки их, переселившиеся в Литву около 300 лет тому назад, происходят от владетельного сербского дома» ². Мнение о происхождении Зеновичей от сербского владетельного дома очень распространено. Оно повторяется всеми гербовниками. Папроцкий ³ говорит, что они происходят от сербских князей, из рода которых прибыл в Литву один храбрый рыцарь и оказал этому новому своему отечеству великие услуги.

Чтобы выяснить себе хоть сколько нибудь этот вопрос, нам следует указать на самое значение титула «Деспот», который присвоен Зеновичам. Известно, что в Византийской империи этот титул принадлежал, по преимуществу, принцам крови ⁴. Так, [126] например, вспомним, что Михаил Ангел Комнен Дука (ум. 1214), племянник Исаака II, делается в 1204 г. родоначальником Эпирских деспотов ⁵. Сербский царь Стефан Душан (ум. 1355), приняв в 1346 году титул императора греческого, стал заводить у себя и греческие порядки, в числе которых было и разделение государства на несколько деспотий ⁶. С этого времени Душаново царство распалось на столько-же отдельных, самостоятельных княжеств, и уже первый его наследник на царском престоле очутился с фиктивною властью. Да и само царское звание недолго удержалось. Стефан Лазаревич (1389–1427) правит с 1406 г. Сербиею уже а титулом деспота, который и удерживается его преемниками до самого падения Сербии, 1459 ⁷.

В Литве этот титул принадлежит Зеновичам. Папроцкий не говорит кто это был этот храбрый рыцарь предок Зеновичей, чей он был сын и из какой местности в Сербии пришел он и Литву. Это подало повод к разным догадкам. Более всего распространено мнение, что Деспоты Зеновичи происходят по прямой линии от сербских владетельных князей. В подтверждение этого говорят, что сербский деспот Юрий (Бранкович) удалился из Сербии к польскому, венгерскому и чешскому королю с шестью стами человек конницы и передал его власти свое деспотство. В основе этого рассказа лежит передача венгерскому королю Белграда Юрием в 1434 году. Самый, значит, факт передается неверно, рассказ-же заимствован у позднего писателя (Tubero Dalmata comen. de suis tempor.). Кроме того, в то время (1434) венгерская, польская и чешская короны не были в однех руках — Владислав Варненский только в 1440 г. сделался королем венгерским. Да и к началу XV столетия Зеновичи уже были в Литве. Можно, конечно, с большею правдоподобностью предположить, что Зеновичи происходят от одного из удельных князей Сербии — деспотов. Можно даже указать на город Зеново в Этолии, в окрестностях Янине, в которой [127] правителем был в XIV столетии Фома Прилупович ⁸ (1367–1385), назначенный туда деспотом Влахии и Этолии Симеоном, братом Стефана Душана. Но все это не объяснит нам, почему Зеновичи называются Деспотами Братошинскими (из Братошина).

Братошина нет ни в Литве, ни на Руси, между тем как в Молдавии встречаем не раз такие названия как Ботушани, Ботошаны, Братушани, даже и фамилию Братушины. Известно, что молдавское воеводство, основанное в шестидесятых годах ХVІ-го столетия сербскими выходцами (Драгош), было постоянно вод польским влиянием. Вскоре после основания католического епископства в Серете (1371) ⁹, бал здесь епископом поляк Андрей Василько, который в 1383 г. переведен на Виленскую кафедру ¹⁰. Между тем по гербовникам (Каялович, Яблоновский, Окольский), предок Зеновичей был братом молдавского воеводы и вместе с ним правил. Во время-же нашествия Тамерлана на Бессарабию (1395) он бежал в Литву, где и остался. Отсюда является вероятное предположение не был-ли предок Зеновичей деспотом в Братушанах, во второй половине XIV столетия ¹¹.

Последнее предположение кажется более вероятным, хотя нельзя вполне отвергать и первого. На стороне мнения о происхождении Зеновичей из Сербии, через Молдавию, стоят и предания гербовников, которых нельзя не принимать при этом в расчет. Может быть, открытие новых источников и более тщательная разработка старых дадут новые подтверждения их свидетельств. Вопрос этот важен для истории взаимных отношений Литвы и Польши с южными славянами ¹². [128]

Как бы то, однако, ни было, переселились-ли предки Зеновичей в Литву прямо из Сербии, или побывали прежде в Молдавии, останется несомненным одно — что княжеский титул Зеновичей «Деспот» имеет свое начало еще в Византийской империи ¹³.

В Литве Зеновичей встречаем уже в начале XV столетия. Папроцкий говорит, что Витовт, во внимание к заслугам Зеновича, дарит ему громадные поместья, простирающиеся на протяжении пятидесяти миле. Дарственная грамота в подлиннике до нас не дошла, но мы имеем ее списки и свидетельства о ее существовании в начале XVII столетия. Брестский воевода Христофор Зенович в своем духовном завещании (1611 г.) говорит, что в числе оставляемых им сыну грамот находится привиллегия. Витовта на владение сказанными имениями. Писана она на пергаменте, к ней приложена княжеская печать, а на ее обороте — частная Витовта ¹⁴. В Ошмянских земских актах сохранилась запись, что эта привиллегия была предъявляема в подлиннике в 1626 года. В этой-же привилегии сказано, что все перечисленные там поместья, занимающие громадное пространство между Припетью, Дисною и Массою, были прежде дарованы Ягеллою отцу Зеновича, а теперь только подтверждаются сыну права на эти имения. Таким образом имеем уже прямое свидетельство, что Зеновичи были в Литве по крайней мере в начале XV столетия, ежели даже не в конце ХІV-го.

После богатого надела, сделанного Витовтом, Зеновичи владеют такими поместьями, которые делают их одними из самых влиятельных вельмож Литвы. Начиная с XV столетия, не проходит ни одного более важного события, в котором бы не участвовал кто нибудь из Зеновичей. В 1442 г. отрады Зеновича и Радзивиллов составляют главный контингент литовского войска в войне с Москвою. Здесь распорядительность гетмана Кишки и Зеновичевы отряды дали Польше возможность преодолеть неприятеля, превышающего численностью ¹⁵. В том-же столетии мы встречаем еще несколько раз Зеновичей в сношениях с Москвою. Так, в 1495 г. Юрий Зенович, наместник браславский, вместе с виленским воеводою, отправлены [129] послами за Елевою, обрученною с Александром, великим князем литовским ¹⁶.

В 1499 г. Николай Зенович был убит у Ведроши в несчастном для четырехтысячного литовского войска сражении с сорока-тысячным московским войском ¹⁷.

Деятельность Зеновичей усиливается с началом XVI столетия. В этом столетии не встречаем уже ни одного члена этого рода, который-бы не оказал услуг отечеству. Многих из них встречаем в числе сенаторов государства; в более трудные моменты Зеновичи являются необходимыми деятелями. В это время выдвигаются на первый план две замечательные личности — отец и сын, Юрий и Христофор Зеновичи. Мы приводим здесь духовное завещание первого из них, документ еще не обнародованный до сих пор, а между тем очень важный. Не говоря уже о том, что он является материалом для внутренней истории Литвы, благодаря ему мы можем исправить ошибку, сделанную известным историком протестантства в Литве, Лукашевичем ¹⁸.

По мнению Лукашевича, только Христофор Зенович присоединялся к протестантам. Между тем, из завещания Юрия ясно видно, что уже и отец его был горячим поборником учения Кальвина. Это, в свою очередь, указывает, что протестантство в первой половине ХVІ-го столетия в Литве было более распространено, чем до сих пор полагалось.

Но Юрий Зенович не одним своим участием в протестантизме отметил свое существование. В 1559 году, во время известных замешательств с Ливонией, когда магистр Ливонский отдал Польше шесть укрепленных замков, Юрий Зенович вместе с Яном Ходкевичем назначены начальниками над войском, отправленным для занятия замков. До нас дошла инструкция, данная Ходкевичу и Зеновичу; она во многих отношениях весьма интересная мы приводим ее под № І-м.

По исполнении поручений в Ливонии, Зенович участвовал в битве с Москвою на р. Уле, которая случилась вскоре после взятия Полоцка. Тут он выставил 200 человек кавалерии. Такое-же число прислали и другие знатнейшие вельможи того времени — [130] Ходкевич, князь Вишневецкий, Збаражский, Соколинский и другие ¹⁹. Года четыре после того, тот же Юрий, вместе с своим саном, отразил нападете Москвы у Лепля. Кроме этих, так сказать, внешних дел, Юрий Зенович отличался как один из лучших каштелянов; в его руках были каштелянии Полоцкая и Смоленская, которые долгое время оставались в руках его семейства. Дочь его была замужем за князем Михаилом Вишневецким, дядею известного князя Адама; король Михаил Корибут Вишневецкий был ее правнук по прямой линии.

Сын Юрия получает после отца староства Пропойское и Печерское; кроме того он получает и воеводское кресло в Бресте. Высокое его положение в государстве и родственные связи его с Вишневецкими выдвигают Христофора Зеновича на первый план и смутное время в России. По появлении первого самозванца, Сигизмунд IIІ-й не знает сам, что делать, и посылает к Брестскому воеводе письмо, прося его совета. В письме этом много интересных подробностей. На него в свое время обратил внимание Н. И. Костомаров ²⁰. В нем ясно рисуются те идеи, которые волновали тогдашнее польское правительство, равно как и сообщаются некоторые данные, которые знакомят нас с мнениями того времени о самозванце. В виду большого интереса, представляемого этим письмом, мы приводим его под № II А.

Дошло до нас и другое письмо того-же короля к Христофору, в котором король просит его совета на счет предполагаемого их брака с австрийскою принцессою. Каковы были ответы Зеновича на эти письма — мы не знаем.

Эта личность представляется вам одною из самых светлых того времени. Для характеристики его, а также нравов того времени, весьма любопытно духовное завещание воеводы, напечатанное в пятидесятых годах Круповичем в Собрании Актов (стр. 48–56). По этому завещанию мы можем хорошо восстановить образ этого сенатора. Унаследовав от отца обширные имения, он обращал свое состояние на дела общественные и государственные. Он является не только одним из ярых поборников протестантизма, но и покровителем и любителем наук. Как протестант, он не знает примирения с другими исповеданиями, он умоляет своих детей оставаться верными истинному учению. «Прошу, — говорит он, — [131] моих любезных детей, во имя Бога живаго, под страхом вечной погибели, и приказываю, и увещеваю никогда не отступать от истинного слова Божия». В другом месте, сделав исповедание веры в кальвинистском духе, прибавляет: «Исповедуя эту веру, высказанную в собственноручном завещании, прошу покорно мою любезную супругу, сына моего Николая и слуг моих, дабы — когда Иегова, отеческий Бог мой, соблаговолит позвать дух мой в царствие свое святое, — грешное тело мое было похоронено в склепе новой каменной церкви, без всяких торжественностей и издержек, запросто, по христиански. Притом, пусть пригласят много почтенных особ и братьев, равно как нищих и калек». Особенно его озабочивала Сморгонская церковь, построенная его отцом. Перечислив все свои пожертвования для нее, он так гарантирует ее от закрытия или передачи другому исповеданию. «Кто-бы из моих потомков, — от чего упаси Боже, — или кто нибудь другой, несмотря на это мое завещание, задумал посягнуть на Сморгонскую церковь (во имя Иеговы отеческого Бога нашего посвященную), отнять ее (от кальвинистов) и взять под свою власть, дабы отдать в пользование иной религии, того призываю на справедливый и суровый суд Бога; с ним, надеюсь в Божеское милосердие, меня рассудит сам ваш Спаситель Иисус Христос, сын Бога живаго, и защитит в этом мире свою пресвятую славу» ²¹.

Церковь эта, как содержащая в своих склепах останки целого рода, пользовалась особенным вниманием воеводы. Не смотря на это, он не забывал и другой, построенной им самим, в мест. Глубоком, ныне принадлежащем князю Витгенштейну, расположенном в Минской губернии. Лукашевич ²² только слыхал, что в каком-то Глубоком, в Литве, была церковь кальвинистского толка, но кем и когда основана — не знает. Из завещания-же видно, что она основана в конце XVІ-го столетия Христофором Зеновичем. «Также, — говорит Зенович, — прошу супругу и сына моего Николая и его потомков, во имя Бога живаго, дабы не только в Сморгонях, но и в Глубоком, в церкви, т. е. доме Божием, доме молитвы, постоянно держали хорошего, умного и образцового священника». [132]

Кроме церквей, Христофор заботился во время жизни и отколах. Поэтому, не желая оставить их без попечения после смерти, он приказывает сыну, «дабы баккалавры in artibus liberalibus были хорошо сведущи, как в Сморгонях, так и в Глубоком, и это для упражнения деточек, о которых должны серьезно заботиться и воспитывать».

Как человек просвещенный, он с особенною любовью собирал книги, особенно богословского содержания. В своем завещай он особенному попечению сына предоставляет этот свой, «клейнод». «Библиотеку, какую мне при жизни удалось собрать, — пишет Христофор, — оставляю тебе, Николай, сын любезный, и твоим потомкам, как величайшую драгоценность. Прошу тебя не разбрасывать ее, но, даст Бог, и увеличивать и всегда держать в одном месте, в Сморгонях, при каменной церкви, где я устроил библиотеку». Кроме того, он увещевал сына не раздавать книг и даже не давать для чтения. Это довольно любопытная черта, рисующая нам тогдашние порядки на счет книг.

Помня предания своего рода о любви в отечеству, зная о подвигах своих предков и сам участвуя в защите отечества, он говорить своему сыну: «Сын мой любезный, Николай, мне кажется, что не , достаточно того, что я оставлю тебе мою вотчину и имения честно приобретенные, следует мне еще, как отцу, указать тебе и на то, чтобы ты, после Иеговы, отеческого Бога нашего, живя честно в этою мире, любил республику — мать свою, pro qua mori et cui nos totos dare, et in qua omnia nostra ponere, et quasi consecrare debemus. Об этом прошу тебя, сын мой, и потомков твоих во имя Бога живаго, ut vox vestra pii candoris in patriam index был, aeque enim virtutis est, et bona patriae auxisse et mala in se transferri voluisse. В этой республике предки твои и я сам, вместе с тобою, родились и как сыновья ей служили. Я прежде всего молился Иегове за нее, прося, дабы соблаговолил в милосердии своем ее увеличивать, защищать и охранять».

Сын Христофора, Николай, не преминул послушаться этих советов своего отца. В семь лет по смерти отца, он с своими отрядами участвовал в известной Хотинской войне. Во время битвы он стоял на левом крыле, вместе с отрядами Опалинского и Сапеги. В решительный момент он не замедлил показать свое геройство и этим повлиять на ход битвы. Вот как рассказывает об этом Собесский: «Николай Зенович, каштелян Полоцкий, начальник одного отряда, муж славный по происхождению и лично много заслуживший республике, впал в средину врага [133] в то вредя, когда слабо завязанный шлем упал у него с головы. Окруженный со всех сторон турками, которые наносили ему со всех сторон удары, он был изрыт многочисленными ранами. Когда-же, по обращении турок в бегство, он, израненный двадцатью ранами, чуть живой был привезен на телеге в лагерь, то скончался на третий день, оставив великую славу своего имени». ²³

Дочь Николая, София, уже после смерти отца (1628 г.), вышла замуж за Альберта Радзивилла, внеся ему, как приданое, Сморгони, Глубокое и Белицу ²⁴.

Мы далеко-бы зашли за пределы объяснительной заметки к сообщаемым нами документам, еслибы стали подробно рассматривать историю этого рода до нашего времени. Наши документы относятся к двум членам этой фамилии; на них-то мы и остановились, сделав предварительно заметку об их предшественниках. Да при том мы имели в виду только тех лиц, о которых уже упоминала «Русская Старина».

В заключение мы считаем приятным долгом выразить нашу благодарность Александру Ивановичу Деспоту Зеновичу, обязательно сообщившему нам некоторые документы, касающиеся исключительно описанных нами лиц.

С. Л. Пташицкий.

Инструкция, данная Яну Ходкевичу и Юрию Зеновичу для занятия Ливонских замков.

(Acta Mag. Duc. Litv., в Метр. Лит. № 37, лист 294).

Вся отъправа с которою стольник пан Ян Ходкевич а державца чечерский и пропойский, пан Юрей Зеновъевич до Инфлянт отправлены. То есть наука тайная.

Наперъвей абы они, так в тягнен и яко и на жестъцы, во всих службах Его Королевъское Милости згодливе служыли порозумеваючыся з собою, а вкаждых справах поступовали и заховалися, однаким зволенъем справуючися.

А от попису Панове гетманове маються стягнути до Друи и естълибы ведомость их зашла от посланцов Его Королевское Милости же нехотят замков поступовати Инфлянты без заплаты им, тогды на Друи, маються положити, и ждати науки от Его Королевское Милости. [134] Естълибы теж поступовали ино обеюм им тягнути до Дуномъборку, и там Старосту оставившы самым тягнути на замъки назначоные — Пану стольнику на Люцен, а пану Зеновъевичу на Розытен. А там же в Бовску ездные и пешые розложат, где кому назначено лежати.

Еже и в замъцех порозну мешкаючы, у великих а важных речах один з другим панове гетманы, з собою порузумевати и справовати будут, пильность у службах Его Королевское Милости чинечи. А замъков и волостей ку тым замъком Его Королевское Милости поданых и прыслухаючих, стеречи, и боронити за Божоею Помочъю мают водле небольшого преможенья, а не допустити непрыятелю ничим ушкожати.

А естълибы от Инфлянтов, напоминаны были ку якой потребе з ними стягнутися зъехавшы з замъку. Ино паном гетманом, старостам и ротмистром нельзя в небеспечности замъков, злаща так неоправеных отъеждчати кром науки господарское, и тую причину же спустошалые замъки оставили взявши перед себе им озноимять. А до господара его милости по науку писати будут, которая им от господара его милости в борзде дойдет. А того арътыкулу панове гетманове никому не мают открывать только сами одни уведомости мают.

Сторожу часу небеспечности от непрыятеля на границах держати, а за границу в землю непрыятельскую, ани сторож, ани пицовник, ани теж войною, жадин з людей Его Королевское Милости, абы вторгнути не смел, под послушенствем повинности подданства, а хотябь: на сторожу люди непрыятельские приходили, а стискати сторожу у границах Его Королевское Милости хотели, тогды уеждчати и входити мают, до замъков Его Королевское Милости. И алиж за гвалтом боронитися, бо много на том где непрыятель Сторожа может у везенье взяти; а звлаща початку ку нарушенью перемирья, абы люди Его Королевской Милости з себе недавали. Того панове гетманове, пильно стеречи, и росказывати мают стеречи всим Его Королевское Милости подданым.

А где бы малые люди непрыятельские в землю упали, хотечы шкоду чинити, тогды и таковых только у границах Его Королевское Мнлости успирати и далей за границу без воли и науки Его Королевское Милости не мают ходити; але о том естъли непрыятель уторгненъем в панство перемиръе уздрушает, мают панове гетманове Его Королевъское Милости ознаимити, а Его Милость Господар дати рачит науку яко им поступовати.

А гдыбы непрыятель под закон прытягнул, або обогнал и облег, тогды один другому панове гетманове могут ли, мают посилок и ратунов вчинити людми, розумеючи часу и потребе, ведже так якобы свой замок, добре опатроный и осажоный зоставил. Так же и ротмистрове могут чинити за написаньем панов гетманов, под которого справою [135] хто есть, а панове гетманове то опатровати будут осторожне маючи бачность на подступную справу непрыятельскую. А яко гетманове, так старостове и ротмистрове мають боронити замъков, и всего што властне есть Его Королевское Милости до набольшого преложенья, гдыж то их верезлецоно.

Часу гвалтовное налоги, або объляженья от непрыятеля где в замьку до панов гетманов менованых не может дати ведати, тогды ку Его Королевской Милости мает быти послано даючы ведомость, а самым старосте, ротмистру и всему рыцерству мужне а стале застановлятися, яко циотливым и верным подданым належит ожыдаючи науки и ратунку от Его Королевской Милости.

II.

Письма короля Сигизмунда III Брестскому воеводе Христофору Зеновичу.

(Рукоп. Изд. Императорской публичн. библ. Коллекция автографов и грамот, № 68. Lettres et rescripte originaux de Sigismond III roi de Pologne. T. II, стр. 22–23, 24–25).

(Подлинники на польском языке).

А. — Сигизмунд III Божьей милостью король Польский, великий князь Литовский, Русский, Прусский, Жмудский, Мазовецкий, Инфляндский и наследственный король Шведский, Готский, Вандальский.

25Случилось немаловажное дело, о котором мы пожелали написать вашей милости ²⁶ и узнать мнение в. м. на счет его. — В наших владениях появился человек московского народа, который сначала пребывал в русских монастырях, а после назвал себя сыном покойного великого князя московского, Ивана Васильевича, Димитрием.

У Ивана, уже после войн, которые он вел с нашим предшественником, королем Стефаном, родился сын Димитрий, которого он оставил ребенком (mlodo). — Он умер при жизни брата своего Феодора, покойного великого князя московского. — Одни говорили, что он был убит, другие отыскивали иные причины смерти. — Вот он-то, называя себя сыном Ивана, говорит, что наставник его, человек рассудительный, смекнув, что идет о здоровии вверенного его попечению, когда стали приближаться убийцы, положил другого мальчика, ничего об этом незнающего, на ложе вверенного ему на воспитание. Этого-то мальчика, не рассматривая, и убили в постели. Его же наставник скрыл и отдал на воспитание в верное место (pewne mieysce). После смерти наставника, когда вырос, он тайно поступил в монастырь и отправился в наши края, а [136] открывшись и назвавшись сыном великого князя, он обратился к князю Вишневецкому ²⁷, который об этом известил нас. 1) Мы приказали прислать его к нам, но до сих пор он еще не прислан, а между тем к нам доходят слухи будто он отправился к казакам, чтобы те поставили его на московское царство. — Это известие произвело немалую тревогу в Москве. Теперешний князь, Борис Годунов, видно беспокоится, смотря на этого князька и видя нерасположение своих подданных, а потому и собирает людей на нашей границе. (В замках) ²⁸ размещает гарнизоны, состоящие или из верных ему людей, или из связанных с ним родством или благодеяниями. Шпионы (szpiegowie) из-за границы, со стороны Смоленска, доносят, что там большая тревога; тоже говорит и москвич, знатный перебежчик (zbieg) из Смоленска, что в Москве уже знают об этом Димитрие и народ этим взволнован. Явился один ливонец, который служил Димитрию Ивановичу в его детстве, и был при нападении на ребенка и его убиении. — Но он ничего не знал убит ли был истинный сын или подставленный мальчик, поэтому он ездил теперь к тому, который находится у князя Вишневецкого, и признает его истинным сыном Ивана, на основании знаков на теле, о которых он знал, а также и на основании воспоминаний Димитрия о многом, что в то время происходило. 2). Некоторые из членов нашего совета указывают вам, что теперь представляется удобный случай (occasia vielka) к добру, славе и увеличению пределов республики, потому что еслибы этот Дмитрий был возведен на царство с нашею помощью, то можно было бы от этого много выиграть: Швеция скорее могла бы быть освобождена, Ливония успокоена и увеличилась бы сила (poteznosc) против каждого врага. С другой стороны, идет вопрос о нарушении мира, об обрушении тяжестей на республику, а не на нас. В этом деле, за и против — много, на что маю обращать внимание. 3). Прося совета и спрашивая мнения в. м., просим написать к нам об этом, обдумав все хорошо. — Затем желаем в. м. доброго от Бога здоровья. Дан в Кракове XVIII дня февраля месяца, лета Господня MDC четвертого царствования в королевствах наших Польском XVII и Шведском X. — Sigismundus Rex.

1) Н. И. Костомаров в своей монографии «Смутное время» (т. І), пользуясь этим письмом, перефразирует его; поэтому любопытно сопоставить некоторые места.

«Называвший себя Димитрием рассказывал, что Борис, посягая завладеть царством, когда умрет его зять, царь Федор, тайно приказах убить [137] царевича Димитрия. Но царевича спас его пестун; проведав, что ребенка хотят убить, он подменил его другим мальчиком, который убит подосланными убийцами на постеле, ночью. Димитрия увезли к одному сыну боярскому; там он воспитывался в неизвестности, а чтоб лучше сохранить его от Бориса, удалили его в монастырь. Димитрий ходил из монастыря в монастырь, но потом Борис узнал о его существовании и стал сильно искать его и он ушел в Украйну, во владение польского короля» (стр. 81).

Это все сказано на основания приводимого нами письма, как удостоверяет в этом сделанная автором цитата.

2) Тому, что поверили рассказам самозванца, «помогло, — говорит Н. И. Костомаров, — одно обстоятельство: нашелся в Польше какой-то ливонец, который уверял, что служил царевичу Димитрию в его детстве и был тогда в Угличе, когда случилось убийство. «Я не знаю, — говорил он, — настоящего-ли тогда убили или подмененного. Но я помню царевича и узнаю его, если тот, кто называется его именем, действительно настоящий». Король приказал послать этого ливонца к Вишневецкому. Ливонец, поговоривши с претендентом, потом всем говорил: «это настоящий цесаревич Димитрий: я узнал его по знакам на теле; кроме того, я его расспрашивал; он помнит много такого, что случалось в его детстве и чего другой знать не мог». «Проживая у Вишневецкого, Димитрий завел сношения с казаками и побуждал их помогать ему достигнуть московского престола» (стр. 83-ссылка на наше письмо).

3) Этим Н. И. Костомаров не воспользовался в своей монографии, но приводит слова Сигизмунда из его письма в Замойскому. Сопоставление этих мест не лишено интереса.

«Сигизмунд обратился, 23-го марта 1604 г., с письмом к старому Замойскому, еще находившемуся в сане канцлера и гетмана со времени Валерия. Он открывал ему свою мысль, что очень выгодно было бы помочь Димитрию: московский государь, посаженный поляками на трон, был бы слугою Польши; тогда, с одной стороны, Турция не осмелится беспокоить польских пределов; тогда соединенными силами можно будет успокоить Крым, который уже издавна пользуется вечными раздорами русских с поляками, чтоб разорять тех и других; тогда можно будет удержать Ливонию и принудить Швецию к уступкам; тесная связь двух государств повлекла бы к развитию торговли Польши с Востоком, не только в Московии, но чрез Московию с Грузией и Персией; наконец, это предприятие в настоящее время представляет ту ближайшую выгоду, что отдалит от Польши толпы молодцов-удальцов, которые делают бесчинства и беспорядки во многих провинциях» (стр. 100).

Б. — Сигизмунд III Божьей милостью король Польский и т. д.

После того как Господу Богу угодно было по воле своей, к великому горю нашему, принять с мира сего супругу нашу, нашлось не мало чужих и здешних из нашего совета, которые, видя небольшое разрождение нашего дома и век наш, не достигнувший еще преклонных лет ²⁹, старались склонить нас к тому, чтобы мы опять подумали о новом браке. [138] По этому вопросу дошло до нас и общее желание членов совета и указание где бы желали найти невесту. Скорбь по первой нашей супруге долго нас от этого удерживала, наконец, однако, после Краковского сейма, мы объявили совету, что мы обратились туда (umysl nasz obrocieli bell (sic!)), куда они указывали, т. е. в дом покойного эрцгерцога Фердинанда, и одной из его дочерей. Так как это одобрил совет (podobalo sie pp. Radom), то мы начали хлопотать по этому делу и частным образом насылали дважды нашего секретаря к императору. Император медлил с ответом, указывая на других родственников, и наконец дал знать, то сам ничего не мог решить на счет этого брака с дочерью эрцгерцога Фердинанда, но указывает на другой (ale do inszego nam droge podaiancz), как это ваша милость увидит из императорского письма, которое ни велели переписать и в сему приложить. При таком положении дел, ни, раздумывая куда бы еще обратиться, не могли нигде найти супруги (malzenstwa), соответствующей нашему королевскому достоинству и католическому призванию (powolaniu), на предложение же императора согласиться не могли по причине родства ³⁰. В этом деле мы спрашивали совета св. отца, как верховного пастыря церкви Божьей и в нам всегда благосклонного. Он, хотя всегда клонил нас к новому союзу с Ракуским домом, однако, отвечая дважды к нам по этому делу, не указывал со своей стороны ни на кого, но обещал свое отеческое благословение, каков бы ни был наш выбор. Наконец, уже теперь, 19-го июня, прислал в нам собственноручное письмо, в котором советует и убеждает нас искать жены в том же доме, где и прежде — в доме покойного эрцгерцога Карла, обещая свое пастырское благословение (przezegnanie). Это тоже мы приказали переписать и посылаем вашей милости ³¹.

В этом мы видим великое знамение воля Божией, но однако предоставляем на решение (wkladamy) как других чл. совета нашего, так и в. м., прося (zadaiacz) сообщить нам ваше мнение как можно скорее и желая при этом в. м. доброго от Господа Бога здоровия. Дан из Кракова XV дня июля месяца лета Господня MDCIV, царствования в королевствах наших Польском XVII и Шведском XI. Sigismundus Rex.

Сообщ. С. Л. Пташицкий.

(Продолжение следует).

Комментарии

1. «Русская Старина» 1874 г., кн. X, и 1876 г., кн. I.

2. «Русская Старина» изд. 1874 г., кн. X, стр. 816.

3. Paprocki. Herby rycentwa polskiego 1584.

4. Сравн., например, Bescherelle aine: Dictionnaire National s. v. Despote: Titre honorifique que les empereure grecs se reserverent dans l’origine et qu’ils accorderent ensuite a leurs fils, a leurs gendres, a leurs parents. D’apres un decret d’Alexis III l’Ange, le Despote avait le premier rang apres l'emperear; il etait audessus da sebaste et da Cesar.

5. Annales acropolitae. Бона, изд., стр. 8.

6. Брату своему Симеону, например, дал Этолию с титулом деспота; Вуку и Лазарю Бранковичам — придунайские области.

7. В польском словаре Линде приведены для объяснения слова деспот следующие любопытные цитаты из Пимина: «Сербские князья назывались деспотами, и слово «despota» по польски значит пан, по славянски владыка». Или из Гваньини: «Истинный деспот был волохами прогнан, а на место его приняли господарем Александра». (Linde s. v. Despota).

8. Его отцу по наделу Стефана Душана досталась Влахия. (Эпирская летопись, § 2–17, цитата у Макушева — о славянах в Албании, стр. 47).

9. Сравн. Голубинский. Краткие очерк истории православных церквей, стр. 389.

10. См. Niesiecki Herbarz, т. I, стр. 96, изд. Бобровича.

11. Это мнение было высказано и в «Львовской газете» за 1874 г. № 221. Г-н Прозоровский, описывая хранящуюся в Императорской академии художеств. доску, на которой вырезаны гербы некоторых польских фамилий, говорит, что в ряду XX, на стороне А, видим: «Крест, утвержденный на дуге, упирающейся в края щита». В гербе Зенович или Деспот (Zenowicz, Des pot) — «дуга на рисунке не упирается в края щита, а крест находится над дугою, хотя в описании и говорится, что крест на вершине дуги (половина кольца); это герб молдавского деспота Зеновича, прибывшего в 1390 году к Витовту» (Лакиер, стр. 429).(Прозоровский. Коллекция хранящихся в Импер. ак. худож. гравюр на меди. Спб. 1872 г., стр. 107).

12. Нам сообщали, что в настоящее время над этим вопросом работает за границею Лев Деспот Зенович.

13. В русской печати нам не раз приходилось встречать фамилию Зиновичей, написанную «Деспот-Зенович». Такое правописание неправильно и, вероятно, основано на предположении, что это двойная фамилия, или что «Деспот» это — прозвище в роде, например, Дунин-Борковский и др.

14. Крупович. Собр. актов. Вильно. 1858, стр. 58.

15. Stryjkowski. Kronika Polska, Litewska. Изд. 1846 г., т. II, стр. 211.

16. Stryjkowski. Kronika Polska, Litewska. Изд. 1846 г., т. II, стр. 497.

С. М. Соловьев в своей истории (т. V, стр. 139) не называет его фамилии и прямо говорит пан Юрий, наместник браславский.

17. Ibid., стр. 310.

18. Lukaszevicz. Dzieje kosciota helweckiego w Litwie, т., II, стр. 78.

19. Stryjkowski. Kronika Polska, Litewska. Изд. 1846 г. Варшава, т. II-й, стр. 416.

20. Смутное время. Т. I-й, стр. 81, 83, 109, и «Русск. Стар.» 1876 г., № 1-й, стр. 5-я.

21. Сморгони — местечко Виленской губернии. В упомянутой церкви помещалась фамильные гробы Зеновичей. В настоящее время от них остался один только надгробный камень от 1606 года. Надпись на нем латинская: Jehova In te domine speravi et non confundar in aeternum Chr. Zenow. Церковь из диссидентской была обращена в католическую, а ныне в православную. Сморгони-же, в последствии, перешли к Радзивиллам, как приданое за Софией Зенович.

22. Lukaszewicz. Dzieje kosciola Helweckiego w Litwie. t. II-й, стр. 16-я.

23. Sobieski. Commentariorum Chotiniensis belli libri tres. Dantisci MDCXXXXVI, стр. 94.

24. Портрет eе помещен у Иверсева: Icones Familiae-Ducalis Radivilianae. Спб. 1875 г.

25. Оба письма начинаются словами: «Wielmozny Uprzeimie nam mily».

26. В оригинале сказано: «Uprzeimosc Wasza».

27. А otworzywszy sie у ozwawszy byc synem Kniazia Wielkiego, udal sie do kniazia Wiszniowieckiego.

28. В рукописи из всего слова осталась одна буква Z: «Z — dufalemi... osadza».

29. Сигизмунду в то время было за сорок лет (род. 1566 г).

30. Первая жена Сигизмунда была тоже дочерью эрцгерцога Карла.

31. Т. е. это письмо бросает совсем иной свет на переговоры о вторичном браке короля с сестрою первой его жены. Из письма видно, что Сигизмунд только вследствие отказа со стороны императора в руке дочери эрцгерцога Фердинанда и по совету папы решился жениться на дочери Карла. Обыкновенно же говорят, что Сигизмунд стал прямо в разрез с желанием сената, указывавшего на дочь Фердинанда, как на невесту, и не принимают во внимание обстоятельств, мешавших этому браку. (Сравни Немцевича — История царств. Сигизмунда ІII).

Текст воспроизведен по изданию: Деспоты Зеновичи в конце XVI и начале XVII веков // Русская старина, № 1. 1878