СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЦАРСКАЯ РОССИЯ И ПЕРСИЯ В ЭПОХУ РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ

Развивая мысль о необходимости диалектического подхода к явлениям общественной жизни, Ленин еще во время дискуссии о профсоюзах подчеркивал: «Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования». Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и от омертвения». (Ленин. Собр. соч., 1 изд., т. XVIII, ч. 1, стр. 60)

Нередко между тем случается, что те или иные исторические схемы, имеющие для известного времени значение лишь определенных рабочих схем, слишком надолго затвердевают в историографии в своем первоначальном элементарном состоянии и, затвердевая, превращаются в препятствие к полному и всестороннему охвату исторического процесса, к его диалектическому пониманию.

Такая опасность заложена, в частности, в той блестящей, приобревшей в нашей историографии почти что права гражданства, схеме, согласно которой вспыхнувший в начале XX века русско-японский конфликт рассматривается, как борьба царской России за обладание проливами. Когда царская Россия набила себе крупную шишку в своих дальне-восточных похождениях, немного передохнув и подкрепившись французскими миллионами, она, согласно этой схемы, вернулась к своим традиционным ближне-восточным занятиям. Англо-русское соглашение 1907 года являлось, согласно той же схемы, лишь «внешним образом» соглашением по среднеазиатским делам, по существу же было размежеванием с Англией по всем азиатским делам и для России означало получение визы на проливы.

Против расширенного понимания значения англо-русского соглашения, разумеется, никто возражать не станет, ибо всем хорошо известно, что одновременно было заключено соглашение с Японией о Манчжурии. Это неоспоримо. Но бесспорно также и то, что низведенная указанной схемой до степени второстепенного «внешнего» фактора среднеазиатская проблема вправе возвысить при этом свой голос и бросить нашей увлеченной блестящею схемою историографии упрек в недостаточно полном охвате исторического процесса.

Недавно вышедший I том III серии «Международных отношений в эпоху империализма», вскрывающий исключительную остроту англо-русских противоречий в персидском вопросе накануне империалистической войны, даже привел некоторых германских [4] историков к мысли о том, что вся внешняя политика царской России была прежде всего политикой «азиатской». Вопросу об этих противоречиях, вопросу о той самостоятельной политике, которую вел царизм в среднеазиатских делах, уделил, как известно, автор предисловия к тому же тому М. Н. Покровский особенно много внимания. Здесь в области персидских дел, совершенно ясно вырисовывался, по его мнению, тот факт, что «русский империализм», связанный в других районах по рукам и ногам путами международного империализма, «выступал от своего лица» и «бился за свои монополии». (См. «Международные отношения в эпоху империализма», серия III, т. I, стр. X-XI)

Проводившаяся царизмом накануне войны политика в персидском вопросе, Данные о которой могут звучать, как новизна, для читателей I тома, имеет, разумеется, свою длинную историю.

О том, как персидская территория, начиная со времен Петра I, постепенно превращалась в ряд русских губерний, рассказано очень давно. О русско-персидских отношениях первой половины XIX в., о русской среднеазиатской экспансии второй половины того лее века читатель найдет немало интересного и в нашей марксистской исторической литературе.

Но история русской политики в Персии и вместе с тем на других участках среднеазиатского фронта, начиная с 90-х годов прошлого века, оказывается в нашей историографии полузабытой страницей. Положение совершенно незаслуженное. Те возможности бесконтрольного хозяйничания русского консульского состава и русского генералитета в Персии, которые открываются перед нами недавно опубликованной дипломатической перепиской, относящейся к 1914 г., являются результатом и плодом всей предшествующей политики царизма в персидском вопросе. Это — достижения, которые дались далеко не сразу. Кое-что из истории предшествующих усилий царизма в этом направлении нам известно уже. Мы теперь знаем о том, как еще в 1879 г. подполковником ген. штаба Домантовичем была впервые сформирована персидская казачья бригада, действовавшая под инструктажем русских офицеров. (См. «Новый восток», 1923 г., № 4, «Очерк развития персидской казачьей бригады», стр. 390-402)

Мы теперь знаем о том, как царское правительство, начиная с 80-х годов, боролось с проникновением в Персию иностранных коню... пионеров, как в 1890 г. оно заставило шаха принять запрещение всякого железно-дорожного строительства в Персии на 10 лет, и как в 1900 году это «veto» было продолжено на новое десятилетие (См. «Международная жизнь», 1924 г., № 4—5, «Страница из истории русской политики в Персии», стр. 133-164). Мы знаем о том, что в 1897 году царское правительство учреждает свой Учетно-ссудный байк в Персии, финансирующий русско-персидскую торговлю, успешно борющийся с английским Шахиншахским банком и являющийся исключительно мощным орудием царской политики в Персии. Мы знаем также, что русское правительство в эту пору небезуспешно борется с Англией за займы Персии, как за средство укрепления своего влияния. Мы знаем о тех крупных успехах, каких достигает русская торговля в деле завоевания персидского рынка, даже о том, что русские товары проникают вплоть до Султанабада и Буруджирда, [5] и даже о том, что в Султанабаде в 1903 г. можно было купить чай только производства русских фирм, получавших его с о. Цейлона и доставлявших его из России в красивых жестяных коробках через Решт на побережье Персидского залива (См. Whigham, Tho Persian problem and examination of the rival positions of Rnssia and Great Britain in Persia with some account oi the Persian gnlf, and the Bagdad railwav. London, 1903).

Мы знаем, наконец, не только о давней русской инициативе в деле строительства шоссейных дорог и телеграфных линий в Персии, но и о том, что в 1908 г. в российском министерстве ин. дел признается необходимым снять запрет с железнодорожного строительства в Персии и принципиально решается в положительном смысл; вопрос о постройке Джульфи-Тавризской железной дороги. Вывоз русского капитали в Персию в форме железнодорожного строительства относится к тому времени, когда активность русской политики не может вызывать никакого сомнения (Работы no постройке Джульфа-Тавризской железной дороги начались в 1913 г.).

Публикуемый документ — инструкция российского министра ин. дел вновь назначенному русскому посланнику в Тегеране — относится к 1904 году, к моменту, когда перед царским самодержавием уже обнаруживалась вся тяжесть положения, создававшегося для него на Дальнем Востоке, и когда вместе с тем еще не было видно выхода из безнадежной войны. Публикуемая инструкция интересна не только тем, что напоминание о громадной работе, проделанной царской Россией на персидском театре, о крупнейших здесь достижениях русского капитала — она интересна также и тем, что показывает, как в минуту кризиса и военной катастрофы царская Россия ни на шаг не сходит с занятых ею позиций в той области, где, по словам министра ин. дел, «замешаны ее действительные интересы». Публикуемая инструкция является прежде всего свидетельством о том, что работа, затеянная царизмом в Персии, была затеяна всерьез и надолго.

Вот как формулировал руководитель царского дипломатического ведомства основные цели, которые преследовал царизм в персидском вопросе: «... не допуская преобладания третьей державы, постепенно подчинить Персию своему господствующему влиянию, без нарушения однако как внешних признаков ее самостоятельности, так и внутреннего строя... сделать Персию послушным и полезным, т. е. достаточно сильным, орудием в наших руках, — экономически сохранить за собою обширный персидский рынок для свободного применения на оном русского труда и капиталов...»

Из директивных указаний, даваемых министром посланнику, читатель составит себе общее представление о том арсенале приемов и методов, какими по плану царского правительства должна была быть завоевана Персия — формы этого завоевания, во всяком случае, существенно разнились от известных форм первоначальной военной экспансии России на Среднем Востоке.

Характеризуя определяющуюся к началу 900-х годов новую «методу русского проникновения в Персию», автор одной из лучших популярных работ по истории англо- русского соперничества в Азии отмечает те «поистине изумительные результаты, к которым привела перемена политики России в отношении Персии... Вместо прежних угроз [6] туземной власти, она делала ей самые выгодные предложения и оказывала всяческие услуги... Она проводила в этой стране дороги, организовала для нее регулярные войска, учреждала банки, давала ей взаймы, заводила предприятия, строила набережные — и из всего этого извлекала троякую выгоду: не прибегала к оружию, демонстрировала свое великодушие и получала от мирных отношений больше прибыли, чем могли бы ей дать вместе взятые война словесная и война с оружием в руках. Эта вновь примененная Россией в Персии метода за немногие годы более сделала для русской торговли и русского престижа, нежели все в течение трех четвертей века усилия дипломатии, опиравшиеся на политику силы и принуждения...» (См. д-р Руир «Англо-русское соперничество в Азии в Х1Хв.», стр. 55). Не будем слишком строги к слишком увлекающемуся буржуазному историку-публицисту. Напомним о том, что рассматриваемые годы, уже не являются годами господства старого «культурного» капитализма: это были годы крутого перелома в мировой политике нарождающегося империализма, годы первого братанья английского и французского империализма во имя хищнического передела мира.

Симптоматично, что именно в эту пору в английской литературе подвергается критике утвердившийся со времен появления книги Керзона взгляд на южную часть Персии, как на сферу британских интересов, и доказывается мысль о необходимости распространения английского влияния на всю персидскую территорию (См. Whigham, op. cit.). Симптоматично, что именно в эту нору во французской журналистике развивается мысль о необходимости для Франции новых колониальных владении (См. Дарси: «100 лет колониального соперничества», журнал «Revue politique et parlementaire», от 10/V 1904 г.).

Во всяком случае ясно одно: к началу XX века, приглядевшись к опыту борьбы своего исконного соперника в персидском вопросе, в том вопросе, с которым русская легкая и прежде всего текстильная промышленность связала жизненные свои интересы, царизм, хотя и с некоторым опозданием, переходил от традиционных элементарных методов физического воздействия к более совершенным и сложным приемам политики, свойственным той эпохе развитого капитализма, когда явственно начинает проявляться роль нарождающегося финансового капитала.

Указывая на «преобладание» в царской России «военного и феодального империализма», Ленин отмечал в то же время, что и в ней «капиталистический империализм новейшего типа вполне показал себя в политике царизма по отношению к Персии, Манчжурии и Монголии». (Ленин, Собр. соч., 1 изд.,т. XIII, стр. 99)

Касаясь вопроса о характере основных тенденций в персидской политике царизма, мы, разумеется, должны остерегаться того, чтобы не внести в трактовку вопроса перегибов и упрощенчества. По правильному замечанию М. Н. Покровского, нельзя русский капитализм представлять себе, как «одноцветное сукно» (М. Н. Покровский, «Внешняя политика России в XX веке», стр. 10). Нельзя таким же образом рисовать себе и его политику, в частности, в среднеазиатских делах. [7]

В том же самом архивном досье, где хранится публикуемая инструкция, имеется еще ряд документов, относящихся к той же эпохе, но касающихся ряда других, смежных с персидским, вопросов средне-азиатской проблемы. Из этих документов явствует, что к рассматриваемому времени в военном министерстве намечался план переброски войск (сначала в размере одной дивизии) из внутренних губерний в Туркестанский округ и сосредоточения их вблизи афганской границы. «Всемерное развитие нашей военной готовности, — писал в связи с этим министр ин. дел военному министру Сахарову,— в смысле усиления числа войск, скорейшего сооружения стратегических линий, особенно же ныне строющейся Ташкент — Оренбургской жел. дороги, вообще широкой и тщательной подготовки всего Туркестанского округа, является самой насущной потребностью не только в связи с событиями на Дальнем Востоке и возможными осложнениями и последствиями оных в будущем, но и в качестве единственно прочной основы... правильного развития политики нашей в Персии и прилегающих странах в размерах и условиях, сложившихся для нашей деятельности в этой части Азии за последние годы» (Архив революции и внешней политики, дело Перс, ст., № 4136, письмо Ламздорфа ген. Сахарову от 16/VIII 1904 г.). Если верно то, что в этот период царизм рассматривал афганский вопрос преимущественно, как «пугало», как средство, дающее возможность в известное время оказывать известное давление на Англию (См. «Красный архив» т. X. «Англо-русская конвенция 1907 г. и раздел Афганистана» стр. 56), то во всяком случае, верно и то, что в системе русского военно-феодального империализма находилось немало любителей употребления этого «пугала» и иногда злоупотребления им. Для характеристики настроений русских феодальных элементов в, рассматриваемый период,— заметим, период намечающегося англо-русского сближения,—точнее, для характеристики настроений русской военщины, ее политических установок в средне-азиатском вопросе, чрезвычайно показательным является еще один документ, хранящийся в том же досье рядом с составленной в топах «капитализма новейшего типа» деловой и осторожно «миролюбивой» инструкцией. Мы имеем ввиду письмо министра ин. дел военному министру от 21/IХ 1904 года. Письмо это заслуживает того, чтобы привести его полностью.

«Пребывающий в С.-Петербурге великобританский посол, вовсе не имея ввиду придавать сообщению своему официальный характер запроса либо жалобы, тем не менее счел долгом совершенно частным путем довести до моего сведения о двух фактах, которые, по его мнению, могут только создавать препятствия к столь желаемому как русским, так и английским правительствами дружественному сближению.

Первый из этих фактов заключается в следующем: состоящий при вверенном ору Гардингу посольстве великобританский военный агент Нэпорг, отправляясь путешествовать по России, проездом через Одессу посетил командующего войсками Одесского округа.

«Вы, конечно, не замедлите приехать и в Туркестан?» — спросил его барон Каульбарс. На утвердительный ответ майора Нэпорга командующий войсками довольно раздраженным тоном заметил, что он вообще удивляется тому, с какой [8] легкостью наше военное ведомство разрешает англичанам посещать русские среднеазиатские владения; что, если бы от него зависело, то никогда ни один англичанин не проник бы в эти владения.

На просьбу Нэпорга разъяснить ему, почему у генерала составилось такое мнение, барон Каульбарс живо воскликнул: «Да ведь вы все англичане приезжаете к нам в Туркестан, чтобы собирать там все необходимые для вашего правительства сведения, и это нам совсем невыгодно, ввиду предстоящей в скором времени войны между Россией и Англией из-за преобладания в Средней Азии».

Второй случай был в Петербурге, Один из военных агентов иностранного посольства (сэр Гардинг не хотел назвать, какого именно) посетил по делу в главном штабе генерал-майора... (Пропуск в подлиннике) Во время беседы с ним военный агент пристально смотрел на висевшую рядом карту Кореи.

«Напрасно вы присматриваетесь к карте Кореи» — заметил генерал, — «лучше взгляните на эту карту Средней Азии, где мы готовимся вскоре побить англичан».

Замечание это, невидимому, произвело настолько сильное впечатление на иностранного военного агента, что он непосредственно из главного штаба отправился в английское посольство, чтобы осведомиться, в какой степени справедливо известие о предстоящей войне России с Англией, так откровенно переданное ему лицом, занимающим выдающееся положение в военной иерархии.

Сообщая об изложенном для личного сведения вашего превосходительства, не могу со своей стороны не заметить, что при настоящих обстоятельствах представляется крайне неосторожным давать какой-либо повод к неудовольствию со стороны нейтральных держав, сохранение дружественных отношений с коими составляет предмет особой заботы императорского правительства».

Несколько лет спустя военно-феодальные мотивы громко зазвучали и в русской политике в Персии. Это случилось после окончания русско-японской войны и революции, до смерти перепугавшей русскую буржуазию и бросившей ее в объятия феодальной реакции, после образования «политически оформленного, общенационального союза политических организаций помещиков и крупной буржуазии» (Ленин, Сбор. Соч., т. XI. ч.1 стр. 248), после того, как нерешенностью объективных задач революции (Там же., стр. 265) для правящих классов актуализировался вопрос о колониальных захватах. Поводом для этого послужило загоревшееся от искры русской революции национально-освободительное движение в Персии. Что Николай Романов во главе черносотенных помещиков и запуганных стачками и гражданской войной капиталистов неистовствует против персидских революционеров,—писал Ленин в 1908 г., — это понятно, и роль международных палачей не первый раз выпадает на долю христолюбивых российских воинов» (Там же, т. XI, ч. 1 стр. 98).

Что царская Россия занялась в Персии в известной момент привычным ей делом подавления революции, — это Ленин считал в порядке вещей. Известно, что дело [9] «водворения порядка в Персии затянулось на многие годы и в течение, всего этого времени прекрасно уживалось с прочими формами проникновения русского капитали в страну.

К 1914 г., как сказано выше, хозяйничанье в стране русского консулата, генералитета и прочих разновидностей представительства русского капитала достигло высокого «военно-феодального» напряжения.

От преподанных в инструкции 1904 г. методов действия мы можем таким образом констатировать к этому времени существенные уклонения.

В нашей исторической науке за последнее время в вопросе о природе русского империализма целый ряд казавшихся ранее неоспоримыми положений был подвергнут разрушительной критике. Вместе с тем было выставлено немало новых положений, порою взаимно противоречивых и оставшихся до сих пор спорными. Насколько известно, положение о том, что развитие русского империализма в период 1904—1914 гг. шло по восходящей линии, никем еще не оспаривалось. Будем его считать принятым и доказанным. Тем интереснее констатировать факт возрождения с течением времени в русской политике в Персии старых захватнических методов, методов зуботычин и рукоприкладства. Факт — не только интересный, но и глубоко поучительный. Вспомним, что «политическими особенностями империализма являются реакция по всей линии и усиление национального гнета» (Ленин, Собр. соч., т. XIII, стр. 223), вспомним, что «финансовый капитал хочет не свободы, а господства» (Там же, т. XIII, стр. 302), вспомним о происходившем в царской России процессе сращивания финансового капитала с крепостническим государством (См. выступление М. Н. Покровского по докладу т. Вапага на 1 Всесоюзной конференции о-ва историков-марксистов «Труды Первой Всесоюзной конференции историков-марксистов», т. I, стр. 383), вспомним, наконец, о том, что процесс этот сообщал русскому новейшему капитализму специфические черты военно-феодального империализма, что политика царизма в эту пору должна была «отличаться сугубой реакционностью и противоосвободительным характером» (Ленин, Собр. соч., т. ХIII, стр. 99.).

Говоря о международном значении национально-освободительного движения в Персии и касаясь той полицейской роли, которую брал на себя в этом деле царизм, из «европейского жандарма» превращавшийся в «жандарма азиатского» (Там же, т. XI, ч. 1, стр. 144), Ленин считал необходимым особенно подчеркнуть «явно дружественный нейтралитет», занятый при этом английскою либеральною буржуазией. (Там же, стр. 98) Недаром в своей резолюции «о нападении русского правительства на Персию» январская конференция большевиков 1912 г., протестуя «против разбойничьей политики царской шайки, решившей задушить свободу персидского народа», констатировала в то же время, что «всячески рекламируемый и поддерживаемый русскими либералами союз российского правительства с правительством Англии направлен прежде всего против революционного [10] движения азиатской демократии, и что этот союз делает английское либеральное правительство соучастником кровавых зверств царизма» (Ленин, Собр. соч., т. XIX, стр. 232). Цитированная резолюция имеет в виду то международное положение, которое создалось после англо-русского соглашения от 18/31 1907 г. по делам Персии, Афганистана и Тибета. Вопрос о том, против кого это соглашение, как дипломатический акт, было направлено, достаточно ясен и не требует с нашей стороны комментариев. В оценке же этого акта с точки зрения того, что он нес с собою для его контрагентов и как он отразился на их непосредственных интересах в Персии, мы встречаем в литературе существенные расхождения. Если Е. В. Тарле, отражая точку зрения буржуазного либерализма, говорит при этом о «львиной доле в экономическом разделе Персии, доставшейся России» (См. Е. Тарле, «Европа в эпоху империализма», стр. 148), то Ф. А. Ротштейн склонен рассматривать соглашение, как поставленный России «капкан», как акт, который «связал Россию по рукам и ногам, не дав ей ничего взамен», который Англии «развязал руки не только для борьбы с Германией, но и для дальнейшего укрепления своего влияния как в Персии, так и по остальному Среднему Востоку» (См. д-р Руир, ор. cit, предисловие Ф. А. Ротштейна, стр. 5).

Публикуемая инструкция, дающая для начала 900-х годов установку русской политики в Персии в развернутом виде, свидетельствует о том, что в ту пору всякие переговоры с Англией по персидским делам считались царским правительством нежелательными по той простой причине, что оно ставило своей задачей — и задачу эту считало вполне реальной — подчинение всей Персии в целом своему безраздельному влиянию. Публикуемая инструкция свидетельствует, следовательно, о том, что непосредственным интересам царизма в персидском вопросе, а вместе с тем его основным в этой области планам англо-русское соглашение наносило явный ущерб.

Публикуемая инструкция представляет, наконец, интерес еще в одном отношении— в отношении того, о чем в ней прямо не говорится. Она датирована сентябрем 1904 г. т. е. она составлялась в то время, когда дела на дальне-восточном фронте, встречавшие сочувствие лишь в одной европейской державе, настолько явно клонились к ущербу, что оставалось надеяться только на не проявившийся еще гений главнокомандующего или на теплые чувства германского императора, обещавшего поддержку в реализации подававшего столь мало надежды плана посылки на Дальний Восток великой балтийской армады. Инструкция эта составлялась после того, как было подписано и опубликовано англо-французское соглашение от 8/IV 1904 г. Даже иностранный обозреватель «Русской мысли» еще до опубликования соглашения, при появлении одних слухов о нем, счел необходимым поздравить тогда же Делькассе с счастливым окончанием искусно веденных переговоров и горячо солидаризировался с высказанною во французских газетах мыслью о том, что министр ин. дел Франции дал французской внешней политике «наиболее разумный толчек с момента заключения союза с Россией» («Русская мысль», апрель 1904 г. В. Г., «Иностранное обозрение», стр. 276—280). А еще за год до того российский посланник в Пекине Лессар в своей записке, представленной в министерство ин. дел, намечая те последствия, какие должно иметь [11] осуществление багдадского проекта как для России, так и для Англии, доказывал тождественность интересов этих двух стран перед лицом германской опасности и настаивал на необходимости противопоставить Германии англо-русское соглашение по вопросу о постройке ряда железно-дорожных участков в Средней Азии (Архив революции и внеш. Пол., Прес. Стол., записка Лессара от 14/IV 1903 г.).

Наложенное царизмом на строительство железных дорог в Персии «veto», обусловленное политически всею совокупностью англо-русских противоречий на Среднем Востоке, автор инструкции сохраняет в неприкосновенности. Но этого мало. Обращает на себя внимание то беспокойство, которое проскальзывает в инструкции в связи с вопросом о строющейся Багдадской железной дороге. И что особенно интересно,— потому что характерно для периода неугасшей еще русско-германской «дружбы», потому что важно для определения степени зависимости русской политики от политики ее временного «друга» или «попутчика», — царское правительство надеется разрешить и этот кардинальный вопрос испытанными мерами саботажа.

Ведя борьбу на два фронта, продолжая традиционное, унаследованное от предыдущего исторического этапа, соперничество с Англией, подготовляясь к борьбе с опасностью германской, накануне своей военной и политической катастрофы, незадолго до своего вступления в Каноссу переговоров с Англией, царское правительство, с твердой убежденностью в исторической правоте евоего дела, провозглашало право своего монопольного владения Персиею. Мы знаем, что в это же время оно собиралось сделать несколько шагов демонстративного характера в афганском вопросе, что к этому же времени относится предпринятая им небольшая дипломатическая диверсия в вопросе тибетском (См. «Новый Восток», ст. «Россия и Тибет», № 18, стр. 101-119; № 20-21, стр. 33-54). Но, если дало допустить, что политический пафос инструкции заключает в себе известную до преднамеренности, обусловленной необходимостью предохранить российского посланника в Тегерана от всяких возможных и вредных английских попыток воздействия, то и при всем том остается несомненным твердое намерение царизма бороться за свои монополистические позиции в Персии до последней дипломатической возможности.

Нужды нет, что царская Россия была бедна капиталами, что в конечном счете этим экономически обусловливалась необходимость беспримерной в истории запретительной политики царизма в персидском железно-дорожном вопросе. Нужды нет, что Учетно-ссудный банк в Персии являлся филиалом Государственного банка, что дело вывоза русского капитала в Персию возглавлялось, как обычно, и как это имело место в более крупных размерах в Манчжурии — русской казной. Царская Россия, где, по словам Ленина, «страной управляла кучка крупных помещиков во главе с Николаем II в тесном союзе с магнатами финансового капитала» (Ленин, Сбор. Соч., изд. 3-е, т. XX, стр. 570), где, как уже отвечалось, происходило сращивание крепостнического государства с финансовым капиталом имела прекрасный выход из затруднительного положения: «В Японии и России — говорил по этому поводу Ленин — монополия военной силы, необъятной территории или [12] особого удобства грабить инородцев... отчасти восполняет, отчасти заменяет монополию современного новейшего финансового капитала».

Вопрос о ходе событий, приведших царскую Россию к продолжению и углублению только что закончившихся англо-французских переговоров, а вместе с тем к сдаче ею своих среднеазиатских позиций и одновременному вхождению в состав Антанты в качестве третьего члена ее, ждет тщательного документального освещения, как часть большой проблемы зарождения Антанты.

Сейчас мы только заметим, что тот удельный вес, какой принадлежал персидской проблеме во всей системе царской внешней политики, и та роль, какую он играл в большой проблеме Антанты, с необходимостью требует включения его даже в ту историческую схему, которая стремится найти кратчайшее расстояние от Константинополя до Порт-Артура.

Игнорирование персидской проблемы ведет к затушевыванию той самостоятельной роли русского империализма, которая с особенной выразительностью проявляется в истории царской политики, именно, на Среднем Востоке, и именно, в предъантантовский период.

Удельный вес персидской проблемы в системе царской внешней политики доантанговской эпохи должен быть восстановлен во всем его историческом значении! К вопросу о значении персидской проблемы для последующего периода, как отмечено выше, паша историография уже проявила повышенный интерес.

Сейчас мы только скажем, что в дальнейшем все свое дело закабаления и ограбления Персик царизму приходилось осуществлять уже не самостоятельно, но по согласованию с английским империализмом, охотно предоставлявшим царизму в известные моменты роль вышибалы, но вез более сужавшим размах его работы.

Заостряя внимание на вопросе поднимавшегося на Востоке национально-освободительного движения, Ленин в октябре 1908 г. писал: «Суть того, что происходит Тверь на Балканах, в Турции, в Персии, сводится к контрреволюционной коалиции европейских держав против растущего демократизма в Азии». И тогда же он намечал первую, стоящую перед революционным пролетариатом задачу: «Сорвать маску с игры дипломатов всех стран и показать наглядно, воочию, все факты, свидетельствующие о подлой роли всех союзных держав, всех одинаково, как непосредственных выполнителей функций жандарма, так и пособников, друзей, финансистов этого жандарма» (Ленин; Собр. соч., т. XI, ч. I, стр. 139 и 145).

Когда, после Октябрьской революции, разоблаченный до гола царизм потерял всякую возможность составления каких бы то пи было инструкций по персидским делам, быстро разоблачать себя стал и английский империализм, пытавшийся монополизировать дело ограбления персидских трудящихся масс. А вместе с тем не мог не пойти «семимильными шагами» (Ленин, Собр. соч., т. XIII, стр. 393) вперед и процесс разоблачения всей системы мирового [13] империализма, держащего в кабале колониальные и полуколониальные народы Востока. Начавшееся прежде всего под британской короной решительное загнивание мирового капитализма ведет к дальнейшему ускорению и логическому завершению этого процесса.

А. Попов.

Инструкция А. Н. Шпейеру

(Архив революции и внешней политики, фонд мин. ин. дел, Персидский стол, дело № 4136).

Секретно.

М. г. Алексей Николаевич,

Высочайшим доверием государя императора вы призваны на ответственный пост российского чрезвычайного посланника и полномочного министра при дворе его величества шаха. Предшествующая служба ваша в Тегеране и ознакомление с дипломатической перепиской последних лет по делам Персии в существенной мере облегчат вам разработку и посильное разрешение главнейших, связанных с жизненными интересами нашими в стране этой вопросов, последовательному обзору коих посвящена настоящая инструкция.

Многосложная деятельность императорского представителя в Персии связана ныне с особыми трудностями в зависимости не столько от местных условий, сколько от общего политического положения. Война, возникшая на Дальнем Востоке, и затруднения, переживаемые Россией, не могли не отразиться в Персии и сказались прежде всего усиленной агитацией враждебных и соперничающих с нами элементов, старавшихся, не разбирая средств, всячески преувеличить постигшие нас неудачи и доказать персианам, что великий северный сосед потерял для них всякое значение.

Для борьбы с распространявшимися заведомо ложными слухами в Тегеране была организована доставка и распространение телеграмм торгового-телеграфного агентства, стоящего в зависимости от министерства иностранных дел, и принят ряд других мер при посредстве российских консульских учреждений. Одновременно министерство иностранных дел, как в указаниях своих миссии в Тегеране, так и в сношениях с другими ведомствами по персидским делам, неуклонно придерживалось того основного принципа, что Россия не может и не должна итти назад и отказываться от активной деятельности там, где замешаны ее действительные интересы, особливо, когда намеченные цели частью уже были достигнуты. В результате персидское правительство не замедлило убедиться в отсутствии каких бы то ни было [14] перемен на почве отношений России к Персии даже в вопросах финансовых, так как оно получило возможность воспользоваться минувшей весной нашей денежной помощью на неотложные бюджетные надобности.

Наконец, благодаря сделанным в Лондоне представлениям, и быть может, в связи с некоторыми военными мерами предосторожности, принятыми в Средней Азии, великобританский посланник в Тегеране, стоявший во главе резко направленной против России агитации, значительно переменил и смягчил свой образ действий.

Вполне признавая значение результатов, достигнутых спокойной твердостью и последовательностью нашей политики, которых, само собой разумеется, нам надлежит неукоснительно придерживаться и впредь, — с другой стороны, твердо уповая на то, что с помощью божьей дальнейшее развитие окончания военных действий в полной мере восстановит престиж России повсеместно в Персии, нельзя не считаться с одним неблагоприятным явлением, более или менее длительного характера, а именно — с известным стеснением нашей свободы действий по причинам как политическим, так и финансовым, которое может задержать правильное развитие преследуемых нами целей. Допуская вероятие попыток прежде всего со стороны Англии использовать это обстоятельство к своей выгоде и точно не зная заранее, в каком направлении таковые будут осуществляться при настоящих политических обстоятельствах, я полагаю необходимым, для ближайшего выяснения характера вашей деятельности в Тегеране, прежде всего остановиться на общих началах русской политики в Персии.

Главная цель, которая преследовалась нами, в зависимости от исторических условий, различными путями и средствами в течение многолетних сношений с Персией, может быть определена нижеследующим образом: сохранить целость и неприкосновенность владений шаха, не ища для себя территориальных приращений, не допуская преобладания третьей державы, постепенно подчинить Персию своему господствующему влиянию, без нарушения однако как внешних признаков ее самостоятельности, так и внутреннего ее строя. Другими словами, наша задача—политически сделать Персию послушным и полезным, то-есть достаточно сильным, орудием в наших руках, экономически — сохранить за собою обширный персидский рынок для свободного применения на оном русского труда и капиталов, причем тесное соотношение и взаимодействие политических и экономических результатов, уже достигнутых нами, создаст ту прочную почву, на которой мы должны развивать плодотворную деятельность нашу в Персии. [15]

Задача эта, сама по себе не легкая и достижение которой возможно лишь со временем, затрудняется еще необходимостью вести упорную борьбу с Англией — нашим всегдашним политическим соперником на почве Азиатского материка. Борьба эта велась неустанно со времени заключения Туркманчайского договора. (По мирному договору между Россией и Персией, заключенному 10/22 февр. 1828 г. в Туркманчае, Россией отторгались от Персии ханства Эриванское и Нахичеванское. Вместе с тем договором предусматривалась свобода плавания для русских военных и торговых судов по Каспийскому морю. Договор устанавливал также порядок русско-персидской торговли, который в дальнейшем продолжал сохранять свою силу до заключения русско-персидского торгового договора в 1891 г.) Два момента из этой борьбы, а именно так называемые «соглашения» 1834 и 1888 гг., служат поныне предметом постоянных ссылок со стороны англичан, которые стараются на их основании определить взаимные отношения наши в Персии. Вам хорошо известно, что в обоих случаях дело сводилось к заверениям, сделанным как с той, так и с другой стороны совершенно добровольно и относившимся к обстоятельствам данной минуты.

В 1834 г. вопрос шел о выборе наследника шахского престола между несколькими соперничавшими кандидатами и об очищении от русских войск занятых в обеспечение уплаты контрибуции персидских областей, причем как Англия, так и Россия заявили о своем намерении уважать целость и неприкосновенность персидской территории (Соглашением с Россией 1834 г., подтверждавшим неприкосновенность персидской государственной территории, Англия стремилась гарантировать себя от опасности русской экспансии к побережью Персидского залива, в районе которого в последующие годы она проводит энергичную политику «мирного проникновения»).

В 1888 г, мы подтвердили этот последний пункт, с другой стороны присоединились к пожеланию лондонского кабинета избегать политики антагонизма в вопросе обоюдных торговых интересов в Персии и (По тексту маркиза Салисбюри: «fully in accord... as to the desirability of avoiding a policy of antagonism in the question of commercial interests of England and Russia in Persia». (Прим. в подлиннике)), наконец, категорически отклонили вмешательство англичан в Хоросанское разграничение.

Не касаясь в подробностях обстоятельств, сопровождавших переговоры 1834 и 1888 гг., почитаю долгом выяснить, что в обоих случаях, с точки зрения императорского правительства, центром тяжести вопроса было установление принципа неприкосновенности персидских владений; всякое же распространительное толкование происшедшего обмена мнений и попытки-либо придать ему общее значение, в смысле некоторого condominium’а России и Англии в Персии, либо географического определения обоюдных сфер влияния, само собой [16] разумеется, являлись коренным нарушением вышеуказанной главной задачи нашей и потому ни в каком случае не могли быть допущены. Не следует упускать из виду, что заявления, сделанные нами в 1888 г., отнюдь не служили заключительным словом, а лишь отдельным звеном в целом ряде переговоров с англичанами, не приведших к положительным результатам, — самый же запрос Англии, вызвавший наше заявление, был сделан, по-видимому, по наущению шаха Наср-эд-Дина (Царствование Наср-эд-Дина относится к периоду 1848—1896 гг.), опасавшегося захватов с нашей стороны в Хоросане. Что англичане сами не в состоянии были придать желательного им толкования происшедшему в 1888 г. обмену мнений, лучшим тому доказательством служит усиленная деятельность их в Персии, начавшаяся непосредственно после 1888 г. (В 1888Jr. Англия добивается от персидского правительства предоставления Новому лондонскому восточному банку» права выпуска банковых билетов и производства своих операций в главнейших городах Персии. В 1889 г. основывается «Имперский персидский банк» («Шахиншахский»), сливающийся с «Лондонским восточным банком», сосредоточивающий в своих руках поставку] серебра для персидского монетного двора и приобретающий роль крупного орудия английской, политики в Персии. В 1888 г. Англия добивается открытия судоходства по реке Каруну, имеющей для Иранского плоскогорья большое торговое значение. В 1890 г. Английский банк приобретает транспортную концессию (братьев Линч) с правом постройки шоссейных дорог Тегеран — Ахваз и Буру-джирд — Исфагань. В 1901 г. австралийцем д-Арси приобретается нефтяная концессия, превращающаяся впоследствии в гигантскую англо-персидскую нефтяную компанию («Anglo Persian Oil С^о»). К 1902 г. относится заключение новой англоперсидской конвенции для установления телеграфной сети между Европой и Индией, что давало Англии возможность иметь в центре Персии свои учреждения и своих агентов), главным выразителем коей был известный сэр Друммонд Вольф. Все старания этого государственного деятеля вовлечь Россию в определенное соглашение с Англией по персидским делам не имели и не могли иметь успеха по причинам, изложенным выше и лежавшим в основе исконной русской политики. Ныне, по прошествии почти 15 лет, можно сказать, что лихорадочная погоня за всякими концессиями и правами, которой англичане, вопреки собственным заявлениям 1888 г., старались возместить свою неудачу и обеспечить себе преобладающее положение в большей части Персии, также не привели к намеченной цели. Как на главное средство для быстрого насаждения английского влияния рассчитывали на железные дороги, но постройка их была отложена сначала до 1900 года, затем до 1910 года (Вопрос о приступе к жел.-дорожному строительству в Персии обсуждался на заседании Особого совещания 4/10 февраля 1890 г. и был решен в отрицательном смысле. В соответствии с этим мин-вом ин. дел была дана директива российскому посланнику в Тегеране Бюцову добиться от шаха обязательства не выдавать никому никаких железнодорожных концессий в течение 10 лет, т. е. до 1900 г. 27/Х—8/XI 1890 г. шах подписал требуемое обязательство. Заинтересованная в сохранении буферной роли Персии Англия отнеслась сочувственно к наложению запрета на железнодорожное строительство в Персии. В 1899 г. шах выдал русскому правительству новое собственноручное обязательство о продлении запретного срока до 1910 г. Выдачею этого обязательства было обусловлено предоставление Россией Персии займа). Иные предприятия, как, [17] например, табачная монополия (К 1890—1892 гг. относится неудачная попытка персидского правительства установить табачную монополию (наподобие турецкой) путем передачи всего сбора табака и торговли им в концессию английскому предпринимателю), потерпели полную неудачу, другие либо остались неиспользованными, либо, как плавание по Каруну не дали ожидавшихся выгод. Даже вполне жизнеспособное учреждение, Шахиншахский банк (См. прим. 2 к стр. 16) не выдержал серьезно конкуренции русского банка («Учетно-ссудный банк Персии» открыт в 1897 г. по концессии 1895 г. Имел отделения в Джульфе, Энзели, Исфагани, Казвине, Мешеде, Нустретабаде, Реште, Тавризе, Тегеране, Барфруше, Хамадане, Керманшахе, Себзеваре и Урмии. Широко распространив район своей деятельности, приобретая концессий, реализуя русские займы и финансируя русско-персидскую торговлю, банк являлся одним из главнейших орудий царской политики в Персии), как только последняя возникла, и мог до известной степени удержать свое положение лишь в силу совершенно исключительных, предоставленных ему, преимуществ, особенно по выпуску бумажных денег.

С другой стороны, благодаря целому ряду принятых нами мер, по преимуществу экономического и финансового характера, к которым я буду еще иметь случай подробно вернуться в настоящей инструкции, положение России за последние годы не только значительно упрочилось в Северной Персии, но нам удалось стать твердой йогой также и на Персидском заливе (Следует иметь в виду установление пароходных «рейсов между портами Черного моря и Персидского залива, а также учреждение генеральных консульств в Басре и Бушире, где содержался особый казачий отряд и имело постоянную стоянку русское военное судно).

Достигнутые нами успехи во владениях шаха, наряду с затруднениями нашими на Дальнем Востоке, естественно, могут побудить Англию к развитию своей активной политики в Персии, на что уже имеются, как сказано выше, различные указания. Нам, конечно, нет оснований преднамеренно обострять существующий в Азии между Россией и Англией антагонизм, но, если будут сделаны попытки связать Россию каким-либо непосредственным соглашением специально по персидским делам, то вся только что изложенная в общих чертах предшествующая политика наша в Персии вполне определенно [18] указывает нам единственный возможный в подобном случае путь, которого нам оставалось бы только неуклонно держаться, под опасением при ином способе действий коренным образом нарушить основные наши задачи. Не следует упускать из виду, что один факт вступления в переговоры с Великобританией может причинить очень серьезный вред, подорвав доверие к России, которое мы, несомненно, сумели внушить персианам, тогда как при настоящем отношении шаха и его правительства к Англии последняя в области доверия ничем не рискует.

Если старания англичан будут направлены на получение новых концессий, прав и преимуществ, то для противодействия в этом отношении мы можем опираться не только на значительно упрочившееся по сравнению с 1888 г. положение наше в Тегеране, но и на целый ряд ограничительных обязательств шахского правительства, подробно указанных в инструкциях предместникам вашим т. с. Аргиропуло и д. с. с. Власову, в силу коих выдача всевозможных концессий частью прямо запрещена, частью значительно затруднена, и которые подтверждены были в самое последнее время (июль 1904 г.) циркуляром Мушир-уд- Доулэ (Министр ин. дел Персии, один из крупнейших персидских феодалов) миссиям в Тегеране. Что касается менее важных текущих вопросов, где сталкиваются наши и английские интересы, то последовательное и твердое отстаивание преследуемых целей не замедлит, по бывшим примерам, доказать как персам, так и англичанам неослабное внимание наше к защите своих прав и обеспечить за ними таковые в более или менее продолжительный срок.

Наконец, на крайний случай каких-либо агрессивных мер со стороны англичан в Сеистане, где за последние годы деятельность их приобрела особенно активный характер, нами принимаются меры военной предосторожности в Средней Азии, дабы быть готовыми ко всяким случайностям.

Переходя к непосредственным отношениям нашим с Персией, и прежде всего к Каджарской династии, следует указать, что личное значение Музаффер-эд-Дина за восьмилетнее его царствование успело вполне выясниться. Слабовольный и подтачиваемый болезнью, всецело поглощенный заботами о личном своем благополучии, проявляя участие в делах правления лишь редкими порывами, царствующий шах однако в значительно большей степени, чем его покойный отец, проявил последовательность и верность в стремлении снискать благорасположение России, сознавая, что в затруднительных обстоятельствах он может рассчитывать только на нашу помощь. Внутри страны и даже среди собственной семьи шаху не удалось поднять особенно [19] высоко свою власть. Сказалось это между прочим в том значении, которое за последнее время вновь приобрел принц Зилли-Султан (Принц Каджарской династия, старший брат Музаффер-эд-Дина, губернатор Исфагани, сторонник английской ориентации), сохранивший, несмотря на немилость, постигшую его в последние годы жизни Наср-эд-Дина, значительные денежные средства и при помощи их сильную партию среди персидского духовенства. Поведение Зилли-Султана, прибывшего минувшей весной в Тегеран на совещание губернаторов и пользовавшегося демонстративным покровительством английского посланника, казалось настолько подозрительным, что императорская миссия в связи с полученными затем тревожными сведениями о состоянии здоровья шаха, признала нужным заблаговременно выработать, по соглашению с командиром персидской казачьей бригады, полковником Чернозубовым (Персидская казачья бригада была образована в 1897 г. по контракту, заключенному шахским правительством с подполковником русского генерального Штаба А. И. Домантовичем. Первоначально бригада была сформирована из иррегулярной кавалерии мухаджир. Инструкторами состояли русские офицеры. Полковник Чернозубов был назначен начальником бригады в 1903 г. Персидская казачья бригада сыграла впоследствии, под командованием полк. Ляхова крупнейшую роль в персидском революционном движении: с ее помощью был разогнан первый меджлис; в дальнейших событиях, находясь под командованием то русских, то английских, то персидских офицеров, она продолжала играть ту же ярко реакционную роль.), те меры, которые должны быть приняты на случай смерти Музаффер-эд-Дина в видах беспрепятственного перехода власти к велиагду, правителю Азербайджана, Мохаммеду Али мирза. Оставаясь на законной почве, то-есть признавая его наследником престола и содействуя тому самому лицу, которое шах при жизни сам назначил, мы побудим, вероятно, и Великобританию воздержаться от происков в пользу других претендентов и сделаем зависящее от нас, дабы избежать осложнений и междоусобий в Персии, ныне более чем когда-либо нежелательных и опасных. Помимо того велиагд является для нас наиболее подходящим кандидатом на престол, ибо в Тавризе он не только доказал неизменное внимание свое к столь значительным в Азербайджане интересам России, но и проявил заметную склонность ко всему русскому, изучив даже при содействии приближенного своего учителя, г. Шапшала (Позднее состоял в штатах российского м-ва ин. дел.), в достаточной степени русский язык. Вследствие сего и принимая в расчет будущее, императорское правительство со своей стороны старалось установить наилучшие отношения с наследником персидского престола и минувшей весной содействовало ликвидации и сосредоточению на более льготных условиях в Учетно-ссудном банке [20] всех долговых обязательств велиагда, гарантировав ему одновременно секретным соглашением немедленную выдачу соответствующей ссуды на случай чрезвычайных событий и необходимости экстренно выехать из Тавриза.

Заботы об охранении авторитета законной власти являются постоянным стремлением нашим не только в вопросе династическом, но и в отношении органов центрального управления в Тегеране. Достаточно сильное и устойчивое правительство, без которого немыслимы плодотворные и надежные политические сношения, обеспечивает нас от смут и неурядиц Персии н сохраняет в должном подчинении и зависимости те окраины, расшатать связь коих с центром особенно стараются англичане. Тщательно избегая столкновений и обострения в области непосредственных отношений между Россией и Великобританией, мы сделали одним из главных приемов нашей политики противодействие проискам англичан чрез посредство шахского правительства, ставя ему на вид собственные интересы и выгоды Персии.

На совокупности всех вышеизложенных разнообразных причин основывается стремление наше поддерживать тегеранское правительство и стоящее во главе его ответственное лицо — кто бы оно ни было, лишь не прямой противник России. Не следуя примеру англичан и избегая несоответствующих общим нашим задачам интриг за или против данного государственного деятеля, мы продолжали при преемнике Ата-бек-Азама, Везири-Азаме, оказывать сему последнему нашу поддержку, тем более, что родство его с шахом и энергичный характер давали нам основания видеть в его управлении элементы устойчивости, имеющие для нас столь важное значение. С этой точки зрения, в случае, если оправдаются возникшие за последнее время слухи о возможной отставке принца Эйн-уд-Доулэ (Премьер-министр к министру вн. дее Персии в рассматриваемое время, сторонник английской ориентации), возвращение на пост первого министра Атабек-Азама — единственного, по-видимому, серьезного кандидата — явилось бы и для нас наиболее желательным исходом, ввиду его авторитета, государственного опыта и главное — ясного понимания того значения, которое ныне принадлежит нам в персидских делах.

Вашему превосходительству известно, что в ноябре 1902 г., незадолго до отказа своего от власти, Атабек-Азам высказал покойному д. с. с. Власову глубокое убеждение в неизбежности для Персии при современном положении дел искать союза с Россией и зондировал нашего представителя по этому вопросу. В подобном союзе, правильно поставленном, конечно, нельзя не усмотреть того последнего шага, который всецело и окончательно обеспечит нам достижение наших основных целей, и потому мысль эта в принципе удостоилась [21] высочайшего одобрения государя императора; практически однако осуществление союза представлялось преждевременным, главным образом на том основании, что по соседству с персидскими границами мы не располагали еще достаточно внушительными силами, которые обеспечивали бы отдаленные южные области Персии от всяких посягательств и, следовательно, освобождали бы от риска наши союзные обязательства. Вследствие сего, не уклоняясь от сделанного Атабек-Азамом предложения, мы ограничились предварительными объяснениями, не приведшими к определенным результатам, ибо первый министр, видимо, сам сознавал близость своего падения.

Продолжая постепенно усиливать свое положение сооружением Ташкент-Оренбургской железной дороги и другими специально военными мерами, мы ныне, по соображениям общеполитического характера, приступили к усилению наших войск в Средней Азии, руководствуясь при этом однако и требованиями нашего положения в Персии, покоящегося, конечно, в основе своей на тех силах, коими мы можем его отстаивать. В самом деле, допуская даже, что Атабек-Азам, выступив с предложением союза, желал отчасти упрочить свое личное пошатнувшееся положение, мысль его лишь отвечала постепенно назревавшим жизненным требованиям и опиралась на прочные, реальные основания, которые мы в дальнейшем ходе событий не могли не принять в расчет, тем более, что усиливавшаяся активная политика Великобритании ускоряла наши решения на этом пути. Отметив как явление симптоматическое предложение о помощи, сделанное нам шахом после начала русско-японской войны, следует упомянуть, что со своей стороны мы делали все от нас зависящее, чтобы поддержать в его величестве уверенность в неизменном расположении России; когда же минувшей весной происки английского посланника в Тегеране дошли до угроз насильственными мерами, шаху было заявлено, что императорское правительство по-прежнему стоит на страже неприкосновенности его территории.

Настоящая политическая минута, конечно, не представляется достаточно благоприятной для заключения союза с шахским правительством; к тому же общие мероприятия по упрочению нашего положения в этой части Азии еще далеко не доведены до конца, — вследствие сего, не касаясь ныне тех окончательных форм, в коих могло бы быть установлено более тесное единение между Россией и Персией, поручаю вам самую мысль об оном положить в основу предстоящей вам деятельности. Благоприятную почву для подготовительной работы в этом направлении вы найдете как во многих слабых сторонах внутренней жизни Персии, так и в необеспеченности ее от внешних опасностей. [22]

Яркий пример органического, основанного на разнообразных и глубоких причинах, стремления к сближению с Россией, ради ее помощи и защиты, при котором Персия, естественно, должна все более и более подпадать нашему влиянию, являет собой возбужденный в самое последнее время Везири-Азамом вопрос о реформировании русскими инструкторами, при денежном содействии — ссуде нашего банка, некоторых частей персидских войск, настоятельно необходимых для поддержания авторитета центральной власти как внутри страны, так и в тех пограничных округах, связь коих с Тегераном заметно ослабевает. План первого министра шаха требует подробного секретного соглашения и, будучи, по существу, повторением лишь в более узкой форме мыслей его предшественника, возник вполне естественным путем, ибо, с одной стороны, персидские финансы находятся в значительной зависимости от принятых перед Россией обязательств, а с другой — единственная надежная сила Персии, казачья бригада, создана трудами русских офицеров.

Хотя план этот имеет и для нас громадное политическое значение, ибо им устраняется единственная серьезная опасность со стороны англичан в Персии — возбуждение смут для вмешательства и захватов в те моменты, когда наша свобода действий оказалась бы чем-нибудь связанной,— однако вопрос, возбужденный Везири-Азамом не вышел еще из стадии предварительного изучения; министерства иностранных дел и военное, каждое с точки зрения своей специальной компетенции, признали благоприятное разрешение оного крайне желательным; с министерством же финансы пока еще не достигнуто соглашения.

Если затруднения денежного свойства задержат развитие вопроса о русских инструкторах, то последний отвечая, по-видимому, назревшей потребности, может вновь возникнуть в более или менее близком будущем. Осуществление означенной мысли, по мнению моему, вполне достижимо даже в настоящее время при соблюдении надлежащей осторожности, а именно — командируя русских офицеров постепенно, сначала в один пункт, расположенный ближе и нашей границе, затем через известный срок в другой и так далее, избегая всего, что могло бы придать этой командировке характер общей реорганизации и увеличения численности персидской армии, и наконец, по примеру персидской казачьей бригады, отправляя обученные части под командой одних персидских офицеров в те области, где присутствие их в данный момент было бы наиболее необходимо. Более широкой постановка дела, не отвечая плохому состоянию персидских финансов, могла бы представить неудобства внутреннего и внешнего свойства с другой стороны не соответствовала бы нашим собственным [23] интересам, ибо вообще в вопросе о всяких коренных реформах, — если бы в Персии нашлись, вопреки ожиданиям, необходимые на то средства и правительство, способное провести их, — наша цель вовсе не сводится к тому, чтобы итти, по меньшей мере, на неизвестное и брать на себя активную роль в заботах о полном возрождении этой страны. Не только подобная задача, но всякое прямое вмешательство во внутренние персидские дела вызовет неминуемо против нас ненависть на селения, нанесет существенный вред нашим интересам и, создав неожиданные осложнения международного характера, может послужит, серьезным препятствием к достижению наших непосредственных целей.

Переходя к обзору главнейших текущих дел и останавливаясь прежде всего на пограничных отношениях, считаю долгом указать, что в общем руководстве оными мы стремимся сочетать исконное благорасположение к Персии с твердой защитой наших законных прав. В Закавказском крае постоянные разбои и нарушения границы со стороны азербайджанцев в высшей степени неблагоприятно отзывались на порядке и спокойствии наших собственных владений, вследствие чего, высочайше утвержденными 2 декабря 1894 г. и дополненными 27 июля 1903 г. правилами, чинам пограничной и охранной страж предоставлено переходить персидскую границу при преследовании paзбойников и продолжать таковое до полного уничтожения шайки, принимая одновременно требуемые военными условиями меры против местных жителей, виновных в укрывательстве бежавших преступников. Изложенная крайняя мера хотя и вполне оправдывается совершенно ненормальным положением на границе и бесплодностью всех наших представлений шахскому правительству, объяснимою отчасти полным его бессилием, отчасти всегдашним расположением Каджарской династии к родственным азербайджанским племенам, — не замедлила вызвать недоразумения с Персией в виду карательной экспедиции, предпринятой в минувшем декабре отрядом пограничной стражи на персидское селение Таджикент. В уважение к представлениям персиан императорское правительство приостановило в марте 1904 г. действие упомянутых правил, но затем, получив подробные донесения о всех обстоятельствах дела, отменило назначение смешанной комиссии для расследования таджикентского инцидента и одновременно, в виду возобновившихся на границе разбоев, поручило поверенному в делах в Тегеране вновь войти в переговоры по существу вопроса, указав персидским министрам, что, не усматривая практической пользы от проявленной уступчивости, мы вынуждены будем восстановить в силе правила 1903 г., если не убедимся в искреннем желании Персии итти нам навстречу в стараниях наших установить порядок на Закавказской границе. [24]

В дальнейшем ведении настоящего дела вам надлежит руководствоваться изложенным заявлением и стараться склонить персидское правительство к принятию со своей стороны мер для обуздания разбоев, быть может, даже, в крайнем случае, совместно с нами и при известной помощи с нашей стороны, если этим путем или иными средствами, которые, быть может, вы изыщете на месте, удалось бы избегнуть крупных мер, всегда нежелательных, но часто вынужденных и неизбежных.

Другой беспокойный элемент — туркмены на Закаспийской границе в последнее время гораздо более, чем нам, причиняли хлопот персидскому правительству, которое вынуждено было предпринять военные экзекуции в кочевьях непокорных племен, особенно джафарбайцев, противившихся открытию на своей территории персидской таможни. Руководствуясь принципом полного невмешательства во внутренние дела Персии, особенно в таком вопросе, который мог отразиться на спокойствии туркмен русскоподданных, министерства иностранных дел и военное пришли в июне с. г. к соглашению об образе действий, коего нам впредь надлежит держаться, а именно уклоняться от принятия туркмен в русское подданство, не препятствуя однако временному переходу их в наши пределы, под условием соблюдения полного порядка и воздержания от набегов на персидские поселения.

Еще один вопрос — об армянской агитации, имеющий также и общее значение, ибо пропаганда эта проникла даже в Тегеран и явно сказалась там за последнее время в крайне враждебной России форме, находится в тесной связи с пограничными делами, так как движение это, несомненно, проникает в Персию из русских пределов, главным образом через Решт, хотя в сем последнем городе видным его поборником является английский нештатный консул Черчилль. По сему поводу признаю необходимым прежде всего привлечь ваше внимание на своевременность установления более правильного и широкого наблюдения за начавшимся в Персии армянским движением при посредстве наших консульских учреждений, а равно других учреждений и лиц, к содействию коих императорская миссия может прибегнуть. Этим путем надлежит получить недостающие нам ныне точные сведения о целях, средствах, способах действия, связях и организации армянской пропаганды в Персии, для принятия нужных мер пресечения в прилежащих русских областях. Что касается борьбы с нею в пределах самой Персии, то вопрос требует тщательного изучения, к коему нам следует ниже приступить по прибытии на место служения. В принципе нам, конечно, следует избегать обострения отношений, так как армяне являются полезным проводником нашего [25] экономического влияния и посредником в торговле; вместе б тем., казалось бы, на основании имеющихся пока сведений, что многочисленный, зажиточный элемент среди русскоподданных армян, часто занимающих почетные должности в русских колониях и материально заинтересованных в связанных с нашим покровительством преимуществах, едва ли относится сочувственно к пропаганде, которая основана на отвлеченных для него политических мечтаниях и представляет вместе с тем осязательные невыгоды и опасности. Быть может, (на этой почве), при надлежащем такте и умении, удалось бы создать серьезную преграду деятельности агитаторов. Что касается возможного содействия нам со стороны персидского правительства или отдельных персидских властей, то этот щекотливый вопрос требует самого осторожного обращения и предварительного точного установления, насколько столь неудобная нам армянская пропаганда содержит в себе опасные и нежелательные для Персии элементы.

Положение дел на границе владений шаха с Афганистаном и Белуджистаном имеет для нас менее важное политическое значение, чем непосредственные пограничные вопросы между Россией и Персией, ибо в восточном районе деятельность наша приходит в ближайшее соприкосновение с деятельностью англичан. Последними достигнуты нижеследующие результаты: правители Каината и Сеистана, братья Шефкет-уль-Мульк и Хишмет-уль-Мульк, подкуплены и подчинены влиянию Англии; та же система подкупа во всех видах и одновременного застращивания широко применяется во всем Персидском Белуджистане; от Кветты до Кухи-Мелик-Сияха на Сеистанской границе, с целями стратегическими и торговыми, проложен караванный путь, ныне переделываемый в железнодорожный; на основании конвенции 1901 г. с персидским правительством сооружен телеграф от Тегерана через Кашан, Иезд, Керман до Кухи-Мелик-Сияха, где и соединен с индийскими телеграфными линиями. В числе мер, принимаемых для поднятия английского престижа, надлежит отметить прибытие в Сеистан экспедиции майора Мак-Магона, с военным конвоем до 1 000 человек, для завершения трудов разграничительной комиссии Голланда; продолжительное — свыше года — пребывание столь значительных сил в области не может не внушать серьезных опасений, тем более, что представитель Персии в настоящем разграничении — Ямини Низам подкуплен и сделался послушным орудием в руках англичан; для противодействия нам на севере в Турбети-Хей-Дари открыто английское консульство, снабженное конвоем сипаев и медицинским персоналом, при помощи коих уже сделана попытка установить нечто вроде санитарного надзора наподобие нашей противочумной охраны. Наконец, англичане пользуются как средством [26] давления и захватов в Сеистане афганцами, в руках которых находится верхнее течение Гильменда, то есть ключ ко всей оросительной системе наиболее плодородной части области.

Вообще в отношении афганских дел следует иметь ввиду, что в 1900 г. мы в окончательной форме заявили Англии о невозможности для нас, в силу изменившихся исторических условий, продолжать отказываться впредь от непосредственных сношений с Афганистаном; означенной свободой действий, которую мы себе вернули, конечно, можно будет воспользоваться и в сфере афгано-персидских дел, если к тому представится благоприятный случай.

Основным нашим стремлением в Сеистанском вопросе было, поддерживая возможно лучшие отношения с Хишмет-уль-Мульком и местным населением, для помощи коему устроена амбулатория при российском консульстве, всячески укрепить власть шаха на этой окраине и упрочить связь ее с центральным правительством. Благодаря нашим стараниям улучшены почтовые сношения между Мешедом и Нусретабадом, а равно устроена между ними телеграфная линия, находящаяся под нашим негласным контролем и не подлежащая соединению с английской линией на Керман (Помимо указанной линии, в русской эксплоатации с 1884 г. находилась телеграфная линия Астрабад-Чикишляр); открыта, по нашей инициативе, персидская таможня в Сеистане с бельгийцем-управляющим во главе (В 1897 г. шахское правительство пригласило бельгийца Науса для организации по европейскому образцу персидских таможенных сборов, производившихся до того по откупной системе. В 1898 г. Наусу в виде опыта были переданы таможни в Керманшахе и Тавризе. В 1899 г. Наус стал во главе всего таможенного дела Персии. Тогда же был опубликован шахский декрет о введении 5% пошлины на все экспортируемые и импортируемые товары. Царское правительство, заинтересованное в обеспечении платежей по займам поступлениями таможенных доходов, настаивало на отмене откупной системы. Вместе с тем оно настаивало на заключении таможенной конвенции, которая достаточно защищала бы русские торговые интересы. Русско-персидская торговая конвенция, отменявшая соответствующую статью (3-ю) Туркманчайского договора и составленная в интересах русской торговли, была подписана 27/Х—9/XI 1901 г. и опубликована 14/27 февраля 1903 г. Невыгодная для торговых интересов Англии, она вызвала попытку реванша со стороны последней, поспешившей с своей стороны заключить тогда же (9/22 февр. 1903 г.) торговую и таможенную конвенцию с Персией), значительно стеснившая бесконтрольное до того хозяйничание англичан и индийских торговцев на границе; приняты меры к развитию торговых сношений с Сеистаном, причем первые опыты в этом направлении дали настолько благоприятные результаты, что Учетно-ссудный банк признал возможным командировать для развития дела постоянного уполномоченного в Нусретабад (он же и [27] представитель Петербургского агентства). В видах поднятия престижа вице-консульства в Сеистане, министерство иностранных дел озаботилось увеличением его конвоя до размеров конвоя английского консульства, а равно вошло в сношение с военным ведомством о прикомандировании офицера к названному вице-консульству и о назначении офицера в Турбети-Хейдари, со званием консула, впредь до того времени, когда представится возможным учредить там законодательным путем штатное консульство.

Наконец, в качестве компенсации за выданную англичанам в 1901 г. концессию на постройку телеграфа Тегеран — Керман — Кухи-Мелик-Сиях, мы потребовали от Персии допущения трех русских телеграфистов на означенную линию. Дав в принципе согласие на эту меру, шахское правительство обусловило однако оную, из опасения английских протестов, принятием наших телеграфистов на персидскую службу, на что мы не могли согласиться. Вопрос этот остается доныне открытым; по ближайшем изучении оного на месте вы могли бы представить свои соображения о дальнейшем его направлении, приняв во внимание желательность допущения русского телеграфиста из находящихся в распоряжении миссии, помимо керманской линии, еще в Бендер-Бушире, на каковой почве, быть может, окажется удобным войти в компромисс с персами.

Продолжая руководить по намеченному выше общему плану деятельностью русских представителей на восточной окраине Персии, вам надлежит в случае, если вопрос о русских инструкторах в персидской армии не получит благоприятного разрешения, подготовить выполнение одной меры, которой мы придаем серьезное политическое значение, а именно —усиление и распространение на юг, по возможности до Сеистана, кордона противочумной охраны, установленной нами со времени развития чумной эпидемии в Индии на северном участке Хоросанской границы с Афганистаном, во избежание установления подобной охраны на нашей собственноп7границе с Персией в Закаспийской области. Противодействие шахского правительства, опасавшегося протеста англичан, и неблагоприятная общая политическая минута задерживают пока приведение означенной меры в исполнение. Старания ваши должны быть направлены к тому, чтобы постепенно убедить персов в полной солидарности в данном случае наших интересов и в несомненных выгодах, доставляемых нашей охраной на этой границе самой Персии. Переход инициативы в настоящем деле к шахскому правительству значительно упростил бы и облегчил нашу задачу. Что касается племен персидского Белуджистана, то деятельность консульских учреждений наших в Сеистане и Кермане должна постепенно распространяться и на эту область, [28] причем вы могли бы, когда признаете своевременным, поручить названным консулам совершать поездки к проживающим по соседству со вверенными их наблюдению округами ханам. Пользуясь фактическими данными и сведениями, которые будут поступать в ваше распоряжение, вам следует стремиться к тому, чтобы вообще установить с шахским правительством возможно откровенные отношения по делам этой окраины и дружескими советами, сообразованными с условиями времени, наиболее целесообразно и осторожно направлять его деятельность к поддержанию авторитета центральной власти во всем согласно с нашими видами.

Хотя из основных преследуемых нами в Персии целей вытекает по существу единообразная политика наша на всех персидских окраинах, однако владения шаха, расположенные по Персидскому заливу, имея более открытую и доступную границу, чем западная и восточная, представляют нам более широкое поле активной деятельности. Вашему превосходительству хорошо известны достигнутые рами за последние годы на этом поприще политические и экономические результаты, вполне обнаружившие всю неосновательность английских притязаний на исключительное преобладание в Персидском заливе даже в торговом отношении, чему нагляднейшим доказательством служит подделка русских клейм, к которой прибегают ныне английские фирмы на своих товарах. Нет никакого сомнения, что неудачные общие условия последнего времени особенно неблагоприятно отразились на нашем положении именно в этом районе, который переполнен явными и тайными агентами англичан, располагающими многочисленными связями я всячески распространяющими находящиеся под английским влиянием арабские и индо-персидские газеты, наполненные всевозможными тенденциозными сведениями насчет России. Не следует однако упускать из виду, что достигнутые нами успехи вовсе не имеют поверхностного, случайного характера, а опираются на прочную почву — тяготение к России всех элементов, многократно испытавших тяжелый гнет неумеренных притязаний Великобритании, как в крупных политических вопросах, так и в обыденной жизни. Шахское правительство, боящееся не без оснований за целость своих владений в Персидском заливе, за авторитет своей власти и за свое достоинство, местные правители, вроде Мухаммерского шейха Хазаля, или власти, как например Лингэский каргузар Сеид-уд-Салтанэ, неоднократно страдавшие от столкновений с Англией, ставшие убежденными ее противниками,— наконец, население в своей массе, за исключением лиц, связанных материальными интересами с англичанами и состоящих под их покровительством, пошли навстречу и сочувствовали, либо содействовали русским начинаниям, усматривая в них противовес [29] Великобритании. При таких условиях, мы, во всяком случае, можем всецело восстановить наше положение, даже пошатнувшееся от серьезных внешних причин, если тяготеющие к нам в районе Персидского залива элементы убедятся, что мы не отказываемся от начатого дела и не оставим на произвол судьбы принесенных уже жертв.

На основании вышеизложенного мы должны, последовательно развивая уже имеющиеся налицо наши политические и экономические начинания и не задаваясь пока новыми широкими планами, осуществлять в ближайшем будущем те меры, которые могут почитаться вполне назревшими, подготовленными и надлежаще разработанными путем сношений с другими заинтересованными ведомствами. К таковым мероприятиям могут быть отнесены: открытие отделения Учетноссудного банка в Бендер-Бушире, не только безусловно необходимое для развития торговых сношений России с югом Персии и для правильных расчетов по оным, но и с нетерпением ожидаемое местными торговыми классами, не исключая многих английских фирм, сильно страдающих от существующего доныне монопольного произвола Шахиншахского банка; постоянное пребывание в водах Персидского залива русского военного стационарного судна, в настоящее время специально сооружаемого для означенной цели, и назначение на должность санитарного врача при персидской таможне в Бендер-Аббасе русского врача на основаниях, установленных для французского врача в Бушире, получающего содержание в равных частях от персидского, французского и русского правительств. Разрешение этого вопроса, по которому уже последовало принципиальное согласие шаха, задерживается соображениями экономии персидского таможенного ведомства; вам надлежит озаботиться скорейшим благоприятным окончанием означенного дела, причем аргументом при объяснениях с г. Наусом вам могли бы служить как интересы правильного санитарного надзора в заливе, от которого Персия извлечет лишь выгоды, так и уступчивость, проявленная нами при разработке вошедшего в силу 19 августа (1 сентября) с. г. нового персидского таможенного устава, предусмотренного 5 статьей русско-персидской торговой декларации 1901 г.

Вполне разработанным должен также почитаться вопрос об учреждении русского консульства в Бендер-Аббасе. Порт этот, расположенный у входа в Персидский залив и посещаемый всеми русскими судами, как военными, так и торговыми, совершающими рейсы в залив, обслуживает не только прилегающую береговую полосу и ближайшие острова, но и целиком шесть внутренних персидских округов, из которых три — Ларистанский, Керманский и Бамский — имеют большое экономическое значение, а равно части округов Иездского, Сеистанского и Персидского Белуджистана. Интересы нашего [30] судоходства и заботы о развитии русской торговли в этой части Персии сами по себе являлись бы вполне достаточным основанием для учреждения консульства в Бендер-Аббасе, но соображения политические еще более побуждают признать эту меру неотложно необходимой. Помимо целей общего характера, однородных с результатами, достигнутыми уже нами в Буширском и Бассорском районе, то есть уменьшения уступчивости местных властей и населения английским домогательствам и принуждения самих англичан к значительно большей умеренности, Бендер-Аббас имеет важное значение как наблюдательный пункт. Порт этот, являющийся объектом особых вожделений англичан, до 1869 г. находился в спорном владении, Персии и в известной мере зависел от Оманских шейхов; в самое последнее время означенные шейхи, по наущению и при содействии Англии, захватили соседние острова Тумб и Абу-Муса,— факт, не лишенный серьезного симптоматического значения, в равной мере, как и старания англичан развить свою военную станцию Базиду на западной оконечности острова Кышма, к северу от названных двух островов, занятием коих обеспечивается ее тыл. При таких условиях пребывание русского консула в Бендер-Аббасе представляет настолько серьезную важность, что, как я надеюсь, осуществление этой меры в скором времени не встретит непреодолимых препятствий, несмотря на всю необходимость соблюдать ныне крайнюю сдержанность в испрошении кредитов из средств государственного казначейства.

Наконец, почитаю долгом указать на одно предложение, которое могло бы быть осуществлено в более отдаленном будущем, выждав подходящее к тому время. Для пользы русского дела на юге Персии было бы желательно, чтобы императорский посланник в Тегеране совершил, — конечно, в подобающей внешней обстановке, — поездку по берегам Персидского залива. Помимо громадного нравственного значения с общеполитической точки зрения, в смысле наглядного установления равноправности России и Англии и показания того значения, которое мы придаем нашим интересам в этих краях, подобная мера для наших консульских представителей, агентов из туземных жителей, для всех лиц, так или иначе входящих в соприкосновение с русским элементом, будет иметь самые благоприятные последствия в смысле объединения и упрочения их деятельности, поднятия их личного престижа и более осязательного сознания важности той работы, коей они причастны, хотя и в разной степени и различными путями. Само собой разумеется, что для осуществления изложенного предположения необходимо выбрать удобный во всех отношениях момент и подвергнуть мысль эту исподволь предварительной тщательной разработке, каковую я и поручаю вашему вниманию. [31]

В ближайшем соотношении к делам Персидского залива находится также вопрос о более правильной постановке нашего консульского представительства в Ахвазском округе, где мы имеем лишь нештатного консульского агента, несмотря на громадное экономическое значение этого округа; в отношении сего последнего вопроса я, равным образом, пока ограничусь постановкой его на очередь к изучению.

В заключение настоящего краткого обзора политических задач и интересов наших во владениях шаха, считаю не лишним в нескольких словах коснуться западной границы Персии. Значение для всего шиитского мира священных городов Кербелы и Неджефа, расположенных в районе этой границы, и влияние тамошних муштеидов на внутренние персидские дела вполне оценено англичанами, которые не брезгают никакими средствами, до подлогов включительно, чтобы использовать его в своих выгодах, хотя обычная английская система подкупов менее всего достигает цели в такой среде, как фанатичное шиитское духовенство. Достаточно упомянуть однако о поддельном акте отлучения от ислама Атабск-Азама и о последних попытках английского воздействия на муштеидов с целью вызвать брожение среди шиитов Закавказья, чтобы надлежаще осветить значение наблюдательной деятельности за этими происками со стороны наших консульских учреждений в Багдаде и Керманшахе, общее руководство которой возлагается на вас. Значение последнего из названных двух пунктов усугубляется еще как личностью местного генерал-губернатора, известного принца Ферман-Ферма (Губернатор Керманшаха, крупный феодал, сторонник английской ориентации), так и той ролью, которая может выпасть на долю этого города в будущем, с проведением Багдадской железной дороги, в смысле проникновения германского торгового, а, может быть, и политического влияния в Персию. Сообразуясь с означенным обстоятельством, мы отклонили от себя, несмотря на заискивание Ферман-Ферма, всякое участие в принадлежащей ему концессии на дорогу Ханекин — Керманшах — Хама дан, самому сооружению которой мы постарались воспрепятствовать в Тегеране, ибо подобный путь мог бы лишь облегчить доступ Германии на внутренние персидские рынки (Как явствует из тел. Неклюдова из Парижа от 18/31 мая 1906 г. за № 44, в 1905 г., когда царское правительство отклонило просьбу шаха о предоставлении займа, и когда Англия также не пошла этой просьбе навстречу, Германия устроила шаху заем в 25 милл. марок. И тогда же в компенсацию за заем шахским правительством была обещана германской компании концессия на продолжение версии до Керманшаха или Хамадана шоссейной дороги, строившейся от Багдада по персидской территории; вместе с тем германская пароходная компания «Гамбург — Америка» получала для своей линии Гамбург — Персидский залив порт или угольный склад на персидской территории). [32]

Что касается пограничных инцидентов, периодически возникающих между Турцией и Персией, то, следуя традиционной политике нашей, мы стараемся улаживать таковые непосредственными представлениями в Тегеране и Константинополе без всякого участия англичан.

Переходя к обсуждению экономической политики нашей в Персии и не вдаваясь в известные вам подробности достигнутых за последнее пятилетие результатов, коими мы по всей справедливости вправе гордиться, укажу, что таковые покоятся на трех главных основаниях: торговой декларации 1901 г. с последующими к оной актами, займах, выданных персидскому правительству, и концессионных правах.

Изменяя однообразную пятипроцентную таможенную пошлину, установленную ст. 3 особого Туркманчайского акта, на более сложный конвенционный тариф, мы кроме собственных фискальных выгод достигли установления в Персии такого таможенного режима, который, будучи гарантирован особой секретной статьей от изменений помимо нашего согласия, фактически покровительствует категориям и сортам товаров, по преимуществу ввозимых из России, и одновременно устанавливает ряд льгот, вроде отмены подорожного сбора, общих для всей торговли. Отчасти благодаря последнему обстоятельству, а главным образом ввиду состоявшегося при нашем содействии принятия Турцией тарифа 1901 г. и отказа, ее от самостоятельного турецко-персидского Эрзерумского торгового трактата, Англия, наиболее заинтересованная из остальных держав, пользовавшихся лишь правом наибольшего благоприятствования, вынуждена была примириться с совершившимся фактом и заключить одинаковое с нашей декларацией соглашение.

На тех же самых основаниях проведена была нами разработка предусмотренного в декларации персидского таможенного устава, вошедшего в силу 19 августа (1 сентября) с. г. Как на пример можно указать на допущение нами строгих карательных мер против морской контрабанды, которые значительно поднимут престиж шахской власти в Персидском заливе, не распространяясь однако, по особому секретному соглашению, на Каспийское море, определенно признанное ныне принадлежащим России.

Достигнув правильной, выгодной и законченной постановка торговых сношений наших с Персией, каковая постепенно облегчит [33] нам преобладание на персидском рынке, нам остается только следить за сохранением и развитием полученных результатов, поддерживая бельгийскую администрацию таможен в точном применении тарифа и устава. Такая поддержка тем более целесообразна, что она обеспечивает аккуратное поступление таможенных доходов, большая часть коих идет на платежи по выданным Персии займам (Первый персидский заем в России на сумму в 22 500 000 руб. был заключен в 1900 г., во время первого путешествия Музаффер-эд-Дин шаха в Европу. Второй заем на сумму 1 млн. руб. из 5% с уплатой в 75 лет был заключен в России в 1902 г. Согласно статей 14 и 13 контракта о персидских займах Россия получала на десятилетний срок монопольное право на реализацию всех внешних займов, выпускаемых персидским правительством. В виде гарантии за уплату русских займов были заложены доходы всех персидских таможен, за исключением таможен Фарса н Персидского залива, и было выговорено условие, что, в случае недостаточности этих доходов, Россия может установить в таможнях свой контр и свою администрацию); вместе с тем, хотя последние и обусловлены, в случае недостаточности означенных доходов, установлением русского контроля над таможнями, однако введение такового было бы совершенно нежелательным вмешательством во внутренние персидские дела, вследствие чего и с этой точки зрения наиболее желательной для нас является бельгийская администрация, видимо, стремящаяся действовать с нами по возможности рука об руку.

Основное преимущество, выговоренное нами при заключении персидских займов, а именно обязательство Персии не прибегать помимо нас к долгосрочной чужеземной финансовой помощи, естественно, привело шахское правительство к необходимости обращаться за нашей поддержкой во всех своих затруднениях. Обстоятельство это, в связи с требованиями общего положения, созданного осложнениями на Дальнем Востоке, побудило министерства иностранных дел и финансов подвергнуть обсуждению в особом совещании под моим председательством вопрос о финансово-экономической политике нашей в Персии. Соображения, высказанные по сему поводу, хорошо вам известны из журнала упомянутого совещания, вследствие чего я ныне могу ограничиться перечнем установленных общих выводов, удостоившихся высочайшего утверждения в 12-й день июня с. г., снабдив таковой некоторыми указаниями практического характера. Выводы эти сводятся к пунктам:

1) Отклонять, по возможности, всякие просьбы персидского правительства о денежной помощи.

2) Допускать ссуды денег лишь в самых исключительных случаях, по особо важным соображениям политического и экономического характера и при наличности достаточных гарантий. [34]

3) Не домогаться никаких новых концессий, не оправдываемых собственными выгодами дела.

4) Развивать и усовершенствовать существующие в Персии русские предприятия — банковое, дорожное, транспортное и проч.

5) Противодействовать развитию железнодорожного строительства в Персии.

6) Принимать участие в расширении телеграфной сети, как дополнительного к дорожным сооружениям предприятия.

Изложенные руководящие начала обладают значительной эластичностью, безусловно необходимой в столь сложном и живом деле, которое, конечно, не может быть включено в строго ограниченные рамки. В главных основаниях эта программа точно согласована с определенными выше общими задачами и целями нашими в Персии, следовательно, применение оной на деле должно в каждом частном случае исходить из соображений о сих последних, принимая в расчет и те средства, коими мы располагаем, в данную минуту

Вследствие сего, в сознании необходимости неуклонно продолжать начинания наши в Персии, несмотря на последовавшее сокращение кредитов по росписи 1904 г., был сохранен в значительной мере отпуск денежных средств на главнейшие предпринятые нами сооружения, а именно: 3 500000 рублей на Джульфа — Тавризскую (Концессия на проведение шоссейной дороги Джульфа — Тавриз — казвин была получена Учетно-ссудным банком Персии в 1902 г. В 1913 г. была получена концессия на постройку параллельной ей Джульфа — Тавризской жел. дороги) и Казвин — Хамаданскую (Концессия на постройку шоссейной дороги Казвин — Хамадан и Казвин — Тегеран, с правом взимать пошлины на протяжении всей дороги, была выдана в 1893г. «Персидскому Страховому и Транспортному об-ву», во главе, которой стоял Поляков) дороги и 400 000 рублей на оборудование Энзелийского порта (Концессия на сооружение Энзелийского порта была выдана в 1895 г. об-ву Энзели — Тегеранской дороги с правом взимать пошлину со всех заходящих в порт судов), причем императорской миссии в Тегеране поручено озаботиться мерами к беспрепятственному продолжению означенных работ. Одновременно нами достигнуто было подтверждение шахским правительством силы концессий на страховое и транспортное дело в Персии, принадлежащей ныне Учетно-ссудному банку и в частях переуступленной им товариществу из наиболее солидных русских акционерных обществ, ведущих таковые операции.

Придавая особое значение всей совокупности дорожной и транспортной деятельности нашей не только в силу непосредственных экономических для нас выгод, но и с политической точки зрения, как [35] средству удовлетворения насущных потребностей местного населения и борьбы с наветами англичан, возлагающих на нас ответственность за отсутствие железных дорог в Персии, поручаю постоянному вниманию вашему всяческое содействие означенной деятельности, а также надзор за правильным развитием оной, ибо серьезные упущения в этом деле могут лишь самым нежелательным образом отразиться на престиже русского имени и не должны быть ничем оправдываемы ввиду жертв, приносимых нашей казной.

В области дорожных дел увеличивающиеся торговые сношения с Персией выдвигают постепенно новые вопросы, подлежащие тщательному изучению; в числе таковых имеется важный принципиальный вопрос, для правильного разрешения коего вам следует собрать необходимые данные при помощи подведомственных вам консульских учреждений, по возможности с участием агента министерства финансов. Дело сводится к нижеследующему: нужно ли нам облегчать проникновение русских товаров из северной Персии через пустынные местами центральные области на юг страны или же в сей последней части шахских владений мы должны довольствоваться исключительно путями, ведущими от побережья Персидского залива? Так, например, относительно Кермана, выгоднее ли направлять туда наши товары обычным путем из Бендер-Аббаса или стараться сделать это из Мешеда, рискуя одновременно способствовать нежелательному движению английских товаров на север?

Признавая важное значение почтово-телеграфного дела в Персии для наших экономических интересов и в качестве подспорья к дорожной и транспортной деятельности, мы достигли в последнее время соединения персидских телеграфных линий с русскими в четырех новых пунктах: Гумбети-Кабусе, Чатлы, Баджгиране и Артыке, причем некоторые недостававшие участки на персидской территории закончены при нашем содействии; дальнейшее соединение линий предположено в Астаре, с доведением весной будущего года до названного города телеграфа, сооружаемого ныне персами из Ардебиля. Минувшим летом было подписано соглашение, вошедшее в силу 1 августа, о понижении такс на телеграммы, обмениваемые между Россией и Персией, и значительно увеличено число пунктов, принимающих и отправляющих телеграммы на русском языке. Наконец, ввиду отказа шахского правительства от откупной системы в почтовом деле, с передачей последнего в ведение бельгийской таможенной администрации, оказалось возможным разработать проект почтовой конвенции с Персией, переданный ныне в Тегеран; в случае, если бы ко времени прибытия вашего на место служения соглашение по сему предмету еще не состоялось, вам надлежит [36] употребить все старания к скорейшему благоприятному разрешению вопроса.

Установив в настоящей инструкции тесное соотношение и взаимодействие политических и экономических задач наших в Персии, в большинстве случаев неразрывно связанных между собой, почитаю долгом заметить, что такое единство русского дела налагает на вас, высшего представителя России в этой стране, обязанность не только самому руководствоваться, но и руководить деятельностью непосредственно подчиненных вам учреждений и лиц в духе строгого единения и дружной совместной работы всех без исключения русских людей, трудящихся на пользу общего дела. Всякое указание ваше, как бы компетентно и основательно оно ни было в силу одного вашего положения и наибольшей осведомленности о намерениях и решениях центрального правительства, тем легче и скорее, без праздных и вредных препирательств, найдет себе применение на практике, чем большим доверием и взаимным благорасположением проникнуты будут отношения русских деятелей в Персии к представителю своего правительства. С другой стороны, на почве тех же отношений вы можете найти весьма полезные источники осведомления и даже, при надлежащем умении и такте, элементы негласного содействия в непосредственной вашей работе. Все вышеуказанное вполне применимо, лишь в соответственно меньшем масштабе, к любому из подчиненных вам дипломатических и консульских чинов, и от настойчивости ваших стараний будет зависеть развитие и упрочнение всего уже существующего и сделанного в этом направлении. Само собой разумеется, что при быстром росте разносторонней деятельности нашей в Персии и увеличении числа временных и постоянных агентов многих наших ведомств и учреждений изложенное отношение к оным официальных представителей императорского правительства может становиться лишь все более целесообразным и плодотворным. Не касаясь черезчур очевидных результатов, кои достигаются этим путем при сотрудничестве с чинами министерства финансов или военного ведомства, приведу пример из области чисто специальной, медицинской. В сфере этой деятельности за последнее время создана в Тегеране амбулатория Общества востоковедения и учреждена должность русского врача при персидской казачьей бригаде. При содействии и общем руководстве с вашей стороны, персианам легко может быть внушено уважение и должное доверие к нашему медицинскому персоналу, причем, общей пользы, означенный результат, в связи с уходом старшего лейб-медика шаха, англичанина Адкока, замененного расположенным к России врачом французской миссии Шнейдером, дал бы вам при удобном случае возможность провести наиболее подходящего из русских [37] врачей на придворную шахскую службу, каковое обстоятельство принесло бы и несомненную политическую пользу.

По всяким вновь возникающим вопросам вам необходимо будет испрашивать указаний императорского министерства, не принимая на себя самостоятельных решений.

Как ни сложны и многообразны на первый взгляд предстоящие вам в Персии задачи, которые по необходимости могут быть намечены в инструкции лишь в общих основных чертах, позволительно надеяться, что, положив в основу своей деятельности осторожность, последовательность и твердость, при строго систематической и проникнутой указанным вам направлением разработке стоящих на очереди вопросов, вы с честью выйдете из всех могущих представиться затруднений на пользу и славу дорогой нам России.

Ламздорф.