АСЦАТУРОВ М. А.

ОПИСАНИЕ

путешествия мервского купца М. А. Асцатурова из г. Серахса через г. Мешед в Сеистан и обратно из Сеистана по афганско-персидской границе через Пуль-И-Хутан в Серахс.

Интересуясь Сеистаном и ведущими к нему путями, и желая найти новые более короткие караванные пути для торговых транспортов, я ходатайствовал у Начальника Закаспийской Области о разрешении мне совершить с этой целью поездку в пределы Персии на свой собственный счет с охранным отрядом из Туркмен, нанятых мною для этого в Серахсе. Получив разрешение на эту поездку и запасшись различными сведениями о Персии, собранными мною от Персиан и Афганцев, я предполагал выехать из Серахса на Пуль-И-Хатун и затем по Афганско-Персидской границе — прямо в Сеистан, — по неисследованной, но кратчайшей дороге.

Однако, накануне моего выезда из Серахса, мне стало известно, что Российский Императорский Генеральный Консул г. Панафидин желает, чтобы я предварительно заехал в Мешед.

В сопровождении трех вооруженных туркмен, которым ружья и боевые снаряды были выданы из Мервского Уездного Управления, я 22 февраля 1901 года, в 3 часа дня, выехал через Старый Серахс (Персидский) на Кюндукли-Яб и Кумх-Базли в степь того же наименования (первый ночлег). Затем, 23 февраля, проехав мимо соленого родника Шор-Чешме по ущелью невысокого Муздранского хребта, мы перевалили этот последний и через селение Муздран, спустившись к речке [122] Мешед и следуя вверх по ее течению, прибыли в сел. Измаил-Авад (второй ночлег). 24 февраля мы прибыли к посту Фуль-Али-Мардан-Хан, где остановились на 3-й ночлег и затем 25 февраля в 9 часов утра достигли Мешеда. Пройденную, по вышеуказанному маршруту, дорогу от Серахса до Мешеда нужно считать самой кратчайшей:

1) Длина «Фарсаха» в различных Персидских провинциях — неодинакова и колеблется от 7 до 9 верст; я считаю фарсах в среднем 8 верст»

Переход в 16 верст от Старого Серахса до Кюндукли-Яб обеспечен водою р. Теджен; от этого последнего до самого Шор-Чешме (около 40 верст) по дороге воды нет, в стороне же от пути в нескольких верстах, по рассказам пастухов, находятся колодцы для водопоя скота. Мною замечены на пути следования в некоторых местах небольшие развалины водохранилищ (хаузов), выложенные кирпичом, но воды в них не было. Судя по этим бывшим водохранилищам можно предполагать, что этот путь когда-то был караванным. Родник Шор-Чешме с солоноватой водой, в которой замечены были пиявки, выходит из ущелья Муздранского хребта.

От Шор-Чешме до сел. Муздран но дороге до перевала воды нет; на самом же Муздра иском перевале встречены развалины Персидской крепости, сооруженной из местного камняг близ которой есть два родника, один с пресной, а другой с горячей сернистой водой, на выходе которого построено здание (кумбез), куда съезжаются больные для лечения этою водою, которая считается священною. Оба эти родника настолько обильны водою, что дают большие ручьи, которые, соединившись вместе, [123] идут в одном большом русле, на котором стоят две мельницы; отработанная вода, сбегая с горы, идет на орошение полей жителей сел. Муздран.

Подножный корм и топливо от Серахса до Шор-Чешме встречаются в малом количестве, а от этого последнего до самого Мешеда — в большом изобилии.

От Серахса до подножия Муздранского хребта идет хороший колесный путь; через горный хребет проходит хорошая вьючная тропа, а от речки Мешед до самого города Мешеда идет опять хорошая колесная дорога.

Прибыв в гор. Мешед, я представился г-ну Панафидину, который любезно предложил мне открытый охранный лист от Персидского правительства для свободного пропуска меня с джигитами по пути к Сеистану. Вследствие смерти Персидского сановника Рык-Надувле, охранный лист не мог быть мне выдан тотчас по моем прибытии и я был задержан в Мешеде на 3 дня. 28 февраля я выехал далее, причем Персидские власти дали мне в качестве конвоира гулама персидских войск (в роде нашего казачьего урядника) Али-Акпер-Бека, который должен был получать от меня особое вознаграждение за свой труд. На 11-й день моего пути он, вследствие своей совершенной негодности для моего путешествия, был мною оставлен в Гаинской провинции, в городке Гезик. Этот конвоир, предполагая, что сопровождаемый им «урус» совершенно незнаком с местным наречием, позволял себе делать в селениях всевозможные поборы, объясняя жителям свои мошеннические проделки тем, что это ему поручено Персидскими властями, якобы в угоду мне. Зная основательно фарсидский язык и все наречия, на которых говорят в Персии мне было очень легко поймать его и разоблачить его перед жителями.

Из Мешеда я сделал 1 марта переход в 4 фарсаха (32 версты) и ночевал в большом селении Шариф-Авад (около 500 домов) с хорошей водой из горной речки. Это селение имеет много караван-сараев и лежит на колесном пути, ведущем в Турбету-Гейдари (Берджанский путь Гаинской провинции). [124]

Из Шариф-Авада через крепость Киафур-Гале, между небольшими горами, я проехал 8 фарсах или 64 версты по караванной дороге до Шор-Гисара, где и ночевал.

Из Шор-Гисара, через хребет того же наименования, был сделан переход тоже в 8 фарсах или 64 версты до города Турбет-Гайдари, где во время дневки мною были подробно расспрошены жители о состоянии дороги. В Турбет-Гейдари я встретил торговцев (армян) русскими товарами, покупающих здесь сушеные фрукты и шерсть для отправки в Россию через Мешед-Асхабад. Далее же этого города, в глубь страны, русских товаров не принимают. Город богат, утопает в садах, виноградниках, в его окрестностях много хлебных полей и небольшие хлопковые плантации; здесь развито овцеводство, причем преобладает порода Белуджистанских овец. Внутри города находится врытый базар в один ряд; все галантерейные и металические товары английского и австрийского происхождения, а часть сахара и вся мануфактура, за исключением английского миткаля, — из России. Здесь я изменил свой дальнейший маршрут, т. е., избрал путь не на Гиновад-Бержант, а направился по самой кратчайшей и более удобной дороге (8 фарсах или 64 версты) через Хафскую провинцию в город Ришхар, где и остановился на ночлег.

Жители Ришхара занимаются, преимущественно, овцеводством и хлебопашеством; в этот город съезжаются купцы из Мешеда скупать овчину и шерсть. От Ришхара, в 5 фарсахах (40 верстах), находится Персидская крепость Садами, через которую я проезжал. В Хафской провинции жители, большею частью, суниты из рода Гамиров. В г. Рухи-Хаф, где я останавливался, правитель этой провинции Мир-Лют-Вали-Хан, очень любезный, гостеприимный и обязательный человек; узнав, что я русский подданный, он пригласил меня к себе на ночлег и в беседе дал мне очень ценные указания относительно моего путешествия. В гор. Рухи-Хаф я нашел трое очень древних ворот, устройство которых таково: между двумя масивными стенами сделано овальное отверстие, заграждающееся» при надобности, громадным круглым камнем, в виде [125] мельничного жернова, укрепленного в простенках масивными цепями, коими он и приводится в движение, т. е., камень этот, вращаясь, закрывает собою овальное отверстие ворот. Жители города Рухи-Хаф и его окрестностей хлебопашцы и овцеводы.

Виноградарство, а равно и садоводство развито слабо.

В Рухи-Хаф мое внимание было обращено на величественные, столетние сосны, поражающие своей высотой.

Жители города Ришхара, как и Рухи-Хафа пользуются прекрасною, обильною водою из кяризов.

По совету Правителя Мир-Лют-Вали-Хана я должен был держать путь от Рухи-Хафа на юг, через Ниждифун на Мюджнават.

В 10 верстах от Рухи-Хафа есть развалины древнего города Хар-Герт (Название это, вероятно, от времени искажено; полагаю, что правильное название — Хас-Керт (тонкая, изящная работа) или Хосров-Керт (постройка царя Хосрова).), в котором до сего времени сохранилась сводчатая двухэтажная мечеть — Медресе в арабском стиле, с глазированными, покрытыми древнею эмалью, кирпичами разных цветов, вид которых и подбор красок производит удивительное впечатление; краски на кирпичах настолько свежи, что кажется, что они только что вышли из рук самого искусного мастера. Вообще, должен сказать, что это здание заслуживает особого внимания, как уцелевший памятник древнего зодчества, но к сожалению и туда проникли люди, которые, без всякой жалости, обдирают ценную облицовку древней мечети. По рассказам жителей, некий Шах-Зода, посетив эту мечеть, увез в Тегеран четыре вьюка таких кирпичей. У ворот этого Медресе есть очень хороший кяриз с чистою, свежею водою, которою пользуются все окрестные жители.

В 10 верстах от Хар-Герта находится селение Ниждифун, в окрестностях которого имеются громадные сосновые рощи; жители этого селения, преимущественно, столяры, хотя и не имеют порядочного инструмента, ножевой произведения развозят на продажу по соседним селениям и городам. [126]

Все окрестности Ниджифуна искуственным образом засажены сосновыми рощами; за ними начинается Гаинская степь. Ниждифун — последнее селение Хафской провинции, в 3-4 верстах от границы провинции Гаин.

Следующий переход в 9 фарсахов до сел. Мюджнават шел по степи, покрытой местами саксаулом с хорошим подножным кормом для баранов, которые пасутся здесь в большом количестве. По этой дороге мною встречены три водохранилища (хаузы), где собирается дождевая вода, служащая единственным источником для питья. Дорога от Ниджифуна до Мюджнавата считается очень опасной, вследствие частных разбойничьих нападений кочевых племен. Жители Мюджнавата шииты, по происхождению таджики, считающие себя более свободными и самостоятельными, чем население других Персидских провинций, встретили меня недружелюбно и в город не пустили. Пришлось остановиться на ночлег близ крепостных ворот (постройка того же типа, как и в г. Рухи-Хаф), где познакомившись со старшиною (кенг-худе) Мулла-Агамиром, я получил от него необходимые сведения для дальнейшего путешествия.

В период с 15 апреля по 26 мая к сел. Мюджнават собираются овцеводы со всех окрестных селений, где и производят промывку и стрижку овец в обильном водою кяризе; тут же происходит продажа шерсти купцам, нарочно приехавшим к этому времени из Мешеда, Гаина и др. городов.

Из Мюджнавата, направляясь на юг, дорога идет частью степью, а частью по песчаным барханам; по левой стороне дороги виден отдельно расположенный небольшой горный хребет, у подошвы которого находится колодезь Ча-Пая (от сел. Мюджнават 4 фарсаха или 32 версты), глубиною около 20 саженей; вода в нем пресная, но изобилует большим количеством пиявок. Кроме этого колодца, по дороге встречены водохранилища (хаузы), но они были без воды.

От колодца Ча-Пая, следуя далее по степной дороге, пришлось переезжать через небольшой, но быстрый ручей, выходящий из большого Бамрутского кяриза, мимо высокой сторожевой башни из жженого кирпича; от кяриза, верстах в 10-ти в [127] юго-востоку, расположена Персидская крепость Бамрут, в которую я не заезжал; я проехал прямо через сел. Магомет-Авад, расположенное у подножия Ахангрунского хребта, в крепость Ахангрун, где и остановился на ночлег. Путь от колодцев Ча-Пая до Ахангруна равен 6 фарсахам (48 верст).

Жители Магомед-Авада и Ахангруна пользуются прекрасною водою из горных речек тех же наименований и занимаются хлебопашеством и садоводством. Из Ахангруна, на расстоянии 8 верст, путь лежал на юго-запад между высокими скалами, по горному узкому ущелью, по которому протекает речка Ахангрун; во время половодья, как надо полагать, эта дорога — непроходима. На вершине скал замечены развалины большой крепости Гала-Духтар. По выходе из этого ущелья, дорога потянулась по горной долине и затем, после спуска, вышла в степь, где нами найдена прекрасная кяризная вода у развалин бывшей крепости Гюль-Мюрун. По всему пути имеются в изобилии, как топливо, так и подножный корм. Далее, до города Гязика (8 фарс. = 68 верст) дорога идет по склону горного хребта, оставляя его влево.

Город Гязик, на всем пройденном мною пути по Гаинской провинции, является самым благоустроенным; здесь более 1.500 домов, а также есть плодосушильня для фруктов. Жители пользуются водою из большого кяризного арыка, который протекает по средине города; они занимаются торговлею, а также в небольшом размере хлопководством и шелководством. Все жители-шииты; здесь живут несколько семейств Афганцев, бежавших из родины. Считаю своим долгом указать на то обстоятельство, что во время моего следования от Мешеда до Гаина, население, глядя на мой отряд, состоявший из Туркмен, вспоминало прошлое время, когда эти грозные разбойники совершали свои опустошительные аламаны (набеги), предавая огню их жилища и угоняя пленных и скот в свои степи. Везде, куда ни пойдешь, простое население молится Богу за Русского Царя как за их избавителя от этих набегов Туркмен. Но этого, нельзя сказать о Персидских Ханах, которые не особенно довольны Русскими, так как с прекращением набегов [128] Туркмен, они потеряли свое значение в глазах Персидского правительства, которое уже на них не смотрит как на защитников вверенного им населения от этих набегов и Ханы, как лица только административные, потеряв престиж военноначальников, ныне довольно часто сменяются Правительством. До покорения Туркмен Русскими, население всегда было под страхом этих набегов, и искало спасения и защиты в укрепленных местах; вот почему вся местность от Мешеда до Гаина покрыта небольшими укреплениями и сторожевыми башнями. С прекращением же аламанов, жители теперь спокойно живут и совершенно свободно занимаются своими полевыми и другими работами; они начали уже бросать свои прежние жилища, заключенные в высоких стенах крепости.

Отдохнув двое суток в Гязике, я отправился в сел. Даскерт (4 фарс. = 32 версты). Имея с левой стороны горный хребет, я миновал сел. Герм-Аб, которое замечательно своими сернистыми горячими источниками, куда стекается множество больных для лечения от всевозможных недугов. Фанатичный народ придает особое значение этим источникам, считает их священными и каждый больной, получивший облегчение, приносит жертву в особо устроенном для этого здании. Вся местность от Гязика до Даскерта, густо заселенная сунитами, известна под названием Джулгей-Сунну-Ханэ или Табез. Хлебопашество и овцеводство сильно развито здесь, так как вода и подножный корм в большом изобилии. В этой местности, селения Даскерт, Али-Овад и Мамед-Овад, считаются рынками шерсти и пшеницы, куда во время стрижки овец съезжаются Бирджанские купцы, которые продают туземцам все необходимые в домашнем быту предметы, большею частью английского происхождения; большой спрос существует на русский пунцовый ситец, который продается по 24 коп. за один ярд (около 1 аршина). Дешевизна всех местных изделий изумительна; на мой взгляд русская мануфактура, чугунные и железные изделия, сделанные в азиатском вкусе, имели бы в Гаинской провинции громадный сбыт, так как эти товары английского производства не отвечают требованиям покупателей. [129]

Следуя далее за Даскерт через селения Ратык и Рават, я прибыл в крепость Гусейн-Абад, когда-то бывшую грозной твердыней, но в настоящее время представляющую из себя лишь полуразвалившиеся стены с двумя воротами. Окрестности этого селения изобилуют подножным кормом и жители имеют громадные стада овец; воду получают из колодцев, которых очень много разбросано но степи. В самом Гусейн-Абаде воды нет; жители пользуются лишь дождевою водою, которую собирают в особые басейны; к югу от этого селения есть небольшой кяриз с горько-соленой водою.

После ночлега в Гусейн-Абаде, сделав необходимые запасы продовольствия, как для людей, так и для лошадей (из расспросов я узнал, что впереди до провинции Сеистан нельзя ничего этого достать), я отправился к югу, к колодцу Чабана. Дорога эта (3 фарсаха или 24 версты) идет по каменистому грунту в небольших холмах и не имеет подножного корма; здесь встречается лишь редкий саксаул и местами довольно большие фисташковые деревья; заканчивается эта дорога небольшим ущельем у колодца Чабана, вода которого совершенно пресная. Сделав здесь запас воды, я пошел к роднику Чазыра, отстоящему, как мне говорили, от Чабана в 5 фарсахах, но оказалось, что до него вышло 6 1/2 фарсахов. Дорога эта идет по долине, уклоняясь к горному хребту, который тянется с правой стороны дороги. По этой долине в 16 верстах от Чабана протекает небольшой ручей с горько-соленой водою.

Родник Чазыра был с большими затруднениями найден нами ночью. Он настолько замаскирован окружающими его холмами, что и днем его довольно трудно отыскать. От Чазыра я отправился далее; дорога шла по лесистой местности, поднимаясь по небольшому горному хребту, перевалив который, мы продолжали путь между горами до колодцев Ду-Ча-Ходже. Эти два колодца находятся в расстоянии 3 фарсахов (24 версты) от Чазыра. По этой дороге вся местность на большом протяжении была покрыта громадным количеством саранчи, почему весь подножный корм был истреблен. По словам пастухов, овцы, не имея корма в этой местности, начали есть саранчу, [130] почему начали заболевать и, вследствие этого, стада были уведены в другое место.

Следующий переход в 4 фарсаха шел также по направлению к югу до соленого ручья Гиша, который находится вблизи горного хребта и берет свое начало в болотистой, покрытой тростником, местности. От этого ручья путь уклоняется к юго-востоку, идет между двумя горными хребтами, где нами были встречены два вооруженных, подозрительных Белуджа.

По рассказам встретившегося в Гаши индийского каравана на предстоящем пути в 40 верст до Зейнал-Авада мы могли пользоваться лишь водой, оставшейся после дождя в ямах, впадинах и в двух колодцах. Вследствие усталости лошадей, мы не могли доехать до Зейнал-Авада и пришлось ночевать в степи, где не было подножного корма. На рассвете мы увидали верстах в 10 сел. Зейнал-Авад, куда и прибыли в 9 ч. утра. Зейнал-Авад, с тремя близ лежащими селениями, лежат между двумя горными хребтами и жители-хлебопашцы, на пространстве 20 верст, пользуются кяризною водою. Близ самого селен. Зейнал-Авад находится небольшая финиковая роща, в тени которой мы расположились на отдых, решивши отдыхать здесь два дня. Вследствие того, что в этой местности не сеют клевера, корм для лошадей был страшно дорог: один батман (14 фунт.) сена стоил 2 крана, почти в одной цене с ячменем. В виду того, что впереди по дороге нельзя было рассчитывать получить никаких продуктов, как передавали нам жители, нам пришлось сделать запас, как для себя, так и для лошадей, по очень дорогой цене.

От Зейнал-Авада дорога шла к юго-востоку в селение Бендан, находящееся вблизи узкого горного прохода, по которому едва может двигаться караван и то по правой стороне этого ущелья, так как с левой стороны — громадная, глубокая пропасть, на дне которой течет река с соленой водой, направляясь к востоку; река эта берет начало недалеко от Зейнал-Авада. Селение Бендан находится у подножия правого хребта, который покрыт до самого селения финиковыми пальмами. Здесь кончается Гаинская провинция и начинается степь Сеистана. [131]

Жители Бендана доставляют проходящим индийским и персидским караванам все необходимые продукты, а также нанимаются овцеводством.

Вследствие того, что лошади двух сопровождавших меня туркмен были сильно утомлены, туркмены были оставлены мною в Бендане и мне пришлось продолжать путь только с одним спутником.

Путь от Бендана до берега Сеистанских болот (Ляб-Беринг) на протяжении 8 фарсах (64 версты) проходит по пустынной местности, не имея никакой растительности; в 8 верстах от Бендана протекает небольшой, очень соленый ручей; на половине этой дороги было водохранилище (хауз), которое было полно дождевой водой. От этого хауза дорога идет по холмистой, крайне пересеченной и совершенно пустынной местности, где нами замечены во многих местах сухие русла; надо полагать, что когда-то здесь, вследствие наводнения или других причин, протекали большие воды. По дороге до водохранилища, мы видели крайне разнообразные и причудливые миражи. Наш ночлег был на небольшой возвышенности близ берега реки Дарья-Сабри, вода которой совершенно пресная; правый берег- каменистый, а левый представляет одно сплошное болото, густо заросшее камышом, в котором гнездятся всевозможные водяные птицы. Здесь мы встретили несколько пастухов, живущих в камышевых юламейках, где и остановились на ночлег. Расспросив их о дальнейшем пути, утром рано мы выступили в южном направлении, оставляя Дарью-Сабри и болото влево; пройдя верст десять, вдали, с правой стороны мы увидели высокую башню Миль-Надир и в том же направлении отдельно стоящую небольшую гору Кех-Хаджа. От последнего ночлега у Дарья-Сабри путь лежит (7 фарсахов = 56 верст) на города Нюсрат-Абад (крепость) и Гусейн-Абад. От Дарьи-Сабри дорога протяжением в 4 фарсаха (32 версты) идет, оставляя Сеистанские болота с левой стороны; с правой — тянется громадная пустыня. Во время половодья вся местность, по которой идет эта кратчайшая дорога заливается и тогда приходится делать очень большой обход разливов. Далее [132] дорога уклоняется к юго-востоку, почему приходится пересекать это болото по тропе около 4-х верст между камышами. Перейдя болота, мы вступили на твердую дорогу и, пройдя около 5 верст, вышли к селению Абзаль-Абад, жители которого занимаются хлебопашеством и изготовлением местной бязи. От этого селения до Гусейн-Абада — не более 12 верст и путь на этом расстоянии лежит между несколькими арыками и небольшими разливами.

15-го марта 1901 г. в 3 ч. дня я прибыл в г. Гусейн-Абад и, явившись русскому вице-консулу А. Я. Миллеру, представил ему рекомендательные письма от Политического Агента из Асхабада и от Генерального Консула из Мешеда. Г. Миллер очень любезно принял меня и был очень удивлен, узнавши, что я нашел дорогу, по которой возможно в 15 дней с отдыхами пройти путь от Мешеда, тогда как он сам из Мешеда через Берджан ехал 45 дней. Генеральный Консул в Мешеде в письме к г. Миллеру просил прислать ему подробный маршрут, по которому я шел из Мешеда, что и было исполнено.

Город Гусейн-Абад, построенный на открытой местности, расположен рядом с крепостью Нюсрат-Абад; дома в этом- городе выстроены из сырцового кирпича со сводами; улицы очень узки и грязны. В начале города, в двухэтажном со сводами доме из сырцового кирпича, в молодом саду, помещается Российское Императорское вице-консульство, на воротах которого развивается на высоком древке флаг Российской Империи. По близости Русского Консульства, за городом, находится Английское Консульство, где консулом — капитан Бен, сменивший майора Тренча, незадолго до моего приезда, переведенного в Берджан. Капитан Бен живет с женою и детьми, имея в конвое несколько индийских сипаев, между которыми я нашел двух сарыков, бежавших из Иолотани и служащих теперь при Английском Консульстве в качестве джигитов.

На другой день после моего приезда в Гусейн-Абад, т. е., 16-го марта приехали мои джигиты, которые отстали от меня [133] в Бендане. По совету Вице-Консула А. Я. Миллера, 17-го марта я был с визитом у Сеистанского Эмира-Алекпер-Хан (титул его Хиш-Матуль-Мюльк) и у местного Каргузара. Эмир встретил меня очень любезно и гостеприимно и принял от меня подарок, который я, по местному обычаю, поднес ему. Из разговора Эмира с важным сеидом, приехавшим из Кермана, я узнал, что Эмир Афганский Абдурахман сделал распоряжение о беспрепятственном пропуске по торговым делам всех персиан, но приказал не впускать в пределы Афганистана иностранцев; он воспретил также ввоз английских товаров и пожелал иметь своих консулов в Мешеде и Тегеране. Крепость и город Нюсрат-Абад обнесены высокой глинобитной стеной с наружным широким рвом с водою; а внутри крепости имеется цитадель со стенами до 3 саженей высоты, в которой находятся шесть медных, старинного образца, пушек, и как мне говорили там же и арсенал. Цитадель постоянно охраняется и никого в нее не пускают. Войск в этой крепости считается 500 человек, но на самом деле их нет и двухсот; начальствует над ними один сартип (генерал) и сархянг (ротный командир). Смена этим войскам присылается из Берджана (Гаинской провинции). Солдаты, — от 14-ти летних мальчишек до 60-ти летних стариков, вооружены старыми английскими пистонными ружьями со штыками.

В этой крепости находится большой магазин индийского купца Сад-Сулеймана, который продает разные английские, австрийские и индийские товары; здесь табак и спички — японского происхождения. Сад-Сулейман, имея своих торговых агентов-индусов, скупает в Сеистане пшеницу, масло, овчины и шерсть и все это отправляет большими караванами в Индию и Англию, а именно: пшеницу и масло в Квету (Шалкут), а овчину и шерсть — через Бендер-Бушир в Англию. Караваны идут от Нюсрат-Абада до Кветы — 18 дней, а до Бендер-Бушира — 25 дней.

Сам Сад-Сулейман родом индийский фарс и сунит по вероисповеданию; он занимается, главным образом, ростовщичеством, давая деньги под проценты обедневшим ханам и [134] старшинам, через посредство которых и скупает нужные ему товары в тех округах, где живут эти лица.

По словам живущих здесь афганцев, Сад-Сулейман приехал из Индии в Кабул, но был выгнан Эмиром Абдурахманом из пределов Афганистана и, переехав в Нюсрат-Абад, около 8 месяцев тому назад, открыл здесь торговлю. Не обладая сам капиталами, всю торговлю он ведет с большой поддержкой от англичан и, как надо полагать, Сад-Сулейман состоит тайным их агентом в Сеистане.

Сад-Сулейман мне лично сказал, что Эмир Абдурахман его очень не любит, почему он и не ездит в Афганистан.

Сад-Сулейман покупает товары по нижеследующим ценам:

Мера весов в Сеистане принята: 1 ман = 2-м батманам Мешеда, каждый Мешедский батман = 7 русским фунтам, следовательно ман = 14 русским фунтам.

Кроме магазина Сад-Сулеймана, в этой крепости есть около 15 маленьких лавочек, расположенных в ряд, в которых торгуют преимущественно солдаты, разными мелочными товарами; здесь же имеется несколько местных мастерских (сапожники, слесаря и кузнецы).

С 18 по 28 марта я был постоянно в разъездах по разным близ лежащим селениям Сеистана, где знакомился как с жителями, так и с местностью, причем в некоторых селениях роздал привезенные с собой семена Американского хлопка. Жители окрестных селений занимаются хлебопашеством в больших размерах, а равным образом и хлопководством, которое еще в зачаточном состоянии. Чем ближе к Афганской границе, тем хлебопашество и хлопководство все больше развивается, что объясняется большим количеством воды для [135] орошения, имеющейся в реке Гильменде, вытекающей из Афганистана и образующей в Персии большие разливы, которые соединяются с Дарья-Хамоном (По моему мнению, озеро Дарья-Хамон с большим успехом может служить для орошения плодородных, необработанных еще нолей, лежащих на север от этого озера; для этого стоит лишь прокопать арык и вода пойдет на орошение.). В 40 верстах от Нюсрат-Абада, ближе к Афганской границе, находится селение Миян-Кенги, жители которого ведут большую торговлю с Афганистаном, в особенности, с племенами: Ферри, Бабри, Кекри, Ахмедзей и Лекзей, живущими в окрестностях Афганского города Ферри, где процветает садоводство, шелководство и хлопководство. Жители всего Сеистана — преимущественно шииты и не фанатики. Сеистанцы разделяются на оседлых, живущих в городах и селениях и кочевников (гевдари), живущих исключительно на обширных островах, обильных камышом и подножным кормом и на разливах — в камышовых плетеных юламейках; эти острова по разливам, где располагается жилье пастухов, называются Ней-зар (камышевая местность). Сеистан изображает из себя нечто вроде полуострова, окруженного с восточной, северо-восточной, северной, западной и юго-западной стороны обширными разливами, образуемыми реками Гильмендом, Ферра-Рудом, Гуш-Рудом и Хар-Рудом. Весь рогатый скот в Сеистане — коротконогий, имеет на спинах горбы и, вероятно, происходит от своего прародителя Индийского зебу. Мясо рогатого скота жителями Сеистана не употребляется в пищу; едят только баранину. Кроме этой породы здесь имеется еще и другая более мелкая, которую употребляют под вьюки и для верховой езды, причем их подковывают. Есть здесь также особая порода быстроходных верблюдов, которых называют Шутюр-Бади (верблюд-ветер), на которых по совершенно безводной степи можно делать переходы до 100 верст в сутки. За каждую штуку рогатого скота население платит налог по одному крану в год и Сеистанский эмир этот сбор отдает в аренду старшинам за 100 тысяч кранов; следовательно, численность скота в Сеистане [136] можно предположить до 200 тысяч штук. Хлебопашцы платят 1/3 урожая со всех злаков. В Сеистане приготовляется лучший терьяк (опий), С которого эмир получает натурою также 1/3 всей добычи.

20-го марта на полях Сеистана ячмень был уже снят, а пшеница, кунжут и мак (для приготовления терьяка) поспели к 5 апреля.

Женщины и девушки Сеистана ходят совершенно открытыми, не стесняясь мужчин и во время празднеств принимают участие вместе с мужчинами в песнях; во время свадеб молодую везут в дом будущего мужа, верхом на лошади с открытым лицом и молодежь сопровождает ее с песнями, которые поются под акомпанимент бубна и выстрелов из ружей.

Постройки всех селений в Сеистане не имеют крепостных стен, как в других провинциях Персии, из чего можно заключить, что аламаны в этой стране — неизвестны.

Местные жители часто называют Сеистан Забулистаном, как его называли в древности.

Верстах в 60-ти от Нюсрат-Абада, на границе Белуджистана, на спорной земле, в горах Сия-Кух (Черные горы), Англичане строят большую крепость и, как говорят жители, уже туда привезены пушки; рабочими при постройке заведует известный Сердар-Сеид-Хан из Белуджистана, он же и начальник всех джигитов английского вице-консульства. Познакомившись со мной, он между прочим хотел подарить мне одного раба, родом араба, но я от этого подарка уклонился.

Вообще, необходимо заметить, что жители Сеистана очень бедны, почему рабочие руки там очень дешевы; например, обыкновенный чернорабочий получает 10 коп. в день, а каменьщик — 20 коп. Несмотря на это, многочисленные участки плодородной земли с хорошим орошением остаются необработанными. Главной причиной этого являются непомерно тяжелые налоги, составляющие одну треть всего урожая, почему хлебопашцы, конечно, предпочитают забрасывать поля, чем работать на ханов; второстепенной причиной служит отсутствие [137] канализации на полях. Во время половодья для сокращения дорог в обход Дарьи-Сабри, жители переезжают болото в особо устроенных лодках, сплетенных из камыша («тути»), причем лошади переправляются вплавь.

Мой обратный путь из Гусейн-Абада шел через, селение Абзал-Абад, мимо Лябе-Беринга, от этого места, сворачивая прямо на север по берегу Дарья-Сабри, но местности под названием Харикя, затем мимо горы Чако, к роднику Нало и далее к пресным колодцам Чакарамали, до горы Аспарун, где имеется родник того же названия и кяриз, пришедший в негодность; впрочем, если последний исправить и вычистить, то из него возможно получить много воды, что и видно по старым руслам, идущим до горы Кук-Аташхана. Весь этот путь около 270 верст пройден нами в четыре дня; мы не встретили здесь никакого населения, кроме пастухов, живущих в плетеных юламейках по берегам Дарья-Сабри до горы Чако. Вся эта дорога очень ровная и вполне удобна для колесного движения, по сторонам ее встречаются хороший подножный корм и топливо (саксаул и кандум). От горы Чако до горы Аспарун дорога камениста и в этой местности, как мне рассказывал мой проводник афганец, часто дует горячий ветер, который как раз во время нашего путешествия дул с страшной силой, что вынудило нас укрыться от него в одном из ущелий горы Аспаруна. От Аспаруна мне хотелось проехать к сел. Бурчь-Гюльварда, но вследствие того, что верблюдовожатые не хотели ехать по пустынной дороге, мне пришлось своротить с пути и проехать до селения Друх в горах, откуда, дойдя до сел. Даскерт, караван мой пошел по моему первоначальному пути на Мешед под охраною моих двух джигитов туркмен, а я из сел. Друх, в сопровождении одного джигита и проводника афганца, вернулся обратно на намеченную мною дорогу к роднику Суртих.

Расстояние от горы Аспарун до родника Суртих (хорошая пресная вода) — можно считать в 5 фарсахов (40 верст) и путь этот обеспечен подножным кормом и топливом; в 12 верстах от горы Аспарун находится соленый родник Гургури. [138]

От родника Суртих до селения Бурчь-Гюльварда, состоящего из двух домов, путь (7 фарсахов) шел по пустынной местности Хавдадрут (что в переводе означает 70 речек); это название дано этой местности вследствие того, что во время дождей, силевые воды идут с гор многочисленными потоками и вся эта местность с марта до половины мая покрывается хорошею зеленою травою. Этим обстоятельством пользуются местные овцеводы и приходят сюда на пастьбу. К концу мая, эта местность представляет собой пустыню.

От селения Бурчь-Гюльварда до селения Мелики — около 10 фарсахов; местность обильна кормом для животных и топливом; по рассказам, в степи есть много колодцев с пресной водой; на половине дороги находится небольшая, соленая речка Шор-Руд. От селения Мелики до границы Афганистана всего 2 фарсаха и местные и Афганские овцеводы пасут свои стада вместе в одной степи. От селения Мелики до небольшого городка Черахс — 5 фарсахов (40 верст); по всей дороге и окружающей местности раскинуты шалаши овцеводов, меликинцев и афганцев.

Гор. Черахс обнесен глинобитной стеной, имеет 300 домов, населен арабами и годжарами, которые занимаются хлебопашеством и овцеводством. От Черахса идет караванная дорога, по которой могут свободно ходить фургоны и арбы до крепости Герат; расстояние это — 18 фарсахов (144 версты), а именно до границы Афганистана от Черахса — 16 верст; от границы до города Иездун 48 верст, от этого последнего до колодца Ча-Систун 32 версты, от Ча-Систун до колодца Ча-Калан и мечети Санун — 22 версты; от Сануна до большого родника с пресной водой Чешма-Бузур — 12 верст и от последнего до Герата — 14 верст. Город Черахс, в виду того, что жители его всегда находятся в сношении с афганцами, может служить хорошим торговым пунктом для сбыта разных русских товаров, так как на них есть большой спрос у Афганских купцов. Из Черахса путь (около 5 фарсахов) идет на колодцы Чабаша и от этого последнего до колодца Чабагдун (5 фарсахов) и далее до родника и колодца Сирхун (4 [139] фарсаха). Между колодцами Чабагдун и Сирхун — много топлива, но мало подножного корма; здесь же находится большое соленое озеро Намаксар, в которое впадает соленая речка того же названия.

Из Сирхуна до колодца Гов-Хаки — 4 фарсаха; и далее до Тиз-Бад — 5 фарсахов. Местность эта известна своими прекрасными, пресными ключами, соединяющимися в небольшую реку, идущую к селению Сенген; на ней искусственно насаждена сосновая роща. Ничем этой местности служат москиты и, как надо полагать, вследствие этого, тут нет и жилья.

От Тиз-Бада до крепости Керат дорога (5 фарсахов) идет в северо-восточном направлении по холмистой, обильной подножным кормом и топливом, местности. Крепость Керат принадлежит Бахарзскому ханству; она обнесена глинобитной стеной, за которой находится большой сад, принадлежащий хану Магомед-Ибрагиму.

По рассказам местных жителей, от гор. Керата до крепости Герат — 150 верст, а до Афганской границы около 20 верст. Жители-суниты, занимаются, преимущественно, овцеводством и живут в большой дружбе с афганцами, которые совместно с ними пасут свои стада.

Из Керата до Ферман-Абада 4 фарсаха, а от этого последнего до Турбет-Шейхи-Джам — 9 фарсахов. Между ними находится селение Кяриз-Тей-Бад, в котором живет русский доктор и один хорунжий с несколькими казаками и в 4 фарсахах от Кяриз-Тей-Бад — селение Абаз-Абад. Вся эта дорога — колесная, имеет в изобилии подножный корм и идет по возделанной местности. Гор. Турбет-Шейхи-Джам — торговый центр всего округа, имеет прекрасную воду и утопает в садах; его жители занимаются хлебопашеством и садоводством, а окрестные — овцеводством. Город славится старой мечетью и Шах-Абасским караван-сараем. Из Турбет-Шейхи-Джам дорога к Пуль-и-Хатун идет через следующие селения:

Вся эта дорога — вьючная, богата пресною водою, подножным кормом и топливом.

В Серахс я прибыл 21-го апреля 1901 года; из Сеистана я выехал 4-го апреля, следовательно, за исключением 5 дней отдыха, весь этот путь прошел в 12 дней.

Целью моего путешествия было изучение существующих караванных дорог, ведущих в Сеистан и отыскание прямого кратчайшего пути из Сеистана до пределов Закаспийской области, а также решение вопроса — возможно ли найти вблизи Афганской границы пункты, удобные для сбыта русских товаров, как в Афганистан, так и Сеистан. Во время моего путешествия я неоднократно убеждался, что спрос на русские товары повсеместно громаден, а в особенности в Афганистане; наши товары покупаются охотно, так как они более подходят под вкус местных покупателей, нежели английские. Чтобы вытеснить английские и австрийские товары с рынков Персии — необходимо открыть большие оптовые склады русской мануфактуры, железных, чугунных, фарфоровых и фаянсовых изделий в таких местах, как сел. Миян-Кенги, Гусейн-Абад, Черахс, Керат и Турбет-Шейхи-Джами. Второй из этих пунктов был бы центром торговли для Белуджистана и Сеистана, а первый и остальные — для Афганистана и частью для Персии.

Текст воспроизведен по изданию: Описание путешествия мервского купца М. А. Асцатурова из г. Серахса через г. Мешед в Сеистан и обратно из Сеистана по афганско-персидской границе через Пуль-И-Хутан в Серахс // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии, Выпуск LXXVI. СПб. 1902

© текст - Асцатуров М. А. 1902
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© СМА. 1902