Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

К ИСТОРИИ АНГЛО-РУССКОГО СОГЛАШЕНИЯ 1907 г.

Международные отношения в XX веке характеризуются особым обострением борьбы главнейших империалистических держав за передел мира. Призрак мировой войны встает при всяком локальном международном конфликте.

Мировая война 1914-1918 гг. не только не разрешила противоречий между основными капиталистическими странами, но сильно обострила их. Изучение предистории войны важно как с точки зрения раскрытия механики ее подготовки, так и для правильного понимания многих международных проблем современности.

Публикуемые ниже документы — записка Зиновьева о ходе англо-русских переговоров и три протокола особых совещаний по вопросам соглашения с Англией на почве раздела сфер влияния в Персии и урегулирования англо-русских трений в Афганистане — представляют собой значительный интерес.

В предшествующее империалистической войне полустолетие именно Англия являлась наиболее упорным и сильным противником царской России в ее экспансии па Востоке. «С 1878 года, когда русские войска подходили к Константинополю, — читаем мы у Ленина, — и английский флот появился перед Дарданеллами с угрозой расстрелять русских, как только они покажутся в «Царьграде» — до 1885 г., когда Россия была на волосок от войны с Англией из-за дележа добычи в Средней Азии (Афганистан; движение русских войск в глубь Средней Азии угрожало господству англичан в Индии) — и до 1902 года, когда Англия заключила союз с Японией, подготовляя войну ее против России, — за все это долгое время Англия была сильнейшим врагом разбойничьей политики России, потому что Россия грозила подорвать господство Англии над рядом чужих народов» (В. И. Ленин, Соч., изд. 3-е; т. XIX, стр. 231-282).

Если в половине XIX в. Англия пользовалась «почти полной монополией на всемирном рынке», то в последней четверти XIX в. дело стало меняться. На арене мировой борьбы за первенство появился новый конкурент в лице молодой, стремительно развивавшейся Германии. Постепенное вытеснение с мирового рынка, угроза потери положения первой державы на море поставили к началу XX в. в порядок дня английской внешней политики задачу — разгромить нового конкурента силою оружия. После неудачных попыток договориться с Германией Англия должна была покончить со своей политикой «блестящей изоляции» и решительно искать себе союзников для предстоящей борьбы с Германией.

Германия, поздно вступившая на арену борьбы за колонии и получившая лишь остатка незахваченных земель, пошла на вывоз капитала в тамге страны и на завоевание таких ринков, где не столкнулась не только с Англией, своим основным экономическим соперником, но и с Россией и Францией.

Только наличие общего врага в лице быстро развивавшейся Германии заставило Англию изменить свою традиционную политику в отношении России. [4]

Царизм в свою очередь охотно шел на политическое сближение с Англией толкаемый к тому как своим внутренним, так и внешним политическим положением. Поражение в русско-японской войне, утрата былого влияния на Балканах в таких странах, как Болгария, Греции, Турция, наносили сильный удар его «престижу» и его «великодержавности».

Сговор с Англией облегчал России возможность договориться с Японией союзницей Англии по дальневосточным вопросам, с другой — Россия могла снова в центре внимания своей внешней политики поставить вопросы Ближнего Востока (Балканы и Проливы).

Русское самодержавие, разгромив революцию 1905 г., было бессильно разрешить противоречия внутри страны. Крайняя узость и медленное развитие внутреннего рынка, обостряя классовые противоречия внутри страны, ставили перед царской Россией проблему поисков внешних рынков. Опасения нового взрыва революционного движения порождали стремление путем победоносной внешней политики вернуть самодержавию ореол «былой славы и силы» и отвлечь народные массы от вопросов внутренней политики.

Царизм в союзе с черносотенным дворянством и крепнущей промышленной буржуазией, «оставаясь бессильным на почве мировой конкуренции современных капиталистических государств и будучи оттесняем все более на задний план в Европе» (См. резолюцию Пражской большевистской конференции 1912 г. В. И. Ленин,. Соч.; изд. 3-е, т. XV, стр. 377), пытался удовлетворить свои хищнические интересы путем грубо-националистической внутренней политики внутри страны и путем колониальных захватов.

Рост экономической конкуренции Германии, ее стремительное проникновение на рынки Малой Азии и Персии угрожали России потерей завоеванных ею позиций, главным образом на азиатских рынках. Укрепление политического влияния Германии на Балканах, особенно в Турции, предпринятая ею постройка-Багдадской ж. д., имевшей не только крупнейшее экономическое, по и стратегическое значение, и ее вмешательство в персидские дела становились угрозой для дальнейшей экспансии русского империализма.

Наконец стремительный захват Германией русского внутреннего рынка, главным образом сбытом промышленных изделий, начал вызывать в среде русских господствующих классов опасения, что в дальнейшем своем развитии это привело бы к превращению аграрной России в придаток к промышленной Германии.

Вся совокупность этих причин лежала в основе внешней политики царизма в предвоенный период, направленной к расширению и укреплению антигерманского политического блока — Антанты.

Сближению империалистов Англии и России способствовала также их общая боязнь развития национально-освободительного движения на Востоке. Русская революция 1905 г. оказала влияние и нашла отклик в ряде восточных стран. Развитие революции в Персии показало, что национально-освободительное движение в полуколониальных и колониальных странах неизбежно направлялось против империалистического гнета, хищнического хозяйничанья и эксплоатации со стороны так наз. «великих держав».

Боязнь в результате победы революции потерять свои колонии, а с ними и свое мировое могущество, заставила «свободную» «демократическую» Англию итти на уступку русскому самодержавию, охотно передоверяя ему функции жандарма азиатских народов.

Борьба с революцией, подготовка войны против Германии и ее разгром — вот главные основы англо-русского сближения, а затем сотрудничества в период империалистической войны. [5]

Общая политическая обстановка после 1905 г. для обеих сторон создалась такая, когда и царская Россия и Англия предпочитали итти друг другу на уступки, лишь бы достигнуть соглашения. Предметом переговоров явились три главнейшие области англо-русского соперничества в Азии — Афганистан, Тибет и Персия. Публикуемая нами записка Зиновьева в общих чертах излагает начало и ход переговоров. Протоколы совещаний вскрывают наличие известных оппозиционных течений по вопросу о соглашении с Англией в среде русских правящих кругов, с одной стороны, — течения, боявшегося разрыва с монархической Германией, другой — течения; шедшего главным образом из среды военной клики, которая видела в англо-русском соглашении препятствие к продолжению захватнической политики царизма в Афганистане и особенно в Персии. Но, по признанию Извольского, в случае европейского конфликта общее положение царской России было таково, что «она сразу сошла бы на уровень второстепенной державы». «Мы должны, — говорил он на совещании, — поставить наши интересы, Азии на надлежащее место, иначе мы сами станем государством азиатским, что было бы величайшим бедствием для России».

Извольский получил безоговорочную поддержку со стороны Столыпина, пригнавшего, что внутреннее положение России не позволяло ей в тот момент вести политику новых захватов. Россия имела большую территорию для политической и экономической эксплоатации в Персии, соглашение позволяло ей легче договариваться с Англией по таким вопросам, как борьба с революционным движением на Востоке.

По соглашению, касающемуся Афганистана, Россия отказывалась от активного противодействия Англии, удовлетворившись правом непосредственных сношений с афганскими пограничными властями по возникавшим вопросам.

Приступая к переговорам о соглашении с Англией, царизм лелеял еще одну «заветную мечту, как это видно из записки Зиновьева, — получить согласие Англии на пересмотр Лондонской конвенции 1871 года относительно закрытия Проливов и добиться свободного прохода через Проливы для русских военных судов. Домогательства царской России в этом вопросе окончились неудачей. Англия упорно оставалась на позиции, что свободный проход военных судов через Проливы может быть предоставлен России при условии равных прав с другими прибрежными странами.

Англо-русское соглашение, подписанное 18 августа 1907 года, было вызвано к жизни усилением англо-германских и русско-германских противоречий. Оно в свою очередь послужило к углублению этих противоречий и явилось одним и звеньев в подготовке мировой войны.

С. Пашуканис.


Секретная записка И. А. Зиновьева от 25 августа ст. ст. 1906 г. по вопросу о соглашении между Россией и Англией

(Архив внешней политики. Средне-азиат. ст., д. № 16, л. 43. — На записке знак рассмотрения, поставленный Николаем Романовым. Текст публикуемых документов подготовила к печати Е. П. Потемкина.

Зиновьев И. А. — чрезвычайный полномочный посол в Константинополе в 1898 1909 гг. До этого— начальник азиатского департамента министерства ин. дел.)

Вскоре после сообщения императорскому правительству текста заключенного между Англиею и Япониею 12 августа 1905 года сошного трактата английское правительство стало обращаться к послу нашему [6] в Лондоне (Послом в Лондоне С 1902 г. до Февральской революции 1917 г. был граф А. К. Бенкендорф) с предложением возобновить ранее возникавшие между Россией и Англией переговоры по вопросам, не раз подававшим повод к недоразумениям между обеими державами.

Приняв в соображение, что между державами этими, без всякого предварительного уговора между ними, установилась почти полная тождественность взглядов на возникавшие в последнее время весьма сложные вопросы, каковы: критский, македонский и мароккский, бывший министр иностранных дел статс-секретарь граф Ламздорф (Ламздорф В. Н., граф, министр иностранных дел с 1901 по 1906 г.), с высочайшего государя императора соизволения, письмом от 28 февраля 1906 года, за № 294, уполномочил графа Бенкендорфа уверить великобританского министра иностранных дел в том, что всякий шаг английского правительства в этом направлении будет встречен Россиею с полным сочувствием. Вместе с тем нашему послу в Лондоне предписано было выразить сэру Эдуарду Грею (Грей Эдуард, английский министр иностранных дел с 1905 по 1916 г. в либеральных министерствах Кемпбел-Баннермана и Асквита) желание, чтобы великобританское правительство по всякому отдельному вопросу формулировало свои предложения, каковы и будут подвергнуты императорским правительством тщательному я беспристрастному обсуждению.

Из вышеизложенного следует заключить, что предстоящие переговоры коснутся значительного числа вопросов, имеющих отношение к политике России и Англии как и Средней Азии, так и на Ближнем Востоке.

Настоящая записка предназначена служить материалом для разъяснения вопросов, которые уже ранее подавали повод к недоразумениям и пререканиям между обеими державами н каковые послужат, за всей вероятности, предметом будущих переговоров между ними.

Есть основание думать, что одним из трех вопросов, которых коснутся предстоящие переговоры, послужит вопрос об Афганистане, который разделяет русские и английские владения в Средней Азии и в силу этого признается англичанами оплотом их владычества в Индии.

В Англии упорно держится предубеждение, что Индии может грозить опасность со стороны России, и в силу этого английское правительство не раз домогалось получить от императорского кабинета формальное уверение в том, что оно чуждо каких бы то ни было враждебных намерений относительно Индии и Афганистана.

К удовлетворению этого желания не может, конечно, встретиться препятствий, так как все планы вторжения в Индию не выдерживают серьезной критики: и должны быть отнесены к области фантазии.

Независимо от этого английское правительство уже давно пытается вызвать императорский кабинет на обещания по вопросу о непосредственных сношениях между Россиею и Афганистаном.

Поводом к этим попыткам послужил переданный нашим поверенным в делах в Лондоне д. с. с. Лессаром маркизу Сольсбери (Роберт Сольсбери (1830-1903), маркиз, лидер консервативней партии в палате лордов. Премьер-министр с 1895 по 1902 г.) 6 февраля 1900 г. меморандум, в коем заявлялось, что ввиду естественного развития сношений между Россией и сопредельным с ней [7] Афганистаном императорское правительство поставлено в невозможность долее воздерживаться от непосредственных сношений с правительством афганского эмира, что оно признает необходимым установление таковых сношений по пограничным делам, но что сношения эти не будут иметь политического характера, так как императорское правительство, будучи намерено сохранить в силе свои прежние соглашения с английским правительством, продолжает признавать Афганистан страною, находящеюся вне сферы влияния России.

Вскоре после того английским правительством получено было от вице-короля Индии письмо, адресованное нашим политическим агентом в Бухаре афганскому коммерческому агенту в том же городе, и ноем д. с. с. Игнатьев (Игнатьев В. И. —политический агент в Бухаре в 1896-1902 гг.) сообщал названному агенту, что письмо его, Игнатьева, ость первый шаг к установлению прямых дружественных отношений между Россией и Афганистаном, и по поводу распространявшихся слухов о передвижении русских войск в Закаспийском крае заявлял, тому же агенту, что русское правительство не питает и никогда не питало враждебных чувств к Афганистану.

Английскому послу в С.-Петербурге г. Скотту (Скотт — английский поем в России в 1898-1904 гг.) поручено было обратить внимание статс-секретаря графа Ламздорфа на означенное письмо, как имеющее политический характер, и выразить надежду, что императорским правительством будут приняты меры к недопущению в будущем таковых сообщений.

Взгляд английского правительства на затронутый в переданном г. Лессаром меморандуме вопрос был изложен в инструкции, адресованной лондонским кабинетом английскому послу в С.-Петербурге 16(29) января 1902 г. и выписка из коей передана была г. Скоттом статс-секретарю графу Ламздорфу.

«Правительство его величества короля, — говорилось в означенной инструкции, — не желает оспаривать основательность доводов в пользу прямых сношений между русскими и афганскими пограничными властями по делам местным, но, ввиду лежащей на нем обязанности заведовать внешними сношениями Афганистана, оно считает долгом зажить, что соглашения по означенному предмету могут быть установлены лишь с его согласия, и что предложения, касающиеся этого вопроса, будут рассмотрены афганским эмиром лишь в том случае, если они будут переданы ему и рекомендованы великобританским правительством. Правительство это признает также необходимым, чтобы до изготовления таковых предложений ему сообщены были более точные объяснения относительно порядка, который русское правительство желало бы применить в сношениях между пограничными властями, ограничений, коим должны подчиняться эти сношения, а также и тех средств, при помощи коих соблюдение означенных соглашении могло бы быть обеспечено».

Упомянутою выше инструкцией английскому послу в С.-Петербурге поручено было объявить статс-секретарю графу Ламздорфу, что великобританское правительство готово будет в самом дружественном духе обсудить предложения, которые будут сделаны ему по настоящему вопросу русским правительством. [8]

На предложение это со стороны императорского министерства иностранных дел не было дано прямого ответа, а в записке от 5 февраля 1903 г., врученной английскому послу, было заявлено, что взгляд русского правительства на афганский вопрос уже был подробно изложен в меморандуме, переданном г. Лессаром лорду Сольсбери о февраля 1900 г., что правительство это не считает нужным входить в дальнейшие объяснения по этому предмету и что сношениям, существовавшим до того между Россиею и Афганистаном, должен быть придан открытый характер, каковая постановка вопроса не исключает возможности посылки в будущем русских агентов в Афганистан.

В записке высказывалось убеждение, что установление предположенного порядка вещей благотворно отразится на сношениях России не только с Афганистаном, но и с Великобританией, и к этому присовокуплено было, что императорское правительство чуждо намерению придавать настоящему вопросу политический характер и что пока не имеется в виду посылать русских агентов в Афганистан.

Из последующих объяснений, происходивших между маркизом Лансдоуном (Лансдоун, маркиз, английский министр иностранных дел кабинете Сольсбери с 1901 по 1905 г. До этого вице-король Индии (1888-1893)) и нашим послом в Лондоне, явствует, что английское правительство не соглашалось отречься от взгляда, высказанного в инструкции, адресованной г. Скотту 10(29) января 1902 г., что оно настойчиво выражало желание получить от императорского правительства объяснения, о которых упоминалось в означенной инструкции, но что в то же время оно не допускало возможности изменить, без предварительного соглашения е Лондонским кабинетом, существующего порядка вещей, обязательного для России в силу предшествовавших соглашений.

Поводом к новым объяснениям между обоими правительствами по настоящему вопросу послужило дело о восстановлении некоторых разрушенных пограничных столбов на русско-афганской границе, каковая установлена была смешанной комиссией, состоявшей из русских и английских комиссаров, при коих состоял и афганский делегат (В 1884 г. между Россией и Афганистаном возник пограничный спор вследствие занятия Россией Мерва. В начале 1885 г. ген. Комаров занял разбив афганцев при р. Кушке. Конфликт привел к созданию в 1887 г. миссии по русско-афганскому разграничению с участием англичан. Комиссия закончила работу 10 июля 1887 г. подписанием актов о пограничной линии от Чильдухтера до Турашека и от Чичили до Босага). Начальнику Закаспийской области было предписано обратиться по этому делу к правителю Герата с предложением о назначении для этой цели смешанной комиссии из русских и афганских чиновников. Вследствие неполучения ответа на эго приглашение и ввиду выраженого великобританским правительством желания о допущении английскою генерального консула в Мешеде в смешанную комиссию в качестве представителя афганского эмира начальнику Закаспийской области было вторично предложено предупредить правителя Герата, что в случае неприсылки им делегатов в комиссию пограничные столбы будут восстановлены нами без посторонней помощи и, во всяком случае, без участия английского генерального консула. [9]

Вызванные этим инцидентом объяснения не привели ни к каким результатам. В заявлениях, сделанных нами английскому правительству, мы настаивали на нашем праве входить с афганскими властями в сношения по всем пограничным вопросам, а лондонский кабинет возражал на это, что вопрос об охранении границы, установленной русскими и английскими комиссарами, не может быть признаваем вопросом не политическим.

Доводом к новым объяснениям по вопросу об Афганистане послужила тройная речь, произнесенная при открытии английского парламента в феврале 1905 года, в коей сообщалось о переговорах, возникших между Англией и Афганистаном (В 1904 г. был послан в Афганистан генеральный секретарь иностранных дел индийского правительства Вилльям Дэн, подписавший в марте 1905 г. Кабульский (Дэновский) договор, в котором эмир Хабибулла принимал на себя все обязательства Данные Англии его отцом Абдуррахманом по договору 1880 г.). Посол наш в Лондоне нашел необходимым заявить маркизу Лаясдоуну, что сообщенное в тронной речи известие обратило «а себя серьезное внимание императорского правительства, для которого было бы весьма важно получить уверенность, что политика английского правительства относительно Афганистана не подверглась никаким изменениям и что начатые с эмиром переговоры не имеют целью присоединения или занятая афганской территории.

Маркиз Лансдоун ответил графу Бенкендорфу, что он готов дать от имени великобританского правительства официальное уверение, что его политика не подверглась никаким изменениям, что оно намерено поддерживать с настоящим афганским эмиром отношения, каковые существовали при его предшественнике; что оно чуждо намерению присоединить афганскую территорию или вмешиваться во внутренние дела Афганистана, но что оно по-прежнему настаивает на своем требовании, чтобы Афганистан был обеспечен от влияния или вмешательства какой бы то ни было иностранной державы и чтобы сношения между эмиром и другими странами по-прежнему находились в ведении английского правительства.

В свою очередь, маркиз Лансдоун спросил графа Бенкендорфа, готов ли он взамен вышеизложенного заявления объявить от имени императорского правительства, что политика и намерение последнего относительно Афганистана равным образом остаются неизменными и что оно по-прежнему смотрит на Афганистан как на страну, находящуюся вне сферы влияния России.

Граф Бенкендорф ответил английскому премьеру, что, по его мнению, не встретится затруднений к разрешению ему дал маркизу Лансдоуну уверения в желаемом им смысле, и прибавил к этому, что единственное отступление от существующего status quo, которого желает императорское правительство, касается обмена сообщений между русскими и афганскими политическими властями по вопросам не политическим, имеющим местный характер.

В представленном им проекте письма, в коем изложены были приведенные выше объяснения, маркиз Лансдоун выразил графу Бенкендорфу готовность повторить от имени великобританского правительства данные им послу нашему уверения, если только последний сочтет возможным письменно изложить свои собственные уверения. [10]

Бри письме от 3(15) марта 1905 г. (В подлиннике письмо датировано неправильно: 3(15) марта 1900 г.) наш посол в Лондоне препроводил в лондонское министерство врученную ему маркизом Лансдоуном копию с депеши, которая адресована была им английскому послу в С.-Петербурге 23 февраля (8 марта) и в коей изложено было содержание состоявшегося в тот же день объяснения между нашим послом и английским министром иностранных дел.

Граф Бенкендорф, как явствует из этой депеши, заявил маркизу Лансдоуну, что, признавая необходимым ввиду существующих обстоятельств руководствоваться особою осмотрительностью, русское министерство иностранных дел не считает возможным отступить от этого соображения и в делах, касающихся Афганистана, и что поэтому оно предпочитает не возобновлять объяснений по вопросам, по которым обе стороны уже высказали свои взгляды.

Что же касается ранее сделанного маркизом Лансдоуном заявления о том, что политика Англии относительно Афганистана осталась неизменною и что, вступив с эмиром афганским в переговоры, великобританское правительство чуждо намерению занимать и присоединять афганскую территорию, то граф Бенкендорф заметил английскому премьеру, что русское правительство, равным образом, желает, чтобы Афганистан продолжал оставаться государством буфером и что, ввиду этого, оно будет воздерживаться от посягательства на независимость и неприкосновенность этой страны.

В заключение маркиз Лансдоун присовокупил, что английское правительство продолжает держаться уже ранее высказанного им взгляда на политические отношения между эмиром и Англиею. Граф Бенкендорф ответил, что он вполне понимает это и что только что состоявшееся объяснение ни в чем не изменило положения обеих держав по отношению к афганскому вопросу.

Из вышеизложенного очерка явствует, что во время минувших переговоров английское правительство домогалось:

1) получения нашего согласия на признание за Англиею права заведовать внешними сношениями Афганистана, и

2) соглашения между Россиею и Англиею относительно порядка, который должен быть применен к сношениям между русскими и афганскими пограничными властями, ограничений, коим должны подчиняться эти сношения, а также тех средств, при помощи коих соблюдение означенных ограничений могло бы быть обеспечено.

К обоим этим ходатайствам министерство иностранных дел отнеслось отрицательно. В инструкции, адресованной послу нашему в Лондоне 17 февраля 1905 г. за № 360, включены следующие указания:

«Контроль за сношениями эмира и другими странами) есть дело между ним и великобританским правительством (Так й подлиннике); включение этого пункта в переговоры явилось бы совершенно новым фактом и могло бы быть истолковано, как ничем не вызываемое признание с нашей стороны своего рода английского протектората, над Афганистаном».

Далее в той же инструкции сказано: «Вам хорошо известно, что заявление наше 1900 года носило принципиальный характер и имело целью обеспечить нам известную свободу действий и что мы [11] решительно отклонили свое последующие попытки англичан добиться определенного соглашения о порядке непосредственных сношений и ближайшего определения характера их».

Не следует упускать из виду, что отношения Афганистана к Англии урегулированы торжественными договорами, заключенными между обеими сторонами; что охранение этих отношений, будучи, по мнению англичан, тесно связано с вопросом о безопасности Индии, представляет для «их жизненный интерес и что весьма: сомнительно, чтобы и сам эмир афганский, положение коего во многих отношениях зависит от благорасположения к нему великобританского правительства, решился: уклониться от выполнения принятых им на себя по отношению к тому правительству обязательств. Для побуждения его изменять этому образу действий потребовалось бы с нашей стороны принятие принудительных и, по всей вероятности, весьма серьезных мер, а об этом не может, конечно, быть и речи.

Впрочем должно полагать, что и сам статс-секретарь граф Ламздорф отрешился в последнее время от высказанных им в инструкции от 17 февраля 1905 г. взглядов. Только этому обстоятельству можно приписать выраженное в письме к послу нашему в Лондоне от 28 февраля 1906 г. за № 294 желание, чтобы великобританское правительство по всякому отдельному вопросу определенно формулировало свои предложения. Немыслимо было бы обращаться в Лондон с таковым предложением, если бы министерство иностранных дел продолжало признавать невозможным сделать великобританскому правительству какие-либо уступки по вопросу, представляющему для него, как сказано выше, жизненный интерес.

Принимая в соображение совокупность вышеизложенных обстоятельств, нельзя не притти к заключению, что императорскому правительству предстоит с полным беспристрастием обсудить предложения, которые сделаны будут ему лондонским кабинетом по афганскому вопросу, и припекать такую формулу решения, которая, удовлетворяя справедливым домогательствам названного кабинета, не стесняла бы сношений наших пограничных властей с афганскими властями по вопросам, не имеющим политического характера; казалось бы, что при условии искренности и доброй воли с обеих сторон таковая задача не должна считаться неразрешимою.

Весьма вероятно, что беспристрастное отношение наше к этому вопросу побудит английское правительство к уступчивости в других вопросах, представляющих более значения для ваших интересов.

Более трудным представляется приискать почву для соглашения нашего с Англией по делам Персии, которая с давних пор служит ареной упорного соперничества обеих великих держав.

Непосредственно соприкасаясь с Персией на пространстве от горы Арарата до реки Теджена (Река Теджден, или Герируд,— пограничная линия между Персией и Россией, Персией и Афганистаном), Россия уже в силу этого обстоятельства призвана играть первенствующую роль в стране этой. Этим самым обстоятельством обусловливаются и меры, которые последовательно принимались императорским правительством в видах укрепления [12] русского влияния при персидском дворе и противодействия попытками Англии поколебать его.

Между этими мерами особенного внимания заслуживают нижеследующие.

Еще в 1879 г. командированы были в Персию русские офицеры, на которых покойным Наср-эддин шахом (Наср-эддин (1831—18%), персидский шах с 1848 по 1896 г. Был убит приверженцем секты бабидов за преследование этой секты) возложено было поручение организовать персидскую казачью бригаду (Персидская казачья бригада—персидская воинская часть, организованная и руководимая русскими инструкторами-офицерами,— служила средством укрепления политического влияния царской России и являлась орудием для подавления революционного движения в Персии. Была расформирована только после Октябрьской революции 1917 г.), каковая, как единственная благоустроенная часть, не раз оказывалась полезною для поддержания порядка в столице шаха.

Приступлено было к постройке на средства России колесных дорог от русской границы и побережья Каспийского моря к главным персидским северным рынкам. Часть дорог этих уже окончена.

В Тегеране основан был Русский учетно-ссудный банк (Русский учетно-ссудный банк в Персии был основан во время правления шаха Наср-эддина в противовес английскому Шахиншахскому банку и в руках царско России являлся орудием экономического и политического закабаления Персии, нос Октябрьской революции советское правительство передало его персидскому правительству), деятельность коего распространялась на значительную часть Персии и который не без успеха конкурирует с английским (Шахиншахским) банком.

Ввиду крайнего расстройства персидских финансов шахскому правительству делались ссуды, сумма коих превышает ныне 33 миллиона рублей.

В 1891 году заключен был с Персией торговый договор, в силу коего товарам, ввозимым в Персию из России, обеспечены были значительные льготы, причем на персидское правительство возложено было обязательство применить установленный договором тариф на всем пространстве границ Персии. Заключение этой конвенции вызвало, было, негодование в Англии, но так как 9 статья англо-персидского трактата № 857 года обеспечивала Англии по торговле лишь права наиболее благоприятствуемой нации, то великобританское правительство вынуждено было, в конце концов, примириться с совершившимся фактом и заключить с Персиею с 1903 года торговую конвенцию на основании тарифов, приложенных к русско-персидскому договору.

Русско-персидским торговым соглашением возложено было на шахское правительство обязательство преобразовать персидские таможни, паковое преобразование и было осуществлено под руководством принятых на службу бельгийцев.

На пространстве северного участка границы, отделяющей Хорасан от Афганистана, учрежден был нами собственный кордон противочумной охраны (Кордоны противочумной охраны в Персии фактически являлись наблюдательными постами царской России на афганской и сеистанской границах) и, ввиду приписываемых шахским правительством Англии честолюбивых видов на Сеистан, возникло даже предположение о продолжении этого кордона на юг до означенной области. [13]

Наконец, с целью противодействия преобладающему влиянию Англии в Персидском заливе, открыты были русские консульства в Бендер-Бушире и Бендер-Аббасе (Консульство в Бендер-Бушире было открыто в 1901 г., а в Бендер-Аббассе в 1905 г.) и даже решено было отправить для постоянного пребывания в означенном заливе русское военное судно, к сооружению которого было даже приступлено.

Принимая в соображение совокупность интересов в Персии, императорское министерство иностранных дел в инструкции от 30 сентября 1904 г., коей д. с. с. Шпейер (Шпейер А. Н.— посол в Тегеране в 1904—1905 гг.) снабжен был при назначении посланником в Тегеран, в следующих выражениях высказало взгляд свой на наше положение в Персии.

«Главная цель, которая преследовалась нами, в зависимости от исторических условий, различными путями и средствами в течение многолетних сношений с Персией, может быть определена нижеследующим образом: сохранить целость и неприкосновенность владений шаха, не ища для себя территориальных приращений, не допускал преобладания третьей державы, постепенно подчинить Персию своему господствующему влиянию, без нарушения однако как внешних признаков ее самостоятельности, так и внутреннего ее строя».

Руководствуясь этими соображениями, императорское министерство сочувственно отнеслось и к возбужденному тогда же персидским; первым министром Атабек-Азамом (Атабен-Азам-ед-Доуле — первый министр Персии с 1901 по 1906 г. при шахе Мозаффер-эддине) вопросу о заключении между Россиею и Персиею союзного договора. «Допуская даже,— сказано в упомянутой выше инструкции,— что Атабек-Азам, выступив с предложением союза, желая отчасти упрочить свое личное пошатнувшееся положение, мысль его лишь отвечала постепенно назревавшим жизненным требованиям и опиралась ка причины реального основания, который мы в дальнейшем ходе событий не могли не принять в расчет, тем более, что усилившаяся активная политика Великобритании ускорила, наши решений на этом пути».

Оставляя в стороне вопрос о союзном договоре с Персией, который уже был рассмотрен министерством иностранных дел, нельзя не признать, что изложенный в, инструкции министерства от 30 сентября

В 1887 г. взгляд на наши интересы в Персии не лишен основания и что нельзя совершенно отрешиться от него при обсуждении вопроса о соглашении нашем с Англией.

Предложения, уже сделанные нам лондонским кабинетом, заключались в следующем.

В 1887 году нам было предложено согласиться на разграничение областей влияния обеих держав в Персии с тем, чтобы каждой из них предоставлена была полная свобода заботиться о развитии своих промышленных интересов, а равно и об усовершенствовании путей сообщения в пределах естественно принадлежащей ей области, России — в северной части Персии, а Англии — в южной. Засим в конце 1890 г., ввиду данного нам Наср-эддин шахом обязательства не разрешать в течение 10-летнего срока постройки железных дорог, лондонский кабинет, под предлогом желания устранить поводы к антагонизму России и Англии, выразил нам готовность допустить означенную отсрочку, но с тем, чтобы шах обязался, по истечения ю-летнего срока, [14] посоветоваться с императорским и английским правительствами относительно постройки железных дорог.

Оба означенные предложения были тогда же отклонены нами, но так как в 1910 г. окончится срок второго обязательства шахскою правительства, продлившего на новые десять лет запрещение постройки железных дорог, и в Персии явно высказывается желание не откладывать долее постройки железных дорог, долженствующих будто бы поднять экономический уровень страны, то есть полное основание предполагать, что английское правительство воспользуется этим положением дел для возобновления своих прежних предложений.

Первое из изложенных выше английских предложений, а именно разграничение областей промышленной деятельности России и Англии и Персии, представляется несколько щекотливым. Не подлежит сомнению, что согласие наше на это предложение поколеблет до известной степени кредит наш в глазах персиян, но, с другой стороны, нельзя упустить из виду, что промышленные силы России не настолько развиты, чтобы мы могли с успехом конкурировать с английскою промышленностью на юге Персии, где промышленность эта уже пустила теории. Во всяком случаи для нас выгоднее ограничить наши промышленные предприятия северными областями Персии, нежели допустить проникновение в эти области западной промышленности.

Что же касается вопроса о постройке персидских железных дорог, то из конфиденциальных источников нам известно, что английское правительство уже заручилось обязательством шахского правительства предоставить ему руководство постройкою дорог в южной Персии, как только настанет время приступить к осуществлению этих предприятий.

Мы не можем не считаться с этим фактом, и потому следует ожидать, что вопрос о железных дорогах будет затронут при предстоящих переговорах наших с Англиею.

Сказать что-либо положительное относительно способа разрешения этого вопроса представляется преждевременным. У нас до сих пар не было выработано, и, вероятно, не скоро еще выработается проект по этому предмету, а о планах англичан мы не имеем никаких сколько-нибудь положительных сведений.

Существует предположение, что английское правительство, потратившее немало усилий и средств на открытие торгового пути от Келата через Нушки до Сеистана и предполагающее со временем проложить по этому пути рельсы, попытается; получить от персидского правительства концессию на продолжение этой дороги от Сеистана в западном направлении на соединение со строящейся Багдадской дорогой.

Осуществление этого предположения не может согласоваться с нашими интересами, так как железная дорога, которая соединит индийскую железнодорожную сеть с Багдадскою линиею, не принесет никакой пользы нашей торговле и притом навсегда лишит Россию выгод, которые она могла бы обеспечить себе в случае непосредственного соединения русской рельсовой сети с индийской и направления этим путем индо-европейского транзита.

Вопрос об этом транзите уже был предметом обмена мнений между министерствами иностранных дел и финансов. В совершенно секретном письме своем от 3 августа 1902 года, за № 395, бывший министр финансов статс-секретарь граф Витте высказал мнение, что [15] соединение русской железнодорожной сети и индийской (через Кушк), создав линию, конкурирующую с Багдадской дорогой, отодвинет последнюю на второй план и лишит ее значения единственного мирового пути между Европой и Индией.

В принципе предложение статс-секретаря Витте представляется весьма правдоподобным, но есть основание думать, что осуществление этого предположения, во всяком случае, в близком будущем, встретит многочисленные и едва ли преодолимые препятствия. Несмотря на многолетние усилия английскому правительству не удалюсь добиться согласия как бывшего афганского эмира Абдуррахман-хана (Абдуррахман-хан был эмиром Афганистана в 1880—1901 гг. Подписал с Англией Договор, по которому последняя выплачивала ему ежегодно крупную субсидию, взамен чего Абдуррахман обязался не входить в политические сношения ни с какой другой державой кроме Англии и отказался в пользу Индии от части афганских владений. Сын и преемник Абдуррахман-хана Хабибулла-хан был афганским эмиром с 1901 по 1919 г. и являлся в отношении Англии продолжателем политики своего отца), так и его преемника Хабибуллы-хана на соединение Кандахара с индийской железной дорогой. Ков тот, так и другой усматривали в этом проекте угрозу своему могуществу и целости Афганистана. Возможно ли ввиду этого допустить, чтобы эмир Хабибулла-хан изъявил согласие на осуществление столь обширного предприятия, какова постройка железной дороги через весь Афганистан, или же, чтобы англичане, как нельзя более дорожащие сохранением добрососедских отношений с эмиром, решились прибегнуть к крайним мерам, которые, несомненно, потребовались бы для достижения успеха в этом деле?

В делах первого департамента министерства, иностранных дел имеется записка бывшего посланника нашего в Пекине Лессара, в коей высказывается мысль, что затруднения, препятствующие постройке дороги через Афганистан, могли бы быть обойдены, если бы нам удалось получить от персидского правительства концессию на постройку линии от Асхабада к Сеистану; в этом случае англичане, по мнению г. Лессара, не замедлили бы приступить к постройке линии от одной из станций индийской железной дороги к Сеистану, и таким образом состоялось бы соединение нашей железнодорожной сети с индийскою.

В записке, приставленной мною императорскому министерству при секретной депеше от 17 июля 1903 г., были изложены соображения, побудившие меня заключить, что намеченную г. Лессаром дорогу нельзя признать кратчайшим путем между Европою и Индиею, что полоса персидской территории, которую она перережет, представляет на пространстве приблизительно 600 верст пустыню, жалкая производительность коей не в состоянии питать железную дорогу и что ввиду всего этого крайне сомнительно, чтобы железная дорога, проведенная в этом направлении, могла конкурировать с Багдадской дорогой.

Совокупность изложенных выше данных может послужить материалом при объяснениях наших с лондонским кабинетом по железнодорожному вопросу, но она не дает ключа к разрешению этого вопроса.

То же самое должно сказать и о других вопросах, которые будут, весьма вероятно, затронуты при переговорах и к числу коих могут быть отнесены: преобразование внутреннего строя Персии в размерах, необходимых для обеспечения спокойствия в стране этой, урегулирование финансового положения Персии, которое можно признать отчаянным, и некоторые другие. [16]

Между тем казалось бы необходимым, в ожидании результатов переговоров с английским правительством, тщательно воздерживаться от мер, способных послужить поводом к новым пререканиям: и недоразумениям.

Из секретной инструкции, преподанной министерством иностранных дел д. С. С. Шпейеру 30 сентября 1904 г., явствует, что решено было выслать в Персидский: залив для постоянного пребывания русское военное судно и что к постройке его уже было приступлено.

Нелегко уяснить себе, в чем будет заключаться задача этого судна.

В персидских портах ему решительно нечего делать, и сомнительно чтобы могло принести какую-либо пользу появление его в портах аравийского побережья, где у мае нет ни торцовых интересов, ни консульского представительства и которые на всем пространстве от мыса Рас-эль-Хадда до границы Бассорского вилайета, подчинены протекторату или исключительному контролю Англии.

Нельзя при этом упустить на виду, что климат Персидского залива до того злокачественен, что англичане, после нескольких неудачных опытов, вынуждены были отказаться от попыток содержать гарнизоны из сипаев в некоторых из аравийских портов и что экипажи английских судов, состоящие частью из уроженцев Индии, часто меняются. Нетрудно себе представить, в каком положении очутится горсть русских моряков в этом отдаленном от России и негостеприимном крае, не представляющем никаких удобств, безусловно необходимых для уроженцев севера.

Принимая во внимание затруднения, с коими сопряжено установление дружественных отношений между Россией и Англией на почве Средней Азии, нельзя однако упустить из виду, что при настоящем политическом положении, искреннее и справедливое соглашение с великобританским правительством представляется весьма желательным. В виду этого нельзя не поставить вопроса: не представляется ли для нас возможным ценою некоторых уступок, хотя бы в вопросе о сношениях наших с Афганистаном, которых будет, по всей вероятности, домогаться лондонский кабинет, обеспечить себе содействие Англии в одном ив тех вопросов, благоприятное разрешение коих особенно важно с точки зрения политических интересов России?

Между этими вопросами первое место занимает вопрос о проливах Босфорском и Дарданелльском, с давнего времени привлекающий к себе особенное внимание императорского правительства.

Черноморский флот наш постепенно усиливался, между прочим, в предположении, что, ввиду шаткости положения Турецкой империи и вероятия внутренних осложнений, для нас представится благовидный предлог и возможность утвердиться в верхней части Босфора и укрыть иностранным военным судам доступ в Черное море. При настоящем положении дел задача эта должна быть отложена на долгое время, и потому за Черноморским флотом нашим остается лишь значение оборонительной силы: он может быть на долгое время осужден на бездействие в смысле силы политической.

Такое положение дел крайне для нас невыгодно ввиду того, что за последние годы в Средиземном море заметно усиливается соперничество между державами, опирающимися на свои флоты, и что в бассейне этого моря назревают задачи, попытки к разрешению коих могут [17] повлечь осложнения и, во всяком случае, отразятся на группировке держав.

Существует полное основание догадываться, что между Францией и Италией состоялось секретное соглашение относительно турецких владений на африканском побережье — Триполи и Бенгази, на которые Италия давно уже простирает честолюбивые виды,

Еще более сложные и представляющие для России первостепенное значение вопросы назревают в Эгейском и Адриатическом морях.

Зародившиеся на Балканском полуострове национальные движения постепенно развиваются и Неизбежно вызовут осложнения, которые вынудят державы к активному вмешательству в видах прекращения существующих между христианскими народами распрей.

Среди албанского населения, простирающегося до Адриатического моря, существует не прекращающееся брожение, которое, равным образом, потребует активного вмешательства держав в видах разрешения вопроса о будущей организации Албании. Между Австро-Венгрией и Италией существует соглашение относительно поддержания в крае этом status quo, но, принимая в соображение своекорыстные замыслы, которые каждая из этих держав питает против Албании, можно с уверенностью сказать, что соглашение это не устоит, когда настанет время приступить к разрешению албанского вопроса.

Наконец, не подлежит сомнению, что в случае крупных переворотов на Балканском полуострове и его переустройства, Греция не останется пассивной и попытается обеспечить свои притязания на Эпир и южную часть Фессалии и даже Македонии.

Разрешение перечисленных выше вопросов потребует от держав громадных усилий и, между прочим, вмешательства их флотов. Опираясь на могучий флот, коим она располагает в Средиземном море, Англия получит возможность решительно влиять на разрешение этих вопросов. Другие западные державы, Франция, Италия и Австрия, равным образом будут в состоянии выставить достаточное количество военных судов, необходимых для этой цели, тогда как Россия очутится в невыгодном положении, если в ее распоряжении останется та незначительная флотилия, которая находится ныне в Средиземном море.

Неравенство наших морских сил с силами остальных держав весьма резко обнаружилось во время предпринятой в прошлом году соединенной морской демонстрации у острова Митилены.

Ввиду вышеизложенных соображений и отдаленности наших балтийских портов от Средиземного моря представляется как нельзя более желательным вывести наш Черноморский флот из того бездействия, на которое он ныне осуждай, и открыть ему доступ в Средиземное море, каковая цель может быть достигнута лишь путем пересмотра изложенных в Лондонской конвенции 1871 г. постановлений относительно закрытия проливов (Статья II Лондонской конвенции 1871 г.: «Начало [принцип] закрытия проливов Дарданелльского и Босфорского в том виде, в каком оно было установлено особым трактатом 30 марта 1856 г., остается в силе, с предоставлением султану возможности открывать сказанные проливы в мирное время военным судам дружественных и союзных держав в том случае, когда Блистательная Порта признает это необходимым для обеспечения исполнения постановления Парижского договора 30 марта 1856 года»). Поднять вопрос этот окажется возможным лишь при том условии, если нам удастся заручиться искренним содействием Англии. [18]

Как во время японской войны, так и после окончания ее английский посол в Константинополе не переставал напоминать турецкому правительству о лежащей на нем обязанности в точности соблюдать постановления конвенции 1871 г. и при этом советовал ему заботиться об усилении обороны Босфора в видах предупреждения враждебных покушений со стороны; России.

Казалось бы, что возникшие между Россией и Англией переговоры должны не только положить конец таковым внушениям, но и расположить английское правительство к более беспристрастной, чем прежде оценке как 'русских интересов, так и той роли, которая предназначена. России в вопросах, касающихся Балканского полуострова, и тех, которые назревают в Средиземном море. Если только обеим державам удастся войти в соглашение по делам как Дальнего Востока, так и Средней Азии, то это обстоятельство само по себе послужит благонадежною гарантиею возможности объединения их взглядов на дела Балканского полуострова, где общие усилия их могут быть направлены к обеспечению балканским народам правильного развития и к беспристрастному разграничению их интересов. В случае одобрения английским правительством такой программы не должно, по-видимому, встретиться с его стороны серьезных препятствий к оказанию России содействия в видах возможного уравновешения ее морских сил в Средиземном море с силами других держав, заинтересованных в Восточном вопросе.

Как само собою разумеется, полная отмена постановлений Лондонской конвенции 1871 г. относительно проливов, то-есть нейтрализация последних, не может отвечать нашим интересам, так как в таком случае открылся бы свободный доступ военным судам морских держав в Черное море. Желательным представляется добиться таких условий, которые обеспечили бы России возможность, в случае замешательства на Востоке, отправлять суда Черноморского флота в Средиземное море.

Казалось бы, что в случае готовности Англии способствовать разрешению вопроса о проливах в означенном смысле могли бы с нашей стороны быть сделаны ей уступки в среднеазиатском вопросе и, в особенности, по вопросу о сношениях наших с Афганистаном.

Как само собой разумеется, благоприятное для нас разрешение вопроса о проливах зависит не от одной Англии. Необходимо будет добиться согласия и остальных держав на пересмотр Лондонской конвенции 1871 г., а ввиду этого должно предвидеть, что некоторые из них пожелают воспользоваться этим случаем, чтобы выговорить для себя некоторые выгоды.

В случае установления соглашения между нами и Англией, Франция не станет, конечно, создавать нам затруднений в вопросе о проливах, который не представляет для нее существенного значения. Италию можно будет удовлетворить признанием за нею прав на Триполи, но более трудным представляется приискать удовлетворение для Австро-Венгрии, виды коей на Балканский полуостров во многом расходятся с нашими взглядами.

Не легко также предусмотреть то положение, которое займет в настоящем вопросе Германия.

Зиновьев.

Текст воспроизведен по изданию: К истории англо-русского соглашения 1907 г. // Красный архив, № 2-3 (69-70). 1935

© текст - Пашуканис С. 1935
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Станкевич К. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Красный архив. 1935