(«Genom Persien, Mesopotamien och Kaukasien» Sven Hedien Stockhoim 1887.)

Составил Генер. Штаба Подполковник Блом.

ЧАСТЬ I.

Шведский студент Свен Хедин предпринял в 1885 и 1886 гг. путешествие из Петербурга через Кавказ, в Персию и Месопотамию. Он выехал из Петербурга в августе 1885 г., посетил Владикавказ, Тифлис и Баку, где оставался долгое время, знакомясь с нефтяным производством. В апреле 1886 г. Хедин, взяв в Баку переводчика, отправился на пароходе по Каспийскому морю и высадился в одном из ближайших в границе городов — Ензели, откуда он направился во внутрь страны. Нижеследующие строки составляют извлечение из описания путешествия Хедина после высадки в персидском городе Ензели.

Ензели небольшой, но оживленный городок, считающийся портом г. Решта, а следовательно и Тегерана, он служит складочным пунктом для значительного количества европейских товаров, выгружаемых с судов и перевозимых затем караванами во внутрь Персии.

Хедин и его переводчик, молодой татарин Иза-Бег-Баки-Чанов, находившийся в услужении на заводах Нобеля, наняли в городе гребную барку, на которой вскоре поплыли по озеру (лагуна) Мурдаб; пресноводная лагуна эта отделается от моря двумя косами, из коих на одной (западной) расположен г. Ензели. В озеро вливаются множество ручьев, приносящих с собою ил и древесные остатки, вследствие чего со временем лагуна, вероятно, будет заполнена и совершенно высохнет, да и теперь вода ее грязная, илистая и наибольшая глубина не превышает 2-х метров. Барка подвигалась медленно, так как персы гребут неровно и вообще не обладают качествами хороших моряков; встречалась масса небольших парусных судов, [40] тяжело нагруженных рыбою, которая ловится в большом количестве в Мурдабе и составляет один из главных предметов пропитания жителей провинции Гилан; она продается здесь массами и цена ее очень низкая. Близ южного берега озера и барка вошла в небольшую, узкую реку Сехсид-руд, воды которой казались совершенно неподвижными; река составляется из двух других Кизиль-Узен, текущей с возвышенностей провинции Адербейджан и Шух-руд (восточной), берущей начало из Эльбурса; не далеко от устья река становится! очень узкою и гребцы вскакивают на берег и тянут барку при помощи каната, привязанного к мачте; берега покрыты лугами, на которых пасутся многочисленные стада.

После 4-х часового плавания, путники пристали к берегу у деревни Пирибазар, раскинувшейся на обоих берегах реки среди великолепной зелени. Здесь увидели массу лошадей, частью и нагруженных товарами, отправляемыми в Решт, частью предлагаемых путешественникам для дальнейшего следования.

Выбрав двух лошадей и напившись чаю с персидским хлебом, т. е. с громадными темными и мягкими, но мало питательными лепешками, сели верхом и двинулись к Решту по очень плохой дороге, первая ее половина усеяна большими камнями, а вторая местами залита водою, на всем протяжении движение затрудняется глубокими следами беспрерывных караванов. Местность здесь болотистая, и дома, во избежание сырости, построены на столбах. Зимою на прибрежье Каспийского моря идут почти непрерывные дожди и целые полосы земли в провинциях Гилан и Мазендеран иногда находятся под водою. Стены построек на углах соединяются при помощи полок из крепкого камыша, на которые упирается громадных размеров соломеная крыша.

В городе Реште длинные и узкие улицы были запружены лошадьми и ослами, нагруженными товарами, по углам встречались нищенствующие дервиши, местами виднелись мечети с крытыми кирпичом минаретами, самая постройка не высока, но снабжена длинными овнами и высокою крышею; по пути можно было заметить несколько школ, обыкновенно [41] открытых к стороне улицы, в которых мулла обучал грамоте мальчиков; часть окружала учителя, другие же сидели по стенам и старательно писали тростниковыми перьями, держа бумагу на левом колене. Чистописание имеет большое значение в Персии и обладание хорошим почерком равносильно высокому образованию.

На базаре лавки распределены по категориям и особенное внимание обращают на себя ковры с красивыми узорами и множество шелковых материй. Значительная часть населения провинций Гилан и Мазендерана занимается шелководством и тканием шелковых материй и на ежегодной ярмарке в Реште оборот с шелком достигает больших размеров. Из тех же провинций вывозится ежегодно немало риса и хлопка.

Базар важное место для каждого персиянина; здесь за чаем и калианом обсуждаются и решаются всевозможные дела, не исключая и брачных; толпа тут самая пестрая: арабкие купцы, персидские мастеровые, армяне и другие. Тут же снуют женщины, лицо которых скрыто длинным покрывалом и только когда одна из них слегка поднимет покрывало, чтобы лучше рассмотреть покупаемую вещь, можно заглянуть в лицо и увидать белый цвет лица, длинные резницы черные глаза и пурпуровые губы; при ближайшем рассмотрении легко убедиться, что многие не так хороши и красивы, как показалось с первого раза и что местные красавицы белятся, подкрашивают ресницы и подводят глаза. Базары очень неопрятны, всюду валяются на земле гнилые фрукты и отброски мяса, а местами попадаются и трупы ослов и собак; никто не заботится об уборке улиц и ночью по ним нередко снуют шакалы и гиены, отыскивая себе пищу. Положение города — неизменное и от окружающих болот подымаются вредные туманы. Климат — самый нездоровый; лихорадки свирепствуют ежегодно и не далее как пять лет тому назад от эпидемии погибло 5000 жителей; трупы не успевали хоронить и они лежали на улицах и в мечетях; 9000 жителей тогда покинули город. Лучшее средство против лихорадки — постоянное вытирание тела мокрыми простынями. Два года тому [42] назад Решт сделался жертвою пожара, причем сгорело тысячи лавок, пятнадцать каравансераев и две мечети; для тушение пожара в городе не имелось никаких средств.

Число жителей простирается до 60,000, в том числе не сколько армян и много негров; совершающие поездки в священным местам в Мекку, богатые персы, покупают там рабов-негров, что считается угодным Богу делом, и, привезя их домой, отпускают на свободу; не имея возможности вернуться в свое далекое отечество, негры остаются в Персии, занимаются каким либо ремеслом, и нередко женятся на персианках; они становятся хорошими магометанами и хорошо уживаются с персами.

11-го апреля путешественники двинулись далее на двух лошадях по дороге в Тегеран, главному пути Персии, по которому ездят все посланники, путешественники и купцы в столицу государства; здесь же пролегает главный торговый путь для русских и персидских товаров. Дорога, длинною в 330 верст, содержится довольно хорошо, за исключением Эльбурского горного прохода. От Решта до Кадвина едут верхом, а отсюда до Тегерана в дилижансе.

Дорога из Решта вскоре входит в дремучий лес; по сторонам ее ростет высокая трава и подымаются высокие, гибкие лиственные деревья, обросшие мохом, ясно показывающие сырость почвы и воздуха; в лесу водятся королевские тигры. Дорога пересекается многими ручьями и быстрыми потоками, с желтою водою, изобилующею черепахами и лягушками; в камышах пасутся стада быков и коров, небольшой, но крепкой и хорошей породы. Мосты — каменные, но сомнительной прочности. По пути встречается множество всадников мущин и женщин, сидящих иногда по две на одной лошади на скамьях, прикрепленных с обеих сторон. Местами встречаются небольшие деревни или отдаленные дома, служащие фруктовыми лавками, кузницами и т. п., дома состоят из 20-30 вбитых в землю молодых стволов, сплетенных камышом, который затем оштукатурен замазкою из земли с соломой; крыша — высокая и острая, врытая соломою. [43]

В 2 часа достигли первой станции Кодом, состоящей из большого, старинного каменного здания, без всякой мебели, с холодными, грязными комнатами, земляным полом и поросшими мохом стенами. Путники оставались переночевать в этом грязном пристанище, о котором они однако в дальнейшем путешествии по Персии не раз вспоминали с сожалением.

После Кодома характер местности изменяется; дорога становилась хуже и каменистее, болота и камыши исчезают, жилищ меньше, но природа красивее, поросшие мхом деревья заменяются высокими, крепкими березами и ольхами; на фоне постепенно выступают высокие очертания Эльбурса. Слева виднеется вершина Дерфах, справа в далеке белеет снеговыми вершинами громадный Раматабад; в двух часах от Кодома дорога пересекает первые холмы, круто подымающиеся с равнины, на одном из них живописно раскинулось селение Имамцадех-Хашин, несколько врытых соломою хижин, расположенных в густом лесу или как бы висящих над обрывами. Шум воды дает знать о приближении к реке Сефид-Руд (Белой), которая вскоре открывается взорам, она тут делится на несколько рукавов, отделяющих низменные, луговые острова; зелень по берегам реки совсем светлая, далее внутрь гораздо темнее, а фон пейзажа, составляют синеющие горы с снеговыми вершинами. Дорога вьется между отвесными стенами, в которых она прорублена; слева открывается зияющая пропасть и движение становится не безопасным. На встречу путникам попался караван мулов, нагруженных изюмом и фруктами и увешанных колокольчиками всяких размеров; это делается для того, чтобы в горах во время тумана или снежной вьюги и ночью в степи погонщики не отставали и не потерялись, а также, чтобы поддерживать бодрость в людях и животных.

Миновав древнее селение Русташабад, путешественники после полудня прибыли в Рудбар; отсюда уже подъем становился заметен по понижению температуре; дорога вьется вдоль отвесных стен, а когда объезжают вокруг какой либо выступающей группы гор, то стена спадает отвесно в равнине, [44] раскрывающейся далеко под ногами путника подобно карте, на которой люди кажутся незначительными точками; местами дорога настолько крута, что лошади приходится карабкаться, а иногда всаднику надо сойти и вести ее в поводу; внизу над равниной носятся облава, а в вышине парит орел, иногда внезапно бросающийся вниз, завидев добычу. Становилось все холоднее и растительность исчезала, а снеговые вершины выступали все яснее. До темноты достигли станции Ментжил, где переночевали. На каждой из станций правительство содержит одного или двух сторожей, которые заботятся о лошадях проезжающих и за малейшую услугу, в роде набивки трубки, отыскания провизии, пения национальной песни и т. п. выпрашивают себе на чай; впрочем подслуживание и жажда наживы, это общая черта всего персидского народа.

В течении вечера Хедин посетил близлежащую телеграфную станцию и нашел ее в самом печальном состоянии — помещение небольшое и неприятное, аппарат попорченный и заржавивший, телеграфисты были пьяны, они праздновали отсутствие губернатора в провинции Гилан; прежний губернатор умер и еще не успели назначить ему заместителя. В Персии губернатором утверждается тот, кто соберет в течении года наибольшие подати, а потому губернаторы произвольно налагают таковые на несчастных обывателей, причем не забывают отложить значительную часть, иногда целую половину и для себя; понятно, что при таком порядке вещей в стране не может развиваться культура и благосостояние.

На следующий день, 14 апреля, Хедин и Иза-Бег с рассветом продолжали путь; через два часа достигли р. Шах-Руд, долина которой здесь расширяется в обширные луга. Через реку ведет длинный каменный мост в 8 арок он, подобно всем персидским мостам, очень плохо содеражан. Имеющиеся в стране мосты вообще построены либо по инициативе иностранных консулов, либо на средства, пожертвованные по завещанию набожными богатыми персами, правительство же не заботится даже о сохранении их; персидская пословица говорит что «мосты сделаны для того, чтобы предостеречь путника от переезда через них». [45]

Путешественники остановились часа на два в небольшом селении Патчинар, чтобы снять несколько видов. Группы гор здесь имеют красноватый оттенок, происходящий от присутствия железа и меди, которые лежат совершенно открыто и могли бы добываться здесь без большого труда, но попытки некоторых европейцев добиться в Тегеране разрешения добывать металлы встречены были недружелюбно и с недоверием и когда отклонялись; даже золото и серебро встречаются во многих местах в горах Персии, но и они остаются без употребления.

Дорога продолжается опять вверх вдоль отвесных стен, на вершине открывается великолепный вид, скрываемый иногда густыми туманами; кругом лежит снег и температура очень низкая. В 5 часов путники остановились в маленькой деревне Карзан и были окружены толпою любопытных, среди которой выделялся особенно один старик, с длинной, седой бородой; ему оказывали, особенное почтение его соплеменники, это был «кетшода» или старшина в селе; в каждом селении имеется старшина, избираемый мужским населением на три года. Хотя каждый может быть избран, но, согласно обычаю, выбор обыкновенно падает на старика. Ранее истечения трех лет он не может быть сменен, если бы даже заслужил нерасположение своих односельчан. Круг деятельности старшины весьма обширен — все возникающие в селе споры решаются им; в случаях смерти, на похоронах, при обнаружении краж и т. п. — везде распоряжается он, старшина же определяет время посева и уборки полей, а также способ их засевания. За исполнение своих многочисленным обязанностей старшина не получает вознаграждение, но за то и не платит податей. Иза-Бег объяснил, что такой же порядок существует среди татар Апшеронского полуострова и это становится понятным, если принять во внимание, что большая часть населения в этой полосе северной Персии принадлежит в турецкому племени, здесь слышится татарское наречие и встречаются нравы и обычаи татар.

Всю ночь и весь следующий день шел снег и в горах, подымавшихся все выше и, выше, но принимавших уже округлен форму, свирепствовала вьюга, местность нельзя было [46] разглядеть далее двадцати метров, лошади спотыкались и утопали в снегу; все тело коченело от прилипшего и примерзшего к нему снега; путники не раз сбивались с дороги и принуждены были возвращаться на порядочное расстояние и отыскивать пути, наконец наткнулись на караван, впереди которого шли двое солдат, длинными пиками своими очищавшие дорогу. Не дойдя до предполагавшегося ночлега, станции Казван, остановились к небольшой деревни Месрех, где и заночевали, мучимые прорывавшимся в здание холодным ветром и множеством насекомых.

На другой день, 16 апреля, мятель улеглась но местность была покрыта глубоким снегом; дорога стала спускаться и вскоре вышла из района снегов, а окружающая местность, принимавшая постепенно степной характер, наконец перешла в необозримую пустынную равнину, вдали которой виднелись западные ворота города Казвин, близ города по сторонам дороги тянулись виноградники; пройдя городские ворота и дойную грязную улицу установленную лавками, достигли почтовой станции и, в удивлению своему, нашли постель, мебель и порядочный завтрак. Город, если возможно, еще грязнее Решта, низкие дома состоят из высушенного на солнце кирпича, не имеют окон на улицу и снабжены плоскими крышами; местами на улицах встречаются сорные кучи и гниющие труппы животных; город изобилует базарами, длинными грязными галлереями, крытыми досками и, вследствие этого совершенно темными. Только дворец, мечеть и особого рода павильон, отделанный разноцветными изразцами — действительно красивы и резко выделяются среди остальных, мизерных построек.

Рано утром 17 апреля путешественники выехали в тарантасе далее по пути в Тегеран, до которого 150 верст; все протяжение разделено пятью станциями на 6 совершенно равных частей. Дорога здесь отличная, она называется шахскою, лошадь на станциях меняются безостановочно и таким образом можно достигнуть столицы в один день. Немного далее четвертой станции дорога пересекает по хорошему каменному мосту быструю речку Керетч, текущую с Эльбурса и, вероятно, [47] теряющуюся в солончаковой пустыне на Ю. В. от Тегерана; вправо от дороги лежит селение того же имени и большой каравансерай; берега реки покрыты довольно богатою растительностью и на юге расстилаются возделанные поля; заходящее солнце освещало громадную вершину Демавенда, который виден из далека. Так как путники достигли пятой станции Шахабада в 7 часов, а ворота Тегерана запираются в девять, то ин пришлось здесь переночевать.

На следующее утро путешественники продолжали путь к Тегерану по совершенно ровной степи; только видимые по сторонам виноградники и усиливающееся движение на дороге давали знать о приближении к большому городу; земляные валы, окружающие столицу Персии, очень невысоки, над городам не заметно выдающихся куполов или минаретов; на длинных, грязных улицах господствовала такая толкотня, что надо было сойти с лошадей и нанять носильщиков. Хедин посетил в Тегеране своего соотечественника доктора Гюббенета, живущего здесь уже много лет в качестве зубного врача шаха. Хедин имел случай присутствовать в Тегеране на скачках, после которых мимо шаха проходили церемониальным маршем войска, составляющие гарнизон столицы: во главе шла полевая артиллерия с вызолоченными пушками, на желтых лафетах; под каждое орудие полагаются 4 лошади, из коих две под ездовыми; потом проходила горная артиллерия — малые легкие пушки, навьюченные на мулах, орудия эти на столько легки, что их подымают два человека и мулы могут везти их в горах и на какой угодно пересеченной местности. Затем следовало около 20 орудий на верблюдах, служащих лафетами; орудия могут стрелять во все стороны, вращаясь вокруг неподвижной оси; Хедин сам видел стрельбу из них и мог убедиться, что верблюды, которых во время стрельбы заставляют ложиться, остаются совершенно спокойными, несмотря на огонь и дым. После артиллерии проходила пехота, одетая в темно синие мундиры и высокие шапки. Кавалерия имеет отличных лошадей и одета в темные мундиры и красные плащи; она вооружена карабинами и саблями. Каждый полк имеет [48] свое знамя и хор музыки, устроенный по европейскому образцу австрийцем, полковником Гебауером.

После конной гвардии шаха проходили уланы, на белых лошадях и одетые в длинные, коричневые мундиры; это своей рода иррегулярная гвардия, сопровождающая шаха во время его выездов и путешествий; несколько лет тому назад, когда шах посетил священный город Мешхед его сопровождали несколько тысяч всадников. Позади всех следовали на параде казаки в национальной одежде; они ездят лучше других, проходили каррьером в сомкнутом строю и везли с собою батарею, подаренную шаху императором Александром II.

Парад продолжался два часа и по внешнему виду отличался блеском и великолепием; но при ближайшем наблюдении того, что делалось в рядах, можно было заметить, что люди имели вид распущенный и равнодушный, после команды «смирно, глаза на лево» разговаривали в рядах и вообще обнаруживали мало внимания.

Персидская армия состоит из 150.000 человек и подразделяется на постоянную армию (низам), силою в 80.000 человек, и иррегулярную кавалерию — 70.000 человек. В артиллерии 8.000 нижних чинов и 200 орудий. Войска обучаются европейскими офицерами, по большей части австрийцами, и организованы по европейскиму образцу; многие мундиры напоминают австрийские и чины в армии соответствуют чинах в наших армиях; «эмир-низам» фельдмаршал «сертиб» генерал, «серхенг» полковник; «наиб» поручик, «сарбаз» пехотный солдат (см. сочинения профессора Brugsch Pascha «Im Lande der Sonne» стр. 266-267, откуда заимствованы эти сведения).

На другой день шах присутствовал на ученьях войск на учебном плацу. Ученье заключалось в том, что кавалерия по взводно маневрировала на плацу и производила частые атаки, весьма забавлявшие шаха. Такие ученья производятся еженедельно и очень нравятся шаху, который считает свою армию храбрейшею и непобедимою. А между тем солдаты до такой степени трусливы, что готовы разбежаться при первой опасности. [49]

Тегеран расположен в провинции Ирак-Адшиши, в северной части ее, на бесплодной равнине, ограниченной с севера южными склонами Эльбурса, а с востока менее высокими возвышенностями; в югу и юго-востоку тянутся обширные солончаковые пустыни. Чрезвычайное удаление столицы от южных и восточных провинций крайне невыгодно, но за то положение Тегерана имеет, то преимущество перед прежними столицами Персии, что он близок в Каспийскому морю и потому отсюда удобнее вести торговлю с Россиею, в тому же город этот расположен вблизи наиболее плодородной провинции Персии — Кхамсе (восточнее Казвина).

Причину перенесения столицы основателем династии Каджаров из Испагана в Тегеран легко объяснить: представитель новой династии, хотел удалиться из города, где находилось много приверженцев прежней династии, и основать новую столицу, окружив себя преданными лицами; так поступали в Персии многие основатели новых династий и потому многие города как напр. Тавриз, Султание, Казвин, Шираз, Испаган, были в разное время столицами государства; все эти города по очереди достигали цветущего состояния и засим приходили в запустение.

Тегеран расположен, вероятно, на месте древнего Рагес, имевшего во времена Дария до 1 миллиона жителей, но совершенно разрушенного Чингиз-ханом и Тамерланом; лучшими памятниками далекого прошлого теперь являются две башни, одна в 26 метров вышины в самом городе, другая — на скале вне города, откуда вероятно часовые давали знать о приближении неприятеля. Недалеко от развалин Рагеса находится кладбище, представляющее очень неприятное зрелище, так как трупы лежат всего на глубине одного фута и не закрыты землей, а предоставлены гниению на открытом воздухе; их клюют птицы и персы наблюдают за тем, который глаз трупа будет раньше выклеван, — если правый, то душа умершего перелетела в рай, если левый — то она находится в царстве смерти.

Город имеет однообразный и скучный вид; улицы узкие и неправильные, сор и грязь выбрасываются прямо на улицу и [50] еслибы нечистоты и падаль не подбирались сельскими жителями, употребляющими их на удобрение полей, и собаками, то воздух в городе был бы невыносимый, он и теперь летом очень нехорош и европейцы, так же как и шах и богатые персы, удаляются на лето в горы. Европейский квартал города распланирован лучше и отличается большею опрятностью.

За неимением в городе проточной воды, проведены каналы из небольших ручьев и озер Эльбурских гор; в каналах вода течет по городу в трубах или совершенно открыто, почему нередко сильно загрязняется. Улицы освещаются плохо фонарями с маслом, расставленными очень редко и горящими только до полуночи. В городе много базаров и находящихся в связи с ними каравансераев, или складов товаров. Лучшая школа в Тегеране — это устроенная по европейскому образцу гимназия на 200 учеников; в курс обучения входят медицина, физика, математика, география, языки английский, французский и русский, военные науки, музыка и живопись; учителя почти все европейцы; попытки их, однако, к просвещению персидского юношества не имеют большого успеха; правда, изредка какой нибудь ученик, окончивший курс школы, едет совершенствоваться в науках в Париж, но такие случаи не часты. Мечети Тегерана ничем не замечательны за то в городе множество амфитеатров, в которых ежегодно даются представления, изображающие убиение Али и поражение его приверженцев в сражении при Кербела, в память этого горестного для персов события. Самое замечательное в городе здание — это дворец, состоящий из нескольких отдельных флигелей, образующих несколько квадратных дворов. Каждый флигель имеет свое особое назначение, как напр. зимнее помещение шаха летние его покои, гарем, музей, картинная галлерея и приемный зал, зал для совета министров и т. п. Самое замечательное помещение дворца — это музей; в нем, между прочим, хранится глобус, на котором все страны изображены разноцветными драгоценными камнями.

Настоящий правитель Персии, шах Наср-Эддин, родился в 1830 году в Тавризе. Отец его, Мехмед-Шах, управлял [51] государством слабо, во всем подчинялся министрам и питал сильное нерасположение к наследнику престола. Последний отличался хорошими умственными способностями, но воспитание его было поверхностное и отец мало заботился о нем, оставляя его часто без средств. Достигнув совершеннолетия, Наср-Эддин, как и все наследные принцы Персии, был назначен губернатором Адербейджана и жил в Тавризе. В октябре 1848 года он вступил на престол, но лишь после некоторой борьбы с другими претендентами, из которых один провозгласил себя было в Казвине правителем. Друг Наср-Эддина, Мирза-Таги, живший в Эрзеруме, помог ему средствами для сбора небольшого отряда, во главе которого новый шах вступил в столицу Тегеран. Другой раз Мирза-Таги помог усмирить восстание, вспыхнувшее среди министров шаха, недовольных насмешками последнего над ними; тогда Мирза-Таги был уже великим визирем и впоследствии получил в жены младшую сестру шаха. Но он нажил себе много врагов, которые успели убедить шаха в притязаниях визиря на престол, и он был предан смерти по распоряжению Наср-Эддина, который однако тотчас же раскаялся в своем поступке и до сих пор омрачается при одном воспоминании о смерти своего друга.

Шах стремится в славе и могуществу; его заветная мечта — сделаться подобным Петру Великому, Карлу XII или Наполеону I и расширить пределы своего государства; с этою целью совершались в начале его царствования многие походы, из их некоторый успех имели только походы на Мерв и Бендер-абас; и теперь еще на армию тратятся большие средства, которые могли бы принести больше пользы стране, будучи израсходуемы на другой предмет.

Наружность шаха очень представительная; черты лица его энергичные, черные глаза — наблюдательны, а крючковатый нос выдает турецкое происхождение. На лошади он имеет представительный вид, но ходит он не красиво, так как страдает слабостью ног. Наср-Эддин отличается большими способностями, он говорит на турецком, персидском и [52] французском языках и даже составил персидско-французский лексикон. Кроме того, из под пера его вышли описания его путешествий по Европе в 1873 и 1878 годах. Он пишет также стихи и рисует, по большей части каррикатуры своих министров, которые обыкновенно переходят при дворе из рук в руки и составляют предмет общего веселья.

Во всех своих действиях шах полагается на самого себя и не имеет вокруг себя таких лиц, которые пользовались бы полным его доверием; он вообще отличается осторожностью и подозрительностью, чему немало способствовало покушение на его жизнь, произведенное в начале царствования тремя последователями Бабеддина, основателя религиозной секты, который был расстрелян; после этого случая был организован корпус телохранителей шаха феррахов, обязанных удерживать толпу на достаточном расстоянии от личности шаха, во время его путешествий и прогулок.

Проживая зимние месяцы в Тегеране, шах на лето удаляется в один из ближайших в столице загородных дворцов Казр-и, Каджар, Ниаверан и Доошан-Тепе. В конце июня весь двор предпринимает ежегодно путешествие в горы; для этого снаряжается громадный караван, шаха сопровождают чины двора и доктора в том числе первый лейб медик Толозан и доктор Гюббенет. Гарем не сопровождает шаха во время этого путешествия. Движение всегда очень медленное, не более 10 верст в день и первою целью поездки обыкновенно служит прелестная долина Лар, с рекою того же имени очень обильною водой; здесь проводят недели две. Во время движения шах едет впереди верхом и от времени до времени приказывает вызвать к себе из колонны, то или другое лицо, с которым желает говорить; он сам назначает места остановок, где тогда моментально раскидываются палатки.

Главным развлечением во время поездки служит охота на медведя, аргали, зайцев или птиц, причем делается нарочно так, что всегда шах убивает зверя или птицу. Шах сам отличный ездок и хорошо стреляет. По окончании охоты, [53] правитель раздает добычу министрам, от которых ожидает получить в ответ подарок, но конечно гораздо более ценный.

Такого рода путешествия двора приходятся весьма не по вкусу губернаторам и населению тех провинций, в которых они предпринимаются, так как губернатор должен встречать шаха блюдом, до верху наполненным золотом; в виду этого ловкие управляющие провинциями стараются подкупить придворных, дабы они отклонили шаха от посещения их провинции под предлогом господствующих в ней холеры, голода и т. п.

В зимнее время Наср-Эддин следующим образом, обыкновенно, проводит день: встает в 9 или 10 часов, появляется в залах дворца и пьет чай; в 11 часов он завтракает, причем в это время доктор Толозан читает ему новейшие французские и английские газеты; шаха особенно интересует то, что думают и пишут в Европе о нем и о его государстве. После полудня предпринимается прогулка верхом или в карете, затем шах присутствует при ученьях солдат или на церемониальном марше, подписывает свое имя под разными правительственными распоряжениями или же развлекается игрою в шахматы или рисованием. Обедает шах в 7 часов; кушанья, состоящие обыкновенно из цыплят, пилава, кебаба (куски мяса жаренные на сале), кислого молока, фруктов и сластей, приносятся на закрытых и запечатанных блюдах; главный повар, всегда присутствующий при обеде, сам распечатывает и пробует кушанья, чтобы доказать этим отсутствие отравы; когда шах насытился, огромные блюда выносятся и подаются первым чинам двора, в другом помещении, потом низшим чинам и так далее до конюхов включительно; таким образом весь двор получает кушанье с одного блюда и если бы оно было отравлено, то погибли бы все чины двора, одновременно с шахом.

Гарем шаха очень многочисленный; жены разделяются на законных, которые происходят из рода Фет-Али-Шаха и считаются принцессами, и незаконных — взятых в гарем красивых девушек из народа; первых («акди») всего четыре, вторых же («сигхе») — очень много; большинство из них родом из Тегерана и Тавриза, некоторые — из Шираза. [54] Положение жен шаха далеко незавидное: они не только отдалены от внешнего мира, с которым каждая имеет только сношения через своего служителя, но еще содержатся очень скудно и нередко нуждаются в средствах. Лучше других обставлена временная любимица шаха и мать наследника престола, которая имеет свои отдельные покои и несколько менее подчинена строгим правилам гарема. Бездетная жена впадает почти всегда в немилость и удаляется из гарема, становясь нередко женою мастерового. Каждая красивая девушка имеет шансы попасть в гарем шаха и не может этому воспротивиться; даже самые высокие сановники должны считать для себя честью, если шаху понравится их дочь или жена. Персидская женщина недолго остается молодою; лучшие годы ее до 9 лет, когда она свободна и независима; с этого возраста она надевает вуаль и скрывается от мущин, а в 11 лет выходит замуж, после же двадцати пяти начинает увядать и участь ее тогда становится самою незавидною.

Сыновья шаха до пятилетнего возраста воспитываются в гареме, после чего к ним приставляют гувернера. Но немногие из принцев достигают этих лет, большинство умирает ранее, нередко от холеры или отравления, вследствие придворных интриг. Так из 34 детей шаха, по показаниям Полака, писавшего 25 лет тому назад, оставалось в живых всего девять; умирали почти всегда старшие сыновья, т. е. наследники престола, которые делались жертвами происков многочисленных жен шаха; последний вовсе не заботится о судьбе и своих детей и его даже веселят ссоры и интриги обитательниц гарема. Теперешний наследник престола Велиад, губернатор Тавриза, не пользуется особым расположением шаха и не отличается выдающимися способностями, а также не очень популярен в народе; гораздо более известен народу старший брат его Сель-и-Султан, сын незаконной жены шаха, который в качестве губернатора Испагани мудрым и энергичным управлением заслужил себе уважение и страх со стороны населения; ему 34 года, он похож на отцам и, по занимаемому посту, является начальником значительной части армии, так что со [55] смертью шаха мажет оказаться опасным соперником Велиада. Сель-и-Султан окружил себя европейцами, слывет большим поклонником запада и одевается в прусский мундир.

Третий сын шаха Неиб-Ус-Султане занимает пост военного министра и носит опасный титул принца-регента. Перемена престола в Персии, по всей вероятности, повлечет за собою междоусобия среди братьев и победа останется на стороне того из принцев, который будет располагать наибольшею военною силою, причем, однако, принц Велиад, имеет то значительное преимущество, что ему покровительствует Россия.

Власть шаха совершенно не ограничена; судьба всей страны находится в его руках; он же считается первым наследником имущества всех своих подданных и потому может выбрать себе львиную долю со всего, что остается после смерти каждого персиянина. Если шаху понравится какая нибудь вещь в доме министра или приближенного, последний должен непременно подарить ее своему властелину, иначе рискует лишиться места и подвергнуться ссылке и конфискации всего имущества.

Хотя власть шаха неограничена, однако страна управляется собственно министрами, утверждаемыми шахом; последний часто подписывает бумаги, даже не читая их. Несмотря на такой порядок вещей, царствование Наср-Эддина следует считать для Персии сравнительно счастливым во многих отношениях. Шах принимает близко к сердцу благоденствие своей страны и народа, чему особенно способствовали два путешествия по Европе. Он особенно заботится об организации армии, улучшении путей сообщения и украшении столицы. В его царствование значительно улучшены дороги на Эльбурсе и между Тегераном и Мешхедом. Но в стремлениях своих к благу страны правитель Персии не поддерживается никем, так как он окружен интриганами и карьеристами, мало заботящимися о пользе родины.

Однако, в Тегеране есть один человек, который стоит ближе к шаху, чем министры, принцы и посланники, это доктор Толозан, бывший французский военный врач, состоящий при Наср-Эддине в качестве лейб медика уже 30 лет и своими [56] удачными лечениями и операциями, приобревший доверение и расположение шаха. Толозан, вместе с тем, сериозный ученый и проводит большую часть дня в научных исследованиях.

Из числа прочих влиятельных иностранцев, проживающих в Персии, следует назвать: австрийца, генерала Гастейгер-Хана, предпринимавшего по поручению шаха смелое и опасное путешествие из Тегерана в западной границе Белуджистана; купца Брогли, немца, состоящего агентом известной торговой фирмы Циглер и К°; полковников Фельмера, Веделя, Гейслера и Гебауера, которые все заняты реорганизацией армии; французского инженера Вовилье, способствовавшего своими неусыпными трудами обнародованию топографических и геологических сведений о Персии; генерала Хутум-Шиндлера работавшего над тем же предметом.

Хедин выехал из Тегерана 27-го апреля, направляясь в Кум и оставив в госпитале своего спутника Чанова, заболевшего лихорадкою. В Персии существуют два способа путешествия в южные провинции: либо следуют с попутным караваном, либо берут на почтовой станции лошадь и едут верхом, меняя лошадей на станциях, устроенных на расстоянии от 5 до 8 фарсахов (1 фарсах = 7 километрам) одна от другой. Первый способ более верный, дешевый и менее утомительный, но за то и самый медленный, так как караваны, состоящие из верблюдов или мулов, редко проходят в сутки более двух станций и для достижения таким образов Персидского залива требуется не менее месяца.

Другой способ, называемый персами «тчапари» (курьерская езда) — гораздо скорее. Почтовые станции устроены в Персии давно и теперь почтовые здания находятся в сильном запущении. Они состоят из четырехугольного здания, с двором по середине; по стенам устроены ясли для лошадей, а в середине возвышение — куда складываются седла и уздечки; во двор ведут широкие ворота, по обеим сторонам которых отделены комнаты для проезжих, с земляными полами; над воротами устроена одна комната для почетных проезжих; она носит название «балаханех», издали имеет вид невысокой башни, а [57] внутри обыкновенно отличается крайнею нечистоплотностью, часто не имеет оконных рам и дверей и изобилует насекомыми. Постели здесь достать нельзя и приходится спать на полу, а что касается съестных припасов, то у конюхов можно купить яйца, хлеба и чаю и очень редко курицу.

На каждой станции живут несколько конюхов и содержится по шести верховых лошадей; за ночлег платят по 2 кирана (киран = 27,85 копейкам золотом) и на каждой станции уплачивают вперед прогоны до следующей по 1 кирану за фарсах с лошади, причем нужно заранее осведомиться о расстояниях, потому что конюхи иногда при расчете произвольно увеличивают число фарсахов. Путешественник всегда сопровождает верхом один из конюхов, который затем возвращается с лошадьми и получает на чай 1 киран.

Такие почтовые станции имеются однако в Персии только на наиболее оживленных путях, а именно; на дорогах из Тавриза через Сенган и Казвин до Тегерана; от Тегерана через Симнан и Шахруд до Мешхеда: на юг от столицы через Кум, Кашан и Испаган до Шираза; из Кашана на Иезд и Кирман; из столицы на юго-запад через Хашадан и Кирманшах до Чанекина на границе Аравии; из Тегерана на Демавенд, Аск и Баржеруш и, наконец, из Шахруда до Астрабада. Лучшие станции встречаются на пути Казвин — Тегеран — Бум; с приближением в Персидскому заливу они становятся все хуже, а в западных провинциях чрезвычайно плохи. Между Ширазом и Буширом станций нет и приходится останавливаться в каравансераях, которые, впрочем, существуют и на перечисленных выше путях, но в меньшем расстоянии друга от друга, чем почтовые станции. Большинство каравансераев построено при Шах-Аббасе в начале 17-го столетия; они служат для привалов и ночлегов караванов и размеры их очень значительны; во дворе могут поместиться одновременно несколько караванов, в воротах часто помещаются лавки, в которых можно купить чай, хлеб и фрукты; но для проезжих не устроено комнат, а в стенах сделаны большие ниши для ночлега погонщиков. [58]

Что касается персидских лошадей, то они небольшого роста, крепки, выносливы и неутомимы; их существует две породы — горная и равнинная; первая трудно переносит климат прибрежных низменностей, а вторая менее привычна к движению по каменистым и нередко опасным горным дорогам. Большинство лошадей — иноходцы и имеют приятный и быстрый аллюр; почтовые лошади приучены в движению коротким галопом и этим аллюром можно сделать по 150 верст в день. Высшей школы персы не знают и лучшим ездовом считается тот, кто не устает на седле и возможно прочнее сидит в нем.

Кроме местной породы, в Персии встречаются еще знаменитая арабская лошадь, приводимая из Багдада, а также туркменские лошади из Туркмении и Хорассана. Последняя очень некрасива, на высоких ногах, с длинной, узкой шеей и неуклюжей головой, но в отношении быстроты бега с нею не сравнится никакая другая лошадь.

Таким образом, Хедин, предпочитая более быстрый способ передвижения, выехал из южных ворот в сопровождении конюха по направлению к Куму. Насколько мог видеть глаз, в югу от столицы расстилалась песчаная степь, поросшая лишь местами высохшей травой и шиповником; слева виднелись развалины древнего Рагеса, у подошвы гор, а далеко впереди мелькал купол гробницы Шах-Абдул-Азима, составляющей запретное место для всякого неверного и окруженной небольшой деревней того же имени, в которой из Тегерана ведет широкая и ровная дорога, усеянная постоянно многочисленными богомольцами, идущими на поклонение святыне (Недавно французское общество проектировало постройку железной дороги из Тегерана до Шах-Абдул-Азима; ровная местность облегчит предприятие, а множество паломников обеспечит ей доход.).

После станций Кёрсёр и Хассанабад местность становится пересеченною, особенно у Хаус-и-Султан, около которого лежит большое озеро, составляемое, по всей вероятности, реками Кара-Су и Разд-Хане-Шур, текущими на восток по склонам гор в юго-западной части Ирак-Адшми. [59]

Дорога становилась менее оживленною и только изредка попадались на встречу отдельные всадники или караваны паломников из Мекки. 29-го числа Хедин утром достиг пятой станции Мензерие, расположенной над обширной долиной и близ большого каравансерая Эмир-и-Султан, а вечером того же дня остановился на 6-й станции Гсуль-и-Деллак; здесь течет большая, широкая река Кара-Су, через которую мост наполовину разрушен, так что приходится верхом переплыть реку.

В шести часах пути от этой станции лежит священный город Кум, на ровной степи, близ реки Руд-Хане-Кум, притока р. Кара-Су. В этом городе, представляющем уже издали красивый вид, вследствие больших зеленых куполов и шести высоких минаретов, похоронено тело непорочной Фатимы и 444 других святых; благочестивые мусульмане обыкновенно желают быть похороненными в этом месте и потому здесь множество могил и тысячи пилигримов ежегодно приходят на поклонение к гробнице Фатимы; европейцы к гробнице не допускаются и только Вамбери удалось видеть ее, благодаря искусному переодеванию.

За Кумом дорога становится каменистою и подымается постепенно до г. Кашана, имеющего 70.000 жителей и известного своею оживленною торговлею и промышленностью. Этому городу приписывается в будущем большое значений, так как он составит узел двух проектированных железных дорог; одна из них через Тавриз и Иезд соединить Европу с Индиею, другая прорежет Персию по направлению от Тегерана до Персидского залива. В Кашане живет небольшая колония секты огнепоклонников, которым главной резиденцией служит Кирман и Иезд; в первом городе их 1.500, во втором насчитывается до 6.500, а во всей Персии не более 8.500; они большею частью купцы или промышленники и сильно притесняются магометанами.

Равнина близ Кашана орошается водами; текущими из гор. Бухруд; здесь между двумя скалами еще при Шах-Аббасе была устроена запруда, направляющая воду в равнину; [60] вследствие этого здесь образовалось целое озеро, из которого вода с высоты 40 метров, водопадом ниспадает в равнину. Таких запруд в Персии встречается много и, по мнению Поллака, устройством запруд в Эльбурсе можно было бы оросить сделать плодородною всю равнину Тегерана.

Из Кашана Хедин отправился по направлению на Кухруд, достигнув крутых скатов гор, он должен был опередить сопутствовавшего ему перса, загнанная лошадь которого не могла поспеть за ним, проплутав некоторое время в темнота и снова попав на дорогу, он по указанию кочевников, достиг станции Кухруд.

Кухруд — большая деревня, состоящая из низких мазанок и плетневых хижин, расположенных амфитеатром по склонам гор и окруженных обширными садами и лугами; на самых выдающихся вершинах (10000 ) еще лежал снег; недалеко от Кухруда расположена, на высоте 7.000 фут, самая высокая станция английской телеграфной линии, идущей поперег всей Персии через Тавриз, Тегеран, Испаган, Шираз на Бушир, вдоль караванного пути, столбы состоят из железных труб, а проволок всего три — по одной телеграммы идут прямо из Калькутты в Лондон, по другой — производится сообщение между станциями, а третья соединена с общею телеграфной сетью. Положение телеграфистов должно быть незавидное в далекой чужой стране; многие из них живут здесь с семьями и рассчитывают только на то, чтобы накопить себе небольшой капитал, в. виду дешевизны жизни, и вернуться затем на родину.

Горы Кухруд чрезвычайно живописны и представляют хороший отдых для путника после пройденной им пустыня. Быстрые потоки ниспадают с диких скал и, орошая долины, способствуют произростанию сочной зелени. На южном склоне находится деревня Сох; близ Бидешка горы переходят снова в песчаную степь, расстилающуюся на юг мимо деревень Муршакон и Гац до самой Испагани; степь поросла здесь особого рода шиповником, который персы собирают, сушат и [61] потребляют на топливо. Дорога снова становится оживленною издали виднеется Испагань с многими куполами и минаретами, утопающими в богатой зелени.

Недалеко от города въезжают в длинную, узкую улицу, окаймленную полуразвалившимися стенами; затем тянется чудная платановая аллея, ведущая в мосту через реку Зендех-руд; этот длинный каменный мост возбуждает удивление путешественников великолепием постройки; по ту сторону города ежат виноградники и плантации опиума, а за ними предместье Джульфа. Самою блестящею эпохою для Испагани было царствование Шаха-Аббаса, ве конце XVI столетия, и его ближайших преемников. В 1643 году, до показаниям Шардена (Charden), в городе было 600.000 жителей, 162 мечети, 1.800 каравансераев, 12 кладбищ и в непосредственном соседстве его разбросано до 1.500 деревень. Теперь же число жителей составляет не более 50.000, а со всеми пригородами до 120.000 и от прежнего величия остались только замечательные постройки времени Шаха-Аббаса, как-то: мечеть Мешед-и-Шаг, близ огромной площади Мечдан-и-Шах (2.000 ф. длины и 700 ф. ширины); в мечети хранятся два талисмана персов — коран, написанный рукою Имама Реза и окровавленная рубашка, в которой умер Имам Гуссейн; по повериям персов, эта рубашка, вынесенная впереди войска на копье во время сражения, может обратить одним своим видом в бегство целую неприятельскую армию. Другой памятник времен Аббаса — базар Кайзарие, настоящий лабиринт, в котором постоянно толчется громадная толпа, проходят целые караваны, а иногда проезжает со своим кортежем губернатор принц Сель-и-Султан, и тогда все по дороге разбегаются в лавки и поперечные переулки, потому что принц отличается строгостью и жестокостью и не затруднился бы приказать повесить всякого, который не дал бы ему дороги. Местами на базарах работают ремесленники и производят такой страшный шум, что нет возможности разговаривать. Гуляя по базарам, можно познакомиться с главнейшими произведениями персидских кустарей; здесь ткут ковры, шелковые материи, делают вышивки, шали, [62] лакированные изделия, как-то: ящики для письменных принадлежностей, коробки, чашки, графины для вальянов; кроме того, фаянсовые и фарфоровые изделия, глиняные сосуды в виде павлинов и слонов и т. п. Таким образом, промыслы стоят в Персии на довольно высокой степени развития, но все же в последнее время значительно утратили свое прежнее значение.

Из прочих зданий Испагани заслуживают внимания древние дворцы Али-Капу и Тчехиль-Сутун, башня с медным делом, куда ходят на поклонение бездетные женщины, и икаю развалившихся мавзолеев.

Река Зендех-Руд — самая большая в провинции Ирак-Адшеми; она течет с возвышенности Зарда-Кух из той части Ирака, которая носит название Феридан и где лежит город Хонзар. Река очень широка, но не глубока и илиста, течет в юго-восточном направлении и за Испаганью теряется в песчаной пустыне или, по новейшим показаниям, в озере, лежащем около 100 верст к юго-востоку от города. Шах-Аббас, поняв значение большой реки для столицы, приказал перенести водораздел между рр. Махмуд-Кер и Зендер-Руд, причем воды первой стали изливаться во вторую, увеличение воды в последней было, кроме того, достигнуто устройством множества запруд, каналов, цистерн и шлюзов, потребовавших громадных затрат. Другое предприятие, соединение р. Карум, впадающей в Шат-Эль-Араб, с р. Зендех-Руд, несмотря на долголетние работы, не удалось. Через реку устроено три каменных моста: Пуль-и-Алла-Верды-Хан перекинут в наиболее широком месте и поддерживается 34 арками. Второй мост Пуль-и-Хассанабад замечателен своею архитектурою — в нем два прохода или настилки — верхний для караванов и всадников и нижний — для пешеходов: по сторонам верхнего прохода возвышаются каменные стены; весною вода настолько поднимается в реке, что нижняя настилка бывает затоплена и вода бьет через арки между обеими настилками; поздним летом же наоборот, в реке так мало воды, что обнаруживаются песчаные мели, между которыми протекают лишь незначительные ручейки. [63]

Предместье Джульфа населено армянами; они были вызваны сюда из города Джульфы (близ Араса) Шахом-Аббасом и пользовались при нем большими привилегиями; в позднейшие же царствования их, напротив, притесняли и многие семьи эмигрировали в Китай, в Индию или на родину, теперь же из прежних 30,000 армян осталось не более 2.000, занимающихся приготовлением вина, арака и опиума. Виноград доставляется из многочисленных садов Испагани, где возделываются до 30 различных сортов его и, кроме того, арбузы, персики и абрикосы. В предместье Джульфе улицы длинные и неправильные; в каждой по середине сделан небольшой канал, обсаженный деревьями; через него местами устроены каменные мостики. Дома, как и везде, сложены из высушенной глины, и вследствие бедности армян, имеют мрачный, жалкий вид; семья помещается обыкновенно в одной большой комнате, отапливаемой зимою мангалом. Все европейцы, телеграфисты или купцы, принужденные оставаться в Испагани, живут в предместье Джульфа; их всего с семьями до двадцати человек.

6-го мая Хедин выехал из Испагани по гладкой, но постепенно подымающейся дороге; местность к югу от предместья Джульфа очень пересеченная, но затем дорога становится ровнее и мимо деревень Марг и Маяр она на большом протяжении совершенно горизонтальна, она остается ровною и далее, мимо деревень Испе, Вайнан и Гермса; в последнюю стекается много богомольцев на поклонение Имам-Задеху из города Кумишех, также лежащего на пути несколько далее. В шести часах езды от этого довольно большого города лежит на одинокой, выступающей среди ровной степи скале деревня Иездекаст; дома как бы висят над пропастью, к ним вьется снизу многими изгибами узкая дорожка и вся скала имеет вид древней крепости. На почтовой станции, расположенной у подошвы горы, отдыхали до 20 солдат Сель-и-Султана, которые приняли путешественника очень любезно и угощали его виноградом и арбузами; все почти были турки.

Между деревнею Шульшетан, цветущим селением Обаде и полуразвалившеюся старою крепостью Сурлек дорога пролегает [64] по совершенно ровной низменности; но начиная от Сурмека и особенно близ Чаникура становится заметным приближение к горным цепям Фарсистана; отсюда до Дехбида местность пересеченная, а дорога каменистая и неровная. В последнем пункте Хедин посетил английскую телеграфную станцию, самую высокую после Кухруд и окруженную высокой каменной стеной; здесь кругом уже виднеются снеговые горы. Телеграфисты, кроме своих прямых обязанностей, должны еще делати метеорологические наблюдения, т. е. записывать ежедневно высшую температуру по Фаренгейту и состояние погоды. В день проезда Хедина высшая температура, в 2 часа пополудни, была +24° Цельсия, в январе и феврале она бывает +3° Ц., а минимальная доходит до нескольких градусов ниже 0. В Дехбиде ночные морозы начинаются в середине октября и продолжаются до апреля, снега выпадает много и от этого иногда перерывается телеграфное сообщение; по временам мороз бывает настолько силен, что топят по 3 раза в день. Однако климат Дехбида считается очень здоровым, и кочевники приходят в окрестности его на время четырех теплых месяцев. Эти кочевники живут отдельными родами в больших, четырехугольных, черных палатках и ведут спокойный и свободный образ жизни; они отличаются гордым, смелым характером, презирают городских обывателей, женятся на девушках своего племени; у них женщины ходят без покрывал; они сильны, здоровы и работящи.

Глава племени совершенно независим от правительства, он имеет неограниченную власть над своим племенем, ведет счет стадам и заботится о их увеличении. Кочевники перевозят свое имущество на верблюдах и на ослах, а сами ездят на лошадях или идут пешком. Они продают в городе молоко, масло, сыр, шкуры и шерсть, взамен чего покупают оружие, порох, пули и домашнюю утварь. На пути из Дехбида до Мургаба Хедин видел не менее 10 таких родов, по 10-15 палаток каждый.

Дорога все больше подымается в гору и деревня Мешед-и-Мургаб лежит на возвышенном плато, среди зеленеющих [65] лугов. Она получила название свое от р. Мургаб, обильно орошающей плато и обращающей часть его в болото.

Оставив Мургаб 10-го мая в 6 часов утра, Хедин продолжал путь по дороге, которая проходила среди высоких скал и становилась все хуже; в одном месте в скале на протяжении 100 метров вырублен открытый туннель, до того узкий, что местами стремена царапали стены его и разъехаться двум всадникам в туннеле нет возможности. В двух часах от Мургаба находятся развалины древнего города Пасаргаде, где похоронен Кир и мать Саломона. Хотя местоположение этого города и оспаривается историками, однако сама гробница здесь настолько соответствует описаниям ее историографами Александра, что можно предположить, что Кир именно похоронен здесь. Персы же приходят сюда на поклонение праху матери Саломона, пользующемуся большим почетом у них; разбросанные развалины дворца Пасаргаде называются персами Саломоновым троном (Тахт-и-Сулейман). Сказаниями о Саломоне наполнены все рассказы персов и с ним связано суеверие о привидениях, господствующих в громадной соляной пустыне Кевир, расстилающейся на восток от Тегерана и Кума до границ Авганистана и Сеистана.

Развалины Пасаргаде лежат на берегу р. Мургаб или Полвар, вдоль которого продолжается очень плохая дорога до деревни Кавамабад; оттуда дорога идет на телеграфную станцию Сивед и далее в Пусех. Около Пасаргаде вдоль берегов р. Полвар тянутся две значительные цепи гор, которые, однако, далее постепенно удаляются одна от другой, образуя в промежутке низменность Мердаш в западной части ее течет река Полвар, пробивая себе между скал дорогу к озеру Нирис. В восточной части выступает из главной возвышенности группа Рахмед с скалистым плато, где Дарий I-й построил свой знаменитый дворец. Хедин отправился из Пусеха к этому месту и целый день 11-го мая провел в осмотре Персеполя, столь богатого памятниками глубокой древности, за 2.400 лет тому назад. Здесь видны развалины двух дворцов Ксеркса и двух других времен Дария. На огромном горном [66] плато, где некогда Дарий и Ксеркс производили смотры своим несметным полчищам, теперь пасутся жалкие стада, и где прежде, вследствие искусственных сооружений, местность орошалась водами Полвара и отличалась плодородием, теперь ростет один шиповник и спаленая солнцем трава.

Несмотря на частые разрушения, которым подвергались дворцы при позднейших завоевателях, и на действие времени, уцелевшие части их сохранились отлично, как фигуры, так и надписи вполне явственны; даже песок не проник в поры камня и это следует приписать тому, что древние архитекторы умели так приготовить и укрепить камень, что он сопротивлялся воде и песку; надо, однако, заметить, что в этой части Персия дожди редки; ветры не бывают особенно сильны и песок низменности Мердаш удерживается на месте шиповником и травой. Персидский народ не имеет понятия об этих памятниках древности; имена Кира, Дария и Ксеркса ему не известны, он называет Персеполь — Тахт-и-Джемшид (троном Джемшида) и приписывает постройку дворцов королю Джемшиду, герою многих легенд.

От станции Пусех дорога сначала хорошая, а в некотором расстоянии проходит через болото по каменной гати очень узкой; болото образуется водами р. Полвар, которую переезжают по высокому каменному мосту на арках; река здесь имеет значительную ширину, а вода грязная, но обильна рыбой. Следующая станция — Сергун. За этой станцией дорога плохая, каменистая и неровная, подымается в гору; среди пересеченной местности прорыто много каналов, которые, вместе с попадающимися все чаще на дороге караванами мулов, заставляют предугадывать близость большого города; действительно, с въездом на высокую, выдающуюся группу скал, внизу ее открывается с запада обширная низменность, по середине которой лежит большой город — это Шираз, бесспорно самый красивый город Персии. Он знаменит тем, что в нем погребены поэты Саади и Хафи, и славится приготовляемым здесь. вином и чудными розами. [67]

Спустившись с гор по узкой долине и проехав часть ровной низменности, Хедин по совершенно прямой дороге выехал на главную улицу Шираза и отправился к начальнику телеграфа Фаргесу (Fargues), к которому у него были рекомендательные письма от Гюббенета и Толозана. Телеграф помещается в великолепном здании, охраняемом часовыми.

Фаргес — француз по происхождению, ему 50 лет; он держит себя спокойно и с достоинством. Прежде он занимался изучением медицины в Париже и предпринял путешествие в Персию из любознательности, но с тех пор уже не возвращался в Европу и живет здесь 20 лет. Он отлично знает географию Персии, говорит и пишет по персидски, турецки и арабски, разбирает клинообразные надписи и санскритские письмена и главным образом занимается археологическими исследованиями и знакомством с религиозными верованиями секты бабистов; ему известен их секретный язык и он владеет их священными рукописями, которые намерен обнародовать по возвращению во Францию, в виду представляемого ими живого интереса.

В Ширазе проживает еще другой француз Декроа (Decroix), состоящий наставником 18-ти летнего сына Сель-и-Султана, принца Джелал-Эд-Даулен, живущего в Ширазе и номинально считающегося здесь губернатором. Хедин имел аудиенцию у молодого принца, который отлично говорит по французки, имеет любезное и приятное обращение, чрезвычайно толст для своих лет, хотя лицо его молодое и безбородое. Он предупреждал Хедина о вредном климате Бушира и советовал не пить воды, в виду ограждения себя от лихорадки; принц проверял познания Хедина в персидском языке и много смеялся его произношению и выбору выражений, им заученных.

Джелал-Эд-Даулен страстный охотник и в этот самый день возвратился с охоты на ланей в окрестностях Шираза, после чего отдыхал в своем гареме.

Молодой принц отличается ненавистью к англичанам и выказывает ее при каждом удобном случае. [68]

Свен Хедин оставался в Ширазе до 16 мая; кроме самого города, он осмотрел несколько выдающихся гробниц в окрестностях и посетил могилу своего соотечественнике доктора Фагергрена, умершего восемь лет тому назад. Фагергрен известен в Ширазе не только как хороший врач, но и как военный начальник; в 1855 году, когда имам Маската отказался платить дань за уступленный ему город Бендер-Аббас с окрестностями, персы не могли овладеть городом и только когда был принят план атаки, составленный Фагергреном, и когда ему было поручено командование войсками, предприятие увенчалось полным успехом; по мнению Фагергрена, выраженному по поводу этой осады, в персидской армии успех или неудача зависят от ничтожных причин; команд и послушания в бою не существует; персидский солдат мог бы быть очень храбрым, если бы им умели управлять и возбуждать в нем увлечение. Профессор Вамбери во время своего путешествия в Персию, которое он совершал переодетым турецким дервишем, виделся с Фагергреном и очень ценил его сведения о стране и обитателях; шведский доктор оставил после смерти интересные записки о Персии; они находятся в Ширазе и известны только генералу Хутум-Шиндлеру, зятю Фагергрена и инспектору телеграфов в Персии, с который Хедин встретился позднее в Бушире и который обещал отыскать и предоставить в его распоряжение записки доктора.

В 6 часов пополудни 16-го мая Хедин собрался в дорогу, напутствуемый советами Фаргеса и снабженный провизией состоящей из вина, жестянок с сардинками и вишен; мяса не было взято с собою, так как оно не могло, сохраниться при господствовавшей сильной жаре.

Лошади, на которых ехали Хедин и проводник его, не были переменены до самого Бушира. Первою станциею от Шираза был каравансерай Тшенар-Рахдар, всего в 2 фаршах от города, расположенный на обширной ширазской равнине у подошвы ограничивающих ее гор. На следующее утро в 4 часа путники поднялись и направились вдоль ручья Дех-Шейк, притока реки Кара-Агач; вода в нем чистая и [69] хорошая; три раза дорога пересекает ручей по небольшим каменным мостам и становится постепенно каменистою, а местность — пересеченною; вместе с тем, попадается и более обильная растительность в виде травы, цветов, крупного шиповника, кустов и отдельных деревьев. Многочисленные стада овец, медленно подвигающиеся в горной стране Дехбид, нередко загораживают дорогу.

На следующей станции, Ханех-Зениан, остановились лишь на несколько часов и продолжали путь на протяжении одного фарсаха вдоль р. Кара-Агач; по мере возвышения местности растительность становится гуще, гребни холмов покрыты густыми кустами и редко ростущими не высокими, но толстыми деревьями; все чаще стали попадаться зайцы и дичь. Вскоре достигли отдельной группы возвышенностей Син-Э-Сефид (Белое седло), формою и цветом грунта вполне оправдывающие свое название; дорога пролегает по верхнему гребню и с нее открывается роскошный вид на окружающие долины и беспорядочный лабиринт свал и горных цепей. Без сомнения, этот путь через возвышенности Фарсистана один из самых трудных и опасных в мире; об этом свидетельствуют и английские путешественники, побывавшие в Гималаях и в Скалистых горах. В неудобствам дороги здесь присоединяется еще опасность от разбойников, пользующихся для нападения на проезжих узкими проходами и ущельями. В 9 1/2 часов вечера остановились в деревне Дашт-Арджин, где не было каравансерая, и потому пришлось провести ночь на одном из дворов на окрайне деревни.

На следующий день в 4 1/2 часа утра пустились дальше; деревня Дашт-Арджин лежит на плоскогорье, к которому примыкает небольшое озеро того же имени; оно обставлено вплотную горами и только на северном берегу остается узкий проход, по которому пролегает дорога. Местами из гор выбиваются светлые ручьи, образующие иногда довольно высокие водопады и питающие озеро своими водами. Скоро, однако, плоскогорие (терасса) оканчивается и дорога поднимается по склонам гор и становится очень извилистою, крутою и каменистою, [70] сохраняя этот характер до самой вершины Пир-и-Цен, на высоте 7.400 фут; растительность местами обильная, встречаются даже небольшие рощи.

С Пир-и-Цена дорога также круто спускается в другую сторону к круглой долине, середину которой занимает отдельная горная группа; на вершине ее находится каравансерай Миан-Котэл (средняя вершина), где путешественники остановились на несколько часов, с 10-ти до 2-х; под крышей здания ютилось множество гнезд ласточек, а в стенных щелях попадаются особого рода серо-зеленые змеи, длинной в 3 фута; они встречаются здесь повсюду в ущельях гор питаются птенцами ласточек. За Миан-Котэлом расстилается между двумя параллельными горными цепями заросшая травой и деревьями долина Дашт-и-Герм; в конце ее, как заграждая дорогу, возвышается группа Котэл-Дохтер, одна и самых трудно доступных в Персии. Подъем сравнительно был довольно легок, но спускаться по западному склону было чрезвычайно затруднительно; дорога здесь мощеная, ужасно крутая и снабженная каменными перилами; глядя сверху на эту дорогу, можно было сосчитать тридцать шесть извилин и надо было удивляться, каким образом по этому пути могут перевозиться все английские товары, идущие во внутрь страны.

Спустившись с Котэл-Дохтера, дорога снова выходит на равнину; слева расстилается мелкое, покрытое у берегов трости ком, озеро Пуль-и-Абгвинех; западную часть его дорога пересекает по длинному, полуразрушившемуся мосту, так что местами приходится ехать в воде, до 2 фут глубины. За мостом опять начинается обширная долина, покрытая лугами, на которых пасутся стада кочевников; на горизонте виднеются сады, финиковые пальмы и куполы города Казерума, которого путники достигли в 8 1/2 часов вечера. Хедин имел рекомендацию к телеграфному чиновнику от Фаргеса и потому был хорошо принят им и пользовался у него помещением и столом.

Казерум имеет от 7-8.000 жителей и носит на себе отпечаток чисто восточного города, благодаря финиковым Палмам, составляющим главное средство существования жителей, [71] и чрезвычайной жаре, которая здесь дает себя чувствовать. Большая часть домов, покрытых белой штукатуркой, имеет опрятный вид, прочие же оставлены жителями и полуразрушены. Из Казерума дорога пролегает по равнине, покрытой скудно засеянными полями, до Шапура, небольшой деревни со старой, до хорошо сохранившейся крепостцой. Деревня эта известна, вследствие барелиефов, высеченных в горах, лежащих в северу от нее. Барелиефы эти представляют собою эпизоды на жизни короля Сапора, взявшего в плен римского императора Валериана в III-м веке по Р. Х.

Отдохнув и пообедав в Шапуре, Хедин со своим спутником в 6 часов пополудни отправились далее; в течении нескольких часов тянулась еще равнина, затем въехали в узкий горный проход, который опять заменился ровною долиною с обширными полями. В 10 часов вечера прибыли в деревню Кемаредж с каравансераем; окрестности ее не безопасны от разбойников и потому здесь все жители, земледельцы и пастухи, постоянно имеют при себе ружья. На другое утро перевалили через горную группу Котэл-Кемарежд, столь же надо доступную, как и предыдущая. Около 11 часов утра достигли деревни Конар-Тактех; здесь каравансерай оказался разрушенным и путешественники остановились для отдыха у одного гостеприимного персиянина; его две красивые и не носившие покрывала жены усердно хлопотали по хозяйству, справлялись о европейских обычаях, жили повидимому в мире со своим супругом и между собою и вообще, казалось, пользовались гораздо большею свободою, чем женщины-персиянки в городах.

В 9 часов вечера тронулись далее и вскоре достигли последней группы возвышенностей Котэл-Мало; в узкой долине течет широкая и обильная водою река Руд-Шанех-Далики, занимая всю долину, вследствие чего дорога высечена в скалах; через реку ведет высокий каменный мост, из семи арок, снабженный четырьмя башнями. Отсюда уже возвышенности становятся менее значительными, скаты отложе и вообще начинается спуск с горной страны Фарсистана, так что близ [72] местечка Далики, которого Хедин достиг в 4 часах утра, местность возвышается над уровнем моря не более 200 фут. Отдохнув в течении трех часов, путешественники сели на коней и продолжали путь по мало-плодородной степи; жара становилась невыносимою и действовала удручающе на всадников и лошадей; в 11 часов остановились в Боразджуне у армянина-телеграфиста, спали до 6 часов, превращая таким образом день в ночь, а в 9 часов вечера отправились далее, проехали в 2 часа утра каравансерай Ахмеди и вступили уже отсюда на ровную береговую долину Мессилех; почва становилась сырою и солончаковою и местами грунт был совершение белого цвета; восходящее солнце осветило зеркальную поверхность Персидского залива и видневшиеся вдали белые дома Бушира; дорога проходит узкий, болотистый и покрытый соляною корою перешеек, соединяющий с материком полуостров, на котором лежит город; затем она подымается на полуострове по едва заметному скату и с вершины открывается оживлении картина окрестностей порта: множество деревень разбросано на полуострове, между ними заметно движение пешеходов, всадников и караванов, на самом берегу виднеются разрушенные стены и башни и беспорядочно нагроможденные дома города Булгара, а в гавани стоят на якоре множество рыбачьих судов и одно красивое военное судно. В 4 часа утра, 22 мая, Хедин въезжал в городские ворота Бушира, совершив в течении 29 дней путешествие верхом через Персию и сделав около 150 тв. миль, 1.500 километров.

Опоздав на пароход, ушедший в тот же день в Базру, Хедин должен был прождать целую неделю в Бушире, где сначала остановился было у армянского священника, но потом, узнав о том, что в городе находится генерал Хутум-Шиндлер, зять доктора Фагергрена, отправился к нему с письмом от Фаргеса и был очень любезно принят генералом и английским консулом Малькольмом, у которого тот жил. Хедин воспользовался также гостеприимством последнего и поселился на его роскошной вилле, расположенной за городом на южной стороне. [73]

В Бушире насчитывается до 20.000 жителей, разных национальностей: арабы, персы, армяне, индусы и негры, занимающиеся преимущественно торговлей и рыбною ловлею. Кроме того, здесь живет до 40 европейцев, по большей части англичане, состоящие при генеральном консульстве или при телеграфе; остальные — состоят при немецких, английских и голландских торговых домах, служащих посредниками при вывозе зерна и опиума и при ввозе европейских колониальных товаров.

Бушир самый значительный порт Персидского залива, главное складочное место английской торговли и исходный пункт английского влияния в стране. Англичане уже давно пытаются противодействовать проникающему с севера и постоянно возрастающему влиянию России; с этою целью ими в 1857 году была сделана неудавшаяся попытка овладеть Буширом; теперь они обратились на другой путь для поддержания в Персии утрачиваемого обаяния своего; для этого существуют два предположения: одно заключается в том, чтобы воспользоваться, как торговым путем, единственною судоходною в Персии рекою Барун, в Арабистане, притоком Шат-Эль-Араба; однако, персидское правительство смотрит неблагосклонно на подобные планы европейцев и, сверх того, для осуществления идеи пришлось бы устроить канал, обходящий пороги близ города Ахуаса, и новую караванную дорогу из г. Шуштера до Испагани, да еще умиротворить живущие здесь дикие кочевые племена бактиаров; несмотря на представляющиеся затруднения, устройство новой дороги было бы очень выгодно для англичан, так как она была бы гораздо удобопроходимее трудного пути Испагань-Шираз-Бушир и даже удобнее дороги из Багдада в Кирманшах, где турками взимаются непомерно высокие пошлины со всех иностранных товаров. Другое предположение состоит в проложении железной дороги из Багдада в Тегеран, через Кирманшах и Хамадан, но исполнению этого проекта препятствует чрезвычайная пересеченность местности, особенно близ последнего из названных городов.

Россия издавна уже верными шагами открыла себе путь и влиянию в Персии завоеваниями и трактатами и теперь из [74] военного порта на о-ве Ашур-Аде русские могут менее, чем в неделю, дойти до Тегерана и заставить шаха согласиться на какие угодно условия. Поэтому можно с уверенностью сказать, что остатки древней персидской монархии давно перестали бы существовать, если бы равновесие не поддерживалось упомянутым выше английским влиянием, проникающим в Персию с юга. Как Каспийское море исключительно принадлежит русским, так на юге Персидский залив есть чисто английское море. Но издавна известно, насколько русская колониальная политика стоит выше английской и это несомненно подтверждается и по отношению к Персии; сверх того, на стороне русских другие преимущества, заключающиеся в непосредственном соседстве и краткости пути к Тегерану, тогда как английским караванам приходится проходить только что описанную, чрезвычайно затруднительную, дорогу через возвышенности Фарсистана. Таким образом, Персия обязана своим существованием лишь соперничеству двух держав и раздел ее между ними составляет только вопрос времени. Между тем русское влияние все более распространяется; оно ощущается теперь и в Испагани, и англичане это видят по ежегодно уменьшающемуся ввозу их товаров и хотят воспрепятствовать этому открытием нового, торгового пути в Испагань.

Перешеек, соединяющий полуостров с материком, очень низменный и прежде во время приливов его заливало водою; и теперь же это случается редко; зато иногда самому городу со всех сторон угрожает море. Большой залив, восточнее города, имеет всего фута два глубины, но посередине он перерезывается более глубоким каналом, по которому на плоскодонных барках поддерживается сообщение города с дорогою, идущею от Борасджуна в морю, несколько западнее караванного пути. На самом северном мысе полуострова расположен город; узкие и грязные улицы его напоминают все прочие персидские города, но дома отличаются тем, что имеют два или три этажа; построены они из пористой каменной породы третичной формации, которая образует почву всего полуострова; камень настолько легко разрабатывается, что его прямо плитами [75] вырезывают из грунта. Вдоль гавани идет неправильного очертания улица, загроможденная местами тюками и ящиками; при отходе судов в Бомбей или Аден или Китай улица эта чрезвычайно оживляется, так как беднейшая часть населения города живет тем, что носит товары с берега на суда, лежащие на яворе в 1/2 мили, или обратно; сотни арабов и персов носят товары, иногда имея воды по горло и держа тюки над головою. Гавань вообще мелкая и чтобы подойти на 1/2 мили в городу, суда должны проходить по узкому извилистому фарватеру между отмелями. В одной миле в югу от Бушира лежит деревня Рейтар, резиденция большинства европейцев; тут же находится и вилла английского генерального консула. Последний заведует не только английскими делами и торговлей в Бушире, но и во всех прочих портах Персидского залива, а также и в Маскате. В Решире замечательна древняя гробница и развалины старой португальской крепости начала XVI века.

Климат Бушира очень нездоровый, приезжие легко заболевают диссентерией или лихорадкою; здесь следует воздерживаться от употребления вина и пива и вообще всего разгорячающего, самый лучший напиток — это чай. Жара в этом городе чрезвычайная, особенно около 2 часов пополудни, ночи душные. Ветры распределяются таким образом, что в течение 10 месяцев из каждых пяти дней три дня господствует северный ветер, а два остальных дня совершенно тихо. В июле и августе всегда бывает безветрие. Солнечные удары случаются очень часто; туземцы ходят совсем голыми и с обнаженными головами, но европейцы носят довольно толстые платья, так как иначе кожа не выдерживает палящего зноя и ощущается сильнейшая боль, особенно чувствителен в этом отношении затылок.

Зимою и раннею весною полуостров покрывается роскошною травою и цветами и в эти времена года климат очень приятный, напоминающий собою европейскую весну. Водою город снабжается из окрестных деревень; откуда она привозится на ослах, в кожаных мешках. Вода достается из глубоких колодцев кожаными мешками, прикрепленными к ремню, вращающемуся на вороте. [76]

Вода здесь нехорошего качества и европейцам следует пользоваться ею умеренно. Высшие точки полуострова, подымаются до 90 фут над уровнем моря, чем и обусловливается наибольшая глубина колодцев.

Поля убираются в апреле и мае; сеют преимущественно пшеницу, ячмень, просо и горох; молотят подобно тому, как и во всей остальной Персии, при помощи особого рода саней, протаскиваемых на двух ослах через уложенные в кружок снопы.

Летом температура достигает 110° по Ф. (43,3° Ц.); Хедин наблюдал один раз в комнате температуру в 45° Ц.; чрезвычайная сырость воздуха еще увеличивает мучительность зноя. Зимою иногда выпадает много снега, который, однако, вскоре тает; сильные дожди в это время года не редки. Животное царство небогато; больше всего попадается лисиц, шакалов и антилоп, а из птиц чайки и куропатки.

Утром 28-го мая Хедин покинул Бушир и, собираясь отплыть в Базру на пришедшем из Индии пароходе «Ассирия», сначала посетил вместе с генералом Хутун-Шиндлером персидский фрегат «Персеполис», стоявший на рейде. Генерал Хутум-Шиндлер по отцу — немец, мать его была англичанкой; он в ранней молодости поступил на службу английским телеграфным чиновником в Персии, но вследствие постигших его в этой должности неудач, оставил ее и был принят на персидскую службу, занял пост помощника министра телеграфов, с чином генерала и обязанностью инспектировать телеграфные станции Персии; поэтому, едва ли кто либо из европейцев столько путешествовал по этой стране, как он. Таким образом генерал Хутум-Шиндлер семь раз совершал путешествие в Мешхед и столько же раз побывал в Бушире, куда прибыл теперь для инспектирования фрегата «Персеполис». Одинаково знакомый как с западными, так и с восточными провинциями, он составляет ценные заметки по географии и статистике Персии и карты наименее известных частей страны. (Большинство его заметок появляются в Берлинском журнале «Zeitschrift fur Erdkunde»). [77]

«Персеполис» — единственное большое персидское военное судно, 2-х мачтовое, роскошно и удобно отделано; оно вооружено тремя крупповскими орудиями малого калибра; экипаж его состоит из 30 матросов персиян; капитан и 3 офицера немцы. Главное назначение судна состоит в охране Персидского залива и особенно порта Бушира от неприятельского вторжения, но в мирное время оно назначается для перевозки товаров в персидские порты залива и в Бомбей, а также служит яхтою, которою шах еще никогда не пользовался. Теперь судно стояло уже на рейде 9 месяцев, не получая никаких приказаний; офицеры были этим очень недовольны и собирались вернуться в Европу, когда капитан опасно заболел лихорадкою.

«Персеполис» построен в Бремене и обошелся персидскому правительству в 500.000 марок. Затратив такую значительную сумму, оно уже более не заботится о судне, не отпускает средств на ежегодный ремонт его и неакуратно выплачивает жалованье офицерам. Между тем судно так долго уже простояло на месте, что кораллы обхватили его со всех сторон и прикрепили ко дну; во время приливов судно не подымается, а вода по меткам возвышается до 4 фут; чтобы сдвинуть его с места, по мнению офицеров, потребуется несколько недель работы для разрушения коралловых строений и отделения киля от дна.

В два часа пополудни Хедин отправился на «Ассирию», огромное судно (общества «British India Steam Navigation Company»), которое плавает между Бомбеем и Базрою, заходя в порты Карантши, близ устьев Инда, Гвадар, на границе Белуджистана и Персии, Маскат, на Оманском берегу, Рас-Джаск, важная станция английского телеграфа при входе в Ормуздский шив, Лингех на Ларистанском берегу и Бушир.

В 5 часов «Ассирия», приняв почту, снялась с якоря, осторожно направилась по фарватеру между отмелями, сначала в юго-западном, а потом в северо-восточном направлении, при довольно сильном северном ветре. На следующее утро, в 7 часов, она достигла обширных песчаных отмелей, лежащих [78] впереди устья Шат-Эль-Араба, а в 8 часов вошла в самую реку. Отмели здесь подвижные и чрезвычайно затрудняют мореплавателям вход в реку; посреди устья устроен маяк.

Река при устье очень широкая и течение чрезвычайно медленное; по берегам виднеются целые рощи великолепных пальм, сменяемые зеленеющими лугами, на которых пасутся стада и разбросаны мелкие поселения, состоящие из шалашей. Суда придерживаются правого берега реки, так как вдоль левого тянутся длинные, отчасти заметные для глаза, песчаные отмели; вскоре прошли мимо деревень Фао, на правом и Мохамера на левом берегу; последнее поселение, лежащее на персидской территории, состоит из нескольких одноэтажных каменных домов и незначительной крепости, положение которой, однако, на границе Аравии и Персии, у слияния двух судоходных рек (Шат-Эль-Араб и Карун), вблизи Персидского залива — самое выгодное; недаром англичане в 1857 году пытались занять и этот пункт, но здесь, как и в Бушире, потерпели неудачу.

Различие между берегами Шат-Эль-Араба в нижнем течении поразительное: левый, персидский берег имеет пустынный и обнаженный вид, только местами заметны редкие группы пальм; правый, напротив, представляет собою почти сплошной лес финиковых пальм, между которыми белеются шалаши и врытые соломою хижины арабов.

Около 3 часов пополудни показался порт города Базры, наполненный множеством судов различных размеров, и, между прочим, заметно выделялись три больших парохода, плавающие между Лондоном и Базрою, и несколько мелких; на правом турецком берегу реки виднелось несколько больших зданий, над которыми развевались английский или турецкий флаги. В гавани находилось и небольшое турецкое военное судно, предназначенное для защиты порта от нападения разбойников.

Хедин высадился в Базре; поселился в доме одного английского купца и сошелся с рекомендованным ему генералом Шиндлером немецким купцом Аше; близ гавани оказалось до семи больших строений, принадлежащих европейцам и занятых консульствами, торговыми конторами и складами для [79] товаров; собственно город Базра лежит в расстоянии трех километров от реки и соединен с нею при помощи трех каналов; каналы эти разветвляются по всем направлениям, образуя обширную сеть, при чем более значительные каналы служат путями сообщения, а мелкие — для орошения обширных пальмовых плантаций, окружающих город. Степень судоходности каналов зависит от высоты воды в главной реке и потому в разные времена года неодинакова; во время дождей и таяния снега, т. е. позднею осенью и весною, пальмовые сады иногда наводняются, летом же многие из внутренних каналов совершенно высыхают, особенно во время отливов, которые, как и приливы, ощущаются здесь благодаря тому, что уровень нижнего течения Шат-Эль-Араба почти одинаков с уровнем Персидского залива.

30-го мая Хедин посетил город Базру, отправившись туда по каналу в лодке. Город имеет до 15.000 жителей, отличается узкими и грязными улицами, на которых по ночам бродят голодные собаки и шакалы, подбирая всякую падаль; из общественных зданий выделяются лишь дворец турецкого губернатора и одна из 40 мечетей города. Главную прелесть Базры составляют сады финиковых пальм, в которых, можно сказать, совершенно утопает город; но аромат их, во время отливов, не в состоянии заглушить миазмы, подымающиеся из высохших ям и каналов; вследствие этого климат Базры самый нездоровый. Весною главная река от обилия воды выходит из берегов и затопляет местность, превращая ее в болото; в окрестностях города подымаются из них испарения, насыщающие воздух влагою и способствующие распространению лихорадок; ни туземцы, ни приезжие не могут избежать их; малейшая простуда, неумеренное употребление воды или фруктов неминуемо влекут за собою заболевание лихорадкою; она сопровождается диссентерией и обнаруживается сильным ознобом, вскоре переходящим в жар, отвращением к пище, бледностью и совершенным упадком сил; это часто продолжается в течении многих недель; развитию лихорадки способствует также нездоровый западный ветер, слабый остаток [80] доходящего сюда самума. Население Базры представляет собою смесь всех национальностей и рас прилегающих стран; несмотря на большое разнообразие вероисповеданий, столкновения между представителями различных религий очень редки.

На первый взгляд торговля здесь кажется очень оживленною, благодаря множеству плавающих по реке и каналам судов и большим складам товаров. Но собственно говоря внутренняя торговля не обширна и замечаемое оживление относится к транзиту. В Базру и через порт ее проходят следующие товары: из Индии — шелк, кисея, полотно и сукно, золото и серебро, сандальное дерево и индиго; из Бахрейна жемчуг, из Персии — шали и фрукты, из Мокка — кофе, из Явы — коренья. Предметы роскоши, большею частью изготовляемые в Бомбее, провозятся мимо Базры в Багдад. Вывоз из Базры обнимает собою благородные металлы, медь, жемчуг, сырой шелк, лошадей и особенно финики. Последнего товара вывозится несметное количество в Персию, Сирию и Неджд, а также в Индию и Европу, особенно со времени открытия Суэцкого канала В окрестностях Базры возделывается до семидесяти видов финиковой пальмы, имеющей обширное применение в быту арабов и персов; это дерево доставляет пищу и напиток, употребляется при постройке домов, мостов и лодок, из него приготовляют ковры, канаты, корзины и множество других предметов.

В последнее время обратили внимание на город Базру по поводу проектов железной дороги, соединяющей Средиземное море и Персидский залив. На этой линии Алеппо, Багдад и Базра были бы важнейшими пунктами, так как предполагается дорогу провести от залива Искандерун или Антиохии близ устьев Оронтеса вдоль берегов Тигра или Евфрата по удобной местности и на протяжении около 1.400 километров; положением этого железного пути продолжительность путешествия в Бомбей совратилась бы на 10 дней. Стоимость предприятия исчисляется в 250 миллионов франков, которые покрылись бы преимущественно доходами с местной торговли, так как для транзита Суэцкий канал представлял бы значительную [81] конкуренцию, и с пассажиров третьего класса. Осуществлением этого предприятия был бы положен конец караванной торговле между Сириею и Месопотамией.

Управление Базрою турецкими властями оставляет желать много. Население презирает губернатора и пытается поставить себя как можно самостоятельнее. На безопасность жителей не обращено никакого внимания, шайки бедуинов безнаказанно вламываются в дома и производят грабежи; плотины и каналы приходят в запущение и плодороднейшая в мире почва в окрестностях города далеко не дает того урожая, которого можно было бы ожидать при разумном возделывании ее и при обширном применении канализации.

На следующий день, 31 мая, в 5 часов пополудни, Хедин отплыл из порта Базры далее вверх по реке на речном пароходе «Меджидие», поддерживающем, вместе с другим пароходом «Калифах», сообщение с Багдадом, — оба судна принадлежат английскому обществу, отличаются большими удобствами и управляются английскими капитанами. Существует еще другое турецкое пароходное общество, но его суда менее удобно устроены, проходят расстояние до Багдада вдвое медленнее и отправляются не регулярно.

За Базрою берега реки становятся пустыннее и болотистее, пальмовые рощи постепенно исчезают; ширина реки средним числом составляет около 500 метров, глубина от 6-10 метров; в гавани Базры есть места глубиною до 20 метров. Скорость течения незначительная.

Около 11 часов пароход прошел мимо устья реки Керчан, берущей начало на границе между Ардиланом и Луристаном в западно-персидских горах, а в 12 часов он достиг Корнах, место слияния Тигра с Евфратом, где, по поверью туземцев, находился Эдем и до ныне сохраняется древо познания добра и зла, частички которого за дорогую плату сбываются легковерным пилигриммам. Еще за несколько километров от Корнаха можно отличать светлые воды Евфрата от мутной, коричнево-зеленой воды Тигра. Евфрат составляется из двух рек Фрата и Мурад-Су. Первая берет начало близ [82] Эрзерума на высоте 2.000 метров, течет сначала на запад, потом близ Эргина под прямым углом поворачивает на юг и сливается с Мурад-Су, выходящей из западных склонов Арарата; от Малатие, в Курдистане, до выхода из гор около Урфы (Эдесса) река изобилует порогами, водопадами и первого пункта принимает с Антитавра реку Точма-Су. Отсюда Евфрат уклоняется дугообразно к востоку и приближаете; на 150 километров к Средиземному морю у Биреджика; затем течет на юг и, наконец, уклоняется на юго-восток, сохраняя это направление до самого Персидского залива.

Биреджик замечателен как место переправы (на больших плотах) караванов и странников, идущих из Диарбекира в Алеппо или в Средиземному морю. Ниже река вступает в долину Месопотамии, имея не более 1 дециметра падения на километр; слева впадают в нее Нар-Белик и Шабур у города Анаха — снова важный пункт переправы. Около Багдада Евфрат приближается в Тигру на расстояние 50 километров и, будучи выше последнего на 5 метров, отделяет в нему несколько рукавов, лишаясь от этого значительного количества воды. Еще ниже он снова отделяет на восток рукав, который, образовав соляное озеро Неджеф, снова соединяется с рекою. Эта местность замечательна в историческом отношении: близ Хиллеха находятся развалины Вавилона, на восточном рукаве — Вавилонская башня, а севернее ее — святое место Кербела. Ниже Евфрат еще многими рукавами соединяется с Тигром, пока окончательно не сливается с ним у Корнаха. Здесь количество воды не больше, чем при слиянии Евфрата с Мурад-Су, не смотря на многочисленность притоков Тигра и Евфрата; причиною этого медленность течения и сильное испарение вод. Прежде Евфрат еще в среднем и нижнем течении принимал реки Вади-Али и Вади-Хауран, по теперь они высохли и остались только одни глубокие русла их.

Тигр также образуется из двух рек: Бухтан-Су, вытекающей из гор, южнее озера Ван, и Дидшлех, берущей начало близ истоков Евфрата, но на 400 метров выше его. В верхнем течении Тигр принимает много мелких притоков [83] и течет вдоль курдистанских и западно-персидских гор. Здесь лежат важные пункты Диарбекир и Моссул; ниже последнего с гор Курдистана текут в Тигр значительные реки Большой и Малый Саб; ниже Багдада вливается текущий с гор Ардилана приток Диджала.

Между Евфратом и Тигром расстилается собственно Месопотамия, обставленная с востока, севера и запада горами, а с юга граничащая с пустынями Аравии; местность эта низменная и сырая, а почва чрезвычайно плодородная, но мало возделанная и обратившаяся в пустынные степи со времени разрушения древних каналов; системою каналов можно было бы легко поднять этот край и возвратить ему прежнее цветущее состояние. Большая часть населения состоит из полудиких, кочевых арабов, занимающихся грабежом караванов и проезжих; они подчиняются живущему в Багдаде турецкому паше.

Пароход «Меджидие» утром 1-го июня подошел к еврейскому городу Эсра (могила пророка того же имени). За городом снова тянутся на обоих берегах болотистые равнины, местами покрытые сочными лугами, кое где видны не большие селения из двух десятков хижин, врытых соломою, окруженных возделанными полями. В это время года вода в реке стояла еще довольно высоко, но позднее летом образуется много мелей и пароходы нередко на них наталкиваются; тогда пассажиры высаживаются на берег и товары выгружаются, после чего судно обыкновенно легко снимается с мели.

Население берегов делится на множество кочевых арабских племен, отличающихся храбростью и воинственностью; они ходит почти голыми, ездят обыкновенно на отличных лошадях и вооружены всегда длинными копьями. Самые выдающиеся племена суть Монтефик, Абу-Мухамед, Бени-Лам и Кхамар. Некоторые из них сделались оседлыми, но большинство кочуют со своими огромными стадами овец и буйволов. Палатки их состоят из согнутых дугою жердей, на которых набрасывается плетеный из соломы мат; некоторые имеют палатки из материи или шкур. [84]

Около 4 часов остановились не надолго у города Амар, расположенного большею частью на левом берегу. Здесь заметны были красивые белые домики, телеграфная станция и мечеть. Выше по реке местность такая же однообразная, только справа вдали виднеются крутые скаты Курдистанских гор.

2-го июня продолжалось плавание вверх по р. Тигру; берега были усеяны селениями и стадами; палатки здесь сделаны из черного войлока, подпертого высокими шестами. К вечеру достигли города Кот-Эль-Амара на левом берегу: этот город возник лет десять тому назад и служит рынком для кочевых арабов; главный предмет торговли здесь овечья шерсть, отправляемая отсюда в Багдад в мешках или тюках; близ этого города отделяется канал, ведущий из Тигра в Евфрат, за городом берега реки становятся выше, от 2 до 4 метров над уровнем моря; очертания берега более резкие и болотистых мест не замечается. На пароход налетела целая стрекоз, которые массами покрывали прибрежные поля. Постепенно с движением вверх по реке температура становится менее высокою; жаркие и сырые ветры чувствуются уже гораздо менее и климат повидимому здесь значительно приятнее, чем в Бушире или Базре. В 9 часов прошли мимо укрепленного селения Багхила, а в 10 попали на мель, с которой однако по снятии части балласта скоро удалось сойти. Быстрота течения р. Тигра в этом месте составляла 2 1/2 мили в час. В 9 часов утра 4-го июня достигли очень замечательного пункта на среднем течении реки: на выдающемся полуострове лежат развалины древних городов Селевкии и Ктесифона, и издали еще заметна хорошо сохранившиеся развалины дворца Так-Кезра. Хедин сходил здесь на берег пока пароход объезжал полуостров, и осмотрел остатки городов и дворца, построенных в VI веке по Р. Х. Приемный зал дворца представляет собою совершенное чудо по необычайным размерам: он имеет вышину в 100 фут и длину в 153 фута; потолок сделан в виде колоссального свода.

В расстоянии одного часа пути от развалин пароход миновал устье р. Диджала, которая на половину уже Тигра, но имеет [85] такую же мутную воду. Вскоре показался издали Багдад, но вместо ожидаемых великолепных дворцов и золоченых куполов, Хедин увидел между пальмами группы беспорядочно загроможденных белых домов и крытых белою штукатуркою минаретов. В 6 1/2 час. вечера «Меджидие» бросил якорь перед таможнею города и в пароходу подплыло множество своеобразных совершенно круглых лодок; они сплетены из гибких сучьев, залитых асфальтом или просто глиною, имеют вид корзин к управляются двумя гребцами, которые близ берегов веслами отталкиваются от дна, но на середине реки, где глубина достигает 20 фут, принуждены грести. Эти лодки употребляются здесь с древнейших времен, изображения их видны на ассирийских барельефах и они описаны были еще Геродотом. Причина, почему не делают здесь обыкновенных лодок, заключается в чрезвычайной дороговизне дерева, привозимого из Тавра и Армянских гор.

На следующее утро Хедин сошел на берег и розыскал английского купца Хильперна, к которому имел рекомендательное письмо от англичанина, встреченного в Басре; этот отвел ему роскошное помещение и дал проводника для осмотра города.

Теперешний Багдад расположен на обоих берегах Тигра, при чем восточная часть, где находится и европейский квартал, гораздо обширнее и красивее западной. Через реку ведут два моста, особенно много пользуются одним из них, нижним, устроенным на тридцати понтонах и довольно уже ветхим. Город окружен стеною, сложенною из кирпича и возведенною в разные периоды истории города; в углах стены устроены большие башни, а на фасах — малые, вооруженные незначительными орудиями; через стену ведут трое ворот, северо-западные, наиболее посещаемые, северо-восточные и юго-восточные. С наружной стороны стены — глубокий, но сухой ров.

Окрестности Багдада чрезвычайно пустынны; на север и на восток от города не видно ни одного дерева, ни селения. Северо-восточная часть города также почти оставлена и представляет собою груду развалин. Лучшие и большие дома [86] сгруппировались близ реки и окружены финиковыми пальмами. Дома эти построены из бурого кирпича в два или три этажа: кроме того в них устроены подвалы, в которых под потолком укреплено полотно, приводимое в движение двумя шестами; сюда местные жители скрываются летом от невыносимой жары и тогда полотно подвала приводится в постоянное движение, на подобие опахала, руками двух сменяющих друг друга слуг. В комнатах здесь чрезвычайно душно, спят тут на крышах под балдахином и встают с восходом солнца. Летом средняя температура в городе составляет 40° Ц., а иногда доходит до 50° Ц.; в то же время года в течении 40 дней дует теплый западный ветер «Сум», очень опасный в пустыне. Северный и восточный ветры здесь неопасны, но южный бывает не приятен. Осень самое приятное время года; тогда богатые граждане покидают Багдад и поселяются близ развалин Ктесифона охотятся на уток вдоль берегов Тигра. Зима холодная и дождливая; после нескольких дней дождя узкие и неправильные улицы превращаются в болота и проходимы почти только верхом; базары здесь довольно правильные и изобилуют предметами восточной роскоши. Из 100 мечетей города, лишь 1/3 имеют минареты и куполы; самая древняя мечеть Джама-Эль-Сок-Эль-Газель (1235 г. по Р. X). В городе имеются до тридцати каравансераев.

Текст воспроизведен по изданию: Извлечение из сочинения «Через Персию, Месопотамию и Кавказ» С. Хедин // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Выпуск XXIX. СПб. 1888

© текст - Блом ?. ?. 1888
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
© OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© СМА. 1888