КАРЛ ПЕТЕР ФОН ГЕЙДЕНШТАМ

КАРТИНА ЗАПАДНОЙ ПЕРСИИ

(Окончание.)

Древние Персы покланялись, кажется, Единому, всемогущему Богу; но в последствии времени предались сабеизму (обожанию солнца и звезд). Зороастр или Сентзуч (Зердуч) преобразовал их религию; но после него Волхвы, исключительные истолкователи священных книг, начали изъяснять его учение по своему произволу, и благоприятствовать, из корыстолюбия, суеверию: тогда-то основалось поклонение огню и солнцу. Арабы, покорив Персию в осьмом столетии, ввели в нее Магометанскую веру, которую исповедует теперь большая часть Персиян. Впрочем между сим народом господствует величайшая терпимость вер: Христиане, Жиды, Индийцы, Гвебры (остаток приверженцев Зороастра) свободно отправляют в Персии свое богослужение: одни только приверженцы Алия (Персияне) и Абубекра (Турки) питают друг к другу непримиримую ненависть. [253]

Теперь духовенство Персидское есть богатейшее в свете, и имущества оного возрастают с каждым днем от подарков Шаха и щедрости Мусульман. Впрочем сии имении принадлежат духовенству вообще; оно не может продать их, и только пользуется получаемыми с них доходами.

Первосвященник имеет многие пышные титулы, как-то: Щит Всевышнего, Царь веры и пр. Но настоящий титул его есть Сидер-эль-Джегори (священник мира); при Дворе же просто называют его Сидер-эль-Сидер (священник священников). Сии первосвященники присвоивают себе право на престол, в качестве потомков Пророка; а потому Шахи употребили все свои силы для удержания их в зависимости и уменьшения той власти, которую они имеют над народом, и которая могла бы сделаться для них опасною. Первосвященник есть верховный судья в делах богослужебных; он управляет имениями духовенства, но в сем последнем случае подчинен присутственному месту.

В каждом городе есть по одной старшей духовной особе (базарк-акии), которая пользуется великим уважением [254] и производит суд в делах, касающихся до веры, по предписаниям Корана. На решения оной можно подавать апелляции Первосвященнику: ей подчинены другие духовные (акии), Муэццины, которые читают молитвы, совершают браки и похороны; Моллы, которые с минаретов сзывают народ на молитву, обучают детей чтению и совершают обрезание; Дервиши, разделенные на четыре класса, Сагидов, Моев, Каландиев и Факиров. Сагиды и Мои весьма уважаются и везде находят хороший прием. Пришед в дом к Персиянину, какого бы звания он ни был, они без церемоний садятся за стол с прочими гостями, и у каждого просят милостыни, в которой им почти никогда не отказывают; но если вздумают торговаться с ними, или отказывать им в просьбе, то они не встанут с места до тех пор, пока не будут удовлетворены. Они ходят по деревням, останавливаются у начальников, и налагают подаяния на жителей, которые принуждены носить к ним на квартиру разные припасы, между тем как они сами продолжают собирать подаяние по другим местам. [255]

Каландии разделяются на множество классов; они живут в монастырях, и стараются всякими странностями и шарлатанствами возбудить удивление в черни и обманывать оную. Самый богатый монастырь их есть Мегемед-Алла, в Испагани.

Факиры превосходят всех в бесстыдстве; даже опасно встречаться с ними без оружия; ибо они всегда носят с собою род копья, и кроме того вооружены топором и кинжалом. Под именем милостыни, они обирают прохожих с головы до ног. Самый вид их внушает уже отвращение: одни покрыты рубищами; другие, полунагие, носят на плечах тигровую кожу; некоторые раскрашивают свое тело красною краскою; все носят странную прическу: у иных волосы всклочены, а на шее висят змеи и другие ядовитые животные; все это делают они для доказательства своего благоговения к Пророку. Из всех Персидских монахов Факиры суть самые презренные и опасные: они шатаются по всему Государству в полном смысле, и число их простирается до двадцати тысяч.

(Число исповедующих разные веры в Персии полагается следующим образом:

Сих последних должно быть, по вашему мнению, гораздо более. Соч.) [256]

Фет-Али, нынешний Шах, перенес свою резиденцию в Тегеран. Сей город, много уступающий Испагани в пространстве, великолепии и многолюдстве, лежит в стране песчаной, бесплодной, нездоровой и подверженной таким чрезвычайным жарам, что все жители, имеющие какой нибудь достаток, переселяются на лето в окрестные горы: сам Шах отправляется в это время во дворец, построенный на холме, в одной миле от города; по всем комнатам сего дворца протекает ручей, сохраняющий в них свежесть воздуха. Фет-Али предпочел Тегеран по привязанности к нему здешних жителей, между тем, как жители Испаганские взирали на него с ужасом, когда он в 1797 году, овладев верховною властию, повелел умертвить сорок Принцев династии, [257] сверженной им с престола, которые все были потомки Абдула-Шаха. В Тегеране полагают до 300,000 жителей: дворец Шахов, вместе с гаремом, имеет три Французские мили в окружности. Во всяком большом городе Шах имеет по великолепному дворцу, которые все построены на один образец, и только различаются между собою величиною. Ворота Тегеранского дворца выходят на площадь, обставленную пушками. Получивший какую нибудь милость от Шаха обязан, с пышною церемониею, итти к сим воротам, и поцеловать их. Прежде сего всякий преступник находил в сих воротах или в Государевых конюшнях убежище от преследования законов, где он только по особенному приказанию Шаха мог быть схвачен: но нынешний Шах уничтожил сей обычаи. — По обеим сторонам оных находятся две залы: в одной председатель Дивана, но шести часов в день, занимается делами правосудия; иногда приходит сюда и сам Шах для утверждения решенных дел: в другой, Садразам (первый Министр) ожидает повелений Шаха; в третьей зале находится Низарни-баши (Церемониймейстер), который вводит особ, [258] позванных Шахом, иностранцев, получивших аудиенцию, и вообще всех важных чиновников, просителей и придворных; в четвертой зале находится офицер, коему поручено охранять дворцовые ворота: сию должность отправляют высокие чиновники, по очередному списку. Позади зал, расположены комнаты для телохранителей, для некоторых Куларов и унтер-офицеров; за оными следует большая галлерея, вдоль которой расставлены шкафы, где хранится сбруя Шаховых лошадей. Там же находятся квартиры для Обер-Шталмейстера, для чиновника, который с серебряною лампою ходить впереди Шаха, и имеет смотрение над придворными плясунами; для Шеика, Гофмейстера и начальника скороходов.

В духовные праздники, во время приема Посланников чужих Держав и т. п. по обеим сторонам сей галлереи, ставят лошадей в богатой сбруе, у коих удила сделаны из золота, седла унизаны жемчугом и дорогими каменьями, и которые привязываются золотою цепью к столбикам из того же металла. К одному концу сей галлереи примыкает большое строение, в коем находятся мастерские для ремесленников всякого рода, [259] работающих для дворца и сераля, коих число обыкновенно простирается до двух тысяч; все они содержатся на счет Шаха. К другому концу примыкают магазины, в коих хранятся вещи, присланные из областей Шаху в подарок. Чрез колоннаду, или лучше сказать, чрез погреб, входишь на двор, где находится кладовая для всех драгоценностей, составляющих сокровище Шаха, собранное веками.

Другая сторона сего строения ведет в обширный сад, в коем алеи украшены белым мрамором; цветники обведены позолоченными решетками, и орошаются находящимися посреди их фонтанами. На конце сада построена большая зала, поддерживаемая мраморными столбами, в которой стены обиты золотыми листами. Окна в сад вышиною в рост человека. Посреди сей залы, на подножии из белого мрамора, находится престол Шаха, или род весьма высоких кресел из масивного золота, плотно обложенных жемчугом и драгоценными камнями. Шах почти никогда не садится на сем престоле, но, по Персидскому обычаю, на богато вышитом ковре, расстилаемом подле решетчатого окна. Платье его богато [260] убрано драгоценными камнями; он носить нарукавники, украшенные четырьмя большими яхонтами, знаком самодержавия; его пояс и чешки сделаны из самого крупного жемчугу; сабля, трубка (калиан), словом, все покрыто жемчугом и дорогими камнями. Все сосуды, употребляемые во дворце, состоят из чистого золота. Впрочем, в комнатах ничего нет, кроме ковров, заменяющих стулья, столы и постели.

Сераль расположен в саду, и один только Шах имеет вход в сию часть дворца. Гарем окружен высокими стенами; бодрая стража приставлена к его защите: никто, под опасением смертной казни, не смеет даже взглянуть на ворота сего святилища. Женщинам, заключенным в стенах его, позволено иногда прогуливаться за город: в сем случае, по тем дорогам, но коим должно им итти, наперед посылаются вестовые, коим приказано уведомлять жителей о времени выхода сих пленниц; и тогда уже никто не смеет показываться на улице. Евнухи, сопровождающие их, предают смерти всякого, кого только встретят на дороге, если ему более семи лет от роду. Многочисленная стража идет [261] на милю впереди женщин, и по времени стреляет из ружей, для уведомления деревенских жителей, чтоб они в это время удалялись от дороги. Сверх того сии женщины так закутаны в платья, что невозможно заметить ни красоты их лица, ни телосложения. Когда Шах отправляется, в сопровождении своего гарема, в лагерь, тогда все войска удаляются из него на время, пока женщины будут помещены в своей палатке.

Шах никогда не женится: все сии женщины, со времени своего вступления в гарем, становятся орудиями его удовольствий. Если одна из них окажется беременною, то получает особенные комнаты, и тогда обходятся с нею, смотря по числу детей Шаха. Если у него их очень много, то он приказывает умертвить новорожденного.

Гаремом управляет мать Шаха, или другая пожилая женщина; она за малейшие проступки наказывает с крайнею жестокостию: часто за небольшую вину приказывает бить, бросить в воду, или другим образом умертвить несчастную женщину, а иногда даже зарыть ее живую в землю. С тою, которая родит Шаху первого сына, обращаются очень хорошо; [262] она имеет позволение следовать за своим сыном, когда он, достигнув зрелых лет, посылается Наместником в область. Прочие дети Шаха всегда находятся взаперти и под присмотром в серале. Старший сын, вступив, по смерти отца, на престол, обыкновенно приказывает умертвить всех своих братьев; иногда он бывает великодушен, и тогда довольствуется только лишением их зрения и способности к деторождению. Сестры Шаха по большей части выдаются замуж за высоких духовных особ; но дети, рожденные от сих браков, обыкновенно умерщвляются по повелению Государя.

Гарем охраняется евнухами: Койар-баши, их начальник, есть один из важнейших чиновников в Государстве; он имеет в областях людей, коим поручено доставлять к нему всех прекраснейших женщин, каких только они могут найти: ему самому дано право осматривать гаремы частных людей, и брать из оных для Шаха лучших женщин; часто получает он от вельмож богатые подарки за помещение дочерей их в гарем Шаха. [263]

Считается до четырех сот евнухов белых, черных и мулатов.

Правление в Персии совершенно сходствует с Турецким и вообще всех Азиатских Держав.

Садразам (первый Министр), иногда называемый также Алшемадулет (Наместник мира), есть первый чиновник в Государстве; за ним следует Каймакан (его помощник). Министры должны во всех случаях соображаться с волею Монарха, которая служит высочайшим законом; иногда собирается Диван, но только для формы. Садразам обязан представлять все дела и давать свое мнение на все просьбы; но евнухи и женщины имеют величайшее влияние на решение дел, и можно сказать, что здесь гарем управляет Государством. Шах есть верховный судья во всех делах; всегда можно прибегнуть к его власти. Смертные приговоры исполняются на месте, и почти всегда перед его глазами. Самое кроткое наказание состоит в трех ситах палочных ударах по пятам; если вина значительнее, то отрезывают уши; наконец за самые важные преступления бросают в воду, [264] распарывают брюхо или зарывают живых в землю.

Чиновники юстиции в городах называются Дарогами; они по нескольку часов в день проводят на торговых площадях, чтоб отбирать и решать жалобы жителей. Обыкновенно всякая тяжба решается не более, как в два часа, и в это же время наказывается виновный. Все дела по деньгам, покраже, хозяйственным спорам и купчим относятся к должности Казиков: они суть Прокуроры Шаха. В Персии вообще два рода присутственных мест; одни Государевы, другие духовные. Счастие для Христиан, и вообще для всех жителей Персии, неподвластных Магометову закону; ибо предписания Корана столь жестоки и безрассудны, что если б суд всегда производился по оным, ни один Христианин не мог бы жить в Персии. Магометане могут без препятствия отнимать у Христиан имение и жизнь; если кто нибудь из них убил Христианина, то двенадцать Иманов осуждают его только на некоторый обряд очищения, как будто бы он убил нечистое животное. По решению Иманов, Мусульманин не обязан держать свое слово или [265] клятву, данную Христианину; и если Христианин представляет в суд Акиев (священников) денежный договор, подписанный Мусульманином, то его отсылают как обманщика. Кроме того есть Государевы судебные места, которые Магометане называют урфою (властию). В сие-то присутственные места можно подавать апелляции на приговоры, сделанные по предписаниям Корана, после чего духовные суды не смеют уже вмешиваться в это дело. Хотя вообще и думают, что в Коране содержатся все законы духовные, политические и частные; однако здесь столько исключений, что трудно сказать по справедливости, какой закон существует в Персии.

Полицеймейстер (Молеб), во всяком городе, заставляет провозглашать таксу товаров, и наблюдает за тем, чтобы они, за назначенную цену, содержали в себе законный вес. Днем и ночью он ходит дозором для сохранения порядка, и арестования нарушителей общественной тишины. Все касающиеся до него жалобы решает он словесно, да и в самых Государевых судах никакие дела не производятся письменно. Всякий, с своими свидетелями, является в судебное место, [266] сам защищает свое дело, и судья делает приговор: если недовольны его решением, то подают апелляцию в высшее присутственное место или самому Шаху. Дело, касающееся до уголовного преступления, производится в Государевом Суде: убийца обыкновенно осуждается на уплату цены крови. Ежели родственники убитого недовольны судейским приговором, то им отдают виновного; после чего они подвергают его жесточайшим наказаниям, какие только мщение может выдумать, и наконец предают его смерти: однако и в сих случаях положен срок, по истечении которого они не имеют уже права мучить убийцу.

Персияне очень суеверны, и много полагаются на Астрологию: нет ни одного богача и знатного Персиянина, у которого не было бы своего Астролога. Если Шах хочет отправиться в дорогу, торжествовать праздник, объявить войну или заключить мир, то Астролог его должен наперед назначить для сего день и час; словом, Шах ничего не предпринимает без его совета. Мунедженабаши (начальник Астрологов) пользуется большою милостию у нынешнего суеверного [267] Шаха, и имеет на него значительное влияние. Но Астролог у Принца Аббас-Мирзы находится в противоположном состоянии: сей последний, научил своего Астролога соображаться в гаданиях с желаниями его повелителя; и часто употребляет сего человека для возбуждения храбрости в своих войсках. Каждый Персиянин носит множество ладонок, реликвии и т. п., иногда полный экземпляр Корана, в богатом, дорогими каменьями украшенном переплете. Сии священные вещи он привешивает к своим лошадям, верблюдам, слонам, охотничьим собакам, даже иногда к бесчувственным предметам, к ружьям, саблям, кинжалам, словом, ко всему, что в глазах его имеет некоторую цену. Впрочем Персиянин в обращении учтивее Турка; он ласков к своим домашним и весьма гостеприимен; но лукав и хитер, враг своего ближнего, имеет дурное сердце и любит пресмыкаться. Перед высшим себя он показывает великолепие и расточительность; впрочем он храбр, способен к воине, и чрезвычайно ловок, но не имеет благоразумия и присутствия духа в опасности. Хотя он суеверен, но не предается [268] фанатизму, как Турок. Вообще Персияне имеют некоторые познания и хорошие умственные способности. Мы уже говорили, что они всегда лгут в своих обыкновенных рассказах; кроме того, они стараются друг друга сбивать в речах и приводить в замешательство, чтоб выказать свое искуство и тонкость ума; можно сказать, что они получили от природы многие хорошие склонности, которые однако ж пропадают без пользы. Честностью и добродетелью нельзя достигнуть в Персии ни знатности, ни власти. Поелику жизнь вельмож есть не что иное, как цепь угнетений, то они готовы всегда унижаться, даже до просьб, если имеют нужду в своих подчиненных.

Одно из величайших удовольствий Персиян есть охота. Самое свойство земли приглашает их к сей забаве, ибо здесь множество дичи, например, оленей, зайцев, кабанов, тигров, леопардов, фазанов, куропаток разного рода. Когда Шах захочет ехать на охоту, то за несколько дней вперед несколько тысяч человек получают приказание загнать множество дичи в то место, куда Шах должен отправиться. По прибытии [269] Шаха все охотники становятся в большой круг, и таким образов стесняют дичь со всех сторон. Шах стреляет прежде всех, после него свита, и наконец каждый делает по нескольку выстрелов сряду: сим образом убивается множество дичи. Если охотники слишком стесняют свои круг, то иногда попадают выстрелами друг в друга: против таких несчастных случаев не наблюдают они никакой предосторожности.

Частные люди, забавляясь охотою, гоняются за дичью на лошадях с гончими собаками, или пускают на нее рысь, которую возят позади себя: сей зверь настигает оленя тремя прыжками. Фазанов и куропаток ловят соколами, коих у Шаха есть до шести сот.

За тиграми гоняются также на лошади: когда сей зверь увидит охотника, то ложится на землю, и нажидает его, чтоб после на него броситься; охотник скачет вокруг зверя, уменьшая постепенно круги свои, так, что наконец отделяется от него только несколькими шагами; тогда он вонзает в него дротик, и обращается в бегство; но если он даст промах, но тигр [270] бросается на лошадь, и раздирает ее своими когтями.

Персияне много употребляют опиума; они приготовляют его различными способами. Самые богатые всегда носят в маленькой коробочке опийные пилюли, называемые афиун. В сем виде опиум, будучи принят внутрь, приводит человека в некоторый восторг, и производит приятные мечты и сновидения; по прошествии же сего действия, повергает его в сон и причиняет онемение членов. Люди, не столь богатые, находят в публичных кофейных домах опийные декокты, которые они пьют вместо афиуна, слишком для них дорогого. Самый обыкновенный декокт приготовляется из простого маку; но есть еще гораздо опаснейший напиток, делаемый из семени и листьев конопли, и называемый кенаром; его употребляют в самых малых приемах, как nux vomica (рвотный порошок). Войдя в кофейный дом, где пьют сен кенар, подумаешь, что находиться в доме сумасшедших. Сперва видишь людей печальных и унылых, бледных, слабых и как бы бесчувственных; но вдруг начинают они смеяться без всякой причины, бранить других; одни превозносят свои [271] подвиги, другие бросаются на шею к всякому, кто подле них находится. Действие сего напитка продолжается пять или шесть часов, после чего впадают в род слабости и беспамятства. Употребление оного портит кровь и ослабляет все нервы. У Монголов и в Индии дают преступникам опиуму, смешанного с уксусом: ничто не может тогда спасти их от смерти; по видимому, они сами призывают ее своими плясками и песнями. Небольшой прием афиуна, смешанного с конопляными листьями, лишает человека всех способностей.

Женщины в Персии осуждены на вечное рабство; они не могут присутствовать при богослужении, и даже после сей жизни, не имеют никаких надежд; они живут на земле только для нужд и удовольствии мужчин, которые в другой жизни, по их суеверным преданиям, думают найти для себя молодых девиц ангельской красоты (райских гурии), ожидающих их от самой, вечности. Воспитание женщин находится в совершенном небрежении; они не умеют ни читать, ни писать, ни шить; словом, не знают ничего полезного: все их занятия состоят только в том, чтоб [272] наряжаться, курить в саду кальян, смотреть на танцы невольниц и взаимно посещать друг друга; но главнейшее дело их состоит в гаремных интригах, на которые они пускаются с удивительною отвагою, и которые тем более причиняют мужчинам досады и огорчения, чем более у них жен. Надобно знать, что по предписанию Корана, Персияне могут иметь четырех жен. В Персии три рода браков: можно купить жену, нанять ее на определенное время, или жениться на ней обыкновенным порядком. Все дети, рожденные от сих различных браков, признаются равно законными.

Нельзя дать точного понятия о климате Персии, не сделав особенного описания каждой области порознь: так наприм. есть там места окруженные горами, в коих в Январе месяце столь же тепло, как среди лета в странах, лежащих ближе к северу. В южных областях зима есть приятнейшее время года; но лето несносно по чрезвычайному жару. Кроме лихорадок, причиняемых сим зноем, принуждающим жителей удаляться в горы и жить там в палатках, здесь в это время дует ветр, который, вместо [273] освежения атмосферы, делает ее гораздо тягостнее, по причине множества тонкой пыли, им наносимой, и проницающей сквозь самые плотные материи. В Августе дует ветр, называемый Персиянами Гамаремом, а Евреями, в прежнее время, Самиелем: он распространяется порывами, и причиняет смерть всем существам, которых только коснется. Человек, застигнутый сим ветром в поле, должен броситься на землю, прижать к ней лице и накрыть голову платьем. В домах должно тщательно запереть все двери и окна; но и при всех таких предосторожностях, люди чувствуют, во время сего ветра, тягость и расслабление, весьма похожее на морскую болезнь.

Недостаток в воде, который в продолжение многих лет был весьма тягостен для Персии, междоусобные войны, раздиравшие в течение полувека сию землю, и в последнее время, беспредельная жестокость Надира-Шаха, в котором в последние годы его жизни, жадность к золоту и богатству подавила все чувства человеколюбия, — все сии причины заставили множество Персиян бежать в Мидию. Голимые невольным страхом, [274] жители целых деревень и городов спасали себя в горах от жестокости сего Шаха, который рассылал своих трабантов для отнятия у них имущества и жизни. Теперь некоторые области почти совсем безлюдны, и в самой крайней бедности. Земля стала бесплодною, покрылась солью и лишилась всей растительности и зелени. Немногие леса, находящиеся в Персии, простираются по берегам Каспийского моря; и дрова здесь так дороги, что бедные жители жгут только навоз, смешанный с соломою, и затвердели и на солнце. В редкой земле находится столько ядовитых животных, как в Мерсии. Между самыми опасными, замечательны скорпион, род паука и змея, в несколько дюймов длиною, которых укушение смертельно.

Во время бытности Генерала Гардана в Персии, нынешний Шах установил Кавалерский орден, коего знак носился на красной ленте, и с одной стороны представлял льва и двуострую саблю Алиеву, а с другой имел Арабскую надпись. Но когда вскоре после того Английский Посланник отказался от сего ордена, почитая его для себя низким, Шах установил другой, коего знак [275] изображает спящего льва, имеющего над собою солнце, и носится на зеленой ленте. Первый орден пришел в упадок; а последний, который, по своему богатому украшению, весьма дорого стоит, жалуется только немногим военным чиновникам. Принц Аббас-Мирза, который любит все Европейские обычаи, и особенно имеющие целию возбуждение храбрости в воинах, учредил также новый орден, называемый Серферли (т. е. армии в поле). Знак сего ордена состоит из осми-угольной звезды, со стихом Корана на одной стороне, и с изумрудом на другой, и носится на красной ленте.

В Персии нет наследственного дворянства, но все богатые люди, которые не имеют нужды для своего содержания заниматься чем нибудь, обыкновенно придают своим именам разные титулы, как то: Хан Мугамед, Сидер Уссейн, Сардар Салик, даже Шах Абдул, и никто этому не противоречит. Самые скромные называют себя Мирзами (Князьями). Все сии титулы тогда только значат что нибудь, когда поставляются после имени; в сем случае они показывают чин или достоинство; напр. Аббас-Мирза значить Принц Аббас; [276] Абдал-Шах, Король Абдал; Мугамед-Хан, Генерал Мугамед, и проч.

Пер. Н. Р.