СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

РУКОЮ ГРИБОЕДОВА

После подписания Туркманчайского мира для большинства современников, в том числе и П. А. Вяземского, стало очевидно, что именно А. С. Грибоедов «был главным тружеником мира: во-первых, сто раз умнее других, да и знал народ персидский». ¹ Однако уже в марте 1829 года, после трагической гибели русского посольства в Тегеране и искупительной миссии Хосров-Мирзы, основным результатом которой явилась официальная версия о том, что сам Грибоедов виноват в происшедших событиях, а также в свете последующей карьеры И. Ф. Паскевича стало утверждаться мнение, наиболее ярко прозвучавшее в записках Д. В. Давыдова, о том, что «Грибоедов, невзирая на блистательные дарования свои, никогда не принадлежал к числу так называемых деловых людей». ² Защищая Грибоедова от обвинений Д. В. Давыдова, Д. А. Смирнов при публикации новых грибоедовских материалов писал, что ему «положительно известно то совершенно деятельное участие, которое принимал Грибоедов не только в заключении Туркманчайского договора, бывшего именно созданием Грибоедова, но и самом ходе кампании (...) Он беспрестанно старался приводить в действие главную пружину дела — ”не уважать неприятеля, который того не стоит”. Движение к Аббас-Абаду, даже самой Эривани, было следствием личных самых убедительных настояний Грибоедова. Во время этой войны явились во всем блеске его огромные дарования, его дипломатический такт и ловкость, его способность к труду, огромному, сложному, требующему больших соображений». ³

Предлагаемые ныне к публикации материалы позволяют убедиться в том, что Д. А. Смирнов был предельно точен в оценке деятельности Грибоедова-дипломата. Прежде всего обратим внимание на специфику материала, хронологические рамки которого ограничиваются в основном Дей-Карганской конференцией, начавшейся 4 ноября 1827 года. Со стороны России в состав делегации входили: главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом И. Ф. Паскевич, представитель ГКИД России А. М. Обрезков, редакторы протоколов А. С. Грибоедов, А. К. Амбургер, Н. Д. Киселев, переводчики Г. М. Влангали, Аббас-Кули-ага (Бакиханов). Со стороны Персии делегацию возглавлял наследный принц Аббас-Мирза, его сопровождали: каймакам Мирза-Абул-Касим, беглер-бек Тавриза Фетх-Али-хан, статс-секретарь Мирза-Мехмет-али, переводчик Мирза-масуд и др.

Из всех обсуждавшихся на конференции вопросов два вызывали наибольшие споры. Это вопрос о территориальном размежевании (определении пограничной линии) и вопрос о выплате контрибуции России. Персидская сторона (в надежде на содействие английских дипломатов и предполагаемое скорое начало военных действий России против Турции) стремилась оговорить меньшую сумму контрибуции, получить льготные условия выплаты, подписать мирный договор и уклониться [89] от выплаты денег, обещанных России. Со своей стороны российские дипломаты преследовали прямо противоположные цели. При этом, в отличие от либеральной позиции А. М. Обрезкова, готового пойти на уступки персидским дипломатам, т.е. подписать мир и разъехаться, Грибоедов, как известно, придерживался «жесткой линии» ведения переговоров, а именно: если внешнеполитическая обстановка уже сложилась в пользу России, то не упускать достигнутого преимущества и не подписывать мирный договор до выплаты первой части контрибуции, оставив за собой право прервать мирные переговоры и возобновить военные действия, если персидская сторона откажется выплатить условленную сумму.

Позиция Грибоедова не могла не тревожить английских дипломатов, которые со времени взятия русскими войсками Тавриза ⁴ пытались в качестве посредников оказать влияние на исход Дей-Карганских переговоров. ⁵ Российские дипломаты, имея печальный опыт содействия англичан во время подписания Гюлистанского договора в 1812 году, старались использовать английское посредничество с выгодой для себя, сохранив независимость решений и поступков. Вследствие этого после подписания Аббас-Мирзой основных положений мирного договора в Тегеран были посланы офицеры Отдельного Кавказского корпуса, сначала капитан В. Д. Вольховский, а вскоре поручик князь Кудашев, основной задачей которых было определение истинных намерений персидской стороны относительно выплаты контрибуции России.

Так как уже в декабре 1827 года стало известно, что Фет-Али-шах Каджар не принимает подписанных Аббас-Мирзой условий мирного договора и назначает Мирзу-Абуль-Хассан-хана в качестве нового уполномоченного, что практически вернуло договаривающиеся стороны к исходной точке переговоров, российская сторона прервала переговорный процесс и объявила прибывшему Мирзе-Абуль-Хассан-хану о возобновлении военных действий. Известно, что этот, хотя и жесткий, но чрезвычайно эффективный ход был подсказан Паскевичу Грибоедовым. ⁶ Следующий переговорный этап начался в Туркманчае практически через месяц после конференции в Дей-Каргане — 6 февраля, и на четвертый день конференции (10 февраля) был подписан Туркманчайский договор.

Публикуемые документы лишь в самой незначительной степени освещают ту «черновую» работу, которую вел Грибоедов на конференциях. Специфика предлагаемого материала состоит в том, что это записи по горячим следам событий: оперативные данные разведки, донесения агентов и курьеров, извлечения из переписки английских дипломатов, сведения, предназначенные для отправки в вышестоящие инстанции от имени Паскевича.

Весь материал условно можно разделить на четыре группы текстов. В первую вошла переписка Грибоедова с В. Д. Вольховским. Основанием для этого послужили письмо Вольховского, переведенное с дипломатического шифра Грибоедовым, и письмо Паскевича Вольховскому, написанное рукой Грибоедова. Хронологические рамки писем охватывают период с 5 декабря 1827 года по 11 января 1828 года (т. е. с начала командировки Вольховского в Тегеран до окончания переговоров в Дей-Каргане). Одной из характерных особенностей этих писем является их «секретность» (см. письмо от 8 декабря и письмо, переведенное Грибоедовым с дипломатического [90] шифра). В печати появлялись письма Вольховского за этот период, ⁷ и предлагаемые ныне к публикации входят в их корпус, внося существенные уточнения в уже известные обстоятельства.

Вторая группа — частные письма И. Ф. Паскевича к начальнику Главного штаба И. И. Дибичу, автором которых является Грибоедов. Любопытно, что Грибоедову как автору писем удалось не просто сообщить необходимую информацию, но и создать «имидж» Паскевича-полководца, что безусловно содействовало последующей успешной карьере главноуправляющего Грузией. Наиболее корректно ⁸ эту особенность деловой переписки Паскевича отметил А. Верже, подчеркнув при публикации материалов штаба Кавказского корпуса следующее: «Одно из главных достоинств бумаг, исходящих от графа Паскевича, заключается в ясном и за немногим исключением прекрасном их изложении. Сам он, как известно, до того слабо владел пером, что Грибоедов и другие не только сочиняли приказы и реляции, но даже писали частные его письма». ⁹ Публикуемые ныне черновики писем, набросанных рукой Грибоедова, и присутствующая в них правка наглядно иллюстрируют процесс формирования в эпистолярном тексте образа идеального полководца, каким в реальной действительности Паскевич, разумеется, не был.

Третья группа — материалы оперативного характера: подготовительные для Паскевича (включая извлечения из переписки английских дипломатов), деловые бумаги для отправки в вышестоящие инстанции, оперативные сводки с пометами Паскевича.

В четвертую группу входят наброски дипломатических документов, на примере которых видно, как Грибоедов вырабатывал окончательные формулировки, правя писарские варианты (можно предположить, что и исходными для писаря служили его же наброски). Внесенная им правка акцентирует наиболее важные аспекты прорабатываемых вопросов, и хотя она довольно лаконична, в целом документ передает атмосферу острейшей дипломатической и политической борьбы тех дней. Читая эти материалы, невольно вспоминаешь сожаление, высказанное Пушкиным в «Путешествии в Арзрум»: «Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок!».

Таким образом, все предлагаемые к публикации материалы (за исключением двух писем Вольховского) относятся к рубрике «Рукою Грибоедова». Одним из первых обратил внимание на значимость для биографии Грибоедова текстов [91] подобного характера С. В. Шостакович, который не только опубликовал ряд документов, атрибутировав их как грибоедовские, но и дал большую сводку нахождения неопубликованных грибоедовских материалов в архивах. ¹⁰ Работая в РГИАЛ и Рукописном отделе ИРЛИ, нам удалось получить часть указанных С. В. Шостаковичем материалов, а часть разыскать самостоятельно. Следовательно, настоящая публикация в определенном смысле является продолжением работы, начатой С. В. Шостаковичем. Напомним, что материалы подобного рода, касающиеся Пушкина, уже 60 лет как собраны, откомментированы и опубликованы. ¹¹ В отношении А. С. Грибоедова сбор и публикация подобных материалов только начинаются. Завершение данной работы связывается нами с усилиями всех исследователей жизни и деятельности А. С. Грибоедова.

Комментарии

1. Вяземский П. А. Письма из Петербурга. 1828 г. // А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1980. С. 89.

2. Давыдов Д. В. Из «Записок в России цензурой не пропущенных» // Там же. С. 153.

3. Смирнов Д. А. А. С. Грибоедов. Биографические известия о Грибоедове // Беседы в Обществе любителей Российской словесности при императорском Московском университете. 1868. Вып. 2. Отд. II. С. 26 особой пагинации.

4. 1 октября 1827 года русские войска взяли Эривань, 13 октября — Тавриз; 8 октября на Европейском театре военных действий была одержана победа русского флота в Наваринской битве.

5. Тавриз был резиденцией Аббас-Мирзы и местонахождением дипломатических представительств, в том числе и английской миссии.

6. Подробнее о Дей-Карганской конференции см.: Шостакович С. В. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. М., 1960. С. 119-146; Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20-е годы XIX в. Л., 1963; Балаян Б. П. Дипломатическая история русско-иранских войн и присоединения восточной Армении к России. Ереван, 1988.

7. Частично рапорты В. Д. Вольховского опубликованы в «Актах, собранных Кавказской археографической комиссией» (Тифлис, 1878. Т. 7). Письма Вольховского к Грибоедову за 17 декабря 1827 года и 10 и 11 января 1828 года см.: Белкин Д. И. Письма В. Д. Вольховского к А. С. Грибоедову // А. С. Грибоедов. Материалы к биографии. Л., 1989. С. 146-154. К сожалению, публикация выполнена небрежно (с пропусками значительных фрагментов и неправильным прочтением некоторых слов), ее ошибки устранены в статье: Мясоедова Н. Е. Друг Пушкина — В. Дм. Вольховский // Временник Пушкинской комиссии. СПб., вып. 27. Следует также напомнить о большой публикации писем Вольховского, сделанной, хотя и со значительными сокращениями, В. Шадури (см.: Шадури В. Покровитель сосланных на Кавказ декабристов и опальных литераторов: Неизвестные материалы о лицейском друге Пушкина — В. Д. Вольховском. Тбилиси, 1979).

8. Наибольшей некорректностью в этом вопросе отличился Д. В. Давыдов. Вопрос этот, как видно, задевал его за живое: стоило только возникнуть возможности сопоставления А. П. Ермолова и И. Ф. Паскевича, как тут же в противоположность Ермолову Паскевич относился «к числу безграмотных, которому Грибоедов сочинял приказы и даже частные письма» (см.: Давыдов Д. В. Воспоминания о польской войне 1831 года // Соч. СПб., 1893. Т. 2. С. 323). Доставалось при этом и самому Грибоедову: вспоминая о возвращении его в 1826 году на Кавказ после следствия по делу декабристов, Давыдов с негодованием пишет, что поведение Грибоедова «не могло не возбудить во всех благомыслящих людях истинного сожаления и удивления: он стал писать приказы по корпусу и сочинять частные письма для своих благодетелей» (А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. С. 155). При этом Давыдов не заметил, что тем самым опроверг собственное утверждение об отсутствии деловых способностей у Грибоедова.

9. См. предисловие к «Актам, собранным Кавказской археографической комиссией» (Т. 7. С. 6).

10. Шостакович С. В. Указ. соч. С. 121, 126, 145, 149, 275-276 и др.

11. См.: Рукою Пушкина: Несобранные и неопубликованные тексты. М.; Л., 1935.