БОРОЗДНА В. П.

КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ

РОССИЙСКО-ИМПЕРАТОРСКОГО ПОСОЛЬСТВА В ПЕРСИЮ В 1817 ГОДУ.

ГЛАВА ОСЬМАЯ.

Продолжение путешествия. — Прибытие в селение Варзыган вперед отправленных ко двору Персидскому Российских чиновников. — Город Миане и достопримечательности оного. — Горы Кафланку, прибытие в город Зенган.

Наконец оставили мы любезный Шингиль-Абад, у коего лагерь наш так прекрасно был расположен. Расставаясь с ним, мы назвали его раем здешнего края. -

19-го продолжали путь по дороге, имеющей беспрестанные спуски и подъемы. Серой грунт здесь весьма хорош; и хотя попадается множество каменьев, но они не мешают плодородию земли, и хлеб на нем хорошо [144] произрастает. По сей-то причине, по дороге от Шингиль-Абада, до селения Варзыган, встречалось нам много деревушек, большею частию примкнутых к горам, находящимся по обеим сторонам дороги. Другая цепь высоких гор находилась впереди нас. Не доезжая Варзыгана, до коего считают четыре фарсанга с половиною, встретил Посла, управляющий Шагагинскою областию, здесь начинающеюся, Мегмед-Бек, для доставления продовольствия Посольству. Мы пробыли в Варзыгане по 22-е число. —

21-го прибыли сюда выехавшие к Послу на встречу Коллежский Советник Мазарович и чиновник канцелярии Посольской Рикард, с находившимся при них переводчиком Бегляровым, которые отправлены были еще 11-го [145] Генваря из Тифлиса в Тегеран, для извещения двора о движении Посольском. Нельзя довольно изобразить их восторга при виде сотоварищей своих, после столь долгой разлуки, и скучного пребывания в Тегеране. Не могу умолчать и о том, сколь я в особенности обрадован был, увидев сотрудника своего Рикарда, с коим соединяла меня тесная дружба. Любопытство наше, совершенно было удовлетворено ими, на счет двора Тегеранского.

22-го, оставив Варзыган, ехали мы по холмистой и неровной дороге; и, сделавши только полтора фарсанга, прибыли в лагерь, приготовленный для нас у селения Туркман, при речке Туркман-Чай (По Персидски Чай, значит речка, проток.). Лагерь разбит [146] был на прекрасной долине, окруженной холмами.

23-го, ехали мы по дороге весьма гористой и беспокойной; должно было перескакивать множество каналов, в коих запружена была вода для напоения полей. По сторонам дороги, находится несколько селений; в одном из них любопытствовали мы, с одним товарищем, видеть так называемых белых клопов, коих действие весьма опасно, и о коих упомянем в статье о Миане. Один из поселян отломил от стены кусок земли, на котором было их более полусотни. Вообще по сей дороге, земля серая и производит весьма хорошо пшеницу и ячмень; заметил я также по сторонам весьма много дикого растения, похожего на артишоки. Недалеко от селения Аванлык, [147] переехали мы реку, коей вода весьма мутна: она мелка, но берега ее весьма круты и подмыты; из чего должно заключить, что по временам имеет большие разливы. Переехав ее, взобрались мы на весьма крутую гору, по коей проведена излучинами узкая тропинка. Тяжелый экипаж наш взял вправо, по ровной, но круговой дороге.

В сей переход, попадалось по дороге множество малых ямочек, подобных тем, из коих выходят кроты. Мы не понимали тому причины до тех пор, пока один из музыкантов не поймал выбежавшего оттуда зверка, на двух лапках, с длинным хвостом и длинными ушами, имеющего спереди некоторое подобие с зайцом, и весьма скоро и быстро делающего большие прыжки. [148] Прибыв в лагерь, долго забавлялись мы сим незнакомцем, совершенно как дети: так всякая новость приятна для человека.

Сделав четыре фарсанга с половиною, остановились мы лагерем у селения Аванлык, в абрикосовом саду, коего деревья рассажены весьма регулярно. — Сюда прибыл Персидский чиновник Измаил-Бек, с письмом к Его Превосходительству, от Моотамидул-Довлы (Государственного Секретаря), который извещал, что, по повелению Шаха, ожидает Посла в Султании. Его Превосходительство отвечал на оное с тем же чиновником. —

24-го, выехав из лагеря при Аванлыке, продолжали мы путь, встречая по дороге спуски и подъемы. В стороне оставили мы [149] несколько разоренных и необитаемых селений; и из опасения проехали город Миане; ибо стены домов оного заключают вышепомянутых, так называемых белых клопов, коих уязвление для приезжих смертельно. Одно средство, говорят, избежать смерти состоит в том, чтобы в продолжении двадцати дней воздержаться от всякой пищи, а пить только сахарную воду: опыт едва ли возможный для исполнения. Хотя сии насекомые и называются белыми клопами; но цвет имеют сероватой; обыкновеннее называют их Мианскими клопами. Один из сопутников наших привез несколько из них к Москву, и поднес Г. Профессору Фишеру, но от спирта, в котором хранились, получили они цвет темный и похожий на [150] обыкновенных клопов. Г. Профессор, слыша от меня вторичный рассказ, с трудом поверить мог чудесному действию сего насекомого, неизвестного натуралистам; и наконец, по долгом рассматривании в микроскоп, нашел, что оно имеет некоторую отмену в строении тела от клопа; но сомневался к которому классу насекомых его причислить. — За Мианою, переезжали мы вброд несколько рукавов реки того же названия, а версты две от сего города, ехали чрез весьма длинный мост о двадцати двух арках, чрез реку Каранклу наведенный, и имеющий несколько сходов вниз, в находящиеся там жилья, кои служат убежищем для проезжих. Лагерь для нас приготовлен был в расстоянии одной версты за [151] сим мостом, и в трех с четвертью фарсангах от Аванлыка. Сюда приносили нам жители Миане для продажи ковры собственного их изделия, славящиеся в Персии. Они в самом деле очень хороши, и работаются из верблюжьей шерсти. Узоры их в Азийском вкусе; краски весьма живы; края темноватого верблюжьего цвета гладкие; но они не велики. -

25-го Июня, оставив помянутый лагерь, отправились мы в путь до восхождения солнца, и начали мало помалу подниматься на цепь гор, называемых Кафланку. Далее подъемы становились весьма круты, и ограничивались, по местам большими оврагами; у лошадей спиралось дыхание до того, что должно было, из жалости к бедным животным, часто останавливаться. Со всем тем [152] дорога, идущая в дефилеи, довольно широка; и видно, что приложены труды, дабы сделать ее удобною. Горы заключают в себе различные слои земли, которые, при восхождении солнца, прекрасно отливаются; а вправо, на небольшом пространстве, находится возвышенность, имеющая глину темно-красного цвета. Прочая часть сих гор состоит из целых плит каменьев различной породы. На левой стороне от дороги, на чрезвычайной высоте, находится древняя крепость, называемая Кыз-Кала, (девичья крепость). Есть предание в Персии, что в древности некая девица знатного происхождения, убегая от преследования построила оную. Спуск с Кафланку каменист и ведет к реке Кизил-Озун, или золотой [153] перстень, чрез которую находится прекрасный мост, о трех арках. Средняя из оных служит убежищем для ласточек, которые во множестве вьют здесь гнезды. Переехав Кизил-Озун, поднимались мы, на другой оного стороне, на весьма крутую гору; после чего остановились в расположенном для нас лагере, близь каравансарая Джемал-Абад, по повелению Шаха-Абаса построенного; и имеющего девять башен. В дефилеи гор Кафланку встретил Посла Махмед-Кули-Хан, управляющий начинающеюся за сей горою Халхалскою областию, с почетным конвоем. — От Миане до Джемал-Абада три фарсанга.

26-го, оставили мы Джемал-Абад, и продолжили путь по песчано-глинистой дороге, совершенно [154] бесплодной. Проехав некоторое расстояние, очутились мы между небольших гор, кои, как видно, суть следствие физической перемены. Горы сии, дороги, рвы и окрестности имеют вид мертвой и унылой. Путешественник не видит ничего вокруг себя, кроме песчаных насыпей в больших громадах, между коими мелькает блестящий известковый шпат. Все представляется взору, как бы сцепление, в недавнее время случившихся потрясений. В правую сторону от дороги, у подошвы противулежащих гор, течет река Зенган и близь ней находится частичка земли, с коей сняты были ячмень и пшеница, и небольшой луг, несколько оживлявшие дикую природу. Переехав небольшой ручеек, остановились мы на лугу, [155] близь каравансарая Сарчам, построенного за 500 лет перед сим, как видно из находящейся на нем надписи. В сей переход сделали мы три фарсанга. — Здесь оканчиваются владения Абаса-Мирзы, и начинаются земли, состоящие под управлением Шахского же сына Абдулла-Мирзы, который имеет резиденцию свою в городе Зенгане. —

27-го, выехав из Сарчама, следовали мы течению реки Зенгани, коей берега в иных местах весьма круты. Только близ самой реки видны нивы; прочие же окрестные места совершенно бесплодны. На половине перехода, встретил Посла Фейзулла-Бек, Эсаул-Баши Зенганского Шаха-Заде. — Посольство остановилось лагерем близ каравансарая Никпей, в [156] расстоянии пяти фарсангов с половиною от Сарчама.

28-го ехали мы по хорошей дороге, коей грунт песчано-серой усеян мелким камнем. В правой стороне от дороги, там, где удобность дозволяет проводить каналы у изрядные нивы покрыты были созревшим хлебом; прочен окрестные земли умирают от жажды. В сей переход сделали мы два фарсанга, и остановились лагерем в садах селения Енгидже; в коих, для сообщения между ставками, разрушены были по местам заборы. —

29-го числа, имели мы в Енгидже дневку. —

30-го Июля, продолжали шествие свое вдоль по левому берегу реки Зенгани, которой течение узко, но множество мелкого камня по сторонам доказывает, что [157] она имеет разливы. Берега сей реки, кои в некоторых местах весьма круты, плодоносны, но на малом пространстве. При проезде нашем снимали с оных хлеб. Несколько деревушек близь реки Зенгани, зеленеющими своими садиками доставляют взору приятственную противуположность с окрестностями. Далее, на повороте влево от реки, до города Зенгани дорога ровная. — От Енгидже до сего города считают три фарсанга с половиною. — Посол, выехавший из ночлега ранее своей свиты, встречен был в нескольких верстах от Зенгани, Али-Марандо-Ханом, с малым числом Кавалерии, коей он начальник; а не много далее находящимся при Шахе-Заде Визирем, по имени Мирза-Мегмед-Таги. Перед городом расставлено [158] было некоторое число Сербазов. Посольству отведен Визирской дом, пространной и весьма хороший.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

Пребывание в Зенгани. — Лагерь на урочище Саман-Архи; прием и пребывание в оном. Прибытие Императорских даров. Описание въезда Шаха в Султанию. — Въезд Посольства в Султанию и встреча оного.

Из всех мест, кои проезжали мы в Персии, нигде до сих пор не были встречены с таким усердием и непритворным гостеприимством, как в городе Зенгане. Управляющий здесь Шах-Заде Абдулла-Мирза, и окружающие его чиновники, прилагали всевозможное [159] старание, о доставлении нам всех выгод; и оказывали готовность во всяком случае. —

1-го Июля, посетили Посла Визирь Мирза-Мегмед-Таги, помянутый Али-Маранд-Хан, и присланные от Шахского двора чиновники, Мирза-Абдул-Гуссейн и Мегмед-Али-Бек. Они были угощены и подчиваны кофем, сластями и мороженым. —

В тот же день, в пятом часу по полудни, Его Превосходительство был с визитом у Шаха-Заде Абдулла-Мирзы, с некоторыми чиновниками своей Свиты, в сопровождении Визиря и помянутого Хана. Шах-Заде сидел, по Азийскому обыкновению, на ковре подле стены, перед находящимся в комнате бассейном. Он пригласил Посла и чиновников его Свиты сесть на [160] приготовленных для сего случая стульях, по ту сторону бассейна, на против его, и обошелся с Его Превосходительством ласково и приветливо. —

На другой день, 2-го Июля, по приглашению Шаха-Заде, Посол опять посетил его, имея при себе одного только переводчика.

3-го числа, прибыл из С.-Петербурга фельд-егерь Лукьяненко, со множеством пакетов, в числе коих находилось и сообщение о Высочайшем пожаловании меня в Титулярные Советники. —

В полночь с 3-го на 4-е число, начался у Персиян тридцати-дневной пост, называемый Рамазан, а 4-го Шах-Заде, получивший известие о выезде Шаха из Тегерана в Султанию, отправился к нему на встречу, [161] поручив Визирю своему сделать Послу прощальное приветствие.

Город Зенган, с принадлежащею к нему областию, состоит, как выше сказано, под управлением Абулла-Мирзы. Его владения не велики и заключаются между землями Абас-Мирзы и Шаха-Заде Казбинского. Он имеет при себе, как и все прочие Принцы, Визиря, назначаемого самим Шахом, который служит ему помощником, и вместе наставником. Абдул-Мирзе от роду 21 год. Он имеет в своем распоряжении небольшое число войска, состоящего частию из регулярной пехоты, а частию из конницы и артиллерии, возимой на верблюдах, по Персидски Замбурско.

Предместия города Зенгани довольно пространны, самый город [162] окружен земляною стеною. Внутри оного есть базар, где Персиянин находит только самонужнейшие для него предметы; есть также в городе торговые бани, и некоторые фабрики и заводы. — Дворец Шаха-Заде окружен высокою стеною с башнями, и имеет бельведер. К нему примыкает мейдан, или пространная площадь, окруженная казармами, для находящегося здесь войска. Визирской дом, который мы занимали, разделен на четыре двора, и заключает довольное число хороших покоев. На самом верху оного находится балкон, куда выходили мы каждой вечер прохлаждаться. — Тут играла Посольская музыка, привлекавшая всякой раз на двор множество слушателей. — [163]

5-го Июля, выехали мы из Зенгани по ровной дороге, от коей вправо река Зенган продолжает свое течение. Не доезжая несколько до лагеря, видели мы людей, трудящихся над водопроводом из ключей от близьлежащих гор. Мы остановились на урочище, называемом Саман-Архи, по имени близьлежащего разрушенного селения. На обширной равнине разбиты были два лагеря, один против другого: в одном помещалось Посольство, снабженное пространными палатками; другой занимал Моотамидул-Довла, присланный для приветствия Посла с Персидскими чиновниками, и отрядом Джамбазов (Джамбазами называется регулярная пехота, находящаяся при Шахе, и носящая красные куртки.), которые содержали караул у его [164] ставки: Послу предложен был также Персидский караул; но он от него отказался. —

Сего же числа, получил Посол донесение, от чиновника, следовавшего чрез Каспийское море с ИМПЕРАТОРСКИМИ дарами, и прибывшего в Султанию, от которой находились мы только в десяти верстах. —

Ввечеру сего же дня, Моотамидул-Довла сделал Его Превосходительству визит, в сопровождении пристава нашего и трех Мирз, (Мирза есть степень чиновников, занимающихся по Гражданской службе в Персии.) из коих один, по имени Мирза-Риза, сопровождал бывшего Французского Посланника Гардана в Париж. Моотамидул-Довла, по имени Мирза-Абдулл-Вегаб, означает звание [165] Государственного Секретаря. Вельможа сей, один из приближеннейших ко двору, почитается ученейшим и умнейшим человеком. Он говорит с приятностию, и чрезвычайно вежлив в обращении.

На другой день, 6-го, Посол сделал ему взаимное посещение. Вообще разговоры во время свиданий Его Превосходительства с сим Министром, состояли в том,, что оба они, по званиям своим, обязывались, в сие благополучное, мирное время, скреплять союз, связующий Высоких Государей,, взаимным старанием. —

Однажды ввечеру, по предварительному условию, дан был праздник между обоими станами, на равном от них расстоянии. Угощение было также обоюдное: удовольствие написано было на всех лицах. Абдулл-Вегаб говорил [166] тьму учтивостей, излагая оные Азийскими метафорами, на которые Посол отвечал тем же, приноравливаясь к образу такового разговора; часто остроумные шутки Посла оживляли беседу. Наконец, с восторгом повторяя имена Александра и Фет-Али-Шаха, мы расстались. Вечер был чрезвычайно тих, и гармония природы вливала некое сладкое чувство, с коим предались мы сну.

Здесь же в Саман-Архи, в один день приглашен был Посол с чиновниками его Свиты Абдул-Вегабом к обеденному столу.

Во все время двадцатидневного нашего пребывания в сем лагере, продолжались ужасные жары, которые еще более делались несносными от сильного, [167] знойного ветра; ночи, напротив, столь были холодны, что должно было весьма хорошо укрываться, дабы не озябнуть.

Столь долгое пребывание наше в Саман-Архи, имело две причины: во-первых ожидание прибытия Его Шахского Величества в Султанию, последовавшего 16-го числа Рамазана (19-го Июля); а во-вторых, медленное доставление палаток для Посольского лагеря в Султании. Благодетельный и попечительный Начальник наш требовал непременно, чтобы, по неимению там домов, выставлены были для его свиты выгоднейшие ставки, в известном количестве; без чего не намеревался выступить с места. Для разбития же лагеря, по одобренному Его Превосходительством плану, отряжено было несколько Офицеров по квартирмейстерской [168] части. Совещания о церемониале въезда Посла в Султанию были поручены Советнику Посольства Соколову, который несколько раз ездил для того к верховному Визирю. В сие же время, размещали в Султании Императорские дары в больших ставках, в центре Посольского лагеря находившихся. По сему случаю, Посол неоднократно ездил туда инкогнито.

19-го Июля, происходил торжественный въезд Шаха в Султанию: мы видели оный издали. Владетель Персии ехал на белом коне, коего брюхо и ноги выкрашены были ганою (желтою краскою); впереди шло двенадцать скороходов, с чалмами, в виде коронок, и с небольшими в руках палками. Его Величество ехал столь медленным шагом, что [160] в расстоянии, в коем мы находились, едва можно было заметить его движение. Джамбазы отдавали воинские почести; Замбурск, или артиллерия на верблюдах, составляла с обеих сторон как бы стены; Принцы и вельможи ехали шагов двадцать позади Шаха, а два Адъютанта его, Алла-Аяр-Хан и Магмут-Хан по сторонам, несколько ближе. Благоговение начертано было на всех лицах. Народ, завидя вдали парад сей, взирал на виновника оного, как бы на своего земного бога. С устремленными на него взорами, с сложенными крестообразно руками, все стояли неподвижно; и, казалось, должно было поколебаться центру земли, дабы вывесть их из сего углубления. Шествие поворотило ко Дворцу. [170]

Продолжительный путь наш, проволочки, медленность, все производило в нас сомнение. Казалось, что, следуя сей едва движущейся системе, цель наша долженствовала быть еще весьма далеко от нас; тысяча мыслей, тысяча предположений, расчеты времени, не могшие иметь никакого основания: все сии предметы отдаляли от нас более и более надежду скорого возвращения. Иногда устремлялись мысли наши на любопытнейшую часть сей в древности славной Монархии; мы желали видеть памятники ее величия, существующие ныне в одних развалинах. Испагань, Персеполь, Гамадан, Ширас, богатый садами, кои прославил в песнях сам Шах ныне царствующий, были предметами нашего желания. Мы жадничали видеть опыт [171] жемчужной ловли на Персидском заливе; стремились оттуда в Индию; уже море принимало нас в объятия; уже взяли ветрила… но мечты исчезали, и душа покорялась Провидению; тайный голос говорил: "Кто дал вам волю располагать собою столь самовластно? Тот, Кому Единому известны судьбы ваши; Тот строит все по мудрым своим предопределениям; Тот направит стопы ваши туда, куда благоугодно Его святой воле!"

Накануне отбытия нашего из Саман-Архи прибыл Татарин Шах-Мурат с пакетами из России. Сколько я был обрадован письмом от моих родителей, того никакое красноречие выразить не в силах! Я уже награжден был за все труды мои; казалось дыхание Отечества [172] перелилось в мою душу, стократно перечитывал я сии драгоценные строки, напоминавшие мне всю нежность родительскую; сладостный восторг совершенно овладел мною; я поставлял себя на верху блаженства!... увы! мог ли я предвидеть, что, по возвращении в Отечество, не увижу больше одного из предметов сыновней моей горячности, что святая душа ее возлетит в горнюю обитель!

26-го Июля был день, назначенный для торжественного въезда нашего в Султанию. Посольство находилось в ожидании. В четвертом часу пополудни, прибыл в Саман-Архи начальник отряда Персидских войск, по имени Сафияр-Хан, коему повелено было от Шаха препроводить Его Превосходительство в [173] Султанийской лагерь. Послу подведена была придворным конюшим верховая лошадь с изумрудным убором; после чего Посольство отправилось. Небольшие отряды, при Посольстве находившиеся, ожидали нас на половине дороги. Тогда парад устроился следующим образом:

Отряд Донских козаков, под начальством Гвардейского Офицера.

Музыка Посольства, игравшая различные марши.

Отряд гренадеров, под начальством Гвардейского Офицера.

Офицеры Гвардейского Генерального Штаба, и Квартирмейстерской части, по три вряд.

Кабардинский Князь Джембулат, с четырьмя узденями.

Маршал Посольства, и два Посольские Адъютанта. [174]

Два фельд-егеря.

Двое Иностранной Коллегии ездовых.

Посол, по сторонам его два Советника Посольства.

Дипломатические и гражданские чиновники свиты Его Превосходительства.

В замке, отряд линейных козаков, предводимый своим Офицером.

Несколько далее, Аман-Алла-Хан, наместник Курдистанский выехал на встречу к Послу, с тремя тысячами всадников, кои все были из знатных Куртинцов; они отличались шишаками и кольчужными панцирями; сбруя лошадиная была золотая или серебряная; на шишаках и над головами лошадей воткнуты были [175] разноцветные перья. Двенадцать заводных лошадей предшествовали сей встрече. По надлежащем приветствии, продолжалось шествие до назначенного Посольству лагеря, не доезжая коего, Аман-Алла-Хан простился с Его Превосходительством. Мы чрезвычайно довольны были, когда сей рой Куринцов нас оставил; ибо они столь тесно толпились вокруг нас, что пыль над нами стояла столбом, и мы не могли распознать друг друга. Когда Посол приближился к назначенной ему палатке, то в ту же минуту поднят был флаг с изображением герба Российской Империи. Эшик-Агаси-Довум, (вторый Адъютант Шаха) по имени Магмуд-Хан, ожидал Его Превосходительство в ставке, приветствовал от имени Государя своего, и [176] предложил расставленные во множестве фрукты и сласти.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

Описание стана, Дворца Шахского и древней Султании. — Пребывание здесь. — Аудиенция у Шаха. — Бейрам. — Прием Посольства. — Переговоры с верховным Визирем. — Английский поверенный в делах. — Взаимное угощение Посла и Министров. — Сокровища Шахские.

Лагерь наш находился расстоянием от Шахского Дворца саженей на триста, совершенно напротив оного, и состоял из двадцати больших ставок, сделанных из шелковой материи, или из Индийского ситцу, с пространными на них наметами из бумажного холста; такое же [177] число малых палаток находилось для нижних чиновников. В окрестностях лагеря нашего расположен был Персидский стан, состоявший из бесчисленного множества палаток и простиравшийся в правую сторону полукружием до самого Двора. Ближайшие от нас ставки были верховного Визиря и Министров; за ними разбиты были. палатки Английского поверенного в делах. С другой стороны, окружал нас стан Замбурсков, а за ним, регулярной пехоты. Куртинцы расположены были в дальнейшем расстоянии. Близь самого лагеря нашего, разбито было несколько небольших палаток; в них находились чиновники Персидские, к коим Посольство обращалось в случае каких надобностей; а в небольшом, тут же [178] находящемся, весьма невыгодном домике, стоял наш Мемендарь Аскер-Хан. В весьма близком от нас расстоянии, расположен был базар, составленный также из множества палаток, и разделенный на несколько улиц. В нем можно было найти все, что заключают в себе гостиные ряды лучших городов Персидских.

Дворец Шаха весьма невелик; он выстроен на небольшом утесе, и прост как снаружи, так и внутри. Открытая зала, или галерея, где показывается Шах во время Саламов, представляет фас оного: она была в прямой линии от нашего лагеря, так, что из оного можно было простыми глазами видеть Его Величество, при его появлении. Три прочие стороны Дворца окружены высокими стенами. Повелитель [179] Персии едва может поместиться в сем Дворце, с самым малым числом жен своих (Полагали, что в это время было их только до двадцати.). Услуга Его помещалась в находящихся вокруг Дворца палатках. Принцы, сыновья Шаха, имели ставки свои в недальнем от него расстоянии. С верхней террасы Дворца, вид не обозримого стана являл чудесную картину; правильное расположение оного представляло белой холстяной город.

Версты за полторы от Дворца, находятся развалины Султании, древней столицы Персидской. Однажды любопытство завлекло меня туда с двумя товарищами. Разрушение видно там в полном значении сего слова. Обрушенные большие громады; кучи земли, кирпичей и камней, унылая природа, [180] неизмеримая степь, лежащая во все стороны: все сие напоминало превратность мира, непостоянства судьбы и предел всему положенный; все сие напоминало мне пространство, пройденное мною, расстояние, разделявшее меня с родиной, и я предавался размышлению; веки мелькали в воображении… но вдруг конь мой заржал; я оглянулся, и увидел Персиян, едущих верхом к нам; мы сделали взаимное приветствие, и они обещали, проводить нас к памятнику Шаха Ходабенды, который издали нам был виден. Вслед за ними, по небольшой тесной улице, где в нескольких низких лачугах, живут около двадцати крестьянских семейств, пробрались мы наконец к памятнику. Это не что иное, как пространная и высокая [181] башня, с прекраснейшим куполом и четырьмя по углам минареями, из коих одна только в целости. Он выстроен из хорошего кирпича с примесью каменьев; стены весьма толсты; во многих местах видны надписи, из зеленого фаянса. Ход на минареи и на хоры, находящийся внутри под куполом, завален; однакож чрез узкое отверстие, нарочно сделанное, туда всходят. В это время, весь памятник наполнен был множеством штук фейерверка, который готовили для нашего угощения: когда вышли мы из башни, и садились на лошадей, то окружила нас толпа людей, любопытствовавших видеть Русских: Бу-уруслар, бу-уруслар (Это Русские.), кричали мальчики, указывая на нас, и [182] провожая за улицу. В окрестностях сего печального места течет ручей, и зеленеет луг прекрасный; как бы для того, чтобы взор странника, утомленный дикою природой и видом разрушения, мог успокоиться, и сравнить чудеснейшую противуположность. Вдали видно Магометанское кладбище, усеянное четвероугольными камнями, стоящими перпендикулярно и обращенными к Востоку.

На другой день нашего въезда в Султанийский лагерь, 27-го поутру, Советник и Секретарь в сопровождении чиновников Канцелярии Посольской, были у верховного Визиря, Садр-Азема Мирзы Шефи для вручения ему Императорской граматы, и письма управляющего иностранным Департаментом Графа Нессельрода. [183]

В сей день посетили Посла Английский поверенный в делах при сем Дворе Виллок, и находящийся при нем Доктор Кембпель; а ввечеру Его Превосходительство был в визитом у Садр-Азема.

29-го Июля, Верховный Визирь сделал Послу взаимное посещение, в сопровождении пяти знатных Ханов, в числе коих был и Мирза Абдул-Гассан-Хан, бывший пред сим Послом при Российско-Императорском Дворе. Садр-Азем (восьмидесяти лет). долговременным служением приобрел от Шаха отличную доверенность и уважение. Он изъявлял живейшую радость, представляя связь дружбы, соединяющую высокие Державы, и уверял Посла в желании и старании Шаха, о ненарушимом сохранении оной; [184] изъявлял также удовольствии, что сей случай доставил ему столь драгоценное знакомство Его Превосходительства, которого высокие достоинства оправдывают во всей силе выбор ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА.

Посол представил Визирю всех Российских чиновников по имянно. Советник Посольства Негри, по знанию Персидского языка, особенно занимал сих вельмож приятными разговорами. После чего Визирь, желавший видеть дары Императорские, обошел, в сопровождении всего общества, ставки, в коих они размещены были, и хвалил оные чрезвычайно. За сим он раскланялся с Послом, пожимая друг другу руки. Мирза Абдул-Гассан-Хан имел на себе знаки ордена Льва и Солнца и портрет Шахский. [185]

30-го числа происходили совещания о церемонияле аудиэнции у Его Шахова Величества.

31-го. В одиннадцать часов, прибыл в стан Посольский Магмут-Хан, вторый Адъютант Шаха, с приглашением на аудиэнцию к Его Величеству. После чего шествие Посольства происходило верхом, в том же порядке, как и при въезде в Султанию. Оно продолжалось до палатки ожидания (Кючюк-Хане), в которой встретил Посла первый Адъютант и зять, Шаха, по имени Алла-Аяр-Хан, с некоторыми другими вельможами, в числе коих был и Мирза-Абдул-Гассан-Хан. Для Посла приготовлены были кресла, а прочие чиновники поместились на стульях. Во время разговора, подавали чай и калиуны. [186]

Когда возвещено было, что время аудиэнции наступило; то Посол отправился на оную в сопровождении Алла-Аяр-Хана и обоих Советников Посольства, из коих один нес на золотом блюде кредитивную грамату. Магмут-Хан остался с прочими чиновниками в Кючюк-Хане. На пути, отряды войск отдавали Послу надлежащую почесть, а за ними толпилось множество зрителей. Посол вошел чрез ворота на пространный Двор, в конце которого находилась приемная ставка Шаха. Все пространство от входа до палатки уставлено было придворными чиновниками, и некоторым количеством вооруженных Гулаш-Инчхеметов, или телохранителей Шахских. При входе на двор, сделан был первый поклон, в средине [187] оного, второй, а пред самою палаткою третий. Тогда Алла-Аяр-Хан возвестил громогласно сидевшему на троне Шаху , что чрезвычайный и полномочный Российско-Императорский Посол желает иметь щастие, поднести Его Величеству Кредитивную грамату своего ГОСУДАРЯ.- Хошь-Гялды (добро пожаловать), ответствовал повелитель Персии также громким голосом, и дал рукою знак, для приглашения Посла в палатку.

Его Превосходительство, взяв грамату с золотого блюда, и вошед в сопровождении своих Советников в ставку, остановился прямо против трона. Он поклонился Шаху, произнес краткую приветственную речь, в которой излагал миролюбивые намерения Императора Всероссийского [188] и называл себя щастливым быв удостоен высокой доверенности Августейшего своего Монарха. Потом, приближась к трону, вручил Его Величеству помянутую грамату, которую Шах, взяв из рук Посла, положил на трон. Посол возвратился на прежнее место; и по приглашению Шаха, сел в приготовленные для него кресла. Его Величество, с ласковым видом, спрашивал Посла о состоянии его здоровья, после столь трудного путешествия, учинил несколько вопросов о благосостоянии здоровья Государя Императора, и о нынешнем местопребывании Его Величества. За сим следовали взаимные уверения, о постоянном желании обоих Государей, сохранить щастливый мир, союз и дружбу между обеими Державами. После того [189] присовокупил Шах, что желал бы найти возможность, делать взаимные посещения с Императором АЛЕКСАНДРОМ, подобно как происходит то между Европейскими Государями. — Переводчиком, как в сие время, так и в других случаях когда Посол бывал у Его Величества, был Советник Посольства Негри.

Между тем введены были Магмут-Ханом чиновники Российские, остававшиеся в Кючюк-Хане. Они сделав, подобно Послу три поклона, вошли в палатку, и были поимянно представлены Послом Его Величеству. Шах приветствовал их теми же словами: Хош-Гляды; и изъявил удовольствие свое, что видит отличных и ревностных служителей Российского Императора, [190] высокого Союзника своего. Когда, в числе прочих, был представлен Штабс-Капитан Коцебу, и Посол объявил Его Шахскому Величеству, что сей Офицер, совершивший путешествие около света, стремился желанием видеть великого Шаха, Фет-Али и Персию; то Его Величество сказал с улыбкою, изъявляющею полное его удовольствие: — ,,Теперь он все видел." — Шах милостиво обращаясь к Послу и его свите, изъявлял благосклонность свою с чистосердечием, напечатанным на лице его. Всякой раз, когда Послу надлежало отвечать на вопросы Шаха, Его Превосходительство вставал с места; когда же произносимо было имя Шаха, то все присутствовавшие Персияне преклоняли с благоговением головы. По окончании аудиэнции, Посол [191] с свитою своею возвратился в лагерь, при громе музыки, сопровождаемый первым Адъютантом Шахским.

Ограда двора, где находилась ставка аудиэнции, была подвижная, и сделана из выбойки, на коей представлены были Джамбазы и Сербазы. Ворота, также как и ограда, были не что иное, как ширмы: все сие было натянуто, как при раскидывании палаток, на кольях. На воротах изображен был подвиг некоего из Героев Персидских; самая ставка имела, как обыкновенно, безовой намет; и внутренняя часть оной сделана была из шелковой материи, называемой Дарае, с золотыми прошивами. Сия последняя имела возвышение от земли на аршин, сделанное из кирпича, и устланное шалевыми коврами. [192] На углу сего возвышения, находился трон, украшенный драгоценными каменьями, из коих отличались особенно пять изумрудов чрезвычайной величины. Подножие трона представляло вычеканенного на золотой доске покоющегося льва. Шах имел одежду из золотой парчи, с оплечьем из крупного жемчугу, а на главе корону, украшенную жемчугом и драгоценными камнями, с тремя алмазными перьями. В браслетах, состоящих также из драгоценных камней и надетых между плеч и локтей, отличались два алмаза необыкновенной величины, из коих один называется Дарья-инур (море блеска), по причине его плоскости, издающей большое сияние; а другой Гьюрк-инур (гора блеска), уподобляемый таким образом горе, по причине его [193] возвышенности, издающей чрезвычайный блеск. На шее имел Шах большую нитку весьма крупного жемчугу; пояс и кинжал украшены были драгоценными камнями. В правую сторону от трона, застлан был ковер малинового бархата, коего каймы вышиты жемчугом; а на нем стоял украшенный алмазами калиун и четыре других сосуда. С правой же стороны в ставке стояли четырнадцать сыновей Шаха, а близ самого трона, маленькой его сын, лет пяти. По левую сторону, вне палатки находилось пять придворных чиновников, державших малую корону, скипетр в виде булавы, саблю, щит и ящик с государственною печатью: все сие, украшенное драгоценными камнями, производило ослепительное [194] сияние, при ударении солнечных лучей.

Следующие два дни, то есть 1-е и 2-е Августа, делались распоряжения о поднесении Шаху Высочайших даров. Они были перенесены в это время в большую палатку, разбитую нарочно близ той, в которой происходила аудиэнция.

3-е Августа, день Бейрама или праздника, заключавшего пост Рамазан, было назначено для поднесения даров Его Шахову Величеству.

В десять часов, по прибытии Махмут-Хана, Его Превосходительство отправился верхом, на подаренной ему от Шаха лошади, в сопровождении не столь многочисленной свиты, как во время первой аудиенции. Подъехав ко Дворцу, сошел он с [195] лошади, и, вместе с Советником Посольства Негри, взошел на террасу, находящуюся близ самой открытой галереи, где ожидали Шаха. Прочие чиновники свиты Посольской прошли мимо Дворца в палатку, где находились подарки. Садр-Азем, вышедши к Послу на встречу, просил его занять на террасе место, в ожидании Шаха. Внутри площади, находящейся перед Дворцом, и окруженной деревьями, собраны были Государственные чиновники и вельможи, в великолепной одежде. Вокруг сего места расположено было значительное количество войска, а за оным бесчисленный народ толпился, где только мог, чтобы быть свидетелем празднества. На другой пространной площади, по правую сторону дворца, расставлено было [196] до пяти сот артиллерийских орудий. Место пред террасою занято было музыкантами, танцовщиками и комедиянтами.

Между тем трикратный выстрел возвестил появление Шаха в Диван-Хане. Все предстоявшие поклонились весьма низко; а герольд громким голосом воздал хвалы Его Величеству, и произнес молитвы, о даровании ему долголетия и щастливого царствования. Тогда Шах обратился к одному из вельмож, по имени Гаджи-Мегмед-Гуссейн-Хану, коего должность при дворе состоит в том, чтобы в Саламах, или придворных публичных собраниях, когда Его Величество прострет речь к нему, не щадить ни громких слов, ни пышных выражений, ни самой лести, и произносить пред народом [197] похвальные слова, в честь высокого повелителя Персии. В сие же время, по случаю праздника, поднесены были Шаху подарки от старшего сына его, Мегмед-Али-Мирзы, и от посланника Синдского Владетеля.

Российско-Императорский Посол введен был в Диван-Хане Алла-Аяр-Ханом; Садр-Азем вошел с ним вместе. Шах сидел на том же троне, как и во время первой аудиэнции, украшенный знаками своего достоинства. Некоторые из сыновей его тут же находились. Посол принес Его Величеству поздравление с Бейрамом, после чего приглашен был занять приготовленные для него кресла. За сим предложено было Его Превосходительству приближиться к [198] открытой части галереи, дабы удобнее смотреть на празднество.

Кроме музыки, танцовщиков и плясунов по веревке, между увеселениями в Азийском вкусе, особенно замечательны были три слона, кои всходили и нисходили по небольшой лестнице, ведущей на находящуюся пред дворцом террасу.

Шах разговаривал с Его Превосходительством весьма милостиво, и оказывал ему самое лестное внимание. Его Величество уверял Посла, что доверенность к нему ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и его личные достоинства, дают ему полное право и на доверенность Шаха. Он говорил о себе всегда в третьем лице. Когда Шах намерен был оставить галерею, и отправиться в гарем, то Посол хотел просить [199] Его Величество о позволении представить дары Императорские; но Шах предупредил его, сказав, что о сем доложено уже было ему от верховного Визиря, и что он, в скором времени, по окончании молитвы, их осмотрит. За сим предложено было Послу возвратиться домой, в ожидании извещения; на что однакож отвечал он, что намерен дожидаться Его Величества в палатке, где находятся подарки.

Таким образом Посол отправился туда в сопровождении верховного Визиря. Он вручил сему последнему Граматы Их Величеств Государыни Императрицы к супруге Шаха, для доставления приличным образом. Более часа прошло в ожидании, пока Алла-Аяр-Хан прибыл с известием, что Шах появится [200] в скором времени. Тогда Посол занял место в обществе верховного Визиря, Г-на Негри и некоторых других вельмож. В стороне находились чиновники Посольства. В сие время, внезапно поднялся столь сильный вихрь, что усилия более пятидесяти фаррашей (Фаррашами в Персии называют служителей, занимающихся раскидыванием палаток.) едва достаточны были, дабы удержать падение ставки, где находились дары. Одежда наша от клубившейся пыли сделалась серого цвета. Когда сей непродолжительный вихрь утих; то Шах прислал первого евнуха своего, Ага-Манучара, узнать не произошло ли от того какого расстройства. Вскоре за сим увидели мы отряд Гулам-Пичхетметое, выходящий из-за ограды дворца, и [201] самого Шаха, сходящего с дворцовой лестницы. С приближением Его Величества к палатке аудиэнции, вихрь возобновился еще сильнее прежнего, и заставил Шаха остановиться под наметом. По прошествии вихря, Его Величество дал знак Послу следовать за ним в ставку, где дары находились.

Когда Шах вошел туда, сопровождаемый Послом и Советником Негри; то все прочие остановились у входа: но он приказал находившимся тут сыновьям его и верховному Визирю войти. Главный Евнух Ага-Манучар, которому приказано было принять по списку все вещи, тут же присутствовал. Шах сначала окинул взорами все находившееся в палатке, потом начал рассматривать в [202] подробности. Фарфоровые и хрустальные вещи совершенно его пленили. Увидя на одной из фарфоровых тарелок, на коих изображены были костюмы жителей России, русскую девушку, спросил он у Посла, точно ли так хороши женщины в России? — Необычайной величины хрустальной поднос обратил также его внимание: он удивился вылитию столь большой штуки. Одно туалетное и других два весьма больших зеркала приводили его в восторг, всякой раз когда подходил к оным. Шах, кажется, в первой раз в жизни своей, видел себя так хорошо с головы до ног. Осматривая другие предметы, как-то: собольи и горностаевы меха, бархаты, парчи и сукна, он изъявил свое сомнение, говоря, что [203] собольи меха, кажутся ему не натурального темного цвета; то Посол, желая доказать противное, доложил Его Величеству, что самому Государю Императору угодно было выбрать их; на что Шах сказал: “следовательно ручка Императорская прикасалась к ним", и положил руку свою на один из мехов, желая показать чрез то, сколь драгоценен для него союз с Российским Монархом. Он весьма удивился, услыша от Посла, что все сии предметы были произведения нашего Отечества. — Часы с музыкою, в виде слона, и пирамида весьма искусной работы из разноцветных дерев, со множеством ящиков, открываемых пружинами, назначенная для супруги Шаха, весьма ему понравилась. Он рассматривал [204] брильянтовые и другие вещи; также золотой калиун превосходной работы; после чего признался, что никогда не видывал в Персии столь редкого собрания прекраснейших вещей. Его Величество удивлялся немало исправному и безвредному их доставлению, по столь трудному пути; и изъявил желание, чтобы доставление их в Тегеран поручено было тому чиновнику, который привез их сюда.

Осмотрев таким образом Императорские дары, Шах отправился в палатку аудиэнции, где ему представлены были Российские чиновники, в некотором отдалении дотоле находившиеся. После сего Шах возвратился во дворец, а Посол в свой лагерь. Его Величество имел на себе в это время все драгоценности, [205] коими украшался во время первой аудиэнции; но вместо короны, покрывала голову его черная бараньего меха шапка, с двумя алмазными перьями.

4-го Августа, Посол сделал посещение старшему сыну Шаха, Мегмет-Али-Мирзе. Сей Принц обошелся с Его Превосходительством с отменною вежливостию. Он уверял в искреннем удовольствии своем, что видит час от часу утверждающийся союз между двумя высокими Державами, и что он, яко служитель Шаха, хотя главным ремеслом почитает войну, но не желает иметь ее с таким Государством, коего связь дружбы столь полезна для Персии. Всякой раз когда Шах-Заде обращал к Послу речь, сей последний вставал с кресел; но Его [206] Высочество просил его всегда садиться. Аскер-Хан, который препровождал сюда Его Превосходительство, сказал на то Мегмет-Али-Мирзе по Персидски, что то долг Посла, и что он напрасно тому противится; но Шах-Заде с видом неудовольствия отвечал Мемендарю, что знает с кем говорит, и потому повелевает ему оставить свои замечания, кои здесь не у места.

В разные времена, Посол делал посещения Шаху-Заде, Абдулле-Мирзе, и почетнейшим вельможам двора Шахского. В разные дни отправлены с чиновниками Посольства подарки помянутым сыновьям Шаха, верховному Визирю, Каймакаму, сюда из Тавриза прибывшему, и другим знатнейшим особам. [207] Принцы отвечали чрез Визирей своих, на посещения Его Превосходительства.

12-го Августа, происходила конференция в ставке у Садр-Азема. Посол был на оной, в сопровождении обоих Советников своих: со стороны же Персидской, кроме верховного Визиря, участвовал в переговорах Моотамидул-довле, Мирза-Абдул-Вегаб.

От сего числа продолжались письменные сношения Его Превосходительства с Садр-Аземом до 16-го, в которое послан в С. Петербург фельд-егерь с депешами. В сие время Мирза-Шефи несколько раз приглашал Советника Посольства Негри для некоторых объяснений.

Не мое дело описывать происходившие тут переговоры. [208] Скажу только, что они служили подтверждением Гюлистанского мира, и что все приобретенные области, остались уделом могущественной Российской державы.

16-го, 21-го и 29-го Шах приглашал Посла на приватные аудиэнции, во время коих Его Превосходительство час от часу более и более приобретал от сего Государя благосклонность и уважение. Г. Негри всякой раз сопровождал Посла.

17-го, Г. Летошинский отправился с Высочайшими дарами в Тегеран.

Во время пребывания нашего в Султании, Посол был приглашаем со свитою к обеденным столам, к верховному Визирю, Мирзе-Шефи, и к Низамул-довле, (Министру финансов). В палатах, где обедали, [209] вместо столов, были сделаны большие земляные насыпи, покрытые коврами и устланные Индийскими скатертями. Яствы, ставились большими громадами одно на другое, и в таком множестве, что казалось, можно было накормить ими весь Султанийский лагерь. Дабы удобнее расставлять кушанья, и придвигать их к гостям, слуги босыми ногами ходили по верху насыпи, среди блюд; и сим самым возбуждали к оным отвращение. За стульями присылали в наш лагерь; а ложки, вилки и ножи принесены были нашими слугами. Множество кушаньев никак не мешало нам быть голодными; ибо оне совершенно противны были нашему вкусу, и мы довольствовались одними фруктами. Предосторожность однакож была взята, и мы, [210] возвратясь домой, садились за свой собственной стол.

В один вечер, приглашены были на угощение к Послу следующие вельможи Персидские: Садр-Азем, Каймакам, Назамул-Довле, Абдул-Вегаб, Валли-Курдистанский, Магмут-Хан, Мирза-Таги, и Аскер-Хан. Так как закон магометанский воспрещает последователям своим, вкушать от мяс, приготовленных руками Християнина; то угощение состояло из чаю, шоколада, мороженого, желе, пирожных, варенья, сухих конфектов, фруктов и весьма вкусно приготовленных шербетов. Сей вечер проведен в приятных разговорах, и в остроумных шутках, коими Его Превосходительство старался развеселять общество. [211]

Помянутые Англичане Виллок с Кемблем несколько раз посещали в Султании Посла, и неоднократно приглашены были к обеденному столу.

22-го Августа, Посол приглашен был, со всею свитою, от имени Шаха, на празднество, собственно для Его Превосходительства данное. Это было время Салама, то есть, пред захождением солнца. Чиновники, войско и народ стояли в таком точно положении, как и во время Бейрама. Когда Шах появился в открытой галере дворца, то войско отдало почести, со звуком труб и барабанов; а народ преклонил с почтением головы. Те же балансеры на веревках и танцовщики, о коих уже упомянуто, составляли увеселение. Его Величеству угодно было также [212] слышать Посольскую музыку; почему и играла она на террасе пред самым дворцом. Он удивлялся, что толикое число различных инструментов могло производить столь сладкую гармонию. Шах приглашал Посла во внутренность галереи, и разговаривал с ним с обыкновенною приветливостию; но вскоре удалился в Гарем. Тогда остались угостителями Садр-Азем и Алла-Аяр-Хан. На площадке, подле самой Диван-Хане, сделан был намет, под коим расставлены были стулья. Это было место угощения.

Сначала подали шербет во множестве, потом калиуны. После того расположилась тут же на площадке Персидская музыка, коей нескладные звуки раздирали слух наш; а к довершению мнимого удовольствия, которое доставить [213] нам хотели, предстали перед нас танцовщики, с своими не сносными, сладострастными кривляньями, возбуждавшими негодование и отвращение. Когда же стало довольно темно; то на большой площади, воспылал фейерверк, составленный из ужасного множества штук, но пущенный также нескладно, как и в Тавризе, треск беспрестанных выстрелов из фалконетов, не преставал во все продолжение фейерверка.

26-го числа, с позволения Шаха, отлучившегося в сей день на охоту, Посол, с Чиновниками своей свиты, рассматривал, в самом дворце, Шахские сокровища. Кроме драгоценностей, о коих упомянуто в описании первой аудиэнции, видели мы несколько одежд Шаха, богато [214] украшенных жемчугом; также имели удобность осмотреть и помянутые сокровища, из коих браслеты, щит, сабля с ножнами, которые осыпаны совершенно крупными алмазами, прекрасно вышитой ковер и жемчужные оплечья особенное заслуживают внимание. В той же комнате, где придворный чиновник показывал нам сии вещи, находились два портрета, изображавшие во весь рост Шаха, в одном седящего на троне, а в другом, на ковре, прислонясь к подушке. Сии портреты тут же представлены чрез Алла-Аяр-Хана в дар, один для Государя Императора, а другой для Посла. По рассмотрении сих предметов, Алла-Аяр-Хан пригласил Посла, со всею свитою, в Диван-Хане, или в залу Саламов, где от [215] имени Шахского, угощены мы были сластями, фруктами и Персидскою музыкою с пением.

Приближаясь к концу пребывания нашего в Султании, а с сим вместе и к окончанию моего журнала, надеюсь доставить читателям удовольствие, предложив им, в роде отступления, взгляд на Правительство Персидское, и на членов составляющих оное. Сии предметы войдут в состав следующей главы. [216]

ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ.

Взгляд на Правление в Персии. — Главные члены оного. — Происхождение Каджарского поколения. — Особа Его Шахова Величества. — Сыновья его. — Иностранные поверенные в делах. — Продолжение журнала. — Милости Шахом Посольству оказанные. — Прощальная аудиэнция. — Отбытие из Султании.

В Персии правление Монархическое, неограниченное. Шах деспот владычествует над Ханами, деспотами во вверенных им областях. От одного мановения Государя зависит смерть человека, не смотря на личные его достоинства. Существуют однакож законы, как до внутреннего управления государства касающиеся, так равно и [217] предписывающие меру наказания за преступления.

Преступления различного рода имеют разные наказания. Жалобы приносятся местному судье; у коего на дворе производится как весь разбор дела, так и решение. Как скоро доказано смертоубийство; то жалующимся на оное родным выдается преступник; и они властны или совершить смертную казнь над ним, или требовать за него выкупа. Ежели преступник, после различных над ним мучений, оставлен будучи замертво, восстанет; то

избегает впредь от преследования. Когда убийца богат, а родные убитого бедны, то дело большею частию оканчивается выкупом. Воровство наказывается отсечением руки, а иногда и рассечением вора на части. За [218] другие преступления или отнимается который-нибудь член, или бьют по пятам, или взимают пеню.

Налоги в Персии взимаются с произведений. Земли собственно принадлежат государству, и отдаются в аренду за определенную законом подать. Земли лучшего качества платят более подати, нежели дурного. Есть земли, принадлежащие собственно особе Государя.

Различные части внутреннего управления вверены, как обыкновенно, местным начальствам. В городах есть Кадии и Судьи, Полициймейстеры, по персидски дорога, также раздаватели воды, у коих в распоряжении ручьи и реки. Они, посредством каналов, снабжают домы и сады водою за положенную плату. Столь важно орошение земли в Персии, где [219] дожди весьма редки, и вода почитается драгоценностию; ибо природа нещедро наделила ею край сей. Области, как уже упомянуто, управляются Ханами, которые, кроме управления гражданского, обязаны иметь положенное количество Земского войска, а некоторые и регулярного. Есть области, вверенные Шахом сыновьям его, как-то: Адербиджанскою управляет Абас-Мирза, наследник престола; Керманшахскою, старший сын Шаха Магомет-Али-Мирза; Xорасанскою, Гассан-Али-Мирза; Зенганскою, Абдулла-Мирза и проч. каждый из сыновей Шахских, управляющих областями, имеет при особе своей Визиря, который есть его Министр, и вместе наблюдатель за поступками IIIаха-Заде. При Абас-Мирзе, [220] кроме Визиря, находится Каймакам, один из Государственных Министров. В больших городах Персии есть также Военные Губернаторы, по персидски Беглер-Беги.

Говоря о местных начальствах, постепенно доходим мы до вышших властей, и особ, окружающих Шаха.

Первая особа Государства, доверенная от Шаха, верховный Визирь, по персидски Садр-Азем. Он первый Министр, занимающийся как по части иностранной, так и по делам, требующим вышнего решения. Он председает в совете Министров, и первый докладывает Шаху. Нынешний верховный Визирь, Мирза-Шефи, человек лет восьмидесяти, особенно уважаем Шахом за долговременную [221] службу. Он старается всеми средствами поддержать связь Государства Персидского с высокою Российскою Империею; отличается умом и добрыми свойствами, весьма приятен и любезен в обращении.

Каймакам, кажется, вторая особа в Государстве. Нынешний, по имени Мирза-Бизюрк, имеет, как сказано выше, пребывание в Тавризе, при наследном Принце; человек хитрой, пронырливой, и имеющий большое влияние на Абас-Мирзу. Он играет роль Дервиша.

Моотамидул-Довле, по имени Мирза-Абдул-Вегаб, имеет звание Государственного Секретаря; человек умной, имеющий некоторые поверхностные понятия о Науках, в милости у [222] Шаха; приятен наружными свойствами.

Назамул-Довле, звание Министра внутренних дел и финансов. Нынешний Гаджа-Мегмет-Гуссейн-Хан, из богатейших вельмож двора Шахского, человек весьма старой, и пользующийся милостию своего Государя.

Наименовав первых четырех Министров; должен я упомянуть и о первых особах военного звания.

Первое место в мнении Шаха занимает Сердар Эриванский, Гуссейн-Кули-Хан, о коем сказано выше. Он Каджарского поколения, от коего сам Шах происходит; и отличается чрезвычайною храбростию, возведшею его на сию степень и снискавшею ему особенную милость Шаха. Он необразован, и даже не [223] умеет читать. Ему поручена Эриванская область, пограничная с Россиею.

Валли Курдистанский начальник, Князь Курдов, по имени Эманулла-Хан, также в большой милости у Шаха, яко предводитель храбрейшей и искуснейшей в езде конницы Персидской.

Эшик-Агаси-Авали, то есть, первый Адъютант Шахский, по имени Алла-Аяр-Хан, имеет в супружестве дочь Его Величества; он же и первый церемониймейстер при дворе; человек весьма приятного обращения.

Эшик-Агаси-Довум, второй Адъютант Его Величества, по имени Магмут-Хан.

Юсуф-Хан-Сепегдарь, ныне начальник регулярных войск; кавалер ордена Льва и Солнца первой степени. [224]

Насакчи-Баши, то есть, начальник артиллерии, по имени Фараджулла-Хан, кавалер того же ордена первой степени.

Упомянув о знатнейших особах как гражданских, так и военных, почитаю нужным назвать еще четырех, заслуживающих особенное благоволение Шаха ныне царствующего.

Мирза-Абул-Гассан-Хан, употребляемый в звании Посла к Европейским дворам; кавалер ордена Льва и Солнца 1 степени, имеет портрет Шаха, в знак отличия.

Гаджи-Мегмет-Гуссейн-Хан-Марви отличается при дворе даром красноречия; почему Шах, во время Саламов, обращается к нему с разговорами; и он громогласно и в сильных [225] выражениях воздает хвалу Его Величеству.

Фет-Али-Хан, придворный Поэт, пиитическим даром своим привлекает внимание Государя, который сам занимается Поэзиею.

Ага-Манучар, первый Евнух и начальник Гарема Его Величества; он же, так сказать, Обер-Гофмаршал при дворе; и обязан находиться в палатах Шахских безотлучно. Ага-Манучар родом Грузинец. Во время нападания Аги-Могамет-Хана, предшественника нынешнего Шаха, на Грузию, он был взят еще мальчиком в плен, и понравясь сему гордому завоевателю, принят ко двору и сделан Евнухом в его Гареме. Ага-Манучар пользуется особенною милостию и доверенностию своего Государя. [226]

Вот главные особы при дворе нынешнего Шаха Персидского. О прочих чиновниках, коих узнать мог имена, приложен будет общий список вместе с помянутыми.

Теперь следует сказать нечто об источнике всех властей, о ныне царствующем в Персии Шахе. Имя его Фет-Али-Шах. Он Каджарского поколения, то есть, тех Турок, которые, в царствование Шаха-Абаса 1-го, прибегнув под покровительство сего Государя, поселились в Мазандеране, и вступили в персидскую службу. Прадеду нынешнего Шаха, по имени Фет-Али-Хан, отдана была в управление Мазандеранская область, и поручены некоторые военные экспедиции. Сын его Могамет-Гассан-Хан известен успехами оружия [227] против Векиля, Керим-Хана, управлявшего Персиею. Он овладел Адербиджаном и Ирак-Аджемом, и в 1766 году, взяв Испагань, объявил себя покровителем юного Измаила, из фамилии Софиев, провозглашенного Шахом. Тогда, под видом защиты юного Принца и древнего его поколения, он предался завоеваниям. Но успехи его оружия возродили в нем столь сильное высокомерие, что войско его возненавидело, а угнетенный народ осыпал проклятиями. Керим-Хан сим воспользовался; и посредством подкупов дошел до того, что войско почти совсем оставило Гассан-Хана, который, отступивши в Мазандеран, убит изменою одного из своих офицеров. Сыновья Могамет-Гассан-Хана достались в плен [228] Векилю. Некоторым, по странному переворошу, даны были в управление области; другие содержались в Испагани.

По смерти Керим-Хана, (в 1779 году), старший сын его Абул-Фата хотя и был избран наследником, но сперва один дядя его, а по смерти сего, другой по имени Задиг-Хан, спорили престол его; и сей последний лишил Принца зрения. Тогда бунтовщик, Али-Мурат, восстал на него, победил, взял в плен, и поступил с ним и сыновьями его таким же образом, как он с своим племянником. Али-Мурат объявил себя Шахом в Ширасе, куда еще Керим-Хан перевел столицу. Пять лет владычествовал похититель. Наконец один из сыновей Задиг-Хана, по имени Джафар-Хан, [2290] избегнувший нещастия, случившегося с его братьями, восстал против похитителя; но Али-Мурата, постигла смерть, при начале похода.

Между тем как Джафар-Хан овладел южными областями, Ага-Могамет-Хан, один из сыновей Могамет-Гассан-Хана, владычествовавший уже на Севере, решился спорить с ним о престоле. Силы их оказались равными: ни та ни другая сторона в сей войне не имела желанного успеха. Между тем Джафар-Хан убит; а сын его Лут-Али вступил на престол. Пятилетнее, нещастное царствование сего последнего, проведенное в беспрестанной войне против Ага-Могамет-Хана, кончилось тем, что он, преданный во власть противнику, погиб от руки сего [230] тирана. Историки превозносят храбрость и величие души нещастного Лут-Али.

Ага-Могамет-Хан, похититель престола, известен успехами против Грузии, которою овладел, и покорением Хорасана, которого владетель взят в плен, изменническим образом. По возвращении из сего последнего похода, узнал он, что Царь Грузинский, с помощию Русских, свергнул иго Персии: почему и готовился к походу; но предводитель войск его Задиг-Хан сделал заговор, и он пал под острием кинжала, в 1797 году. Виновник убийства хотел сделаться независимым; но нашлись противники, имевшие более права на корону. Баба-Хан, племянник Ага-Могамет-Хана, управлявший Ширасом, [231] восторжествовал над всеми; и глас народа, уважавшего его за храбрость и кроткое правление, избрал его на царство. Взошед на престол, принял он имя Фет-Али-Шаха.

Сей Государь ест нынешний владетель Персии. Он имеет миролюбивые свойства, и в продолжение царствования не вел больших войн. Фет-Али-Шах весьма приятной наружности, ласков и приветлив в обращении; чрезвычайно длинная борода его привлекает особенное внимание, а вид внушает почтение. Наследником престола назначил он второго сына своего, Абас-Мирзу, которому, по мнению его, сама природа даровала преимущество над старшим, Мегмет-Али-Мирзою; ибо он рожден от супруги Шахской, происходящей [232] от Каджарского поколения; а последний от Имеретинки, следовательно от Християнки, а потому и не имеет права на корону. Несмотря на то, с кончиною царствующего Шаха, ожидать должно доказательств, кто из них получит венец самодержавия. Свержение с престола, и похищение короны столь обыкновенны в Персии, что нельзя судить о том до тех пор, пока конец не довершит дела.

Следует сказать нечто о сих двух Принцах.

Абас-Мирза одарен природным умом и храбростию. Сказывают, что он имеет некоторые познание в науках, и знает несколько Английский и Французский языки. Кажется, что [233] преобразование армии на образ Европейский есть главный предмет, на который все обращает внимание. К достижению сей цели, держит он при себе в Тавризе несколько Английских Офицеров, о коих упомянуто выше, и коим Английское правительство позволило из Индии, где прежде были заняты службой, переселиться в Персию. Им доставляются все выгоды от двора, и они получают весьма хорошее жалованье. Беглецы других наций, Французы и Италиянцы принимаются также для образования войска. Мы видели многих из них в Тавризе.

Но нельзя не заметить, что Абас-Мирза, предпринимая таковые меры, забывает о главной. Просвещение в совершенном детстве в сем Государстве: а что [234] значит военное искусство без познания Тактики и наук математических? Так могут образоваться солдаты, а не Офицеры, не предводители войск. Сим можно опровергнуть мнение некоторых писателей, кои дерзают сравнивать Абас-Мирзу с ПЕТРОМ I, сим великим образователем России. — Англичане, находящиеся при Абас-Мирзе, могут быть умны, могут быть искусны в своем деле; но кто поверит, чтоб они имели дар переливать знания в головы непросвещенных и не желающих просветиться Персиян?

Мегмет-Али-Мирза, как видно из обращения его, одарен также природным умом; но отличная черта его характера есть мужество во всей силе. Он совершенно противного мнения с братом [235] своим; и не считает полезным заведения регулярных войск в Персии. Он имеет на стороне своей Куртинцев, храбрейшую Персидскую конницу: уважает отца; во всяком случае, боится оскорбить его, и называет себя слугою Шахским. Но, после кончины его, кажется, имеет непременное намерение, с мечем в руках, утвердить право свое на корону.

О прочих сыновьях Шаха, коих имена узнать я мог, приложен будет список: в нем означены по именам только сорок пять; числом же всех их более шестидесяти, и толикое число дочерей.

При дворе Персидском находится, с некоторого времени, Английский поверенный в делах, Виллок. Он большую часть года [236] проживает в Тавризе, при дворе Абас-Мирзы; где, как он, так и находящийся при нем в звании Доктора. Г. Камбпель, имеют собственные домы. Пребыванию в Тавризе поставляют они причиною то, что в сем городе живут их соотечественники формирующие войска, о коих уже упомянуто выше. Слишком очевидно однакож, что влияние, которое имеют они на ум Тавризского Шаха-Заде, есть побудительная тому причина.

В силу конференций, в Тавризе, на обратном пути нашем происходивших, отправлен в 1818 году и от Российско-Императорского двора к Персидскому, в звании поверенного в делах, бывший при Посольстве нашем Коллежский Советник Мазарович, коего штат состоит [237] из Секретаря, переводчика и канцелярского чиновника.

Обратимся теперь к окончанию нашего журнала.

27-го Августа, по утру поднесены одним из придворных чиновников, от его Шахского Величества, Послу и всей его свите подарки, и знаки Ордена Льва и Солнца, для Посла первой степени, а для чиновников Посольства второй и третей степени. Кроме того Посол получил от Шаха саблю, а Советник Посольства Негри, кинжал.

Сего же числа, в шесть часов по полудни, дана Послу у Его Шахского Величества прощальная аудиэнция, на которую Его Превосходительство приглашен был также Магмут-Ханом.

Посол отправился на оную точно таким же образом, как [238] и в первой раз, в сопровождении всей своей свиты; и принят был сперва в Кючюк-Хане, а потом в палатке аудиэнции. Его Величество сидел по прежнему на троне, с короною на голове и во всех украшениях. Сыновья его и носители регалий стояли также по прежнему. Чиновников на дворе находилось немного. Садр-Азем стоял близ ставки.

Посол изъявил Шаху благодарность за милости, коими Его Величество его удостоил, за пожалование его Кавалером ордена Льва и Солнца, и за те выгоды, кои доставлены Посольству как в пути, так и во время пребывания в Султании. Чиновники Посольства с своей стороны принесли также Шаху благодарность. Послу отвечал он в самых лестных выражениях, и [239] изъявлял сожаление, что должен с ним расстаться, прибавляя, что в малое время пребывания Его Превосходительства, он совершенно привык к нему. Обратясь к чиновникам свиты Посольской, Его Величество сказал, что поступки их и обхождение доставили ему совершенное понятие о Россиянах, и что доброе мнение, которое заслужили они в глазах его, дает им полное право на его благоволение. Потом присовокупил, что беспокойное путешествие и труды, ими понесенные, достойны, чтоб они получили за оные награду. Когда же Его Величество услышал в ответ, что они ни во что ставят труды, понесенные для Августейшего своего Монарха, то Шах сказал: “По истине достойно, чтобы как Посол, [240] так и Офицеры его свиты повышены были в чинах, и что он просит Его Превосходительство доложить о том Императору, великому своему союзнику." Шах, разговаривая с Послом, распространился на счет Императорского дома и высоких членов Августейшей фамилии. После благосклонного и милостивого прощания, Посол откланялся.

28-го, Его Превосходительство сделал посещения всем знатнейшим вельможам, а 29-го по утру были у Посла с прощальными визитами Назамул-Довле, Моотамидул-Довле и Мирза-Абул-Гассан-Хан. Как сим, так равно Мирза-Шефи и Алла-Аяр-Хану, отвечали за Посла визитами Советники Посольства.

29-го Августа, Посольство выехало из Султании, по той же [241] дороге, по коей прибыло с некоторыми однакож в иных местах сокращениями в пути. Переходы на сем обратном путешествии делались более, нежели прежде; но по причине желания скорее возвратиться в отечество, они казались нам гораздо легчайшими.

Не распространяясь в описании обратного пути нашего, ибо оно было бы повторением сказанного, упомянем только о пребывании Посольства в Тавризе, куда прибыло оно 9-го Сентября. [242]

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

Пребывание Посольства в Тавризе. — Прием и конференции. — Ученья Персидских регулярных войск. — Взаимное угощение Российских и Английских чиновников. — Описание произведений Персии. — Нечто о торговле и числе жителей, вере и нравах.

Вторично очутились мы в Тавризе, при дворе Абас-Мирзы, с коим, по воле Шаха, долженствовали кончиться некоторые переговоры.

В нынешнее пребывание Посла в сем городе, Шах-Заде принимал Его Превосходительство, наблюдая гораздо более приличия. Благоразумие Шаха, ласковый и милостивый прием, оказанный в Султании, образумили его. На [243] сей раз Посол принят был, во всякое посещение, в приемной зале Принца и имел кресла.

14-го Сентября, происходила конференция у Каймакама Мирзы-Бизюрка, для совещания по следующим предметам: о назначении взаимных поверенных в делах, при дворах Российском и Персидском; также Консулов, в торговых местах; об учреждении Коммерческих домов; и о возвращении пленных.

Сего же дня, посетил Посла прибывший в Тавриз Сердар Эриванский.

15-го, в день коронации ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, совершаемо было поутру молебствие с коленопреклонением. К обеденному столу сего числа приглашены были Английские Офицеры и поверенный [244] в делах; а ввечеру дом Посольства был иллюминован.

Сего же числа, около полудня, Посол, по приглашению Шаха-Заде, с несколькими чиновниками своей свиты, был угощаем в его загородном дом завтраком. Прогуливаясь после того долго в саду, Абас-Мирза обращался с Послом с отменною вежливостию и даже искательностию. Он уверял в постоянном желании, сохранить дружественный союз с великою державою Российскою, говоря, что обязанным себя почитает заслуживать милости ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА и обратить на себя взоры Его Величества.

16-го, по приглашению Шаха-Заде, Посол был на ученьи одного баталиона Сербазов; а 18-го, на ученьи артиллерийском. [245]

Во время пребывания нашего в Тавризе, делались взаимные посещения между Послом и Персидскими вельможами; также между Российскими и Английскими чиновниками, которые по временам, угощали друг друга и проводили часы в приятных беседах.

Несколько раз уже прерывал я цепь повествования моего, для описания тех статей, изложением коих желал сколько ни есть удовлетворить любопытству читателей. Теперь полагаю небесполезным присовокупить вкратце замечание о предметах не менее заслуживающих внимание. Бросим взгляд на произведения Персии, на улучшение и употребление оных.

Первый предмет, представляющийся в сем кратком обозрении, есть то естественное [246] произведение, которое служит для нашего пропитания, и без коего человек обойтись не может. Я говорю о хлебе, сей первой для нас необходимости.

Зерна, обыкновеннейшие в Персии суть: пшеница, ячмень, сорочинское пшено и прочее. Первая доставляет хлеб, который в Персии не квасят; и делают, в виде больших круглых, или продолговато круглых лепешек, называемых чорек. Хлеб поселян не вкусен, и лепешки оного толщиною не более, как в грубое полотно: он называется лаваш. От Тавриза до самой Султании, был при нас хлебник, от двора Абаса-Мирзы отпущенный; а во время пребывания нашего в сем последнем месте, получали мы хлеб от двора [247] Шахского. Лепешки оного толще обыкновенных и довольно вкусны.

Ячмень есть фураж для лошадей в Персии, где нет овса.

Кроме обыкновенного употребления проса, в Курдистане, в случае недостатка пшеницы, пекут из него хлебы.

Сорочинское пшено есть общее и наилучшее кушанье у Персиян. Они приготовляют из него множество сортов весьма вкусного пилаву.

Шелк, хлопчатая бумага и сахарной тростник считаются в числе важных произведений сего государства. Первые суть предметы мануфактур и торговли. Сахар в Персии делают весьма дурно и нечисто, из тростника, растущего в Гиляне.

К царству прозябений присовокупить должно прекрасные [248] плоды, коими Персия изобилует, как то: лучший разного рода виноград, финики, гранаты, смоквы, сливы, черешни, фисташки, груши, яблоки, персики, померанцы, пигвы и прочие. Цветы различных родов, коих исчислить не возможно, отличаются как живостию красок, так и благоуханием.

Так как дожди в Персии очень редки, а жаркой климат делает землю весьма жадною; то жители должны прилагать всевозможное попечение об орошении полей своих. Оно производится следующим образом: как скоро ручеек, или хотя малая речка представляют к тому случай, то с жадностию расхищают воду в них находящуюся, и терзают ее, проводя каналы по различным направлениям. Иногда видишь [249] дно реки совершенно пустое, по причине истощения воды в протоки. За недостатком рек, стараются отыскать где-нибудь в горе источник, из коего делают, на весьма большое пространство, водопроводы. Дабы удержат воду на нивах, образуют на них квадратики, ограничиваемые малым возвышением земли.

О удобрении земель прилагают Персияне всевозможное старание, и навоз приготовляют с большою тщательностию.

На счет произведений царства животных, упомянем только о тех, кои входят в состав скотоводства, и приносят существенную выгоду государству.

Между домашними скотами, лошадь более всех других обращает внимание. Персияне [250] прилагают о ней всевозможное попечение. Главные их породы: Арабская, Трухменская и Харасанская; но первая предпочитается как легкостию езды, так и красотою во всех статьях. Лошади в Персии довольствуются небольшим количеством фуража: горсть ячменю и мякина, вместо сена, которое в сем краю чрезвычайно редко, составляют обыкновенную пищу их. Подковы у лошадей плоские, тонкие, с небольшим в средине отверстием. Существовавшее обыкновение, во время путешествия Г-на Шарденя в Персии, красить брюхо, грудь и ноги у лошадей, ганою, оранжевого цвета краскою, совершенно оставлено между жителями; один Шах, при торжественных въездах на белом коне, сохраняет сей обычай. [251]

Лошаки и ослы в Персии служат для перевозки тяжестей; крестьяне употребляют их иногда и для езды, по хозяйственным надобностям.

Верблюды употребляются для перевозки самых больших тяжестей. Животное сие есть бесценный дар промысла в сем краю, столь бедном фуражом. Оно невероятным образом переносит голод и жажду; довольствуется былинками сухой негодной травы и несколькими каплями воды. Верблюды в Персии одногорбые; есть в сем государстве особенный род артиллерии на верблюдах, называемой Замбурск. Фалконет привинчивается к седлу таким образом, что можно поворачивать его по произволу.

Быки и буйволы употребляются для пашни; их впрягают также в некоторой род повозок, называемых арба, кои видны только в городах.

Овцы и козы снабжают [252] фабрики шерстью; кроме сего первые доставляют покров как для тела, так и для головы. Баранина в Персии есть мясо самое употребительное и весьма вкусное.

Излишним почитаю вычисление птиц, коих в сем краю чрезвычайное множество. Фазан есть самая вкусная дичь; а из диких зверей, джиран , род сайги, имеет весьма вкусное мясо.

Не могу распространиться о произведениях царства ископаемых, не имея ни средств, ни времени заняться по сему предмету. Скажу только, что ни жителям, ни самому Правительству неизвестны сокровища, [253] могущие находиться в земле их. Открыты были в некоторых местах жилы золота и серебра; но покушения Правительства для добывания сих металлов, остались тщетными; ибо по исчислению, издержки, кои должно было на то употребить, оказались чрезвычайно велики, а плоды трудов недостаточны вознаградить и самые убытки. Горы, коими усеяна Персия, заключают множество минералов различных родов.

Упомянув кратко о произведениях описываемого нами края, скажем нечто об искусственном удобрении оных и приготовлении предметов, годных на различное употребление, и служащих для торговли.

Повсюду находятся в Персии шелковые мануфактуры, на коих весьма хорошо работают [254] разного рода материи, как то: род гродетуру, называемого по Персидски дарая, без узоров и с узорами, поясы, платки, шелковые материи по полам с бумагою, с козьею и верблюжьею шерстью, и прочее. Материи сии весьма добротны, и отличаются живостию цветов.

Парчи в Персии делают превосходно; волочильщики и прядильщики золота работают также весьма искусно; бархатная парча особенно хороша.

Материи из верблюжьей и козьей шерсти работают прекрасно, особенно Керман-Шаль, подобную материи, называемой у нас меринос, но гораздо его лучше, мягче и добротнее.

Превосходные ковры Персидские известны всему свету, как по изящной работе, так по [255] живым цветам, равно и по их прочности.

Бумажный холст, по Персидски без, делаемый везде в Персии, толст и груб; тонкой же получается из Индии; равно как и хорошие выбойки.

Фарфоровые фабрики, хотя и весьма выхваляемы Г. Шарденем; однако не заслуживают особенного внимания.

Сей же самый путешественник чрезмерно превозносит вышивание у Персиян, особенно золотом и серебром, отдавая им в сем искусстве преимущество пред Европейцами. Смело однакож можно опровергнуть сей рассказ, равно как и многие другие, которые исступленными путешественниками предлагаются на счет сего края. [256]

Кожи выделываются весьма посредственно, исключая Шагрень, по Персидски Чагри, который весьма хорош, и делается из задней части ослиной кожи.

Оружейные мастера работают превосходные булатные сабли, из Хорасанской стали, особенно из так называемой Кара-Хорасан, то есть, черный Хорасан; из ней же выковывают и сверлят стволы для ружей и пистолетов, коих полка не отделяется, а составляет одну штуку. Приклад Персидских ружей весьма мал и не ловок.

Мастера золотых дел и серебреники, хотя их найти можно в каждом городе, работают весьма грубо. Они не только, не умеют хорошо накладывать эмали на золото, или серебро; но и [257] выполировать хорошо сих двух металлов не могут.

Красильщики Персидские выигрывают пред нашими тем, что материялы для сего нужные, большею частию, или собственные произведения, или получаются из Индии. Кроме того, сухой воздух сего края дает краскам особенную живость.

О прочих заводах и фабриках не почитаю нужным распространяться; ибо они еще в детстве.

Предметы торговли Персидской для вывоза, составляют: шелк, хлопчатая бумага, сорочинское пшено, сухие фрукты, миндаль, верблюжья шерсть, чернильные орешки, также изделия шелковые и шерстяные, и другие товары. Персия же получает множество иностранных товаров, особливо [258] изделий Европейских, кои исчислять излишним полагаю. Заметить должно, что внутренняя торговля в сем государстве весьма деятельна; внешняя напротив очень слаба и производится большею частию Армянами.

Не распространяюсь в описании моем о тех предметах, о коих не могу изложить достоверных известий: во-первых, по причине малого пространства, объеханного нами в Персии; во-вторых по невозможности размножать расспросы, чрез кои мог бы впасть в подозрение у сего сомнением объятого народа, и тем во зло употребить мнение, на счет миролюбивых намерений Посольства; наконец потому, что предмет сего издания составляет единственно описание путешествия Посольства. В нем [259] говорится только о том, что был я в возможности почерпнуть, или из предметов представлявшихся понятию моему и взорам, или из достоверных источников. Почему в заключение книжки сей, упомяну, в нескольких словах, о числе жителей Персии и их нравственности.

Г. Шардень полагал в Персии жителей до сорока миллионов; но Г. Киннеир не соглашается с ним; и сомневается, чтобы в ней могло быть от осьмнадцати до двадцати миллионов. Теперь, по уступке России нескольких провинций, и по отделении некоторых племен в Хорасане и других областях, должно полагать, что число народа еще и против сего последнего предположения уменьшилось. Впрочем, [260] по неимению в сем государстве переписи, нельзя ни чего сказать о том достоверного.

Говоря о нравственности жителей Персии, сперва должно упомянуть о вере, которая служит ей всегда основанием. Господствующая вера в Персии, Магометанская, отличная от исповедываемой в Турции тем, что первая признает наследником Магомета, зятя его Алия; а последняя Абубекера: то и было причиною большого раскола между последователями лжепророка. Впрочем Алкоран для народов обеих сих наций есть общая книга священных законов. Не распространяясь на счет сей религии, заметим однакож, что закон Магометов, льстя чувственности человека, сильное имеет на него влияние. С сей точки [261] должно взирать на народ, последующий исповеданию Магомета.

Персияне в обращении чрезвычайно гибки, учтивы, даже низки. В разговорах употребляют Метафоры, Гиперболы и другие риторические фигуры во множестве. Но все их вежливости, притворны; редко находишь в них смысл; а чувства с языком их не бывают согласны

О сущности характера Персиян сказать можно, что он не имеет доброго основания. Под личиною дружеского расположения и приязни, при клятвенных обещаниях и уверениях, скрывается лесть, обман и подлое корыстолюбие.

Они одарены умом, хорошею памятью, сильным воображением и понятием быстрым; мужество и славу почитают первейшими [262] добродетелями; любят Науки и Художества, которые однакож у них в детстве. Поэзия есть одна из тех Наук, которую предпочитают прочим; но она дышет у них негою и сладострастием. Ныне властвующий Шах сам занимается Поэзиею и имеет придворного Поэта, о коем помянуто выше.

Можно с признательностью сказать, что мы везде, в продолжении нашего путешествия испытали гостеприимство Персиян; и следственно причислим сию похвальную добродетель к их отличным достоинствам.

Сим оканчиваю описание, которое не представляет подробного исследования; оно есть только легкой взгляд на предметы, окружавшие меня, во время незабвенного для меня путешествия, [263] совершенного под начальством знаменитого Ермолова. Не дерзаю хвалить достоинств сего Героя; ибо всякая похвала, каким бы красноречивым пером ни была начертана, не выразит всех его достоинств. Но да примет благодетельный сей гений жертву признательности, которой не стану выражать словами: она останется на всю жизнь мою запечатленною в благодарном сердце. [264]

Имена Шахских Сыновей:

Абас-Мирза, Наследник престола.

Мегмет-Али-Мирза.

Гассан-Али-Мирза.

Гуссейн-Али-Мирза.

Мегмет-Вели-Мирза.

Али-Наги-Мирза.

Абдулла-Мирза.

Маммад-Таги-Мирза.

Мегмет-Гули-Мирза.

Али-Шах.

Имам-Верди-Мирза.

Хейдар-Гули-Мирза.

Шах-Али-Мирза.

Маммад-Гули-Мирза.

Хумайюн-Мирза.

Мегмет-Мирза.

Алик-Верди-Мирза.

Махмад-Мирза.

Ахмад-Али-Мирза. [265]

Кейгубад-Мирза.

Бахман-Мирза.

Шафур-Мирза.

Жаум-Мирза.

Бадизиман-Мирза.

Сулейман-Мирза.

Мелик-Ману-Мирза.

Исмаил-Мирза.

Мелик-Махнур-Мирза.

Манучар-Мирза.

Кеюмарз-Мирза.

Ченгиз-Мирза.

Бахрам-Мирза.

Фатулла-Мирза.

Султан-Махмут-Мирза.

Искандар-Мирза.

Султан-Селим-Мирза.

Сафи-Овла-Мирза.

Софи-Довла-Мирза.

Султан-Мустафа-Мирза.

Абул-Фат-Мирза.

Мелик-Ирж-Мирза.

Султан-Ибрагим-Мирза. [266]

Шах-Кри-Мирза.

Насерадин-Мирза.

Хумруз-Мирза. [267]

Имена разных Персидских чиновников,

Мирза-Шефи, Садр-Азем, верховный Визирь.

Мирза Абдул-Вегаб, Моотамидул-Довле.

Мирза-Бизюрк, Каймакам, при Абас-Мирзе.

Алла-Аяр-Хан, 1-й Адъютант Шахский и зять его.

Магмут-Хан, 2-й Адъютант Шахский.

Эманулла-Хан, Вали Курдистанский.

Юсуф-Хан, Сепегдарь, начальник регулярных войск.

Гаджи-Мегмед-Гуссейн-Хан, Назамул-Довле, Министр внутренних дел.

Аманул-Довле, Беглер-Беги в Испагане.

Ага-Манучар, Начальник Гарема. [268]

Кассум-Хан, зять Шахский.

Фараджулла-Хан, Насакчи-Баши, Начальник артиллерии.

Гаджи-Мегмед-Гуссейн-Хан-Марви.

Гуссейн-Кули-Хан, Сердарь Эриванский.

Гассан-Хан, брат его.

Аскер-Хан-Евшар, бывший Приставом при Посольстве.

Мирза-Абуль-Гассан-Хан, бывший Послом в России.

Фет-Али-Хан, придворный Поэт.

Фет-Али-Хан, Беглер-Беги Тавризский.

Мегмет-Хан, Замбуракчи-Баши, командир артиллерии на верблюдах.

Мирза-Таги, Зенганский Визирь.

Назар-Али-Хан, бывший Нахачеванским Ханом; а ныне 1-й Адъютант Абас-Мирзы. [269]

Мегмет-Гуссейн-Хан, 2-й его Адъютант.

Мирза-Мегмет-Али, управляющий финансами Абас-Мирзы.

Мирза-Физулла, Секретарь верховного Визиря.

Кеалб-Али-Хан, управляющий Нахичеванским Ханством.

Кеалб-Али-Хан, приближенный чиновник Эриванского Сердаря.

Назар-Али-Хан, управляющий Марандскою областию.

Назар-Али-Бек, препровождавший Посольство, и произведенный, по просьбе Посла, в Ханы.

Мегмет-Али-Бек, таким же образом Хан.

Фазил-Бек, приближенный чиновник Шахский, занимающий его чтением.

Исмаил-Бек, хранитель Шахских сокровищ. [270]

Мирза-Абул-Гассан, Тавризский Визирь, сын Каймакама.

Мирза-Муса-Хан, сын Каймакама и Шахский зять.

Нассрулла-Хан, знатный Тегеранский вельможа.

Мирза-Риза-Кули-Хан, бывший верховным Визирем; теперь в Ширасе.

Хозров-Хан, управляющий Гиляном.

Мирза-Абул-Гуссейн, племянник Мирзы-Абул-Гассан-Хана.

Конец.

Текст воспроизведен по изданию: Краткое описание путешествия российско-императорского посольства в Персию в 1817 году. СПб. 1821

© текст - Бороздна В. П. 1821
© сетевая версия - Thietmar. 2020
©
OCR - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001