Петр Великий

Петр Великий, Император России,

в Голландии и в Заандаме в 1697 и 1717 гг.

(См. “Русская Старина”, февраль 1916 г.)

Поездка Царя в Дельерт и Лейден.

Царь сделал из Гааги несколько небольших экскурсий в соседние города. Прибыв в Дельерт, он осмотрел здесь, с особым интересом, оружейные заводы. Собиравшаяся везде вокруг него толпа любопытных крайне его удручала. Чтобы избежать этих зевак, он сел в яхту и отплыл на средину р. Ши, пригласив к себе на борт ее знаменитого Антония ван-Лейвенчука. Царь с большим удовольствием занялся здесь, вместе с ним, наблюдениями в микроскопы, принадлежавшие этому ученому, а также другими наблюдениями, в особенности над циркуляциею крови в рыбах; более двух часов оставался с Царем этот знаменитый голландский ученый, заслужив самое лестное одобрение Монарха; с своей стороны Лейвенчук с удивлением рассказывал впоследствии о необыкновенной любознательности Царя.

В Лейдене Петр посетил профессора Бургавена, это великое светило врачебного искусства. Государь спросил у него — какой час он назначит ему для посещения ботанического сада. Профессор предоставил выбор времени на благоусмотрение высокого посетителя. Царь назначил на следующий день, к 6 часам утра, и явился туда почти одновременно с боем часов. Монарх посетил, прежде всего, так называемый “анатомический зал” (“theatrum anatomicum”), где он долго смотрел на один труп, мускулы которого были вскрыты для насыщения их терпентинною водою. Здесь он [388] наглядно проявил ту, в высшей степени странную, черту своего характера, которая заставляла его, — там, где он замечал у кого-либо из своих спутников какое-либо отвращение или брезгливость к чему бы то ни было, — требовать, чтобы тот пересилил в себе это чувство. Так он поступил и в анатомическом зале: заметив у некоторых из русских, сопровождавших его, брезгливость к представившейся им отталкивающей картине трупа со вскрытыми мускулами, Царь заставил их подойти ближе к трупу и перекусить зубами (??) несколько мускулов.

Переговоры посольства в Гааге.

Вскоре после описанной выше аудиенции русские послы уведомили, чрез секретаря, о своем прибытии всех представителей и полномочных министров иностранных держав, как пребывающих в Гааге, так и тех, которые приехали сюда для подписания мирного трактата (рисвикского), за исключением одного посланника Франции; это исключение было сделано, очевидно, в виду того участия, которое король Людовик XIV принимал в избрании польского короля, добиваясь посадить на польский престол принца Бурбонского Конти. Русским послам сделаны были официальные визиты всеми министрами, старавшимися, при этом, превзойти друг друга в роскоши и великолепии; то же самое было сделано со стороны русских послов при ответных их визитах. Для переговоров с царскими послами были назначены следующие члены постоянной комиссии Их Высокомочий по иноземным делам: ван-Вейнберген, ван-Рееде ван-Лиир, советский пенсионарий Гейнзиус, Беккер, ван-дер-Дус ван-Бергенштейн, ван-Гарен, Лемкер и де-Древс. 10-го октября они вошли в ближайшие сношения с русскими послами.

На этой первой конференции послы указали целью своего приезда в Голландию — расширение торговых сношений с Голландиею, путем включения в эти сношения также и Персии, откуда могли бы, чрез Астрахань и Архангельск, доставляться в Голландию шелк и другие товары; но, при этом, со стороны посольства не было представлено никакого письменного меморандума по настоящему предмету. Уполномоченные Генеральных Штатов на это ответили, что по предмету столь важному они не могут постановить решения, не посоветовавшись предварительно с торговыми людьми, — но это [389] потребовало бы так много времени, что могло бы слишком долго задержать их пребывание в Голландии; поэтому они просили послов сообщить им остальные пункты, по которым они могли бы теперь же войти в обсуждение.

При следующем свидании послов с членами комиссии более выяснилась истинная цель приезда послов. Они просили у голландских Штатов оказать Царю помощь в снаряжении и вооружении, по меньшей мере, семидесяти военных кораблей и свыше ста галер, которые Царь собирается строить для действий против турок в Черном море. В подкрепление такой просьбы послы указывали не только на большое значение этой войны для всех христианских народов, но также и на то, что это послужит к облегчению перевозки из России хлебного зерна и других товаров, в которых нуждается Голландия.

Генеральные Штаты затруднились дать на это свое согласие в виду того общего положения, в котором находилась Голландия в данное время. При обсуждении этого вопроса послам было указано, что протекло слишком мало времени после того, как закончилась война с Франциею (Рисвикский мир был только что заключен, а именно — 20 сентября). Потребуются годы на то, чтобы государство могло оправиться, и необходимы большие денежный средства, чтобы уплатить долговые обязательства, заключенные государством во время войны. Кроме того, государство потеряло большую часть своих судов и поставлено этим в крайнюю необходимость восстановить свои морские силы; поэтому, прежде чем обещать помощь, должен быть вполне выяснен вопросы в состоянии ли Голландия оказать эту помощь.

Не настаивая долго на всех высказанных желаниях, послы особенно хлопотали о разных предметах артиллерийского судового снаряжения; они просили также якорей и других судовых принадлежностей, без которых, по их мнению, легко могли обойтись в Голландии, так как военные суда, в виду заключения мира, должны быть разоружены и таким образом большое количество этих предметов останется без употребления. В 1671 г., говорили далее послы, Генеральные Штаты сами предлагали Царю помощь, которую ему теперь желательнее было бы получить, чем тогда, ибо если он ныне не получит того, в чем нуждается, то он будет поставлен в затруднение выполнить свои большие предприятия. Да, наконец, Царь и не просит ничего иного, как только некоторых предметов вне пользования. Сам Царь никогда не [390] отказывал Генеральным Штатам ни в какой просьбе, и он возлагает большие надежды на дружбу Их Високомочий, к которым он, во все времена, питал чувство самого искреннего расположения; в то же время, и подданные этого государства всегда находили в России особливое перед другими народами покровительство в отношении исповедания веры и отправления богослужения, а также владения имуществами и проч. Наконец, говорили послы, достойно ли будет добрых чувств отказать в просьбе столь малого значения, ибо Царь предлагает все расходы возвратить немедля по окончании войны. Указывалось и на то, что никогда еще не посылалось Царем в другое иноземное государство столь блестящего посольства, чем как бы подчеркивалось, что оно не может вернуться обратно, но исполнив успешно возложенной на него миссии.

Со стороны членов комиссии было на это замечено, что справедливо, что остались и пушки, и судовое снаряжение, и разные судовые принадлежности, в которых государство в настоящее время более не нуждается. Но зато, с другой стороны, государство должно будет приобрести также железо, дерево и тому подобное и все это вывезти из чужих стран или же купить у собственных купцов по цене, которая будет обременительна для государственных финансов; что насколько будет продолжителен мир — еще не известно и что, следовательно, государство должно напрячь все свои силы, чтобы снова поставить оборону страны на должную высоту; в виду этого, как ни признательны Генеральные Штаты Царю за все то, что он сделал для их Государства и они надеются — и в будущем не откажет еще сделать, они остаются в полной уверенности, что представляющаяся для них в настоящую минуту полная невозможность исполнить желания Царя — должна оправдать их в глазах Монарха, и они питают надежду, что впоследствии, как только положение их государства сколько-нибудь улучшится, они представят вернейшие доказательства их благорасположения.

Получив такой ответь, послы 24 октября объявили, что так как Их Высокомочия не соизволили на просимую помощь, то они не могут более оставаться в Голландии и надеются, что в скорейшем времени им будет разрешен выезд, в виду чего и просят назначить им прощальную аудиенцию на 26-е того же месяца. К удовлетворению этого ходатайства не встретилось препятствий. Генеральные Штаты решили, что церемониал в этом случае должен быть такой же, какой [391] был при первой аудиенции, и что, в то же время, господам послам должны быть поднесены обычные подарки, а именно, — большая золотая медаль на цепи: первому из них ценностью в 7 тысяч гульденов, второму — в 6 тысяч и третьему — в 5 тысяч; сверх того: секретарю — одна медаль в 600 гульденов, церемониймейстеру — в 300 и переводчику — в 250 гульденов; трое дворян из состава посольства, православный священник и протестантский пастор — получили каждый из них по медали в 150 гульденов.

По свидетельству некоторых писателей каждый из послов получил, сверх того, роскошную парадную карету, но так как дворцовые журналы об этом умалчивают, то это представляется весьма сомнительным, — возможно, однако, что эти подарки были сделаны на счет города Амстердама или же что это имело место при окончательном отъезде послов, вместо “путевых денег”, а также взамен вина, пива и разных жизненных припасов, которыми имелось обыкновение снабжать русских послов. Может быть, также, что это были кареты, заказанный еще раньше послами в Амстердаме и оплаченный на счет коммерческих фондов.

Некоторые случайные обстоятельства задержали прощальную аудиенцию до понедельника 28 октября, когда она и состоялась с тем же церемониалом, как и раньше. Послам были вручены ответные грамоты (recredentialen) с таким же ритуалом, как раньше приняты были от них вверительные их грамоты, и так как они выразили желание проехать Амстердам, то в следующую среду их проводили до Гоорнбрюга с такою же торжественностью, с какою они были и встречены.

Государственный гофмаршал сопутствовал послам до самого Амстердама, где и откланялся. С этого момента прекращался отпуск на содержание послов, хотя гофмейстеру все-таки было предоставлено уплатить, если бы этого пожелало посольство, за наем помещения за все время пребывания в пределах Голландии.

Расходы на содержание посольства, несмотря на предписание Генеральных Штатов о соблюдении строжайшей бережливости, достигли, против ожидания, высокой цифры.

Жизнь Царя в Амстердаме.

По возвращении своем из Гааги Петр некоторое время жил совершенно уединенно на верфи Ост-Индской компании, [392] будучи занят наблюдением за постройкою нового галлиота, который, по желанию Петра, должен был иметь 100 фут длины. Царь часто сам брался за топор и усердно работал. Он был очень доволен, что мог сам видеть и наблюдать все отдельный части работы, начиная от заложения киля — до полной оснастки судна. Когда весь галлиот был окончательно готов, Витцен, от имени города, предложил его в дар Царю. Обрадованный Петр обнял Витцена и тут же на месте дал новому галлиоту название: “Амстердам".

Геррит Муш, храбрость и опытность которого в управлении буэром были уже известны Царю, был назначен им капитаном судна; уже в следующем году новый галлиот направил свой курс к Архангельску, нагрузившись разными предметами, приобретенными самим Царем, под наблюдением которого произведена была и нагрузка судна. Галлиот этот сохранялся, в большом почете, сначала в Архангельске, а потом в Петербурге до времен Императрицы Елисаветы, когда во время одного сильного пожара он был уничтожен огнем вместе с другими судами.

Царь имел на верфи, в своем распоряжении, весельную лодку, буэр, также как и карету. Чтобы охранить его от любопытства толпы, которая так досаждала ему раньше в Заандаме, была поставлена стража на дорогах, ведущих к Оостенбургу и Фюнену. Но ничего нельзя было предпринять в тех случаях, когда он отправлялся, на своем буэре, на залив И: тотчас же судно его окружалось со всех сторон разными другими лодками с любопытными, желавшими поближе взглянуть на Московского Царя. Это часто приводило его в гнев и причиняло много неприятностей.

Так, однажды, когда Царь катался на своей яхте по заливу И, штурман одного ходившего в Заандам, срочного судна (на котором находились, между прочими, один судья и много дам), желая удовлетворить любопытство своих многочисленных пассажиров, повернул это судно по направленно к яхте Царя; это так разгневало последнего, что он, в порыве своей запальчивости, швырнул в штурмана две пустых бутылки, — которые, к счастью, никого не задели.

Не редко Петр ездил на своей яхте в Мейден и Мейдерберг, где, для его развлечения, был устроен особый прибор для бросания бомб; часто посещал он и Заандам. Он предпринимал эти маленькие экскурсии, не обращая внимания ни на погоду, ни на свежий ветер. Его смелость [393] граничила часто с безразсудством, и здесь всего резче проявлялся контраст между неустрашимостью Царя и трусостью дрожащих от страха молодых дворян из его свиты, которые должны были сопровождать его в морских его поездках; это нередко вызывало комические сцены, но иногда дело становилось серьезным, когда к трусости сопутников Царя присоединялись неопытность и неискусство. Но Царь и в этих случаях всегда сохранял полное спокойствие духа.

Трудно описать ту страстную любознательность, которою обладал Царь. Он должен был все видеть и все осмотреть собственными глазами. Однажды, осматривая в Амстердаме громадный кран, он не только взобрался на самый верх этой машины, но проявил здесь, при осмотре, такую горячность, что упал и так разбился, что, в течение нескольких дней, принужден был оставаться дома, сидя в креслах.

В дни ярмарок Царь обыкновенно посещал Ботермаркт, и здесь он мог наблюдать, к каким разнообразным способам должны прибегать люди в преследовании одной цели — наживы денег. В особенности его забавляло смотреть на подвизавшихся на подмостках фокусников, с необыкновенною ловкостью занимавшихся выдергиванием у пациентов больных зубов. Один из них дотого простер свое искусство, что он производил свои операции при помощи таких не хитрых инструментов, как напр., ручка от какой-нибудь ложки или наконечник шпаги и т. п. От этих искусников Петр научился и сам искусству вырывания зубов: пригласив к себе одного из них и быстро усвоив все важнейшие ручные приемы с хорошими инструментами, он вскоре почувствовал в себе такое влечение к этому искусству, что ни коренные, ни другие зубы у близких к нему лиц не находились уже более в безопасности у своих владельцев.

Петр любил посещать церкви и расспрашивать об особенностях учений тех или других религиозных обществ.

К евреям Царь относился, кажется, с предубеждением. Некоторые из них ожидали, что Петр, преобразовывая Русское государство и отменяя многие старые обычаи и наследия, отменил также и те постановления Царя Ивана Васильевича, которыми это племя было изгнано, на вечные времена, из пределов государства. В этой надежде евреи обратились к бургомистру Витцену и просили его посредничества у Царя, чтобы Царь открыл евреям и другим [394] иноземцам доступ в русское государство и дозволил им свободно селиться в нем, заводить здесь разные промышленные конторы и вести торговлю, при чем они не забыли пышно исчислить те большие выгоды, которые проистекут отсюда для России. Одновременно с этою петициею, на случай если бы ходатайство их было удовлетворено, евреи, в знак своей признательности, представили 100 тысяч гульденов.

Бургомистр исполнил их просьбу в точности и передал Царю высказанные евреями мотивы. Петр выслушал его терпеливо и затем, смеясь, дал ему следующий ответ: “Любезный мой Витцен, вы знаете хорошо евреев, равным образом знаете и мой народ. Я также знаю тех и других. Вообще же еще не наступило время, чтобы разрешить евреями свободный доступ в мою страну. Окажите им от моего имени, что я благодарю их за предложенный дар и что я из сожаления к ним не могу им позволить селиться в России, так как, хотя они и славятся, что в торговле и в промышленных операциях сумеют обмануть весь свет, но я боюсь, что им не удастся перехитрить (обойти) моих русских подданных”.

Царь заявил голландскому правительству о своем желании присутствовать при совершении смертной казни и видеть всю процедуру приготовления к ней, а также все то, что непосредственна следует за совершением казни. Казнь эта состоялась 14 декабря. Петр присутствовал как в суде, так и при объявлении преступникам смертного приговора и при всех формальностях, исполняемых в трибунале и в камере старшин; наконец, он видел и самый акт приведения в исполнение судебного приговора с весьма близкого расстояния, а именно из окна, выходящего на место казни.

Находясь в Амстердаме, Петр получил чрез курьера сообщение о большой победе, одержанной 10 августа генералом Шеином над татарами при Азове. Царь был так обрадован этим сообщением, что, тотчас по возвращении своих послов в Амстердам, он устроил блестящее празднество. На него были приглашены им как почетнейшие коммерсанты так и члены правительства с их женами и дочерьми. За роскошным обедом следовали спектакль, танцы, иллюминация и фейерверки. Витцен, рассказывая об этом празднестве передает, что их всех угощали истинно по-царски. Веселое и радостное настроение Царя в особенности бросалось в глаза, всем присутствовавшим здесь голландцам, а богатство и [395] изящество нарядов и украшений приглашенных на празднество — в свою очередь вызывали общее внимание со стороны, русских.

Поездки Царя в Заандам и времяпрепровождение в нем.

Царь несколько раз приезжал неожиданно в Заандам; в таких случаях он обыкновенно останавливался на ночлег у своих соотечественников (в доме, называемом “Каменная камера"). Вечера он проводил всего чаще у Корнелия Кальфа, в обществе которого он находил особенное удовольствие. Мейнерт Блюм также не был забываем, — возможно, что Петру приходилось иногда ночевать у него в доме, так как одна из комнат этого дома долго называлась еще “комнатою Царя".

Часто также заходил Петр в мастерскую Лауренса Лойвена, где, между прочим, изготовлялись компасы, — чтобы ознакомиться с этим производством, столь важным для мореплавания, и чтобы, в то же время, осмотреть другие мастерства, имеющие отношение к оснастке кораблей. Здесь Царь своеручно намагнитил большое число компасных стрелок. Часто он посещал также Симона Лойвена, талантливого строителя мельниц, особенно отличавшегося искусством делать модели. Он так много получил заказов от Царя, что постоянно работал для него с тремя механиками. Многие такие работы его сохраняются еще в Императорском Кабинете в Петербурге.

Царь познакомился в Заандаме также с Мельхертом Тамес Хоогербеетсом; владевшим особым судном для провоза пресной воды и, сверх того, занимавшимся довлею рыбы в Зюдерзее, а также буксированием судов чрез отмель Пампюса. Царю хотелось видеть, как производится та и другая работа. Его предупредили, что на подобном судне не имеется никакой каютки, сколько-нибудь для него удобной, но это не могло заставить его отказаться от своего намерения. Он решил совершить совместную с этим моряком поездку, во время которой ему пришлось жить совершенно одинаково со всеми другими рыболовами. Они были застигнуты очень свежею погодою, вследствие чего плавание затянулось на большее время, чем они расчитывали, и они израсходовали все имевшееся с ними топливо. Так как судовщик [396] затруднялся употребить в дело пустые бочки из-под пива, указывая на то, что они составляют собственность пивовара, то Царь, находя эти резоны мало уважительными, приказал разбить бочку на части, обещая уплатить за нее, что, однако же, осталось неисполненным.

Во время ярмарки, продолжавшейся тогда до ноября месяца, Царь оставался в Заандаме в течение трех дней, живя у своих соотечественников и проводя время свободно и весело. Его мало теперь смущала толпа, и он спокойно заходил в разные ярморочные помещения. В один из таких дней, катаясь на своем палубном судне по Ахтерзаану, он получил хороший урок за свою безразсудную смелость в морских прогулках. Во время сильнейшего ветра, доходившего почти до шторма, он, не слушаясь совета двух своих спутников, держал парус слишком высоко поднятым; налетевшим шквалом судно перевернуло вверх килем и парус очутился в воде; к счастью, они спаслись благодаря тому, что им удалось быстро вскарабкаться на судно, а скоро к ним пришли на помощь и другие суда.

Царь нигде не упускал случая приложить свои руки к любому делу. Однажды, проходя мимо лесопильной мельницы, пущенной в ход сильнее обычного, он хотел ослабить силу вращения крыльев; но или забыв прежние разъяснения, как это делается, или взявшись за дело с излишнею горячностью, он сделал это так неискусно, что мог вызвать очень печальные последствия и лично по отношению к себе, и по отношению к самой мельнице. Грубый выговор вспыльчивого мастера был терпеливо перенесен Царем, как вполне им заслуженный.

Вообще большую часть времени пребывания своего в Заандаме Царь употребил на посещение разных фабрик и мастерских, и все, что ему приходилось видеть, он вносил в свои записные книжки. Многие из них и доселе сохранились и яснейшим образом свидетельствуют о тех неустанных заботах, с которыми Царь наблюдал и изучал мельчайшие подробности, рассчитывая, что и они могут послужить к облегчению его целей и задач, к развитию просвещения его народа в к возвеличению его страны.

А. С. Лацинский.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Петр Великий Император России в Голландии и в Заандаме в 1697 и 1717 гг. // Русская старина, № 3. 1916