СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ПЕТР ПЕРВЫЙ В ЗААНДАМЕ

(Перевод из Схельтемы, который почерпал большую часть предлагаемых здесь сведений из двух современных рукописей: из Дневника Иоанна Номена, Члена Заандамского городового Совета, торговавшего в сем городе сукном, и Записной книжки Корнелия Кальфа, бывшего в товариществе со знаменитым купеческим домом Корнелия Михайлова сына Кальфа. Схельтема ручается за достоверность сих рукописей. – прим. К.)

(Статья сия может служить дополнением к Журналу первого путешествия Петра Великого в чужие края, помещенного отрывками у Голикова. — Царь из Берлина поехал в свите Посольства, отправлявшегося в Голландию, на Любек, Гамбург, Бремен и Эмерик, где отделился от послов).

В Эмерике Царь хотел нанять речную гаку (Гака, род грузового судна, употребляемого на нижнем Рейне. – прим. К.), чтоб на ней отправиться [4] прямо в Заандам (Так пишут Голландцы. Zaan значит молоко, dam — плотина. Сардам есть слово испорченное. - прим. К.); хозяин судна затруднялся исполнением Государевой воли, отговариваясь незнанием пути; однако же наконец согласился ехать, с тем, чтобы по прибытии в Амстердам, подробнее расспросить о Заандаме. Постановленное было немедленно исполнено. Гака пустилась вверх по Рейну, и 17 августа, в субботу после обеда, прибыла через Утрехт в Амстердам. Находившиеся при, Государе особы упрашивали Его остановиться в сем городе отдохнуть; но он не знал усталости. “Царь”, — говорит Нестерусаной, —“промчался через Амстердам с быстротой молнии”. Того же вечера надлежало отправиться далее; но путешественники не уехали далеко, и принуждены были переночевать у восточной плотины.

В воскресенье, с появлением утра, поплыли далее: около 6 часов прибыли в предместье Форзан (Vorzaan), и подъезжая к городу, увидели Геррита Киста, бывшего некогда кузнецом в России, который, разъезжая в лодочке, ловил угрей (Нестерусаной, II, 172. – прим. К.). [5]

Один из русских, знавший его прежде, крикнул ему: “Кузнец, подъезжай к нам!” — Кист осмотрелся, не мало удивился, увидя иноземное судно, но взошед на борт, остолбенел, узрев могущественного Царя Российского, который дружелюбно его встретил, представил своим спутникам, и объявил желание поселиться у кузнеца. Тщетно сей последний представлял, что уютный домик и многочисленная семья не позволяют ему иметь такого постояльца. Царь настаивал; решились отвести ему заднюю часть дома; вдове, занимавшей оную, дали семь гульденов, чтоб она перехала жить к своему отцу. Квартира сия состояла из одной комнаты с перегородкой и небольшой кладовой: Государь немедленно занял ее, старого приказав Кисту никому ни под каким видом не открывать его настоящего сана (Подробнейшее описание смотри ниже в дополнениях: № 1.).

Когда гака причалила к берегу, Петр вышел первый с веревкой на землю, и сам прикрепил судно. Он был один в одежде голландского шхипера: красной куртке и белых холстинных шароварах. Прочие особы были в русском платье. [6] Неудивительно, что при виде судна необыкновенной постройки, и людей в чужеземной одежде, собралось на верфи множество народу, особенно тому, кто знает, что мастеровые Заандамских заводов, быв свободны в воскресные дни, обыкновенно гуляют после обедни по плотине. Увидев сию толпу, Царь был недоволен. Чтоб избежать ее, он отправился немедленно в один из Заандамских трактиров, вероятно под вывеской бобра; но вскоре и тут число любопытных умножилось. Тогда он потребовал для себя особенной комнаты, а переводчика послал разведать, что о нем думают в народе. Узнав, что его почитают принадлежащим к великому Посольству, о котором тогда много говорили, приказал уверить всех, что он и товарищи его суть простые иностранные мастеровые, ищущие в Заандаме работы, но никто тому не верил. Богатые платья некоторых, нежные их руки и золото в кошельках все удостоверяло в противном.

Свита Петрова состояла из шести человек. Вероятно находились в ней Меншиков и Нестерусаной (Схельтема замечает, что делает сие заключение по современной записке, в коей нашел, что один из 6 россиян назывался Настеранов, который, кажется, — присовокупляет он, — был казначеем и платил за сделанный для Государя буер. – прим. Соч.

Автор ошибается: Нестерусаной есть имя выдуманное. Руссе (Rousset), сочинитель Записок о царствовании Императора Петра и Екатерины I, употребил оное, имея причины скрывать настоящее свое имя, и желая придать более вероятности своей книге. Упоминаемый же Настеранов был, может быть, Нестеров. – прим. К.); достоверно же [7] знаем, что между ними были: князь Багратион и Генрих фан дер Гульст, конечно сын доктора Захара фан дер Гульста, который был домовым лекарем купца Фан Лупса. Генрих Гульст служил Государю переводчиком. Четыре особы из его свиты поселились на Серебряной улице, в доме какого то мещанина, в коем жил тогда Якоб Фан дер-Линде. Вроде сего последнего сохранилось еще предание, что господа сии не всегда охотно следовали воле Царской: непривычная работа становилась им в тягость, и они горько жаловались на разлуку с родными, особенно один, оставившей в России беременную жену.

Весьма тягостно было для Петра провести весь тот день в праздности, ибо, когда распространился слух о прибывших иноземцах, любопытные стекались отовсюду. [8]

В понедельник первым его делом было купить в лавке вдовы Якова Омса, на плотине, множество плотничных орудий, которые сам принес домой. Целый день в одном камзоле трудился: делал ушаты и занимался другими подобными работами. Особы, с ним бывшие, разглашали, “что он всю зиму пробудут в Заандаме, учась плотничьему ремеслу, а между тем успеют обозреть весь край”.

Того же дня Царь нанялся работником на корабельной верфи Линста Теувисова сына Рогге, лежащей на высокой плотине в наружной части города к западу (Там, где была сия верфь, находится теперь лесной магазин, принадлежащий конторе Якоба Дама. - Соч.), под именем Петра Михайлова. Он являлся к мастеровым с топором в руке, находил удовольствие служить им учеником, и с любопытством расспрашивал о названиях всех малейших частей корабля.

Петр не замедлил посетить родню Московских и Архангельских своих знакомцев, к которой, как кажется, имел он рекомендательные письма. Поутру был у Марии Гитманс, матери Фомы Иосияса, женщины бедной: она поднесла гостю рюмку [9] джину, что и было принято весьма ласково. Обедал он у Яна Ренсена, искусного корабельного мастера, коему Царь оказывал в России особенное благоволение (Сочинителю сказывал о сем внук Линста, Андреян Рогге, зажиточный купец, скончавшийся в 1816 г. в преклонной старости. – прим. Соч.). При одном из сих посещений случилось ему встретиться с Анной Мети просившей сказать ей что-нибудь о супруге. Государь хвалился его знакомством, присовокупив, что они работали вместе и он подле Meтиева корабли строил свой. “Как,— продолжала Мети, разве ты также корабельный мастер?” — “Да!” — отвечал Царь с уверенностью: “я — плотник”.

Когда Государь был у Антона фан Коувенгове, у коего в Архангельске была дочь, а сын торговал в Москве, посетили хозяина Иоган Фергеер, реформаторский пастор в Вестзандаме, и церковный староста. Фан Коувенгове, встречая, сказал им: “Взгляните ни высокого гостя; когда он и товарищи его уйдут, я вам скажу, кто он таков, но с тем, чтоб вы никому итого не открывали” — Вероятно, что сия нескромность послужила к новым [10] рассказам, и таким образом слух о пребывании Петра в Заандаме распространился.

В понедельник Царь приказал всем особам своей свиты переодеться по Заандамскому обыкновенно. Немедленно отправили портных в Амстердам для заготовления потребного платья.

Во вторник купил Он, посла долгой переторжки, у живописца Вильгельма Гармензсона гребное судно за 40 гульденов и кружку пива, которую выпил вместе с продавцом в одном трактире на верхней плотине. После того посещал он вдову Класа Муша, которой прислал прежде в подарок 500 гульденов. Получив наставление, как должно ей обходиться с своим гостем, она сказала ему, что не может изъявить всей признательности своей к Царю, и просит, если ему случится видеть Его Царское Величество, доложить ему, как благодетельно было дли нее присланное денежное вспоможение, и много благодарить его. Петр отвечал уверением: “что сказанное ей дойдет до сведения Царя”, и охотно принял приглашение решаться у нее откушать.

Около того времени Петр начал обнаруживать свое любопытство, и кроме верфи, посещать фабрики и мастерские, [11] осматривал мельницы, маслобойные, пильные и бумажные, ходил по лавкам, где продавались паруса, веревки, железные и медные изделия. Везде показывал он редкое любопытство: о многом расспрашивал, делая даже такие вопросы, на которые не могли или не хотели отвечать. Особенно обратил он внимание на остановку мельничного действия посредством шлюз, спрашивал в бумажной мельнице, для чего, остановив ход оной, опять несколько приподнимали доску для удержания воды, и получив удовлетворительный ответ, примолвил: “Хорошо, очень хорошо!” — Он внимательно все слушал, скоро понимал и твердо помнил сказанное. Многих удивляла необыкновенная способность, которой Государь пристыжал искусных и опытных ремесленников. Таким образом, в одной бумажной мельнице, осмотрев все достойное примечания, взял Он из рук стоявшего у чана работника форму, и сделал десть бумаги с таким совершенством, что заслужил всеобщую похвалу. Царь был так доволен сим опытом своего искусства, что подарил работника талером, — подарок достойный замечания по бережливости, какую Петр обыкновенно показывал! [12]

Обстоятельство о высоком сане незнакомого гостя было известно уже многом и потому не могло долго оставаться в тайне. Во вторник носился слух, что между чужеземцами находилась какая-то высокая особа.

В среду тайна обнаружилась: какой-то Заандамский уроженец, обитавший в России, писал к отцу своему, что “в Голландию отправляется великое Посольство, и при оном находится сам Царь; что сей последний скрытно намеревается проехать в Заандам; но что его можно узнать по длинному росту, по трясению головы и правой руки, и наконец, по небольшой бородавке на правой щеке”.

Отец прочел письмо сие поутру в цирюльне мастера Помпа на углу улицы Дампада, и вскоре после того случилось, что чужеземцы прошли мимо. Цирюльник тотчас увидел, что главнейший из них имел все означенные в письме приметы, и мог ли цирюльник удержать в тайне сие важное открытие? Вскоре, подобно колокольному звону, разнеслось по всему городу, что тот из чужеземцев который всех выше, есть Царь, Император Московский. Некоторые сомневались в достоверности сего слуха, и обратились к Герриту [13] Кисту, Антону фан Коувенгове и вышеупомянутым женщинам; но все объявили, что они об этом совершенно ничего не знают.

Между тем случилось происшествие, могшее иметь весьма неприятные последствия.

Царь купил слив в лавочке, находившейся между его домом и верфью, и наполнив ими шляпу, шел пешком, кушая, сии сливы, и держа шляпу под рукою, через плотину на южную шлюзу (Zuiddyk). Толпа мальчишек окружила его. Петр дал некоторым по несколько слив: другие приступили к нему с тем же требованием, но он отказал им, “забавляясь, — как говорит Номен — радостью одних и обманутой надеждой других”. — Сии последние, видя, что все их просьбы безуспешны, начали бросать в него грязью, так, что Государь, дабы укрыться от них, принужден был войти в трактир Трех лебедей, где потребовал Бургомистров, чтоб прекратить сей беспорядок.

Некоторые знатнейшие мещане, быв свидетелями сего происшествия, сочли нужным уведомить об оном Членов Верховного Правительства. — Между тем [14] шхипер, приехавшей в тот день из Амстердама шкуты, ездивший в Архангельск, и видевший уже Царя в России, подтвердил, что приехавший иноземец есть точно Петр, Государь Российский.

Бургомистр Алевин Йор, узнав о происшедшем, собрал Членов городового Совета, между коими находился Ян Номен, и решился, с общего их согласия, издать объявление, в силу коего строжайше было повелено: “прибывшим в Заандам знатным господам, кои хотят остаться неизвестными, не делать никаких оскорблений”. Немедленно вестовщики прокричали повеление сие на всех улицах. Между тем Бургомистры дали знать о сем происшествии Бальи в Блоа и Ландфохту Кеннемерландскому, которые и прислали в Зандам своих служителей. Положено также было, по случаю жалоб, принесенных Государем на стечение любопытных у его дома, учредить караул в некотором от оного расстоянии.

После таковых мер разрешилось сомнение, и все уверились в справедливости носившихся слухов. — В тот же день, вечером Царь посетил Корнелии Михайлова сына Кальфа, знатнейшего Заандамского купца того времени: многие богатые купцы [15] пришли туда же из любопытства. Господин Кальф приглашал Царя к обеду, но сей учтиво отблагодарил его, и только отведал поднесенные варенья и ликеры. Бургомистр Йор и Ратсман Клас Блум просили переводчика доложить Государю, же угодно ли ему будет на другой день покушать у них рыбы, по Заандамскому обыкновению; но получили в ответ, что Государя между ними нет, и что они еще ждут его приезда. — Царь, уведомившись, что Бургомистр, по приказанию коего сделано было вышеупомянутое разглашение, находился тут в числе гостей, благосклонно приветствовал его снятием шапки; Петр пожелал видеть Члена городового Совета, Доктора Николая Мелькпота, и по прибытии его к Кальфу, много разговаривал с ним о разных предметах.

Того же вечера Мейнерт Блум, также один из знатнейших Заандамских купцов, посетив Царскую свиту, предлагал ей обширнейший дом в восточной стороне города с Фруктовым садом. Но иноземцы отвечали, что они люди незнатные, и что занимаемые ими покои слишком для них достаточны. Петр, узнав короче сего Блума, имел с ним частые [16] сношения, и удостаивал его и Кальфа особенной доверенностью.

В четверток Царь, сев в упомянутым Мейнертом Блумом на буер, поплыл вверх по Заандамскому заливу, и на сеv пути с особенным любопытством обозревал крахмаловый завод и мельницу для ячменной крупы. На сем то путешествии, увидев ниже Ост-Заандама строящуюся мучную мельницу, которая принадлежала Кальфу, изъявил он желание осмотреть ее, и собственными руками отесать для оной несколько бревен. В память сего обстоятельства мельницу сию назвали мельницей Царя Московского и теперь ещё именуют Великокняжеской.

Нет сомнения, что известие, будто Царь Московский работает плотником на Заандамской верфи распространилось в Амстердаме, и даже во всей Голландии. Многие не верили сему, и держали в противном значительные заклады: одни утверждали, что то был Царь Московский, другие считали его Московским Посланником.

В среду ввечеру слух сей дошел и до купцов, торговавших в России. Один из знатнейших, Адольф Гутман, живший некогда в Архангельске, и даже несколько [17] раз имевший счастье видеть Царя у себя в гостях, отправил в Заандам главного своего прикащика Якова Избрандса, чтоб увериться в истине носившегося слуха. Сей видел Государя в четверток поутру, но не смел подойти к нему, хотя был ему весьма знаком. Возвратившись домой— говорит Номен — был он бледен, как смерть, и, дрожа весь от страха, сказал домашним прерывающимся голосом: “Это сам Великий Князь: я хорошо его знаю, но понять не могу, каким образом он тут очутился”. — Немедленно поспешил он уведомить о сем своего хозяина. Гутман вскоре потом отправился вместе с Воутером де Йонгом, другим богатым Российским купцом на шкуте, ежечасно из Амстердама отправляющейся, в Заандам. Оба изъявили удивление, нашед его в сем городе в матросской одежде. На вопрос: “Вы ли это, Ваше Величество?”— Царь отвечал: “Вы сами это видите”. — Оба были приняты самым милостивым образом.

Того же дня Царь, купив у Дирка Стофельса за 400 гульденов наличными деньгами яхту со всеми принадлежностями, немедленно принялся за поминку оной, и своими руками сделал новый бугшприт, [18] который, по словам знатоков, был очень хорошо отделан, так, что даже — говорит Номен — надлежало удивляться, каким образом сия столь высокая Особа могла в поте лица своего столь мило отработать ее. Царь пожаловал Геррита Муша, брата Класа Муша, о коем упомянули выше, шкипером сего корабля. Петр столько любил его, что Муш, жена его и жена брата его имели к нему во всякое время, даже в Амстердаме, свободный доступ; всякой раз были милостиво приняты и отпущены с подарками. (Потомки Класа Муша живут еще в довольстве в Ольбеборне в Фрисландии. Еще хранится в их роде гладкое золотое кольцо, подаренное Царем. – прим. К.)

Имея свое судно, Царь мог на свободе предаться любимой склонности, разъезжать по воде. В Пятницу поутру употребил он 4 часа на таковую поездку, плавал по Форзану и по Эй (Известно, что так называется небольшой залив, на берегах коего построен город Амстердам. - прим. К.), правя сам рулем. Потом, вместе с Корнелием Кальфом, ездил по Биннензану, и отобедав у Кальфа, опять пустился плавать подле Бюйтензана; но как вскоре множество яхт и [19] буеров пустились за ним вслед, то Государь отправился к Гарлему, где и пристал к берегу. Тут увидели, с каким проворством и ловкостью он действовал на кораблях; при сем случае Петр также показал опыт неудовольствия своего против тех, кои близко смотрели ему в глаза.

Между тем число любопытным, приезжавших в разных судах смотреть Царя, час от часу умножалось. Петр был сим до того недоволен, что до вечера просидел в одном доме, и уже поздно ночью возвратился в Заандам.

В тот день после обеда прибыл в Заандам, вместе с двумя известными купцами, вероятно Гг. Тензингами, в их яхте человек пожилых лет и весьма важной осанки, так, что, по словам Кальфа, можно б было даже принять его за самого Царя. Они ждали Петра, до глубокой ночи, но неизвестно о чем говорили, по прибытии Государя.

Корнелий Кальф намеревался в следующий день поднять на док большой, вновь построенный корабль (Записная книжка Корнелия Калька. - прим. К.). Городовое Правление, полагая, что Царю приятно будет [20] видеть сие действие, уведомило его о том накануне в полдень, прося удостоить оное своим присутствием. Оно уведомляло притом, что для него и всей свиты приготовлены особенные подмостки, и приставлен будет к оным караул, чтоб Он мог, без всякого опасения от теснившейся толпы, удобно все видеть. Вместе с сим пригласили они его сделать им честь, пожаловать на приготовленный для него обед. На первое Государь изъявил свое согласие; во втором отказал, следующими словами: “право не на этой неделе, а разве на следующей”.

В субботу собралось столько любопытных из Амстердама и других окрестных мест, что все принятые осторожности были тщетны: подмостки были переломаны, и караул не мог удержать толпившегося народа. Между тем того же дня поутру торговавшие в России Амстердамские купцы, просили позволения представиться Царю: им в том было отказано. Государь был недоволен, и даже до крайности гневался, что все кровли домов и окна были наполнены людьми. Градской Глава Иоганн Гекер, Бургомистры: Алевин Йор и Алевин Сальм, Члены Ратуши: Николай Блум, Клас Грот и доктор [21] Николай Мелькпот и секретарь Вестзаандамский Вильгельм Громме отправились к Монарху, чтоб лично повторить просьбу быть при поднятия корабля. Петр принял их снисходительно, приветствовал пожатием у каждого руки, и объявил, что последует за ними; но увидев множество народа, сделался вдруг боязлив. Бургомистры предложили ему поехать в своем буере в дом, откуда он мог бы все видеть, не быв ни кем замеченным. Государь, казалось, на то согласился, и хотел одеться, но увидев снова, что кровли окрестных домов покрыты людьми, дрожащим голосом сказал: “слишком много народу!” — и разгневанный ушел в свою комнату. Члены Правления возвратились, не успев в своем намерении: корабль был поднят без Царя, и толпы людей, прибывших в Заандам, чтоб его видеть, должны были возвратиться.

На другой день, в Воскресенье, число любопытных в Заандаме еще умножилось; говорили даже, что во время ярмарки, столь многолюдной в сем городе, не бывало более народа. Караулы на мостах были удвоены; но тщетны были сии [22] предосторожности (По преданиям известно, что владельцы окрестных домов снимали с кровлей черепицы, и что посетители платили по три гульдена за место на чердаке, в надежде видеть оттуда Царя. – прим. К.). Царь взирал на сию толпу с негодованием и даже великим гневом. Дали о том знать Правлению, требуя, чтоб оно приняло против того свои меры. Правление нашлось в великом затруднении, ибо число любопытных ежеминутно прибавлялось. Тщетны были всякие советы. Между тем перевезли буер Царский с обыкновенного места подле мельницы, в коей толкли дубовую кору, ближе к берегу, и когда сделали довольно места в народе, Царь, пробиваясь сквозь толпу, пошел чрез мостик южной насыпи, и в час по полудни сел на буер.

От сильного ветра, дувшего с самого утра, в заливе сделалась сильная буря, но ничто не могло удержать Царя, и он непременно решился пустишься в опасный путь к Амстердаму. По пути мачты переломались, и лоцманы, управлявшие буером, объявили о невозможности плыть далее; но Государь тому не верил. Наконец, в 4 часа, буер прибыл в Амстердам, и стал у старого городского трактира. Но как [23] буер был там известен, и притом несколько судов возвратились из Заандама прежде Царского и пассажиры разгласили, о скором его прибытии, то на берегу стеклось также много, народу, и оттого, что теснились видеть Государя, произошли новые неприятности. К счастью затруднение сие было скоро отклонено; Царя привезли в древнее готическое здание, приготовленное для Российского Посольства, и куда уже за несколько дней прибыли некоторые особы из свиты оного.

Таким образом проводил Петр время в Заандаме, пробыв в оном не более недели.

Сие столь краткое пребывание Петра в Заандаме показалось многим писателям невероятным. Нестерусаной, Рейц, Галем, Голиков и большая часть историков Петра упоминают о семи неделях. Схельтема — как сказано выше — руководствовался дневником Номена и записной книжкой К. Кальфа. Для большей же достоверности приводит он свидетельство Гг. Петри, пастора Лютеранской церкви).

А. Корнилович