ТИМКОВСКИЙ Е. Ф.

ПУТЕШЕСТВИЕ В КИТАЙ ЧЕРЕЗ МОНГОЛИЮ

Отрывок из новейшего путешествия в Китай чрез Монголию, в 1820 и 1821 годах.

(Окончание.)

Сентября 12. ночью мороз, a по утру сильный иней. Монгольские караульные у нашего обоза ездят только до полуночи; а по том сходят с лошадей и спокойно засыпают. Настоящий станок содержится от Хомуна, (дивизии) служащих Монголов, а не Шабинов; а по тому Даргуй с Халгачи, весьма для нас услужливые, отправились еще вчера на следующий станок их ведомства. Во всем была здесь неисправность: дрова сырые; Монголы ловили наших лошадей слишком медленно, и сие предоставлено было им только за неимением в казенном табуне хороших окрючных (на коих садится человек с арканом для поимки других ) лошадей. В прежние поездки Миссии великое число (до 70) обозных телег [137] способствовало к пригружению на них лошадей, дабы не разбегались, пока изловят.

В 3/4 8-го часа утра обоз двинулся с места ночлега, а чрез час и повозки отправились в путь. Около 9-ти часов, иней сошел и сделалось весьма тепло.

Проехав верст 5-ть, поднялись на одну из отраслей хребта Хунцал, невысокую гору; по том шли версты 2 лощиною, от коей в-леве, на восток, видели два озера. За второю, довольно крутою отраслью того же хребта, имели с правой стороны несколько маленьких озер, подле коих стоят бедные юрты. Далее от дороги на запад виден хребет высоких гор, покрытых березовым и сосновым лесом. Хребет называется Гурбун Урту-Ниру (три длинные хребта) и также заповедной; название получил от трех главнейших в оном ущелий, на кои выгоняют диких зверей, когда выезжает на охоту Ургиский Ван. Все близ лежащие лесистые горы исключительно оберегаются для таковых забав сего пограничного Генерал-Губернатора Калхасской орды. Из помянутого хребта вытекает речка Бургултай, которая течет с северо-запада, и соединясь с речкою Куем, впадает с левой стороны [138] в реку Хару. Бургултай течет у подошвы хребта, на правом берегу стоящего и известного под сим именем. По лугу видели много юрт, большие стада овец и рогатого скота. Овцы Монгольские с курдюком, как и в Иркутской губернии близ границы, а равно у Калмыков и Киргизцев, имеют длинные уши и все вообще белой шерсти. Мы видели здесь у жителей коз; но сей скот есть более удел недостаточных.

Верст 5 шли неровною дорогою по увалам; по том перебравшись чрез третью и последнюю отрасль Хунцала, спустились на каменистую равнину Бургалтайскую, по которой лежит дорога, верст на 7-мь до самого станка, учрежденного при речке Бургултае, на обширной и весьма ровной долине, окруженной Наргинскими высотами.

За версту от станка выехал к нам на встречу Даргуй с Халгачи и указал место для удобнейшей переправы вброд через Бургултай. На станок прибыла Миссия в половине 1-го часа по полудни, проехав сего дня верст 20 Руских: 40 Монгольских газар (поприщ) или Китайских Ли. [139]

Между прочими поклонниками Кутухты, встретился с нами на половине дороги Лама с реки Ибицыка, о коем упомянуто выше (1 и 2 Сент.), успевши уже съездить в Ургу на поклонение обоготворенному детищу. Лишь только он приближился к нам, соскочил со своей лошади, вынул из за пазухи шелковый платок (хадак) и накрыл оным бумажный ящик с Китайскими масляными хлебцами, поднес все сие мне, желая счастия в пути и на всю жизнь благословений Гыгена. В соответствие таковой почтительности, я подарил со своей стороны сему преисполненному затейливой вежливости жрецу двойной ножик. — С благодарностию принял Лама доказательство нашего к нему внимания и с восхищением ободрял намерение наше, в бытность в Урге посетить капище Кутухты.

Находя нужным, дать завтра отдых казенному скоту, я по прибытии на станок, послал Переводчика Фролова объявить о том Г-ну Битхеши.

Вечером Тусулакчи приходил с посещением ко мне, а потом вместе с Начальником Миссии отправился в юрту Гг. Студентов, где был угощаем чаем и проч. [140]

Бошх сего дня предлагал новые изъяснения свои, о необходимости иметь хорошие бритвы, огниво Европейское, столовый ножик и вилку, и в особенности зажигательное стекло в серебряной оправе, какое видел он у Цахари. (Захария Леонтьевского), Студента Миссии. — Сие последнее находил он чрезвычайно выгодным для раскуривания трубки, едучи верхом. Удовольствован большим количеством труту и кремней.

Сентября 13. Роздых.

Ночью иней. Во всю ночь ярко светил месяц. По утру Битхеши присылал старого Нербу для осведомления о здоровье; по том с подобным же поручением приходил от Тусулакчия к Цибык Дорчжи, коему подарил я из своей собственности пару медных пистолетов.

Как по лугу речки Бургултая подножный корм был уже выбит; то, по требованию моему, Тусулакчи приказал станционным Монголам отогнать скот подальше, в западную лощину хребта.

В 12-ть часов по полудни угощал я дорожным обедом Битхеши, Бошха и Тусулакчия; в чем участвовал и Архимандрит [141] Петр. Гости с удовольствием приняли таковой знак нашего дружеского расположения. Китайцы веселились, по Тусулакчи был задумчив, и не имел уже чиновного шарика на своей шапке: причина сему открылась в последствии.

Во весь день дул с юго-запада сильный ветер. Юрты для нас поставлены были весьма ветхие и без дверей. Жители здешние одеты худо, много попадалось и нетрезвых: приметно, что город близко.

Перед вечером я посылал козака Фролова для разведания, которая лучше дорога, вокруг ли высот Наринских, или прямо от Бургултая через хребет, по коей ехали поклонники Монгольские? Последняя дорога найдена им не весьма трудною; потому и решились завтра по ней ехать.

Часу в 8 вечера поднялся жестокой северо-западный ветер, предвестник ненастья. Из числа Монгольских караульных, некоторые напевали свои народные песни. Я позвал к себе двух, подчивал водкою, и Монголы, в угодность нам, предложили свое пение, один тенором, другой октавою. Тон всех песней одинаков, более заунывный, но весьма стройный. Конь — лучший товарищ степного [142] жителя — играет большую роль и в песнях Монгола. Обращение к родным, поездка ни караул Менцзинский, (Менцзя соединяется с Чикоем к наших границах), отправление на облаву на стрелoподобном гнедом коне и проч.: вот содержание их песней.

Сентября 14 На рассвете частый дождь. Скот, особливо верблюды, весьма расстроились от сырости. Вершины гор дымились в густом тумане.

В 7 часов утра, по случаю праздника Воздвижении Св. Креста, читаны были часы в раскинутой палатке; а вчера наши Духовные служили Всенощную.

Утро весьма мрачно; на сем станке Монголы окрючили наших лошадей худо. Со станка обоз отправился в 9-ть часов, а повозки чрез час. Ехали сперва гладкою долиною около версты до небольшой горки, через которую перебравшись, продолжали путь лощиною 2 1/2 вер. до высокой, но отлогой, горы Наринской. Одноколки с лощины поворотили на право, в обход крутой горы.

Поднимаясь на сию гору, встречали мы много Лам и простых Монголов, возвращавшихся из Урги. В числе их находился и старой [143] Тусулакчи Гэндун, управляющий целым Хошуном Монголов, кочующих на Селенге близ нашей границы; он был сего года в Иркутске в числе курьеров от Вана. В его ведении несколько караулов по границе с Россиею. Приметно, Гэндун весьма богат; на нескольких верблюдах везли походную юрту его, весьма чистую; много верховых лошадей. Жена его сидела в Китайской коляске, запряженной лошадью в шорах; ее вели подле: седла женские точно такие же, на каких ездят и мужчины, только вместо кожаного чепрака (кычым по Монгольски), седла первых покрываются коврами хорошей работы.

Отъехав еще 2 1/2 версты, мы перешли речку Нарин в брод, потом версты 2 взбирались на гору, с коей ехали версты 4 до речки Куп, соединяющейся на восток с Бургултаем. По Нарину и Кую луга обширные; на берегу последней ходило стадо буйволов, коих вообще местные хозяева держат, в большом числе. Усилившийся дождь, с северным ветром, провожал нас до самого станка. От Куя ехали верст 6 у подошвы высоких гор, с левой стороны вверх по ручью Аршан (целебный), текущему с юга на север, и [144] впадающему в Куй с левой стороны; что означено на моем чертеже дороги от Кяхты до Пекина, приложенном к III отделению сих записок. Посыпавшийся мокрый снег со всем испортил дорогу и сделалось весьма грязно; верблюды скользили и падали под вьюками. С великим трудом достигли мы в 2 часа по полудни станка, на самом Аршане, в 25 саженях от ближайшей к оному горы расположенного проехав всего около 18 верст.

Чрез час по приезде, Бошхо отправился вперед в Ургу, для донесения Вану и Амбаню о приближении Миссии. Перед отъездом явился он ко мне и спрашивал о наличном числе людей и скота. Членов Миссии и конвоя 43 человека; а в обозе 84 верблюда, 149 лошадей и 25 быков казенных.

По отправлении Бошха, Тусулакчи Идам чрез Переводчика Фролова уведомил меня, что им получен от Вана указ о последовавшей недавно кончине Китайского Богдо-Хана Цзяцина, на 62 году от роду. Весть сия принята нами с немалым смущением; ибо смерть Государя легко может воспрепятствовать продолжению нашего пути. Я тотчас объявил о сем важном обстоятельстве Начальнику Миссии, [145] который между прочим привел на память, что один Китайской Генерал, везший аманатов из Чжунгарии (Зюнгории), на дороге получив весть о кончине своего Государя Кания (знаменитого современника Петра Великого, Карла XII, Людовика XIV и проч.) столько был тронут сею вестию, что для сокрытия печали своей от сопутников удалился в горы; там оплакивал такую важную потерю, пока не получено им разрешение от нового Императора (Юнчжена), продолжать путь в Пекин. Мы заметили, что на чиновниках Китайских и Монгольских шапки были уже без шариков и кистей; даже служители сняли свои кисти. Чиновники должны сверх того надеть белую одежду, также, равно как и простой народ, не брить волосов на голове; — в сем состоит их траур, продолжающийся 100 дней.

Сентября 15. Во всю ночь дул сильный ветер; на рассвете мороз; от чего выпавший снег крепко примерз к траве. Скот от ненастья дрожал, и мы ни как не решаюсь пуститься сего дня в путь; но Битхеши просил, чтобы мы не останавливались, ибо сего числа Ван ожидает Миссию в Ургу. [146]

По случаю высокоторжественного дня коронования Его Величества Государя Императора и Ее Величества Государыни Императрицы — по утру читали Часы и отправлено установленное молебствие. При церковном пении нашем, Монголы толпами собирались вокруг палатки слушать оное.

Битхеши и Тусулакчи посетили меня. Предметом разговора было полученное известие о смерти Богдо Хана; я изъявил чувства своего сожаления о потере их Государя. Тусулакчи знал о таком обстоятельстве дня за два; но ему предписано было от Вана, не прежде объявить об оном Китайским проводникам и Российско-Императорской Миссии, в Пекин едущей, как на последнем станке под Ургою. Наследник восшел на престол Китайский, но не известию, который именно из многих сыновей покойного Цзяцина.

Трудно было собраться в путь Монголы не оказывали ни малейшей помощи; даже самому Тусулакчию, на приказания его возражаю грубостями, потому только, что они Шабинского духовного ведомства: это род бывших у нас монастырских крестьян. Жители здешние [147] бедны: весьма много нищих приходили просить милостыни; получаемый хлеб или мясо пожирали с алчностию; и сии несчастные из дальних мест влекутся на поклонение Гыгену.

Наконец мы пустились в путь. Снег от солнечных лучей начал таять, — сделалось грязно и скользко. От самого почти станка поднимались верст 5 на хребет Гунту (княжеская), высочайший из всех, через кои мы доселе ехали на лево от дороги много юрт, а на право глубокий овраг. Битхеши, только на сей раз, ехал вместе с нами в своей Китайской повозке; а Тусулакчи помогал нам во весь труднейший переезд сей до Урги.

Верблюды, взбираясь на хребет, скользили и падали беспрестанно. Кибитки взвезены довольно скоро; но великих усилий стоило встащить одноколки, двумя и тремя лошадьми каждую. Здесь-то, при возвращении Посольства из Урги в 1806 году, Монголы с самой вершины хребта без лошадей, пускали подарочные зеркала и кареты Графа Головкина на произвол их тяготения: многие опрокидывались и ломались. Г. Посол, говорят, не могши дойти пешком до станка, ночевал по ту сторону горы в юрте одного седельника. [148]

На самой вершине Гунтуя стоит огромнейший Обо, воздвигнутый усердными поклонниками Гыгена; подле водружены каменные и деревянные столбики, с Тибетскими надписями непонятными как для нас, так и для Монгольских Лам. Вершины хребта покрыты лесом, состоящим из лиственницы, сосны и березы; а теперь лежал там снег на несколько вершков от земли; к западу поднимаются утесы Гунтуя почти до облаков. Лишь только поднялись повозки на вершину горы, встретил нас молодой Цзасак, лет 18-ти, имеющий кочевье на берегах реки Селенги, ныне же возвращающийся из Урги также с поклонения. — Монголы его Хошуна, вооруженные луками и стрелами, окружали его; сверх того ехали с ним жена, мать и меньшой брат, со многочисленною свитою, верхом на прекрасных лошадях. — На верблюдах везли юрты, и для пищи гнали несколько десятков баранов; на всех и во всем приметно было значительное богатство. — Цзасак есть наследный начальник особого Хошуна или дивизии, состоящей из 2000 семей: впрочем Хошуны сии числом людей не равны. По молодости Цзасака, Хошуном его управляет старший Тусулакчи (как бы Полковой Командир), Гэндун, с коим, мы [149] встретились вчера. Цзасак остановился подле нас, долго раскрашивал и наконец пожелав счастливого пути отправился далее.

Около 2-х часов по полудни едва пришли мы в состояние продолжать свой путь. Спуск с хребта довольно крутой, и вся дорога усеяна булыжным камнем. От Гунтуя до Урги ехали верст 18-ть по наклоненной к югу лощине между высокими горами. Лощина сия орошается быстрою речкою Сельби (применяющаяся), которую мы, по причине крутых излучин, переезжали в брод несколько раз: она берет начало в северо-восточных горах, а впадает в р. Толу в самой Урге. По дороге видели много юрт и буйволов, коих телята паслись на самых вершинах гор; непонятно, как могли они взойти на такие крутизны и там держаться. Во многих местах ростут ели и лиственницы в прямой черте, как бы искуством насаженные.

Верст за 7-мь от Урги на правой стороне дороги, не большая кумирня, а с левой или восточной, в тесном ущелье стоит другой языческий храм, выстроенный из дерева и выкрашенный белою краской с красною крышею. Проехав еще версты 2, увидели мы [150] налево от дороги огромное капище, сооруженное в Тибетском вкусе. Горы в виде амфитеатра окружают оное. На самой вершине южной скалы выделано из белого камня несколько огромных букв Тангутских или Тибетских, означающих, по отзывам провожавших нас Монголов, известную молитву их Ом-мани-бат-ми-хом.

Наконец, по закате уже солнца прибыла Миссия в Ургу на Руское подворье, лежащее на восток от стана Кутухты, и в 2-х перстах от правого берега р. Толы. Ургу (Урга на Монгольском языке означает дом знатной особы, а Ургу-Курень ограда. Оба названия преимущественно относят к капищу Кутухты.) при вечернем тумане, а равно и по тому, что большая часть сего города состоит из юрт, приметили мы не далее как версты 3. — Всего проехали сего дня 25 верст.

Текст воспроизведен по изданию: Отрывок из новейшего путешествия в Китай через Монголию в 1820 и 1821 годах // Северный архив, Часть 6. № 8. 1823