ТИМКОВСКИЙ Е. Ф.

ПУТЕШЕСТВИЕ В КИТАЙ ЧЕРЕЗ МОНГОЛИЮ

Отрывок из новейшего путешествия в Китай через Монголию, в 1820 и 1821 годах.

(Продолжение).

Многие из козаков нашего конвоя почувствовали припадки простуды, следствия переправы чрез Иро. Притом нельзя незаметить, что Сибирские простолюдины весьма ослабляют себя употреблением кирпичного чаю, который они пьют раза два и три в день.

По прибытии нашем Монголы окружили наши повозки: более всего обращали на себя их внимание, колеса окованные шинами. Монгольские телеги делаются о двух колесах, кои под телегою обращаются вместе с осью: колеса их составляются из двух брусков, сбитых накрест, обложенных, вместо обода, округленными брусками; в самый центр вделана ось.

Начиная с высоты Ундур Улан, о коей сказано выше, идет на запад вниз по р. Банну [53] необозримая узкая равнина, почти до самой реки Орхони простирающаяся. С юга, ограничивает сию падь, хребет Тумукей, а с северо-запада горы, не столько высокие, но весьма острые. Около станка и на противоположном берегу реки Банна стоит около 20 юрт; многочисленные стада тучных овец и лошадей, показывают достаток жителей и плодоносие степей. Станок расположен на подошве хребта Тумукейского, на самом берегу Банна.

Мы говорим просто река, Банн; некоторые же пишут река Банн-гол; река Шара-гол, река Хара-гол и проч. Слово гол на Монгольском языке значит река; а потому излишне кажется повторять название, означающее одно и то же, как то употребляется нашими Географами в словах: река Аму-дария (река), река Сыр-дарья (река) озеро Зайсан-нор (озеро); Хуху-нор, Кара-куль и проч.

С сего станка до следующего две дороги. Одна лежит на запад в обход высоких гор, и простирается слишком на 30 верст: там шла Миссия в 1807 году. Другая идет прямо чрез хребет верст около 20-ти. Не полагаясь на слова Тусулакчия, предпочитавшего [54] сию последнюю дорогу, я посылал козака Фролова осмотреть оную, который по возвращении донос, что можно ехать и по сей дороге, тем более, что и Посольство в 1805 году, имея самый тяжелый обоз, тут же проходило. Об окольной дороге Тусулакчи и станционные Монголы отозвались притом, что оная бывшими сего лета проливными дождями весьма испорчена, а особливо по берегу Хары.

Цзангину Тур Чжапу, провожавшему Миссию от станка Урмукту, при возвращении его, подарен черный козел, для поощрения к сохранению оставленной у него больной казенной лошади. Впрочем старшины сии, по всей справедливости заслуживали нашу благодарность: ибо кроме 4-х юрт, чего в прежние проезды Миссии вовсе не наблюдалось, пастьбы табуна и проч: они снабжали нас сухими дровами до излишества; что по наступлении осеннего времени было для нас великою отрадою, а особливо во время дневок или растагов.

Сентября 8. В 8-мь часов утра верблюды и телеги отправились со станка, повозки в 9-ть часов. Ехали прямо на юг, исподоволь поднимаясь на высоты Тумукея. С вершины бьет ключ чистой, холодной воды, и [55] спускаясь по каменьям вниз, скрывается, не дойдя р. Банна, с которою вероятно имеет подземное сообщение. Гора состоит из красного гранита, коего большие куски разбросаны по отлогостям. Вершина и ущелия поросли березняком, жимолостью и кустами красной смородины, на коих довольно еще ягод. До вершины хребта, от стайка версты 4, надлежало ехать все в гору. В особенности трудно было нам втащишь одноколки, при всем, том, что на сей раз подпрягаема была другая лошадь. Поднимаясь на гору, догнали мы повозку, в коей ехали Битхеши и Бошхо; но они вскоре нас оставили, и поехали вперед. Идам не отлучался ни на шаг, пока мы совсем не поднялись на хребет, около 12-ти часов дня.

На самой вершине насыпан из камней огромный Обо. — Отсюда по крутому спуску сошли мы в лощину Тумукейскую, прилегающую к реке Харе (черная). — Какое близкое сходство между всеми сими равнинами прилегающими к рекам Иро, Шаре, Харе! — Заключенные между двумя хребтами, все они упираются в правой берег рек. На последней, трава высокая и густая. Проехавши версты три битою дорогою, [56] поворотили на лево к востоку, и перешед небольшую высоту, ехали версты две, сперва тесным ущелием, имея в правой стороне высокие горы, а с левой, почти над самою головою висящие огромные камни. Проводники Монгольские уехали с передовою частию нашего обоза, и мы остались одни в совершенной неизвестности, куда идти. Измятая трава ногами верблюдов служила только указателем дороги. Узкою тропою поднялись с великим трудом на высоту, составляющую промежуток в хребте Шара-кутул. Тут небольшая роща из берез и осин; много также красной смородины. С сей высоты открылось к востоку необозримое пространство, наполненное дикими обнаженными горами. Острые вершины их, подобно волнующемуся морю, синелись грядами. Тою же тропинкою по опасному косогору спустились мы на юго-восток в лощину, по коей пройдя верст пять, остальное пространство ехали по торфяным кучам на лугу Хары, имеющей в сем месте много протоков и островов. Против самого станка переправились, по указанию выехавших на встречу Монголов, в брод, на левый берег реки. По причине полноводия переправа сия была довольно затруднительна. [57]

Часть верблюдов пришла на станок с часа пополудни, повозки в 4-м, одноколки в 7-м часу, проехав сегодня 18-ть верст. Трудно изобразить, сколько замедляют телеги по сим гористым местам. Впрочем и верблюды, по правилу, 14-ть дней ничего не евшие, несколько ослабели и не могли уже идти все вместе в таком порядке, как прежде.

Вскоре по приезде нашем пошел сильный дождь, да и весь день был весьма мрачный.

Станок расположен на лугу, неподалеку от горы, лежащей на юго-западе и имеющей на самой верхушке кучу больших камней: гора называется Хуху-чолу (синий камень).

Река Хара гораздо более Шары: вода цветом темновата от каменистого дна и большой глубины; течение имеет с востока на запад по широкому лугу, изобилующему хорошим подножным кормом. По обеим берегам высокие горы. Хара впадает в реку Орхань. Сначала кочевьев здесь мало приметно; а по причине ненастной погоды немного приезжало к нам посетителей; вечером являлись ко мне по должности только здешнего станка Цзангин и Кундуй в красном плаще с желтыми петлями. Плащи у Монголов во [58] всеобщем употреблении; если Монгол отъезжает из дому, а особенно по делам службы: то хотя бы самая ясная была погода, и расстояние переезда не далее одного станка, плащ всегда привязан к седлу в тороках, как у наших кавалеристов.

Сентября 9-го. Роздых. Всю ночь шел дождь, а днем при осенней сырости пасмурно. — Сверх 4-х юрт должны мы были раскинуть, в первый раз, и свои палатки, хотя для некоторой защиты вьюков от подмочки.

Утром много пролетало мимо нас журавлей и диких уток.

Начальник Миссии вместе со мною, также с Обозным и Переводчиком в 12 часу ходил со взаимным посещением к Битхеши, Бошху и Тусулакчию. Последний, как отец в семействе, сидел посреди своих Монголов. Мальчик лет 7-ми, сын здешнего Цзангина, читал Монгольскую азбуку. Узнавши, что сего дня Китайцы празднуют половину средней осенней луны, я, по возвращении послал им и Тусулакчию напитков и сухих фруктов для изъявления нашего внимания к их обрядам. [59]

Даргую, ведомства Гыгенгова или Шабинского, находившемуся при казенном скоте, за примерную старательность его о безутомительном перегоне табуна от одного станка до другого, и за его тщательное приискивание хороших мест для подножного норма, подарен от меня красный козел

После обеда ходили мы на близь лежащее болото стрелять уток. Потом взятым из Кяхты неводом начали ловить в Харе рыбу, коей здесь весьма много. Забава сия, незнакомая Монголам, привлекла не мало зрителей; труды наши награждены были нарядною добычею. Но Тусулакчи Идам, подъехавши к нам с племянником своим, начал убедительно просить, как ревностный почитатель Метемисихизма, чтобы мы побросали пойманую рыбу опять в воду: в чем и сделано ему полное удовольствие. Возвращаться должно было нам чрез протоки и тонкое болото; по чему Тусулакчи предложил мне свою лошадь, для переезда до станка версты полторы. Седло его, сделанное в области Солонов (на берегах Амура), коим он гордился, показалось для нас слишком неудобным; ибо по Монгольскому и Китайскому обыкновению, стремена у [60] седел бывают столь коротки, что Европейцу невозможно в них держаться. Станционные лошади здесь рослы и весьма тучны. Возвращаясь, мы видели одну женщину, доившую кобылиц. Монголы, как наши Башкирцы и Калмыки, пьют сие молоко; а некоторые из Монголов доят и верблюдов; что, говорят, в обыкновении и у Киргизцев.

Под вечер несколько Монголов, услышав песни Козаков, собрались в наш станок. Сами провожатые наши долго слушали, и приметно, что Руская мелодия не противна их слуху. Бошхо, сидя между тем в юрте Архимандрита, учил некоторые слова Руские; на пример: баран, овца, конь, водка, рюмка, и проч. Слова верблюд и тому подобных, по стечению трудных согласных букв, он никак не мог выговорить. Впрочем приметно, что Манжуры гораздо более способности имеют к произношению Руских слов, нежели Китайцы, чему может служить доказательством одно непостижимое наречие, коим трактуют Шансийцы, (торговцы из Китайской области Шанси) на Кяхте с нашими почтенными купцами о важнейших сделках по их коммерции; [61] на пример: лошадь они называют лошка, вместе, за месяц и проч.

Ввечеру посетил нас один Лама, огромный ростом и заика; с великим любопытством смотрел он на нас и на вещи наши. Между прочим Лама сказал, что по причине худых кормов в 1819-м году, и жестокости минувшей зимы, падеж скота у них весною сего 1820 года, был столь велик, что у многих хозяев из 100 голов скота осталось не более 5. По сему они весьма затрудняются ныне в рассуждении своего продовольствия. Ежели в стадах довольно коров и овец, то Монголы питаются их мясом; в противном случае они довольствуются молоком и сушеным сыром, (бисалак хурут); отчасти употребляют и просовое пшено (Шара буда). Для разогнания же скорбей житейских, готовят и пьют, только в летнюю пору, особенный род вина из молока. Сами жалуются, что зимою они в юртах своих много терпят от холода; детей окутывают тубами и звериными кожами. Шерсть овечью употребляют на выделку войлоков для домашнего употребления. Веревки приготовляют из конских волосов; для сего [62] кроме жеребят, ежегодно весною обрезывают гривы у своих лошадей, исключая жеребцов и кобылиц. Рсмесл и заводов здешние Монголы не имеют: есть, правда, у них кузнецы, но весьма неискусные. Лес жители берегов Хары достают с хребта Тумукея и Мангатая.

В юртах Битхеши, Бошха и Тусулакчия зажигают уже вместо дров, аргал или сухой рогатого скота и конский навоз, первый предпочитается по своему жару; отлетающие от сосновых и еловых дров, по причине их сырости горящие искры, и у нас много испортили платья.

Сентября 10. Со станка обоз пошел вперед в 9-ть, а повозки в 10-ть часов утра. Для большого отдыха, верблюды наши паслись вчера чрез целый день, и сего дня утром уже изловлены. Одна из беременных верблюдиц захворала; по чему и оставлена здесь до нашего возвращения.

Во все утро дул проницательный северный ветер, а днем было мрачно.

Позади себя, на правом берегу реки Хары, оставили мы хребет Мангатай, от коего на восток, в дальнем расстоянии, стоит [63] отдельно гора Дулоши; вершина ее, подобно Савойскому Монблану, имеет вид кочки, или горба верблюжьего; еще далее к востоку синеется гора Мандал, высочайшая из всех нами виденных, и весьма сходствующая с горою Могай (змея), возвышающеюся на правом берегу нашего Чикоя, над Кударинскою крепостию. Кому из бывших в Кяхте неизвестны хозяйственные удобства и красивые окрестности Кудары!

Версту ехали мы от станка у подошвы горы, стоявшей к западу. Потом поворотили на право к югу, вверх по речке Боро, впадающей в Хару с левой стороны возле бывшего нашего станка.

Речка Боро невелика, течет по лощине с юго-запада на север, делая крутые излучины; берега ее покрыты тучною травою. На лугу и по соседственным отлогостям видели много юрт и скота. Хлеба, как приметно, засевают здесь довольно: просо, ячмень и пшеницу; последнюю захватил мороз еще зеленою. Просо и другой хлеб, по созрении вырывают с корнем, а иные жнут. Молотят напуском на снопы лошадей. Вообще лощина, орошаемая речкою Боро, весьма удобна для [64] земледелия; грунт песчанистый, без щебня. По берегу пашни, ходили стада журавлей, весьма небоязливых; а на реке плавали стадами дикие утки, коих без труда можно было стрелять. Гром огнестрельного оружия привлекал к нам любопытных Номадов, знающих более свой лук и стрелы, ныне обагряемые только кровию диких зверей.

По сей долине, простирающейся верст на 15, начали мы встречать толпы Монголов, возвращавшихся из Урги с поклонения Гыгену. Сей семилетний верховный жрец пророка Шигемуния или Фое, появлением своим на сих днях, произвел сильное движение в усердных к своей вере Калхасских Монголах. Старики и дети, мужчины и женщины, в богатом платье, в собольих шайках, на лучших своих копях и верблюдах, ехали большими толпами: одни спешили к Кутухте, а другие возвращались домой, оживленные его лицезрением.

Гладкою прямою дорогою проехав от Хары 16-ть верст, миновали мы долину Цзун Мадо (100 дерев) на правом берегу речки Боро, где останавливались Миссии наши в 1794 и 1807 годах, под хребтом Ноин (Господин). [65] Подавшись вперед еще версты 3, поднялись мы на большой холм Маниту, (место молитв); там стоит Обо; на право к западу гора Банн Чжуруко (богатое сердце), а в лево синеется за рекою Боро высокий хребет Ноин. На южной стороне холма попался нам на встречу большой караван поклонников, возвращавшихся из Урги. Некоторые из них ездили даже в Тибет для поднятия из лона семейства своего Феникса, возродившегося Кутухту; они перевозили его со всем штатом на своих собственных верблюдах. Калхасы на сей конец, от набожного усердия, собрали более 1000 верблюдов. Истощенный скот доказывал отдаление и трудность совершенного им пути. Особенное внимание в сем караване обращал на себя верблюд, белый как снег и необычайный ростом, превосходивший всех виденных нами. — Монголы знают Руских, знают и то, что многие из наших говорят их языком, а потому со всех сторон осыпали нас громкими желаниями здравия и спокойствия (Мынду! Амур!). — От означенного холма ехали мы еще около 4-х верст покатою дорогой; не подалеку от станка встретил меня станционный Кундуй, высланный от [66] Тусулакчия, для осведомления о нашем здоровье; потом поскакал он с тем же приветствием к начальнику Миссии, ехавшему с прочими вслед за обозом. — Некоторые из членов Миссии, как то Иеродиакон и Студенты, нередко предпочитали ехать верхом.

Чрез речку Боро переправились мы в 3 1/2 часа против станка Хоримту, расположенного на правом берегу у подошвы Ноина. Проехали сего дня 23 версты.

На Юго-запад от станка, в виде огромного земляного вала, стоит гора, оканчивающаяся каменным утесом Хуримту (место пиршеств); в право на запад открывается большая лощина, но коей течет речка Боро из озера сего же имени, а несколько в лево гора Угемыль, на вершине коей стоит Обо.

По прибытии на станок, некоторые из членов Миссии, пользуясь теплою вечернею погодою, пошли было для прогулки в ближние рощи Ноина. Но вдруг Тусулакчи присылает комме своего служителя, а вскоре и сам приходит с прозьбою воротить Миссионеров; ибо в том лесу, по его словам, много медведей. По согласию Архимандрита, послан козак [67] объявить о сем отправившимся, и они тотчас пришли назад.

Из слов Тусулакчиева служителя мы узнали после, что леса Ноинского хребта суть заповедные. Цзюн-Ван и Амбан, приезжая из Урги со всем штатом, забавляются здесь ловлею зверей. Одну осень занимаются облавою на Боро, а другую в горах по ту сторону Куреня или Урги. Кочующие в сих местах обязаны смотреть, чтобы никто не только не ловил зверей, но не смел даже и ногою ступить в сии мрачные места веселия их вельмож. Впрочем у народов, славящихся гражданственным образованием, написаны и обнародованы особые уставы и права звероловства, и малейшее нарушение оных, один выстрел из ружья, преследуют как уголовное преступление. Осенью прошлого года, по очереди, не было облавы на Боро, как и в прочих местах, по ожиданию прибытия в Ургу Кутухты. Нынешний год, Ван полагает заниматься звероловством за Ургою. Богдо — так называют Монголы Китайского Государя ( Богдо-Хан название Монгольское — означает Святейший Государь. Сами Китайцы употребляют в отношении к своим Императорам титул Хуан-ди, премудрый Государь. Соч.), отправляясь [68] из Пекина на облаву в летний дворец Жехэ (за великою стеною на восток), насылает разрешительные указы всем удельным Князьям Монголии: одним заниматься звериною ловлею в своих владениях, а другим, чтобы на тот конец явились в Жехэ. Лучшая или редкая добыча, в особенности же дикие кабаны, приносятся в дар Его Величеству или Святейшеству. Сказывают, что на сии Ванские облавы наряжают до 500 человек лучших всадников и стрелков Калкаской Орды. Зверей сгоняют в кучу; один только Ван и Амбаль, а равно Манжурские чиновники их свиты, стреляют в сие многочисленное стадо диких зверей: ни один из Монголов под строгою казнию не смеет пустить туда стрелы; а могут бить, преследуя только тех зверей, кои вырвутся из круга. Азиатская прихоть! Нынешний станок есть место главного пребывания и победных пиров сих пышных звероловцев. Хоримту значит также и свадьба.

Близь нашего станка, берега речки Боро покрыты дорожными, из синего и белого холста палатками едущих в Ургу поклонников. Монголы с большим любопытством смотрели на [69] Руских; но столь были скромны, что довольствовались одним заглядыванием в наша юрты.

Бошхо вечером был у Архимандрита, спрашивал между прочим: «есть ли в России Мандарины (Мандарин слово Португальское, от. Mandare. Китайцы вовсе не употребляют сего названия. Чиновник на их языке Гуань, вельможа Да-жин и Чхун-тан.); Пристав Миссии какого чина в отношении к Битхеши и в какой находится службе, гражданской или военной, и тому подобное». Он весьма сетовал, что вчера ночью, 14-е число или половина их IX Луны, месяц плавал в густых тучах: предзнаменование не благоприятное для суеверного Китайца.

Сентября 11-го. Обоз отправился в 8-мь часов утра, а повозки чрез час.

Сперва ехали на запад 1 версту мимо горы Угэмыл, потом поворотили на юг и продолжали путь лощиною Арангата верст 5. В вершину сего ущелья по большой части выгоняют к Вану из лесов Ноина зверей, для стрельбы; Юндун-Дорчжи Ван на охоту ездит верхом, а нынешний Амбаль пешком ходит. [70]

Скоро поднялись мы на гору Гуранцзата (оселочная или шиферная); действительно видны даже на поверхности оной слои шифера. С сего хребта съехали верхом по крутому спуску в глубокую и узкую лощину Гучжикту; т. е. пологой взъем (по Сибирски Тенигусь); повозки и телеги должны были объехать вокруг выдавшейся высоты. По хребту, сопровождающему лощину, с левой стороны ростет дикий персик, а с правой березовая роща. По сей лощине ехали верст 6, неприметно поднимаясь в гору, и потом взошли на высоту того же названия, весьма каменистую. С великим трудом спустились верблюды с сей крутой высоты до горного ручья Сусукту, на берегу коего стоит несколько юрт. Ош станка Хоримту до сею ручья можно положить верст 15. Оставя прямую дорогу чрез хребет Хусутуй (березовый), по причине великой крутизны оного, ехали мы на запад вниз по ручью верст 5; перешед в том же ущелий ручей, весьма грязный, поворотили опять на юг и долго поднимались на высокую, но, к счастию, отлогую гору Нарасоту, (сосновая). На вершине оной стоит большая сосна, по видимому весьма уважаемая Монголами: [71] вся обвешана конскими полосами, лоскутками холста, четками и току подобными приношениями. В право, на скате горы ростет берсзг пик, а на лево торчат пирамидально дикие камни. На сей горе дороги из северных кочевьев Калхаских соединяются в одну, ведущую к Урге.

С горы, под крупным дождем, ехали мы пахатною отлогостию версты 4, мимо небольших озер, а потом около версты ровною дорогой до станка Хунцал, так называемого по имени ручья, разделяющего долину. Прибыли на место в 3 часа по полудни, проехав всего 25 верст.

Станок расположен вправо от дороги на болотистой долине, окруженной высокими горами, из коих некоторые покрыты березовыми рощами. Долина имеет протяжение с севера на юг. По тучным ее пажитям много ходит овец и буйволов; сии последние весьма пугали наших лошадей. На восточной стороне остроконечная гора, на верху коси высокой Обо.

И сего дня беспрестанно встречались нам Монголы, возвращающиеся из Урги. Один и ослепший Лама, едва сидевший от дряхлости на [72] лошади и поддерживаемый двумя служителями, приветствовал Руских путешественников, и приняв нас всех за учеников, пожелал хорошего успеха в науках, когда прибудем в Пекин. У Монгольских Лам верх шапка покрыт овчиною, коей длинная шерсть, окрашенная желтою краскою, придает ши необыкновенный вид. Много обгоняли мы отправившихся на богомолье. Между прочим ехало одно многочисленное семейство с берегов реки Иро, из числа подданных Амбаня Бейсе, провожавшего Графа Головкина в 1805 и 1806 годах, живущего на службе в городе Улясутае на запад от Селенги. Мужчины светские и Ламы, а равно женщины и дети, все ехали верхом на лошадях. На верблюде везли они в корзинах двух мальчиков лет по 7-ми (одних лет с новым Кутухтою), для посвящения в Ламы. Монголы за непременный долг считают иметь из своей семьи хотя одного в духовном звании; от чего здесь великое множество Лам. Гнали они в жертву Кутухте табун лошадей, состоящий из 3-х меринов, 1 жеребца, 10 кобыл и 6-ти жеребенков: некоторые из них весьма статны и легки. На вопрос мой о [73] цене одной из лошадей, Монгол объявил 60 кирпичей чаю, т. е. 12-ть лан или на наши деньги 24 рубля серебром.

(Окончание впредь.)

Текст воспроизведен по изданию: Отрывок из новейшего путешествия в Китай через Монголию в 1820 и 1821 годах // Северный архив, Часть 5. № 7. 1823