ТИМКОВСКИЙ Е. Ф.

ПУТЕШЕСТВИЕ В КИТАЙ ЧЕРЕЗ МОНГОЛИЮ

Отрывок из новейшего путешествия в Китай через Монголию в 1820 и 1821 годах.

(Продолжение).

Вышед из лощины, мы поворотили мимо двух холмов на право, вниз по Иройскому лугу, и чрез 5 верст прибыли к перевозу в 6 часов вечера, проехав сего дня 25 верст. Члены Миссии в повозках прибыли ранее и успели засветло переправиться на левый берег. Для переправы Миссии и обоза ее собрано много жителей, большею частию духовных причетников. Река Иро, от продолжавшихся летом дождей, разлилась в ширину сажен на 40 и получила великую быстроту. Распорядившись о перевозке на башах (Большие сосновые бревна, внутри выдолбленные, имеют некоторое сходство с лодками, но крайне узки, а потому всегда сплачиваются по две.) важнейшей клади, приискали мы несколько повыше перевоза [515] место не глубокое, по коему и перевели в брод верблюдов с тяжестями, коим подмочка не была опасна. Хотя переправа производилась до 10 часов ночи с деятельностию, но сего дня не успели перевезти всей клади.

Юрты для Миссий поставлены были близ юрт провожатых наших, по крайней мере на версту от левого берега. Но как за таковою отдаленностию надлежало, переправясь, опять впрягать лошадей и вьючить верблюдов; то по требованию моему, Тусулакчи дал приказание перенести 4 наши юрты на берег; что и было исполнено станционными Монголами с удивительною скоростию.

Река Иро берет начало, верст за 200 отсюда, из горы Геншай; имеет течение с юго-востока на запад; прошед еще 20 верст, впадает с правой стороны в Орхон (на Манжурском языке Орхо значит трава); на лугах оного находятся изобильные пастбища, коими и берега реки Иро не менее богаты. Мы видели здесь многочисленные стада овец, только белых, табуны рослых и тучных лошадей, по мало красивых. Иро или Юро по Монгольски значишь благодатная; ибо в вершинах сей реки, по словам местных жителей, есть минеральные целительные ключи. [516]

Известный ученый Паллас, в одном из своих примечаний на Журнал (Tagebuch zwoer Reisen, welche in der Jahren 1727, 1728 und 1737, von Kiachta und Zuruchaitu durch die Mongoley nach Pekin gethan worden von Lorenz Lange; aus ungedruckten Quellen eingetheilt vom Herrn Prof. Pallas. Leipzig. 1781. Seite 7.) Путешествия Агента Ланга с караваном в Пекин 1727 и 1728, объявляет, что по берегам реки Иро Монголы добывают железную руду, и приготовляя простую чугунную посуду, отвозят оную в Кяхту на продажу. Предания сего не подтвердили нам здешние жители, с коими только имели мы случаи говорить об оном. Может быть сия горная промышленность процветала лет за 40, во время издания в свет означенных записок; но теперь Монголы сами достают железные вещи от Китайских купцов.

Вечером приходили в юрту мою, из любопытства, перевозившие Миссию Ламы. Посещения сего рода обыкновенны; всякой входишь для того только, чтоб посмотреть на иностранцев, получить несколько сухарей и выкурить трубку табаку, сидя подле разведенного в юрте огня. В сих местах вообще живет очень много Лам; ибо на Иро, выше станка [517] верстах в 3, видна деревянная Кумирня, т. е. идольское капище, а другая находится вниз по реке верстах в 10. Сия часть Монголии до Урги, и еще верст 60 за Ургу, населена Калхаскими Монголами, Шабинского или Кутухтина ведомства. Собираемые с них доходы, сверх личной службы по земским повинностям, пастьбы многочисленных стад Гыгеновых и проч., обращаются на содержание Кутухты и его двора.

 

Сентября 3-го. Видя, что из числа обоза Миссии оставались еще на той стороне одноколки, послал я утром своего Переводчика к Битхеши, просить о переправе оных; а равно сказать, что не желая в самом начале пути утомлять наш скот, к дороге не привыкший, наводим за нужное сего числа дать оному роздых. Согласились. Одноколки тотчас были перевезены на левой берег Иро. За успешную переправу всего обоза, при чем было употреблено 15 работников, подарен станционному Цзангину, примерно усердному, черный козел и, на раздел 2 юхтенные кожи.

При переправе люди наши должны были бродить в воде, от чего Козак Саватеев получил жестокую горячку, коею в последствии [518] страдал долго; но попечением студента Войцеховского избавлен, так сказать, от смерти.

Около полудни приезжал к нам провожающий Миссию Бошхо Уршентай и не трезвым видом в полной мере подтвердил справедливость отзыва о нем Кяхтинского Заргучея. Беспрестанно переходил из юрты Архимандрита в мою, то от меня опять к Архимандриту; что ни попадалось ему на глаза, все хотел иметь: шубу, пояс, поднос и пр. и пр. Сколько можно было, я удовлетворил жадности сего Манжура (Известно, что Китаем владеют ныне Манжуры, с 1644 года. Люди сего поколения обыкновенно занимают важнейшие должности по службе гражданской и военной. В Пекинской Палаше Иностранных Дел все места занимают преимущественно Манжуры и потомки Монголов, способствовавших им к покорению Китая.), подарил ему из своих вещей хороший платок, 2 рюмки, нож и проч. Неудовольствовавшись сим Г. Бошчо, высоким тоном, но сугубо нетвердым языком, вместе Монгольским и Манжурским, начал исчислять он те страшные неудобства, кои встречает он в пути, не имея при себе часов: неизвестно время, когда [519] оставляем станки, сколько нужно с дороге спешить, в котором часу приезжаем на место, и тому подобное. Хотя сии сажные причины он еще вчера открыл возвратившемуся в Кяхту Г. Островскому, с намерением, дабы сей о том объявил мне; но долго казались мы не понимающими слов Бошха, и довольствовались одним сожалением о его недоумении от недостатка вещи, столь для него нужной. — Подстрекаемый своим корыстолюбием, начал он уже явно просить, чтоб мы подарили ему часы. Сколько ни уклонялся я от исполнения сей неуместной просьбы, не находя однакоже возможности избавиться от столь необыкновенного гостя, вынужден был отдать ему свои часы серебряные. Бошхо получив драгоценную для него добычу, вышел из юрты, был посажен на лошадь и уехал.

Вскоре потом явился ко мне Монгол, приведший казенную лошадь, которая убежала еще с первого станка; оная поймана в Троицко-савской крепости и по сношению пограничного нашего начальства с Заргучеем, прислана к нам. За труды дано Монголу зеркальцо, он весьма доволен был подарком своим, и осыпал нас ласкательнейшими желаниями благополучного пути. [520]

В 5 часов по полудни ездил я, вместе с Обозным и Переводчиком, посетить Бишхеши и Тусудакчия. Приняты были ласково, а особливо последним. Он называл меня младшим своим братом, Монгольская вежливость, и изъявлял свою радость, что уже 5-ю Российскую Миссию провожает в Китай. В юрте Тусулакчия замечено более убранства, нежели у Манжуров; он сидел на разостланом войлоке, окруженный Ламами и простыми Монголами, и приметно гордился изъявлением нашей к нему признательности. В разговорах, между прочим, давал он настоящую цену нашим Китайским провожатым: Бишхеши, по словам его, дряхл и телом и духом, в дальних путешествиях не бывал, а достал настоящую должность, по Китайскому обычаю, за деньги, в твердом уповании, извлечь себе из оной не малую прибыль. Бошхо сам показал себя, как выше упомянуто. Нербы их, или слуги, также не менее с корыстными видами отправились из Пекина для сопровождения Российской Миссии. Служители сего рода, состоят по общепринятому в Китае правилу, из вольных людей и находятся при чиновниках, не исключая и Министров, без всякой [521] платы, или получают самую не значительную. Они вмешиваются во все дела, принимают просителей, располагают даже решением прозьб и при всех случаях извлекают значительные корысти для своих господ и для себя. В случае доноса на чиновника, прежде всего допрашивают его служителей.

Чрез час возвратились мы в свой стан. Едва вошел я в юрту, как предстал станционный Цзангин с убедительною прозьбою, чтобы наши Студенты перестали ловить рыбу, чем они тогда забавлялись; он предлагал, к их удовольствию, несколько брусков кирпичного чаю. Начальник Миссии тотчас удовлетворил требование Монгола, почитающего рыбу неприкосновенною, вероятно по их понятию о преселении душ, заимствованному вместе с религиею из Индии.

Сентября 4. Ночь была довольно теплая. Верблюды и одноколки отправились вперед в 9 часов утра, а повозки через полчаса.

Лишь только поднялись мы с места, жены Монголов тотчас явились к разобранию своих 4 юрт. Неболее как в 15 минут они работу свою кончили, навьючили быков и все увезли домой. Провожатые наши помещались [522] в юртах, кои на таковой конец всегда готовы у содержателей почтовых станков; а для Миссии станционные старшины заимствовались юртами от окрестных жителей. Участь сия обыкновенно падала на людей слабых и бедных; богатые находят средство от сей повинности избавиться.

С великим трудом поднялись повозки и телеги на крутую песчаную гору, в версте от нашего ночлега находившуюся. Оставленные нами хребет на правом берегу реки Иро представился огромною, зубчатою стеною: голые вершены торчат в виде острых пирамид, одна отрасль горы протянулась, как бы особый вал, почти до перевоза.

В правой стороне видны были синеющиеся горы, за коими течет Орхон, верстах в 20 от нашей дороги. Пространное поле покрыто хорошею степною травою; во многих местах растет дикий лен (linum perenne) и дикий лук (allium scorodoprasum. — Lin.)

Днем было столь жарко, как бы посреди лета: вершины гор не допускали ветра прохлаждать воздух. Верблюды наши начали привыкать к работе и шли гораздо спокойнее, нежели в первые два дни. [523]

Тусулакчи Идам, как и всегда, ехал с нами верст 7 от станка, потом поскакал вперед для распоряжений к Принятию Миссии.

Для провожания Миссии оставил он Кундуя с одним Шабицем, что не всегда исполнялось, и на сей раз при Миссии вообще мало находилось проводников.

Раза два поднимались мы на возвышения и потом спускались в долины. Ехали прямо на юг, пересекая падь или тесную равнину Мангиртуйскую (степного лука), на великое расстояние простирающуюся с северо-востока на запад. Дорога осталась в стороне, а мы пробрались на высоту Мангиртуй по небитому месту. Провожавший нас Кундуй, на вопрос: от чего неприметно здесь дороги, сказал, что по сим местам почтовой путь учрежден недавно, что здесь проезжают только люди, следующие по делам службы, верхом; что в прочем и по сему направлению есть у них дороги зимняя, весенняя, летняя и осенняя, по коей теперь проходила Миссия. Дороги сии переменяются, для лучшего содержания почтовых лошадей на свежем подножном корме, в каждое время года. На равнине теперь не видно было кочующих, по [524] недостатку воды. Окрестные Монголы переезжают сюда зимою; тогда травы бывает здесь довольно; вместо воды довольствуются снегом, а близь стоящие горы служат защитою от холодного ветра.

Из Маргинтуйской равнины поднялись на высоту, отъехав от реки Иро верст 20. Тут лежит огромный камень, а вправо возвышается гора Нарин-Кундуйская, на вершине коей и у подошвы растут большие сосны; места сии имеют весьма приятное положение. Вдали на западе, почти до облаков возвышается гора Мингадара (тысячи превышающая). Сказывают, что близ оной есть много кумирен каменных; в самой большой помещается до 1000 Лам. С высоты спуск, по узкой тропинке, весьма затруднительный для повозок. Наконец вступили мы в тесную лощину; на оной ростет много золотарника (Robinia pygmaea), довольно также насеяно проса, которое теперь уже сжали; колосья оного гораздо менее, в сравнении с просом Малороссийским. Из сей лощины поворотив на лево чрез небольшую высоту, покрытую зеленоватым плитняком, спустились на самый берег реки Шары, проехав всего около 30 верст. На [525] станок Миссия собралась к 4 часа по полудни; одноколки, по причине затруднительных подъемов на высоты, отставали далеко и пришли уже к 8 часу.

Здесь приготовлены для нас 4 прекрасный юрты: для начальника Миссии, и для меня убраны дабью (грубая китайка) с цветными каймами, а на землю постланы стеганые войлоки. Таковыми удобствами обязаны мы угодливым стараниям Тусулакчия Идама, по распоряжению коего для Козаков сварено было 2 чаши кирпичного чаю.

По замеченной в рабочем скоте усталости от непривычки к пути, я чувствовал необходимость провести следующий день в отдохновении. Переводчик послан объявить о сем Бошху, для доклада старшему Бишхеши. Манжуры, ни когда не бывавшие в пути с тяжелыми обозами, возразили, что мы опоздаем, ежели чрез день будем отдыхать; но Тусулакчи, хорошо понимающий дорожные трудности, и то, что на первых порах отнюдь не должно изнурять скота скорыми переходами, склонил их исполнить наше требование.

На сем станке явились ко мне Шабинского ведомства Даргуй, или пятисотный начальник [526] и Халгачи (привратник) Кутухтина штата, долженствовавшие проводить Миссию до Урги, по данному им предписанию от Шанцзабы, 1-го Кардинала, управляющего всеми делами, обоготворяемого Кутухты. Приняты благосклонно и угощены чаем и водкою.

Ввечеру, при отъезде своем, приходили проститься со мною Тайцзий (потомок дворянского рода, имевший на шапке синий шарик) Цырен-чжан, находившийся с своим отрядом при казенном табуне, с самого выезда нашего из Кяхты; также провожавшие Миссию от реки Иро Цзангин и Кундуй. — При сем подарен первому козел красный, Цзангину козел черный, а последнему зеркальцо и двойной ножик.

Сентября 5. Во всю ночь дул сильный ветер с запада. Утро холодное. Приставленные сверх наших 2 часовых для охранения обоза ночью Монголы, ездя вокруг оного на лошадях, подавали сигнал криком, подобным вою горного ветра.

По окончании сдачи казенного табуна новым Монгольским старшинам, за бережливый перегон оного, Тайцзий Цырен Даши, гнавший скот от реки Иро до Шары, [527] награжден зеркальцем; а Монголу, находившемуся при табуне от Кяхты даже до сих мест, подарен ножик с пружинкою.

Утром в 10 часу Бишхеши приходил с посещением к Начальнику Миссии и ко мне.

Речка Шара (желтая, по цвету воды от иловатого грунта) выходит из хребта Тыргэтуя, течет с юга в прямом направлении к северу, потом делает крутой поворот на запад и вливается в Орхон. Близ станка, где мы ныне расположились, впадает в Шару р. Куйтун: так называется и станок. В Шаре, водится одна мелкая рыба, а в Орхоне, в недальнем расстоянии отсюда протекающем, есть осетры, но мало, а более тайменей и ленков; при весеннем разлитии воды, большая рыба входит иногда и в Шару. Мы видели стаи летающих по лугу диких гусей, уток и журавлей.

Жители здешние весьма богаты; их добрый вид и опрятная одежда служили тому доказательством. Много видели мы по ту сторону Шары (на левом берегу) юрт, великие стада овец, лошадей; близ станка ходило несколько буйволовых коров, коих молоко весьма уважается Монголами. Праздные Ламы не [528] оставляли нас своим посещением. Казалось, сему степному духовенству надлежало быть образованнее простолюдинов; но опыт показал противное. Собравшимся ко мне Ламам предлагал я прочесть несколько написанных Монгольских слов; но они с великим трудом оные разбирали; напротив того станционный Цзангин читал свободно. Конечно сей обращается около письменных дел по должности, а Ламы занимаются более чтением Ганжура — книги Тибетской, коея смысл для них слишком высок, и содержание коей знают они большею частию только по виду букв.

Бывший Цзангин сего станка, старик лет 70, прискакавший верхом, явился к Начальнику Миссии для засвидетельствования почтения. Сей Цзангин провожал некогда наши Миссии и сокрушается теперь, что бремя лет препятствует ему ездить на лошадях так быстро, как он отличался в молодости. Он весьма завидовал длинным и густым волосам на бороде О. Архимандрита. Монголы или неимеют вовсе бороды, или только самую редкую, отпускают усы, и, подобно единоплеменникам своим — нашим Бурятам и Калмыкам, [529] высоко подбривают голову, оставленные же волосы заплетают в косу.

Часа в 3 по полудни прошел по другому, Левому берегу Шары Китайский караван на 25 верблюдах, по дороге в Кяхту. Мы не могли узнать с достоверностию, для чего провожатые вели нас новою дорогою, а не тою, по коей Миссии проходили до сего времени, и по коей шел означенный караван. Старая дорога одним переездом более, но гораздо удобнее к проходу тяжелого обоза. На сем станке соединяется она с почтовою.

Сентября 6. Во всю ночь дул холодный северный ветер с небольшим дождем; ветер продолжался и в течении дня.

Со станка Усть-Куйтуна обоз отправился в 8 часов утра, а повозки в половине 10. Сего дня, как и в последствии, по моей прозьбе, Тусулакчи приказал станционным Монголам окрючить, т. е. ловить арканом наших лошадей, упряжных и верховых. Монгольские лошади, малые ростом, весьма способны для сих быстрых и крутых оборотов; а в хорошем окрючнике тотчас можно приметить искуство наездника: делает смелые движения и весьма крепко держится в седле. [530]

Через Шару, имеющую здесь около 10 сажен ширины, переехали вброд и шли версты две по лугу на восток; потом долго взбирались на отлогую гору, на вершине коей, по левую сторону дороги, лежит громада диких камней. Проехав версту к югу, спустились с крутой песчаной горы на луг, составляющий левый берег р. Шары. Луг изобилует прекрасною, высокою травою и густым ильмовником. Тут стояло несколько копен сена. Грунт земли песчаный. У подошвы высокого хребта, остававшегося на право, ехали мы верст 7 отчасти сосновым лесом, коим покрыт и весь хребет, получивший от того название Кутул-Нарасу (сосновый бор). Потом приближились к Монгольской кумирне, стоящей вправо от дороги, у самой подошвы горы Гунту-самбу, на уступе коей белеется пирамидальный Субурган, род часовни. Кумирня выстроена из дерева в виде домика. Наружные стены покрыты белою краскою, а кровля красною. Внутри перед истуканами тлилось несколько благовонных свечей темно-красного цвета, сделанных из древесной коры с примесью мускуса. Тибет производит с Ламитами довольно значительный торг сими свечами и [531] другими предметами, употребляемыми в капищах Фоевского исповедания, как-то: медными и деревянными кумирами, жертвенными сосудами и проч. Два Ламы читали свою книгу Ганжур; углубленные в свое мрачное занятие, одна взглянули они на Руских посетителей. Подле стоят 3 юрты, в коих живут причетники. От кумирни ехали лугом версты две, потом перебрались вброд на правый берег Шары и продолжали путь по ровной и гладкой дороге. На левой стороне у нас тянулись цепью кремнистые горы, а с правой Неподалеку извивалась по лугу река. Кое-где видны местами юрты кочующих Монголов. Переезжали мы и небольшие холмы на дороги. Грунт земли каменистый, камни лежат в самых рытвинах; по всему видно, что ни какая рука не трудилась здесь над улучшением дороги для проезда на колесах.

На половине пути встретили мы извощика Монгольского, везшего из Урги на 16 одноколках (в каждую впряжен 1 бык) сахар леденец, принадлежащий Китайскому купцу в Кяхтинском Маймачене. Вдали стояла на берегу Шары белая палатка какого-то Китайского продавца. Торгаши сего рода скитаются [532] по Монголии с разными незначительными товарами и на оные выменивают у степных жителей Саранов, коих после отгоняют на продажу в Калган (По кит: Чжанзякэу, крепость в великой стене.) и Пекин. Это род наших разнощиков, кои ездят с товарами но отдаленным странам России. На половине же дороги подъезжал к нам один старый Монгол, держа пред собою на седле мальчика, коему подробно толковал о нашем платье, перчатках, сапогах и проч. — Вообще проезд Россиян привлекал к дороге много любопытных жителей сих степей.

Близ высокой горы Уренуктуя, стоящей с левой стороны, и в ущелии коей бывает зимний станок, спустились мы на самой луг реки Шары; отсюда до нашего станка еще около 6 верст. На лугу стоит несколько ив; травы на оном густы и высоки: сколько бы скирд сена поставлено было у нас; а здесь только скот бродит, изминая ногами тучные пажити. Переехав опять вброд чрез Шару у горы Кэрету, лежащей к востоку, прибыла Миссия в 4 часу по полудни на станок Урмуктуй, расположенный на [533] обвалившемся левом берегу. Сего дня подались мы вперед на 25 верст.

Юрты наших проводников отстояли от нас за полверсты; чего мы весьма желали. Отдаленность сил не могла однакоже воспрепятствовать Бошху Ургентаю утомлять нас своими посещениями.

Ввечеру расстались мы с Цзангиноюм Цыденом, провожавшим Миссию от Усть-Куйтуна; ему подарил я из своей собственности 2 аршина алого камлоту. Монгол был весьма доволен сим подарком. Он из владений Цыцен-Хана командирован, по выбору в станционные старшины. Из всех четырех Ханств (Монголия разделяется на несколько Аймаков или Орд, как-то объяснено будет ниже в IV отделении. Главнейшею из них почитается Орда Калхасская или Халха (заслона и врата). — Она подразделена на четыре Ханства, коих главные владельцы имеют наследственные титулы: 1) Тушету-Хан, кочует в верховой р. Селенги. 2) Цыцен-Хан, по реке Керуюну (на наших картах Керлон) на восток от Кяхты; 3) Цзасакту-Хан имеет пребывание при южной подошве Алтайского хребта по р. Цзабакану; 4) Саин-Ноин живет в степи Гобийской, на юг от города Урги.) отправляются на почтовые станки [534] по сей дороге, на каждый: 1 Цзангин, 1 Кундуй и 4 рядовых. Они получают жалованья по 10 лан (20 рублей серебром) в год. Ежели исправны, то остаются в сей должности несколько лет, не сменяясь, вместе со своим семейством и стадами. На станке должно быть всегда 8 лошадей и 4 верблюда. Ближайшие к дороге Ханства наряжают людей, а отдаленнейшие отпускают сумму на содержание их и скот для почтовой езды, натурою или деньгами.

На сем станке показалось много бедных, хотя мы видели большие стада овец и несколько верблюдов и коров. Приходил к нам нищий старик, просить милостыни; данный хлеб и мясо ел с алчностию.

По случаю холодного времени (по утру в 8 часов было только 5 градусов тепла), — некоторые из Монголов приходили к нам уже в нагольных тулупах и шапках, опушенных куньим мехом, а преимущественно белою овчиной.

Сентября 7. Навьюченные верблюды пошли со станка в 8 часов утра, телеги в след за ними; а в 3/4 9-го отправились и повозки, в сопровождении [535] 2 Монголов; при табуне находилось теперь 8 человек.

Минувшую ночь был мороз, ветер по прежнему дул с севера и днем пасмурно.

Версты 1 1/2 ехали мы лугом Шары, которую оставив позади себя, мало по малу поднялись на отлогую отрасль горы Банги, известную под названием Хусуту (березовая); тут лежит дорога в небольшом овраге. Отъехав от станка верст 7, вступили на вершину Цайдам (солончак), получившую сие название от соли, выступающей из степных озер чрез природное испарение. Спускаясь в сии долины, имели с левой стороны собку (Собка, падь, станок и проч. суть слова, общеупотребительные в Сибири.), т. е. небольшую особо стоящую гору Банги; а с правой Харахата (черный камень). Лощина Цайдам ограничивается речкою Баин (богатая), текущею с востока на запад и впадающею с правой стороны в р. Хару, а сия вливается в Орхон. Баин течет у подошвы высоких гор. Глазам нашим представлялся в лево на юго-восточной стороне сперва хребет Мангатай (крутой), коего западная [536] отрасль называется Тумукей (тьмы ветров, обуреваемый вихрями). В ущелиях Мангатая водится много диких коз и зубрей род оленей), лисиц, степных кошек, по Монгольски Манулами называемых; изредка попадаются и медведи. Вершины гор покрыты березником.

Вышеозначенною лощиною ехали верст 8, поднялись потом на нижнюю отрасль горы Ундур Улан (высота красная), и продолжали путь наклоненною к югу равниною верст 5 до самого станка, против коего переправились чрез р. Баин вброд, проехав сего дня 20 верст. Достигли станка: кибитки в час по полудни, верблюды в 2 часа, а одноколка чрез час после.

(Окончание впредь.)

Текст воспроизведен по изданию: Отрывок из новейшего путешествия в Китай через Монголию в 1820 и 1821 годах // Северный архив, Часть 5. № 6. 1823

© текст - Булгарин Ф. Б. 1823
© сетевая версия - Thietmar. 2018
© OCR - Иванов А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Северный архив. 1823