№ 70
1689г. июня 3-4 *. — Статейный список приема иркутским сыном боярским С. В. Шестаковым послов монгольских тайджи и Галдана Бошокту-хана в Иркутской приказной избе
(* — Датируется по времени выдачи наказной памяти и по упоминанию числа в тексте)
/л. 15/ Статейной список
В нынешнем во 197 году июля в 3 день (Месяц и число в списке XVII в. не указаны) по указу великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича и великой государыни, благоверной царевны и великой княжны Софии Алексеевны, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцев, и по памяти за рукою стольника и воеводы Леонтья Костянтиновича Кислянского велено иркуцкому сыну боярскому Сидору Шестакову да приказной избы подьячему Екиму Самойлову да городовому толмачю Мишке Епифанову с товарыщи принять калмыцкого и мунгальских посланцов, а приняв, что они буде учнут говорить, те их речи, роспрашивая, записывать имянно.
И в нынешнем во 197 году июля в ... (Число в тексте не проставлено. В списке XVII в. указано: 10 июля) день по тому великих государей выписанному указу и по памяти сын боярской Сидор Шестаков да приказной избы подьячей Еким Самойлов да городовой толмач Михайло Епифанов с товарыщы тех калмыцкого и мунгальских посланцов приняли на лугу у мельницы великих государей вверх по Иркуту-реке, а приняв, что с ними в розговоре говорили и чево у них спрашивали, и что они противо в ответе говорили ж, то писано в сем доезде ниже сего по статьям. А на встрече, что они ж, посланцы, говорили, то писано под отпискою моею, которую отписку послал я из деревни Вознесенского монастыря в-Ыркуцкой стольнику и воеводе Леонтью Костянтиновичю Кислянскому сего же месяца июля в 1 день.
Приняв калмыцкого и мунгальских посланцов у мельницы великих государей, ехали с ними по правую руку к Ангаре-реке и поставили их за Ангарою-рекою промеж дворов иркуцких казаков Козьмы да Ерофея Могулевых.
А дорогою едучи, говорили о[ни], посланцы, с ним, Сидором, и Екимом. /л. 16/ Только де есть ныне в-Ыркуцком посланец их мунгальского тайши Дайчин-контазиев, которой послан был в Селенги от него, Дайчин-контазии, к великим государем к Москве, чтоб того их посланца из-Ыркуцкого к Москве не отпускали, а отдали б им, посланцом, для того: тот де тайша Дайчин-контазий и ныне в подданстве у калмыцкого Бушухту-хана, взят из-за бою. И против [210] тово они, Сидор Шестаков, им, посланцом, говорили. — Тот мунгальской тайша Дайчин-контазий их, великих государей, и с своими улусными людьми подданой, раз де он, Бушухту-хан, погромил ево, не ведаючи, что он подданой их великих государей, или он, тайша Дайчин-контазий, ево Бушухту-хановым людем про то не сказывал до бою, что он подданой их великих государей. А посланец де ево отпущен к Москве до их приезду.
И калмыцкого Бушухту-хана посланец против тово говорил. — Калмыцкой де Бушухту-хан и ратные ево люди про то не ведали, что он, Дайчин-контазий, /л. 17/ подданой их, великих государей.
Да они ж говорили. — Ныне де мунгальские тайши, которые ж учинились в подданстве, у калмыцкого Бушухту-хана имяны, а живут от Тункинского на краех, приказаны ведать от калмыцкого Бушухту-хана подданому ж ево тайше Цецен-ноену. Всего де их на крае тайшей человек с семь.
А ехали де они, посланцы, из Мунгальской земли от тайши Цецен-ноена до Тункинского через урочище Бухат 6 дней. /л. 18/ Да они же говорили. — Листов де им, посланцом, подать самим в-Ыркуцком невозможно и подавать де они не будут, только де сам стольник и воевода Леонтей Костянтинович Кислянский для Бушухту-ханской чести, встретя, не примет.
И против того Сидор Шестаков и Еким Самойлов им, посланцом, говорили. — То де не збытное дело и впредь никогда не состоитца, чтоб воеводе самому вас и иных посланцов встречать на дороге и листы на встрече принимать, хотя б и сам которой калмыцкой и мунгальской тайши пришли, и того б не состоялось, что посланцов воеводе самому встретить, и нигде таких извычаев не повелось и не слыхано.
И посланцы говорили. — Листов де они, посланцы, сами в-Ыркуцкой не понесут и подавать не будут, чтоб те листы перевели у них, посланцов, в юрте и отдали б, переведичи, им же, посланцом, для того: Бушухту-хан и Цецен де им приказывали те листы назад привесть. Или разве вы, приставы, те листы в юрте у них возьмите и подайте в-Ыркуцком стольнику и воеводе Леонтью Костянтиновичю Кислянскому и, переведчи, те листы им же назад отдайте, и после переводу листы их к себе для переговору возьмите, что нам приказано сверх листа на словах говорить. И Сидор Шестаков и Еким Самойлов о том, что они говорили, в-Ыркуцкой к стольнику и воеводе к Леонтью Костянтиновичю Кислянскому писал.
И стольник и воевода Леонтей Костянтинович Кислянской, выслушав отписки, прислал ко мне письмо, а в письме пишет. /л. 19/
Говорить Сидору: Ныне де наш стольник и воевода Леонтей Костянтинович Кислянский веры имет, что ты — прямой посланец от Бушухту-хана, что и листы отдаешь и веришь нам, приставом. Только нам для чести Бушухту-хановой принять не велел, чтоб ты сам листы понес в посольскую избу. А стольник и воевода Леонтей [К]онстянтинович Кислянский листы Бушухту- ханские примет сам из рук твоих с честию. А естли заупрямитца, станет отказывать, и тебе б розговаривать, чтоб поехал с листами. Естли учнут отказывать, сказать мы против прежнего, что их де, посланцав, велит задержать здесь до указу, в кашеваров их отпустит и корму им давать не будут, а о том де будет писать великим государем к Москве и в полк к окольничему и воеводе Федору Алексеевичю Головину, а толмачю велеть речи говорить, не борзясь. /л. 20/ [211]
И против вышеписанного письма сын боярской Сидор Шестаков да л. 20 подьячей Еким Самойлов велел посланцом выговорить, не борзясь, толмачю Мишке Епифанову.
А как толмач речь им говорил, и посланцы против тово говорили. — Листов де они, посланцы, сами в-Ыркуцком подавать не будут, чтоб те листы приказать принять у них приставом их сыну боярскому Сидору Шестакову с товарыщы. А изговоря они речь, вынесли посланец калмыцкого Бушухту-хана лист на голове своей и, приложив тот же лист к головам и иных посланцов, подал мне, Сидору Шестакову. Также подал лист и тайши Цецен-ноена посланец. И по указу великих государей и против вышеписанного письма те листы у них приняли, а приняв, привезли в-Ыркуцкой и подали в приказной избе стольнику и воеводе Леонтью Костянтиновичю Кислянскому июля в 3 день.
И того ж 197-го году июля в 4 день стольник и воевода Леонтей Костянтинович Кислянский велел тех посланцов взять на посольской двор, а ково имяно взять, тому прислана из приказной избы роспись, а в росписе пишет. — /л. 21/ Посланцов имать приставу сыну боярскому Сидору Васильеву сыну Шестакову да с ним подьячему Екиму Самойлову: калмытцкого Бушухту-хана Сокту Кашху да с ним 3-х человек кашеваров — Гардачия, Багтбу, Маши; мунгальских: от кутухты Очир Дара посланца Соктолбуя да с ним кашевара Сенге; от тайши Далай Цеценя — Сербе-зайсуна да с ним кашеваров 2-х человек — Далилку, Ашкипу Билгуна; от тайши Мерген-тайчи посланца Улзуту да с ним кашевара Унегу; от тайши Дайчин-контазии посланца Цаган-батура да с ним кашевара Очира; от тайши Маншика посланца Лашки да с ним кашевара Даржи; от тайши Обого Мергеня — Сокту-табунан, с ним кашевара Бату. А приняв, итти с ними к посольскому двору пешим тебе, Сидору, по правую сторону перве. /л. 22/
И того ж числа сын боярской Сидор Шестаков да подьячей Еким Самойлов да толмач Мишка Епифанов с товарыщи по указу великих государей и по приказу стольника и воеводы Леонтья Костянтиновича Кислянского тех посланцов, приняв на посольской двор, для переговору ис посольского двора проводили. А приняв, шли по правую и, проводя, поставили их в своих юртах, где им указано /л. 23/ стоять за Ангарою-рекою в вышеписанно же [месте]. А как походили мы в-Ыркуцкой от них, посланцов, и они, посланцы, и бухарцы, которые с ними есть, заказывали с нами, чтоб мы известили стольнику и воеводе Леонтью Костянтиновичю Кислянскому. — Как де пошли из-Ыркуцкого калмыцкие посланцы Гордачей и торговые бухарцы в свою землю в прошлом во 196 году весною мимо Тункинской острог и, будучи у Тункинского, присылал к ним, посланцом, и к бухарцом из Тункинского приказщик сын боярской Остафей Перфильев казаков пятидесятника казачья Анисима Михалева, Корнишку Томского, Климку Кутухту, Федьку Тарского и звал их в Тункинской острог винца испить. И они де, посланцы, и бухарцы в Тункинской острог не пошли, чтоб в дороге им не замешкатца. И после де того на другой день пришед тункинские ясачные иноземцы и соецкие люди, да чаят де, с ними были и тункинские казаки, их, посланцов, и бухарцов, воровски на дороге выше Тункинского розграбили и многих побили насмерть, а что какова живота в грабеже взяли, и сколько человек побили насмерть, и кого /л. 24/ имяны, тому они, посланцы, и бухарцы подали калмыцких мунгальских писем росписи. [212]
И те росписи поданы стольнику и воеводе Леонтью Костянтиновичю Кислянскому. А наперед сего они, калмыцкие посланы и торговые бухарцы, в-Ыркуцком бывали многажды и посольством и с торгами, и от того их приходу бывала де великим государем и прибыль. И как Остафья Перфильева в Тункинском и потачки не было, такова на них грабежу и розбою и смертнаго убийства не бывало. И как де то не научна сево де дня от них казаки отъехали, а на- завтре де их и погромили. А что де казаки сказывают в-Иркуцком бутто б они в провожатых отказали, то де на них солгали: ничево де от них того не бывало и, чтоб великие государи пожаловали, велели тот их живот, сыскав, отдать.
Да калмыцкой же посланец Сокто Хашка говорил. — Скажите де вы, Сидор и Еким, стольнику и воеводе Леонтью Костянтиновичю: мир ли де вам лутче или де белки? Да те ж вышеписанные речи говорил он и перед стольником и воеводою перед Леонтьем Костянтиновичем Кислянским.
Да они же подали мунгальское письмо, и то письмо в-Ыркуцком в приказной избе переведено, а в письме ево пишет: /л. 25/
Перевод с письма, что прислал с приставы с-ыркутцким сыном боярским с Сидором Шестаковым да приказные избы с подьячим с Екимом Самойловым Очир Дора-кутухты посланец Соктобо:
Ирки-контайзи Бинтахай; Ирки-контайджи Кокат; Илден Ахай, Ирки Ахай, хоюр табунугут, мингал тагул зон, Чинь-Ирдени амуту; Ирдени-Батура амуту табун зон, Эрдени Цокту, Мерген Ахай дайбан.
А по переводу то письмо — имена мунгальских тайшей, которые вышли на имя великих государей в Селенгинск к окольничему и воеводе Феодору Алексеевичю Головину с товарыщы.
И стольник и воевода Леонтей Костянтинович Кислянский велел приставом иркутцкому сыну боярскому Сидору Шестакову да приказные избы подьячему Екиму Самайлову мунгальского Очир Дара-кутухты у посланца взять отповедь на письме их: для чего он, написав тем выходцом тайшам имена, прислал?
И сын боярской Сидор Шестаков против вышеписанного переводу с мугальского письма у посланцов спрашивал. И против того они говорили. — Которые де мунгальские тайши Очир Дара-кутухты братья с товарыщы ныне живут у Селенгинского, а не отпускают де их в Мунгальскую /л. 26/ землю и к калмыцкому к Бушухту-хану в подданство руские люди, а они де многие хотят быть в подданстве у калмыцкого Бушухту-хана.
И мы, Сидор и Еким, против тово им говорили. — Те мунгальские тайши, которые вышли к Селенгинску сами своею волею и в подданстве учинились, и живут под их царского пресветлого величества самодержавною высокою рукою в вечном холопстве. А чтоб де их отпустить в подданство к калмыцкому Бушухту-хану ис-под Селенгинска, тово де в Росийском государстве не повелось и никогда не будет.
Да мы ж говорили. — Мунгальской же де тайша Дайчин-контазий был под их великих государей самодержавною высокою рукою в вечном холопстве. И о том он от себя послал к великим государем к Москве посланца своего, а ныне по вашему посольству бутто он, Дайчин-контазий, учинился в подданстве у калмыцкого Бушухту-хана. И буде он, Дайчин-контазий, так учинил своею волею, а не из-за бою взят, и то ево явная измена — о том великие государи [213] укажут своим воеводам украиных городов с калмыцким Бушухту-ханом обослатись и учинить безсорно.
И калмыцкой и мунгальские посланцы против тово говорили. — Тайша де Дайчин-контазий погромил было мунгаль[ско]го тайшу Эрдени-батура. И за то де ево самово после того мунгальской же тайша брат родной ево Эрдени-батуров Цецен-ноен, как он, Цецен, учинился в подданстве у Бушухту-хана, с калмыцкими людьми розгромили ево, Дайчин-контазия, самово и взяли в подданство к Бушухту-хану. А на том де бою был и он, посланец Сокто Хашка. Да они ж говорили, чтоб о том о всем и от вас из-Ыркуцкого к калмыцкому Бушухту-хану и к тайше Цецен-ноену стольник и воевода Леонтей Костянтинович Кислянский обослался своими посланцы рускими людьми.
И мы против тово говорили. — Стольник и воевода Леонтей Костянтинович Кислянский, в-Ыркуцкой приехав не в давне, и о всем подлинно еще не осмотрел, а ваши нынешние речи и о всем о том будет он /л. 27/ писать в полк к окольничему и воеводе к Федору Алексеевичю Головину с товарыщы.
А естьли впредь ваши послы еще будут в-Ыркуцкой, и от него в то время о всем будет отповедь.
Да они ж посланцы говорили. — О вышеписанных де тайшах о братьях кутухты Очир Дара говорят они, посланцы, не по веленью калмыцкого Бушухту-хана: велел де им о том говорить Очир Дар-кутухта, а Бушухту-хан де того им говорить не велел.
Да они ж говорили, чтоб им, посланцом, дали из-Ыркуцкого провожатых до мунгальского камени Гурби, чтоб де им от кого какова дурна на дороге не учинилось, да корму на дорогу, да муки, да соли.
Да они ж говорили, чтоб де стольник и воевода Леонтей Костянтинович Кислянский велел им отдать мунгальского тайши Аншика зайсанова сына Кятайзю Мергенева, которой взят на степе в языки. А он де, Кятайзя, был послан навстречю к бухарцом не для подсмотру, как пойдут из-Ыркуцкого, и пойман де в-Ыркуцком безвинно.
И по указу великих государей и по приказу стольника и воеводы Леонтья Костянтиновича Кислянского против тово говорили. — Такова де мунгальского мужика Кятайзи в-Ыркуцком остроге ныне нет, а где он, про то мы сказали: не ведаем.
РГАДА, ф. Иркутская приказная изба, оп. 1, д. № 164, лл. 15-27. Отпуск. Список XVII в.: Архив ФИРМ РАН, ф. Иркутская воеводская изба, д. № 18, лл. 18-30.
Опубл.: Сборник документов по истории Бурятии. XVII век. Вып. 1. Улан-Удэ, 1960, док. № 123, с. 339-344.