ВВЕДЕНИЕ
В настоящий сборник вошли документы, освещающие русско-монгольские отношения с 1654 г. до середины 80-х годов XVII в.
В этот период отношения Русского государства с его восточными соседями становятся более активными и приобретают регулярный характер. По-прежнему тесными остаются связи с Джунгарским ханством и с последним из Алтын-ханов Лубсаном.
В 60-80-е годы Русское государство затратило немало усилий для возобновления добрососедских отношений с правителями Северной Монголии (Халхи). Развитие этих отношений происходило в условиях обострившихся противоречий между Русским государством и цинским Китаем, Джунгарией и халхаскими феодалами. Существовавшая в Халхе феодальная раздробленность («У них де, у мунгал, — сообщают документы, — начальников и тайш много, и для того ссоры чинят, один одного не слушает» (Русско-китайские отношения в XVII веке. Материалы и документы. Т.1. 1608-1683. М., 1969, док. № 203, с. 484)) и постоянные междоусобицы подрывали позиции Монголии в борьбе за независимость. Угроза Джунгарского ханства, с одной стороны, и давление маньчжуров — с другой, заставляли одних феодалов искать поддержки у России, других ориентироваться на Цинов и признать их сюзеренитет. «Если маньчжурские завоеватели были заинтересованы в усилении феодальной раздробленности Монголии, что должно было облегчить им завоевание страны, то Русское государство, наоборот, было заинтересовано в укреплении центральной монгольской власти, способной оказать сопротивление маньчжурской агрессии» (История Монгольской Народной Республики. М., 1983, с. 199).
Первая попытка наладить посольские отношения с халхаскими феодалами относится к концу 40-х годов XVII в. Но неудачная поездка тобольского сына боярского Е. Заболоцкого к Цецен-хану Шолою на долгие годы прекратила эти связи (См.: Русско-монгольские отношения. 1636-1654. М., 1974, док. № 96, 96, 102, 103, 107, 110). С постройкой близ монгольских кочевий Селенгинского острога в 1666 г. они начали восстанавливаться. Первым, с кем служилые люди завязали сношения, был влиятельный феодал Халхи Даши-хунтайджи, известный в русских документах под именем Кукан-хана (См. док. № 61, 65, 80). Ездивший к нему в 1668 г. с предложением о принятии им русского подданства енисейский сын боярский И. М. Перфильев согласия от Даши-хунтайджи не получил (См. док. № 94). В 1672 г. устанавливаются посольские связи с [6] одним из крупнейших феодалов Монголии Тушету-ханом Чихунь Доржи, который в русских документах фигурирует чаще всего как Очирой Сайн-хан, и главой ламаистской церкви Ундур-гегеном. С 1672 по 1684 г. трижды приезжали в Русское государство монгольские послы от Тушету-хана, его брата Шидишири Батура-хунтайджи и Ундур-гегена (См. док. № 122, 148, 149, 155-158, 208, 216 и др.). В свою очередь, для переговоров в Монголию ездили: в 1673 г. енисейский сын боярский И. М. Перфильев, в 1677 г. тобольский сын боярский Ф. Михалевский и подьячий Г. Шешуков, в 1681 г. тобольский сын боярский В. С. Турсково, в 1684 г. десятник селенгинских казаков Д. Уразов и иркутский сын боярский Е. Перфильев и др. (См. док. № 128, 163, 199, 223-225).
Тушету-хан был близок маньчжурскому двору, что сказалось на его отношении к русскому правительству. В переговорах он предъявлял претензии по поводу строительства Селенгинского острога, требовал возвращения тунгусских и братских людей, которые постоянно выезжали из «мунгалов» в свои родовые кочевья в Россию. Проблема «выходцев», число которых в этот период все возрастало, стала центральной для Забайкалья (Е. М. Залкинд. Присоединение Бурятии к России. Улан-Удэ, 1958, с. 57; В. А. Александров. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.). Хабаровск, 1984, с. 68-72; см. также док. № 147, 148, 158, 200, 203-205, 217 и др. настоящего издания). Цины с тревогой следили за развитием русско-монгольских отношений, усиливали нажим на халхаских феодалов, провоцировали конфликты между ними, поощряя нападение на русские селения и города (История Монгольской Народной Республики, с. 200). Во время албазинского конфликта Тушету-хан занял враждебную по отношению к Русскому государству позицию, выступив на стороне маньчжуров (В. А. Александров. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 117-118, 140-141 и др.). Конфликты с халхаскими феодалами, однако, не мешали торговым связям с сибирскими городами. Русский посол в Китай Н. Г. Спафарий сообщал в статейном списке: «А в Селенгинском остроге приезжают мунгальцы на верблюдах со многими китайскими товары и торгуют и меняют на русские товары, также и служилые селенгинские ходят к ним беспрестанно и торгуют» (Русско-китайские отношения в XVII веке. т. 1, док. № 183, с. 457).
В этот период продолжался обмен посольствами с Алтын-ханами. Сходит с исторической арены Алтын-хан Омбо Эрдени-хунтайджи, который еще при жизни передал власть своему сыну Лубсану. Первое посольство к нему было направлено в 1657 г. во главе с пятидесятником красноярских казаков Родионом Кольцовым (См. док. № 7). Оно было связано с вторжением Алтын-хана в пределы Красноярского уезда и разорением ясачного киргизского населения, платившего дань Русскому государству. Р. Кольцов должен был напомнить Лубсану о шерти, которую принес еще Омбо Эрдени-хунтайджи, заставить его отказаться от претензий считать киргизов своими «кыштымами» и вернуться на старые родовые кочевья. Однако эта поездка успеха не имела. В 1659 г. у Лубсана побывал томский сын боярский С. Греченин (См. док. № 22), который нашел Алтын-хана около оз. Убсу-нура. К этому времени Алтын-хан уже ушел из Киргизской земли в Монголию, получив известие о смерти отца Омбо Эрдени-хунтайджи.
В 60-е годы к Лубсану из Томска было направлено еще четыре посольства: в 1661 г. у него побывал пятидесятник Степан Боборыкин и в [7] 1662 г. — сын боярский Петр Лавров, в 1663 г. — голова томских казаков Зиновий Литосов, в 1666 г. — сын боярский Роман Старков и пятидесятник конных казаков Степан Боборыкин, статейные списки которых помещены в сборнике (См. док. № 25, 37, 40, 59).
Вместе с русскими посольствами Алтын-хан направлял в сибирские города своих посланцев с листами и подарками. Среди них Мерген Дега (1657 г.), Ачита-бакша (1661г.), Уран Конжин (1662 г.), Тархан-лама (1664 г.), Эйзан (1666 г.) и др. (См. док. № 28, 29, 39, 45, 47, 64, 79). Все они были отпущены в Москву в Посольский приказ и приняты царем Алексеем Михайловичем (См. док. № 41, 43, 73, 79 и др.).
С начала 60-х годов Алтын-хан Лубсан не появлялся в пределах Российского государства, что объясняется его активным вмешательством в дела Дзасактуханского аймака о престолонаследии (Об этом см.: А. М. Позднеев. Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ». СПб., 1883, с. 168, 169). Потерпев поражение от халхаских феодалов, Лубсан-тайджи вынужден был уйти из своей земли сначала на р. Кемчик, а затем на р. Упсу. Предложение Алтын-хана построить острог на р. Упсе заинтересовало московское правительство. Для выбора места в 1666 г. был направлен томский сын боярский Р. Старков, результаты поездки которого изложены в доезде (См. док. № 59).
Особый интерес представляют публикуемые в сборнике письма («листы») Алтын-хана (См. док. № 28, 55-57). Они являются не только ранними образцами эпистолярного жанра, но и отражают весь комплекс отношений с Русским государством: желание быть под «государевой рукой», но сохранить самостоятельность, просьбы о помощи, о постройке острога и усмирении киргизов и т.д.
В 1667 г. Лубсан-тайджи, вторгшийся в киргизские земли, потерпел поражение от нового главы Джунгарского ханства Сенге и был взят им в плен (об этом рассказано в статейном списке томского сына боярского П. Кульвинского (См. док. № 71)). С этого времени почти на десять лет прерываются отношения с Алтын-ханом. Свое последнее посольство в Русское государство он направил в 1678 г. (См. док. № 172, 176, 180), а в 1679 г. к Лубсану прибыл томский сын боярский С. Тупальский для подкрепления «прежней шерти» (См. док. № 175). Алтын-хан принес шерть и обещал «подвести под великого государя руку многих людей». Этим актом московское правительство пыталось оградить от набегов свое ясачное население. Однако Алтын-хан, разоренный ойратами, фактически не представлял уже опасности для Русского государства. Вскоре он ушел в Монголию, и отношения с ним прекратились.
С середины 60-х годов возобновились русско-ойратские отношения. После смерти Эрдени Батура-хунтайджи в 1654 г. началась междоусобная борьба двух главных группировок ойратских феодалов. Победив своих соперников, к власти в Джунгарском ханстве пришел Сенге. В 1664 г. он обратился в Томск с просьбой о восстановлении посольского обмена и торговли (См. док. № 48, 66. Подробно об отношениях с джунгарами см.: И. Я. Златкин. История Джунгарского ханства. М., 1983, с. 135-170; Ш. Б. Чимитдоржиев. Взаимоотношения Монголии и России XVII-XVIII вв. М., 1978, с. 54-59, 108-115; В. А. Александров. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 64-75; Б. П. Гуревич. Международные отношения в Центральной Азии в XVII — первой половине XIX в. М., 1983, с. 34-37; И. С. Ермаченко. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии в XVII в. М., 1974). За время правления Сенге сибирские воеводы посылали к [8] джунгарам не менее пяти посольств (См. док. № 48, 66, 71, 88, 101. Имеются в виду посольства томских детей боярских В. Литосова, В. Бубенного, П. Кульвинского, В. Былина и М. Ржицкого). Главная часть переговоров была посвящена вопросу о кыштымах. «С этого времени, — пишет И. Я. Златкин, — и до самого конца правления Сенге вопрос о кыштымах стоял в центре русско-ойратских отношений, приобретая временами исключительно острый характер» (И. Я. Златкин. История Джунгарского ханства, с. 141). Обострение отношений началось после разгрома и пленения Алтын-хана. Киргизы во главе с Ереняком Ишеевым, крупным князем Алтысарского улуса, которые платили дань Русскому государству, являлись одновременно кыштымами Лубсана-тайджи, но после пленения последнего перешли в подданство джунгар. Пользуясь поддержкой Сенге, Е. Ишеев в 1667 г. вторгся в пределы Красноярского уезда, осадил Красноярский острог и нанес большой урон местному населению. Эти события нашли отражение в отписках сибирских воевод и челобитных служилых людей (См. док. № 74, 76, 85 и др.).
Сообщают русские архивные документы и о событиях в джунгарских улусах, связанных с убийством тайджи Сенге и приходом к власти Галдана (См. док. № 114, 117). Новый правитель Джунгарского ханства поддерживал набеги киргизов на русские земли, отстаивая свое право на сбор ясака с местного населения, предлагал русским властям «узаконить двоеданство». Не изменяя своей политики в отношении ясачного населения, Галдан в то же время стремился к укреплению посольских отношений с Русским государством. Как отмечает И. Я. Златкин, «эта задача с течением времени все явственнее приобрела характер главной в его внешней политике на северных рубежах Джунгарского ханства» (И. Я. Златкин. История Джунгарского ханства, с. 146).
До начала 80-х годов в сибирские города и в Москву было направлено примерно шесть посольств (См. док. № 119, 127, 132, 160, 170, 206). О поездках русских служилых людей к Галдану — тобольских детей боярских И. Карвацкого в 1676 г. и П. Иевлева в 1678 г. — и о результатах их переговоров имеются лишь упоминания в отписках сибирских воевод. Статейные списки этих посольств не обнаружены (См. док. № 127, 170, 192, 233).
Оживленный характер носили торговые отношения Джунгарского ханства с Русским государством. В этот период, по словам И. Я. Златкина, «ойратское население Джунгарии и его хозяйство... уже не могло существовать и развиваться без торгового обмена с Русским государством. Каждый случай более или менее длительного перерыва торговли между русскими и ойратскими людьми болезненно отражался на положении… обитателей Джунгарского ханства, создавая условия для всякого рода политических осложнений» (И. Я. Златкин. История Джунгарского ханства, с. 146). Галдан Бошокту-хан проявлял большой интерес к русским рынкам. В статейных списках послов и отписках сибирских воевод постоянно встречаются сведения о приездах в сибирские города ойратов с торгом, об условиях торговли, о постройке «калмыцких дворов», росписи товаров-подарков и т.д. (См. док. № 62, 67, 96, 101, 102, 130, 137). [9]
Публикуемые в сборнике материалы дают представление и об отношениях с хошоутскими тайджи — Аблаем, Очирту Цецен-ханом и их детьми (См. док. № 1, 4, 14, 17, 24, 30, 32, 34, 54, 90, 92, 97, 100, 103 и др.). Мирные отношения с ними имели большое значение для русского правительства, так как через их улусы до середины 70-х годов ездили русские послы в Цинскую империю, а также проходили караваны бухарцев в Россию и русских торговых людей в Восточный Туркестан и Китай.
Собранные в сборнике русские архивные документы говорят об активизации дипломатических отношений между Русским государством и монгольскими ханствами в рассматриваемый период. Они раскрывают весь комплекс вопросов, имевших место в ходе посольских переговоров, а также реальные результаты этих переговоров, что дает возможность правильно осветить историческое прошлое русского и монгольского народов.
Как свидетельствуют публикуемые материалы, Русское государство и в этот период старалось поддерживать добрососедские отношения, не вмешиваясь во внутренние дела Монголии и Джунгарского ханства, устраняя конфликты дипломатическим путем, не давая втягивать себя в возникавшие много раз военные столкновения между монгольскими тайджи. Мирные отношения с халхаскими феодалами определялись также заинтересованностью Русского государства в урегулировании посольских и торговых связей с цинским Китаем. В свою очередь, монгольские феодалы, вступая в дипломатические и торговые отношения с московским правительством, пытались использовать влияние Русского государства для противодействия все возрастающей опасности со стороны Цинов.
В то же время русское правительство занимало твердую позицию в отношении нерусского населения Сибири и Забайкалья, принесшего шерть и платившего ясак, всячески отстаивало свои права на единоличное владение ими. Отдельные возникавшие конфликты в общем не отражались на взаимной заинтересованности сторон в развитии торговли, которая в это время принимает регулярный характер.
Документы сборника приводят также интересные сведения о внутренней жизни монголов, их обычаях и культуре, об отношениях с другими соседними народами, в частности о монголо-китайских связях, и т.д.
* * *
Данный том является хронологическим продолжением уже вышедших двух томов «Материалов по истории русско-монгольских отношений» (Русско-монгольские отношения 1607-1636. Сборник документов. М., 1959 и Русско-монгольские отношения. 1636-1654. Сборник документов. М., 1974). Настоящая публикация охватывает период с 1654 г. до середины 80-х годов XVII в. Это период отношений с джунгарскими тайджи Сенге и Галданом Бошокту-ханом, хошоутскими тайджи Аблаем и Очирту Цецен-ханом, с Алтын-ханом Лубсаном, халхаскими феодалами и др. Конечной датой является 1685 год, после которого наступает период подготовки посольства Ф. А. Головина и заключения Нерчинского договора, когда русско-монгольские отношения в значительной степени соприкасаются с русско-китайскими, приобретают наибольшую активность и Халха еще выступает как самостоятельное независимое государство.
Основу данного тома составляют документы, хранящиеся в Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА). Это — фонды Сибирского и Посольского приказов. В указанных фондах сосредоточены основные материалы по сношениям с монголами и ойратами. Хотя [10] Посольский приказ в XVII в. ведал всеми дипломатическими делами в Русском государстве, четкого разграничения функций между Сибирским и Посольским приказами не было. Сибирские воеводы направляли приезжавших джунгарских и монгольских послов в Сибирский приказ, куда присылались статейные списки и переводы с ойратских и монгольских писем, так как переводчиков в центральных приказах долгое время не было. В Москве послы передавались в ведомство Посольского приказа со всей документацией, которая затем, хотя и не всегда, возвращалась в Сибирский приказ. Часто сибирские воеводы направляли одну и ту же отписку в оба приказа. Наконец в 1681 г. сношения с Китаем, «мунгальских и калмыцких владельцев и тайшей послов и посланцов» было указано передать в ведение Сибирского приказа, поскольку «те земли принадлежат к сибирским городам» (См. док. № 213). Была передана и часть приказных дел, но многое осталось в Посольском приказе. В 1684 г. рассмотрение этих вопросов было вновь возвращено в Посольский приказ. Такая нечеткость в разграничении функций приводила к дублированию документов, наличию документов Посольского приказа в Сибирском и наоборот.
Часть материалов Посольского и Сибирского приказов была утрачена в результате польско-шведской интервенции, нашествия Наполеона в 1812 г., пожаров, а также плохих условий хранения, чем объясняются имеющиеся хронологические пробелы в сборнике.
Фонд Сибирского приказа представлен статейными списками служилых людей, ездивших к джунгарским тайджи, Алтын-ханам и халхаским феодалам, подлинными отписками сибирских воевод по различным вопросам административного управления, перепиской приказа в виде грамот сибирским воеводам и памятей в другие приказы. Таможенные книги Сибирского приказа содержат сведения о приездах в сибирские города для торговли калмыков, монголов и бухарцев.
Фонды Посольского приказа в конце XVIII в. были тематически сгруппированы в коллекции — «Мунгальские дела» («Монгольские дела»), «Калмыцкие дела», «Сношения России с Китаем» и др. В «Монгольских делах» сосредоточены основные материалы официальных дипломатических отношений с ойратскими и халхаскими феодалами, хотя, как отмечалось выше, из-за постоянных передач дел из одного приказа в другой и плохой сохранности в фонде имеются значительные хронологические лакуны.
В фонде «Калмыцкие дела» за 50-80-е годы хранятся главным образом отписки астраханских и уфимских воевод в Посольский приказ и статейные списки поездок служилых людей к калмыцким тайшам. В конце 50-х годов XVII в. завершился процесс добровольного вхождения калмыков в состав Русского государства (См.: Очерки истории Калмыцкой АССР. Дооктябрьский период. М., 1967), поэтому в этой коллекции интерес для сборника представляют лишь данные, сообщающие о связях калмыцких тайш с джунгарскими и хошоутскими тайджи, а также сведения о внутренних событиях у «дальних» калмыков. Из дел «Сношений России с Китаем» в сборник включена очень незначительная часть документов, касающаяся непосредственно сведений об ойратах и монголах.
Особенностью фондов Посольского приказа является наличие большого количества списков одних и тех же документов, что объяснялось необходимостью для приемов послов составлять многочисленные выписки и списки с различных документов.
Большой интерес представляют документы из фондов местных учреждений. Это прежде всего Иркутская приказная изба в ЦГАДА, материалы [11] которой дополняются фондом Иркутской воеводской избы (ранее Иркутские акты), хранящейся в Архиве Ленинградского отделения Института истории АН СССР (ЛОИИ). Среди материалов этих фондов имеются статейные списки поездок служилых людей к Тушету-хану, переписка сибирских воевод по вопросам братских и тунгусских ясачных людей, о нападении на них монголов и пр. Любопытные сведения приводятся в документах о местных братских племенах, их быте и повинностях.
Материалы об отношениях России с монголами имеются в фондах Верхотурской приказной избы, в Нерчинской приказной избе в ЦГАДА и частично в архиве ЛОИИ АН СССР — фонд «Нерчинские акты».
В сборник включены также документы из собрания Портфелей академика Г. Ф. Миллера, хранящиеся в Ленинградском отделении Архива АН СССР в виде копийных книг Томской, Тобольской, Тюменской, Тарской и других приказных изб. Низкое качество сделанных копий уже много раз отмечалось в различных изданиях. Так, еще Н. Н. Оглоблин, сравнив акты, опубликованные Археографической комиссией из сборников Миллера, с подлинными документами архива Министерства юстиции, отмечал, что в миллеровских копиях «наблюдается какая-то запутанность изложения, во многих местах чувствуются явные пробелы и сокращения, в других — вставки, иногда попадаются выражения, чуждые XVII в. и пр. Видно, что по этим актам прошла чья-то редакторская рука, иногда — несомненно опытная, знающая, в другой же раз совершенно наоборот». . . (Н. Н. Оглоблин. Герард Миллер и его отношение к первоисточникам. — «Библиограф». СПб, 1889, № 1, с. 2).
И если единичный факт не давал права Н. Н. Оглоблину говорить о «недобросовестности» Миллера в пользовании первоисточниками, то в статье «К вопросу об историографе Г. Ф. Миллере» автор, проведя еще несколько сравнений и отмечая опять пропуски, неверные даты, «крупные существенные пробелы против подлинника», обнаруживает тот же «произвол» Миллера при выписке подлинных актов — пробелы и вставки, и приходит к выводу, что эти искажения текста входили у Миллера в систему его историографических методов («Библиограф». СПб, 1889, № 8-9, с. 161-166).
В документах, публикуемых в сборнике из Портфелей Миллера, присутствуют многие недостатки, отмеченные Оглоблиным — искажения в передаче текста, особенно в написании монгольских имен, что часто не дает возможности их идентифицировать, имеются пропуски, тем не менее они в значительной мере восполняют имеющиеся пробелы в документах местных фондов. Так, например, только в Портфелях Миллера сохранились статейные списки посольств тобольского сына боярского Федора Михалевского и подьячего Гаврилы Шешукова к Тушету-хану, томского сына боярского М. Ржицкого к Сенге, тобольского сына боярского Я. Неприпасова к Галдану Бошокту-хану (См. док. № 101, 163, 192).
Библиография по истории русско-монгольских отношений достаточно обширна. Много внимания историографии этого вопроса уделила Н. П. Шастина в своей работе о русско-монгольских посольских отношениях, довольно подробно охарактеризовав как дореволюционную, так и современную историческую литературу (Н. П. Шастина. Русско-монгольские посольские отношения XVII века. М., 1958, с. 3-12). Среди работ советских историков, [12] посвященных русско-монгольским отношениям, хочется отметить фундаментальные монографии уже упомянутой Н. П. Шастиной, И. Я. Златкина, В. А. Александрова и несколько работ Ш. Б. Чимитдоржиева (И. Я. Златкин. История Джунгарского ханства. М., 1964, второе издание — 1983; В. А. Александров. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII века). М., 1969, второе издание — Хабаровск, 1984; Ш. Б. Чимитдоржиев. Взаимоотношения Монголии и России XVII-XVIII вв. М., 1978; он же: Россия и Монголия. М., 1987 и др.). Эти авторы использовали и ввели в научный оборот большой архивный материал, но тексты документов не публиковались.
Из иностранных исследователей для нас интересна работа английского историка Дж. Бэддли (J. F. Baddeley. Russia, Mongolia, China. London, 1919, vol. I—II), в которой полностью или частично опубликовано значительное число документов, главным образом статейных списков по сношениям с монголами и ойратами, выявленных им во время работы в Москве в Главном архиве Министерства иностранных дел в 1913 г.
Документы по истории русско-монгольских отношений публиковались в изданиях Археографической комиссии — «Акты исторические» и «Дополнения к Актам историческим», а также в сборниках «Русской исторической библиотеки» и в таких изданиях, как «Собрание государственных грамот и договоров», «Полное собрание законов Российской империи» (собрание I. 1830 г.).
В перечисленных публикациях документы по русско-монгольским отношениям представлены в незначительном количестве и носят чисто случайный характер.
Некоторая часть материалов по указанной теме была опубликована в «Сборнике документов по истории Бурятии. XVII в.» (Вып. I. Улан-Удэ, 1960), в котором наряду с документами, освещающими политическое и экономическое состояние бурятского народа, приводятся материалы о сношениях Русского государства с монголами и джунгарами. К сожалению, документы сборника не прокомментированы.
В 1969 г. был издан сборник «Русско-китайские отношения в XVII веке. 1608-1683» (том1), куда вошла и часть документов, которые интересны не только в свете русско-китайских отношений, а характеризуют главным образом историю русско-монгольских отношений.
Однако не все документы из указанных выше изданий были включены в сборник: одни дублируют уже отобранные из архивов материалы, и в этом случае наличие публикаций оговаривается в легенде, другие не несут никакой интересной информации по сравнению с уже известными сведениями. Часть источников была использована в комментариях.
Как и в первых выпусках, в данный том не вошли летописные материалы, записки путешественников, а также записи таможенных книг различных сибирских городов, так как все эти источники по своему объему и характеру требуют специальных публикаций. Не включены в том и документы второстепенного характера, а также содержащие сведения, известные из других документов.
В сборнике опубликовано 237 документов, из них 204 — издаются впервые.
При выборе текста для публикации за основу брался подлинник, при отсутствии последнего — отпуск или наиболее ранний список. В легенде обычно оговаривается место хранения всех имеющихся текстов публикуемого документа. Письма Алтын-ханов публикуются по переводам XVII в. [13] Переводы двух писем, сделанных Н. П. Шастиной, приводятся в комментариях (См.: Н. П. Шастина. Письма Лубсан-тайджи в Москву (Из истории русско-монгольских отношений в XVII в.). — Филология и история монгольских народов. Памяти академика Бориса Яковлевича Владимирцова. М., 1958, с. 275-288).
Документы сборника расположены в хронологическом порядке и имеют сплошную пагинацию.
Передача текста производится в соответствии с «Правилами издания исторических документов» (М., 1990) и ряда приемов, выработанных при подготовке предыдущих томов серии.
Большинство документов публикуется полностью. Извлечения производятся в случаях, когда часть документа не относится к теме сборника или повторяет предшествующие, более ранние документы.
Некоторые материалы из-за плохой сохранности оказались сильно поврежденными: часть текста была утрачена и по краям столбцов, и в середине. Утраченные места текста восстанавливаются в квадратных скобках по смыслу или по другим документам. Все это оговаривается в подстрочных примечаниях в каждом отдельном случае. Описки переписчиков исправляются в тексте с оговоркой также в подстрочных примечаниях.
Утраченные полностью части текста и невосстановленные отмечаются тремя точками и не оговариваются в подстрочных примечаниях.
Большинство документов не имеют прямой датировки и датируются приближенно с обоснованием в подстрочных примечаниях для каждого случая. При приближенной датировке (например, отписок) используются упоминание числа в тексте документа и ссылка на известные события, а также отметка о получении документа. Двойная датировка отписок дается в том случае, если между датами в тексте и отметкой о подаче не наблюдается большого разрыва во времени. В противном случае документы датируются по последней дате, упоминаемой в тексте.
Двумя датами датируются статейные списки — временем начала и возвращения посольства. Как правило, началом посольства является время составления наказной памяти. Однако в документе не всегда указана дата составления наказной памяти или со времени дачи наказа и выезда посольства проходило значительное время — в этом случае ведение статейного списка начиналось со дня выезда посольства к месту назначения. Примером может служить датировка статейного списка тобольского сына боярского Ф. Михалевского (см. док. № 163). В тех случаях, когда в тексте статейного списка указано время его написания, он датируется только одной датой (см. док. № 37, 59, 67 и др.), несмотря на то, что иногда имеется указание на время дачи наказа. Как правило, эти статейные списки бывают краткими, подробности переговоров в них отсутствуют. Так же датируются и доезды служилых людей (см. док. № 7, 8, 94 и др.).
Письма Алтын-хана Лубсана и джунгарских тайджи, если не имеется точной даты в тексте, помещаются в сборнике не по времени перевода в приказе, а днем выезда посольства из улусов в сопровождении монгольских или джунгарских посланцев.
Имеющееся в документах разнообразное написание имен и географических названий в тексте публикации сохраняется. Правильное их написание, когда это возможно, дается в заголовках, указателях и комментариях. В публикуемых документах многие лица монгольского происхождения названы по титулам и званиям — геген, зайсан, гецул, контайша и т.д., [14] которые в документах употребляются часто как собственные имена, поэтому даются с прописной буквы.
Документы сборника снабжены комментариями и текстуальными примечаниями, а также словарем терминов, именным и географическим указателями. Комментарии отмечены в тексте цифрами, примечания — звездочками.
В сборнике приводятся фотокопии подлинных писем Алтын-хана Лубсана, хошоутского тайджи Цагана и халхаского Тушету-хана Чихунь Доржи к царю Алексею Михайловичу.
Вся работа проделана Г. И. Слесарчук, в выявлении материалов принимала участие также Л. М. Гатауллина.
Составитель выражает признательность сотрудникам ЦГАДА, ЛОА РАН, ЛО ИИ РАН за помощь в работе.
Г. И. Слесарчук