ИСТОРИЯ УБАШИ ХУНТАЙДЖИЯ И ЕГО ВОЙНЫ С ОЙРАТАМИ
Убаши хунтайджи с (Объяснения слов со знаком выноски в виде буквы "с" смотрите в Словаре. Пояснения к словам с цифровым знаком выноски смотрите в Комментариях) монгольский и урянхайский Маджик, подобный черному горному тигру, отправясь оба с 80.000 войском из урочища Хангай Хара Булак 1 воевать против независимых Четырех Ойратов и переправившись через гору Налха Ухэр 2, прибыли с войсками на место Нал Хара Бурок 3.
Отсюда отправили они четырех лазутчиков 4, каждого врозь, к Четырем Ойратам разведать их кочевья, но те ничего не разузнали. Почему монгольский Убаши хунтайджи [38] составил совещание из высших, средних и низших сословий, на котором урянхайскому Маджику и многим другим сановникам сказал: "Слушайте, мои молодцы! Четыре Ойрата такого нрава: они, подобно неутомимым лошадям, бегающим на далекое расстояние без устали, и бдительным собакам, лишь только завидят прибывшего на их двор неприятеля, не плошают и не упустят его из своих рук. Мое намерение (такое): воротимся лучше назад, пускай смеются над нами Четыре Ойрата. Как вы, мои молодцы, об этом думаете? Если вы согласны, то воротимся; если нет, так пойдем на Ойратов".
Урянхайский Маджик, подобный черному горному тигру, выдвинулся вперед и доложил: "Хотя слова вашего ноянства с и справедливы, но все ближние, дальние родные и неродные слышали, что мы с тобой — монгольский Убаши хунтайджи и урянхайский Маджик — с своими войсками выступали из урочища Хангай Хара Булак видеться с Четырьмя Ойратами (сразиться), а между тем, увидавши только лишь их пастбища, обратимся отсюда в бегство: этой дурной славой нашей завсегда будут упрекаемы наши потомки". Монгольские высшие, средние и низшие сословия одобрили эти слова.
Убаши хунтайджи сказал: "Куда вы поедете? Где найдете кочевья их (Ойратов)? Может быть, они кочуют на севере, может быть, на юге (их кочевья неопределенны)".
Урянхайский Маджик отвечал: "Слова вашего ноянства справедливы. Действительно, кочевья Четырех Ойратов велики, но все-таки они кочуют постоянно на одной стороне. Мы разошлем тщательно разыскивать их, назначим для этого восемь суток сроку, я же покажу местность, где их должно искать. Из 80.000 человек выберем 200 молодцев, которые бы все знали (местность), и из 160.000 лошадей выберем (для них) 400 меринов. Пускай они по указанным мною местам ищут; найдут ли, не найдут ли их, но по истечении осьми суток пусть воротятся". [39]
С одобрения всех урянхайский Маджик, подобный черному горному тигру, отправился в сопровождении 200 лазутчиков, взобрался на гребень горы, находящейся невдалеке от их войска, и, указывая отсюда своим 200 лазутчикам на кочевья Ойратов, сказал: "Ступайте в эту сторону, впереди вас окажется река Иртыш, идите по ее течению. Когда дойдете до места между черным лесом (дремучий лес), растущим на нагорной стороне, и желтым камышом, растущим на низменной, этот промежуток есть брод, называемый Мани 5. Переправьтесь через него и ищите там их (Ойратов) по течению и против течения. Если не найдете там ничего, то идите еще повыше; потом ударьтесь в противоположную сторону (от реки). На другой день вечером пейте воду (напоите лошадей, сами отдохните). Здесь начнется черная гора Эмнэлин Адак Шара Хулусун с быстрыми ключами, ищите здесь. Если здесь ничего не найдете, то ищите по истокам двух рек Бачи и Гинджили, которые исчезают вблизи этой горы.
Если и в этих трех местах ничего не найдете, то воротитесь назад. Если в состоянии захватить язык, то привезите его (в случае, если найдете кого, то привезите его с собой), а если не можете этого сделать, то осмотрите (местность). Найдете ли, не найдете ли, а в продолжение осьми суток должны поспешно воротиться и уведомить нас.
Ну, так вы, молодцы, возвращайтесь здоровыми и с успехом, я же отправлюсь к своим войскам". И отправился.
Монгольские лазутчики, по словам Маджика, переправились через брод Мани и начали там разыскивать по течению и против течения, и ничего не нашли. Потом начали разыскивать на Эмнэлин Адак Шара Хулусун и здесь не нашли кочевья Ойратов; потом обратились к истокам Бачи и Гинджили: встречают тут семилетнего мальчика с шелковым поясом, в плисовых с чулках, на трехлетней гнедой лошади. Они погнались за ним утром и вечером поймали его. [40]
Двести лазутчиков посадили этого мальчика среди себя и начали спрашивать: "Чей ты мальчик? Скажи, что здесь делал?"
Мальчик отвечал: "Я подданный Байбагутского хана, искал девять белых верблюдов".
"У Четырех Ойратов есть ли войска? — спросили потом лазутчики, — и где они сами кочуют?"
"Вас, наверно, послали поймать, а не допрашивать, знайте, что старшему дается ответ, платье же надевается через воротник 6: представьте меня живого кому следует, я своими устами доложу". Вот слова мальчика, и он больше не стал говорить.
Ни мягкими словами, ни криками, ни ласками, ни угрозами не могли ничего от него выведать и, наконец, сказавши сами себе: "Действительно, нас послали поймать, а не допрашивать, так этого мальчика живого представим", — они отправились назад.
Дорогой они отправили двух передовых, которые, прибыв с известием о Четырех Ойратах, начали было рассказывать монгольскому Убаши и всем трем высшим, средним и низшим сословиям, что они поймали семилетнего мальчика. Между тем и остальные с мальчиком явились.
Узнав, что этот мальчик упрямый, обнажили меч, положили его на сандальный о восьми ножках стол. Потом привели семилетнего мальчика к Убаши хунтайджию в его юрту с восемью решетками 7, обтянутую черно-пестрыми тигровыми шкурами, поставили его с скрученными назад руками на колени: на правое колено его сел урянхайский Маджик, подобный черному горному тигру; на левое же — сел Бакан Цэцэн.
Убаши хунтайджи начал этого мальчика допрашивать: "Ну, упрямец, скажи: у Четырех Ойратов есть ли войска или нет? Что они делают?"
Мальчик отвечал: "Допрашивайте, ваше ноянство, без [41] угроз — я безошибочно доложу; спрашивайте, не сердясь, — обо всем расскажу. Четыре Ойрата, подобно клыкам лютых зверей и ежовым иглам, живут сомкнутыми в четырехугольник (каре). Нельзя докладывать вам о том, чего не знаешь, и нельзя скрывать того, что знаешь".
Убаши хунтайджи, хотя был таким ответом приведен в тупик, но все-таки продолжал допрашивать: "Кто из ойратов, — говорил он, — на этой стороне живет? Скажи мне о войске и кочевье их".
На это мальчик отвечал: "На этой стороне, ближе всех к вам, живет Сайн Сэрдэнгэ, сын Мангада, у которого шлем из чистого серебра, красный панцирь с бляхами, улбо 8 из красного одноцветного шелка, лошадь совершенно чубарая; его сопровождают 2.000 молодцов с 2.000 копьями и с 2.000 выдержанными лошадьми. Он, скрежеща зубами и проглатывая свои слюни, постоянно спрашивает: нет ли неприятеля, с которым бы подраться (он с жаждою ищет неприятеля, чтоб померяться силой)? Нет ли зверей, за которыми бы поохотиться? Как вашему ноянству это нравится?"
"Ну, упрямец, это ничего. А от него дальше кто живет?"
"На истоке реки Иртыша живет Сайнха, сын хойтского Эсилба, собравший свои кочевья, называемые Ирчин и Харчин, среди которых он виднеется, подобно печенке пестрой коровы 9, и которого сопровождают 4.000 молодцов с 4.000 копьями и 4.000 выдержанными лошадьми. Этот Сайнха, скрежеща зубами и проглатывая свои слюни, спрашивает: нет ли неприятелей, с которыми бы подрался насмерть? Нет ли молодцов, с которыми бы попробовал силу своего красноречия? Как вашему ноянству это нравится?"
"Ну, мальчишка, это ничего, а еще дальше, скажи, кто живет?"
"Дальше живут 6.000 джунгарцев, называемых Хутагайту Хара Халу 10, которые подобны куце-серому волку, нападавшему утром на многочисленные стада овец; глаза их [42] подобны глазам голодного орла. Это как нравится вашему ноянству?"
"Это ничего, а еще дальше кто живет?"
"На устье 11 реки Уто живет доблестный ойратский богатырь Тэбэнэ, имеющий 8.000 войска с 8.000 поджарых соловых лошадей, кочующих при реке Нарин. Ну, как вашему ноянству это понравится?"
"Ничего, а еще кто дальше?"
"Хошутский Байбагас хан, старший брат из пяти братьев Ахайн табун бара с, любящий умерщвлять и грабить, имеющий голос десяти тигров, живет в юрте о 15 решетках, обтянутых пестрыми тигровыми шкурами, и среди ее рассуждает о вере и правлении Ойратов. Говорят, что он живет, разинув рот и растопырив пальцы (беспечно, самонадеянно), и думает, что ему во всех странах нет подобных.
Сам я сын простого человека (низкого происхождения), мне семь лет. Я еще не объехал всех Четырех Ойратов, сыновья Ойратов находятся везде. Вот все мое знание".
После этого Убаши хунтайджи велел вывести мальчика и принести его в жертву туку (значок или знамя) 12. Двое хотели его уже вывести, но мальчик объявил, что намерен еще доложить нойону. Снова посадили его. "Ну, упрямец, — сказал нойон, — продолжай свои слова".
Мальчик начал: "Говорят, после войны, происходившей на месте Эмнэлин Адак Шара Хулусун, монгольский Сайн Лайхар хан и нойоны Четырех Ойратов при заключении мира поклялись: Если будем умерщвлять людей, служивших шпионством (тому или другому), то наши языки отсекутся (то все до одного умрем). Зачем же вы хотите умертвить меня, забыв клятву, уже произнесенную, и забыв слова, торжественно сказанные (вами)? Мне только семь лет, я сын простого человека. Ваше ноянство, даруйте мне жизнь!" Но Убаши хунтайджи не удостоил его ответом, и двое хотели было его снова вывести, но мальчик сказал, что он еще доложит об ойратах. [43]
"Ну, скажи", — сказал нойон.
Мальчик стал говорить: "Сказывают, что хошутский Байбагас хан, старший брат из пяти братьев Ахайн табун бара, любящий умерщвлять и грабить, имеющий голос десяти тигров, сказывают, что он ударил своим булатным мечом, взятым когда-то у Бимбада, о свой черный треножник, сделанный из закаленной стали, так сильно, что посыпались искры, и сказал, что положит на подушку стегно с Убаши хунтайджия (убьет его) и прольет его черную кровь; переломит на большой дороге черное знамя его; соединится с его любимою женою Дара, поцелует ее ланиты с, алые, как кровь, обнимет прекрасное белое тело ее, коснется прекрасною и счастливою своею бородою к ее румяным щекам и овладеет всеми богатствами и счастием его. Понимаете ли значение этих слов?"
Затем мальчика вывели и стали приносить его в жертву туку. При этом из среды монголов не выискалось ни одного, который бы в состоянии был прочитать молитву, почему мальчик сказал: "Так как я предмет жертвы туку, так позвольте мне прочитать молитву".
"Ну читай, — отвечали те, — да хорошенько же".
Мальчик начал: "Я начну читать, а вы слушайте. О, милостивый Тэнгри, бог войны, кушай и пей! Да прольется черная кровь Убаши хунтайджия! Стегно его да положится на подушку! Черное знамя его да искрошится на большой дороге на мелкие куски! Да возьмет его любимую жену Дара Байбагас — владетель всех (ойратов)! Длинное черное знамя его да переломится в ногах ойратов (во время сражения)! Лошадь его саврасую из саврасых да подденет копьем за опущенный красный шелковый повод какой-нибудь ойратский молодец и остановит ее! На месте Бачи да будет он поражен смертельно! На месте Худуду да будет разбит наголову! На месте Эмэлин Олон Долодой да сокрушатся печень и почки его! На месте Хада да претерпит он [44] поражение, сопровожденное криком! На реке Болохто да рассыплется от поражения! Да возьмут ойратские молодцы богатство и счастие его! Как дойдет до места Ула, да станет он в тупик!" И с этими словами мальчик испустил дух.
Между монгольскими войсками произошло волнение. Они говорили между собой: "Сбудутся или не сбудутся слова этого рассказчика-мальчика, все-таки это дурное для нас предзнаменование, однако ж попробуем: хорошо ли или дурно будет, все-таки отправимся в поход, вместо того, чтобы обратиться в бегство и тем положить пятно на имя нашего нойона Убаши хунтайджия". И выступили.
Переправившись через Иртыш, 80-тысячное войско прибыло к истокам Бачи и Гинджили чрез Эмнэлин Адак Шара Хулусун и здесь остановилось. Отсюда на двое суток был отправлен к Ойратам на рекогносцировку опытный Бахан Болбасун, находившийся от тринадцатилетнего до тридцатисемилетнего возраста постоянно в войнах.
Между тем Убаши хунтайджи зарезал своего совершенно белого верблюда, который возил его кибитку, пригласил своих молодцов и при раздаче кушанья (приготовленного из мяса этого верблюда) так восхвалил их: "Ну, молодцы мои, подобные рогам козлов, входящих в воду! Вы, мои молодцы, подобные ушам моего мерина, мчащегося с быстротою к неприятелю, слушайте! Вы знаете проклятие нас мальчиком, имеющим черный след, знаете упорство Четырех чужих Ойратов; вы не будете беречь своего черного пота (я на вас надеюсь)".
"Мы все, — проговорили молодцы, — всегда готовы пролить кровь и всегда готовы лечь костьми; мы не будем скрывать перед нойоном своего усердия". После этих слов они с шумом вышли.
Между тем Бахан Болбасун воротился от Четырех Ойратов с таким известием: "Четыре Ойрата живут, подобно клыкам лютых зверей и ежовым иглам, сомкнутыми в четырехугольник. Не знаю, ведают ли они о нашем приближении и [45] предпринимают ли какие предосторожности против него? Я вообще не знаю, в какой мере бдительности они живут".
Убаши хунтайджи сказал: "Сорок тысяч отправить вперед, чтоб они напали на Ойратов, а сорок тысяч оставить в запасе. Если так выдвинуться, как об этом ты думаешь?"
Бахан Болбасун отвечал: "Сразимся с Четырьмя Ойратами. Если убежим от них утром (пока еще возможно), так останутся наши языки (останемся в живых), если же вечером от них убежим, так отсекутся наши языки (все до одного будем убиты)!"
Убаши хунтайджи за это на него рассердился. "Каковы бы, — он сказал, — ни были твои слова: справедливы ли или несправедливы, но их резкость или жесткость кольнули сердце моих молодцев" (привели в уныние). И он приказал его казнить так же, как и мальчика, но Бахан Болбасун быстротою своего гнедого мерина спасся.
Убаши хунтайджи и урянхайский Маджик, чтоб поддержать свою честь, решились выступить и решили отправить передовое войско. Над этим войском Убаши хунтайджи назначил начальником урянхайского Сайн Маджика, но последний с негодованием сказал: "С того времени, как только мы вышли из дому, ты много сделал несправедливого: первая твоя несправедливость та, что ты убил человека, который был у тебя шпионом; вторая — та, что расщепал ноги у осьминожного сандального стола; третья — ты зарезал своего белого верблюда, возившего твою ставку, и мясо его ты дал есть своим слугам; четвертая — ты меня отправляешь с передовым войском, чтобы одному воспользоваться отнятым скотом, а ведь говорится, что жадность при разделе добычи между своими товарищами есть то же, что беречь кровь черной собаки 13. Вот твои несправедливости. Я в них не ответчик. Я отправлюсь домой". И тотчас же с своими 15 тысячами молодцев он отправился восвояси, а хунтайджи двинулся к Ойратам.
Урянхайский Маджик отправил 2.000 молодцев с [46] четырьмя лошадьми у каждого к Бахан Болбасуну с поручением ему, "чтоб он напал на джунгарцев 14 чрез место Боро, а обратился назад чрез место Хэлтэгэ; чтоб дал знать Четырем Ойратам о моем кочевье, которое на Хангайском Хара Булаке, что мы пришли было видеться (сразиться) с Четырьмя Ойратами, но теперь я с 40.000 молодцев отправился восвояси, что Убаши хунтайджи отправился к Ойратам с изнуренными табунами 15. Пусть они, как знают, так и поступают с ним". По приказанию Маджика эти 2.000 молодцев напали на длинноногих 16 и дали знать джунгарцам (об Убаши хунтайджи).
В это время передовое войско Убаши хунтайджия остановилось с добычею из быков и овец. Войска Четырех Ойратов собрались, окружили Убаши хунтайджия со всех сторон и на третьи сутки сразились. Когда войскам монгольским было плохо, любимцы Убаши хунтайджия взяли его черное знамя и его самого и хотели было спастись, но один из среды многочисленного ойратского войска, Сайн Сэрдэнгэ, выступил и в то самое время, как хотел Убаши хунтайджия поразить копьем, сказал: "Ну, ваше ноянство, я нашивал ваши платья, пропитанные мускусом; питался солеными кушаньями вашими, теперь же для чести Четырех чужестранных Ойратов я подношу копье вашей правой почке, простите меня". И с этими словами он поразил его.
Убаши хунтайджи, истекая от этой раны, сказал: "Пустите мою саврасую лошадь, пусть она принесет моему Отечеству известие. Наверно вы, мои молодцы, не воротитесь назад; берегите свою честь, которую запятнаете, если обратитесь в бегство; лягте костьми друг подле друга!" Лишь только произнес он эти слова, как пал с своей саврасой лошади через правый ее бок и испустил дух.
Любимцы Убаши хунтайджия отрезали свои правые стремена, 17 среди четырехойратского войска пустились над прахом своего господина биться с ними насмерть, и все до одного легли. [47]
Вот каким образом ойраты победили монголов.
Семилетний ойратский мальчик был не иной кто, как гений-покровитель Черырех Ойратов и каратель Монголов в виде мальчика.
Это было в году свиньи, стихии огня 18.
Комментарии
В примечаниях и комментариях, сделанных редактором-составителем к этому тексту и далее, указаны его инициалы — Ан. Б.
1. Значит "Черный ключ Хангайский".
2. Налха ухэрин даба — "гора молодого быка или теленка".
3. Нал Хара Бурок — "Черный вязкий ил".
4. [Перевод неточен. В тексте сказано: Дөрвн Өөрдин нутгт дөрвн әнг туршул тальвж олж ядад" (С 198). Здесь речь идет не о количестве посылаемых на поиски разведчиков (четырех лазутчиков, как в переводе Г. Гомбоева), а о том, что послали на поиски Ойратских кочевий на четыре стороны света (во все концы). — Ан. Б.]
5. Мани — название молитвы (вроде "Господи, помилуй!"). Она состоит из 6 санскритских букв. Калмыки-буддисты пишут ее на разных лоскутах, привязывают их к деревьям на тех местах, где есть переправа через реку, или на большой дороге с целью отвратить несчастье от проезжающих. Местность, где эти лоскутки находятся, получает иногда название этой молитвы. Вероятно, потому же так назывался и брод, о котором здесь говорится.
6. Поговорка, значит почти то же, что "знай сверчок свой шесток".
7. [В тексте сказано, что "Убаши хунтайджи привел семилетнего мальчика в соседнюю восьмирешетчатую кибитку (юрту), обтянутую черно-пестрыми тигровыми шкурами" ("Увш хун т әәж нәәмн термтә хар цоохр барсын арсар бурен хош өргөд долан наста көвүг авч ирв". — С. 202). — Ан. Б.]
8. Улбо — особенного рода панцирь, шелковый камзол, подбитый хлопчатою бумагою вместе с конским волосом; чрезвычайно легкий и теплый и между тем хорошо защищающий от стрел и копий.
9. Это сравнение чрезвычайно странное, а между тем имеет свое значение. У калмыков "пестрою коровою" называют ту, у которой главная шерсть черная, белая же находится на самой средине по обоим бокам. Очевидно, что такая корова в стаде заметнее других. Слово же "печенка" не должно принимать за самую печень, а за пестроту, находящуюся по бокам. Сравнение Сайнха с "печенкою пестрой коровы" значит, что Сайнха среди своих молодцев виден так же, как пестрая корова в стаде.
10. [Выражение переведено неточно. В тексте говорится: "Өрүhэр олн хөөнд довтлен оhтр көк чон кевтә, өлнкден бүргдин нүдн hарcн зун hар хотhат Хар Хул (Хар Халу) зурган минhн күн тер кевәр бәәдг" (С. 203-204), т. е. "Дальше находится (живет) джунгарский хотогойтский Хара Хула, подобный куце-серому волку, нападающему утром на стадо овец, с глазами (взглядом) голодного беркута, с 6.000 человек (войско) точно так же" (т. е. как и предыдущие два ойратских нойона-богатыря — Сэрдэнк и Сайнха: "скрежеща зубами, глотая слюни и выспрашивая противника, чтобы сразиться; зверя, чтобы поохотиться; острослова, с которым бы посостязаться в красноречии"). Такие неточности в переводе Г. Гомбоева встречаются довольно часто, но содержание текста в общем отражено в переводе. — Ан. Б.]
11. На том месте, где соединяется несколько рек.
12. Турецкое "туг", т. е. "бунчук".
13. Это то же, что "собака на сене: сама не ест и другим не дает".
14. Угнал бы стада их (джунгарцев).
15. [В другой рукописи — "с войсками". — Ан. Б.]
16. Т. е. верблюдов. Угонять стада даже у тех, которые хотя б и были в союзе, по обычаю древних монголов и калмыков, не считалось важным преступлением (см. в Алтан тобчи). Поэтому-то Маджик не был в союзе с джунгарцами; если ж и велел им сообщить об Убаши хунтайджи, то лишь по неудовольствию к последнему.
17. "Отрезать стремя" — значит биться насмерть.
18. 1587 года? Странно, что столь замечательное историческое событие, как описанное в этом эпизоде истребление монголов ойратами, не упомянуто ни в каких других сочинениях. Исследователям останется труд приурочить это событие и согласить упоминаемые здесь личные имена с именами уже известными по истории.