-

ЭКСПЕДИЦИЯ ГРАФА ВОЙНОВИЧА К ВОСТОЧНОМУ БЕРЕГУ КАСПИЯ.

(Продолжение статей, посвященных истории Астраханского порта и Каспийской флотилии, напечатанных в Морск. Сборн. 1849 г., №№ 1, 2 и 7. — Источниками для настоящей статьи служили разные дела, касающиеся настоящего предмета, в главном морском архиве, и следующие два, напечатанные документа: «Исторический журнал» Габлица, изданный в 1809 г., и «Выписка из журнала» одного из участников экспедиции, кап. лейт. Радинга, помещенная в жури. Мин. Вн. Дел 1839 г., № 7.)

Эта экспедиция была предпринята в эпоху нашего величайшего могущества на море — когда, в силу вооруженного нейтралитета, наши эскадры охраняли права торговли на Северном и Средиземном морях, деятельно созидался Черноморский флот, и готовилась обширная кругосветная экспедиция, Муловского, для утверждения господства на берегах Восточного океана. — Экспедиция графа Войновича не удалась; но тем не менее, предприятие это, по великости его начертания, весьма замечательно в истории нашего флота, особенно в истории собственно Каспийской флотилии, для которой оно было началом ее возрождения.

Восточный берег Каспийского моря, бесплодный и пустой, только временно занимаемый, кочующими по его обширным степям, полудикими Киргизами и Туркменами, издавна привлекал внимание нашего правительства: через него пролегают дороги в баснословно-богатые страны Средней Азии и от них в Индию и Китай — страны шелку, шалей, золота и драгоценных камней, какими всегда казались он. Еще задолго до [228] приобретения Казани и Астрахани, в половине XVI века, мы уже имели торговые сношения с отдаленнейшими обитателями этого берега, Хивинцами и Бухарцами, приезжавшими к нам с их товарами; а с утверждения нашего в Астрахани (1557 г.), стали и сами посылать туда караваны, именно на Мангышлак и Тюк-караган. С целию прочно утвердиться на этом берегу, Петр Великий, в 1716-17 г., снарядил сюда огромную экспедицию, Бековича, которая не удалась однакож, и укрепления, построенные ею в Тюк-карагане и Красноводске, были оставлены. Торговля между тем продолжалась и предположения основать крепость на этом берегу время от времени возобновлялись: так, в 1741 и 1745 годах, были посылаемы офицеры для осмотра Мангышлака (пристань, лежащая восточнее Тюк-карагана, но часто с ним смешиваемая), и нашли что место это неспособно для крепости; потом, в 1763 году, с тою же целию, вновь был предпринят осмотр Мангышлака, и снаряженной для этого экспедиции, капитана Токмачева и майора Ладыженского, велено было — что и сделано — осмотреть не только эту пристань, но и весь восточный берег, до Огурчинского острова, а ежели тут не найдется удобной пристани, то обратиться к устью Эмбы, «чтобы ничего не пренебречь к привлечению сего торга в здешнюю сторону, со временем великое возращение принести могущего»; в 1775 г. был еще посылаем геодезист Васильев собственно для осмотра под крепость устья Эмбы. Крепость однакож не воздвигалась, главное потому кажется, что не находили для ней способного места, а может быть и потому, что побуждения были не очень сильны.

С 1775 года, когда Американская война стала стеснять Английскую торговлю в Индии, заметно начала усиливаться наша торговля с нею через Бухару и Оренбург, а потому, натурально, пробудились давнишние замыслы на проложение кратчайшей дороги. За дело взялся Потемкин. В 1778 году деятельно началась постройка судов в Казани, и к лету [229] 1780, как мы говорили (в нашей предшествующей статье), приведено в Астрахань 3 Фрегата, 1 бомбардирский корабль и 5 ботов, (при порте было только 2 бота); присланы из Петербурга команда и офицеры, и наконец, в июне следующего года, явился сюда полномочный начальник готовившейся экспедиции, капитан 2 ранга граф Марко Иванович Войнович.

Граф М. И. Войнович, только что пожалованный в настоящий чин, поступил в нашу службу в 1770 году, в бытность нашего флота в Архипелаге. Родом Славянин, опытный моряк, ловкий, смелый и довольно образованный, командуя небольшим Фрегатом Славою, он обратил на себя внимание, заслужил георгиевский крест, по возвращении флота поступил к Потемкину и имел счастие управлять собственною шлюпкою Императрицы. — В тайной инструкции, данной ему для настоящей экспедиции, было предписано основать укрепление на одном из островов у восточного берега Каспия — преимущественно рассчитывали на Огурчинский, который полагали способным для этого — и стараться о проложении торговых путей в Индию; притом велено всеми средствами покровительствовать нашей торговле на этом море, очень стесняемой Персиянами. Власть дана полная, и никому, кроме его, не была открыта цель экспедиции.

29 июня 1781 года, через восемнадцать дней по прибытии в Астрахань, граф Войнович отправился в море с 3 фрегатами, 1 бомбардирским кораблем и 2 ботами, имея команды, всего до 443 человек (Размерение и вооружение судов следующее: фрегаты (называвшиеся по нумерам, 1, 2 и 3), длиною 98 ф., шириною 26, с углублением в грузу и отстоянием портов от воды следующими:

	Углубление.	Отст. портов.
1-й -	8 ф. 8 д. и 9 ф. 2 д.	4 ф.
2-й -	9 — и 9 — 2 -	3 — 11 1/2 д.
3-й -	8 — 8 и 8 — 10 -	4 -

Водоизмещение по 77 ластов. На каждом по 20 пуш. 6-фунтовых. — Корабль (без имени) дл. 95 ф., шир. 27 ф., угл. 11 ф., с 10 пушками, 2 двухпудовыми мортирами и 2 однопудовыми гаубицами. — Боты, дл. 66 ф., шир. 18 1/2, угл. 7 1/2, имели по 12 трехфунтовых пушек.

Из сделанного потом протеста Войновичем видно, что 1) все эти суда были построены из гнилого лесу, отчего скоро и сгнили; 2) подняли только одну третью часть назначенного по вычислению груза; 3) чрезвычайно тесны в палубе, загроможденной баттареею, каютами, камбузом, шпилем и клюз-баком; 4) порта очень низки, так что нельзя поднимать их даже в тихий брамсельный ветер, и ежели б, говорит он, не поставил на верхнюю палубу 1 1/2-фунтовых фалконетов, то нечем бы было и сигналы делать; 5) что по этой же причине на двух фрегатах, шпигаты для стока воды сделаны только в клюз-баке — и это была новая причина к скорейшему гниению их; 6) что для меньшего углубления с фрегатов сняты фалшкили; и, наконец, 7) что они имеют дифферент на нос, и кормы их так, неуклюжи, что подобные он видал только у Турок.

Оскорбленная этими протестами, поданными на имя вице-президента Адм. Коллегии, Коллегия отвечала с сарказмами; Войнович возражал. С обеих сторон делались странные промахи против морского искусства: напр., Коллегия советовала, для шпигатов «сделать скважины изнутри, для прохождения воды между обшивками, ко льялу» — вернейшее средство для сгноения судов. Войнович, на данный ему совет перенести шпиль и клюз-бак на верхнюю палубу, отвечал, что эта палуба очень тонка, так что из нее выдергиваются рымы, и потому не выдержит новых тягостей — как будто крепления утверждаются в палубу, а не в бимсы. На предложение Войновича снять верхнюю палубу — т. е. сделать баттарею открытою — и замечение, что он видел в Средиземном море фрегаты беспалубные — т. е. без верхней палубы — Коллегия отвечала, что палубное судно не может быть беспалубным — игра слов; на представление, что фрегаты не подняли назначенного им груза, отвечала, что «судно не может не поднять своего груза, если он правильно вычислен»; на предложение, вместо неудобных бомбардирских кораблей, строить суда по образцу французских гальот-а-бомб, замечено, что «гальот-а-бомб тоже значит (т. е. буквально), что у нас бомбардирский корабль», и проч. Вся эта переписка, все эти отношения Войновича — человека, протежируемого свыше — к самостоятельной и упрямой Коллегии, очень замечательны.). Из устья Волги вышли 8 июля и, сопровождаемые свежим попутным ветром, 13 подошли к остр. Жилому, против Апшеронского полуострова; [230] здесь остановились на якоре, послали один бот в Баку, «для проведания тамошних обстоятельств», и между тем делали съемку и промер вокруг острова. Через пять дней, 18 числа, послав возвратившийся из Баки бот в Энзели, пошли к восточному берегу Каспия, к остр. Огурчинскому и 21 стали у его юго-восточной оконечности. Увидев, что это песчаный, голый, бесплодный и безводный остров, 23 числа Войнович снялся отсюда и пошел прямо в Астрабадский залив — в юговосточном углу Каспия — куда прибыл на третий день.

Астрабадский залив, о котором Войнович наслышался [231] много хорошего, и на который рассчитывал заранее, не обманул его. Обширный, глубокий и отвсюду закрытый, с юга он прилегает к цветущей равнине — подошве высоких гор — прорезанной светлыми ручейками, отененной густыми деревьями; климат — по крайней мере в продолжение целого года стоянки здесь — был превосходнейший: здоровый, всегда теплый и никогда утомительно жаркий; строевой лес, плодовые деревья богатые поля, множество редких птиц, пастбища, давали все средства к продовольствию; вблизи несколько деревень; подалее развалины Шахских увеселительных дворцов, с великолепными садами; еще далее — в разные стороны (в 40 и 90 верстах) — города Астрабад и Сари; пути отсюда в [232] глубину Персии, в Индию и среднюю Азию способны и непродолжительны: до Бассоры полагали менее месяца караванного ходу, до Хивы 14 дней, до Бухары 18, в Индию, чрез Кандагар, 5 недель. — Оставалось только исходатайствовать позволение у Персиян утвердиться на их берегу, приобрести их доверенность, устроиться, и скликнуть купцов на новый выгодный путь — торговли. Обстоятельства были по-видимому неблагоприятные, ибо в Персии тогда происходили междоусобные войны за наследство; однакож, начало удалось как нельзя лучше: сильнейший из воюющих ханов, владетель Мазандеранской и Гилянской провинций, вскоре потом овладевший и Казбином, Ага-Магомет-Хан, очень ласково отвечал на посланное от Войновича с офицером письмо, и охотно уступал любое место на берегу Астрабадского залива для строений, обещая даже помогать своими людьми и материалами; он сам изъяснял, какие предвидит выгоды для своей страны от учреждения здесь торгового пристанища. — Тотчас по получении такого ответа, в сентябре месяце, приступили к построению укрепления на берегу (в урочище Городовин, в 80 саженях от моря), для которого свезли с фрегатов 18 шестифунтовых пушек, сделали в нем, покамест из тростинка — казарму, госпиталь, амбар, несколько домиков и базар, а для причала судов пристань. Оставалось поднять флаг на построенном укреплении, на что ожидали разрешения высшей власти — у Потемкина был уже заготовлен и герб для нового селения — но вдруг, неожиданно, все эти замыслы рушились. Прошло четыре месяца от прибытия сюда эскадры Войновича. Во все это время, отношения к местным жителям и властям, были самые дружественные; взаимные посещения почти беспрестанные; Войнович ласкал и щедро дарил гостеприимных хозяев. Между тем Ага-Магомет-Хан замышлял измену. Вытесненный из Казбина, ослабленный в своих силах, он может быть стал страшиться нашего соседства, и — так по крайней мер сам он [233] объяснял в последствии — научаемый своими подчиненными, подозревавшими с нашей стороны неприязненные замыслы — слухи об этом, по обыкновению, ходили самые нелепые — отдал приказание захватить Войновича в плен и стараться принудить его снять укрепление. Удобный случай к этому вскоре представился: 15 декабря у Персиян был большой праздник, и — как это очень часто случалось — Войнович и его офицеры, были приглашены ими в гости; в этот раз Войнович поехал со всеми командирами судов и, вероятно по обыкновению, все совершенно безоружные. Ставка Персиян была близка, верстах в четырех от нашего поселения. Встреченный с необыкновенным восторгом, видя множество вооруженного народа и зверскую радость на лицах их, Войнович с самого приезда стал догадываться, что Персияне замышляют что-то недоброе, и, чтобы скорее разрешить сомнения, вскоре объявил, что ему нужно возвратиться домой. Тогда замысел обнаружился. Войнович и его свита были немедленно схвачены, связаны, брошены в тюрьму, и там надели на них тяжелые колодки. — «Сколько ни жалостно было состояние всех нас, пишет один из участников этого бедствия, лейтенант Радинг, и болезненно от крайнего мучения, однако состояние графа Войновича было действительно всех горестнее; ибо сверх равного с нами в телесной муке страдания, преимущественно терзался он признанием собственно себя самого виною всему несчастному приключению, а наипаче рвался, воображая ту страшную разность, которую сделал он в участи своей чрез сие падение». — На другой день объявили ему требования хана, состоявшие в том, чтобы построенные укрепления были немедленно срыты. Войнович колебался, а Персияне, между тем, пытались силою овладеть укреплением, и захватили 50 человек нашей команды, бывшей в лесу для рубки дров. Не находя никаких средств к освобождению, зная бессилие оставшегося в крепости гарнизона — только 50 солдат, да судовые команды, и [234] утешаясь еще тем, что укрепление на матером берегу поставлено им по собственному произволу — ибо ему было повелено избрать для укрепления «один из островов» у восточного берега Каспия — Войнович наконец решился послать старшего офицера, капитан-лейтенанта Баскакова, с повелением срыть укрепление и пушки перевезти на фрегаты. Когда это было исполнено, пленные солдаты освобождены, а на офицерах только облегчены оковы, заменою тяжелых колодок цепями, и — это было на третий день плена — всех отвезли в город Сари, где тогда находился сам Ага-Магомет-Хан. Хан принял их очень ласково, извинялся в насильственном с ними поступке, уверяя, что был принужден к этому своими подозрительными подданными, обещал немедленное освобождение и даже предлагал новые услуги. Прошли две мучительные недели, а освобождения все не было. Между тем, пользуясь здесь свободою, пленные старались склонить на свою сторону сильнейших вельмож, и ласкательством, подарками, обещаниями, наконец успели в этом: по их представлению, 2 января 1782 г., хан приказал отпустить Войновича и его свиту. Тут встретилось новое препятствие: сам хан уехал из города, а подозрительный народ, узнав о назначенном освобождении, окружил жилище пленников и грозился не выпустить их; к счастию, один из преданных старшин, успел укрыть их в своем доме, дал лошадей и проводника, и тайком выпроводил из города. Быстро проскакали они девяносто верст, разделяющих город Сари от пристани, и радостно встретились со своими. — Войнович схватил горячку.

Не имея возможности уведомить правительство о своем приключении ранее весны, когда очищаются от льда устья Волги, Войнович отошел с его эскадрою под северный берег залива, к острову Оретос (ныне соединившийся с песчаною косою, ограничивающею этот залив с севера; теперешний островок Ашур. тогда назывался Евгений), и стал [235] ожидать, какие ему последуют повеления. Между тем Ага-Магомет-Хан, раскаяваясь ли, что так дешево отпустил пленных, или, в самом деле одумавшись, что наша дружба ему полезнее вражды, снова стал ласкаться к Войновичу, даже предлагал ему по-прежнему строить крепость на материке, и наконец снарядил посланника к нашему двору, с извинениями и обещаниями. — Войнович, сам собою уже не мог ни на что решиться и, получив повеления, 8 июля 1782 года, со всею эскадрою оставил Астрабадский залив. По пути в Астрахань он еще осмотрел Балханский залив; потом заходил в Баку, где вел переговоры с местным ханом об обеспечении нашего купечества; вышед отсюда 27 августа, 9 сентября пришел к устью Волги и 16 в Астрахань.

Войнович отсюда поехал в Петербург, был там хорошо принят, получил следующий чин и перстень, еще несколько лет считался начальником Каспийской флотилии, а в 1787 году, произведенный в контр-адмиралы, послан командовать эскадрою в Черном море.

Неудавшаяся экспедиция не возобновлялась, в начале и потому может быть, что все суда эскадры Войновича (через один год службы их и через четыре от постройки!) оказались сгнившими. По крайней мере Войнович, тотчас же по возвращении его в Астрахань, вероятно получив новые приказания, хотел послать в Астрабад 2 фрегата и 2 бота, но, за неспособностию судов, не мог этого сделать, и едва могли снарядить туда один фрегат, с двумя ботами из остававшихся в Астрахани. Не знаем, с какою целию были посланы эти суда (под командою кап. лейт. Баскакова), и что они делали там; по журналам видно только, что в течение зимы, часто приезжали к ним Туркменские и Персидские старшины. Однакож с этой поры на Каспийском море, при устье Волги, уже постоянно содержалась значительная эскадра «для покровительства нашей коммерции и содержания в [236] обузданности ханов, коих владения лежат на берегу Каспийского моря». (Инструкция князя Потемкина Главнокомандующему на Кавказе генералу графу Гудовигу). Одно из судов этой эскадры, фрегат обыкновенно, и при нем вот, занимало постоянный пост в Астрабадском заливе.

Экспедиция Войновича стоила: постройкою, судов 92,934 руб., ежегодным содержанием 30,040 руб., и экстренными расходами 14,545 руб.

Текст воспроизведен по изданию: Экспедиция графа Войновича к восточному берегу Каспия, 1781-1782 г. // Морской сборник, № 9. 1850