МУХАМЕТЖАН ХУСАИНОВ
ЖУРНАЛ
/л. 2/ Журнал, веденной отправившимися по высочайшему именному ее императорского величества соизволению на имя господина генерал-майора правителя Уфинского наместничества и кавалера Александр Александровича Пеутлинга, после-довившему для свидания и переговоров Киргискайсацкой Меньшей Орды со старшинами по Нижне-Уральской линии в Уральской городок и далее муфтием со свитою, по встречавшимся по тракту обстоятельствам и о последующих с теми старшинами переговорах.
Марта 26-го дня получено муфтием от его превосходительства наставление и при оном с высочайшего ее императорского величества соизволения копия. [125]
Вследствие которой отправясь муфтий с приданною свитою из города Уфы в поведенной путь 30-го числа марта по полудни в 3-м часу и продолжая оной по станциям к городу Оренбургу, 2-го апреля прибыли в Сеитовскую слободу, где за опасностью реки по худости льду имели ночлег, а 3-го апреля отправясь и прибыли пополудни в 8 часов в Оренбург. Отколь 4-го числа отправлены к его превосходительству от муфтия донесения:
1., со описанием жалобы, принесенной подпоручиком Давыдовым на бургомистра Апикова, в рассуждении, что он и по прибытии нашем не сделав собою, как начальник посада, /л. 2 об./ должного послушания, уехал в Оренбург, с прошением о отвращении оного Апикова впредь от таковых поступок и за обиду офицера о поступлении по законам;
2., в рассуждении дошедших известиях о разных киргизских народов обстоятельствах, и что путь наш продолжится в дальние по линии места и поручение должно выполнено быть, во-первых, с доводами довольных увещеваний священного по магометанскому закону писания со внушением киргизкайсацкому народу высокомонаршей милости; во-вторых, по обычаем того народа, издавна заведенным, следует употребить на искупление заслуживающим награждение приличных подарков сумму; прошено к прежде отпущенным 350-ти об ассигновании и о выдаче чрез Оренбургскую экспедицию пограничных дел еще 1650-ти руб.
Того ж числа отправлены от муфтия по Нижне и Верхне Уральским линиям обитающим киргизкайсацким старшинам, биям и батырям увещеваний следующего содержания:
Киргизкайсацкой Меньшей Орды почтенным старшинам тарханам, биям, мурзам и батырям:
При помощи всевышнего пекущаяся матерь о благоденствии тишине и спокойствии всех обитающих в Российской /л. 3/ империи разных наций народов, равно и о вашем обществе всемилостивейшая наша государыня премудрая Екатерина II, высочайшим своим повелением указать соизволила чрез меня вам, моим одназаконцам и единоплеменникам, обитающим в степях, объявить и внушить изливаемые на вас ее императорского величества матерний щедроты и особенный благоволении, дабы из вас всякой со всем своим движимым и недвижимым имуществом [126] имел пребывание в тех местах, кто где способным изберет, не имеет ни от кого ни малейших опасностей. Исполняя волю всеавгустейшей нашей монархини и спеша до истощения всех сил моих оказать усердие во учинении вам, моим единозаконникам, так как в священном нашем Алкоране изображено иметь друг о друге попечение справедливого вспомоществования, дабы вы, пребывая в покое, наслаждались благоденствием, отправясь из города Уфы со свитою моею, прибыл в город Оренбург вчерашнего числа и из оного предприму путь в будущий день к вам, почтенным тарханам, биям, мурзам, батырям и ко всем моим единозаконникам, и по свидании объявить имею изустно вышеизъясненное изливаемое на вас матернее ее императорского величества благоволение, и уверить вас мусульманского нашего закона правилами, дабы вы не имели никаких опасностей и сомнений, и хотя по прежним вашим обыкновениям и наступило уже время от реки Урала откочевать /л. 3 об./ в степную сторону, но мне весьма желательно, чтоб вы до приезду моего предостались в ныне пребываемых местах без всякой опасности.
По прибытии ж моем, с помощью всевышнего, не премину приложить мои старании к разрешению мнимых ваших сомнений, в чем моим муфтиевым словом чрез священный наш Алкоран и уверяю.
И о скорейшем оных доставлений уральскому атаману полковнику Данскому сношение.
В тот же самой день, пришел в квартиру муфтия, бухарец Ниязбай Барны сказывал, якобы бухарской аталык послал нарочных киргизкайсацкому народу о приложении всевозможных стараний о захвате и представлении к нему муфтия.
Сверх же сего уведомил муфтия его превосходительство господин генерал майор Оренбургской обер-комендант и кавалер Яков Михайлович Зинбулатов, что происходят слухи о приходящих уже в сущую колеблемость киргизцах, из коих некоторые по приближении весны начали совершенством оную умножать и слышно, что увезли из российских несколько людей.
5-го, получа от Пограничной экспедиции ассигнуемую сумму 350 руб. и скупив лекарства и разные вещи, для киргиз-кайсацких народов принадлежащие, /л. 4/ и исправя повозки, отправились в путь в 7 час. пополудни, продолжая оной чрез крепость [127] Чернореченскую и прибыв в Татищеву 6-го числа поутру, где по препятствию в даче потребного по случаю распутия подвод комендантом господином майором Головиным имели немалую остановку. И между прочем приказано было от муфтия подпоручику Давыдову заложенных в повозках свиты нашей лошадей количество поверив, дать знать, которой исполняя сие и был в обозе, но пришел объявил с жалобою, что господин комендант Головин, вышел своей квартиры на крыльцо в халате и колпаке и за ним обер офицер один и казак, кричавши чрезвычайно, приказывал подать тростей. Как же оные были поданы, то велел сыскав тащить к себе для наказания оными находящегося из нас при муфтии драгуна; но как посланные от него сыскать его не могли, то, более огорчась, увидел ходящего в обозе его, Давыдова, кричал азартно с неподобною бранью и притом обещанием сорвать с него шпагу, которой де, услыша его призыв, тот же час пошел к нему и как скоро подошел, то он, Головин, кричав на него, за что бьют из свиты нашей подводчиков, которой ему объяснился что он никогда и никого не 5 бил, а ударил одного казака плетью, раза три драгун и то по: приказанию свиты нашей господина надворного советника Бекчурина за необуздание лошадей, которые по тракту при спуске пот гору его повозки едва не убили, о каковом его господина Головина поступке того ж числа и отнесся /л. 4 об./ муфтий с жалобою их превосходительствам Александр Александровичу Пеутлингу и Якову Михайловичу Зинбулатову, а сами со свитою в рассуждении крайнего распутия с великою нуждою принуждены были отправиться в путь свой на 21-й лошади, продолжая оной по худобе тех подвод и по рухлости снегов большую половину пешие, и прибыли в Озерную крепость уже в 10 часов полудни, где за ночною темнотою и опасностью от воды имели ночлег. В следование ж между оными крепостями повстречался отправленной из Уральской войсковой канцелярии в город Уфу с донесениями к его превосходительству Уральского городка мулла Касым Ишмекеев и при нем под стражею в колодке один киргизец, которой во время муфтиева с ним, Касымом, разговора,, подошедшему к нему из находившихся в нашей свите мулле Габейдулле Феткуллину сказывал, что он Увакларского роду и не знает почему в крепости Кулагиной атаманом Мизиновым захвачен и везется к генералу для показания на Сырым тархана. [128] 7-го из крепости Озерной отправлены донесении к их превосходительствам Александр Александровичу, Якову Михайловичу о немедленном ассигновании и доставлении просимой суммы 1650-ти руб., и отправились в 6 часов пополуночи в крепость Разсыпную. По прибытии во оную приняты комендантом господином майором /л. 5/ Николаем Лйцелем с хорошим приветствием, коим и потребное число подвод с достаточным конвоем приуготовлено было заблаговременно нашего приезда, и ни малейшей остановки не было. И не более как в полчаса отправясь в путь, не заезжая в Илецкий городок по опасности на реке Урале льда, остановились верстах в 5-ти, где на дорогу выслано атаманом Бородиным также достаточное количество подвод и конвойных. И будучи тамо при перепрежении подвод, явясь живущей около Илецкого городка на хуторах торгующей бухарец Назар Худжи при первом с нами свидании открыл свое порадование, что сей наш по линии проезд не для чего иного быть может, как только счастливым и полезным единственно угнетенным безвинно клеветанием киргизкайсацкому народу. На сие его, Назар Худжи, объявление, сделан от нас подробнейший вопрос о причине чувствовавшего киргизцами утеснения, на что он изъяснился, что киргизкайсацкий народ с самой ныне прошедшей осени скрытными от стороны российской, от соседствующих по линии произносившими молвами устращиваем, якобы их народу уже никакого покровительства и пощады от России быть не может. Поставляя в предмет свой, что оное клонится единственно к нарушению общего спокойствия и тишины, а посему не имеет себе другого защищения, хотя и кочуют по рекам Уралу и Илеку, но с великим от того страхом и опасностью. А между тем выехавшим из Уральского городка муллою Касымом в верху и в низу по Уралу и Илеку рекам /л. 5 об./ кочующим киргизцам расславлено, якоб он знает секретно, будто Hyp-Али хан возвращается по повелению вышнего правительства по прежнему ханом и с войском, и по возврате всем своим соперникам, держащим якобы сторону вора Сырыма, возмездие воздаст отсылкою всех их в острог; внушая им для чего они вообще с ним, Сырымом, утвердили себя присягою, оставя хана, быть в подданстве России. А потому самому Беричевского роду Аманлык батырь с кочующим с ним народом, оставя Урал реку с таковым воображением, что уже от России лишается милости, откочевал на Сыр Дарью. А видя таковые [129] расстройки, Сырым тархан для лучшего о том достоверия, якобы намерялся отправить брата своего в город Уфу из нас к муфтию; он отправил или нет и не повстречался ль он свите нашей, спрашивал. Мы, слыша таковые его, Назар Худжи, донесении в тот самый час, дабы разрешить в сомнении киргизкайсацкий народ и уверить их высочайшею ее императорского величества милостью, что мы следуем по именному ее величества повелению вниз по Уралу реке для объявления оному народу того монаршего благоволения, из нас муфтий, сочиня, отправил по Илеку реке находящемуся киргизкайсацкому народу увещевание следующего содержания:
/л. 6/ Почтенный Меньшей Орды находящийся по реке Илеку старшины, бии и батыри.
С немалым моим сожалением получаю я сведении, что вы, почтенный старшины, и народ, под ведением вашим находящей, наполнив сердца свои колеблемостию и предав себя отчаянностью, по вкоренившим в вас от распутных людей и нехотящих быть в спокойствии внушениям, якоб всеавгустейшая монархиня и всемилостивейшая наша государыня отринула от вас свои щедрот благоволении, и не будите получать от России удовольствиев. Сие внушение ни только заслуживающее какого-либо вероятия, но и тот, кто оное произнес в действие, по правилам священного нашего Алкорана и писания, подлежит неизбежному наказанию. Уверяю вас, яко попечитель о благополучии единозаконников моих, словом, свято изображенным в Алкоране, что всемилостивейшая наша государыня, мать отечества, неутомимое свое о верноподданных имеет попечение и усугубляет наивсегда изливати свои матерний щедроты и старается более о восстановлении повсюду тишины и спокойствия, и прекращать правосудием своим ропот угнетенных чрез властей усердно признанным в распоряжениях. Но вы, почтенный старшины, и народ ваш, из сего верноподданного народа не исключаетесь, /л. 6 об./ для чего по просьбе вашей угодно было ее императорскому величеству отправить для личного переговора меня с вами, куда я уже и следую, а вам, почтенные старшины, напомня сим и благословляю моим пастырством прекратить все в народе колеблемости и объявить ему, что изливается для всех высокомонаршее благоволение, которое получите в [130] назначенном мною для свидания месте. А вы, почтенный старшины, спешите отправится вниз по Уралу к кошам, расположенным Сырым тараханом, где можете объяснить мне все свои изнеможений, кои со удовольствием приняты будут и доставлены в вышнее над нами "правительство, а потому вы и получите неожидаемого в справедливости награждения. Ныне ж внушите всему подчиненному своему народу, чтоб находился в тишине и спокойствии и ни под каким предлогом не нарушал долг клятвы, учиненной о пребывании в вернопдданническом усердии под скипетром премудрой Екатерины, ведущей вас на путь благополучия, и содержите в ненарушимости закон магометанской, чем наивяще заслужите матерних ее щедрот благоволения и почтиотесь пред богом праведными, о чем долгом моим поставляю ко всевышнему приносить мои молитвы и пребуду к вам наивсегда богомольцем.
/л. 7/ Отколь без замедления отправясь в форпост Кинделю и по ночным временам и опасностью вод имели ночлег.
8-го, отправясь в 5 часов пополуночи и прибыли в 12 часов в форпост Иртек. Из оного, по смене лошадей отправясь, прибыли в 9 часов в форпост Генварцов, где имели ночлег и перекладку повозок на ход летней.
9-го, отправясь в 10 часов пополуночи продолжали чрез форпост Рубежной, проездом же видно было по степи не малое количество уральских старшин и казаков хутор и весьма множество ходившего по степи их скота, из чего и заметили, как оной без всякого присмотру, то и уповали, чтоб не могло происходить со стороны киргиз-кайсацких народов каких-либо злодеяниев и обид. Потом прибыли в форпост Гниловской в 9 часов пополудни и имели ночлег.
10-го, отправясь в 8 часов в Уральск, прибыли в 2 часа пополудни, где известясь от живущих в городе Уральске татар: муллы Халиля, Ишмекея, Сююндюка и прочих, всего от 7-ми человек, что киргизкайсацкий народ был в прошедшее ныне зимнее время в колеблемости, по причине внушения уральским муллой Касымом Ишмекеевым о прибытии к ним Hyp-Али хана в прежнее достоинство, которой якоб намеряется держащим сторону Сырым батыря сделать истязании, и будто из городка Уральска /л. 7 об./ отправлена будет в Киргиз-кайсацкую Орду команда для приведения их в разорение, почему, отчаясь надеждою от монаршего к ним благоволения, содержа лошадей своих к [131] побегу в готовности на привезях, и не намерены были дать по прежде происходящим обрядам аманатов, а напоследок, известясь чрез муллу, посланного от его превосходительства господина генерал майора правителя Уфимского наместничества и кавалера Александр Александровича Пеутлинга, Абдулфятиха Абдусалямова о высокомонаршем к ним благоволении и о прибытии муфтия, прекратя свою колеблемость, дав аманатов и радуясь, приготовляются для изъяснения притесняемых их обстоятельств. Разные же де родов старшины Табынского Джаныбек батырь, Кердалинского Кар жав батырь и прочие дни за 2 до приезду нашего приезжали в Уральск и, услыхав также о скором нашем прибытии, не продолжаясь ни мало, возвратилизь в свои улусы для извещения о том своему обществу, почему из нас муфтий долгом себе поставил написать открытый с приветствием увещеваний следующего содержания.
Почтенный Меньшей Орды главной старшина и тархан Сырым Датов,
С содроганием моим получил я сведение, что орды вашей распутные киргизцы, не почитающие правила священного закона и страхом грозящего Алкорана, могли приступить к богопротивному и весьма предосудительному делу: увлекли с границ российских едущих из Бухари, так равно и из Оренбурга в Астрахань /л. 8/ из армян купцов Аракиля Давыдова и других с караваном и всем их имуществом и тем навлекли на вас, яко правителя народом, неожидаемое поношение, чего крайне жалею и по верноподданническому моему усердию, яко пастырь магометанского закона и попечитель пребывающих во оном народов, долгом моим поставил вас известить об оном чрез посланного от меня нарочно. По получении сего имеете вы о отыскании в Орде вашей пребывающих как выше изъясненных купцов и их имуществ и всех сизтари увлеченных прилагать ваше старание по верноподданническому усердию вашему и обязанности клятвой пред освященным нашим Алкораном в непоколебимом пребывании под скипетром российским, по отыскании коих представьте всех ко мне и окажите себя усердным и верным сыном всеавгустейшей монархине, всемилостивейшей государыни нашей премудрой Екатерине, неусыпно пекущейся о благополучии верноподданных, чем заслужите [132] неищетных не матерних щедрот благоволение; и подщитесь внушить киргизкайсацкому народу, дабы находился в тишине и спокойствии и не нарушал клятвенное свое обещание. О сыску ж вверенном вам народе российских пленных не отлагайте, что не в ваших находятся они родах, ибо одна Орда, и вы за всех отвечать, яко начальник, должен. В противном же случае по правилам священного Алкорана подвергните себя гневу божью и сочтетеся грешными и не избегните в нынешнем и будущем вецех /л. 8 об./ истязания. О выполнении чего пастырством моим благословляю и о приведении всего предписанного ко окончанию моля всевышнего и пребуду богомольцем.
Киргизкайсацкий Меньшей Орды почтенному обществу и единозаконникам моим.
С крайним моим сожалением на сих днях получил сведении, что из вас почтенный старшины Каратау бий вообще с Аманлыком, оставя долг верноподданнического усердия, отдалились в степь от реки Урала с немалым количеством народа. Если сие справедливо, то удивлению достойно. Какая б причина на то понудить могла, неизвестно, ибо всемилостивейшая наша государыня изливает на всех свои высокоматернее щедрот благоволения и для объявления оного благоволила высочайше указать отправиться мне к вам и принять от вас изустно обстоятельства, неудовольствие вам навлекающие, для чего и спешу моим пути продолжением вниз по Уралу, о чем даю вам сим знать и пастырством благословляю. Если вы и в самом деле отдалились, извольте возвратиться и поспешить приездом под крепость Калмыкову, прежде собрания общества, где получите те щедрот благоволения, каковые всеавгустейшая монархиня изливает на сынов усердных, и объявите обществу, если будут со внутренней России стороны в степь за реку Урал перегонять свой скот, то б оный перегоняли бес поспешения и не сомневались, что никакого /л. 9/ похищения и препятствия в перегоне от стороны Российской оному быть не может, ибо я и сам в виде следов ваших путь мой продолжаю и во всех частях справедливости не оставлю учинить вам мое пособие; а вы, почтенный старшины и единозаконники мои, подщитесь столь изливаемые матерний щедроты всемилостивейшей нашей государыни изъявить в верноподданничестве усердие и окажите в прямом виде сохранения закона, чрез что получите вы ту [133] благосостоятельнейшую жизнь, каковая во всех спокойственных народах обитает. В ненарушении о чем моля всевышнего, пребуду при засвидетельствовании вам моего почтения богомольцем.
Киргизкайсацкой Меньшей Орды почтеннейшему старшине и единозаконнику моему Сырым тархану.
По всевысочайшему повелению всеавгустейшей монархини и всемилостивейшей нашей государыни, на сих днях имел честь прибыть с моей свитою в город Уральск и сим вам Меньшей Орды почтенным биям, старшинам, батырям и мурзам знать даю, что всемилостивейшая мать отечества изливает на вас и весь народ киргизской высочайший щедрот благоволении, кои и получите при самоличном со мной свидании, для чего и должно быть назначено вами, почтенный тархан, место, где вы оное свидание и переговоры со мной учинить рассудите, меня уведомить, а потом по объявлению всемилостивейшего благоволения можете /л. 9 об./ получить свое удовольствие, для чего и послал к вам изпытанного мною муллу Габейдуллу, а вы, почтенный тархан, объявите о сем от меня всем почтенным старшинам и народу с тем, если они пожелают от реки Волги перегнать свой скот к стороне вашей, то б перегоняли бессомненно в свое время, и уверьте, что во изнурение от стороны российской никаких обид и налог быть не может, для чего и я спешу продолжением пути вниз по реке Уралу, дабы перегон был без всякого вам препятствия.
11-го отправлен с листами во все улусы киргизкайсацкому народу разных родов мулла Габейдулла Феткуллин до городка Гурьева, или где старшины и батыри пребывание имеют.
Того ж числа муфтий чрез посланное письмо и неоднократно словесно требовал от господина полковника Данскова сведение сколько по Нижне-Уральской линии находится в задержании захваченных киргизцев, каких оные родов и по каким преступлениям, которое он по выправке призылкою хотя и обнадежил, однако не доставил, ибо оное нужно было на случай переговоров с киргизкайсацкими старшинами, биями и батырями для изыскания справедливости и доказания преступников, нарушающих спокойствие.
/л. 10/ 12-го объявил муфтию торгующей в городе Уральске и по линии казанской татарин Бекмеметь, что он имеет [134] пребывание в торгу уже двенадцать лет и довольно видеть мог уральского войска казаки, как живущие в Уральске, так в крепостях и форпостах по линии в нынешнем году начали киргизам чинить напрасные приклепы, обнося их якобы воровством лошадей и прочего скота, таковых, кои у самих их помирают, утопают в воде и продаваемы, и о том по часту рапортуя войсковой канцелярии, по коим киргизцев чинятся не малые взыскании, и тем причиняют угнетении, а потому де и они киргизцы, приходя в расстройство, уже принужденными себя поставляют чинить и россиянам таковые ж возмездии, приполняя при том и сие, что уральского войска казаки самой последней имеет у себя из киргизских лошадей до двадцати или более о чем подтвердил своим уверением и уральского войска господин, пример майор Семен Акутин. Между тем, приходя из уральских жителей многие, подавая записки о захваченных киргизцами у иных детях, женах и родственниках их, просили о возвращении приложить старании, которые приняты и податели оных уверены, что о возвращении пленных непременно употреблены будут всевозможные меры.
13-го, известясь чрез уральского атамана господина полковника Данскова, посланной со увещеванием к киргизкайсацким старшинам, биям и батырям мулла Абдулкасым Абсалямов и с ним конвойной Кажехаровского форпоста казак, /л. 10 об./ не доезжая Сундаевского форпоста захвачены киргизцами Табынского роду, и именно киргизца Иманбая сыном с товарищи в пяти человеках и увезены в их улусы.
Того-ж числа между прочим он-же господин Дансков чрез домового его писаря уведомил, что едущей из Бухарин чрез Хиву астраханской армянин с товарами в Киргизкайсацкой Орде удержан и с имевшимися при нем людьми всего шестью человеками, а товар ограблен на 6000 руб. Сыкларского роду старшиной Каратау бием, Берического Аманлык батырем с товарищи, и, по удержке, чрез несколько ден сам армянин якобы им отпущен, а товарищи предостались. Потом мы того-ж числа из Уральска отправились вниз по Уралу в 5 часов по полудни и прибыли в Чагановской форпост, где за ночным временем имели ночлег.
14-го, отправясь и продолжали путь чрез форпосты Кошсицкой, Бударин и доехав до Кажехаровского, за ночным временем имели ночлег. А в пути видно было довольно расположенных [135] уральскими жителями хутор и при них ходившего не малое количество разного рода скота.
15-го Кажехаровского форпоста есаул Иван Купренинов объявил, что захваченные киргизцами мулла Абдулкасым Абдусалямов и казак того форпоста вывезены в Сундаевской форпост и мулла отправился по принадлежащему тракту, /л. 11/ Захват же от киргизцев последовал якобы за украденных у него, Иманбая, пять лошадей, из коих найдены две, вышеописанного форпоста у казака ж в доме, за коих имевшиеся при захватыванном казаке лошади киргизцами за неполучением удовольствия удержаны до приезда нашего. Да во оном же форпосте у упоминаемого есаула под смотрением находится захваченной киргизец Курман-Таминского роду Изенгилда Итбасаров, о котором он показал, что содержится за захваченного в прошедшую осень их роду киргизцами уральского казака, и сказывают де, что тот казак находится того ж роду у кочующего с байбактинцами киргизца Зииняка Бухарова, для исходайства коего и отправился в улусы того киргизца Изенгилды родственник. И потом из оного форпоста отправясь в 6 часов пополуночи, не доезжая до Сундаевского форпоста, на половине дистанции, встретились с едущим обратно от Сырым тархана с разными известиями муллой, отправленным от г. генерал майора и кавалера Пеутлинга Абдулфятихом Абсалямовым, которые состоят в нижеследующем:
1-е. В бытность де его в киргизкайсацкий степи известился он чрез Сырым тархана, что в первых числах марта месяца, бывши по Уралу реке по некоторым обстоятельствам около крепости Саранчиковы и Баксаевы, господин уральской атаман и полковник Дансков с командою, из числа киргизцев ими убито 8 чел., да 3 чел. взято с собой и в случае де той экстры растерялось немалое количество скота. Каковое нападение и несносные притеснении видя, они /л. 11 об./ киргизцы, и вообразя, что со стороны России открываются воинские действия, известя в соседстве обитающих кочевьем Сыкларского роду Каратау бия, Бирического Аманлык батыря и прочих родов старшин, биев и батырей, начали откочевывать оттоль в дальнейший в степь Места и при случае той открывшейся скорой экстренности растеряли малолетних своих детей и лишились не малого Количества разного роду скота. Но под самой тот случай приехав он, мулла Абсалямов, к Сырым тархану, уверил его, [136] что послан для извещения о приезде нашем и притом вручил посланные с ним как от господина правителя Уфимского наместничества и кавалера Александр Александровича Пеутлинга, равно и от муфтия увещевательные письма, изъявляющие к ним высокомонаршее благоволение, коим бы порадовавшись и па совету его, Абдулфятиха, отправил ко откочующим в степь старшинам, биям и батырям немедленно с нарочными таковые ж письменные известии, и с таким предписанием, чтоб они откочевкой вдаль остановились до прибытия нашего и явились бы для переговору к нему в улусы, из коих некоторые уже возвратились, а другие, как то Каратау бий и Аманлык батырь остались во отдаленности, о возвращении коих как и выше значит из Уральска послан нарочной мулла Габейдулла со увещеваниями.
2-е. О захваченном ниже Гурьева городка астраханском армянине Аракиле Давыдове в числе шести человек с караваном /л. 12/ Чиклинского рода Сигизовым сыном с числом десяти или слишком человек, он Абдулфятих объявил, что Алимулинского роду расправной начальник Сигизбай Имрат бий удерживают их от распродажи армянского как товаров, так и людей, а старается все оное по приезде муфтия возвратить, что видя чиклинцы, почитая себя обиженными, продолжают с ними распри. Между прочих же Сырым тархан изъявил Абдулфятиху, что он крайне сожалеет о расстройстве разных родов киргиз-кайсацкого народа, каково де не от иного чего последовать могло, как только от захвату и содержания российскими и разных: родов киргизского народу, то за удобность счел отправить его, Абдулфятиха, к господину правителю Уфимского наместничества Пеутлингу с тем, чтоб всех безвинно содержащихся киргизцев приказал, освободя, возвратить в их улусы. Да муфтий бы приездом в их Орду поспешил и о разбирательстве претензий и доставлении удовольствий испросил от господина губернатора повеление, прислал к муфтию письменную просьбу. А притом ко всем старшинам, биям и батырям отправил и еще от себя нарочных с письменными известиями, чтоб они приехали к нему для совету и изъявления разных их нужд и уверя их, что по прибытии муфтия объявлена будет высокомонаршая милость и без надлежащего удовольствия не останутся. Слышал он от Сырым тархана, что бывшего в Киргизкайсацкой Орде /л. 12 об./ из кундровских ногайцев ахуна казы Мухамметя брат родной, [137] находившийся во оной же Орде, отпущен в прошлом году главнокомандующим для свидания с его родственниками, живущими около Кизляра, которой, быв там, в минувшем марте месяце возвратился в тое Орду чрез Гурьев городок, и во время чрез Урал реку проезда сказывал расположившимся на зимовье кочевья киргизцам, что он имеет от Мансур Шиха к Сырыму известие, которой и поныне еще с ним, Сырымом, свидания не имел, и когда с ним увидится и получит уведомление, обнадежил ему, Абдулфятиху, обо всем открыться.
3-е. Между прочим известился он, Абдулфятих, от киргизских старшин о посланном с уральским муллой Касымом киргизце, что он ездил из своих улусов для собственных его надобностей на Каракуль и при возвращении оттоль держащие ханскую сторону киргизцы Тулубай с товарищи, приехав в Кулагинскую крепость, находящемуся во оной атаману Дмитрию Мизинову дали знать, якобы тот киргизец Сырымов советник и послан от него в их услусы в виде шпиона и поощряя притом его к поимке, уверя, будто Сырым батырь, собрался с немалым количеством народа, намеряется сделать военною рукою на оную крепость нападение, почему посланными оной киргизец захвачен. А на другой после того день он же, Тулубай, приехав в тое крепость и оного захваченного киргизца устращивая, /л. 13/ чтоб он непременно и вышеизъясненное ложное оклеветание на Сырым тархана в случае спроса атамана Мизинова утвердил, а инаково де из под стражи освобожденным никогда быть не может.
Потом, для нужных посылок в Орду оставя его, Абдулфятиха, при нашей свите, продолжая путь через Сундаевской, прибыли в 6 часов пополудни в Мергеневской форпост, где и остановились для ожидания Семиродского рода тарханов, старшин, биев и батырей.
Отколь в тот же самой день о скорейшем прибытии тех старшин отправили к ним письменный увещеваний следующего содержания:
Почтенный Сырым тархан,
Дошло ко мне сведение, что вы, почтенный старшина, получа мои письма, спеша исполнить волю пекущейся о вашем благоденствии всемилостивейшей нашей государыни, разослали ко всем обществам вашего старшинам, биям и батырям нарочных. [138] дабы они для переговоров со мною съехались в одно место, не оставил в тот же самой час о доказывающих вами добро-мыслящих успехах отправить к его превосходительству господину губернатору и кавалеру Александр Александровичу Пеутлингу донесение. О себе ж вам даю знать, что ныне остановился в Мергеневском форпосте для свидания Семиродского рода с почтенными старшинами и батырями, в рассуждении близости и способности от оного их расположении, стараясь, не обременяя их вызовом во отдаленное место, объявить изливаемое ко всему обществу /л. 13 об./ вашему особенное высокомонаршее ее императорского величества благоволение, почему для вызову их и отправил явившегося ко мне того ж рода расправного председателя Джаныбек батыря, и сам до приезда их остался во ожидании дни на четыре. А как скоро, с ними увидясь, исполню порученное, то немедля предприму путь и к стороне вашей, то весьма желательно мне, дабы к прибытию моему постарализь собрать подчиненных старшин, биев и батырей близь крепости Калмыковой, где так-же б я воспользоваться мог счастьем объявить всем вам изображенный выше сего всемилостивейшей нашей государыни благоволении. Ныне известился я, что от Хаджи тархана армянин, именуемой Аркиль, в обратной его с товаром проезд с бывшими при нем 6-ю человеками задержан Чиклинского роду детьми киргизца, называемого Сигыза, которого вы, почтенный тархан, стараетесь, отобрав от оных Сигизовых, возвратить. Сие ваше благожелательное и полезное усердие относится к точному выполнению верноподданнической вашей должности. Изкренно желаю видеть, когда б вы оное возвращение безвинного армянина с товарищами произвели в существе настоящего вида; а больше б еще доказали вашей справедливости, когда б от нарушающих спокойствие и тишину отобрав, возвратили из захваченных неизвестно в каком году едущих из Бухарин с товарами армян, и тем бы удостоили себя неоцененных ее императорского величества щедрот, да и от десницы всевышнего по писанию священного нашего Алкорана сие освобождение страждущих без награждения не останется, что самое и я сочту великим себе даром. /л. 14/ А между тем, явясь Табынского роду киргизцы Аимамбеть Аккулаев и Куича Тлявбердин объявили, во время де кочевья на внутренней стороне находились они в разнообразном сомнении и не давали по требованиям линейных начальников аманатов, а коль [139] скоро известясь о скором прибытии нашем, то с великим порадованием, отдав аманатов, и разрешили свои сомнении и потом со внутренней на Бухарскую сторону скот свой перегнали благополучно без всякого урону.
16-го, находящейся по линии для торговли двенадцати летнее время, Казанской слободы татарин Аит Бабакиев объявил, что он будучи в улусах киргиз-кайсацких народов во время кочевья их на внутренней стороне, которые, услыхав о путешествии нашем, радуясь внутренне, что всемилостивейшая государыня, снизходя их желаний, высокомонаршим благоволением соизволила указать отправить муфтия со свитой, приносят ко всевышнему свое благодарение, да и с российской стороны слышат, что расположенные по линии казаки, услыхав о нашем приезде, один другого удерживают от распутств, причинявших пред сим киргизцам несносные обиды, чтоб не могло открыться каких либо нежелаемых обстоятельств и чрез что не подвергнуть бы и себя высокомонаршему гневу, каковые слухи и влияли в них, киргизцев, радостное ощущение, а потом со внутренней на бухарскую сторону и скот свой с дачею аманатов перегнали благополучно с великим восторгом. /л. 14 об./ Того ж числа, явясь Семиродского рода, Табынского колена старшина Джаныбек батырь объявил об отправленных от муфтия из Уральска к разным старшинам, биям и батырям открытых письменных увещевательных листах, изъявляющих прибытие наше в Уральск и требующих вызовом старшин, биев и батырей для важнейших переговоров в крепость Калмыкову, с прописанием во оных высокомонаршего к ним благоволения, что оные им получены, и из числа их, ему принадлежащей, он при собрании в ведении его состоящего народа прочитал, что слыша все и о простирающемся к ним высокомонаршем благоволении порадовались, чрез что и ожидают во всем для них принадлежащем достигнуть законного удовольствия. А потом и к другим подобным ему старшинам, биям и батырям с нарочными следующие листы отправил немедленно, которого того ж дня для вызову Семиродского рода Тлянчи бия, то есть главного их старшину, и прочих биев, батырей для свидания с нами в Орду чрез Мергеневской форпост отправили. Поставляя ж он, Джаныбек, свои к России услуги важными, беспрестанно беспокоил о награждении, что слыша мы и видя в сим существе полезные его услуги, не вытерпя беспокойств, а притом вообрази, чтоб и не огорчить [140] и тем не отженить его усердие, принуждены наградить, коей и награжден от нас разными взятыми на кредит вещами, всего на 22 руб. Во время ж бытия его у нас /л. 15/ уверен, что он, вместо задержанного в Кажехаровском форпосте Таминского рода киргизца, увезенного того ж рода киргизцами русского человека непременно в выручке приложит старание и сюда доставит, за коим уже от него и нарочные отправлены. А дотоле просил он, чтоб тот киргизец непременно находился во оном форпосте под стражей. Между прочем же изъяснился, что киргизкайсацкой народ в ныне прошедшей зиме с самой глубокой осени столь был в расстройном состоянии и колеблемости, что он, сколько сил его доставало, старался как своих подчиненных, а не менее и других родов, в буйстве находящихся, увещевая, склонять к спокойному житью и тишине, и ездил вверх и вниз по Уралу реке на своем коште, а в случае за усталью лошадей брал, представляя тех форпостов начальникам о выше писанных обстоятельствах, и подводы, но из них некоторые, не уважая все его предъявляемые обстоятельства, хотя и давали, но только с промедлением, да и таких, которые только с нуждою довозили до половины станции, которых принужден был оставлять на дороге и продолжать путь пешим. И тем старался отвращать зловредников от их намерений. Недача ж подвод последовать могла по повелению и перемене благорасположения полковника Данскова.
17-го сделаны донесении к его превосходительству господину генерал майору, правителю Уфимского наместничества и разных орденов кавалеру Александр Александровичу Пеутлингу:
1-е. О разрешении неудобствах в киргизкайсацком народе /л. 15 об./ уральским муллой Касымом и о невероятии представляемым им объяснением о содержании его до возвращения муфтия под присмотром в Уфе, и об отпуске посланного с ним киргизца в его улусы.
2-е. О выпуске находящихся в разных крепостях и форпостах безвинно киргизцев и об отдаче на попечение муфтия, о чем из Уральского войска атаману полковнику Данскому с таковым же требованием писано.
18-го ожидали прибытием киргизских старшин, биев и батырей. Между тем, получены от отправленного от нас муллы Габейдуллы да от Сырым батыря письма со уведомлением, что [141] в силу насланных из нас, от муфтия, ко оному Сырым батырю извещательных о прибытии нашем и о собрании киргиз-кайсацких старшин, биев и батырей предписаний, писем, от него, Сырыма, к находившимся в разных отдаленных местах вторично нарочные разосланы, которые де в назначенное им место для свидания с нами немедленно и явятся. А между прочем мулла Габейдулла пишет, что и захваченные армяна Сырым батырем конечно выручены будут.
19-го ожидаемый нами Семиродского рода Тлянчи тархан с лучшими его биями, батырями и старшинами и прочим народом в числе 70 человек к Мергеневскому форпосту на песок Урала реки прибыл (для которого накануне приезда его, по уведомлению о том бытии Джаныбек батыря и старшин Кучукбая, изготовлена была ставка, составляющая в палатке из нас муфтием привезенной), куда собравшись мы со всею нашей свитою, /л. 16/ взяв для умножения с нашей стороны людства и церемонии из находящихся в том форпосте лучших казаков и прибывшего под тот случай из Калмыковой крепости отделенного от Оренбургского пограничного суда присутствия господина майора Спыткова с находившимися при нем двумя киргизскими заседателями и войска Уральского, в том присутствии бывшего депутатом, Акутина, переправились за реку Урал. Видя он, Тленчи тархан, тое нашу переправу, не мог утерпеть, чтоб не сделать нам встречу, пришел к самому почти краю того песка, сделал, во-первых, из нас муфтию по духовенству законное почитание и изустное приветствие, потом, по старшинству оказывая всем откровенные ласковости, вел из нас муфтия до той назначенной ставки под руку, изъявляя благодарность всеавгустейшей нашей монархине об отправлении нас, а особливо муфтия, и верноподданническое свое повиновение. По прибытии куда, сев по обычаю их каждой и из нас по назначенным местам, прочел муфтий с простертыми дланями о многолетнем ее величества и высокой ее фамилии здравии и благополучии верноподданных российской державе всевышнему молитвоприношение. После чего объявлял председящим всем к киргизкайсацкому народу особливое высокомонаршее благоволение, увещевая их, дабы они находились законной /л. 16 об./ власти в повиновении, представляя на то из священного Алкорана ясные доказательства; что всегдашнее спокойствие и тишина служит каждому вечными блаженством, а расстройство лишает всякого [142] полезнейших выгод и доводит до совершенной гибели в сим и будущих вецех, показывая пример о несогласных единозаконных их в азиатских владений народов, впадших, держась кривотолкующих увещевателей, в порабощении. На что он, Тлянчи тархан, объяснился, что со всем его народом старается быть всегда по верноподданнической его должности в повиновении, но только не знает с чего между кочующими ниже его по Уралу реке Алимулинцами и Байулинцами выходили было, чрез убийство несколько киргизцев уральскими казаками, нежелаемые следствии. Видя ж де таковые обстоятельства, принуждены народа их лучшие люди для учинения о произошедшем разбирательства испросить чрез главное начальство об отправлении из нас муфтия, по рассмотрении коего надеются тот их народ получить справедливейшее удовольствие и тем утвердится обоюдная тишина и спокойствие.. О подчиненных же своих объявлял, что они хотя и находятся в повиновении, но некоторые из них содержатся вместо других родов по захвате Уральским войском в линейных крепостях под стражею безвинно; о освобождении коих просил, с наупоминанием прежнего положении, и исходатайствовать повеление. И между прочем, /л. 17/ изъяснял, что он имеет вражду с вышедшими из его послушания и совета Айчувак султана киргизцами Дюсыбаракам, Илекбаем, Бармаком, Бибитом и Джантюрем, что они отвращаются против насланных к нему от вышней команды повелений и имеет в том совестное мучение, однако надеется, что и они, по приложенному его старанию, в скором времени приведены обществом их будут в надлежащее повиновение.
Потом, отойдя несколько сажен от той ставки, оной Тлянчи тархан вызвал нас к себе и изъявлял нам, что он со всем своим народом, несмотря на шалость других родов, пребывает и впредь находиться будет в точном верноподданстве без нарекания, уверяя при том, хотя б весь киргизкайсацкой народ, нарушив подданническую российскому скипетру присягу, и отдалился в другие край, и подчиненный его выдут из послушания, то он и тогда не оставит российской стороне донесть, что удаляется не по случаю причинения им какого-либо вреда, а единственно не хотя быть в разлуке от своих родственников. По возврате оттоль к ставке из нас муфтий предлагал по духовенству, внушая ему и председящих страх божий, о возвращении захваченных и безвинно страждущих всех российских людей, о коих, [143] когда и отколь взяты, дана председателю во оном роду учрежденной расправы Джаныбеку при нем, Тлянчие, записка, по которой и он приказал помянутому /л. 17 об./ Джаныбеку, выправясь, непременно исполнить. А также и на место умершего в Оренбургском пограничном суде заседателя на требование отвечал, что уже хорошего поведения их рода человек выбран, но только за дальностью его кочевки остается без отправления. О общественных же нуждах со изъяснением обстоятельств и приложением печатей послали муфтию письменную просьбу.
По переговоре с выше писанным тарханом и прочими и по возврате нашем оттоль, трактованы они из нас Бекчуриным изготовленным для них чаем и обеденным столом, перевезенным на ту сторону реки Урала, составляющим покупкою рогатого скота и прочего суммою в 15 руб., причем ему, Тлянчию, подарено верверету черного 15 арш., да сукна синего тонкого. 5 арш. и разного лекарства по частице, после того как он Тлянчи, равно и прочие старшины, бии и батыри, принося благодарность богу, просили о многолетнем ее величества здравии.
И возвратились в свои улусы.
Хотя тогда все при Тлянчи тархане бывшие старшины и распрощались, но в рассуждении ласкового муфтием с ними обхождения не утерпели и еще из них Джаныбек батырь, старшины Кучукбай, Туктабай, Таштемир /л. 18/ и прочие, переехав Урал реку, сделать их посещение и испросить о имеющихся в некоторых законных пунктах сомнениях, яко то между прочем и о бытии под Российскою державою в подданстве их народа разрешения, представляя при том о кривотолкующих о том в Чиклинском и других родах находящихся муллах, на что муфтий, доказывая им, как и выше значит, из священного Алкорана непреоборимыми ясными доводами, уверял об оном бытии в подданстве, что никакой противности закону их быть, не может, для чего учиня разрешающей их сомнении лист за подписанием своим и с приложением печати им вручил, которые, получа оной и по частице разных лекарств, с отменным порадованием возвратились.
По прибытии ж того числа вышеизъясненного господина майора Спыткова со свитою, по открывающимся во исполнении порученной мне комиссии обстоятельствам, оставлен при нас из находившихся при нем киргиз-кайсацких заседателей [144] один Баизала, о чем и к Оренбургскому обер-коменданту господину генерал майору и кавалеру Якову Михайловичу Зинбулатову от муфтия донесено, да и оному майору Спыткову письменно знать дано.
20-го послан рапорт к его превосходительству господину генерал майору, правителю Уфимского наместничества и разных орденов кавалеру Александр Александровичу Пеутлингу и при оном полученное от Сырым тархана письмо, изображающее порадованием прибытие наше; копия /л. 18 об./ со уведомлением, что он от себя послал нарочных для вызову и переговору находящихся кочевьем во отдаленных местах старшин, биев и батырей, а притом просит о возвращении захваченных, по продолжающей у них с прошлого года Уральского и Гурьева городков с казаками претензиям, киргизкайсаков; и о собрании уральских атаманов и прочих начальников в Калмыкову крепость; и уведомляя мулла Габейдулла, что Сырым о выручке и возвращении захваченных киргизцами двух армян, двух русских и одного татарина прилагает свои старании, — коим 1 прошено о освобождении киргизцев Уральской войсковой канцелярии учинить предписание, а о прочем предано в рассмотрение его.
Того ж числа получено и еще от реченного Сырыма на имя муфтия письмо, коим уведомляет, что в выручке захваченных ныне прошедшею зимою армян в числе 5-ти человек прилагать старание он не приминет, а едущие из Бухарин армяна вывезены в Сарайчиковской форпост.
21-го пополуночи в 6 час. отправясь из Мергеневского форпоста и продолжали чрез форпост Каршевской и крепость Сахарную, прибыли в форпост Каленой, где за ночным временем расположились иметь ночлег. В проезд же по выезде из Сахарной крепости встретился Астраханского казацкого полку прапорщик Свешников, отправленной /л. 19/ от господина подполковника Персидского с командою, состоящею в числе 400 человек, для поиску и захвату перешедших из-за реки Уралу на российскую сторону воров киргизцев, и, имея разъезды по степям между рек Волги и Урала, нигде оных не нашел. А притом между разговоров объявил о лжепророке и мятежнике шихе Мансуре, что он от горских народов ныне в великом пренебрежении, и никаким его предсказаниям не верят, а скрываясь [145] находится в тех же пределах без всякого от них почитания, почему оному прапорщику от нас дано знать о наших с киргизскими старшинами, биями и батырями переговорах и уверении их, что киргизкайсацкой народ по приезде нашем пребывание имеет за рекой Уралом на стороне Бухарской спокойно, а также нами никаких зловредностей, к российской стороне открывающихся, непредвидимо да и слухов таковых не имеем, то во отвращение могущих быть как ему, прапорщику, и при нем находящейся команде затруднений и лошадям не принадлежащего изнурения, предложил возвратиться и с командою обратно и явиться к его начальству, а о нынешнем пребывании в спокойствии и тишине киргизкайсаков дано ему от муфтия письменное сведение.
22-го пополуночи в 5 часов отправились в путь, а в 12 прибыли в форпост Антонов, где представлены начальником того форпоста к нам киргизцы два человека /л. 19 об./ и о себе показали, что они Алачинского роду, один — Бузан Карабаев, а последней Артыкман Арабашев, задержаны того форпоста начальником назад тому слишком 3 месяца и остановлены, во время приезду их для мены, за ушедшего из Оренбурга одного ссыльного и перенятого кочующим по Илеку реке, которой находится у двоюродного брата Суфрыбиева Тукрыя. Отколь отправясь, продолжали путь чрез форпост Котельной и в 6 часов пополудни прибыли в крепость Калмыкову, где, остановясь, расположились дожидаться киргизских тарханов, старшин, биев и батырей.
23-го находились во ожидании киргиз-кайсацких старшин, биев и батырей, а в 1-м часу пополудни прибыл от Сырым тархана отправленной нами из Уральского городка мулла Габейдулла Феткуллин и объявил, что Сырым батырь и собравшиеся других родов подчиненные ему старшины, бии и батыри до четырех сот человек ожидают нашего прибытия на изготовленное, место, состоящее расстоянием от той крепости в 50-ти верстах, потому если прибыть им для свидания под крепость, то в рассуждении нынешней весны по неимению пищи могут во оном себя изнурить, и ожидают прибытия нашего с великим удовольствием и порадованием, а впрочем то свидание где быть должно, оставили на рассмотрение муфтия, и какие на то от него будут предложении исполнить /л. 20/ обязуются. А за захваченном же в прошедшей зиме едущим из Оренбурга в Астрахань [146] армянине с будущими при нем от себя Сырым батырь, равно и за взятыми с астраханских народов ворами киргизцами калмык для выручки и привозу к себе, послал нарочных и ожидает их привозу в скорости. Бии, батыри и прочие киргизкайсацкого рода люди, как то Каратау бий, Аманлык батырь письменно его Сырыма уведомили, когда де высокостепенный муфтий точно к их пределам прибыл, то они непременно для установления обоюдного покоя и тишины к нему Сырым тархану приедут, которых в скорости также ожидает. Между прочем же он, Габейдулла, объявил, что нуртаицы, то есть держащие ханскую сторону люди пронесли между народом киргизским от себя ложной слух, якобы муфтий следует к ним со освобожденным Hyp Али ханом и при себе имеет воинской команды 500 чел., коими велено захватить Сырыма. Наведавшись о сем, Баибактинского рода той же ханской партии киргизец Абил батырь с 10-ю человеками по приезде его, Феткуллина, к Сырым тархану в 3-ей день к нему, Габейдулле, приехал и о вышеописанном у него спрашивал. На что и отвечал он, Габейдулла, ему, что муфтий следует по именному ее императорского величества повелению единственно для переговору о претензиях /л. 20 об./ с Сырым тарханом и другими старшинами, биями и батырями, а не для препровождения хана, которой и поныне остался в Уфе под особым ее императорского величества покровительством, на каковое его ответствие сказал он, Абиль, что, ханскую партию непременно оставя, присовокупится к обществу Сырым тархана. На другой день того переговора призвав Сырым тархан часто упоминаемого Абиля увещевал, яко ближнего своего родственника, о присовокуплении к себе, предлагая при том ему, если он, Абиль, тое партию не оставит, которая обносит ложными оклеветаниями российской стороне, будто он, Сырым, приказывает киргизкайсацкому народу делать нападении, то подвергнет его, Абиля, лишению жизни. Которой на то вторично подтверждал, что из воли его никогда не отступит и впредь таковым слухам, относящимся только с намерением к безвинному оклеветанию и лишению от начальства Сырым тархана, верить не будет.
Так же он, Сырым тархан, об отправленных от него в Бухарию Адайского рода киргизцах Кизкилбае батыре с товарищи для разрешения, полученного им от меня в прошедшей осени увещевательного из священного Алкорана о кривотолкующих [147] магометанской закон доказательствами листа слышал я ему, Габейдулле, сказывал, что они возвратились с таковым от тамошнего духовного начальника внушением, дабы киргизкой народ держался силы содержания того увещевательного листа /л. 21/ и впредь ни под каким видом, когда нет со стороны российской для их закону противных притеснений, оной не нарушал, а соблюдал бы учиненную присягу, ибо то увещевание основано согласно с существом правил магометанского закона, коих непродолжительно прибытием к себе и ожидает. Да и ездившим же в Бухарию для разрешения кривотолков в законе криво-толкующему мулле Телеке от тамошнего аталыка таковое ж дано разрешение, как и посланным от него, Сырым тархана. А между тем к находящимся в Чиклинском роду киргизкайсацкого ж происхождения кривотолкующим вышеописанным муллам послал от себя о разрешении со стороны бухарской подтверждением того увещевательного листа с нарочным письменное сведение с предписанием, дабы они по получении того письма к нему приехали и со мною б в числе прочих виделись и изустное мое наставление на законном положении получили, причем бы и высочайшие ее императорского величества монаршия к ним благоволении персонально могли услышать. При отправлении ж его, Габейдуллы, сказывал, когда будет с нами народное свидание, то он в виде огорченного человека для лучшей к себе народа привязанности и послушания будет представлять иногда грубые вопросы, тому б мы никак не досадовали, а притом требовал, чтоб их, безвинно содержащихся по линии в крепостях и форпостах, кроме явных преступников, киргизцев, освободяэ возвратить в их пределы. А он так же о возвращении российских разного рода людей, захваченных ворами киргизцами, прилагать будет всевозможные старания, да и воров сыскав, отсылать для учинения /л. 21 об./ за содеянные их преступлении законного наказания в установленные правительства. О находящемся ж пред сим в Киргизкайсацкой Орде Уральского городка мулле Касиме между прочем изъяснил, что он киргизцам партии Hyp-Али хана разглашал, якоб о хане учинено к ее императорскому величеству Представление, и на оное резолюция последует о освобождении его с прежним ханским достоинством, а потому де и в пределы их немедленно прибудет и как ему, Сырым тархану, так и держащим его сторону непременно может отмстить истязаниями, чрез каковые его [148] внушении партии ханской киргизкайсацкой народ, ожидая его прибытия с восторгом, наполняет себя на Сырым тархана злобою.
Того ж числа отправлены от меня с вызывательным листом к Сырым тархану муллы Абдулфятих Абдусалямов и Габейдулла Феткуллин, дабы он, Сырым, в рассуждении вышеописанных резонов и наших выехать за границу невозможностей согласился для переговоров с его обществом прибыть под крепость Калмыкову. О чем, а равно и о учинении предписания Уральской войсковой канцелярии о освобождении содержащихся безвинно в разных крепостях и форпостах киргизцев и об отдаче на попечение муфтия, со изъявлением во оном прибытия в крепость Калмыкову и повстречавшихся изъясненных выше в сим журнале обстоятельств, и к его превосходительству господину генерал майору и кавалеру Пеутлингу 24-го числа рапортовано. /л. 22/ А между тем получен письменный отзыв от Уральского войскового атамана господина полковника Данскова на посланное к нему от 17-го числа требование о выпуске содержащихся безвинно в Сахарной крепости 2-х киргизцев Елкичитабынского рода и об отдаче на попечение мое, коим он, Дансков, отзывался, что задержаны они по предписанию вышнего правительства и зависимостью в делах значат от Уральской войсковой канцелярии, а потому он освободить тех киргизцев и отдать на попечение мое сам собою власти не имеет.
Того ж 24-го числа, возвратясь от Сырым тархана, посланные от меня муллы Абдулфятих Абсалямов и Габейдулла Феткуллин объявили, что Сырым тархан и находящаяся при нем старшины, бии и батыри, расположившись расстоянием от крепости в 25-ти верстах, просят, чтоб я и со свитой для переговору и отобрания от них претензий прибыл к ним, чему б весьма они были порадованы и сочли полным для их удовольствием. Сами ж они приездом хотя и не отрекаются, но воображают обряды прежних посольств, ибо де присылаемые особы приезжали всегда в их расположенные коши. А притом сомневаются, чтоб злобствующие на Сырым тархана, держащие партию Нур-Али хана, старшины и все их общество, узнав о том российскому посольству предпочтении, и не могли счесть, будто Сырым тархан от России мало уважаем. И если я со свитой удовлетворю посещением их желании, то они поставлять будут особенным себе счастьем, а сопротивники их, видя к нему Сырыму и его партии особенное высокомонаршее благоволение, будут [149] о себе помышлять против его, Сырым тархана, в почтении /л. 22 об./ уменьшенными. А если де не буду к ним, Сырыму со обществом, не удовлетворю желании их, то они, Сырым с товарищи, не оставят настоять жалобой к ее императорскому величеству, и я могу понести высокомонарший гнев. С коими муллами и прислали для прошения меня со свитой нарочных из ближних старшинских родственников киргизцев 5 человек, кои, в рассуждении наступившей ночи, препровождены на отведенные квартиры, и с ними прислано письмо следующего содержания:
Высокостепенной и высокопочтенной милостивый государь мой муфтий, свидетельствую искреннее и душевное мое почтение.
Легкомысленные наши народы прежде были дурных поведений, а ныне еще наипаче стремятся оные умножить, по причине, как безвинно захваченные наши киргизцы еще с осени и поныне в дома их не отпущены. Марта ж месяца в последних числах Мизинов, ездивши с командою, повстречавшися ехавшим к скоту своему 5 человек киргизцев, наших почтенных людей, убил. Потом Дансков и сам, выехавши с командою ж, не найдя никаких в собрании из киргизцев, напав на гнавших скот свой, 3-х киргизцев убил же и 3-х увез с собою. И так общество наше, выходя из терпеливости, наклонялось к сущей колеблемости. Если бы вы изволили приехать в Калмыковскую крепость, куда и мы близко прибудем, то невозможно ль и сюда сколько нибудь по возможности вашей прибыть, испрося от его превосходительства господина генерал майора и кавалера Александр Александровича /л. 23/ Пеутлинга позволения. И потом я, обо всех моих обстоятельствах написав письмом моим его превосходительству, пошлю почтенных наших людей.
И прошу вашего высокостепенства находящегося в Пограничном суде заседателя нашего Байсала взять с собою, ибо я уповаю, что от него здесь хотя несколько способия быть может.
Высокостепенному и высокопочтенному господину, муфтию старшины Сырым тархана Датова нижайшее донесение.
Для свидания с вами с некоторым количеством общества нашего, ближними биями и прочими старшинами ехать в будущей день приуготовились, для чего и прошу вашего высокостепенства, как по приезде с сим посланным Темирбяном [150] Жанатаем и муллою Аблюшем не угодно ль будет приказать, если есть, поставить кибитку в лугах состоящего озера, куда и самим вам пожаловать, чем бы доставили мне великое удовольствие.-
В прочем же приказал я объявить вашему высокостепенству словесно, что ежели оставался без свидания до сего времени, то оное б продолжал во ожидании разосланных от меня для выручки и привоза захваченных русских ко мне людей, из коих один, возвратясь, одного русского человека доставил, так же и последней уповательно оттоль возвратится. Вашего высокостепенства покорно прошу, не отлагая на разрешение /л. 23 об./ его превосходительству господину генералу, о освобождении захваченных киргизцев и кому следует о учинении наказания бес промедления времени обо всем решить вам самим.
А 25-го, пришел в квартиру муфтия, оные его, Сырыма, родственники 5 человек, где по благосклонном мною со свитою их принятии объявили, что они присланы как от Сырым тархана и других с ним находящихся старшин, биев и батырей для объяснения, что Сырым тархан с товарищи просят о прибытии к ним меня и со свитою ими в назначенное место, где они во ожидании находятся. И сия их просьба состоит не по предлогом каким-либо, вред наносящим, а единственно для персонального со всеми переговору и представления разных их нужд, а к тому-ж в соблюдении прежде чинимого обряда, что посылаемые особы приезжали в их расположенный коши. Сами-ж они под крепость приездом удерживаются по причине, чтоб державшие сторону Hyp-Али хана старшины и их подчиненные не могли счесть его, Сырыма, и при нем собравшихся от российской стороны пренебреженными и непочтительными и чрез то усугубить свои злобы. А если муфтий со свитой прибытием к ним удовлетворит их в просьбе желание, то они, как и выше в показаниях муллинских значит, сочтут себя счастливыми и ощущать будут удовольствие.
На что мною ответствовано, что я со свитою в пределы здешние прислан не для чего другого, как только объявления им /л. 24/ особенного высокомонаршего благоволения, к их собственной пользе относящегося, да и последовало сие посольство по собственной их просьбе, а потому и обязуются они приехать для переговору и представления их нужд сами, которые приниманы от них будут с удовольствием, а по отобрании представятся и к ее императорскому величеству; а потом обнадеживал, что [151] по тем их просьбам ее величество в законном без удовлетворения не оставит. Касательно-ж до пищи, для них принадлежащей, так же обнадежены, что по приезде довольствованы все будут, я-ж со свитою поездкой к ним удерживаюсь, исполняя прямую силу, изображенную в высочайшем ее императорского величества именном повелении, в котором о выезде за границу предписания не учинено, чему и должно всякому повиноваться. Однако-ж, довольно уважая желание их, обнадежил, что, расставя палатки за рекой Уралом на песках, со свитой дожидаться приезда их будем. Если ж и на то предложения не согласятся приехать и не повидавшись возвратятся, то могут для себя восчувствовать, так как неисполнители монаршего повеления и собственного своего желания, императорское неудовольствие, а потом и мы воспринять не проминуем обратной путь. С каковыми предложениями всех тех присланных киргизцев к нему, Сырым тархану, возвратил. И с ними отправил к Сырым тархану и прочим с письмом для окончательного в том разрешения муллу Габейдуллу Феткуллина. И в бытность их довольствованы разной пищей.
/л. 24 об./ 26-го, приехав в крепость находившейся в Киргизкайсацкой Орде из ногайских народов старшина мулла Зябирь Курбангали для его собственных надобностей и, явясь к муфтию, между разговоров подтвердил объявленные 23-го числа возвратившимся от Сырым тархана муллою Габейдуллой об отправленном им, Сырымом, для разрешения в Бухарию к духовному начальнику полученном от меня увещевательном листе речи в их справедливости, и что он действительно опробован, и в нем ничего противного магометанскому закону не предусмотрено, а издан на сущей справедливости, о том и он, Курбангали, известен.
Того ж числа посланной к Сырым тархану мулла Габейдулла, возвратясь Маскарского роду с братом старшины Дюнянбия батыря Тюлечем объявил, что Сырым и прочие чиновники предложение мое, чрез него Габейдуллу им изъясненное, о прибытии их для переговору на пески той стороны реки Урала приняли с великим удовольствием, и по собрании всех ожидающих ими из отдаленности начальствующих старшин, биев и батырей чрез 3 дни приездом слишком в числе 1000 человек обещались; и притом он, Сырым, чрез его, Габейдуллу, меня письмом уверил, что захваченные из распутных [152] киргизкайсаками армянин с его товарищами, так же русские и калмыки к возвращению непременно приуготовлены будут, коим и просил, что не имеет он при себе в чем бы приехать для свидания платья, присылкой оного, а письмо ж содержания следующего:
/л. 25/ Высокостепенному и высокопочтенному господину муфтию Мухамметьджану Гусейнову покорнейшее донесение.
От всевышнего желание наше в том, чтоб вам, высокостепенному муфтию, продолжить жизнь во благости и нерушимо. По всемилостивейшему ее императорского величества соизволению за отправление вас, высокостепенного муфтия, для киргизкайсацкого народа приносим мы с великим восторгом обрадование, наипаче я, будучи в подданстве ее императорскому величеству, и что был в печальных моих мыслях, но, не свидавшись еще с вами и из уст ваших ничего не слышавши, так обрадован, что остался в мыслях моих совершенно спокойным, и надеемся, что много будет вашего благодеяния для того, как уже вы отправлены по повелению ее императорского величества, и во всем надеемся и полагаемся только на вас.
При сем же, ваше высокостепенство, милостивый государь мой, прошу с уничижением моим, если будет вам угодна сия моя просьба, хотя и совершенной мне стыд навлечет, мне вам донесть невозможность во время свидания с вами, для одеяния прислать мне какую-либо угодно будет вам одежду.
Какое во оном вашего высокостепенства, милостивого государя моего, приказание будет, зависит от вас, а впрочем еще словесно доложит вам мулла Габейдулла. Если во оном /л. 25 об./ есть мои противности и в чем недостаток, то покорно прошу не лишать меня вашими наставлениями.
А притом полагает надежду, когда прибытие мое последовало по высочайшему ее императорского величества соизволению, и он удостоен высокомонаршей доверенности, то и их киргизкайсаки, безвинно в крепостях и форпостах по линии содержащиеся, получат в судьбе своей разрешении, да и во всех претензиях общество их без удовлетворения остаться не может. Причем писал о взятых у оного Тюляча 5-ти лошадях, с просьбою о доставлении ему удовольствия. А оной Тюлячь объявил, что те лошади находятся в Харковском форпосте. Почему для изыскания оных, по словесному муфтия предложению, послан прибывшим в тот самой день в крепость Калмыкову [153] и явшимся к нам, следующим в Уральской городок снизу реки Урала, находившийся в Кулагиной крепости над расположенными по линии в крепостях и форпостах казацкими войсками начальником, Уральским старшиною Дмитрием Мизиновым, есаул Никита Логинов, и для узнания лошадей реченной киргизец.
Помянутой же старшина Мизинов между разговоров объявил, что пред сим вывезен из Киргизкайсацкой Орды захваченной ими едущей из Бухарин астраханской армянин с его товарищами и со всем товаром в Сарайчиковской форпост и отправился следующим к Астрахане трактом. /л. 26/ Так же и на вопрос, мною учиненной в рассуждении ожидающих прибытием в числе большого количества киргизкайсацкого народа о безопасном свите нашей конвое, отозвался, что от Уральской войсковой канцелярии предписано ему собрать для того в крепость Калмыкову из ближних форпостов только 60 человек, которые им и собраны, а более к сбору, по неимению у него предписания, приступить смелости не имеет. Находившейся ж в крепости начальником сотник Андрей Калпаков отзывается, хотя в ведении его казаков 80 человек имеется, но и они должны навсегда быть для охранения крепости, а в канвой свите нашей отлучить их не можно, да и предписания о сем от начальства он не имеет. В рассуждении чего, а особливо видимых нами содержащихся неизвестно по каким делам в сей крепости под стражею несколько ж киргизцев, остаемся в немалом сомнении и опасности. А об уменьшении приездом киргизкайсацкого людства предложении чинить им никак не можно.
После того, приехав в крепость и пришел в квартиру мою, партии Hyp-Али хана Байбактинского рода посланные от Энали султана Тулубай батырь с товарищи в числе 5-ти человек, объявя от них с приветствием должное ему почтение, просили, позволено ль будет "муфтием для поднесения оного персонально прибыть самим в крепость, почему я ответствовал, что сие зависит не от меня, а от собственной их воли, объявя при том, как все почитающий духовное начальство имеют ко мне открытый путь, то и для их оной преградою быть не может.
/л. 26 об./ 27-го приехав сын Hyp-Али хана Энали султан и Зигилды бий с товарищи в числе 5-ти человек приняты в квартиру мою всей свитой нашей со особенным почтением, где сначала по обыкновению принеся ко всевышнему о здравии ее [154] императорского величества и их императорских высочеств молитвоприношение, потом я сделал им по духовенству з доводами священного писания приветствие и объявя простирающееся ко всему их киргизскому народу высокомонаршее благоволение, относящееся к собственной их пользе и к обоюдному спокойствию, в рассуждении имевшегося у него, Энали султана, с партиею Сырым тарханом и его обществом междуусобной вражды, при начале переговоров изображал им примеры, что все, обитающие под высоким всеавгустейшей нашей монархини покровительством, имеющие обоюдной союз, народы чрез тишину и спокойствие всегда пользуются неоцененным благоденствием, то и ему, Эналию, с его партиею, подражая сим видимым примером, к приобретению оного должно, отстав от заблуждения, соединиться в единодушное согласие под особым высочайшим покровительством находящимся Сырым тарханом и обоюдно выполнять высокомонаршую волю, под началом которого пребывает большинство их чиновников, старшин, биев и батырей и простого народу, а не так, как он, Энали, с его товарищами, отделясь малым числом особо, не оставляют оному Сырыму, яко принятому ее императорским величеством под особое ее высочайшее благоволение, ни малейшего первенства, и стараются чинить /л. 27/ между их народами развраты. Представя при том, что всякая вкоренившееся злоба обращается напоследок к собственной самого гибели, ибо от подобных между ими происходящих раздоров и несогласия, где оные происходят, все те народы подвергаются злосчастному жребию, да и самые их начальники лишаются таковых достоинств, следовательно, и они, продолжая уже слишком 3 года с Сырым тарханом и его обществом вражду без всякой выгоды, тщетно, не обязаны ль приттить в раскаяние и, прекратя оную, быть во общественном с ними союзе, чрез что могут себя удостоить и наивяще излиющихся высокомонарших щедрот.
Каковое увещевание выслушав, он Энали султан, ответствовал следующее: когда предки его, Эналия, обязался быть в верноподданнстве российскому скипетру, утвердили себя присягою, и они никогда не нарушали, то и они всечасно стараются ее сохранять, представляя при том услуги своего родителя, Нур-Алия хана, и других старшин, биев и батырей и собственно «вой, продолжал разговор, что от соединения с Сырымом и его обществом отвлекает их ханское поколение, не хотя быть по [155] таковому их достоинству под его, как простого человека, началом.
На что муфтий, изобличая его, Еналия, и прочих чинимыми ими во время прежних его посольств и приведения Сырым тархана со обществом в верноподданническое устройство клятвенному их обещанию явными вероломствами, говорил, когда /л. 27 об./ угодно было ее императорскому величеству, усматривая усердность его, Сырыма, всемилостивейше удостоить первенствующим над их народом, то нет ни малейшей Противности и ему, Эналию, когда обязуются сохранять присягу, хотя не подвластным у него быть, а к соблюдению обоюдного их благоденствия иметь с ним относящиеся ко общественной пользе советы.
Потом Енали, быв несколько безмолвным, и напоследок говорил, что он из повиновения высокомонаршей власти отступить никак не может и, уважая сие муфтиего наставление, обнадежил для утверждения с Сырымом междуусобного союза послать к нему нарочного или съездить сам, да и родственникам его Ир-Али, Айчувак, Ишимом и Пер-Али султаном обещался об оном советовать. А об Ерали султане, между прочем, дал знать, что он находится на Сыр Дарье ханом, начальствующим в Трухменском народе, но и к нему-де для увещания, чтоб и он оттоль возвратился в их пределы и, совокупясь в их общество, находился под покровом Российской державы, ездить не преминет; с чем и возвратились из крепости в расположенный их коши.
Того ж числа послано сношение в Уральскую войсковую канцелярию о освобождении и отдаче на попечение муфтия находящихся в разных крепостях и форпостах киргизцев, и о скорейшей присылке оных в крепость Калмыкову для нечаянной надобности при случае свидания Сырым тархана и уверения оных к возвращению в их улусы, но бес предписания его превосходительства, правителя Уфимского наместничества и кавалера Александр Александровича /л. 28/ Пеутлинга на тот раз предостаются и для удобности к выручке захваченных развратными киргизцами россиян.
28-го послано от муфтия к Сырым тархану по просьбе его чрез присланное письмо с муллою Габейдуллою Феткуллиным, при таковом же в знак изливаемого к нему особенного высокомонаршего благоволения в подарок плису черного 15 арш., выбойки немецкой 15 арш., 1 полушелковой халат, называемой [156] по-бухарски адрясь, в 25 руб., кисеи 10 арш., персидской выбойки 4 арш., золотого шнуру 12 арш., 3 четверти веницийского зеленого бархату, золота 2 цевки, шапка синяя плисовая с собольим околышем.
В тот же день начальник здешней крепости казачий полковник Андрей Калпаков словесно муфтия уведомил, что на оное число в ночи из Красноярского форпоста отогнано крупных и мелких до 40 коров, для сыску коих посылана была от него команда. И по дошедшему шляху найдено отогнанных 14 коров у кочующего близь того форпоста за рекою Уралом из держащих сторону Hyp-Али хана киргизца Хасяна, и возвращены хозяевам обратно, да оставленных на сей стороне Урала не переплавленных 15. А начальник того форпоста сотник Горбушин объявил, что за возвращением найденных остается еще в неотыскании 12. Помянутой, же де киргизец Хясян, оправдывая себя в отгоне тех коров невинностью, хотя и показывал, якобы отбит им с товарищи /л. 28 об./ оной скот отогнавших партии Сырым тархана киргизцев, и при том будто отбое поранено из товарищей его, Хасяна, 2 человека и убито 2 лошади, но ко уверению о сем тех пораненого человека и убитых лошадей не представил, и никакого следу .не отвел, в рассуждении чего и примечается, что сие его, Хасана, показание учинено на держащих сторону Сырым тархана, по продолжающейся между оными двумя партиями вражде, к напрасному обнесению Сырыма и его подчиненных. А посему о учинении в том разбирательства и по изыскании преступников о поступлении с ними по законам по зависимости подчиненностью и писано от муфтия ко оному Сырым тархану.
29-го о спокойствии и тишине, продолжающейся ныне в киргиз-кайсацком народе, и о скором прибытии Сырым тархана в обществе слишком 1000 человек для переговору с муфтием на пески той стороны реки Урала, а также и о вышеописанном отгоне из Красноярского форпоста и возвращении рогатого скота репортовано за известие к его превосходительству господину генерал майору правителю Уфимского наместничества и разных орденов кавалеру Александр Александровичу Пеутлингу. А к господину Оренбургскому обер-коменданту, господину генерал-майору и кавалеру Якову Михайловичу Зинбулатову послано от муфтия сношение и, прописав скорое свидание с Сырым тарханом и прочими чиновниками и [157] повстречаться могущий при том /л. 29/ обстоятельства, прошено об отдаче содержащихся по линии в разных крепостях и форпостах под стражею киргизцев, кроме обличенных преступников, на рассмотрение муфтия.
Того ж числа приехавшей чрез оную крепость с почтою с кавказской линии выключенной из тамошнего корпуса в Звериноголовской гарнизонной батальон фурьер на спрос наш, неприметным образом учиненной, о тамошних обстоятельствах объявил, что возмутителя ших Мансура он довольно знает, потому что против его с партиею был он с российскими войсками четыре раза в сражениях. Ныне ж де оной ших находится во Анапии в горах с кубанским народом. Потом помянутой мулла Габейдулла, возвратясь обратно, донес, что Сырым тархан посланные подарки принял с великим удовольствием и для принесения за оные должной благодарности прислал с письмом в числе 20-ти человек лучших людей и старшинских детей, сына своего Юсуп тархана, которые муфтием и свитою приняты со особливою благосклонностью и были трактованы чаем и, по обыкновению их, изготовленным приличным столом. Причем дали знать, что Сырым тархан с его обществом для переговору прибудет под крепость непременно майя 1-го числа, и потом, по приветствию муфтия, оной Юсуп тархан с первыми из бывших при нем 5-ю человеками оставлены в квартире муфтия ночевать, а последние отведены в постановленную палатку. И с ними получены письма следующего содержания:
/л. 29 об./ Ваше высокостепенство, муфтий!
Прошу прислать мне шафрану, глазного лекарства и несколько бумаги, да от перелому лекарства.
Высокостепенному муфтию.
Покорно прошу вашего высокостепенства прислать мне шафрану, скапитару и прежде присланных при письме вашем рвотных порошков немалым количеством и пластырю желтого и красного, и чаю, и известки, при сем же послал два турсука кумызу, которой прошу принять.
Высокостепенному муфтию.
Прошу прислать мне рвотных порошков и от гниения языка яри веницийской; и при сем послал вашему высокостепенству [158] один турсук кумызу и прошу не осудить, что так мало, ибо жеребята еще не все на привези; турсук же прошу обратно прислать.
Мендияр Михайлычь, я думаю вам в память, обещались мне прислать лекарство от колики нутренной, которое прошу прислать вобще с лекарством Сырым батыря.
Высокостепенному господину муфтию Мухамметьджану.
Условие ваше было, если пропавшей наш скот отыщется у русских, то их возвращать и воров куда надлежит представлять. Но во время опознания во многих форпостах лошадей не отдают, отвечая, якоб у киргизцев купили, и мы у тех киргизцев спрашиваем; который никак не винятся, и те русский их /л. 30/ неуличают. И для иску своих лошадей послал киргизцев Бахтыяра, Туляша и Жаная.
Высокостепенный и высокопочтенный милостивый государь, свидетельствуя мое почтение, желаю вам со обществом вашим на много лет здравия.
Отправленное письмо вашего высокостепенства с муллою Габейдуллой я получил, коим изволите писать, что из киргизцев воры и бездельники угнали небольшое число коров, за коими гнавшись отбили и возвратили, а тех воров самих изловить не могли, по причине пристреляния у погонщиков лошадей, отчего и ушли. Биричевского ж роду Чуйташ батыря содержатся бараны в Антоновском форпосте у есаула, коих прошу, отобрав от оного возвратить, а сколько их, объявит вам сын того Чуйташа. По приказанию ж вашего высокостепенства сына моего Юсуп муллу для свидания с вами с некоторыми товарищами его послал. Мулле ж Габейдулле приказано от меня еще кроме сего письма и о прочих обстоятельствах объявить вам словесно. Общества ж нашего есть желание в скором времени сделать с вами свидание. Брата ж Кукузбия Базарбая о пропавших его 6-ти лошадях, кой к стороне российской поехал их искать, по обеим сторонам реки Урала вверх . и вниз, где ему искать позволит.
30-го поутру во 11 часов по должном его, Юсупа, и бывших при нем угощении, возвратились все они в их улусы, и в знак отличного Сырымова верноподданнического усердия оному Юсупу /л. 30 об./ подарено черного плису 10 арш., кушак шелковой, [159] сапоги, малинового. веницийского бархату и 5 арш. тонкого зеленого сукна", каждой по 3 руб. по 25 коп.
Того ж числа посланной для отыскания лошадей с киргизцем Тюляшем есаул Логинов, возвратясь, донес, что в табуне Харкинского форпоста опознано оным киргизцем из взятых его пяти 4 лошади у тамошних казаков Афонасья Полякова, Ивана Кирина, Михаилы Татикова и Ивана Дурманова, которые де ему показали, что выменены ими у разных киргизцев, а о пятом: мерине белом объявили, что взят у тех же киргизцев, от коих ими получены походным есаулом Яковым Меркульевым, о чем де не оставит он, Логинов, отнестись рапортом по начальству реченному старшине Мизянову. В тот же самый день, явясь, к муфтию, бывшей заседатель Вазарбай подал записку о пропавших сего апреля 25-го числа Китинского роду у киргизца Какъкузя 6-ти лошадях, описав их шерсть, и приметы объявил, что в краже оных неверку имеет на состоящей близь их кочевки Харковской форпост.
Между тем, получено муфтием от его превосходительства господина генерал-майора и кавалера Пеутлинга уведомление» пущенное 9-го апреля на отнесение его о требуемой в добавок ко отпущенным 350 руб. сумме последующее, что его превосходительство /л. 31/ ко отпуску оной не согласен, а киргискии де старшины и прочие чиновники приличными подарками воспользоваться могут в то самое время, когда установлены будут в добропорядочное устройство и о прочем.
1-го майя находились во ожидании Сырым тархана и прочих старшин, биев и батырей, а между тем присланы от него, Сырыма, 5 чел киргизцев и муллы Абулкасим Абдусалямов и Абдюш, что он, Сырым, назначенное за рекой Уралом нами место для надлежащего переговора в числе более 1000 чел. непременно 2-го числа сего ж майя прибудет. При чем мулла Абулкасим о причине захвата его и бывшего с ним в проводниках казака объявил, что увезены они между Кажехаровского и Сундаевского форпостов Семиродского рода киргизца Иман-бая детьми и сказывали, что не в виде пленения, а по имевшейся у них с казаками того форпоста в невозвращении из числа отогнанных у них лошадей 5 остальных, за отдачею еще 3 претензий, с намерением держать их до решения между ими разбирательства. Однако, узнав о муфтиевом прибытии, еще до оного приезда, в третий день после захвата возвратили, и казак [160] поехал в дом свой, а он, мулла, по следующему тракту, в предписанное место к Сырыму, где поныне находился. А Абдюш о Сырыме объявил, что он будет в случае переговоров представлять грубость не для чего, как привязанности народа, то ему в вину не поставить, в чем де он приказал объяснить. Потом о приготовлении, и наряде для безопасности /л. 31 об./ канвою, как прикомандированного из разных форпостов, так и в крепости состоящих казаков и на нечаенный случай артиллерии к пребывающему начальником походному полковнику Андрею Колпакову от муфтия послано предложение, на которое он, Колпаков, того ж числа донес рапортом, что все находящиеся в ведении его крепостные и прикомандированные с форпостов казаки и артиллерия в готовности, и по требованию представлены быть имеют.
После того через час прислал оной Сырым с нарочным записку со изъявлением, что общество их прибытие для свидания под крепость представили и назначают оное учинить в избранном ими месте, состоящим от крепости 8-ми верстах, по которой муфтий, соблюдая высокомонаршее соизволение и не выходя нимало из его пределов, изготовил с довольным оного истолкованием вызывательный лист следующего содержания:
Киргизкайсацкой Меньшей Орды почтеннейшим тарханам, старшинам, биям и батырям, мурзам и прочему народу, собравшемуся для свидания.
Вы, почтенный старшины и тарханы, на сих днях чрез нарочных почтенных ваших посланников на письмо мое изволили уведомить, что прибудите вы близь Калмыковой крепости, но. как в высочайшем ее императорского величества соизволении назначено к свиданию и переговорам место, следовательно и вам должно тому повиноваться. До сведения-ж моего дошло, что некоторые из зломыслящих, стараясь нарушить /л. 32./ обоюдное спокойствие и тишину, отвращают добромыслящих от благих намерений, произнося относящуюся к вашему страху молвы, будто прибытие ваше под крепость наводит сомнение и опасность. Я долгом поставляю вам внушить, что всякой благоразумной должен пещись более не о ином, чем как о собственным своим общества благоденствии, а не подражать молвам тех, которые по закоснелому в них распутству, не помышляя об оном, навлекают таковыми расстройствами сами как на себя, [161] так и на других последовать могущей высокомонарший гнев. Ибо ныне прошедшею зимою сами вы, почтенные бии, просили его превосходительства господина генерал-майора и кавалера Александр Александровича Пеутлинга, дабы он от ее императорского величества для отобрания ваших жалоб испросил позволение об отправлении меня, которое по всеподданнейшему его донесению последовало, и я, получа от его превосходительства наставление, для объявления вам особенного высочайшего ее императорского величества благоволения и отобрания к доставлению всеавгустейшей нашей монархини ваших претензий в здешние пределы прибыл. Но к немалому моему удивлению, воображаю, что вы, почтенные старшины, останавливаетесь прибытием для свидания исполнить соизволение всемилостивейшей нашей государыни в том месте, где высочайше указать соизволила, и слышать те неоцененные благоволении, которыми вы и прежде сего имели счастье пользоваться, уверяя вас священным /л. 32 об./ нашим Алкораном, что по отобрании ваших жалоб не останетесь без справедливого удовольствия. Когда-ж не рассудите прибыть в просимое место и не увидитесь, то не иначе располагаю, как лишиться можете всех грядущих на вас монарших щедрот. Я ж удовлетворить своим на вашу сторону приездом смелости не имею, ибо о том в наставлении не учинено мне позволения, из пределов коего и выступить никак не можно.
2-го числа по утру оной лист с муллами Абдулфетихом Абсалямовым, Габейдуллою Феткуллиным, Абдюшем Изкендеровым и оставленным при нас Оренбургского пограничного суда киргизкайсацким заседателем Байсалом Аювовым к нему с надлежащим с подробном им внушении нашего намерения словесным наставлением отправлен. Которой получа, Сырым тархан истолковал содержание оного, в назначаемое нами место пополудни в 3 часа с его обществом приехал, куда и мы со свитою в надлежащем убранстве и в церемонии конвоя, переправясь чрез реку Урал, прибыли. И для великолепного и приличествующего знатной духовного сана особе оказания посольства, сев на разосланные изготовленные с нашей стороны отменной доброты шелковые ковры, с постановлением по обе стороны взятых из крепости живущих во оной из магометан старших людей в чалмах, слишком до 10-ти человек и при начальном свидании из нас муфтий, по обыкновению [162] принеся о здравии ее императорского величества и их императорских высочеств с простертыми дланями ко всевышнему молитвоприношение, объявили особенное к ним /л. 33/ высокомонаршее благоволение, относящееся к собственному их благополучию, и удовлетворительной желанию их муфтиев приезд. Чему он, Сырым, и бывшие при нем старшины, бии и батыри и все общество, порадовавшись, ощущали полное удовольствие, и изъявляли с восхищением к ее императорскому« величеству всеподданническую благодарность за особенные ее матерние к ним щедроты и, подтверждая священным Алкураном в наивсегдашнее верноподданство учиненную ими присягу, обязывались пребывать в тишине и спокойствии.
Потом муфтий чинил им вопрос о причине испрошения киргизкайсацким обществом его прибытия, из коих по начальству Сырым тархан объяснился, что побужден к тому их народ для обстоятельного донесения ощущаемых ими от уральских казаков несносных обид и вернейшего доставления их жалоб к ее императорскому величеству, и продолжал при своем обществе о нижеследующем переговоры, изъявляющие их претензию.
1. При начале нынешней весны, еще зимним временем, командующей расположенными по линии казаками уральской войсковой старшина Дмитрей Мизинов с командою ниже Кулагиной крепости напав беспричинно на едущих вниз по Уралу реке трактом, внутреннею стороною, для обозрения ходивших, в рассуждении глубокости /л. 33 об./ в пребываемых ими местах снегов, Нарым песках конских их табунов, киргизцев и военною рукою убили из них 5 человек.
2. Потом, спустя несколько времени, Уральского войска войсковой атаман господин полковник Данила Дансков с командою-ж, в немалом количестве состоящею и артиллериею, отъехав из Уральского городка вниз по линии слишком 300 верст и переехав Урал реку на их сторону, приближась к расположенным киргизским улусам, устращивая их, не объявляя преступления, монаршим гневом и сущим разорением вооруженною рукою убито ж их киргизцев 3 человека. Каковую нечаенность видя, их киргизкой народ принуждены были, из них Бирического Аманлык батырь и Сыкларского родов старшина Каратаубий с их подчиненными, принять к спасению своему безвременна во отдаленные от границы места гибели бегство с намерением [163] от Российской державы вовсе отложиться. И от последовавшей на случай тогдашней великой непогоди претерпели крайнее изнурение, так что у многих померли малолетние дети, а особливо сущие младенцы и большее количество разного рогатого скота.
/л. 34/ 3. С приказаний оных же Уральского войска начальников неизвестно им, по повелениям ли вышних правительств, или самим собою чинимых, захвачено в разные времена по линии уральскими казаками, вместо увезенных ворами киргизцами российских, не давая им знать о времени увоза и ниже о преступниках, народа их безвинных киргизцев около 40 человек, и содержатся в крепостях и форпостах под стражею, в числе коих имеются дети определенных в расправы чиновников из лучших людей, которые чрез то и чувствуют великое огорчение; а виновники остаются в неизвестности и без должного наказания. И просил их о возвращении, представляя в резон, что уральским войсковым начальникам, в случае увоза киргизцами российских, не управляясь собою, должно давать знать письменно о сем по первенству ему, Сырым тархану, и во учрежденные по высочайшему ее императорского величества соизволению в их Орде расправы, которые б де и не упустили в возвращении пленных прилагать все удобовозможные меры /л. 34 об./ и, изыскав виновников, поступить с ними по установленным в расправах правилам. А о укрывающихся от поимки ворах не оставили б расправы уведомить в Оренбург и ближайшие российские правительства, и просить в поимке их вспомоществование, чрез что б и соблюдаем был должный порядок. Но вместо того безвинные претерпевают напрасное страдание, а сущие преступники, по неимению об них и о времени увоза российских сведения, остаются без должного наказания.
4. Каковой Уральского войска проступок и влиял было в общество их киргизского народа страх, отчего они и предприняли, приходя в колеблемость, непременное намерение от Российской державы совсем отложиться уездом к Сыр-Дарье и далее, куда некоторые, как и выше значит, уже откочевали. Приполняя притом, он, Сырым, обществу их неприметным образом, а скрытно, что сие предприятие их последовало потому более, как со стороны Турецкой и Кубанскою чрез Бухарию полученными письмами, наклоняем был их киргизкой народ ко открытию с Россиею вражды, однако не с [164] намерением /л. 35/ стороне российской причинять злоупотреблении, а в рассуждении их легкомысленности, от того грозящего страха, отчаиваясь впредь высокомонаршего благоволения. Но им, Сырым тарханом, с товарищи, по прилагаемым всегда неусыпным попечениям, раздраженные киргизцы от тех предприятий удержаны. А между тем, не пропуская удобного времени для наилучшего духовными наставлениями их устройства, он, Сырым, и счел себе отменную удобностью испросить от ее императорского величества муфтия. Ныне ж весь их киргизкайсацкой народ, услыхав о высокомонарших к ним милостях, до его еще прибытия отдаленных перекочевок остановились и находятся в тишине, обязуясь выполнять все последующие с Российской стороны затребовании.
5. Видя описанные выше сего несносные киргизкайсацкому народу от уральских казаков обиды, приводящие их общество в сущее расстройство, он, Сырым, написав как на имя ее императорского величества, так его высокопревосходительству Осипу Андреевичу барону Игельстрому и его превосходительству господину генерал майору и кавалеру Пеутлингу с жалобою обо всех обстоятельствах представлении, /л. 35 об./ для доставления оных двоекратно отправлял нарочных, сначала двоюродного своего брата Джанатая бия, а потом киргизкайсацкого старшину. Но только оные в Уральском городке господином полковником Дансковым не знамо для чего одерживаны и те посланные нарочные возвращены, почему он и остался в немалом сомнении. Но под случай к счастью его и растворению закрытого пути Дансковым и Мизиновым, последовал наш приезд, ибо их общество оставалось в великом неудовольствии. И просил либо об отрешении их от начальства, или о беспрепятственном киргизскому обществу позволении, во избежание могущих быть нежелаемых следствий, удалиться в другие места. И представлял о себе, что по всемилостивейшем удостоянии его в тарханское звание, и сие начальство предпочтен будет и со стороны российской в их Орде первенствующим. Притом оной господин полковник Дансков все его, Сырыма, и прочих старшин сношении принимает с небрежением и не делает им, а особливо ему, как пользующемуся особенным /л. 36/ ее императорского величества всегдашним благоволением, на оные не только с должною благодарностью, но и никакого ответствия и ни малейшего почтения. А потому [165] и жалованную грамоту с ее достоинством почитает быть при себе не нужною, ибо де она со стороны тех уральских начальников обращается ему палящим огнем.
6. Потом объявил он, Сырым, что и разосланных от муфтия в декабре месяце 1789 года, опробованных его высокопревосходительством Осипом Андреевичем бароном Игельстромом, к ним в Киргиз-кайсацкую Орду увещевательных листов, обнаруживающих последующие в их Орде от мул, в Чиклинском роду находившихся, в законе кривотолки, и кривотолкующие их /л. 36 об./ сочинения по одному листу для разрешения из них на которой либо стороне справедливости, посланы были с нарочным в Бухарию и Хиву, к бухарскому аталыку и хивинскому начальнику и их духовным особам и возвращены обратно — первой со утверждением, что основан на существе священного Алкурана и других духовных правил и с таковым уверением, что магометанским законникам обитать под Российскою державою не малейшего препятствия закону их не имеется. А притом де и оному посланному внушено, чтоб киргизкой народ обитал во всякой тишине и спокойствии, если никаких зловредностей от России в законе их не будет, чем народ киргизкой и разрешил свое сомнение. О чем де, а равно и обоюдном в Бухариею союзе и тишине, с донесениями между прочего еще в бытность оного посланного их ее императорскому величеству от него, аталыка, и отправлен посланник, и кривотолкующие /л. 37/ муллы опровергнуты и находятся ныне с пренебрежением в великом неудовольствии. А киргизкой их народ добромыслящие, то муфтийское увещевание приняв в полное понятие, обязуются непременное по оному чинить исполнение, о чем Сырым тархан и прочие старшины, бии и батыри и письменно с приложением своих печатей муфтия уверили, которое он при себе имеет. Но крайне сожалеет он, Сырым, что, избавясь от того развратного заблуждения, народ их претерпевают описанные выше сего от Уральского войска притеснении, и от того некоторых родов расстроенные пред сим киргизцы, подражая кривотолкам, в приведении себя в настоящей порядок наводят излишнюю ему, Сырыму, тягость; однако он и таковых легкомысленников старается привесть на путь истинный благосостоянии. Но для восстановления того просит, не благоугодно ли будет ее императорскому величеству на непредвидимые, яко начальнику, экстронужнейшие расходы [166] учинить вспомоществование, во один раз ассигнованием суммы до 6000 руб.
На все оные их жалобы и затребовании со стороны нашей ответствовано: Когда угодно было /л. 37 об./ ее императорскому величеству всемилостивейшей нашей государыне принять их киргиз-кайсацкой народ под высокое ее покровительство, то и имеет она в числе прочих в ее державе обитающих народов и об их обществе равенственное матернее ее попечение, дабы обитало во всех языков обоюдное спокойствие и тишина. Внушая при том муфтий всему их обществу с довольным истолкованием приличествующих духовных магометанского закона правил, и напоминая тот опробованной Бухариею, изданной им увещевательный лист и последующее о исполнении его в настоящем существе утверждение, что каждой сын отечеству, в соблюдении соответственного своего благоденствия, обязан хранить установленный порядок. О причиненных же Уральского войска начальниками и казаками их киргизскому обществу вышеизъясненных обидах и просьбах, муфтий предложил, что он послан не для разбирательства просьб, а единственно для переговоров и увещевал их чрез священный Алкуран, чтоб они показывали справедливо, а безвинно никого не обносили. Если показание их окажется ложно, то будут они подвергнуты под неминуемой гнев /л. 38/ божий и законное суждение. На что они единогласно подтвердили справедливость своих просьб, почему и уверил, что в справедливости не оставит донесть правительству. Да и всемилостивейшая государыня высочайшим своим повелением указать, посредством установленных начальств изыскать прямую справедливость и, обнаружа преступников, поступить с ними по изданным узаконениям, не оставит, чрез что обиженные воспользуются полным их удовольствием.
Комментарии
1. Т. е. рапортом.
Текст воспроизведен по изданию: Журнал оренбургского муфтия // Исторический архив, Том II. М.-Л. 1939
© текст -
Вяткин М. 1939
© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© OCR - Николаева Е.
В. 2005
© дизайн
- Войтехович А. 2001
© Исторический
архив. 1939