Материалы поездки поручика Пензенского гарнизонного пехотного полка Карла Миллера и геодезиста подпоручика Алексея Кушелева с торговым караваном из Оренбурга в Ташкент (29 августа 1738 г. — 5 июня 1739 г.)
Краткой журнал флигель-адъютанта Миллера, учиненной по большой части на память, ибо имевшиеся у меня обстоятельные вседневные записки в случившееся над караваном несчастие взяты без остатку.
1. В тот самой день, когда г-н тайный советник Татисчев 24 из Оренбурга с командою отправился в Самару, т. е. 29 августа, я с назначенными караванными людьми в мой поход, убравшись, выступил же по силе данного мне от помянутого г-на тайного советника наказу, имея в команде своей геодезии подпорутчика Кушелева, посланного для примечания и описания лежащей к Ташкенту дороги и мест; лантмилицкого Сергиевского полку вахмистра Ивана Калмыкова, Астраханского гварнизонного драгунского полку драгуна Семена Метлина, толмача Якова Гуляева, да из яицких казаков дву человек, купцов: русской один Иван Иванов, да из казанских татар Мемеш Исаев с товарищи — дватцать; всего — дватцать девять человек. Верблюдов у всех — сорок четыре, лошадей — с шестьдесят; в том числе казенных верблюдов — четыре, лошади — пять. И отшед от Оренбурга верст с четыре, ночевали при реке Орь, где и Абулхаир-хан с нами ж ночевал.
2. При ночевании отдал я, Миллер, приказ, чтоб все были, маршируя путем и на наслегах, в надлежащей осторожности, лошадей и верблюдов б прилежно смотрели и протчее.
3. Ч[исла] 30-го августа стояли на показанном месте во ожидании купца Мемеша, которой остоялся в Оренбурге для исправления своих нужд. Поутру пошли в путь свой купно с Абулхаир-ханом и доехали чрез шесть дней до речки Талые благополучно, где он, хан, вручил меня и караван Средней орды Букенбай-батырю 25 с тем, чтоб оной Бакенбай нас препроводил до Ташкента своими людьми; причем и он, Абулхаир-хан, дал для провожания из Средней орды кайсаков алтайского роду Курмантая, Аликучака, Хажинбарди и чакчатцкого роду Мурзакбая, Тургая и других; всего десять человек.
4. У вышеписанного Букенбая был я с караваном для исправления оных провожатых в путь и чтоб лошадей купцам прикупить [33] одиннадцать дней, и, исправясь, пошли в путь свой с данными от Абулхаир-хана провожатыми, а из вышеимянованных не поехали Курмантай да Аликучак; вместо ж себя послали: Курмантай — той же орды и роду Алжигильдея, Аликучак — брата своего родного Казу, а Букенбай-батыр вместо себя ехать перепросил вышеимянного ж Тургая.
5. Пошед от Букенбая и переехав реку, Тургай называемую, остановились для отдыхания, где пришедши ко мне из провожатых Хожинберди и Каза с протчими, говорили, что они за платеж, по две кожи красных с верблюда, провожать не хотят, а просили, чтоб дать им на каждого человека по тысяче теньков ташкенских (рускими деньгами учинить — около пятидесяти рублей или более). Против сего я довольно им говаривал, представляя им, что они обесчались сами при Абулхаир-хане взять по две кожи с верблюда, сказуя им, что ежели благополучно препроводят, то они больше, нежели требуют, награждены будут; чем едва ли их уговорил, подаря Хожимбердею выдру; и тако они, склонясь, с нами поехали.
6. С преднаписанного урочища пошед, пришли в Туркестан 25 октября и тамо для отдыхания были дни с четыре. По приезде на другой день зван я был и с купцами к Абулмамет-салтану 26, которой в Туркестан приезжал по призыву для наследия ханства после умершаго Шемяка-хана. Ко оному пришед, при ожидании поклона объявил ему, что я отправлен от г-на тайного советника Татищева с караваном в Ташкент и просил его, чтоб он, Абалмамет, приказал меня с караваном безопасно проводить до Ташкента. На то он, Абулмамет, сказал, что-де сам вас поеду провожать или хороших людей пошлю, за что я его весьма благодарил, обещая за его первое благодарение высокую милость от е. и. в., когда он в совершенное придет подданство; притом от купцов подарено ему, Абулмамету, лисица бурая на кафтан, камки, блюдо оловянное и некоторые другие мелочи. После того пили тамошнее горячее вино и брагу за здоровье е. и. в., обесчаяся он, Абулмамет быть ея величества верным подданным.
7. На третий день зван был к сыну умершаго Шемяки-хана к Сеит-салтану 27, с которым разговоры были как с Абулмамет-салтаном и про здоровье е. и, в. он, Сеит, и другая, а именно Средней же орды Ниаз-батырь, дади как и протчие, да туркестанской Нагеб-хажа (первой в Туркестане) довольно пили; купцы его, Сеита, дарили разными мелочми, коих ныне не помню. [34]
8. На четвертой день звал живущей в Туркестане Жангир-хан, которой находится тамо в великой бедности и питается подаянием обывательским. Которой так, как и первые спрашивали, имею ли я к ним от генерала письма; на то ответствовал: писем нет за тем, что чрез Туркестан ехать не надеялись, ибо тракту не знали. Купцы оного ж дарили ж малыми весчицами. о нем сказывали, что природы ханской и бывал ханом, а ныне живет туне и власти никакой не имеет.
9. В те ж дни приходили ко мне русския пленники, находящийся в Туркестане, и сказывали, что собираются Средней орды кунградского роду кайсаки и хотят караван разбить, но токмо-де Абулмамет-салтан их до того не допущает и призывал-де их к себе, угащая мясом, вином и брагою, и то есьма оное им запрещал. Я, уведавши то, виделся с оным салтаном и просил его охранения. На что он сказал, что опасаться не надлежит, обещая охранение; то же и Сеит-салтан по просьбе моей о сем то ж сказал.
10. В то ж время приехал в Туркестан от калмыцкого хана Галдан-Чирина 28 посланец имянем Кашка, которой мне сказывал, что он послан от своего хана к каракалпакам, а с чем, того не объявил; а признавается, что и для приведения их в подданство. Оной посланец от памянутых салтанов от туркестанцов принят честно, а в город не въезжал, опасаясь оспы. Реченной посланец мне також-де сказывал, что кайсаки намерены были караван грабить, однак-де я им то чинить не велел, объявив, что Российское государство с ханом Галдан-Чирином во всегдашнем согласии пребывает; оного я, зазвав в свою палатку, подчивал чаем и мясом и по просьбе его подарил лисицею.
11. Тогда ж приехал в Туркестан из Средней орды Мурзагул Даекбай с товарищи, которые, пришед к нам, сказывали, что они гнались за нами, дабы нас с караваном проводить до Ташкента, за что их я благодарил, и притом по его, Мурзагуловой, просьбе подарена ему от купцов лисица, за что он, Мурзагул, обещался провожать и служить.
12. Когда помянутой Мурзагул с товарищи ко мне приехал, тогда провожатые, данные от Абулхаир-хана, пришедши ко мне, говорили, чтоб ехать, понеже-де опасности уже нет, чего ради я на пятой день моего в Туркестан приезду, убравшись совсем, отправился к Ташкенту. Поговоря с салтанами, Абулмаметь дал мне Большой орды слынского роду двух, батырей, с которыми велел [35] ехать до деревни, Икант называемой, от Туркестана верст с дватцать, обещая и сам туда приехать того ж дня к вечеру; а вышепомянутой Мурзагул остался в Туркестане и обещался приехать вместе с салтаном.
13. Следуя к вышепомянутой деревне, приехал ко мне Большой орды Кунай-мурза, который мне говорил, что он, услыша о караване российском, нарочно выехал, не утерпев, чтоб нас не видеть, за оказанныя к нему в бытность его в Самаре от г-на тайного советника милости, желая нас провожать до Ташкента. Притом сказал, чтоб мы поехали к предреченной деревне, а он поехал в Туркестан для свидания с Абулмамет-салтаном, а к нам обещался приехать в ночь, в знак чего снял с себя сайдак и саблю, отдал моему толмачу; по которому обещанию и приехал ко мне в помянутую деревню один, где мы ночевали, а о салтане сказал, что будет поутру.
14. Назавтра во оной деревне стояли весь день, ожидая Абулмамет-салтана, где и ночевали другую ночь, токмо оной салтан не бывал, а прислал свойственника своего салтана ж с тем, чтоб ехали, а он хотел нагнать, понеже-де кайсаки кунградского роду осадили каракалпацкой караван, идусчей в Туркестан с хлебом; також и провожатые мои более мешкать не хотели, сказав, ежели остаться один, оставайся, а мы более ждать не будем.
15. Поутру на третий день поехали от оной деревни и чрез два дни ехали благополучно, а потом, т. е. 1 ноября, переехав реку, называемую Арышь, ночевали от этой реки, например, с пятьдесят пять верст в урочище, именуемом Балакямпир, без воды.
16. Наутро, а именно 2 ноября, на рассвете, напав на оной караван Большой орды Когилди и Усасар и Туганбай с товарищи человек с полтораста и разграбили. Оное нападение учинилось нечаянно из-за горы, и хотя я с караванскими людьми хотел учинить против тех грабителей отпор, но увидя, что бывшие в провожании Средней орды Мурзагул, Хожинберди, Якба, Каза, согласясь с ворами, стали у караванных татар отымать сайдаки, а другие — верблюды, тогда мне отпору никакого чинить было же неможно. К тому ж Большой орды вышеупомянутой Кунай меня до того не допустил, а сказал, что уже в таком кратком времени отпору никакого иметь невозможно, объявя, ежели будите отпор иметь; то спастись всем будет неможно. Воры, разграбивши, повезли нас назад с пять верст, где делили товар и людей по себе; и [36] что кому досталось, я в тогдашнем смятении признать не мог, токмо видел, что оной Мурзагул и все провожатые, взяв несколько верблюдов с товарами и людей, поехали, а куда, того я не знаю. Меня ж и бузулуцкого казака Матвея Арапова, и по прошению ж моему одного верблюда с товарами взял к себе помянутой Кунай и привез в свой улус. На другой день приехал к оному Кунаю вышереченной Когилдий и просил у оного Куная, чтоб он отдал меня ему и объявлял, что надобно меня убить, представляя: ежели-де мы его не убьем, то нам теми пожитками не владеть. Токмо оной Кунай меня ему не отдал, а сказал, что он меня будет держать у себя. И потом многие казаки ко оному Кунаю приезжали и просили с тех пограбленных товаров по их обычаю заздор же, и оной Кунай из данных ему от грабителей товаров, как вышеупомянутых, приезжающим давал, как из кож, також из сукон и протчего, что имелось, а больше для того, чтоб меня в живых удержать.
17. 5-го числа ноября приехал ко оному Кунаю калмыцкой посланец Жой-батырь и, пришед ко мне, сказал, что я от своего хана Галдан-Чирина отправлен был в Бухары послом и еду возвратно домой и, услыша, что русский караван разграбили, приехал нарочно к тебе, чтоб уведомясь обстоятельно, донесть своему хану; и спрашивал меня, что я велю сказать его хану; велел, чтоб он, хан, прислал своих людей. На что я ему ответствовал, что такой смелости приказывать хану его не смею, но буде он доброжелательной е. и. в., то и сам знать изволит, что к лутшему делать надлежит. Потом оной посланец вышереченному Кунаю сказал: для чего-де вы российской караван разбили, или вы не ведаете, что российская великая государыня с Галдан-Чирином в миру, за то вы будете ответствовать; и с тем от меня поехал. А затем оной посланец в Бухары ездил, того не объявил.
18. 7-го числа оной Кунай мне [сказал], что Мурзагул советуется с Когилдою и просят, чтоб и других, бывших при караване, убить для того, чтоб никакого о том известия не было. И как то я услышал, весьма прилежно оного Куная просил, дабы он, как можно, от того меня избавил. Кунай, дав мне и вышереченному казаку Арапову по одной лошади, отпустил в ночь к Ташкенту и послал сына своево для провожания, с которым и ехал я ночным же временем, опасаясь оных грабителей, чтоб паки не учинили нападения, и приехал в Ташкент 9-го числа ноября. [37]
19. По прибытии моем в Ташкент того ж числа явился я Юлбарс-хану и о себе объявил, что отправлен я по указу е. и. в. от его превосходительства тайного советника г-на Татищева из Оренбурха к нему с письмом, и по прошению его при караване с российскими купцами и что владения его Когилдий-батырь з братьями, напав в дороге, письма и презент, посланной ему от реченного г-на тайного советника, все разбили и людей разобрали. И потом я просил, чтоб как письма, так и людей и товар приказал он возвратить. На что оной хан мне сказал: слава-де Богу, что ты жив приехал, а я-де уже о том чрез твоего казака сведом (которой во время того нападения ускакал); и что он до твоего приезду к помянутому Койгилде послал Иаубасар-хана 29 и Туле-бия, дабы он, Койгилда, ограбленное и людей возвратил, а ежели не возвратит, то х калмыцкому хану Галдан-Чирину сына своего в аманаты он не отдаст; токмо он, Койгилдя, меня не слушается. Однако ж я буду стараться как можно, чтобы товары и людей возвратить.
20. Пошед от оного хана, стал на квартиру у ташкентского купца Маная Юсупова, который со мной ехал из Оренбурга, где пришли ко мне из ехавших на караване купцов казанской татарин Мемеш Исаев, Яков Казаев с товарищи восемь человек; и из оных Яков Казаев мне сказал: когда-де на оной караван учинилося нападение, в то время по разделу взяли их бывшие в провожании того каравана Мурзагул с товарищи и при них одиннадцать верблюдов с товарами и несколько лошадей. И по взятии их и товаров возвратились они, грабители, на реку Арыш, где они и ночевали; а поутру оной Мурзагул с товарищи взятые ими разграбленные товары делили между собою. И тогда приехали к ним Большой же орды кунтускова роду касаки и их самих ограбили. А между тем-де они, купцы Мемеш и Казеев с товарищи, от них убежали и прятались, где кто мог способ сыскать; а после совокупясь, пришли в Ташкент.
21. 20-го числа ноября ж был я у оного Юлбарс-хана и просил, чтоб он послал к Когилдию, дабы как разграбленные товары, так и остальные люди возвращены были. На что он сказал, что я-де завтра к нему отправляю есаула 30 своего Челпанчула, чтоб он все разграбленные товары и людей возвратил и, что я ему объявил, ежели он сжелает по прошению своему быть в подданстве у е. и. в. и получить милость, то должно ему по его чести и верности [38] во отыскании всего разграбленного и людей возможное свое старание приложить и весною их отправить в Оренбурх.
22. 19-го числа декабря показанной есаул Челпанчул возвратился и привез из взятых при том караване людей, а именно купца русского Ивана Иванова, драгуна Метлина да татар двенадцать человек; за что я пошел к оному хану, благодарил и потом просил еще об остальных людях, чтоб отыскать. На что он мне, хан, сказал, что и остальные люди к вам возвратятся.
23. Генваря 1-го сего 139 году помянутого хана сын Аблыз-салтан звал меня к себе, у которого я и был, и между протчими разговоры мне сказал: не печалься-де, что вас наши казаки ограбили; дай Боже, всемилостивейшей государыне многолетное здравие, и ежели отец мой, Юлбарс-хан, жив будет, то ваших разграбленных пожитков будет искать; и ежели-де Койгилда добровольно тех пожитков не отдаст, то отпишем к калмыкам, что[б] они приехали и их велили б разорить. За что я его и благодарил, по которому моему благодарении оной салтан, взяв чашу бузы и подняв руки вверх, поздравляя е. и. в., выпил всю.
24. 9-го числа того ж по призыву оного Юлбарс-хана был я паки у него и между протчими разговорами еще просил о возвращении остальных купцов, також и товаров. На что он сказал: весьма-де я желаю то возвратить и желаю быть верноподданным е. и. в.; к тому ж я весьма себе за великое щастие ставлю, что из такого великаго Российского государства на имя мое приехал русский командир с купцами, понеже-де как и Ташкент зачался, то никто из великой России не приезжал; и я бы желал видеть от е. и. в. письма, а ныне-де благодарю Бога за то, что ко мне русский командир жив приехал; прежния-де ханы такой чести никто не имел. На что я ему сказал, что об имени твоем всемилостивейшая государыня довольно изволит быть известна, а как намерение свое он исполнит и совершенно в подданстве е. и. в. будет, и разграбленные товары отыщет, то такую от е. и. в. милость, как и Абулхаир-хан, или еще и вяще получить имеет.
25. 13 марта получил я письмо из Туркестанта от Жанбек 31 и Нияса батырей, с которым письмом присланы ко мне Джиан и Баян батыри с тем, чтоб я со всеми при мне имеющимися людьми приехал к ним в Туркестант.
26. 18-го числа марта приехал Средней орды от Жанбек-батыря Худайшукар-батырь, Тургай, Мурзакбай с письмами к Июлбарс [39] и к Юбасар ханам, в которых пишет, ежели Юрбарс-хан желает с ним быть в прежней дружбе, то б он прислал русского командира с купцами к нему, дав им лошадей; и буде товаров их возвратить не может и подвод не даст, то б хотя пеших с вышеписанными его посланными отпустил. Оной Худайшукар мне словесно сказывал, что-де мне приказано от Жанбека сказать Койгилди, ежели он разграбленные товары возвратит или лошадей и верблюдов отдаст, то приказал ему оное принять; а ежели ничего не отдаст, то б людей всех отпустил, а о товарах с ним после будут говорить. На что-де оной Койгилды ему, Худайшукуру, сказал, что я буду в Ташкент к Юлбарс-хану и что хан прикажет, то и зделаю.
27. Того ж числа приехал ко мне Большей орды Тюля-бий и объявил, что приехал в Ташкент калмыцкой посланец, которой привез от хана Галдын-Чирина письмо к Койгилде в такой силе, на что он русских купцов ограбил и ежели-де привели их его ханские приятели, то он, Койгилде, зделал худо, а буде их привели неприятели, то-де ты, бывши черным, зделался белым, т. е. похвальным; и велено оному посланцу взять двух человек руских и двух нагайцов и привесть их к хану своему; и я-де для того нарочно к тебе приехал то объявить, желаешь ли ты с оным посланцом людей отпустить или нет. На что я ему, Тюля-бию, сказал, что подумаю и когда оного посла сам увижу, немедля ответ дам.
28. 19-го числа марта вышепомянутой от калмыцкого хана Галдан-Чирина посланец Базар-батырь приехал ко мне и сказал, что отправлен он от хана своего в Ташкент с письмом к Юлбарс-хану для вас и спрашивал меня, с кем я в Ташкент приехал и зачем.. На что я ему ответствовал, что я прислан из Оренбурха от помянутого тайного советника г-на Татищева с купцами для торгу; а везли меня Средней орды казаки. Потом он меня спросил, давно ли оные казаки с вами в миру; на что я ему сказал, что надеюсь яко хану его о том уже известно. Потом оной посланец сказал, ежели они с вами в миру, то и с нами також будут. Болея со оным посланцом ничего я не говорил за тем, что он был весьма пьян.
29. 20-го числа марта был я у Юлбарс-хана, которой мне о приезде преднаписанного посланца объявил, требуя, чтоб я ему отдал двух человек, купцов русских, для отвозу к хану Галдан-Чирину. На что я ему ответствовал, благодаря за милость, что помянутой хан посла своего прислать поволил, но понеже я видясь с посланцом, о том ничего от него не слыхал, того для как об [40] оном от него услышу, то и ответ ему на то дам. На сие Юлбарс объявил, что он ожидает Койгилди и когда оной к нему приедет, то будет о всем говорить.
30. 25-го того ж призывал меня Юлбарс-хан, причем были Иобасар-хан и Тюлю-би, також и калмыцкой посланец; и сказал мне хан: понеже ты прислан-де ко мне с купцами, а ныне прислал ко мне калмыцкой хан Галдан-Чирин и требует двух русских людей и двух нагайцов, того ради я объявляю, желаешь ли тех людей отпустить. Также-де прислал Жаныбек-батырь с требованием, чтоб тебя к нему отправить с присланными, и дабы я объявил, куда хочу ехать. На то ему ответствовал, что он, Юлбарс-хан, прежде послал в Россию послом Куная-батыря, прося, чтоб всемилостивейшая государыня соизволила принять его в свое подданство, а потом прислал он же ташкенского купца Нурмамета к г-ну генералу, требуя, чтоб российские купцы присланы были к вам для торгу с вашими купцами; и он, г-н генерал, не хотя оставить прошения вашего, отправил меня с купцами издольным числом караваном, токмо-де владения его Койгилды с братьями своими оной караван разбили, о чем ему и прежде донесено. И ежели бы того разорения не учинилось и с караваном благополучно приехали, то б были такие товары, кои по усмотрению моему здесь в Ташкенте распроданы быть не могли и мог бы с оными товарами отпустить некоторых людей в калмыки, в Бухары и к другим народам, живущим около Ташкента. А ныне туда людей отпустить не с чим, а к тому ж указу не имею. Притом представлял, что Жаныбек- батырь пишет к нему, чтоб он, Юлбарс-хан, отправил меня с людьми, присланными от него, и просил, дабы меня отпустили той же дорогою, которою приехал.
31. На то Юлбарс-хан калмыцкому послу сказал: «Сам-де 1 слышишь, что русский командир без указу людей к ним отпустить не смеет, а я насильно послать его не смею ж, опасался Е. и. в. гнева, також и от Средней орды кайсаков». На то посланец хану отвечал, что он прислан к нему, Юлбарс-хану, требовать вышеписанных купцов, но буде он хана его не слушает и людей не отпустит, то как хочет.
32. 29 марта вышепомянутой посланец приехал ко мне в караван-сараи и объявил, что он прислан к Юлбарс-хану для меня в Ташкент и велено было взять людей, токмо-де не знаю, для чего вы не хотите со мною людей отпускать. На что я ему сказал: [41] «Благодарю за милость ханскую»; отговариваясь тем, что без указу ехать не могу, да и не с чем.
33. 30-го того ж приехал в Ташкент вышереченной Кунай-мурза и привел с собою одного верблюда, взятого им при разграблении; да товаров привез из разграбленных же: сукна красного кармазинного на три кафтана, зеленого — на пять кафтанов, гвоздишного — на три кафтана, всего мерою аршин 32 сорок; четыре тюка китайки 33, пять выдр, четыре меха бельих; и отдав мне, объявил, что оное отдает он, желая е. и. в. верность свою показать, а более у него в остатке ничего не имеется, ибо-де разобрано у него другими, чему я свидетель. Ежели ж-де е. и. в. укажет все платить, то-де я не токмо свой пожиток, но и душу свою готов отдать. За что я его благодарил, обнадеживая за его верность е. и. в. милостию и награждением, и подарил ему сукна на два кафтана, два конца 34 китайки, одну выдру да мех белей; что принял он с великим благодарением, обещая служить е. и. в. верно. Того ж числа приехал в Ташкент Когилдя, Туганбай и прочия и привезен вышереченным Казою подпорутчик Кушелев, о котором ему, Казе, от меня приказано было, чтоб как можно, отыскав, привез.
34. В 31-де марта повстречался я на улице с помянутым Койгилдом и, поздороваясь, он говорил мне: «Дьявол-де нас тому научил, что мы вас ограбили по совету Мурзагулову, однак-де живот вам не отнели; ныне, ежели хотите от меня ограбленное требовать, то из Ташкента вас не отпущу, доколе не приедут сами Абулхаир-хан и Жаныбек. Ежели же то возьмите, что вам дадим, то отпущу; а я-де положился на волю ханскую и завтра будем советовать». На то я ему, Койгилде, сказал, что знатно-де те товары суженые твои были; а убить меня Бог тогда не допустил, и ныне в ваших руках состою, а насильно требовать ничего не могу. Ежели что отдадите, то приму, а паче с людьми моими меня отпустите возвратно или мне по требованию калмыцкого посла ехать; что я нарочно сказал, устрашивая их тем, ибо они весьма опасались, чтоб я в калмыки не поехал, которых они весьма боятся. На то он сказал, что-де мы не опасаемся калмык, когда будут здоровы Средняя и Большая орды, мы-де готовы служить е. и. в. и быть в подданстве, подтвердя, что завтра будут советовать с ханом.
35. В 1-е апреля прислал ко мне Юлбарс-хан, чтоб я к нему приехал с теми кайсаками, которыя при хане от Жанибека; и когда к нему пришел, то сидел прежде долго на дворе, потом Койгилдя [42] взял моего толмача и кайсаков и говорил толмачю: ежели-де русскии командир и присланные от Жанбека кайсаки хотят присягать, чтоб товаров не отыскивать, то нас отпустят, а буде хотят пожитки отыскать, то не отпустят. На что толмач сказал: «Я-де на сие ответу дать не могу, как хочет командир»; то ж сказали и вышеписанные кайсаки. Потом вышел ко мне на двор хан, Тюле-бий, Койгилдя и протчия и объявили, что Койгилдя-де требует, дабы ты присягал в том, чтоб пожитков впредь не требовать. На что ответствовал я: небезизвестно ему, г-ну хану, что он сам к е. и. в. писал, прося подданства, також и г-на генерала просил чрез письма о присылке купцов и товаров, почему я и отправлен; а е. и. в. прошение его, ханское, поручила ему, г-ну генералу; а ныне от того г-на генерала приказано совсем вас спрашивать: 1. Желаете ли вы быть в подданстве е. и. в. так, как Абулхаир-хан и Жанбек? На что он, Юлбарс-хан, Тюлей-бий и протчие сказали, что желают; а хан сказал, что все охотно желают, ежели-де е. и. в. вину Койгилды отпустит; 2. Желает ли он, хан, сына своего и других знатных людей послать к е. и. в. для принятия присяги? На что хан и Тюле-бий сказали, ныне-де с каким лицем мы к е. и. в. появимся, едут от нас купцы, и мы-де напишем письма и отдадим тебе, и ежели всемилостивейшая государыня отпустит вину Койгилде, тогда и послов и сына своего отпущу, а ныне сумневаемся и стыдимся. 3. Желает ли он, хан, в Россию отпустить купцов? И ежели российские купцы впредь приедут в Ташкент, чтоб им ни от кого обиды не было и буде похотят ехать в Бухары и в Хожан, чтоб остановки не чинили и с безопасными провожатыми отправлены были. На то он сказал: когда-де ваши купцы впредь сюда приедут и учинитца им обида от моих подданных, то я повинен платить; буде ж что зделается дорогою от моего неприятеля, то я невиновен и в вину мою причитать не надлежит; ныне же разграбление учинилось от Мурзагула и от других провожатых, кои отдали вас руками, коим образом вас и разграбили, ибо-де представленную яству всякой есть желает. 4. Спросил я Койгилды, отдает ли что нам из разграбленных товаров, а буде товаров взять ему негде, то б отдал имеющихся у него наших людей, верблюдов и лошадей. На что он, Койгилды, сказал: «У меня имеется токмо одна калмынка, да и ту не отдам и ежели ехавший купец Мемеш станет у него ту женку просить, а его, Койгилдея, не просит, то он его, Мемеша, не отпустит, а руского малого у него не имеется, а имеется у Тогонбая». Которой Тогонбай потому ж сказал, что не отпустит; и хотя его, [43] Тогонбая, хан и Тюле-бий, чтоб тот малой был отпущен, довольно просили, токмо он их не послушал. Притом я оному хану и другим говорил, что они удивительно делают, желая все в подданстве быть у е. и. в., а одного человека отпустить не могут и требуют за русского купца, имеющегося у Койгилдина сына Кара-батыря, выкупных денег, а имянно (просили они) восьмисот теньков (около сорока рублев), да за Мемешева сына тысячи теинов. И тогда Койгилдин сын Кара-батырь стал говорить, что-де я русского купца (предреченного Ивана Иванова) без денег не отпущаю, ибо-де оный достался мне при разграблении каравана и людей по разделу. Потом от хана посланы были к Койгилде за тем, чтоб взятых от каравана людей всех отпустил, но Кара-батырь помянутого купца отпустить в Ташкент не хотел. Оной же купец, видя всякое себе терпение, обещая ему, Кара-батырю, дать восемьсот теньков, токмо за неимением оных дал ему, Кара-батырю, косяк 35 камки; которой будучи во Оренбурхе, ташкентским купцам отдан был заимообразно, за который его и отпустили. Об отпуске от оного Тогонбая моего русского малого ничего тогда не учинилось и разъехались несогласны. Я остался у хана с Койгилдою, говорил ему, еще приведет ли он дело ко окончанию и отпустит ли нас, дав подводы и провиант. На что он, Койгилды, сказал, что я вам дам двадцать семь лошадей, а других, ежели не достанет, требуй-де от провожатых; и провиант обещал было дать, токмо не дал.
36. 2-го числа апреля пришел я паки к Юлбарс-хану с вышереченным Кунаем и подарил ему сукна зеленого на кафтан и притом его, хана, просил о письмах к е. и. в. На что он мне объявил, что письма к е. и. в. напишу и тебе отдам; притом же сказал, что будь-де воля е. и. в., с Койгилдою что соизволит, а я со всем своим юртом быть в подданстве у е. и. в. желаю. А потом со оным же Кунаем пошел я к Иобасар-хану и подарил ему ж на кафтан. Оной Иобасар-хан тож мне сказал, что и Юлбарс-хан. Того ж числа пришед я к Тюле-бию, подарил ему на кафтан же сукна, за что весьма благодарил и обещал всегда быть в верности у е. и. в. Тогда ж подарено ташкенским старшинам Абдулманам-баю — выдра да Ашимбаю — две китайки. Потом я имеющихся при мне купцов из Ташкента до Оренбурха отправил по обещанию Койгилды: одних на лошадях, а другие шли и пешком для того, что и провожатые, не хотя дождаться, уехали; а сам остался для взятья у оного хана писем. [44]
37. В Ташкенте ж будучи, звал меня и всех купцов в гости Средней орды Ерликап, по которому зову я с купцами у него и был; причем просил его, чтоб мне объявил, каким образом нападение на караван учинилось, понеже оной Ерликап в то время нападения при том был же, а что взял, того не знаю. На что он мне сказал: когда вы поехали в путь свой от деревни Икант, тогда приехал на другой день в ту ж деревню Абулмамет-салтан и хотел было ехать в Ташкент за вами; но приехал в ту деревню Большой орды Койгелда и сказал Абулмамет-салтану: напрасно-де ты в Ташкент ныне едешь, ежели желаешь быть ханом в Туркестанте, то надлежит тебе прежде послать к калмыцкому хану и требовать от него резолюции. По которым его словам Абулмамет-салтан и возвратился в Туркестант, а Койгелда и вышепомянутый Мурзагул поехали в путь свой; и дорогою Мурзагул говорил ему, Койгелде, что надобно-де российской караван нам разграбить, я-де за ними гнался, токмо их достичь не мог и ежели б-де достиг, то б разграбил. И тако согласясь, оной Койгелда с ним, Мурзагулом, послали в свои улусы и велели приехать людям для разбития каравана. Почему собравшись, и приехали на реку Арыш, а именно вышеписанной Туганбай да Койбазар, Кунаев брат, с товарищи человек с полтораста; и по прибытии оных Койгелда, Мурзагул-де сказали, что о том намерении надлежит сказать их провожатым и послали Туганбая к Хоженбердею и Казыйя к [...], бывшим в провожании, и объявили им, что намерены караван разграбить, на что оные согласились же, токмо из них Каза и Хоженберди сказали Койгелдею, ежели ж вы нам дадите сверх разделу то, что рядили с купцами, а именно десять тысяч теньков ташкенских, десять черных лисиц, десять кафтанов хороших, двенатцать лошадей, шесть верблюдов, пятнатцать баранов, да купца Мемеша с сыном живых, то-де мы готовы; а Мурзагул-де за старшинство выговорил оного верблюда с товаром, а Койгелду за старшинство — калмынку, жену Мемешеву; а с протчими людьми положили учинить как он, Койгелда, хочет, остальные же товары делить равно, в чем и присягали. Тогда оной Гарликап сказал Хоженберды и Казы: скажите-де о том-прежде вы купцу Мемешу; и они пошли и хотели оному Мемешу то сказать, что он, Ерликап, в бытность мою у него в гостях с купцами помянутому купцу Мемешу и самому говорил, в память ли тебе, что Хоженберды и Каза ночью приходили к тебе и сказывали про нападение. На то оной [45] Мемеш, встав на колени, говорил ему, Ерликапу, что про то ничего не слыхал, к нему никто не прихаживали, и ты оное объявляешь мне напрасно, что оной Мемеш и на мой вопрос подтвердил, а именно, что про то он ни от кого и никогда не слыхал.
38. 3-го числа того ж пришел я к оному Юлбарс-хану для принятия писем, у которого случился быть Иобасар-хан и Тюле-бий, и принял письма к е. и. в., також и к тайному советнику г-ну Татищеву получил; и притом оной Юлбарс-хан сказал мне, чтоб оныя письма отвез к е. и. в. и донес, что я там слышал и видел. И потом, простясь с оными ханами, отправился к Оренбурху за провожанием оного Тюле-бия, которой со мной ехал до улусу своего, где мне дал к е. и. в., також и к помянутому тайному советнику письма, и словесно приказывал ему, тайному советнику, объявить, чтоб оное грабительство причтено к нему не было для того, что он всегда желает быть подданным Е. и. в. К тому ж, как я и сам видел, грабежу он не касался, а чинил в бытность мою всякия вспоможения, потом из своего улусу провожал меня. Чрез два дни при котором пути, объявляя ему, Тюле-бию, просил, ежели он желает быть в подданстве е. и. в., то б российских пленников из Ташкента свободили (коих 5 видел человек с три). На что он мне сказал: когда будем в подданстве е. и. в., то оные пленники все возвратятся. Когда я его, Тюлебия (кой, почитай, всех ханов сильняя и власть более имеет), спрашивал, в каком согласии живут они с черными калмыками, на то мне отвечал: пока-де я жив буду, то надеюсь, что будет всегда согласие. Потом, простясь он со мною, поехал обратно.
39. 6-го числа прибыл я к реке, называемой Бадам, где прислал упоминаемой Койгилды двадцать три лошади, да Тугунбай отпустил вышеписанного русского малого, которого привел вышереченной Средней орды Каза-батырь.
40. 7-го числа того ж напали Большей же орды кайсаки чимирского роду, Коедалбиевы дети, человек с тысячу на ехавших с нами ташкенцов с товарами в Среднюю орду и в Оренбург, коих всех разграбили, причем и у нас несколько лошадей отогнали. Которое нападение они, кайсаки, учинили за то, что в Ташкенте по выезде моем на третий день закололи в мечете во время богомолья вышепомянутого Юлбарс-хана за то, что оныя сарты; не стерпя обид койсацких, от которых их хан не оборонял и судил неправо, а именно учинил то убийство из оных узбек (т, е. дворенины) два брата — Кара да Сара батыри. [46]
41. После того нападения приехали в Туркестант, где я был у Сеит-салтана и о причинившемся разорении сказывал, чему помянутой салтан весьма сожалел, говоря, что народ тамошней непостоянной; и послал со мною письма к е. и. в. Причем на словах просил, чтоб е. и. в. благоволила его принять в подданство, и когда-де он будет действительным ханом, тогда немедленно своих послов отправит; и дабы вышеписанное грабление ему, салтану, напрасно причтено не было, письмо первое привез я с собою, а второе прежде послал с подпорутчиком Кушелевым.
42. От него приехав дней чрез двадцать, приехали в Среднюю орду к Барак-салтану 36, которой о разграблении каравана спрашивал, от кого то учинилось; где были в собрании Средней орды старшины Чюрак-бий, Казбек-бий и протчия бии и батыри. И когда я о грабителях объявил, тогда салтан сказал: ежели-де е. и. в. изволит приказать оныя разграбленные товары оттыскивать, то они со всеми своими подданными для оттыскивания оных готовы ехать.
43. К Жанбек-батырю приехал я от Барак-салтана чрез четыре дни, которой принял меня приятно ж, спрашивая как и кто разграбил. На что он, Женбек, сказал: ежели ж всемилостивейшая государыня приказать изволит, то-де мы разграбленное оттыскивать готовы, токмо-де без указу того учинить не смеем; и дал мне к тайному советнику г-ну Татищеву письма, которые я послал прежде с подпорутчиком Кушелевым, а меня просил сгодить затем, что-де лошади худы, а как-де съедутся Барак-салтан и протчие, тогда-де посоветуемся о посылке послов.
44. Он же, Жанбек, при отпуске меня просил, чтоб я донес г-ну тайному советнику о нижайшем его подданстве и что он в прошлом году по указу е. и. в. кочевал по реке Оре, где чинятся от башкирцов великие обиды и всегда отгоняют лошадей; и просил, дабы его от башкирцов охранить.
45. От Жаныбека поехав, приехал я 18 майя Средней же орды к Кучак-хану 37, где был и вышеписанной Жаныбек и другие старшины. Которой хан мне говорил: в прошлой-де год я от Оренбурга кочевал в дальном расстоянии и затем с г-ном генералом не видался, а ныне пришел в чувство со всеми теми, кои в прошлом году в Оренбурге не были, и желаю-де видеться с г-ном генералом, и присягу е. и. в. учинить, и верность показать, для чего-де ныне посылаю к г-ну генералу человека своего с письмом, которой тогда и послан с подпорутчиком Кушелевым. [47]
46. Оттоле поехав, прибыл в Оренбург 20 майя, а 23-го, не доезжая Озернова, получил присланной мне из канцелярии Коммисии указ и притом к ханом грамоты, которые я привез с собок обратно за тем, что от помянутого Янбека посланы посланцы и письма к е. и. в. и к г-ну генералу Соймонову для обстоятельной резолюции.
47. В пути к Оренбургу сказывал мне Баян-батырь, которой ныне в Самаре, что того дня как я отъехал от Жаныбека, получил Барак-салтан из Большой орды от Тюле-бия письмо, в котором пишет, будто черные калмыки имеют войну с чюрчутами (кочуют оные около Китая); и оные-де калмыки от них, чюрчутов, весьма утеснены и, бояся оных, кочуют за какою-то Ледяною горою вдали; а аманатчики, бывшие у них из Большой орды от Юлбарс-хана, отпущены в Ташкент. И того ради он, Тюле-би, Барак-салтану объявлял, не хочет ли он ехать на тех калмык, дабы всех в конец разбить; а что зделалось, о том уже мне неведомо.
О Ташкенте и Туркестане на память, а имянно.
О Ташкенте
Ташкент-город стоит более на ровном месте, величиною в длину версты на четыре, а поперек — версты на три или полчетверти. Реки в нем самом не имеется, а есть от онаго верстах в десяти, называемая Чирчик, из которой в город прокопаны каналы неширокие неведома глубоки, коих весьма много; и чрез оные жители столько воды имеют, что на каждом дворе своя вода; сверх того в городе многия пруды и колодези. Оная река, сказывают, шириною сажен 38 на 15, местами глубока, а инде есть и броды; воду имеет светлую, весьма здоровую, течение имеет от востоку к западу, из гор впадает же в Сырдарью. Строения в Ташкенте, например, тысяч шесть или более, все глиняные, окошек имеют по одному, кое обыкновенно делаются у них наверху. Покрывают они, полагаю, бревна, а на оные дощечки осиновые одна от другой на аршин, потом настилают плетеные из камыша рогошки и на оные кладут пуки камышевые, а после насыпают с землею и утоптывают снизу. Кровля [не] так крепка бывает, что когда случитца дождь, то едва не все в избах помокнут, и больше защищает от ветру, нежели от дождя. Снаружи оные избы вымазывают глиной глатко, а внутри тою ж глиною, смешивая с известью, мажут и [48] выделывают весьма нехудо. В стенах большия и малыя поставчики, на которые ставят свою посуду, чаши глиняные и прочее. А больших улиц в городе восемь, и у каждой на выезде — вороты деревянные, а иные кирпичные. Протчия же улицы весьма тесные, а именно сажени по полторы и меньши. Вороты оные называют: 1. Самарканские, 2. Бешагатчь (Пять дерев), 3. Терсерек, 4. Шухантаугер, 5. Тартакул, 6. Тазархан, 7. Капкан, 8. Кочки.
Среди города базар, которой по их называется рогистан. На сей площади сделан пруд, выкладенный диким камнем, вышиною по верху земли аршина два в длину, а поперек — по 10 сажен; наполнен водою, в круге обсажены великия деревья тутовыя, где у ташкенцов главной торг имеется. Продают пестреди 39, кумачи, выбойки крашенные, кафтаны деланные и протчие тутошные и привозные. Сверх оного еще имеются разные ж базары, где продается хлопчатная бумага, також пестреди и другия бумажные парчицы на тамошние деньги и на мену баранами и лошадьми. А лавки торговые на тех базарах сделаны глиняные ж, в которых товаров своих более бывает как рублев на дватцать или на сорок, а держат, сказывают, по домам.
Из российских товаров охотнее всего покупают они сукно кармазинное, цветом малиновое, бобры немецкие, краску брусковую 40; також выдры, а о цене точно показать неможно для того, что воры, разграбя караван, не зная цены, продавали весьма дешево сукна на их деньги по 2 руб., а против наших рублев по 10; бобры на их деньги по рублю по 30 и по 40 коп., краску брусковую продавали по 4 их рубля чарик невступно 6 дунтов русских денег причтется за пуд со 150 руб.; а прежде, сказывают, покупали оной чарик по 7 руб. на их деньги, выдры отдавали копеек по 40 и по 50, и подо на таможния ж деньги.
Мечетей в Ташкенте исчисляют около 150 — глиняные и кирпичные; також есть великие старинные строении, кои по их называются медресы, т. е. училища, сделанные наподобие наших церквей с главами весьма хитрою работою. Внутри оных выделено алебастром и украшено резьбою, в одной из оных погребен старинной Барак-хан 41. Оная перед другими гораздо лутше, ибо много резьбы вызолочено и костью выкладено, но в таком небрежении, что в нее запираются лошаки и другая скотина.
Во время бытности моей был у них в Ташкенте праздник генваря 1-го, и тогда было у них главное богомолье на одном лугу, где [49] россажены регулярно осиновые и тутовые деревья. На котором собрании было их 10 000, окромя женска полу; во время того богомолья несли сперва знамя на высоком древке — наподобие казачего бунчека 42. То знамя провожали многие хаджи, ахуны и муллы с великим пением, и таковых знамен в сей процессии было четыре. Когда последнее знамя пронесли, кое по большей части хаджи и ахуны провожали, то затем ехали ханы и протчие знатные старшины и ташкенцы; пред ханом ехали 2 музыканта, играя в сурнаю, по нашему габон, весьма громко, а иные били в бубны. Для сей же процессии имеетца у них медная труба величиною сажени на 3, наподобие корабельных руперов, кою несли 2 человека, играя из оной власно, как в полевой рог собак сзывают. По сторонам ханов, також впереди и сзади ехали кайсаки и тутошные обыватели, стреляя из ружей по женскому полу, пужая оных. На показанном месте, снесши знамена вместе, послали под ханов ковры, а притом сделан был анбон высоко, на котором вобщей главной хаджа отправлял молитву с великим криком, а по отправлении богомолья было казани, чем и кончилось.
В Ташкенте садов имеется довольное число, растет виноград, шаптала, винные ягоды, яблоки, груши, урюки множество; в реке Чирчике рыбы, сказывают, довольно, токмо ловить неохотники, ибо едят всегда мясо. В Ташкенте ж имеется мельниц водяных довольно.
На полях родится у них пшеница, ячмень, пшено сорочинское, просо, хлопчатая бумага. Землю пашут они сохами на быках, онаго хлеба родится у них весьма довольно, токмо запасного не бывает того для, что от жаров сгнивает.
Манифактур у них больших не видел, шелк всякой делают про себя, а именно: берут семена шелковые и носят, привязывая в штанах к часнику, чрез несколько дней таким образом высаживают червей, а потом производят шелк.
Руды, сказывают, что берут в горах: железную и медную, а других нет, говорят, что прежде из гор доставали серебро и золото, только я онаго достать не мог, а свинцу в тех горах довольно.
От Ташкента, расстоянием верст с 50, есть гора, которая называетца Казгурт-ата, т. е. Отец горам. Об оной говорят, будто на ней стал Ковчег Ноев, и ныне-де лежит на той горе великая окаменелая доска. Равным же образом сказывали, что под Бухарами такая ж гора находится, имянуемая Нортау, на которой такая же великая доска и верблюд окаменелой. [50]
Сколь давно и от кого Ташкент построен, и когда владел вышепомянутой Барак, того доведаться никак не мог. Около города фортеции никакой нет, кроме заборов глиняных, вышиною оные сажени на две, около Ташкента земля пещаная, а травы в долинах довольно, кою называют ташкенцы янтак. Оная имеет иглы, которые употребляются вместо дров. В Ташкенте тепло, но дождь бывает довольно, а зима более трех месяцев не бывает.
О Туркестанте
Туркестант против Ташкента втрое или вчетверо меньше. Стоит при речке, называемой Кара, суть то есть Черная вода. Улицы в нем кривые, весьма тесные — поперек меньше сажени. Домов в нем с 1000, строены таким же манером, как в Ташкенте, токмо хуже; фортеции никакой регулярной нет, но точию сделана круг всего города нерегулярная стена глиняная и в круг ее ров с водою небольшой.
Мечетей в нем 3, из которых одна — высокая, старинной работы, и весьма в ней много разных покоев. В той мечете лежит их великий святой, именуемый Азрет-хаджа. Базаров никаких в Туркестанте нет, садов за городом малое число.
На полях около Туркестанта родится пшеница, ячмень и просо, а пшена сорочинского нет. Тут же хлопчатая бумага родится же, заводов здесь никаких не имеется.
От Туркестанта день езды, сказывают, что есть гора, называемая Каратау (Черная гора), где будто прежде доставали золото, а ныне не ищут, сказуя, что никто то не имеет.
РГАДА. Ф. 248. Кн. 1183. Л 465-488. Копия.
Объявление подпоручика Алексея Кушелева
1739 г., иуниа 5-го ч[исла] прибывший того числа в Самару подпорутчик Алексей Кушелев с доношением от отправленного в прошлом 738 -м году в караване порутчика Миллера объявил.
1-е. Когда они 138-го, августа 30-го из Оренбурга с караваном отправились, то всему своему пути он, Кушелев, имел обстоятельной журнал по 2-е число ноября того года, в котором нужные примечании у него все были записаны, а упомянутого числа ноября [51] напали на караван Большой орды кайсаки чимирского рода Койгилда с товарысчи человек с полтораста и караван разграбили, согласясь с провожатыми Средней орды Мурзагулом-батырем, Ходжинбердеем да Казом, коего отечества не знает; и с протчими той же орды, о которых могут доказать доброжелательные из тех кайсаков в провожании ж бывшие Мурзанбай да Торга-батырь; причем помянутой журнал и инструменты и книги ограблены ж.
2-е. Ис того журнала припомнил он, Кушелев, что от Оренбурга до города Туркустана расстояние 1546 верст, а о градусах примечаниа за туманными днями обсервовать ему было невозможно. От Туркестанта до реки, Арил называемой (коя шириной с Самару, течет от востоку к западу в Сырдарью), 153 версты; а от той реки отъехав верст с 50 до Ташкента, по словесному кайсаков объявлениу, дня за два ограблены.
3-е. Едучи туда, остановилися они с купцами для покупки верблюдов и лошадей и для путевого управлениа при урочисче Мамыцкой степе, проехав реку Таргай у Букенбая-батыря, менее, одиннатцать дней; которой батырь к ним был весьма доброжелателен и в покупке помогал и ни от кого ни малейшей противности не имели. В Туркестане для отдыха жили три дни, где тогда случился Абулмамет-султан Средней орды, которой туда приезжал по призыву, для наследства после брата своего Шемаха-хана, но того наследства (как видимо) не принял; а зачем, того подлинно не знает; оной Абулмамет оказался к ним благоприятен же.
4-е. Когда они в Туркестане были, тогда обретавшие там старые русские пленники объявили им, что тутошные Средней орды кайсаки, кочующие близ города Туркостана, хотели их грабить и о том помянутому салтану явно говорили, но оной к тому их не допустил, уговаривая их, зазвав к себе нарочно, и трактовал по тамошнему обыкновению брагой и мясом, отчего они, укротясь, никакой обиды им не делали.
5-е. Пошед из Туркестана, в четвертый день пути повстречался с ними Большой кайсацкой орды старшина Кунай-батырь, которой, приехав, объявил, что он выехал для встречи их и поехал с ними к Ташкенту, обнадеживая, что можно ехать без страха.
6-е. О нападении на караван они ни от кого ничего напредь не знали, но учинилось оное нечаянно из-за горы, но точию в тот самой час ехавшей в караване Средней, орды вышеупомянутый Мурзагул-батырь начал отбирать с купцов сайдаки и верблюдов [52] сперва своими людьми, а тот же момент и чимерцов человек с полтораста наскакало грабить, а людей разбирать.
7-е. Против нападения сего хотели было они противиться, но вышепомянутой доброжелающий Конай-батырь стал им говорить, чтоб они не противились и не стреляли, ибо тем себя умертвить могут; чего ради они того и не чинили, да и чинить по многолюдству неприятелей невозможно было, ибо оружейных людей весьма мало, и не больше десяти человек. А кому что из тех воров по розделу досталось, того он, Кушелев, сказать не может, но точию припомнит, что верблюдов было с сорок, да лошадей — со сто.
8-е. При том разбое взяты порутчик Миллер преднаписанным Кунаем-батырем (который разбойников о нем упросил и взял на свои руки), а он, Кушелев, взят киргисцом упомянутой Большой орды Туванбаем, которой при розделе разграбленных пожитков продал его той же орды кайсаку Кангочку за один кармазинный кафтан, у коего он служил месяца два: пас овец, носил воду и вьючил верблюдов и повседневно толк просо. Когда же старанием убитого (убит от сартов ташкенских) Юлбарс-хана и порутчика Миллера (коего Кунай-батырь провес по ночам в Ташкент за провожанием сына своего) стали собирать в Ташкент пленных из каравана, тогда упомянутый Кангочок, сожалев о нем или убоявся помянутого хана, отпустил его, Кушелева, к первому его хозяину Туванбаю для отвозу в Ташкент; но оной Туванбай, не отпустя его в Ташкент, держал у себя в такой же работе месяца с полтора, а потом отдал было его калмыком конташинцам, кои его возили с собою дни с два и хотели отвесть к своему хану в Калмыцкую орду. Однак оной Туванбай его, Кушелева, у тех калмык украл и продал кайсаченину ж (коей орды, не знает) Багул-батырю за пять кобыл; у оного работал он побольше дву месяцев даже до приезду в ту орду из Средней орды Жанбек-батыря, которой, приехав, его выручил; и старанием его отвезен марта 30-го в Ташкент.
9-е. Будучи он, Кушелев, в показанном плену, о российских людях и о разграбленном караване многого не слыхал, понеже языку кайсацкого не знает; однак мог приметить, что о том они весьма раскаиваются, о чем-де чай и в присланных письмах на имя г-на тайного советника Татисчева от Юлбарс-хана писано с объявлением, что разграбленного собрать же не могут, а желают быть в подданстве е. и. в. К тому ж в Ташкенте он, Кушелев, был точию три дня, да и то болен; ведает же о сем всем более порутчик Миллер, у которого к е. и. в. от Юлбарс-хана письма имеются. [53]
10-е. Из Ташкента по сборе всех караванных людей поехали они апреля 2-го (по тамошнему климату и же теплое время и жаркие дни, ибо лес роспускается в феврале), на которой съезд лошеди даны от раскаявшихся воров, кои обесчали было дать и провиант, точию не дали; и ехали они за провожанием вышепомянутого Жанбек-батыря людей даже до его улусов; которой ныне от Оренбурга кочует со всеми свои улусы в тех днях.
11-е. Когда они с показанными провожатыми, возращаясь, доехали до преднаписанной реки Арши, причем ехали с ними ж ташкенские сарты с товарами: некоторые в Оренбург, а другие — в Казачью орду, тогда опять напали те ж воры-чимирцы на сартов, мстя им Юлбарс-хана убийство (ибо как они из Ташкента выехали, то на другой или третий день оное убийство хана и учинилось), коих они всех ограбили, а некоторых порубили; причем и у них лошадей с десять отогнали ж.
12-е. В протчем уже они, Кушелев и Миллер, с людьми своими ехали без всякого препятствия до юртов Женбек-батыря и Кучак-хана Средней орды, которой хан и с ним Барак и Абулмамет салтаны и другие, их старшины, со всеми своими улусы усоветовали и желают быть в подданстве е. и. в., о чем обстоятельнейшее известие привезет порутчик Миллер, ибо он остался в улусах Женбековых у Букенбая-батыря, ожидая окончательного их большого совета и посланцев.
13-е. Тот совет, как он, Кушелев, слышал, и Миллер донесть приказывал, состоит у них в том, более как е. и. в. указать изволит о показанных грабителях: войною ли на них идти или в подданство покорить, или разграбленные пожитки отыскать.
14-е. Кунай-батырь, о коем выше помянуто, при нападении о сохранении каравана и людей весьма старателен был, и как разграбленное воры делили, он ничего от них (хотя ему и давали) брать не хотел, но точию по прошению порутчика Миллера (он, Кушелев, уже прочь отведен был) взял одного верблюда с товаром, которого к ним в Ташкент привел. На оные товары, будучи в Ташкенте, исправили себя на дорогу писчею, лошадьми, седлами и протчими конскими приборами. На те ж товары выкупили Астраханского пехотного полку капрала Степана Чюлпанова, которой взят в полон на Астраханском Каспитском море трухменцами и продан кайсакам, а от кайсаков — в Ташкент, где он был лет с пятнатцать садовником; дали за оного сукна доброго на два кафтана; которой с ним же, Кушелевым, в Самару приехал. [54]
15-е. Будучи в орде, осведомился он, что Большая кайсачья орда состоит в подданстве у калмык-конташинцов и Юлбарс-хана сын находится у оных в аманатстве. И как-де калмыки приезжают в орду, то киргисцы их весьма опасаются и почитают. Притом же объявил, что в бытность порутчика Миллера в Ташкенте приезжал от хана помянутых калмык посланник, которому велено было от оного хана взять их к нему, хану, на что и Юлбарс-хан склонялся и ныне туда ехать позволял. Однак они, не имея о том указа, учинить сего не могли и тем отговорились; а насилием взять не допустил данной от Жанбек-батыря конвой.
16-е. Абулгаир-хана, возвратясь, они не видели, а слышали, что кочует на Сырдарье, заводит пашню, понеже-де в прошлом 738-м году от великих снегов многиа у него овцы померли; и сказывают, что, управясь с хлебом, прикочует к Оренбургу вскорости. А кайсаки-де с товарами в Оренбург ехать прежде их приезду не смели, опасался гневу е. и. в.; а ныне, поверя ему, Кушелеву, и приехавшему с ним казаку из татар Кубеку, отпустили для опробации человек с семьдесят, кои ныне в Оренбурге и торгуют; впредь же обещали, ежели сим не будет страх и расторгуются благополучно, то всею ордою торговать будут.
17-е. Жанбек-батырь приказывал ему донесть г-ну тайному советнику Татисчеву, а в небытность его — кому команда вручена, все, что он, Кушелев, сам видел, о его верной службе, а ежели что он, Кушелев, солжет, то на нем грех будет; а буде добрые вести получит, то оне во всей орде его благодарить за то будут.
18-е. Ташкенцы и туркестанцы все с великою радостью готовы быть в подданстве е. и. в., дабы они охранены были от кайсаков и калмык, от которых они многие раззорении претерпевают; о чем ему, також и порутчику Миллеру сами сарты сказывали; оной порутчик может о сем обстоятельнее донесть.
19-е. Город Туркестан стоит при реке, называемой Карасу (Черная вода), величиной в долготу верст на две, а в ширину — на версту. Улицы в нем кривые и весьма тесные, строение глиняное, низкое, коего будет домов с тысячю; фортеции никакой регулярной нет, но точию нерегулярная стена около города глиняная. Три мечети, из которых одна — высокой старшинной работы й местами вызолочено. Заводов в нем никаких не имеется. От сего города к востоку день езды, сказывают, что есть гора, называемая Каратау (Черная гора), в которой будто находится золото; и прежде в той горе, [55] сыскивая оное, употребляли на преднаписанную мечеть, где и поныне в той горе имеются горнокопательные инструменты. О сем сказывал находящейся в Туркестане пленником астраханец Карп, а отечество и прозвание позабыл; оной объявил, что в полону уже лет с тридцать. Около Туркестана родится пшено сорочинское, просо, пшеница, ячмень и хлопчатая бумага; лесу не имеется, а топят травою и камышем.
20-е. Ташкент стоит при реке, Чирчик называемой (побольше Самаре), величиною против Туркестана вчетверо больше или и слишком; крепость нерегулярная, глиняная, около всего города, жилья домов тысяч около шти; садов имеет множество, точию он, Кушелев, обстоятельно о всем сказать не может, ибо в нем только трои сутки был, а знает подробнее вышеимянованный капрал Чулпанов.
21-е. Между Туркестана и Ташкента разные местечка, из которых два помнит, а именно: Дибучен да Сайрянь; в них дворов ста по два; сверх оных еще таких же видел до пяти — шти, точию имен их не знает. А живут в них пахотные сарты; а от Туркестана в близости находится есче городок Кайрян по сю сторону верст с тритцать; жила в нем дворов с полтораста.
К подлинному подпорутчик Кушелев руку приложил.
Секретарь Петр Рычков.
РГАДА. Ф. 248. Кн. 1183. Л. 324-328. Копия.
Комментарии
24. Татищев (Татисчев) Василий Никитич (1686-1750) — известный историк и государственный деятель. Окончил Московскую артиллерийскую и инженерную школу. Участник Северной войны, был ранен в Полтавской битве. В 1734-1737 гг. был назначен командиром уральских, сибирских и казанских горных заводов. В 1737-1739 гг. — начальник Оренбургской комиссии, в 1741-1745 гг. — начальник Калмыцкой комиссии, астраханский губернатор (Губернаторы Оренбургского края. Оренбург, 1999. С. 27-35).
25. Букенбай Бешкурткаулы (ум. 50-е гг. XVIII в.) — батыр рода шакшак племени аргын Среднего жуза, близкий родственник знаменитого батыра и тархана Жаныбека Кошкарулы. Приобрел большую популярность и авторитет у своих соплеменников в период 20-х гг. XVIII в. в ходе вооруженной борьбы против джунгарской агрессии. За совершенные боевые подвиги получил почетное звание батыра и был избран старшиной в подразделении сарыжетым рода шакшак племени аргын. В период 30-40-х гг. XVIII в. был одним из самых знатных, влиятельных и богатых старшин в Среднем жузе. Активно поддерживал внутреннюю и внешнюю политику хана Абулхаира, входил в состав его ближайшего окружения (Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.) / История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Т. 3. 2005. С. 415-416, коммент. 35).
26. Абулмамбет (Абулмамет) (конец XVII в. — ок. 1771) — султан Среднего жуза, с 1739 г. — хан, соправитель хана Кушыка, хана Барака (кон. 1749 — март 1750), сына Семеке-хана хана Есыма (сер. 1750-х — 1798). Старший сын хана Среднего жуза Болата и внук Тауке-хана. Выдвинулся в число казахских лидеров на рубеже 20-30 -х гг. XVIII в. в ходе напряженной борьбы казахского народа с джунгарской экспансией. Был избран в ханы небольшой группой старшин части кочевых родов аргынов при активном содействии влиятельного среди них и городского населения Южного Казахстана жителя г. Туркестана казахского батыра Нияза.
Под его управлением находилась часть родов племени аргын, а с 1750 г. помимо них — племя керей, некоторые роды племени найман и 5000 семей казахов разных родов племени конрат Среднего жуза. В 1743-1745 гг. был совладельцем городов Туркестан, Сауран, Отрар, Сузак, Угустау и некоторых других оседлых поселений со старшим сыном хана Семеке Сеит-ханом (1741-1745), в конце 1749 — начале 1750 г. — со вторым сыном Семеке Есым-ханом.
28 августа 1740 г. Абулмамбет-хан принял в Орской крепости российское подданство. С. 1743 г. проживал в г. Туркестане, где в течение почти трех десятилетий поочередно соперничал за власть и политическое влияние на окрестное кочевое и оседло-земледельческое население с сыновьями хана Семеке ханами Сеитом и Есымом и с этой целью искал в 1740-х гг. поддержки у джунгарского хана. После смерти хана Абулхаира имел в Степи номинальный статус старшего хана. Многие годы выступал покровителем султана Аблая, который испытывал к нему личную привязанность и относился с доверием и уважением как к ближайшему родственнику из современных ему ханов. Умер естественной смертью в г. Туркестане и там же похоронен (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 115).
27. Сеит (ум. после 1745) — старший сын хана Семеке, внук хана Тауке. Наследовал власть над г. Туркестаном и его округой, а также частью кочевавших на юге Казахстана подразделений племени конрат от своего отца, хана Семеке. Получил ханский титу, и властные полномочия непосредственно от джунгарского хан; Галдан-Цэрена (1727-1745), являлся его прямым вассалом. С 174 по 1745 г. соперничал с ханом Абулмамбетом за право обладание г. Туркестаном и окрестными селениями и в этой связи неоднократно обращался за поддержкой к джунгарскому хану. Ввиду отсутствия необходимых организаторских способностей и управленческих навыков, а также склонности к алкогольным напиткам и дебошам, не пользовался сколько-нибудь значительным авторитетом и влиянием среди местного населения. К середине 40-х гг. XVIII в. неизвестным образом утратил власть в Южном Казахстане, и с этого времени его след теряется в письменных источниках (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII — середине XIX вв. // Культура и история Центральной Азии и Казахстана: проблемы и перспективы исследования. Материалы к Летнему Университету по истории и культуре Центральной Азии и Казахстана (4-23 августа 1997 г.). Алматы, 1997. С. 79, 114).
28. Галдан-Цэрен (Галдан-Черен, Галдан-Чирин) (ум. 1745) — джунгарский хан (1727-1745), сын хунтайджи Цэван-Рабдана от его брака с хошоутской княжной Кюнгу. При нем в 1735 г. было восстановлено джунгарское господство в Семиречье и совершен ряд новых военных вторжений джунгар в Южный Казахстан в период 1739-1742 гг.
29. Иаубасар-хан (Юбасар-хан) — соправитель и вероятно близкий родственник Жолбарс-хана.
30. Есаул (ясаул) — обозначение должностных лиц при ханах и султанах для выполнения официальных поручений, таких, как доставка письменной корреспонденции султанам, старшинам и прочим зависимым лицам, а также устной информации разного рода правителям и чиновникам соседних государств; сбор налогов и прочее.
31. Жаныбек Кошкарулы (Джанбек, Жанбек) (ум. 1751) — знатный казахский батыр и бий рода шакшак племени аргын Среднего жуза. Один из наиболее близких сподвижников Абулхаир-хана с юных лет до конца его жизни; по народным преданиям казахов, активно способствовал возвышению молодого султана среди казахов и приобретению им ханского титула. Был одним из основных участников и предводителей казахов в годы борьбы с Джунгарским ханством. В отличие от многих других представителей казахской знати Среднего жуза в 1742 г. категорически отказался по требованию джунгарского хана отправить в ургу своего сына в качестве аманата. Был убежденным сторонником укрепления и централизации ханской власти в Степи, последовательно содействовал в этом отношении хану Абулхаиру (Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.) / История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Т. III. 2005. С. 411-412).
32. Аршин — русская дометрическая мера длины, равная 1/3 сажени или 16 вершкам, соответствует 0,711 м.
33. Китайка — плотная хлопчатобумажная ткань преимущественно синего цвета. В Россию часто ввозили похожую шелковую ткань из Китая, откуда и пошло это название. Аналогичную недорогую хлопчатобумажную ткань для пошива верхней одежды производили в это время и в самой России.
34. Конец — старинная единица измерения ткани, насчитывающая около 15 м.
35. Косяк — т. е. отрез ткани.
36. Барак (ум. 1750) — султан Среднего жуза, с августа-сентября 1749 г. — хан группы родов Среднего и Старшего жузов, управлял большинством родов племени найман, частью родов племени конрат и родом каракесек племени аргын, а с осени 1749 г. некоторыми подразделениями племени дулат Старшего жуза. Сын хана Турсына (ум. 1717), родной брат Кушык-хана (ум, после 1785). Имел постоянную ставку на юге Казахстана, в г. Икане, право на владение которым унаследовал от своего отца. С конца 1730-х гг. был основным политическим соперником хана Абулхаира, и желая составить ему сильную конкуренцию за влияние в Степи, в ноябре 1742 г. принял российское подданство. Однако больше придерживался про джунгарской ориентации и в 1742 г. отправил своего старшего сына султана Шигая (ум. 1750) в ургу в качестве аманата. Пользовался расчетливой поддержкой оренбургского губернатора И. И. Неплюева, разжигавшего соперничество между Бараком и Абулхаиром с целью ослабления влияния последнего на кочевое население трех жузов и дезавуирование института старшего хана в общественном сознании казахов. 15 или 17 августа 1748 г. в борьбе за власть Барак убил хана Абулхаира и откочевал к границе с Джунгарией на р. Сарысу. Отсюда он дважды посылал в ургу к хану Цэван-Доржи-Аджа-Намжилу (1746-1749) прошение о предоставлении ему джунгарского подданства, но не получил никакого ответа. В результате этого был вынужден в конце 1748 г. обратиться за решением вопроса о своей виновности в убийстве Абулхаира к суду биев. Суд биев в составе четырех человек, из которых первый арбитр — бий Олжебай из рода баганалы племени найман — был подвластен самому Бараку, а трое остальных биев — Караток из рода торткара, Козанай и Мамет-аталык из рода каракесек поколения алимулы Младшего жуза находились под властью его сообщника в убийстве Абулхаира султана Батыра (ум. 1771), формально оправдал Барака. После этого казахский султан откочевал с группой подвластных ему родов в район Туркестана, где осенью 1749 г. был избран их старшинами ханом при поддержке влиятельного в Старшем жузе Толе-бия Алибекулы.
Однако сыновья убитого Абулхаира, не признав легитимным оправдательный приговор четырех биев, стали искать возможность отомстить семейному врагу и с этой целью вступили в политический торг с джунгарским ханом, которому пообещали отдать в жены за голову ненавистного убийцы уже сосватанную раньше их, отцом родную сестру. В начале 1750 г. Барак был отравлен в г. Карнаке в доме у одного ходжи, к чему, по убеждению многих казахов, имел прямое или косвенное отношение джунгарский хан. Барак был похоронен в Туркестане (Ерофеева И. В. Хан Абулхаир. С. 297-304; Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.). С. 408-409, коммент. 14).
37. Кушык (Кучак-хан) (ум. после 1785) — хан рода садыр племени найман Среднего жуза, старший сын хана Турсына. В 20-30-х гг. XVIII в. его кочевья располагались по Каратауским горам, между рек Талас и Арыс, вблизи границ Среднего и Старшего жузов с Джунгарским ханством. Постоянной ханской резиденцией Кушыка являлся г. Сайрам. С середины 30-х гг. XVIII в. находился в зависимости от джунгарского хана. Был тестем хана Нуралы, за которого выдал свою дочь. С начала 50-х гг. XVIII в. в связи с усилением султана Аблая в Среднем жузе утратил сколько-нибудь заметное влияние в Степи и, вероятно, лишился ханского титула (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII — середине XIX вв. С. 78, 113).
38. Сажень — русская дометрическая мера длины, равная 3 аршинам или 7 футам, соответствует 2,1336 м.
39. Пестредь — грубая ткань, пестрая или полосатая.
40. Брусковая (кубовая) краска — индиго.
41. Имеется в виду Шибанид из рода основателя государства кочевых узбеков Абулхайр-хана (1412-1468) — Барак-хан (ум. 1556), правивший Ташкентом в середине XVI в.
42. Бунчук (бунчек) (тюрк.) — длинное древко с шаром или острием на верхнем конце, прядями из конских волос и кистями; являлся знаком власти атамана или гетмана на Украине и Польше.
Текст воспроизведен по изданию: Путевые дневники и служебные записки о поездках по южным степям. XVIII-XIX века // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том VI. Алматы. Дайк-пресс. 2007
© текст - Ерофеева И. В.,
Жанаев Б. Т. 2007
© сетевая версия - Thietmar. 2015
© OCR - Станкевич К. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Дайк-пресс. 2007