Рапорт Г. С. Карелина оренбургскому военному губернатору генерал-адъютанту В. А. Перовскому об отношении хивинского хана к его экспедиции

11 июля 1832 г.

Хивинский хан предполагал было сначала, что появление русских на здешних берегах имеет целью одну из тех временных экспедиций, которые в течение последнего пятнадцатилетия столь нередко совершались в киргизские пределы. Всегдашнее опасение покойного хивинского владельца завоевателя Махамет-Раима (Мухаммед-Рахим) и нынешнего хана Алла-Кулы заключались в том, чтобы русские каким-либо постоянным заселением на восточном берегу Каспийского моря не ограничили хищничества киргизов на море и не привлекали к себе как их, так и соседних туркмен заманчивостью несравненно выгоднейшей и совершенно свободной торговли. От морских разбоев адаевцев приобретало ханство множество невольников, из коих часть по праву доставалась самому хану даром, а стекавшиеся в Хиву за первыми потребностями жизни кочующие народы тягостными для них, пошлинами с каждого барана и вьючнаго верблюда доставляли одну из главных статей дохода его высокостепенства. Кроме сих второстепенных причин, естественное опасение могущественнаго соседства и справедливый страх поплатиться на прежние оскорбления, грабежи и разбои заставляли хана взирать неприязненным и беспокойным оком на всякую нашу попытку сблизиться с Средней Азией. По сему то сведав, что отряд не только вступил в дружественные торговые сношения с туземцами, но и начал постройку крепости, хан, как слышно, вознамерился принять решительные меры. Доселе находился он в сомнительных отношениях к адаевским киргизам и племенам туркмен, несколько отдаленных. В 1832 г. подосланные туркмены убили более 300 киргизов и увлекли в Хиву сына и дочь почтеннейшего из абдальских биев Союн-Кары. Ныне хивинский владелец всеми мерами старается примириться с адаевцами и, зная, сколь великое влияние имеет на сей народ Союн-Кары, возвратил ему сына с приглашением приехать в гости и взять дочь. Но упрямый старик отвечал, что считает её умершей и не поехал. Несмотря на то, снисходительный по обстоятельствам хан за две недели пред сим возвратил ему и дочь с новым и ласковым приглашением в письме. Между тем, не забыты и другие бии; ко всем посланы дружественные письма, и в особенности к Мае, вступившему с нами в тесные сношения. Сей старшина чрез сына своего тайно уведомил меня, что должен уступить [по] настоянию народа и отправиться в Хиву, чтобы мы держали себя сколь можно осторожнее, что хан уже два раза присылал осматривать наше укрепление и выведать силу; что независимо от узбеков и всегда по первому зову готовых туркмен, составляющих ныне 11 000 всадников, отправил гонцов к дальним воинственным племенам, кочующим у северных персидских пределов, и что послан нарочный остановить караван до новых приказаний. Последний гонец получил строгое приказание возвратиться чрез 16 дней и непременно привезти бия Маю. Старик уехал за 9 дней пред сим, обещав чрез 18 или 20 дней возвратиться. Сын его, которому приказал он служить нам по возможности, условился с нами, каким образом должен, не подавая подозрений, известить нас в случае опасности. От [270] него и многих других сведали мы, что туркмены и преданные хану киргизы вызвались, избрав темную бурную ночь и, оставя далеко лошадей, подползти почти нагишом, с одними кинжалами, и, таким образом ворвавшись нечаянно в укрепление, всех перерезать. У хана три больших пушки и восемь малых. В укреплении взяты все возможные предосторожности и на случай нападения установлены сигналы для сношения с приходящими судами.

Коллежский асессор Карелии.