№ 232

1759 г. октября 5. — Донесение хана Нурали канцлеру М. Воронцову с просьбой о разрешении пользования пастбищами вблизи пограничных линий.

Всепресветлейшия, державнейшия, великия государыни императрицы Елисавет Петровны, самодержице всероссийския и пр., и пр., и пр. [600]

Высокопревосходительному г-ну действительному тайному советнику лейб-компании поручику и действительному камергеру и кавалеру графу Михайле Иларионовичу Воронцову.

ДОНОШЕНИЕ

Из отдаваемых мною от времени родителя моего Абулхаир-хана в службу е. и. в. детей моих, отданной в 1758-м г. Айтюря-салтан скончался. По смерти которого в том же 1758-м г. г-н генерал-майор Тевкелев и советник Рычков на место ево требовали от меня другова, чего ради и капитана Осипа Тевкелева присылали. Однако я по тому их требованию тогда сына моего не дал и так продолжал с таким намерением, чтоб ево в Оренбург самому отвести и вручить и в разсуждении того, дабы киргис-кайсацкой мой степной народ не мог за то меня нарекать, что я без совету их того сына моего отдал, почему о том требовании народу моему нынешнею весною и объявил. И хотя я сына моего в Оренбург отвести и отдать сам хотел, только народ мой то мнеч занеприлично признали. Однако я, несмотря на те онаго народа слова, вблизость в Оренбургу, кроме того моего народа, прикочевал и без всякой пересылки сам сына моего Артукгали-салтана з братьями моими послал и отдал, а понеже с ними и все того моего народа хорошие люди ездили, а за ними и сам я в Оренбург прибыл, где уповали получить от высочайшаго е. и. в. двора о зимнем нашем кочевье и о пленниках высочайшее и всемилостивейшее повеление и награждение. Но от оренбургскаго губернатора татайнаго советника Афанасья Романовича Давыдова, от зимняго кочевья отчаяны, и хотя притом об однех пленниках обнадежены, что на то е. и. в. высочайшей указ вскоре воспоследует, токмо как о кочевье услышали, что не будет, так все те киргис-кайсацкие старшины оскорбились, братья мои Ерали-салтан, кочующей по Сыр-Дарье по разным обстоятельствам, оскорбился ж и возвратился, да и Айчувак-салтан, кочевавшей по Яику-реке от меня неподалеку, со оскорблением же возвратился. И все киргис-кайсацкие хорошие люди говорят, что они были подданные е. и. в. раби и в ближнем-де их пребывани, как они разумели, казна е. и. в. многой интерес имела, ибо-де повсюду чрез них купцы проезжают, которых-де они, от бездельников охраняя, до Оренбурга препровождают и против неприятелей империи е. и. в. военно действовать в намерении были. Только-де все те хорошие их намерении в нарушение приведены тем, что в зимние времяна вблизости находиться им не велено, а приказано откочевывать вдаль, ис чего-де они, кайсаки, признавают себя здесь неприятными. Итак, все, запечалясь, откочевали.

Вашего высокографского сиятельства ко мне посланное писание чрез Оренбург, я получил, за которое, яко же и за представление Ваше о всех наших обстоятельствах к высочайшему е. и. в. двору и за наставление, учиненное мне, желаю Вам долголетнаго здравия, которым я мое удовольствие возимел. Что же во оном изволили объявить, что киргис-кайсаком скот их в зимния времяна чрез Яику-реку перегонять отнюдь не позволяется и что им по Эмбе-реке зимовать весьма возможно и скот содержать пространно, то я представлял потому, что киргис-кайсак, е. и. в. рабов, да и скота весьма умножилось. Которой скот по Эмбе-реке содержать корму весьма недостаточно, и в разсуждении того, чтоб киргис-кайсаки вдаль упущены не были. Токмо оренбургской губернатор, г-н тайной советник Давыдов, сказал мне, что не только кайсацкому скоту, но и моему собственному и братьев моих перепуску чрез Яик-реку не будет и не позволится. Но я уповал, что при высочайшей державе е. и. в. скот мой перепуск возымеет. Итако, видно, оной приобщен киргис-кайсацкому скоту, чтоб от меня быть могло, однако то от воли и повеления [601] е. и. в. зависит, ибо хотя того зимовья дано нам и не будет и от того скот помереть может, и е. и. в. раби разгорятся, однако я ко услугам ея величества с твердым моим усердием находиться буду. А понеже при высочайшей е. и. в. державе, по смерти родителя моего Абулхаир-хана по высочайшему е. и. в. указу киргис-кайсацкой народ подчинен мне, при котором я, по высочайшей е. и. в. милости, учрежден ханом, то я доныне в должности находился по силе высочайшаго е. и. в. повеления всякия киргис-кайсацкия рабов е. и. в. прошении доносить и погибшее их взыскивать, а напротиву того, и от них требуемое доправлять старался, а чего от них, яко от степнаго и дикаго народа, доправить не в состоянии, то обещал письмянно сообщить к реченному г-ну тайному советнику Давыдову, чтоб в таком случае из знатных и сильных родов некоторым задержание учинить. А как ныне киргис-кайсаком от зимовья отказано, то каждой впал в разные мысли и так разъехались вдаль, проговаривая притом, что хорошое их намерение нарушение возимело и что они будут уже пещись токмо о том, чтоб не умереть. Как же оные киргис-кайсаки вдаль откочуют, то высочайшие е. и. в. и повелении как исполнить я имею.

При разговоре моем с реченным тайным советником Давыдовым 11 числа сентября к высочайшему е. и. в. двору учинил я всеподданнейшее прошение, чтоб на Эмбе-реке построить крепосцу, дабы врученных мне киргис-кайсак, яко не обузданной народ, от противных их поступок воздерживать и страхом в послушание приводить в состоянии был. Но когда разсеянно кочующие киргис-кайсаки впали в размышление и вдаль покочевали, то как я по той Эмбе-реке крепосцу построить велю и каким образом их, киргис-кайсаков, в совесть их приведу, и как я в том месте один и в каком состоянии находиться буду. Я же ко всяким киргис-кайсацким поступкам отнюдь приобщаться не буду. Того для меня купно с фамилиею моею к ним, киргис-кайсакам, прошу и не сопричитать и от всяких их кайсацких поступок меня отчуждать, в чем и е. и. в. прошу, дабы я к худым ея рабом причтен не был, но пожалован был. О чем нижайше Вашего высокографскаго сиятельства прошу пожаловать е. и. в. донести.

Услыша Вашего высокографского сиятельства повеление, что в зимние времяна киргис-кайсакам по Яику-реке зимовья уже не будет, все киргис-кайсаки от того Яика-реки в степь покочевали, да и я сам, по притчине приближения зимы и в разсуждении того, что я на Эмбу-реку поспешить не могу, на ту сторону Илека-реки вверх ныне откочевал.

О протчих киргис-кайсацких разных обстоятельствах, купно же и о состоянии их доносил я предписанному оренбургскому губернатору г-ну тайному советнику Давыдову, генералу-майору Тевкелеву и колл. советнику Рычкову. Итако, о том к Вашему высокографскому сиятельству не повторяю, уповая, что о всем том от них, тайнаго советника, генерала-майора и советника, к Вам донесено будет.

Еще Вашего высокографскаго сиятельства прошу впредь меня милостию Вашего сиятельства всегда не оставлять, а понеже братья мои Брали и Айчувак солтаны к службе е. и. в. в готовности находятся, того ради и их прошу высочайшею милостию также не оставить и о сем моем прошении к высочайшему е. и. в. двору донести. Итако, мы неоставления тою высочайшею милостию вскоре ожидать имеем.

Впротчем со всегдашним моим к Вашему высокографскому сиятельству доброжелательством и почтением пребываю, е. и. в. подданной киргис-кайсацкой орды Нурали-хан во уверение же сего своеручно печать мою приложил.

Писан при речке Бадбаклы октября 5 дня 1759 г. [602]

Под оным листом чернильная печать приложена со изображением имяни ево, Нурали-хана.

Переводил переводчик Леонтей Прасолов.

АВПР, ф. 122, 1759 г., 4, лл. 418-420 об. Перевод.