№ 212

1756 г. ноября 3. — Письмо хана Нурали генерал-майору А. Тевкелеву с возражением против запрещения перегона казахского скота за р. Яик.

Превосходительному г-ну генералу-майору Кутлумухаммет-мурзе Теакелеву, моему истинному и древнему доброжелателю и дяде.

Вашего пр-ва прежнее и последнее писании получил и прочитать заставлял, которыми объявляете: во-первых, то, что Вы бытностию моею у Вас для свидания и дружеским моим с Вами обхождением довольны и все то, как нькне помните, так и впредь памятовать не оставите, за что я тысячакратно богу моему благодарение приношу, а Вами доволен, как то с радостию моею от Вас и возвратился, да и впредь в том моя (провьба и надежда. Я же недавно приехал ибо повеленное от Вас мне орде моей внушал. А что Вы между протчим написали, яко Вы не могли преминуть, чтоб мне и сего не объявить, что ныне высочайшим е. и. в. указом дано Вам знать, что при дворе е. и. в., по притчине чиненного Вами до сего чрез Яик на вашу сторону киргиз-кайсацкому скоту перепущения, от Калмыцкой орды произошла жалоба, якобы им киргисцы наши насилия и обиды [545] чинят, и для того чрез Яик со скотом и ни для чего никого отнюдь перепущать не велено и весьма запрещено, то Вы, превосходительный г-н генерал-майор, изволите употреблять для претекста против ссоры моей, и чтобы отогнанным калмыками лошадям нашим в их руках остаться, и паки могущих приближаться к ним вновь отгонять повод им, калмыкам, возимегь. Но что от нас зависит, то калмыцкой скот, кого в нем ни обличат, оттого оной возвращаем, а когда калмыки насилия и обид нечинят, то киргиз-кайсаки, домами з детьми и со окотом находящияся, и подавну им обид не чинят, но до Яику не покоят они, калмыки, которые зимою, а башкирцы летом непрестанно кайсацких наших лошадей табунами отгоняют, и больше из них тамо остается, нежели возвращается, да и возвращаются только худыя, а хорошая тамо остаются. А мы беглых сюда башкир дав многих выдаем, и бродяги да и персиана наши к вам от нас идут. Итако, вблизости кочевья нашего уповаю быть многой пользе, нежели убытку. А понеже тот Яик и высочайшая е. и. в. милость киргис-кайсаков в подданство и привело, и мы оной з дачею аманатов выпросили, да и построенной для нас Оренбург в том подданстве и в одной силе быть побудил, и как оной Яик травою обильной и тиховодной, так мы при нем от всех окрестных наших неприятелей прибежище и помощь, также и от воздуху и снежных вьюг и непогоды защиту и выгоду и имеем. Ибо вы и сами нам ежегодно знать давали, что в таком случае скот наш чрез Яик перепущать со взятьем аманатов указ у Вас есть, итако, я е. и. в. прежде о чем состоявшейся указ один и знаю и отменну ему быть не уповаю, почему и последнее полученного от Вас письма слова недружественными почитаю и за отгон ваш от Яику дружества вашего не признаваю. А что Вы притом упоминаете, что за состоянием того высочайшаго указа в воле Вашей уже не состоит, то уповаю — изволите употреблять, по притчине неудержания вашего башкирцов и калмык, правду изволите предлагать и уже в покое пребывать и губернию свою, кроме нас, в тишину обратили, а волю нашу уничтожили. Что же я киргиз-кайсакам моим буду говорить, прежние ли повелении напоминать или оныя, не повторяя, вновь недавно состоявшееся толковать. Но буде мы государству вашему потребны, то уповаю, что е. и. в. моя всемилостивейшая государыня сама нас пожалеет и помилует, которой мы повинуемся. И что е. и. в. нас не оставит, о том уповаем и долголетного е. и. в. и Вам здравия желаем. А ныне я с одного места недвижим нахожусь, ибо кочевать удобности не имеем, яко до исходу души Адиль-салтана в крайней невозможности и препятстви обращаемся. Но со всем тем к Яику прикочуем, и буде земля снегом не углубится, то лошади перейти не могут, а ежели будет вьюжно и снежно, и лошадей ветр чрез Яик перейти принудит, и кто оных переловит, то пускай те люди их и возымеют, а мы в таком случае, прешед в отчаяние, уже отлучимся. И как орда моя отъедет, тогда уже оной Яик останется и вы будите спокойны, ибо хотя мы и тысячакратно предлагаем, но словам нашим места нет, Вы то сами знаете. Из отогнанных же башкирцами без двух четыреста лошадей да однаго верблюда и еще дватцать пять лошадей отдали Вы людем нашим, алчинцам и семиродцам: Учану, Асабаю, Юмарту да Тангрикулу. А от всех киргисцов пропало восемь верблюдов, в том числе один Табынского, а семь, в один раз, Чиклинского роду, от Ябалак-бия, ис которых одного табынцам и отдали, а протчих же семи мы и поныне не получили. А понеже из оных пять верблюдов с лошадьми видели у вас в Оренбурге возвратившияся люди мои Кубяш с товарыщи, токмо их нам отдать не изволите. А у купца Коченева сентября 26 ч[исла] пропалых девять лошадей брат мой Айчувак-салтан, как слышно, отыскал, да и о протчих неотысканных, у кого они находятся, проведал, которых он возвратить обещался, да Матвею Арапову возвратить уже и приказал. За присылку же ко мне запаса благодарствую, которой я по росписи исправно получил, и желаю, дабы [546] Вы были в благополучии. В протчем, остаюсь Вам, моему любезному доброжелателю, с моим всегдашним доброжелательством. Во уверение же сего печать моя приложена.

Имеем мы намерение послать ныне к высочайшему е. и. в. моей высокомилостивой государыни двору хороших людей из добрых биев, о чем Вам с поспешением и объявляем и уповаем, что нашего прошения и Вы донести не оставите, ибо от многих уже лет людей наших послать за пристойное признаваем. Прошу Вас добрым и пристойным наставлением в сим не оставить, яко Вы во всем мне общники и други, что я, по совету моему с Вами, Вам доношу и не пошеватьая прошу. Находящимся у Вас аманатах людем нашим, как слышно, по четыре рубли не производите, а даете с небольшим по два рубли. Итако, прежднее положение, видно, оставлено. До услуг Ваших послал Аллабердея да Талашбая с кощеем их Кяикбаем.

Писано при реке Кылдыгайте ноября 3 дня 1756 г.

АВПР, ф. 122, 1756 г., д. 5., ч. 1, лл. 540-544.