№ 190

1750 г. января 14. — Рапорт переводчика Я. Гуляева оренбургскому губернатору И. Неплюеву о результатах его переговоров с Нурали-ханом о постройке гробницы хану Абулхаиру, о выдаче сестры Нурали-хана замуж за джунгарского владельца и освобождении пленных.

Декабря 24 числа 1749 г. прибыли к улусу Нурали-хана, которой имел свое кочевье при урочище Акиричь-Тау, то есть Белоглинная гора, а расстоянием от реки Эмбы — день езду, а от устья оной же реки и до моря от оного кочевья — четыре дни. Того ж декабря 25 числа в вечеру призвал меня Нурали-хан к себе к кибитку, в которой кибитке сидел он на стуле, при нем сидели в той кибитке брат его Чингиз и блис кочующия около ею киргисцы четыре человека; причем по их обыкновению оному хану с надлежащею церемониею посланное письмо мною вручено, как по силе инструкции, так и по словесному от Вашего выс-ва поздравления и доброусердие ему, хану, донесено. На что оной хан вначале е. и. в. всеподданнейшее благодарение, також и от Вашего выс-ва довольствие объявил и тако, по их обыкновению, за здравие всемилостивейшей государыни и за Ваше выс-ва молитвою (всемогущему богу производил и сказал: «Слава-де богу, я, бедный человек, удостоился получить высочайшее от е. и. в. ко мне милосердие, за что со всей своей фамилией служить в верности со всею моею ордою к пользе и к сохранению всегдашнее попечение со всем моим усердием производить долженствую». А о строении над могилою отца вво оной хан всеусердно радовался и сказал: «Когда-де вступлю в настоящее зимнее кочевье к морю, то и чертеж учиня, и оного кандуктора по силе приказания тайного советника немедленно возвратно отправлю». По прочтении ж письма, на мое представление, оной же хан объявил, что мать ево и братья кочевья имеют, [на] называемой большей реке Борсук, и находятся во всяком благополучии, «а для объявления реченного письма и полученную радость пошлю-де нарочного человека, ежели «нынешним временем возможно будет доехать, а когда возможность к тому не допустит, то весною, ибо слышно, что между наших кочевьев пал немалой снег», и шолуча по оному письму радостное известие, как ево, хана, родительница, так и братья за высочайшую е. и. в. милость, також за представление Вашего выс-ва со всеусердием благодарение произносить будут. Как прикочевал хан в настоящее зимнее кочевье, то-есть генваря 6 числа 1750 г. вечеру призвал меня к себе и начал говорить: «Надлежит-де ныне учинить чертеж и по учинении того чертежа кандуктора отправить». Причем я ему, хану, по силе моей инструкции со истолкованием о строении городка и о перенесении в тот городок тело отца, от себя ему, хану, представил. На что оной хан сказал: «Оной-де твой совет весьма изрядно и мне-де со всею нашею фамилиею полезно, о которой я сам давно просить намерение имею, токмо-де имеетца отца моего при жизни ево приказание, чтоб ево с того места никуда не возить, где он умрет, тут и хоронить, того для .ныне построение городка просить не желаю и сие над могилою отца моего строение за великое довольствие поставляю [494] и е. и. в. всеподданейшее благодарение приношу и тайным советником, что он моих недостаточных доношеней з достаточным своим представлением не оставляет и всемилостивейшей государыни доносит, чем я весьма доволен». Иттако, оной чертеж приказал зделать начерно и принесть к себе, по чему, учиня оной чертеж, на другой вечер к нему, хану, принесли, которой чертеж в длину три сажени, в ширину две сажени, в вышину шесть сажен. На чтj оной хан сказал: «Сие-де строение весьма мало, ибо-де я, будучи в Хиве, над мертвыми людьми знатное строение довольно видал, которые делаются хотя и в городах весьма высоки; а сия делаться будет на степи и на ниском месте, а особливо-де для виду степным диким и легкомысленным народам, чрез что-де может прославиться е. и. в. высочайшее имя, чего ради надлежит-де оной зделать сорок сажен». Однако, наконец, по многим истолкованиям, поговоря со оным ханом, согласились оное учшшть четвероугольно, каждая сторона по три сажени внутри, а вышина — одиннатцеть сажен, в том числе с фундамента четверостенного — четыре сажени, осмирику — четыре сажени, овод со спицами — три сажени, а менее того оное строение очертить, вышереченного хана склонить не мог, по чему оное учиня с надлежащим черчении, один план по ево требованию для показания матери ево и братьем и всем старшинам ему, хану, вручено, в чем он зделался весьма доволен и сказал: «Когда-де по высочайшему е. и. в. милосердию действительно построено будет, то чрез то легкомысленных киргис-кайсацкой народ в лутшее постоянство, в чувство и в страх привесть могу».

Сего ж генваря 9 числа выехали мы с ханом яко для гуляния на степь, где, ездючи, наедине стал оной хан меня между протчими разговорами опрашивать, еще какое приказание от тайного советника ему, хану, объявить я имею. Почему я оному хану по силе моей инструкции как об од даче за зюнгорского владельца сестры ево, так и о протчем обо всем со изъяснением всех резонов от Вашего выс-ва к нему, хану, истинное Ваше доброжелательство и милостивое попечение, при том и по своему разумению и по их киргиcrому обыкновению, я представил. И он, Нурали-хан, на мое представление ответствовал, а имянно, об отдаче сестры и дружеские между ими пересылки сказал: «Во-первых, благодарствую тайного советника о нас, бедных, милостивое попечение и за благоразумное нас, степных и недостаточных людей, наставление, в чем-де всегда благонадежны, и на ево-де ко мне истинную дружбу не сумнителен и уповаю завсегда во всяких нужных моих делах милостию его выс-ва оставлен не буду. Хотя-де я зюнгорскому владельцу в замужество сестру, когда он по моему желанию все исполнит, отдать обещался, токмо без прошения от е. и. в. на то позволения и бес совету-де Вашего выс-ва действительно того учинить никогда не буду, и намерение такое, чтоб мне собой к тому поступить, я и сам знаю, такое дело без требования высочайшей е. и. в. воли мне собою зделать самому: ездить и братьев посылать — весьма несходно, и по закону-де нашему сестру необыкновенно, токмо-де принуждает меня на такое дерзновенное обещание неполучение смерти отца моего отмщение, о чем-де я, будучи в Оренбурге, вышереченного тайного советника персонально просил; токмо на то мое прошение для оного отмщения невозможные от него ответы получил, которые за резоны и приемлю, також-де и киргис-кайсаков к тому принуждать и трудить не желаю. А что же касается до зюнгорского владельца, когда он со мной истинным усердием поступит, и по обещанию своему, неприятеля моего, злодея Барака, поймав живаго или отсеча ему голову, ко мне пришлет, то посмотря на ево, зюнгорского владельца, поступки без дальных затруднений и yе утруждая великороссийское войско и киргис-кайсаков желанного, то-есть отмщени[я] смерть отца моего, и от такого нашего со всей фамилией горчейшаго безславия свободу получить могу, тогда буду просить от [495] всемилостивейшей государыни высочайшее на то соизволение; токмо-де ныне послал к нему, зюнгорскому владельцу, свойственника своего Карабаш-салтана и приказал ему выведывать оного владельца (прямое намерение: дружески ли правдою со мною он поступает или обманом, ибо бес того мне, вышереченному тайному советнику, когда сам прямо в том неизвестен, представить за несходно разсудил, когда-де оной Карабаш приедет и какое от зюнгорскаго владельца по требованию моему исполнение получит, то и представлять, ежели до свидания оной Карабаш приедет, и персонально говорить не премину и на то совет требовать буду; чего для-де и нынешним летом о том ему, тайному советнику, не писал».

А что же касается до отдачи вместо зюнгорских калмык волских, ему ж, хану, по силе оной же данной мне инструкции, представил. И на оное мое представление реченной хан сказал: «Хотя-де зюнгорские посланцы ныне у меня бывшие, о том упоминали и киргисцы меня просили, токмо я на то как им, посланцам, ответ, так и киргисцам в том позволения никакого не давал. Тако до приезду вышеупомянутого Карабаш-салтана умолчено и никто-де того ис киргиоцов делать не начинал, а буде от кого такое дело происходить будет, таковых унимать, и до такой противной поступки не допущать, и сие чрез тебя полученное повеление знатным старшинам и всему киргис-кайсацкому народу как ныне , так и будущею весною в больших собраниях накрепко запретить, и никого до того противного дела не допущать крайнее старание предлагать буду. Хотя по е. и. в. высочайшему повелению в Киргис-кайсацкой орде ханом и определен, токмо за неимением над ними страстительной власти, ни в чем по силе указов исполнение чинить против калмыцкого наместника ханского Дондук-Даши не в состоянии, чего для желаю просить о построении мне с матерью и со всею нашей фамилией по Илеку-реке при урочище Биштамак городка. Ежели оное, по моему прошению, построено будет, то б я с матерью безвыездно ис того городка зимой и летом пребывание свое имел, а братьев своих по разным улусам управителями распределил и чрез то б в орде лутчие порятки и исполнение по указом производил, а бес того-де киргис-кайсацкой народ, хотя пред глаза, яко владельцу, почтение делают, а самым делом не слушают. Я их, киргис-кайсаков, всячески стращаю и престалыми на море судами, и построенными у них крепосцами, и сказываю им, когда вам сие ваши благополучны и во всем довольственные кочевья нужны, то необходимо надлежит во всем высочайшее е. и. в. повеление по подданнической вашей должности надлежит исполнять. Когда исполнять всего того не будете, то сыщете-де себе прибежище и такое благополучное кочевье, ибо-де я за вас на себя безславия понести не буду, и на вас в неисполнении ваши имянно доносить, и к приведению вас в чувство помощи от всемилостивейшей государыни просить буду».

Когда я ему, хану, по силе вышеупомянутой моей инструкции, будучи у него в кибитке, о возвращении российских и протчих е. и. в. подданных, находящихся в Киргис-кайсацкой орде пленных и беглецов представил, то оной хан сказал: «Что-де мне с легкомысленными киргис-кайсацкими народами делать, когда они-де меня в том не послушают, хотя страх в сердце от гнева е. и. в. имеют, токмо пленных по их дикости от себя свобождать не хотят; когда-де по моему желанию из сильных родов людей, кого я имянно показывать буду, в баранте задержали, то б без всякого сумнительства пленных возвращали». На что я ему, хану, по силе реченной моей инструкции о той баранте и доносил, чему он весьма радовался и сказал: «Когда-де сия правда и действительно исполняться будет, то и всех киргис-кайсацких народов в чувство и в послушание чрез то легко привести возможно и никакой в орде противности от того происходить не будет, в чем накрепко вас обнадеживаю, кого имянно и каких [496] родов задержать надлежит, о том, при сей оказии обо воем со изъяснением писать буду».

А что же касается до знатья настоящаго ханского намерения до приезду моего было двояко, как то оной хан сам не утаил, ибо-де о чем ни прошу, то все оказывают и говорят: «На то указу нет». На таком же основании и писарь здешней о ханском намерении объявляет. А ныне, как получил о строении над могилою отца ево всемилостивейшее повеление и Вашего выс-ва о баранте склонность, то всесердечно радовался, открывая свою, яко истинную верность и усердие, сказал: «Когда-де все сие так, как ты объявляешь, исполниться будет, то б чрез то и я, бедный человек, в орде, яко настоящей хан, правление чинить и по повелениям, хотя по состоянию нашему мало-помалу лутшие исполнения производить — легкомысленных и диких киргис-кайсаков к порядочному и спокойному житью приводить, и тем бы от е. и. в. высочайшую милость и хвалу получить себя удостоил». Как оные ево, ханакие, объявлении по состоянию их народа и по моему мнению не безнадежно, ибо киргис-кайсацкие около хана кочующие знатные старшины весьма опасными себя от России показывают, а данные из старшин ж подлых говорят: «На низу наших зимой кочующия на теплыя места уже рус[с]кие люди построить крепости начинают и наверх-де на летнем нашем кочевье под видом, яко над могилою Абулхаир-хана, построитца хотят и тем же наши кочевья затеснить, и нас, яко башкирцов, окружать желают, токмо-де мы тому, как башкирцы, терпеть не можем: оставя-де все наши кочевья, на другие дальние места откочевать можем, разве-де тут останется, кому бог велит».

И по объявлению здешняго писаря ко отдаче за зюнгорского владельца вышереченной Hypали-ханской сестры на большом их прошлогодошном у Пупай-ханши собрании все знатные Средней и Меньшей орды старшины, наипаче Джанбек-тархан, с прилежностию просили, представляя Нурали-хану и матери ево Пупай-ханще, и всем братьям ис того их распространения кочевать места, почему оной хан с матерью, со всеми своими братьями советовали, токмо Ходжаахмет-салтан на тот их совет не склонился, да и ханша сказала: «Хотя-де за зюнгорского владельца сестру вашу не для киргис-кайсацких удовольствиев отдадите, токмо для получения смерти отца вашего отмщения отдать не несходно, ежели бы-де оное отмщение от стороны всемилостивейшей государыни, хотя без дальных затрудненей каким-нибудь вымышлением учинить было можно, то б к зюнгорской стороне и к Туркестанту ехать, от такого довольственного кочевья отстать и подумать не надлежало». И танго бы просили о построении по Илеку-реке городка, где спокойное житье по высочайшему е. и. в. милосердию себе получили, чего для и пресечение такое их ханское з зюнгорским владельцем сватовства и дружеские пересылки чрез матерь и братьев заполезно разсуждается, дабы соблаговолено было будущею весною Вашего выс-ва как ханше, так и детям ея нарочно писать и, по разсуждению Вашего выс-ва, хотя небольшия презенты прислать: -послатца ли на меня или оттоле прямо к ним истолкованиям ис того их сватовства и об оддаче подданных калмык на руки зюнгорским калмыком, какая пропивность и опасность произойдет, то как о том Ваше выс-во сами заблагоразсудите, как сие отчасти и по писарьскому объявлению небезполезно быть могло, ибо хана чрез киргис-кайсацких старшин от вышеупомянутого сватовства и дружбы отвращать не так сходно, как чрез матерь и Ерали-салтана и других братьев. Как хан и все братье, по писарьскому объявлению, матерь свою почитают и весьма слушают, а особливо-де хан без совету матери и Ерали-салтана ни на какое дело не вступаетца, чего я из речей онаго хаца довольно примечал, более сего по зимнему их киргис-кайсацкому по разным местам кочеванию примечать неспособно, а как откроется весна, тогда и хан со всеми улусами кочевать желает к матери и к тамошним улусам [497] соединиться, тогда и мне лутшей способ разведывать будет как ханши, так и детей ея намерения, до того ныне и к доброжелательным старшинам за дальностию их кочевья Кубека посылать и на надлежащая дела употреблять неспособно, кроме что разве которые старшины поблизости хана кочующия сами приезжать будут.

12-го числа генваря ввечеру призвал «меня хан к себе, объявил свое мнение впредь о происходимости баранты, приказал ево прозьбу со изъяснением к Вашему выс-ву писать: «Кого ис каких родов задержать, о том-де я в своем письме имянно пропишу, токмо-де оное, каким порядком по дикости нашего народа с лутшими полезностями происходить могло, а имянно: когда тех людей с меновнаго двора по моему письму задерживать будут, то и напредь надобно узнать, кто отколь и какого состояния человек». И то проведьшание всегда производимо было чрез российских купцов, а не чрез киргисцов. И российския купцы под видом, яко для отдачи им в орду разменять товаров, выспросить и в орде знатных людей записать могут, итако, когда таковых задержут, другим отъезжающим объявить им таким порядком, что у них в орду лаходятся российския пленники и протчие подданные, а оное известно учинилось, якобы чрез выбегающих в плене бывших пленников, а не чрез хана. Когда-де скажут, что их ловить приказал хан, для чего мы не знаем, то-де отдача пленных они, киргисцы, не отдадут, только приезжая к нему, хану, будут беспокоить и скажут: «для чего-де ты нас российским людем ловить приказываешь или-де у себя видеть не желаешь?», а когда-де объявит то, моему мнению, по вышеписанным порядком, то-де они, приезжая ко мне, будут прозьбою меня о их свободе просить. И я им тогда объвлять буду, для чего вы мое о том приказание не послушали и имеющихся у вас полонников не отдавали; хотя-де, сожалея, и покрывал, токмо российски люди и мимо меня сведомы стались и ваших людей задержали, то весьма изрядно, а вам надлежит себя чувствовать и, будучи в подданстве, по повелениям исполнять, и меня, как вашего хана, в том слушать», — тако ис того роду пленных высвободят по ево, ханскому, письму свобождены были и тако чрез оное з добрым и полезным порядком происходить могло, сим вашему выс-ву всепокорнейше репортую.

На подлинном репорте подписано тако: переводчик Яков Гуляев, канцелярист Андрей Портнягин.

АВПР, ф. 122, 1750 г., д. 3, лл. 10-14 об. Копия.