№ 137

1747 г. мая 21. — Запись показаний сакмарского казака М. Асанова, ездившего к тархану Джаныбеку.

1747 г. майя 21 числа посыланной в Киргис-кайсацкую орду с письмом к Джанбек-тархану сакмарской казак Мансур Асанов по возвращении ис той орды в Оренбургской губернской канцелярии у ¹⁴² секретных дел сказал:

1. Об отъезде ево, Мансура, обще с казаком Лапиным из Орской крепости и о прибытии их старшины Серки к сыну, а потом и к нему, Серке, також и к старшине Шапулату и о посылке им, Шапулатом, с ним, Майсуром, до Джанбек-тархана сыне ево Бидагула (а не Беркутбая, как казак Лапин в скаске показал) и о езде ево, Шапулата, с Лапиным к Нурали-салтану самого больше для прозьбы их, Нурали и Джанбека, о выручке сына ево родного Елтая, пойманного яицкими казаками ис ходившей нынешней зимы под калмык киргис-кайсацкой воровской партии, он, Мансур, показал все то же, что и реченной казак Лапин в скаске своей в 1-м пункте, а сверх того.

2. Что по отъезде из улуса оного Шапулата в первой день к вечеру приехали в улус Меньшой орды Балжинского роду, в котором и начевали у киргисца, и тут, кроме одних обыкновенных, по спросу того киргисца об нем, Майсуре, что откуда и к кому он послан, других разговоров не было и никаких известей не слыхал. А по выезде от оного на другой день в вечеру наехали улус Средней орды Кибчатского роду, в котором старшина Тляули, и как они тут роскошевались, то оной Тляули с вечера [351] приезжал к нему, Мансуру, и об нем от кого и к кому послан и о торгу в Оренбурге опрашивал. И как он, Мансур, на то, что надлежало объявил, то случившаяся ори том киргисцы разговаривали, для чего т Оренбурга к Абулхаир-хану посланцов нет, показуя на него, Майсура, что к Джанбек-тархану, хотя и меньши ево, хана, в народе их находящемуся есть, и советовали ему, чтоб он ехал прежде к Абулхаир-хану, которой-де от их улуса кочует неподалеку и не больше, как чрез один день езды. Однако он, Мансур, отозвался им, что, как не к нему, хану, послан, то и ехать к нему не смеет, да и не с чем, понеже-де к нему, хану, ни писем, ни на словах приказания нет. Но они, киргисцы, и неволею ево, Мансура, к нему, хану, вести хотели, токмо то отговорил показанной старшина Тляули, разсуждая то ж, что ему к хану ехать не с чем, а больше-де того и невозможно, понеже-де ево дело (невольное, куда послан, туда и едет, а к кому не приказано, к тому и не смеет. Итако, как оной старшина отъехал, так и киргисцы все ушли по своим кибиткам и ево оставили с покоем; и тот киргизец, у которого он, Майсур, начевал, был до него ласков и не только в ту у него бытность довольствовал, но и да дорогу «ево снабдил «пищею, и потом, ис того улуса выехав, ехал пять дней все уже степью, а в шестой по вечеру прибыл в улус Средней же орды Чакчар-Чаржитерова роду ведомства старшины Букенбай-батыря, которому и явился. И как на вопрос ево, Букенбая, объявил, что он послан от господина тайного советника и ковалера Неплюева с письмом к Джанбек-тархану и что здесь во вем обстоит благополучно и безопасностию их обнадежил, то он, Букенбай, с немалою приятностию принял, изъявляя, что то ево, Мансура, к ним прибытие весьма им желательно, понеже-де они нынешней весны из Оренбурга посланных еще не видали и затем как о торгу во оном, так и о состоянии здешнем неизвестны были, для чего-де обще з Джанбек-тарханом и нарочных людей своих в Оренбург послать хотели, а ныне-де об оном и чрез нево, Мансура, известны быть можем, и людей-де своих в Оренбург пошлем уже с тобою, и притом спрашивал о торгу в Оренбурге, и как он, Мансур, сказал, что купцов с товарами весьма довольно да и еще приезжают и приезжать будут, то он, Букенбай, объявлял, что и огг них, киргисцов, на торг ездить будет довольно же, а к тому-де и из других орд купцов, как слышно, едет много. И потом на другой день он, Букенбай, обще с ним, Мансуром, сам к Джанбек-тархану поехал. В бытность же их в пути от того улуса .полтора дни, наехал на них (мимоездом той Средней орды Тюмень-абыз, которой в прошлом 1746 г. в феврале месяце от Джанбек-тархана посылай был посланцом в Астрахань, а оттуда обратно едучи, и в Оренбурге был, и в орду прошлого лета отпущен уже из Оренбурга, и ему, Мансуру, сказал кратко, чтоб господину тайному советнику о Абулхаир-хане донес, что он прежде сего и с начала нынешней весны за неотдачу сына ево Козьахмет-салтана столько злобствовал, что и на явныя противности поступать хотел и под российскими жилами воровские подбеги производить намерялся, для чего-де и переводчика Араслана и купца Ганюшкина у себя удержал, токмо-де старшины и лутшие люди весьма тому противны были и ему в том препятствовали, чего ради оное ныне и переменить принужден и стал быть спокоен; однако ж-де и затем имеет ныне намерение послать от себя тайно и другими окольными местами нарочного человека с прозьбою ево, хана, в С.-Петербург к е. и. в., а скаскою ¹⁴³ — того-де он, Тюмень-абыз, не знает; от кого ж он, Тюмень-абыз, про то наведался, того ему, Мансуру, не объявлял про что-де он, Тюмень-абыз, и переводчику Араслану сказывал, которой-де хотел было, написав о том письмо, с ним, Тюмень-абызом, сюда прислать, токмо-де за неимением при нем, Араслане, чернил, написать оное ему не удалось; а впротчем, он, Тюмень-абыз, хотел заподлинно про то [352] наведаться и ту ево, хана, в С.-Петербург посылку пристерегать, и как то, что он, хан, пошлет и какими местами тем посланным ехать прикажет, уведает, то с тем известием сам сюда наскоро приехать, и тако с ним, Майсуром, розъехался.

3. К Джанбеку ж тархану з Букенбаем по выезде от него приехали в третей день, которой приказал прежде для них, Мансура и Букенбая, поставить кибитку, а потом и сам к ним пришол и ево, Мансура, во-первых, спрашивал о благополучном в России и Оренбурге состоянии и о здоровье господина тайного советника и кавалера, а потом от кого и к кому он, Мансур, послан. На что он, Мансур, ему, Джанбеку, как надлежало, и ответствовал; причем и письмо и посланное с ним, Мансуром, сукно ему, Джанбеку, подал, которое он принял с немалым удовольствием и, письмо поцеловав и положа на голову, прославлял высочайшую милость е. и. в., а затем и ево, тайного советника, благодарил и как он, Майсур, видеть мог, он, тархан, той ево-присылке весьма рад был, токмо письма того читать было некому, чего ради посылал по муллу в другой улус; однако ж и между тем с ним, Мансуром разговаривал о Абулхаир-хане, как он непорядочно и против о должности своей поступает, то есть, что находящегося при нем переводчика Араслана и купца Ганюшкина не отпускает, также и собранных им прошлого лета пленников, взятых в воровской киргис-кайсацкой приход ис-под Красноярской кротости, в другие киргис-кайсацкие руки роздал, понося в том ево, хана, легкомысленное и неразсудное состояние; однако притом об оных пленниках упоминал, яко б он, хан, их роздал, токмо для содержания и прокормления до отсылки сюда, а для Араслана и купца Ганюшкина он, Джанбек, прежде еще приезду ево, Мансура, к нему, хану, нарочно сына своего Юлбарса да Каип ясаула послал с таким требованием, чтоб он их или сам в Оренбург отправил или для оного к нему, Джанбеку, отпустил, также и пленников высвободил, токмо оныя по приезде ево, Мансура, еще не возвратились, и для того он, Джанбек, желая лутшей к тому оных, Араслана и Ганюшкина, отпуску и пленных высвобождению успех найтить, ему, Мансуру, говорил, чтоб с тем требованием и он с ним, Джанбеком, к нему, хану, съездил; однако то отлагал до прибытиа означенных сына ево и Каип ясаула, хотя чрез них получить известие о ево ханском намерении.

4. Потом ему, Джанбеку, сказывал уже он, Мансур, о ходившей нынешней зимы к Волге воровской киргис-кайсацкой партии и что она с своим же нещастием возвратились, но он, Джанбек, объявил якобы о походе их и о таком их с нещастием возвращении прежде того ево, Мансурова, объявления и не слыхал и не только их не жалел, но всячески ругая, показывал желание, чтоб они хотя и все побиты были, дабы впредь протчим так воровать было неповадно, разсуждая, что от такого их плутовства и им, старшинам, хотя они на такие их плутовства не потакают, не без стыда, а может-де быть по напрасным каким известиям и об них здесь не без сумнения бывает; причем о себе уверял, что он, как верноподанной и присяжной человек, не только плутам никогда не потакает, но и ко отвращению их всякое старание имеет, токмо-де те, ходившие нынешней зимы воры, были все Меньшей орды, понеже-де он знает, что из Средней орды, а особливо из ево улусов, никуда и ни один человек не отлучался.

5. На третей день приехал к нему, Джанбек-тархану, и мулла Бирдиш, которой родиною ис Туркестанта и в той орде живет для обучения киргис-кайсацких робят, и показанное письмо ему, Джанбеку, прочитав, паки в те же улусы, в которых он был, уехал, а он, Мансур, при том не был, и как к нему, Джанбеку, он, Мансур, пришол, то он сказал, что письмо то слушал и что в нем написано о посылке к нему сукна, об Араслане и о купечестве, почему и о исполнении стараться обещал.

6. На четвертый же-де день возвртились означенныя посыланныя от [353] него, Джанбека, к Абулхаир-хану «сын ево Юлбжар и Кияп-ясаул, токмо ему объявили, что он, хан, по ево, Джанбековым, словам и по их представлению, не токмо оных, Араслана и Ганюшкина, не отдал, но евэ, Джанбека, и выбранил, досадуя на него в том, что бутто он, хан, ево, Джанбека, яко простаго кайсака хуже, и отправить-де их, Араслана и Ганюшкина, сам он, хан, может, понеже-де они к нему, хану, присланы, а т к Джанбеку, и ему-де, Джанбеку, в том и нужды нет. А что о пленниках он, хан, им сказал, того он, Мансур, не слышал, почем он, Джанбек, и то, чтоб ему с ним, Мансуром, для того же к нему, хану, ехать уже отменил, а разсудил и ему, Мансуру, приказывал господину тайному советнику и кавалеру донести, чтоб ныне паки к нему, Джанбеку, также и к Абулхаир-хану с письмом об отпуске оных, Араслана и Ганюшкина, и о возвращении пленных нарочной прислан был; почему-де он, Джанбек, уповает, что и он, хан, к отпуску их и к возвращению пленных склонитца, а ежели-де и затем он, хан, того не учинит, то-де он, Джанбек, их, Араслана и Ганюшкина, хотя уже сильно от него отнять стараться будет, и хотя-де с ним и вовсе поссориться не пожалеет, ибо-де и кроме ево, Джанбека, многие хорошие люди в таком его, хана, противном поступке не похваляют, а инныя и бранят, сожалея, чтоб чрез такия ево противности и всем им протекции российской не лишиться.

7. Показанной же ездившей с ним, Мансуром, Шапулатэв сын Байдагул, по приезде их к нему, Джанбеку, на другой день просил ево, Джанбека, чтоб он о высвобождении вышеозначенного пойманного из воровской партии брата ево Юлтая у господина тайного советника и кавалера попросил. Почему он, Джанбек, с ним, Майсуром, ему, тайному советнику и кавалеру, ево, Джанбекову, «прозьбу донесть и приказывал, дабы он, Юлтай, ежели можно, высвобожден был, понеже-де он ему, Джанбеку, будет зять посаженой, о чемчде он, Джанбек, и в письме к нему, тайному советнику, просил.

8. В бытность ево, Мансура, в орде слышно было, что в других той орды улусах есть кашкарцы, чего ради Джанбек-тархан в силе полученного от господина тайного советника и ковалера письма за ними нарочно от себя посылал означенного ж сына своего Юлбасара с сыном же брата своего родного Туртугула Сююндюком навстречу, чтоб их с ним, Мансуром, в Оренбург для торгу отправить, которых они, Юлбасар и Сююйдюк, всего тритцеть три человека на сороки дву верблюдах в шесть дней к нему, Джанбеку, и привели, и по приезде они кашкарцы, дали ему, Джанбеку, добровольно в подарок хамов дватцеть концов.

9. Киргис-кайсацкой народ ныне, как он, Мансур, мог видеть, весьма спокойно обстоит, и все улусы вблизость сюда кочуют, как и во все лето кочевать и при Оренбурге беспрерывной торг производить намерены, токмо они к тому не столько по охоте, сколько по нужде притчину имеют для того, что прошлого году зимою великим собранием и около тритцети тысяч человек ходили для разорения средних каракалпак, по притчине причиненного бухарцом в проезд их с калымом от бухарского хана к Абулхаир-хану за сосватанную за него от него, Абулхаира, дочь, грабежа; причем и он, Абулхаир, с сыном ево Нурали-салтаном и Джанбек и Исет тарханы, также и все Меньшой орды знатным были, но как те каракалпаки, кои оных бухарцов грабители, о походе их, киргисцов, уведали, то для защищения своего бежали к аральцом, которой народ жительствует при Аральоком море сам собою и городом поблиску от Хивы, токмо защиту имеют, по тамошнему обыкновению, простую, глиняную; почему они, киргисцы, как за теми каракалпаками, так уже и на них, аральцов, за то, что они их, яко воров, приняли и не отдавали, ходили и наступление чинили, и со обоих сторон дрались, сперва, огненном ружьем двенатцеть дней, а в [354] тринатцатой день, mo совету Исет-тархана, пошли к городу ор.иогупом пеши и тот город сломили; причем друг з другом не токмо саблями, но уже и ножами резались. И из них, аральцов и каракалпак, киргисцами множество побито да в полон мужеска и женска полу взято с три тысячи человек. А скот как лошадей, так и коров и овец, почти всех отогнали. Про уронох же с их, киргис-кайсащкой стороны, Джанбек-де-тархан ему, Майсуру, сказывал, что и их пропало до двусот, а сверх-де того и раненых выехало до дватцети человек.

10. И по притчине-де того их, киргис-кайсацкого, аральцов раззорения, оными, аральцами перехвачены на дороге ехавшие для торгу в Хиву и Бухары киргисцы тритцеть человек и задержаны у них, аральцов, ис которых прибежало ныне в орду три человека и объявляют, что от них бежали, о достальных же дватцети семи человеках сказывают, что и тех оныя аральцы к ним, киргисцам, в орду привезут и будут просиггь вместо их пленных ими, киргисцами, то ж число тритцеть человек аральцов; а Джанбек-тархан в разговорах ему, Мансуру, сказывал, что хотя они минувшей зимы на каракалпак збирались, однако ж за тем, что по притчине принятия аральцами бежавших к ним каракалпак, обратились на аральцов, то на каракалпак прямого походу иметь случая не имели, чего-де ради как он, Джанбек, так и другие старшины намерены нынешним летом паки для нападения собрание иметь и иттить уже единственно на каракалпак, о чем-де он, Джанбек, как Средней, так и Меньшой орд во все улусы чрез нарочных и объявлял, чтоб к тому походу готовились и крут запасали, токмо по тем ево, Джанбековым, посылкам другие намерены ль иттить, того он, Мансур, не знает; причем он, Джанбек, говорил, что такой же на оных каракалпак поход иметь они будут и будущею зимою, когда-де он, Джанбек, и пушку у господина тай того советника просить будет.

11. О ходившей-де сего году минувшею зимою к Волге киргис-кайсацкой воровской партии в народе он, Мансур, ни от кого не слыхал, понеже-де из Средней орды никого в той воровской партии не было.

12. От него же, Джанбека, он, Мансур, слышал, что к Барак-салтану от зюнгорского владельца Псчаган-Чагана присланы ныне посланцы со объявлением, что оной владелец желает с сыном ево, Барак-салтана, Шигай-салтаном, которой и прежде сего у зюнгорскаго владельца Галдан-Чирина в аманатах был и отпущен от него бес перемены другим и с награждением, повидаться и для того б он, Барак, оного сына своего к нему, Псчаган-Чагану, отпустил; токмо он, Барак, посылать ево хочет ли, того он, Мансур, не слыхал.

13. Барак же салтан, как он, Маноур, слышал, кочевье свое имеет ныне к ташкентской стороне при реке Сарсу, а Аблай-салтан — к зюнгорской стороне в вершинах реки Н[у]ро, Ерали-салтан — к зюнгорской стороне при горе Кукчетау

14. Итако, по бытности ево, Мансура, у оного Джанбека одиннатцети дней, как он положился, обратно в Оренбург ево отправить, то за неимением при нем абыза ездил для написания к господину тайному советнику и кавалеру письма сам к показанному мулле Бирдишу, от которого чрез двои сутки и возвратился и по приезде своем на другой день с тем письмом ево, Мансура, обще с посланными от него, Джанбека, киргисцами, Айдабулом, которой ему, Джанбеку, родственник, и с Каип ясаулами, да при них в кощеях Малтабаром и отправил. А притом послал и показанных тритцеть три человека с товарами кашкарцов, откуда ехали они до Орской крепости двенатцеть дней. Токмо в бытность их в пути, выехав на дорогу, недавно появившейся в меньшой орде Курамзян-салтан человеках в пятидесяти киргисцов от них, кашкарцов, во-первых, требовал подарков. И как, они, кашкарцы, дать ему ничего не хотели, то он с протчими киргисцами [355] и нападение на них учинил и с ними, кашкарцами, купно же и с показанными киргисцами, Айдабулом и Кайлом ясаулами, из ружья стрелялся в таком намерении, чтоб их к даче ему товару силою принудить, уграживая, что ежели сами собою не дадут, то он их и совсем ограбит. Токмо-де притом ни с которой стороны убитых не случилось, кроме трех лошадей раненых, которых оной салтан, сперва как еще приходил, саблею из своих рук порубил. И хотя как провожаться киргисцы, так и они, кашкарцы, много в том противились, токмо оныя воры и из места того, которое им было способно, съехать не допустили, для чего и стоять тут трои сутки принуждены были, и видя уже они, кашкарцы, что сколько им ни стоять, но он, салтан, с киргисцами без грабежа их не оставит, то они по малолюдству своему и ему, салтану, принуждены были дать хамов и зенделей дватцеть концов. Но он, салтан, и еще требовал. Однако ж они, кашкарцы, с провожатыми стали быть упорственны, так что хотя б и совершенно драться, то готовы были; причем всем оной салтан, приходя, и с ним, Мансуром, много здорил, и с саблею было на него порывался и срубить хотел, токмо от того удержался. А сказывают про него, что он прежде бывшаго в Киргис-кайсацкой орде Каип-хана внук и прежде сего был в зюнгорском полону, по выходе же из оного придерживался Джанбек-тархана, токмо оной от себя ево выгнал, и как он, Джанбек, так-де и Абулхаир-хан весьма ево не любят, ибо-де он самой продерзливой человек; вышеписанныя же кашкарцы сказывали, что они и прежде того по Прибытии в Киргис-кайсацкую орду в Найманском роде по вымогательству киргискому им, киргисцом, из бумажного товару концов до пятидесят издержать были принуждены.

К подлинной скаске он, Майсур, тамгу приложил.

Секретарь Андрей Портнягин.

АВПР, ф. 122, 1747 г.. д. 3, лл. 140-146 об. Копия.