СТРЕЛЬБИЦКИЙ И. И.

ПОЕЗДКА

ротмистра Стрельбицкого по восточному Хоросану в 1890 г.

Религия. Господствующая религия государства мусульманская, шиитского толка, причем большинство исповедуют ее по учению Иене-Ашарие (по изложению имама Джиафар ес-Садыка), но большая часть племен не персидского корня принадлежит суннитской секте по учению имама Эзема.

Сунниты (ахле-тесеннун, чехарьяри) глубоко ненавидят персиян шиитов, в символ веры которых входит проклятие их первых трех халифов. Замечательно, что персияне не смотря на господствующее положение как бы признают нравственную силу и превосходство суннитов: в присутствии, афганца или теймури, они стесняются назвать себя шиитами и обязательные молитвы исполняют по обряду суннитов (т. е. со сложенными руками) (В шиитской догматике существует правило «тагые», разрешающее в случае нужды или опасности, скрывать свои убеждения. Этим разрешением персияне пользуются весьма широко и совершая пиллигримство в Мекку, они усердно для виду молятся на могилах проклинаемого ими Омера, так как посещение Мекки и Медины, находящихся во владении турок-суннитов, было бы для них, иначе, невозможно. Учение это основано на примере Али, который имея все права на Халифат, подчинился однако, как говорят, для виду, незаконному избранию Абу-Бекра и против убеждения признал его преемником пророка.), эти же последние, не только никогда не скрывают своих убеждений, но, повсюду, даже в самом Мешеде, как бы стараются выставить их на показ. Среди суннитов нет той формально-лицемерной строгости в исполнению внешних обрядов, как у шиитов, но за то, у них, заметно гораздо более искренней религиозности, без примеси, однако, [183] нетерпимости по отношению к иноверцам и шиитам. Вражда же к последним, зашла так далеко, что сунниты, невидимому, забывают, что персияне исповедуют мусульманскую религию и считают их ныне главными кафырами (неверными), избиение которых похвально, а продажа в неволю законна (По прямому смыслу корана, мусульманин не может быть продан в рабство, Персиян же причисляют к кафирам и это служило оффициальным оправданием туркменских и белуджских аламанов и обеспечивало возможность сбыта пленных персиян на рынках суннитских городов Бухары и Хивы.). Вообще, как сунниты, так и шииты, решительно относятся с большей симпатией в христианам, чем к мусульманам другой секты.

Отношения между правительством и мусульманским шиитским духовенством, кажутся несколько натянутыми. Духовные лица, повидимому, не довольствуются предоставляемой им до сих пор степенью автономии и лишь необходимость взаимной помощи, принуждает их до известной степени поддерживать солидарную с правительством политику (В народе муллы распространяют, что род Каджаров принадлежит потомкам Омейадов (Бени Омейа), причастных к деду убиения имамов Хессана и Хусейна и, следовательно, врагов шиитства.).

Звание муллы получает всякий умеющий читать коран, т. е. всякий грамотный, но к исполнению духовных треб, муллы допускаются лишь с благословения муштеида и по испытании в знании главных молитв и догматов веры. В общем, получая образование лишь в низших сельских школах, большинство мулл в умственном развитии, стоят нисколько не выше каждого простолюдина. Затем, дальнейшее значение среди духовенства зависит, исключительно, от умения составить себе во мнении населения репутацию учености и благочестия, а высшее звание муштеида («свидетельствующий»), признается за лицами достигшими такого авторитета в религиозно юридических вопросах, что они могут давать самостоятельные толкования смысла корана (Сунниты считают развитие мусульманского учения вполне законченным с первыми четырьмя халифами и никакое, затем, самостоятельное толкование корана не допускается; поэтому, среди суннитов муштеидов не существует.). Муштеиды признаются наместниками последнего [184] имама (Последний (12-й) имам Мэхди-Сахед-ос-Земан, по преданию, не умер, а исчез в воздухе и ныне незримо присутствует между верующими; перед кончиной мира, по учению шиитов имам Мэхди, явится снова.) им же вдохновляемыми, а потому, повеления и толкования их (фетва), имеют силу нравственного закона. Проповеди и учение муштеидов не подвержены никакому контролю, поэтому, они часто развивают философские теории далеко несогласные с господствующей догматикой и образуют вокруг себя секту учеников (муридов), среди которых занимают место духовного главы (муршид).

Хотя духовенство старается поддерживать в народе репутацию святости, но на самом деле, нравственный уровень их вполне гармонирует с общим состоянием персидского общества и духовное звание, как и всякое другое, есть не более, как средство наживы не стесняемой никакими формами приличия.

Храмы и высшее духовенство владеют громадными богатствами. Множество пожертвований поступают в пользу мечетей, для поддержания школ, больниц и других подведомственных духовенству учреждений, или же для раздачи бедным, (причем мутавелли (распорядители) обыкновенно при распределении пособий причисляют к беднейшим самих себя и свои семейства).

Наибольшими богатствами располагает храм имама Ризы в Мешеде (потомок в 8 колене дочери Магомета Фатыме и его племянника Али, †818 году) и состоящее при храме духовенство. Внутренность мечети, как говорят мусульмане, отделана с роскошью, превышающею всякое описание; жертвованные земельные владения храма (вакуф) находятся не только в Хоросане, но даже в других отдаленнейших частях Персии; кроме того, мечеть пользуется правительственной субсидией. Ежегодно тысячи пилигриммов изо всех концов мусульманского мира вносят свои пожертвования в сокровищницу храма, и ценность одних вещей, бросаемых ежегодно за серебряную решетку ограждающую могилу имама, достигает до 200.000 туманов (600.000 рубл.).

Кроме духовенства при мечети состоит до 800 служителей [185] разных степеней, разделенных на 5 кешиков (дежурств). Внешним отличием их служит шапка с вензелем имама Ризы.

При первом знакомстве с персианами бросаются в глаза глубокая, повидимому, религиозность, частые молитвы и строгое отношение ко всем внешним обрядам, но если глубже вглядеться в положение религии в Персии, то придется, кажется, убедиться, что, вопреки установившемуся в Европе мнению, едвали найдется другая страна, где ислам был бы более расшатан чем здесь. Нельзя сказать, чтобы население было индифферентно к религиозным вопросам, напротив — всякая новая теория найдет здесь не только последователей, но даже и мучеников, но чуждый национальному духу оффициальный культ с его формальными требованиями и продажными представителями едва ли в действительности составляет слишком дорогое верование народа. Персияне, по природе, весьма склонны к метафизическим и философским размышлениям, и религиозные вопросы составляют самую любимую тему бесед и споров, притом, если собеседник сохраняет хотя внешнее приличие по отношению к господствующей религии, то свобода мнений настолько велика, что можно оспаривать все основные догматы ислама не только не возбуждая неудовольствия, но даже иногда находя среди самих персиян защитников высказанного мнения (В г. Бирджане как-то несколько навестивших нас мулл спросили мнение мое о пророческой деятельности Мухаммеда, на что я мог только ответить, что вовсе не признаю его за пророка, а книгу его за откровение. Этот ответ не только не вызвал какого-либо неудовольствия, но к моему удивлению нашлось несколько человек, которые стали защищать это мнение.). Шиитская религия допускает самостоятельное толкование корана и муштеиды в своих проповедях часто значительно отклоняются от господствующих взглядов и образуют секты учеников; обычай этот совершенно не преследуется и, приучив народ к прозелитизму, дает основу распространению тайных сект, а также в корне подрывает возможность действительного фанатизма в народе. Вообще фанатизм предполагает слишком цельную и способную к увлечению натуру для того, чтоб он мог быть [186] доступен большинству разлагающегося персидского общества; несомненно, что здесь с удовольствием готовы издеваться над нищим и беззащитным иноверцем (Как путешествовал напр. г. Феррие.), но если окажется, что у неверного есть известная сила и, главное, деньги, то высокомерное презрение немедленно заменяется самым раболепным заискиванием и уверениями, что «прах ног ваших есть наилучшая корона» (Как охотно напр. мусульмане бросаются целовать руки европейцу, приходилось видеть как легко персиане мирятся с пребыванием в доме их и даже в мечети собаки путешественника. Не раз туземцы предлагали свои услуги в делах, составляющих решительное осквернение мусульманской семьи, не говоря уже о том, что масса туземцев весьма охотно пьет без свидетелей предлагаемое вино.). Строй всей жизни персиянина основан на наживе во что бы то ни стало, и религия, как и все остальное, есть предмет торговли, и если приходится встречать редкие случаи проявления вражды к европейцу, то причина ее в сущности никогда не кроется в религиозном убеждении (Конечно, все сказанное относится лишь до массы населения, исключая многих действительно религиозных и добродетельных лиц, которых среди шиитов можно встретить, как и в лоне всякой другой религии.). Казалось бы, что в Персии, в посещенной ее части по крайней мере, фанатизма не существует; можно встретить лишь единичные примеры дикого разгула силы над беззащитным (если проявление его не стеснено угрозой) и облеченные в обычные во всем формы религиозного лицемерия. Не представляет в этом отношении какой-либо особенности и население г. Мешеда: разница лишь в том, что духовенство этого города слишком освоилось с мыслью, что европейская дипломатия считает место это настолько неприкосновенным, что нарушение святыни повлечет слишком серьезные последствия. Несомненно, что ныне всякая попытка занятия Мешеда европейцами вызвала бы сильную агитацию со стороны духовенства, но казалось бы, что угроза конфискацией вакуфных земель и доходов духовенства и обещание, напротив, сохранения присвоенных преимуществ в случае поддержания в народе дружелюбных отношений к наступающей армии, весьма скоро в корне прекратили бы всякую [187] агитацию (Стоит вспомнить лишь, что все опасения по поводу назначении русского консула в Мешед оказались совершенно неосновательными. В стране почти никто и не интересовался знать какой религии принадлежит русский консул.). Для характеристики мешедского фанатизма можно привести следующий случай. Однажды в бесте (священный квартал) толпа дервишей стала издеваться над двумя афганцами суннитами и оскорбления росли прогрессивно по мере того, как толпа убеждалась в своей безнаказанности. Но когда один из афганцев, оказавшийся громадной физической силы, выхватил саблю и одним ударом отрубил у первого попавшегося дервиша голову с плечом и рукой, то вся толпа мгновенно смолкла, расступилась и афганцы, никем не преследуемые, спокойно вышли из беста, а затем и из города. Даже вопрос, требующий, как говорят, в Мешеде наибольшей осторожности — отношения к массе женщин, бродящих здесь по улицам, если только открыто не шокируется общественное мнение, устраивается самыми правоверными более, чем легко (Неверным воспрещен вход в священный квартал, между тем ограда самой могилы имама, за которую бросают свои пожертвования пилигриммы, сдана на откуп жиду за 200.000 туманов (600.000 руб ).).

Секты. Как указано выше, холодная формальность оффициального культа вместе с природною склонностью нации к метафизическим размышлениям породили множество тайных учений, не смотря на гонения сильно распространяющихся среди населения и подрывающих вследствие своих быстрых успехов авторитет господствующей религии. Главные секты, учение которых до некоторой степени известно, следующие:

1) Учение Баби, возникло в пятидесятых годах нынешнего столетия; основания его положены ширазским уроженцем Али-Мухаммедом, казненным в с. Маку (в Азербейджане) в 1849 году, названным Бабом (Баб по арабски значит дверь (истины).). Сам Баб не успел вполне разработать своего учения и это дело довершено его ближайшими учениками. После смерти Баба они подняли восстание, которое с трудом было усмирено и бабиды были преданы избиению. Но распространение новой секты этим не было остановлено: вскоре [188] между бабидами явился новый учитель — Беха (Или Беха-Улла (свет божий).), который назвал себя пророком и окончательным выразителем того учения, основания которого положены были Бабом и скоро большая часть бабидов сделалась его муридами. Вследствие притеснений правительства, Беха переселился в Турцию и был водворен сначала в Адрианополе, а затем перевезен в г. Ака (с. Жан-д’Акр), где находится до сего времени. Баби составляют тесно сплоченное общество, управляемое тайными посланиями главы секты. Сношения их со своим пророком происходят очень правильно и оживленно путем, который держится в тайне. Часто Бех сообщает свою волю и новые откровения, рассылая особых эмиссаров.

Не смотря на то, что учение возникло сравнительно недавно, оно имеет громадное число последователей и успехи его все продолжаются. В числе учеников называют многих высокопоставленных лиц (напр. хоросанского Пишкара и некоторых министров), говорят даже, что Велиат (наследник престола) тайно принял бабизм. Замечательно впрочем, что эта секта имеет последователей, преимущественно, между шиитами, среди же суннитов успехи бабизма весьма ограничены. Вследствие внушений духовенства и правительства, население относится к баби враждебно: их обвиняют в коммунистическом направлении не только в вопросах имущественных, но даже и в семейных отношениях; последнему обвинению служит, повидимому причиной некоторая доля свободы, предоставляемая баби женщинам. Впрочем, открытые гонения и казни бабид ныне весьма редки.

В основание учения положены, как кажется, пантеистические мировоззрения, которые бабиды стараются примирить с библией, евангелием и кораном. Али-Мухаммеда сектанты называют посланцем, пришествие которого обещано всеми монотеистическими религиями и на этой почве приглашают объединиться в одном веровании евреев, христиан и мусульман. Через каждое тысячелетие снова будет являться пророк для очищения [189] религии, уклонившейся от первоначального учения. Религиозные обряды доведены бабидами до крайней простоты. Как протест против страшной испорченности персидского общества и вредного влияния духовенства, бабизм требует от учеников безупречной жизни, самосовершенствования путем чтения и религиозных собеседований, гуманного обращения с детьми и женщинами и т. д., и повидимому до сих пор бабиды, до известной степени, приближаются к этим требованиям; особенно поражает в них громадная начитанность и глубокое изучение библии, евангелия, корана и религиозных книг своей школы. Бабиды вовсе не чуждаются общения с иноверцами и весьма сочувственно относятся к европейской цивилизации.

Секты шейхи, основанные в начале нынешнего столетия, и суфи, происхождение которой относят к глубокой древности, распространены гораздо менее. О сущности учения их не удалось добыть каких-либо новых сведений. Наконец, остается упомянуть о небольшой секте бозкалебендов, приверженцы которой сгруппировались в округе Хуспа (Каин); по рассказам туземцев — вероятно искаженным — бозкалебенды, мужчины и женщины, собираются по вечерам для общей молитвы, после которой принимаются гонять по комнате козленка до тех пор, пока животное, опрокинув, не погасит поставленного на полу светильника; тогда начинается дикая оргия, продолжающаяся до утра.

Образованность. Народное образование в Персии безусловно свободно: каждый желающий имеет право, никого не спрашивая, открывать всякие публичные курсы, и правительство совершенно не вмешивается в вопрос о предметах и направлении преподавания. В действительности же все образование находится в руках духовенства, главным образом низших сельских мулл. Постоянных училищ (кроме медрессе имама Ризы) не существует, но число начальных школ, открываемых в селениях по мере надобности, весьма значительно. Обыкновенно школы устраиваются при мечетях местными муллами и содержатся на плату, вносимую родителями по мере состояния каждого. Школы [190] эти посещаются весьма охотно; здесь дети усваивают сначала каждодневные молитвы с обязательными интонациями голоса и жестами, затем начинается заучивание персидско-арабской азбуки, после чего переходят прямо к чтению, или, лучше сказать, также к заучиванию арабского текста корана, причем нисколько не заботятся о том, что ученики ничего не понимают из прочитанного. Параллельно с этим, преподается немного письмо, поречк, шикесте (уменье же правильно и красиво писать составляет особую науку). Наконец, учитель рассказывает кое-какие отрывки из легендарной истории отечества, заставляет заучить несколько стихов персидских классиков, и на этом заканчивается обыкновенно образование не только в низшем, но даже в среднем и высшем классе общества. Некоторые более высокопоставленные лица приглашают для своих детей особых учителей туземцев, или же европейцев.

В Мешеде существуют школы (медрессе), содержимые при храме имама Ризы; здесь же пилигриммы часто жертвуют деньги, или недвижимое имущество, например, лавки, бани и т. п., со специальным назначением поддержания того или другого училища. Бурс преподавания здесь такой же, как и в сельских школах.

Наконец, как о высших курсах богословия, философии и права, следует упомянуть о чтениях, устраиваемых иногда учеными муллами и муштеидами для взрослых слушателей. Здесь обыкновенно профессор проводит лично выработанные им философские учения и образует вокруг себя кружок муридов (учеников), среди которых сам занимает место духовного главы (муршида) (Изложенное относится только до посещенной страны: в Фарсе же, Кермане, Ираке и т. д. существуют постоянные правит. заведения, где кроме специальных военных наук (академия Дар-Оль-Фенун), преподается главным образом философия, богословие, арабский язык, право и медицина.).

Благодаря множеству сельских школ и дешевизне преподавания, число грамотных, особенно среди собственно персидского и арабского населения, весьма значительно, в среднем же и [191] высшем классах безграмотность встречается лишь как весьма редкое исключение.

Всякий умеющий читать называется муллой и носит белую чалму, а если поступает на службу по гражданскому управлению, то получает название мирзы (Это наименование ставится перед собственным именем, напр. Мирза-Аббас; если же слово мирза помещено после имени, то оно обозначает принца и есть сокращение слов «Эмир-Заде» (рожденный от принца).).

Книжное дело развито весьма мало. Кораны и другие религиозные книги, обыкновенно рукописные, или же литографированы в Бомбее, Калькутте и Константинополе, а иногда и в Тегеране.

Из книг светского содержания можно найти лишь фантастические сказки, называемые историей (наиболее популярна «Искандер-Наме», история Александра Македонского), сочинения классических персидских поэтов, особенно Саади, или же, наконец, книги медицинские. Иногда попадаются томики описаний поездов шаха в Европу, Мешед и Мазандеран, но духовенство, не сочувствуя литературным трудам шаха и ознакомлению народа с Европой, как говорят, старается уничтожить эти сочинения. В общем, кроме Мешеда, книги весьма редки и дороги.

Каких-либо периодических изданий здесь не существует; издаваемый в Тегеране оффициальный орган правительства «Иран» высылается губернаторам, но обыкновенно полученные сразу за 3-4 месяца листы немедленно идут на оклейку стен.

Промышленность.

Земледелие. Самый существенный вопрос для земледелия в этих странах — вода. Дожди почти совсем не выпадают в низменных частях Хоросана, в нужное для посевов время, в горах же атмосферических осадков, хотя и достаточно для созревания жатвы, но количество их, так непостоянно; что население не решается основывать весь успех полевых работ исключительно на такой переменной данной.

Поэтому, для обеспечения урожая, хотя в размерах [192] необходимых для прокормления семьи и уплаты податей, приходится прибегать к искусственному орошению. Воды, данные природой на поверхности земли, приносят мало пользы земледелию; часть ручьев напитана солью, другие держат воду лишь весной, наконец, немногие, сравнительно большие потоки, как Джам и Кешав-руд, промыли в глинистой почве такие глубокие русла, что выведение воды на пашни требует иногда несоразмерных расходов и кроме того, вода, пущенная издалека маленькими ручьями, настолько теряется от впитывания в землю и испарения, что иногда вовсе не доходит по назначению.

Эти неблагоприятные условия принудили население прибегнуть к эксплоатации подземных вод, следовательно, близость водоносного слоя и легкость извлечения воды обусловливают производительность края. Так, наилучше возделанная Кучан-Мешедская долина обязана своим благосостоянием вовсе не Кешав-руду и Атреку, а тому обстоятельству, что водоносный слой проходит здесь от поверхности земли всего в 10-35 футах, что значительно облегчает проведение карызов. Один взгляд на карту местности убеждает, что действительно карызы обусловливают жизнь страны и что водой этой пользуются даже селения расположенные по берегам рек.

Карызы или канаты представляют сооружения, состоящие из ряда колодцев, начинающихся в более возвышенной местности и доходящих до селения. Дно всех колодцев соединено галлереей, наклонной в горизонту и пересекающей поверхности земли в точке назначенной для выхода ручья. Каждый из верхних колодцев доставляет известное количество воды, которое пробегая по подземной галлерее, охраняется от испарения и выходит на поверхность земли в виде более или менее многоводного ручья. Глубина колодцев обусловливается положением подпочвенных вод, расстояние между ними — в зависимости от свойств грунта, от 5 до 15 сажен; общая длина каната простирается на несколько верст (Maximum длины карыза пришлось видеть в Иездуне — 7 верст.). Для охранения воды от просачивания и солнечных лучей, подземную галлерею [193] укладывают иногда глиняными обожженными трубами, а колодцы сверху покрываются хворостом. Вновь построенный канат доставляет сначала мутную грязную воду, несущую массу мелких камней, а потому эксплоатация его может начаться лишь через год (Такой срок для очищения воды необходим для карыза, который строится (как это большею частью бывает) по одному колодцу. Еели же работы одновременно ведутся на 2, 3 или 4 колодцах, то вода очищается скорее в 4-6 месяцев.). Стоимость подобного сооружения, доставляющего 1 «жернов» воды (За единицу, при измерении богатства канаты, принимается количество воды, приводящее в движение один мельничный жернов, или же число пар волов, которые обработывают орошающую землю; 1 «жернов» воды, 18 «паром волов».), достигает до 3-12 и более тысяч рублей, доход же, им приносимый, колеблется между 8%-15%. Редко можно встретить (кроме Бучан-Мешедской долины), канаты, дающие более 1 1/2 жернова воды, чаще всего они доставляют 1/2 жернова.

Далее следуют постройки, собирающие на лето воду весенних дождей и тающих в горах снегов. Сюда принадлежат плотины и хоузы.

Сооружения первого рода возводятся в устьях небольших горных долин с твердыми каменистыми скатами. Весеннее половодие наполняет эти запруды водой, которая и расходуется затем по мере надобности. Запасы воды, сохраняемые этими искусственными озерами, весьма значительны, но так как давление воды на плотину громадно и постройка ее требует специальных знаний, то ныне эти сооружения возводятся очень редко, а постройка существующих относится в отдаленным временам лучшего прошлого Персии (Феримунская плотина, говорят, возведена Феримуном, мифическим королем Кейанидской династии, постройку остальных приписывают обыкновенно Аббасу Великому.). Хоузы представляют небольшие бассейны, в которые вода собирается по радионально проведенным канавкам; куполы, покрывающие эти резервуары, сохраняют воду почти до осени. Впрочем, хоузы, по [194] незначительности сберегаемой воды, строятся лишь для домашнего употребления, для поливки небольших огородов или по безводным дорогам для пользования путников.

Хлебопашество. Что касается до земли, то за исключением мест, состоящих из скал, песков и соланчаков, вопрос этот не имеет здесь существенного значения. Лессовая почва почти везде одинаково пригодна для обработки и имеется в количестве, неизмеримо превышающем средства орошения. Население могло бы ежегодно запахивать новые места и лишь невозможность провести далеко карызную воду принуждает группировать пашни в районе досягаемости потока и, во избежание истощения земли, применять удобрение. Близь устьев карыза применяется двухпольная система с удобрением, причем посевы пшеницы чередуются с хлопком, на более же отдаленных участках пашут на 3 поля. Без удобрения земля истощается после 3 жатвы.

Пашни располагаются обыкновенно в низких местах, в виде террасообразных площадок, окруженных валиками, для ограждения пускаемой воды. Для обработки земля сначала поливается, затем уже мягкая глина слегка разрыхляется; семя высевают поверх земли и вдавливают особыми досками. Снимают жатву серпами, молотят — с помощью волов, катающих по колосьям особый вал, усаженный кулаками.

Главный род хлебов это — пшеница и ячмень. Яровые высевают в конце марта и поливают каждые 11-12 дней; на 40-й день определяется успех урожая пшеницы, а на 70-й (5 поливок) наступает жатва (для ячменя на 40-й, 3 поливки). Озимые хлеба, наиболее распространенные, сеют с половины сентября до половины октября, они поспевают раньше дней на 20 и урожай всегда больше яровых. Впрочем, разнообразие климатических условий настолько изменяет эти сроки в различных местах, что напр. семена Хафского урожая успевают в том же году взойти в некоторых возвышенных местах Каина. После сбора пшеницы и ячменя (так называемая жатва зине) земля обыкновенно засевается вторично арбузами (1 поливка), [195] хлопком (7 поливок, чрез каждые 7 дней), свеклой и т. под. дающими вторую жатву — вельгар.

Урожай пшеницы колеблется между сам-5-50, средняя же урожайность составляет около сам-15, ячмень — сам-18.

Описанный способ земледелия, основанный на искусственных периодических поливках, называется «аби» (водяной). Естественно, что трудность сооружения каналов и, следовательно, дороговизна искусственного орошения сильно стесняют развитие земледелия, и население может пользоваться этим способом лишь насколько это является необходимым для обеспечения собственного существования. И действительно, по уверению всех сельских хозяев, жатва аби едва хватает на прокормление населения и уплату податей.

Что касается до возвышенных горных стран, то посевы аби там также совершенно необходимы, но более благоприятные климатические условия и обилие выпадающих дождей допускают там посевы без поливок, так называемые «дейме». Такой род земледелия, как сказано уже, возможен исключительно в горах; по необеспеченности результатов и по трудности разработки земли по крутым скатам посевы дейме гораздо менее аби, но за то, в случае хороших дождей, семя, брошенное каждый раз на новые места, удобренные еще выжиганием трав, производят такие богатые жатвы, что не смотря на меньшие запашки, дейме дает сбор, который более чем в 10 раз превосходит общее количество аби, и этот-то хлеб и составляет истинное богатство Хоросана. Посевы дейме производят между 10-20 числами февраля; если через несколько дней после праздника Ноуруза (8 марта) дождь выпадет 2-3 раза, то жатва дейме будет удачной. При одном дожде посев, хотя и не погибнет, но всходы получатся слабые. Жатва наступает на 70-й день после посева.

Плодородие этих возделанных горных участков поразительно: каждое брошенное в землю зерно дает целый куст стеблей до 10 увенчанных полновесными колосьями, урожаи сам — 100 и более составляют обыкновенное явление. Пшеница дейме несколько мельче аби, но за то зерно белее и гораздо [196] питательнее; для подобных посевов должны быть отделены особые семена от сбора жатвы дейме, так как пшеница аби, посеянная в горах без искусственного орошения, неизбежно погибает, не смотря даже на обилие дождей.

Каким важным подспорьем в сельском хозяйстве является дейме, видно из того, что если дождей не было и приходится пользоваться одной жатвой аби, то цена на пшеницу стоит 1 1/2 - 2 батмана за кран (75-100 коп. пуд) и население крайне нуждается, при удачном же сборе дейме цены падают до 10-15 батманов за кран (10-15 коп. пуд).

Итак, местные условия создали земледелие в виде аби и дейме, первая — весьма дорогая система с обеспеченными результатами, применяется, главным образом, для предотвращения бедствий засухи, вторая — дешевая, но результаты которой более или менее гадательны, составляет истинный источник богатства края. Отсюда вытекает: 1) что хотя в Хоросане большая часть пашень пользуется искусственным орошением, но обилие хлеба обусловливается и здесь, как в России, количеством выпавших дождей и 2) что вообще наиболее богатые хлебом местности это — возвышенные горные плато и, наоборот, низменные, равнинные страны (как напр. Хар, Теббез и часть пров. Карай), прокормив собственное население, могут дать лишь самый незначительный избыток (Сеистан производит исключительно хлеб аби, как говорят, не менее, чем весь остальной Хоросан, но причина этого заключается в том, что эта страна стоит в совершенно особых условиях, вследствие неограниченного запаса воды, которым население располагает в Хамуне и Гильменде.).

Весьма трудно привести какие либо точные указания о том количестве хлеба, которое ежегодно собирается в посещенной местности. Данные об этом могли бы быть заимствованы также лишь из секретных книг губернаторов о распределении податей (См. примечание на стр. 43.). Следующее косвенное указание может помочь определить искомые цифры, хотя бы приблизительно. Часть податей с земледельца взимается натурой и собранный хлеб поступает в правительственные запасы, назначенные для продажи [197] населению же, в случае голода, а также для отпуска войскам и чинам гражданской администрации (Эти запасы сохраняются в селениях под надзором старшин, в Каине же сосредоточены в 3 пунктах: в Исфеддине, Теббезе (Сунихане) и Не (Них).). По расспросным сведениям количество этих запасов составляет ежегодно:

Так как подати натурой составляют 1/10 урожая (См. глава V, стр. 113.), то общий сбор хлеба (только ячменя и пшеницы) по провинциям мог бы достигнуть:

Итого 400.000 хальваров, т. е. более 8 миллионов пудов.

Если допустить, что население ежегодно употребляет в пищу и корм скоту от 6 1/2 до 7 миллионов пудов, а для посевов сохраняет около полумиллиона, то годовой расход определится около 7 1/2 миллионов, а количество остающегося для экспорта хлеба 1/2 - 1 миллиона пудов.

Плантации. Малая доходность земли при посевах зерновых хлебов принуждает население устраивать различного рода плантации. Ныне, с увеличением тяжести налогов, повсюду заметно стремление заменить посевы хлеба плантациями табаку, огородами и, в особенности, посевами мака. [198]

Под мак (для опиума) заняты ныне весьма значительные площади и с увеличением потребления этого продукта посевы все увеличиваются. Туземцы охотно заменяют хлеб маком, так как культура его легче, требует меньше воды и дает в 8 раз больший доход. Семена высевают осенью, а на следующую весну растение всходит без поливов или много — с одной поливкой и к началу мая головки созревают уже настолько, что годны для получения опиума. Застывший сок растения выступивший из сделанных на головках надрезов собирают рано утром и затем полученная аморфная масса раскатывается в небольшие палочки, обертывается бумагой и в таком виде поступает в продажу. Лучший опиум получают из Гунабада и Джумейна.

Табак разводится в небольших количествах почти повсеместно, в более же значительных размерах в Паин-Хафе (в селениях Неште-фун и Чарахс), где ежегодный сбор его достигает до 3 тыс. пудов. Нештефунский табак славится наравне с ширазским и имеет большой сбыт; культура его весьма сложна, требует нескольких пересадок в разные почвы и значительных и частых поливов.

Из остальных культурных растений остается упомянуть о следующих: хлопок, который в небольших размерах сеется почти в каждом хозяйстве, сборы его не велики и идут на домашние потребности; шафран, славится в окрестностях Каина и Бирджана, сбор, говорят, до 20 пудов; индийская конопля (для приготовления гашиша, который получается от скатывания в тестообразную массу цветочной пыли растения с небольшим количеством масла), джугара, просо и, наконец, почти все известные в Европе огородные растения, из коих наибольшее значение имеют дыни, составляющие летом почти единственное продовольствие населения.

Садоводство развито в крае сравнительно мало, особенно в северной части, так как требует значительного расхода воды и обложено весьма высокою податью; тем не менее сбор фруктов, преимущественно гранат (начиная с Зиркуха в югу), миндаля, винограду, грецких орехов и барбарису представляет [199] довольно значительный доход для населения Каина и провинции Карай. Наилучшие сады находятся в окрестностях города Каина, в горной части Суннихане, в Зиркухе (гранаты и орехи) и в окрестностях Турбете-Иса-хана (миндальные деревья и персики) (В Бирджане садоводы жалуются на появление на винограде какого-то паразита, уничтожающего за последние года весь сбор. Наилучше орошенная Кучан-Мешедская долина, хотя и имеет много садов, но фруктовые деревья, кроме персиков, здесь не могут разводиться, вследствие суровой зимы.).

Шелководство. Тутовые деревья разводятся повсеместно и еще недавно шелководство было весьма распространено, но года 2-3 тому назад везде (кроме Суннихане) на червях стала замечаться какая-то неизвестная болезнь, выражающаяся тем, что второй сон насекомого без всяких видимых причин переходит в смерть. Опыты выписки новой незараженной грены из Зендеджана (близь Герата, производит лучшую в этой части Азии грену) и даже из Франции дали столь же неудачные результаты.

Некоторые шелководы объясняют это явление вредным влиянием развившихся плантаций опиума. Из 60 шелкомотален, бывших года 2 тому назад в Турбете-Иса-Хане, остались только 5-6, остальные должны были закрыться за недостатком работы. В такой же степени сократилось шелководство и в остальных частях Хоросана.

Средние цены на продукты земледелия и садоводства (по персидской оценке на 1 кран).

Цифры эти выраженные по русской системе составляют (По курсу 30 коп. за кран.):

Скотоводство (коноводство). Дороговизна искусственного орошения ставит неодолимую преграду разведению в больших размерах кормовых трав; требующих значительного количества воды, природа же производит здесь лишь редкую тощую траву и колючку. В лучших условиях поставлены в этом отношении север страны, все гористые местности и верхний Бехарз, где по дороге из Келлеминара в Шехре-Ноу имеются хорошие естественные пастбища. Этими данными обусловливается состояние скотоводства: население разводит преимущественно овец и воз, довольствующихся круглый год подножным кормом, в меньших размерах ослов, верблюдов и лишь в незначительном количестве рогатый скот и лошадей, требующих прибавки к подножному корму рубленной соломы и ячменя.

Скотоводство распространено в двух видах: мелкое — как необходимое подспорье во всяком хозяйстве и в более широких размерах — среди кочующих пастушеских племен.

Овцы (курдючной породы) и козы мечут в первых числах марта, начиная с третьего года одного, редко двух ягнят, которые достигают полного развития в концу 2 года. Трехлетний [201] баран (шишек) дает от 20 до 60 фунтов чистого мяса и от 5 до 20 фунтов курдючного жира; наибольшее количество мяса имеет в мае-июне к началу засыхания трав. Козлиное мясо употребляется в пищу, но признается в этих местах вредным. Цена на мелкий скот; овца (для завода) 15 кран, баран (для мяса) 3 крана.

Главные статьи дохода с овец и коз:

1) Шерсть неочищенная получается ежегодно с каждой головы за две стрижки около 6 фунтов, средняя цена 4 руб. 50 коп. пуд.

2) Крут — высушенный на солнце в небольших кусочках творог. Цена наравне с ячменем.

3) Желтое овечье масло по цене шерсти.

Для определения богатства мелким скотом можно предположить, что на каждую семью приходится minimum по 10 голов, что по провинциям дает приблизительно:

Цифры эти можно принять лишь как минимальные.

Рогатый скот содержится исключительно для полевых работ, так как прокорм его обходится дорого, а мясо употребляется в пищу лишь самым бедным классом народа. В Сеистане, напротив, рогатый скот разводят в весьма значительных размерах.

Верблюды употребляются для перевозов, отчасти для полевых работ. Мясо и молоко их употребляются в пищу. Верблюд этих стран одногорбый меньше и слабее туркменского, кормом ему служит колючка, солома и небольшое количество ячменной муки или семян хлопчатника. Главные центры, где [202] можно собрать значительное количество верблюдов для перевозок — г.г. Мешед, Себзевар, Турбете-Иса-Хан, небольшие селения Нештефун, Берабад и Сенгун (в Паин-Хасре) и Бирджан. Верблюды сильно истощаются от переходов во время дневного жара, а потому движения караванов совершаются по ночам. В Сеистане, где лошади вовсе не живут, вследствие распространения особых ядовитых мух и в южной части Каина, для прохождения значительных безводных пространств, употребляют верховых беговых верблюдов (бадии). Эти маленькие экземпляры одногорбого верблюда на высоких ногах идут в день рысью до 100 верст, неся 2 челов. и, как говорят, могут работать так 5-6 дней в неделю.

Коневодство, кроме северных частей Хоросана и Бехарза, развито так мало, что напр. во всем Хафе едва ли найдется десяток лошадей (кроме принадлежащих соварам). Ханы и более высокопоставленные лица держат небольшие конские заводы, исключительно, для себя и для подарков. Лучшие лошади доставлялись прежде из Ахала и Мерва, ныне же, с падением коневодства в Туркмении, лошадей выводят арабских из Багдада и катаганских из Афганистана. Мелкие рабочие лошади местной породы (ябу) весьма не прихотливы и выносливы, обыкновенно их приучают, ходить иноходью, но и этих лошадей можно найти лишь в более значительных центрах. Главным конским рынком служит Мешед и Кучан, куда кроме местных приводят туркменских, иомудских, курдских, бухарских, а иногда и арабских лошадей.

В корм лошадям, кроме северных провинций и Бехарза, где есть сено, идет солома и ячмень по 4-8 фунтов в сутки. За недостатком лошадей, мелкие перевозки и даже переезды совершаются на ослах (и отчасти на катерах). Стоимость рабочего осла составляет 7-10 рублей; это выносливое животное не требует никакого ухода, его почти не кормят и даже не снимают никогда вьючного седла. Осел проходит в сутки средним числом не менее лошади и несет груз до 5 пудов. Благодаря своим качествам, животное это сделалось необходимою принадлежностью всякого хозяйства и трудно найти двор, [203] где не содержалось бы их по нескольку голов; казалось бы, что в Персии осел — положительно наиболее обеспеченное и дешевое перевозочное средство для негромоздких тяжестей.

Что касается кочевников, то, как говорят, в руках их сосредоточено скота в 3 или 4 раза больше, чем у всего остального населения, так что напр. бехлури, зимой перекочевав в Хаф, покрывают своими бесчисленными стадами овец всю степь от Немексара до границы Афганистана. Столь же многочисленны стада белуджей, кочующих между Руем, Турбетом и Махвелатом. Летом на крайнем востоке приводят из окрестностей Герата свои стада пастухи афганцы-нурзи.

Мануфактурная промышленность. Посещенная часть Хоросана по преимуществу страна земледелия и скотоводства; мелкая мануфактурная деятельность существует в виде кустарного производства и назначена лишь для удовлетворения местных сельских потребителей. Некоторое значение имеют лишь следующие виды производств. Выделкой материй из козьего и верблюжьего пуха (курк) занимается почти все население Каинской провинции и преимущественно городов Каина и Бирджана, где производство это принимает размер фабричной деятельности. Более грубые сорта материй валяются как войлоки в толщину обыкновенного сукна, лучшие же имеют в основе ткань, на которой впоследствии наводится ворс. Эти сукна весьма прочны, теплы и цена их доступна населению: штука в 10-12 арш. отдается по 6-15 кранов и лишь самые высокие образцы, привозимые из Бушерие (в Теббезской провинции), напоминающие по тонкости кашемир продаются до 40 кранов.

Ковровое производство в значительных размерах сосредоточено в Мешеде и нескольких местах Каинской провинции: в Бирджане, Каине и особенно в Дорохше. Мешедские ковры более низкого качества и весьма пестры, бирджанские и особенно дорохшские менее ярки, но за то краски их подобраны гармоничнее, рисунок изображает обыкновенно кашемирскую шаль и по добротности они не уступают туркменским. Цены их довольно велики. Прежде шерсть окрашивалась исключительно растительными составами, ныне же, не смотря на запрещение [204] правительства, повсюду распространяются анилиновые краски, что значительно уменьшает прочность рисунка персидских ковровых изделий.

Слесарное и оружейное производство сохранилось ныне лишь в Кучане, Мешеде, Каине, Кахе и Бирджане. В мастерских изготовляются преимущественно длинные нарезные стволы ружей и кривые шашки, хотя по общему отзыву изготовление прославленной Хоросанской дамаскированной стали ныне почти исчезает.

Если прибавить в этому повсеместно распространенное приготовление медной домашней посуды, а также гончарное производство (Мешед, Бирджан, Хут), мелкие поделки в виде ваз и кувшинов из черного шифера (Мешед), вышивание шелками, резба печатей и т. п., то тем и ограничивается в этом направлении деятельность населения посещенной части Персии. Множество туземных мануфактурных изделий, наполняющих рынки и до сих пор успешно конкурирующих с привозными европейскими товарами, принадлежит не Хоросану, а обыкновенно привозится из югозападных провинций Иезда, Кермана, Шираза или же из Герата.

Торговля. Торговля посещенной страны весьма ограничена; единственные предметы, имеющиеся для продажи, это продукты сельского хозяйства, отдаваемые в небольшом количестве взамен различных привозных мануфактурных произведений туземного и заграничного изделия.

Хлебная отпускная торговля происходит с помощью соудагеров (Соудагерами называются купцы, разъезжающие по селениям с запасами мелких мануфактурных изделий, которые они выменивают на хлеб, шерсть и т. п. Они делают, впрочем, покупки и на наличные деньги.) и достигает наибольшего оживления в периоды уплаты податей.

В северной полосе (до Хафа) хлеб скупается отчасти для кочевников, частью вывозится для удовлетворения потребности наиболее бедных округов Теббеза и Хафа, а остатки доставляются в Мешед и Себзевар, откуда вывозятся в Закаспийскую область или в Баку. В Каине же и Сеистане населению [205] запрещена продажа хлеба за пределы провинции и эта статья торговли монополизирована в руках эмира, который ежегодно по принудительным ценам скупает пшеницу и ячмень и отправляет значительные караваны в Хадис и Керман.

Шерсть составляет следующую статью отпуска. В этом отношении страна делится на те же два района: в северном главном рынке является Себзевар, откуда шерсть отправляется чрез Асхабад в Россию, или же чрез Тавриз в Марсель, а Каинскую шерсть покупают преимущественно в Герате. Более широкому развитию отпуска шерсти из Каина препятствуют также принудительные цены и монополии, предоставленные нескольким лицам. Излишний скот северного района сбывается преимущественно в Закаспийскую область, в Каине же вывоз его за пределы провинции совершенно запрещен.

Если в названным продуктам прибавить сухие фрукты, небольшое количество шелка, опиума и сукон, то этим и ограничивается перечень предметов экспорта из исследованной страны. Что касается ввоза, то сюда доставляются исключительно мануфактурные изделия и главными конкурентами здешних рынков являются производители туземные, южной мануфактурной полосы Персии, русские, английские и лишь отчасти французские и австрийские. Первые доставляют свои товары из Кермана и Иезда, по большой дороге чрез Бирджан в Мешед; главные центры распространения русских товаров, идущих чрез Асхабад-Себзевар и также Мешед, а английские, идут чрез Бендер-Бушир и Керман, или же чрез Герат.

Как повидимому, ни удивителен такой факт, но можно положительно констатировать, что главная масса населения решительно предпочитает свои, туземные, произведения и покупает иностранные лишь за недостатком иездских и керманских. Главные статьи ввоза из Европы, это — ситцы, кисея, сукна, сахар и металлические изделия. Ситцы европейские, а особенно русские, покупаются не особенно охотно, так как дороже местных и кроме того наиболее любимые персиянами цвета — фиолетовый, голубой, зеленый и т. д. весьма не прочны; то же самое можно сказать и о русских сукнах: насколько удалось [206] заметить, их покупают лишь более зажиточные люди для праздничного, редко носимого платья, население же гораздо охотнее покупает местные изделия или же получаемые из Герата сукна английские светлых цветов и замечательной прочности, хотя и весьма дорогие. Совершенно аналогичное явление замечается и по отношению в сахару: чаще всего покупается иездский, тростниковый, неочищенный сахар в маленьких головках желтоватого цвета, хотя товар этот стоит почти в одной цене с хорошим русским сахаром, или же иездский леденец в кристаллах. Далее из европейских наиболее ценится марсельский сахар, мягкий, весьма мелкого зерна и получаемый в изящно укупоренных головках по 4-6 фунтов (цена немного выше русского) и, наконец, наименее ценится, хотя и наиболее распространен русский сахар, называемый здесь «пудовым», доставляемый в больших головах и весьма крепкий, не смотря на неоднократные обращения персидских купцов в главным русским фирмам с просьбой об изготовлении, по вкусу населения, маленьких головок слабого сахара желтоватого цвета.

Чугунные и железные изделия в виде котлов, чайников, кувшинов и полосовое железо, а также медные — в виде чайников, самоваров, подносов и т. под. распространены исключительно русского изделия, но население и в этом отношении, если только возможно, старается купить домашнюю посуду красной меди местного производства, оригинальной, суживающейся к верху формы. Из остальных предметов ввоза остается упомянуть о следующих:

Чай в весьма значительном количестве ввозится исключительно индийский, из Бомбея, чрез Бендер-Бушир.

Обувь английская привозится из Герата и Кандагара и, хотя продается непомерно дорого, но разбирается нарасхват.

Спички из Штирии — обыкновенные и из Англии — восковые — распространены повсюду и весьма дешевы (10 жестяных коробочек восковых очень хороших английских спичек продаются по 20-28 коп.).

Мелкие железные и стальные изделия и оружие английского производства. В Индии предметы эти выделываются вполне [207] применяясь к вкусу населения: ножницы особой формы для помещения в каламдан (Каламдан — небольшой ящичек для письменных принадлежностей, помещаемый за поясом или в кармане.), ножи с гравированными персидскими стихами и т. д. Английское оружие весьма распространено. и ценится очень высоко (военное курковое ружье времен Крымской войны продается до сих пор по 40-50 рублей).

Фарфоровые и стеклянные изделия русского и отчасти английского производства, стаканы, кальяны, блюдечки, чайники и т. д.

Сравнивая положение русских и английских купцов в борьбе за персидские рынки, нельзя сомневаться, что русские товары, преимущественно дешевые, имеют гораздо большее распространение, но, в сожалению, в населении успело уже и здесь укорениться понятие об «английских» (на самом деле часто русских) изделиях высшего качества, в отличие от «русских» — более низкого достоинства. Причины этого, на взгляд неспециалиста, заключаются, повидимому, в малом внимании со стороны русских фабрикантов в условиям местного быта и национального вкуса, а также вследствие видимого старания сбыть в Персию товары далеко невысокого качества, которые едва ли были бы куплены в другом месте.

Административное устройство.

Управление. Весь Хоросан составляет отдельное наместничество, вверенное ныне брату царствующего шаха — принцу Рукн-ед-Доуле-Мамед-Тагы-Мирзе с титулом вали и Ферман Ферма-Хоросана и Сеистана и Мутевелли-баши-Кулль-Астанеи-Агдес (Рукн-ед-Доуле есть личное звание принца, означающее «опора государства»; остальные титулы, присвоенные по должности, означают «наместник и отдающий повеления, главный распорядитель доходов священного порога» (храма имама Ризы).).

На него же возложено и главное начальство над войсками.

Резиденция вали находится в г. Мешеде. При вали состоят следующие чиновники:

1. Два мунчи — секретаря. [208]

2. Эшик-агасы-баши — церемониймейстере и докладчик по делам просителей.

3. Серкшик-баши — начальник телохранителей.

4. Эмир Мирахур — шталмейстер.

В Мешеде сосредоточены также все высшие управления Хоросана, а именно:

I. Гражданские управления.

1. Отаке-Дефтер. Начальник его — пишкар Хоросана (Должность Пишкара существовала прежде лишь при наследнике престола, управлявшем Азербейджаном, и при правителе Ирака (Тегеран), а при хоросанском вали учреждена лишь сравнительно недавно, вследствие особого значения, которое приобрела эта провинция со времени занятия Россией Закаспийской области.) ныне Моатамин-ес-Султане-Хаджи-Мирза-Риза (известный в народе под именем Хаджи-Муштешара), исполняет при вали обязанности визиря (первого министра) и ведает преимущественно дела по финансовому управлению. Это единственная должность при вали, назначение на которую зависит исключительно от усмотрения шаха. При пишкаре состоят:

а) Рейсе-Дефтер — помощник.

б) Назыме-Дефтер — контролер и

в) Четыре Мустоуфи — делопроизводителя.

2. Дар-Оль-Энша — канцелярия по гражданскому управлению страны. Начальник управления называется мунчи-баши, при нем несколько мунчи — делопроизводителей.

3. Диван-Хане — управление, ведающее судебной частью; состав его:

а) Реисе-Диван — начальник управления.

б) Муавен — помощник.

в) Три мунчи — делопроизводителя.

4. Отаке-Техгык-ве-Огаф — учреждение для разбора дел между гражданскими и вакуфными (церковными) имениями. Начальник управления носит титул Эмине-Огаф; в ведении его находятся городские духовные судья, кази и ахунды.

5. Элине-Везаиф — чиновник, ведующий назначением пенсий. [209]

6. Управление городом Мешедом:

а) Беглербеги — градоначальник.

б) Ферраш-баши — полицмейстер.

в) Дароге — начальник базара.

г) Несколько Кетхуда — начальников кварталов.

д) Калантар — заведующий городскими сборами.

е) Феррашы — полицейские.

II. Управление храма имама Ризы.

Дар-Оль-Тоулие. Обязанности начальника с титулом Мутавелли-баши (главного распорядителя) исполняет ныне вали Хоросана; при нем состоят:

а) Этемад-оль-Тоулие или Везире-Астанеи-Агдес (Везир священного порога), ближайший помощник мутавелли, заведующий преимущественно денежными делами храма.

б) Ферраш-баши-астанеи-агдес (полицмейстер священного порога), наблюдающий за порядком храма.

в) Несколько Хадемов — хранителей могилы Имама и до 600 других чиновников, исполняющих обязанности по управлению дедами храма и при различных церемониях и разделенных на 6 кашиков или дежурств.

III. Военные управления.

1. Отаке-Незам — штаб войск Хоросана, ведает также и всеми видами довольствия.

а) Моатамин-ель-лашкер — начальник штаба.

б) два Наиба — адъютанты и делопроизводители.

в) Несколько Серештедаров — экспертов по разным отраслям военного дела.

г) Тохвильдар — казначей.

2. Реисе-Тупхане — заведующий артиллерийскими складами.

3. Реисе-Курхане — заведующий арсеналами.

4. Реисе-Захыре — заведующий складами аммуниции и других воинских запасов.

5. Реисе-Эстабль — заведующий артиллерийскими конюшнями.

IV. Наконец, дипломатическими сношениями заведует [210] Кергузар, ныне Назым-уль-Мульк-Мобх-Али-Хан; при нем находятся несколько Мустоуфи и Эмине-Таскире. Заведующий паспортною частью (Только для иностранцев, так как в самой Персии не существует паспортной системы.).

Главные подразделения страны — вилаеты (провинции) вверены хакимам, но лица эти пользуются далеко не одинаковыми правами: так, например, ильхани Кучана, Буджнурда и эмир Каина — несменяемые наследственные правители, а хакими Хафа и Бехардза даже не имеют права непосредственного сношения с вали, а подчинены губернатору Джама. Каких либо правил о степени власти начальников провинций не существует и значение их обусловливается исключительно личными их качествами и размером подносимых подарков.

Назначение на должности хакимов предоставлено вали и обусловлено известной, определенной обычаем, взяткой (например, Джам оплачивается 6 тыс. туманов); впрочем, иногда хакимы назначаются непосредственно шахом. Весь штат состоящих при них чиновников ограничивается обыкновенно назиром (управляющим), 2-3 мирзами (писцами), несколькими феррашами и палачом (У каинского эмира имеется 4 визиря: Сундукдар, Сундукдаре-нагд, Ферраш-баши и Мирахур и один Мустоуфи.).

На следующей ступени стоят подразделения провинций — джамы или булуки, которыми управляют наибы по назначению хакима. Правители булуков по собственному усмотрению разделяют вверенные округа между несколькими доверенными лицами и, наконец, в отдельных селениях имеются старосты — кетхуда, которые по обычаю избираются миром, но чаще назначаются административным распоряжением, во всяком же случае утверждение в должности сопряжено с известным подарком хакиму и наибу. В некоторых селениях или группах селений управляют самостоятельные хакими, подчиняющиеся непосредственно вали или губернатору (напр. Герат). Это обыкновенно богатые и высокопоставленные землевладельцы, получившие надел в виде служебной награды или приобревшие их покупкой [211] и имеющие возможность выхлопотать себе автономное положение и почетное звание хакима. Наконец, в чинам городского управления принадлежат ферраш-баши — полицмейстер, Кетхуда — заведующие кварталами, дароге — начальник базара и калантар — заведующий городскими сборами. Вали, высшие чины его управления и хакимы получают содержание от правительства, назиры и мирзы служат по вольному найму, а старосты получают содержание от жителей селения, все же остальные чины администрации, как напр. ферраши, калантары, дароге и т. д., обыкновенно не только ничего не получают, но даже обязаны вносить известный ежегодный подарок.

Но система косвенных доходов так развита, что это и составляет главный расчет всех служащих, и назначения на административные должности добиваются весьма усердно.

Хакимы управляют делами провинции с большой самостоятельностью и ведают всеми отраслями управления; эмиру Каина подчинены и расположенные в стране войска. Если хаким исправно вносит подати, своевременно является с поклоном и подарком в вали (Часто и охотно делать подарки также считается невыгодным, ибо это доказало бы известную зажиточность и повлекло бы всевозможные штрафы и даже смещение с должности с целью вторичного получения выкупа, так что при требовании взятки хакимы долго и упорно торгуются, при чем с обеих сторон делаются уступки.), то в дела его управления никто не вмешивается и никакого отчета от него не требуют.

Выйдя утром из эндеруна (Женская половина дома.), правитель садится со своими писцами в зале «дивана», где остается до вечера; здесь он выслушивает жалобы, производит суд, принимает подати и пишкеши. Тут же совершается молитва, подают обед, принимаются гости и т. д.; всякий имеет право придти по своему делу, или же просто, чтобы послушать новости, за все это время каждый может просить рассмотрения всяких вопросов и решение хакима произносится немедленно, или же надписываются в виде резолюции на маленьких докладных записках [212] величиной с визитную карточку, которые тут же возвращается просителю, и дело считается законченным.

Провинции. Территория посещенной части Хоросана принадлежит 8 вилаетам, а именно:

1. Кучанская провинция, с главным городом того же имени, состоит из 4 булуков:

Правитель Шуджа-ед-доуле, Мир-Хусейн-хан-Курд, пользуется правами наследственного правителя Кучана, как ильхани Курдского племени Зеферанлу.

2. Сервилает, с главным городом Мешедом, имеет 4 булука и 1 ханство:

Ханство Раткан (Принадлежит Курдским ханам племени Кейканесу.) гл. пункт селение того же названия. Управляется провинция непосредственно Хоросанским вали.

3. Джам, с главным городом Турбете-Шейхе-Джамом, собственно Джам имеет 6/т. кв. верст, разделен на 3 (?) булука и ханство.

1) Турбет, гл. пункт гор. Турбете-Шейхе-Джам.

2) Хухсейнабад, гл. пункт сел. того же названия.

3) Сере-Джам?

4) Ханство Феримун, гл. пункт сел. Феримун.

В административном отношении губернатору Джама подчинены также хакимы двух следующих провинций Бехарза и Хафа (14.900 кв. верст) с целью объединения управления в прилегающей к Герату местности. Во время поездки губернатором Джама был Сахам-ул-Мульк, принц Мейти-Кули-Мирза (потомок Мамед-Вели-Мирзы, сына Фетх-Али-Шаха); [213] прежде он состоял губернатором Шираза, подвергся опале, принужден был бежать в Багдад и провел там несколько лет, после чего вследствие значительного подарка, поднесенного его братом шаху, он был прощен и назначен состоять в распоряжении Хоросанского вали. Его сравнительно добросовестная система управления, препятствовавшая скоплению значительного состояния, которое давало бы возможность делать правительству большие подарки, всегда заставляла народ опасаться, что положение правителя может быть легко поколеблено, и опасения эти оказались вполне основательными, так как в октябре он действительно был заменен Нуфет-ул-Мулькум-Али-Мердан-Ханом-Теймури за взятку в 6 т. туманов; Мейти-Кули-Мирза мог предложить за оставление в должности лишь 4 т.

4. Бехарз — площадь 8200 кв. верст, главный город Шехре-Ноу; правитель провинции подчинен джамскому губернатору. Во время поездки делами провинции временно управлял хафский губернатор вследствие того, что жители, возмущенные бесчеловечными поборами принца Яхья-Мирзы, прогнали его из Бехарза со всем семейством, избив предварительно палками.

5. Хаф, с главным городом Руй (На картах назван Хаф; такого города вовсе не существует, а название ото относится к целой провинции.), занимает площадь в 6.700 кв. верст и разделен на 2 булука:

1) Бала-Хаф (верхний Хаф), глав, пункт сел. Седе (Прежде главным городом Бала-Хафа был Нафабад, но так как он составляет личную собственность Лютф-Али-Хана-Теймури, брата бывшего правителя, то со сменой этого губернатора Л.-Алл-Хан не пустил в город Наиба нового правителя и принудил его перенести свое пребывание в Седе.).

2) Таинь-Хаф (нижний Хаф) гл. г. Руй.

Весь Хаф населен исключительно теймурийцами, а потому прежде управлялся ханами этого племени, но ныне с усилением правительства и эта страна превратилась в обыкновенную провинцию, впрочем теймурийские ханы располагают здесь такими значительными недвижимыми богатствами, что народ продолжает считать их естественными хозяевами страны. Хаф, имея все права отдельной провинции, подчинен однако, как и [214] Бехарз, не прямо Хоросанскому вали, а губернатору Турбете-Шейхе-Джама.

Во время поездки правителем состоял принц Хозров-Мирза (Брат Мейти-Кули-Мирзы.), но в половине октября он был заменен чиновником Нусрет-уль-Мулька, получившим в то время должность губернатора Джама.

6. Каин (Каинат), с глав, городом Бирджаном, составляет самую обширную провинцию Хоросана; об занимает площадь около 60 т. кв. верст и разделяется на 9 1/2 булаков (Кроме Сеистана, который также находится в управлении Каннского эмира и имеет особое деление на 4 булака. 1) Ки. 2) Джанабад. 3) Шибад. 4) Секуе.).

Вся эта территория находится в управлении араба Алем-Хана, пользующегося титулом Хишмет-уль-Мулька. В начале царствования Наср-ед-дин-Шаха площадь современной Каинской провинции была раздроблена между множеством мелких правителей, почти независимых от центрального правительства и имевших между собой бесконечные распри. Начало политической карьеры Алем-Хана было весьма несчастно, долго был он в изгнании, скитался по Афганистану и Персии и, наконец бежав из тюремного заключения в Тегеране, благодаря [215] преданности своего афганского слуги, в платье погонщика пробрался в Каин и принял от отца в управление наследственная земли, которые состояли из округов Каина, Бирджана и Сербише. Организовав здесь небольшую армию, Алем-Хан начал войну со своими соседями; удачными военными действиями, покупкой, браками и т. под. эмиру удалось скоро объединить в своих руках всю территорию Каинской провинции и шах, признав совершившийся факт, утвердил его наследственным правителем всех завоеванных персидских земель. В эпоху попыток Персии занять западные провинции Афганистана эмир играл выдающуюся роль: он самостоятельно руководил персидской политикой и военными операциями в Сеистане; в 1857 году, отказав присоединить свои войска к армии Хиссам-ус-Султане, двигавшейся на Герат, он обещал содействовать главной армии наступлением на Сеистан и настольно удачно оперировал с своим небольшим отрядом, что занял весь Сеистан до Ферра и Лаш-Джувейна, но работы разграничительной коммисии сера Фредерика Гольдсмита возвратили Афганистану значительную часть земель, добытых Персии мечом Алем-хана, хотя эмиру и удалось сохранить права на часть весьма плодородной равнины по восточному берегу Хамуна. После этого эмир вел еще несколько войн в Сеистане против белуджей, грабивших южные части провинции, подобно тому как туркмены грабили северные; ряд экспедиций в глубь Белуджистана и энергичная, хотя и жестокая, политика были вполне удачны и белуджи совершенно прекратили свои набеги. Не имея возможности внести войну в пределы Туркмении, эмир должен был ограничиться с этой стороны лишь мерами обороны, но и здесь он успел достичь того, что его подданные страдали от туркмен сравнительно менее, чем в других провинциях.

Благодаря своим несомненным политическим, военным и административным талантам и оказанным государству услугам, эмир пользовался большим доверием правительства, но за последнее время между Алем-Ханом и Тегеранским двором стало замечаться охлаждение, приписываемое проискам сэра Друмонда Вольфа, старающегося сместить Алем-Хана [216] вследствие его постоянных и непреклонных отказов войти в сношения с представителями британской политики.

Род Алем-Хана управляет страной наследственно; нынешний эмир фактически пользуется в своих владениях почтя неограниченной властью и всякая попытка вмешательства вали встречает с его стороны самое энергичное сопротивление. Слава о его военных подвигах, богатствах и твердой политике далеко разошлась в народе, и в настоящее время несомненно, что Хишмет-уль-Мульк положительно самое популярное лице в этой части Персии.

Вследствие своих преклонных лет (Родился в тридцатых годах.) эмир не может ныне лично заведывать всеми вопросами администрации, а потому, сохранив за собой общее руководство делами, он передал управление собственно Каином сыну и наследнику Измаил-Хану, Не (Них) дяде Асадула-Хану, а Сеистан другому сыну Али-Экбер-Хану.

7. Провинция Караи (Хейдари) с главным городом Турбете-Иса-Хан (Город этот на всех картах назван Турбете Хейдари: это старинное, ныне оставленное, название почти неизвестно населению.) занимает около (?) кв. верст и состоит из 5 (?) булуков.

Прежде вся эта провинция составляла владения племени Караи, но после смерти Сердара-Иса-Хана часть населения Караи переселена в Фарс, вместо которого приведены были персиане и курды, а страна стала одной из провинции Хоросана. В настоящее время хаким провинции Ага-Хади-Хан-Кареи.

8. Тун-Теббезской провинции в посещенной стране принадлежат булуки Каха и Гунабада. Правитель Эмад-ул-Мульк живет в Теббезе. [217]

Судебные учреждения. В мусульманском государстве не может существовать другой писанный закон, кроме корана и преданий шариата, следовательно право суда принадлежит исключительно духовенству. На самом деле светская власть в Персии присвоила себе право решения большей части юридических вопросов, и ведению суда шариата остались ныне лишь дела прямо входящие в область мусульманских духовных постановлений, как напр. бракоразводные, о наследстве, гражданские иски, принесение присяги и т. д., а также особенно сложные юридические вопросы, в решении которых хакимы не признают себя компетентными.

Всякий может обращаться со своей жалобой в светскому или духовному судье, но постановления шариата, как основанные на силе божественных повелений, признаются безапеляционными, представителями суда шариата являются муштеиды, шейх-уль-исламы (у суннитов), кази и наконец в мелких делах — все муллы. Процесс разбирательства дела по указанию шариата основывается преимущественно на показаниях известного числа свидетелей, или же на присяге, к которой приводят более виновную по мнению судьи сторону; клятва на коране признается неопровержимым доказательством и обвиняемый освобождается от всякой дальнейшей ответственности. Суд светской власти называется урф (насилие) во главе его стоит шах, а затем постепенно все лица администрации, до сельского старосты включительно. В основу суда урфа положено обычное право и ведению его подлежат все уголовные преступления и те гражданские процессы, которые влекут за собой наказание виновного. Хотя в Персии не существует никакого закона обусловливающего компетентность различных ступеней судебных учреждений, но укоренившийся обычай выработал покрайней мере известную предельную степень наказаний налагаемых каждым лицем: так напр. приговоры к смертной казни исполняются лишь по конфирмации шаха, или лица получившего особое на то полномочие (в Хоросане право это утверждено за вали и эмиром Каина), отсечение одного из членов требует утверждения вали (Кроме отсечения верхней части уха, которая есть «собственность шаха».) и [218] т. д. Наказание палками, заключением и денежными штрафами предоставлено всем чинам администрации.

Суд происходит публично и во всякое время, если только правитель не находится в своем эндеруне.

Разбирательство оканчивается очень скоро и всегда устно и как только приговор произнесен, исполнение его следует обыкновенно за сим. За убийство полагается выдача преступника головой родне убитого — остаток кровной мести, но ныне ограничиваются лишь денежным штрафом в пользу наследника; кража наказывается палками и штрафом, а в случае рецидива — отсечением кисти руки; другие менее важные случаи влекут заключение, палки и, в громадном большинстве, случаев, денежный штраф, поступающий обыкновенно в пользу судьи-правителя. Здесь нельзя обойти молчанием так наз. «бестов», т. е. мест убежища, охраняющих преступника от всякого наказания. В стране, где правосудие отправляется так быстро, что не редко допускает крупные ошибки, существование бестов имеет известное основание и в прежнее время число их было весьма значительно: правом убежища пользовались почти все мечети, дворцы высших сановников, конюшни шаха и т. д.; неприкосновенным считался даже преступник, успевший ухватиться за платье или хвост лошади муштеида, или европейского консула. Но ныне, в виду крайних злоупотреблений, к которым привела эта система, право беста значительно сокращено, и в Хоросане сохранилось лишь за усыпальницей имама Ризы (в Мешеде). Но и здесь духовенство укрывает не более 3 дней, по истечении которых преступник, не успевший скрыться, выдается в руки правосудия.

Таковы в общих чертах основы административного устройства посещенной страны, а как говорят — и всей Персии со внешней оффициальной стороны, но картина эта не дает решительно никакого понятия о системе управления, если не обрисовать ее со стороны внутренней и наиболее существенной. С этой точки зрения единственным основанием, определяющим право и положение каждого это — деньги, и на этой системе [219] «пишкеша» и «медахыля» (Подарок и негласный доход.) построен весь современный режим Персии. Прав и силен лишь богатый, за деньги можно получить от правителя решительно что угодно и наоборот, без взятки нельзя добиться решительно ничего, а потому всякий и стремится обогатиться во что бы то ни стала Этот основной принцип последовательно проведен по всем ступеням общества, от шаха до странствующего дервиша; деньги составляют мерило, по которому оценивается решительно все: религия, правосудие, семья, честь, жизнь человека И это кажется здесь всем столь логичным и естественным, что никто не дает себе даже труда прикрывать эту сущность какими-нибудь более благовидными мотивами. Шах за громадные суммы продает провинции; правители, получив назначение и убежденные в том, что завтра, может быть, та же провинция будет перепродана кому-нибудь другому, предложившему большую взятку, стараются, как можно скорее, вернуть с процентами затраченный капитал и высшее начальство не только этому не мешает, но даже видимо покровительствует грабежу, ожидая, пока хаким успеет настолько нажиться, чтоб стоило ограбить его самого. В таком же положении находятся и все остальные чины администрации и население, на которое обрушивается гнет всей этой системы, свыкаясь с ней, дает сколько может и даже поддерживает тех лиц, которые в своих вымогательствах не превосходят известной границы. Жалобы шаху или вали весьма редки, хотя охотно, выслушиваются: народ понимает, что этим путем невозможно изменить всей системы, а всякая смена хакима есть положительное бедствие для народа, так как при этом на него каждый раз снова падает обязанность пополнить в виде разных поборов те деньги, которые были внесены за назначение. При таких условиях, возможно ли говорить о каком нибудь порядке управления страной в европейском смысле слова? Администрация, суд и т. д. все это существует, но все это лишь внешние формы, лишенные всякого внутреннего содержания, а истинная их сущность [220] торговля, которая предлагает услугу свою тому, кто больше доплатит.

(Для краткой характеристики персидских хакимов можно привести следующие факты: Шуджа-ед-Доуле за подарки помогал туркменским аламанам грабить Буджнурд и Дерегез; ильхани этих провинций отплачивали ему тем же. Правитель Хафа громадными штрафами систематически доводил зажиточных лиц до необходимости войти в неоплатные долги у индусов и затем делился с ростовщиками вносимыми процентами. Наиболее популярный из персидских правителей Эмир Каина по дешевой цене скупает все краденые вещи, способ приобретения которых столь очевиден, что их не решается купить кто-нибудь другой, а бывший правитель Хафа-Дервиш Али-Хан, даже в Персии прославившийся своими поборами, сам организовал шайку разбойников, грабивших население, причем в пользу хакима поступало 4/5 добычи. Число подобных примеров можно было бы увеличить до бесконечности.)

Подати.

Главные основания ныне существующей податной системы установлены в первой половине XVIII столетия Надыр Шахом, который разослал во все провинции чиновников, исчисливших народонаселение, площадь обработанной земли, число открытых карызов и т. д. и определивших размер и порядок внесения подати с каждого селения и с целых округов, причем небольшая часть податей взималась деньгами, а остальная — натурой. Установленные правила, существующие и по ныне в некоторых отдаленных селениях Хоросана, называются системой «Надери».

Очевидно, что с тех пор податные силы народа настолько изменились, что применение Надыровой системы совершенно не отвечало современному положению края, почему, лет 10 тому назад, из Тегерана снова командированы мустоуфи, которые и установили новый размер обложения называемый «Насери». Знакомясь с порядком, который принят был при этих работах, становится очевидным, что новые правила едва ли более прежних соответствуют действительному экономическому положению края, так как мустоуфи, при определении цифр податей с каждого селения, руководствовались исключительно размером взятки, которую в состоянии были поднести жители. Селениям, [221] которые были так бедны, что зная персидские порядки, все-таки не могли сделать значительного подарка, подати возвышались, а в других местах, как напр. во всей почти Каинской области, где положение народа стало гораздо лучше за время управления Алем Хана подати были облегчены, вследствие крупного подарка, поднесенного мустоуфи самим правителем. Также мало выражают действительное количество податей, вносимых народом оффициально установленные цифры по провинциям, так как они определяют лишь деньги, составляющие государственный доход, на самом же деле, народ платит несравненно больше. Каждый губернатор устанавливает совершенно произвольно дополнительные подати и все власть имеющие следуют этому примеру. Можно полагать, что неоффициальные сборы превосходят государственные в 3-4 раза, так напр. Кучан обложен 20.000 туманов государственных податей, на самом же деле, кроме штрафов и сурсата, собирают, говорят, до 95 тысяч.

Со времени замирения Туркмении тяжесть податей повсеместно увеличилась. Прежде, бедственные условия местного быта, необеспеченность сообщений в стране и бессилие администрации создавали известную независимость народа от губернаторов, а этих последних от центрального правительства. Прекращение аламанов имело первым последствием усиление административной власти в Хоросане — этого главного бича населения. Вали и губернаторы стали сменяться почти каждогодно для получения частых подарков, размер которых значительно возрос. Каждый из вновь назначенных, чувствуя свое положение непрочным, старался в самое короткое время с избытком пополнить произведенный расход и устанавливал произвольно всевозможные подати и налоги; население же оказалось совершенно беззащитным от этого грабежа. Дошло до того, что ныне, говорят, наступили более тяжелые времена, чем в эпоху аламанов и что жалобы эти имеют известное основание, видно из того факта, что напр. подати Хафа, за последнее время, с 6.000 туманов, возросли до 14.000. В такой же мере увеличились они в других провинциях. [222]

Главные оффициально установленные ныне, виды гражданских податей следующие:

1. Подушная (бе-сер).

2. Земельные: за воду, с жатвы и садов, скота и т. д. (малиат).

3. Содержание проезжающих чиновников (сурсат).

4. Содержание сельской администрации, подарки к новому году, разные мелкие подати. Кроме того, по постановлениям Шариата мусульмане обязаны вносить:

5. На содержание духовенства и бедным (хумс).

6. Вспомоществование сеидам (заккат).

Подушной податью обложено все сельское и городское мужское население, начиная с 10-ти летнего возраста, причем холостые уплачивают лишь половину.

Прежде, до замирения Туркмении, от этой подати освобождены были все пограничные области, теперь же, эта привиллегия сохранена лишь для провинций Бучана, Джама и Бехарза, для проживающих в стране арабов и афганцев, а также для сеидов и ходже (Ходже — потомки мусульманского святого Ахмета-Джамм.).

Земельные подати. Подать за воду (составляющую общественную собственность крестьян) так разнообразна, что положительно трудно найти два селения, в которых приняты были бы одинаковая система и размер обложения. В большей части случаев подать с целого селения рассчитывается по количеству имеющейся в канате воды, причем единицей, обложенной 7-15 туманами (21-45 руб.), принимается 1 мельничный жернов (См. выше стр. 72.). Затем между жителями селения раскладка производится обыкновенно с помощью пиале — маленького медного таза, с отверстием внизу, пускаемого на поверхность воды. Время наполнения пиале до верху, считается за единицу и оценено в 10-15 кранов (3 - 4 1/2 руб.). В других местах за единицу принимается вода, пускаемая в поле на сутки — 30 раз в год (через каждые 12 дней) и т. п. Но все эти правила установлены лишь для воды [223] канатов, составляющих частную собственность, за пользование же правительственной водой, а к ним принадлежат и все естественные источники воды — уплачивается от 1/2 до 4/5 урожая.

Но и эти цифры определяют лишь теоретический расчет, так как на практике правительство никогда не входит в рассмотрение вопроса, эксплоатируется ли населением вся имеющаяся вода, так что если пашни менее максимального предела орошаемой площадки, то каждый пиале по разверстке обходится гораздо дороже. За воду для садов и за плантации табака, опиума, хлопка и т. д. существует особая подать, по числу обработываемых джерибов земли.

Налог на урожай состоит из двух частей: 1/10 всего сбора натурой и денежного взноса по числу собранных хальваров. По окончании жатвы командируемые правительственные чиновники, или совары измеряют количество собранного хлеба и принимают подати, причем еще в свою пользу взыскивают с населения 1/2 - 1 1/2 крана с каждого хальвара и продовольствие за все время пребывания в селении. Малиат за скот рассчитан по количеству голов, имевшихся в каждом селении в день обложения, так что в случае падежа скота, или выселения части деревни на новое место, та же сумма распределяется по расчету оставшихся голов; в случае же приращения, правители немедленно устанавливают дополнительный сбор в свою пользу, а иногда просто отбирают себе весь нелишний против описи скот.

Пастушеские кочующие племена вносят особую подать в размере 1/2 крана с овцы и, кроме того — натурой часть сбираемой шерсти, масла и крута.

Сурсат и пишкеши ко дню нового года не определены никакими установлениями; все проходящие войска и командируемые по службе чиновники пользуются полным довольствием от населения, причем обыкновенно эти лица, или их лихмандары, требуют поставки неимоверного количества провианта и излишнее, тут же снова продают населению, увозя с собою деньги.

Ко дню нового года (день весеннего равноденствия) все чины администрации от шаха до сельского старосты включительно обязательно получают подарки от подчиненных лиц и размер этих подношений определяет на целый год степень благоволения начальника. [224]

Содержание сельской администрации составляет также налог на население и определяется или постоянно назначенною суммою, или же известным числом кранов с каждого землепашца.

Наконец, ко всем изложенным податям следует прибавить множество мелких статей обложения, падающих, однако, весьма тяжело на население: так напр. при продаже крестьянином скота взимается «бадж»: с овцы — 1/8 крана, с лошади — 5 кранов, остальной скот — 1/10 цены.

Право вступления в брак получается уплатой известного количества сельских продуктов на сумму 20-50 кранов и т. под., некоторые найбы делают попытки облагать налогом даже могилы. Особенно возмущает население замена натуральных повинностей деньгами, так как перевод совершается по совершенно произвольному расчету, а недостаток денежных знаков во время взноса податей принуждает крестьян далека возить для продажи свои продукты.

Шариатские подати хумс и закват составляют 1/10 дохода, но они вносятся не правительству, а непосредственно сеидам и нищим по мере усердия каждого мусульманина.

Размер податей по статьям в кранах:

*2) Уплатой этих денег заменена доставка верблюжьего помета, составляющего казенную собственность (для приготовления селитры); верблюдчики же независимо от того обложены еще особою промысловою пошлиною. [225]

Чтобы убедиться насколько тяжела для населения эта система, приведем расчет годового оборота среднего крестьянского семейства напр. в Каине и по приложенной таблице и данным главы III определим какое количество податей (только оффициальных) уплачивается из ежегодного дохода. Средняя зажиточность, дающая возможность существовать семье без особой нужды, составляет:

Или за вычетом расхода на обработку земли чистый годовой доход с указанной выше собственности составляет 915 кранов (при очень хорошем урожае).

Подати же по статьям составляют:

Итого общая цифра постоянных податей, не считая сурсата, пишкешей, различных незаконных поборов и т. д. составляет 577 кранов, или же около 63% всего годового дохода персидского крестьянина. [226]

Но в еще более тяжелых условиях находятся крестьяне, пользующиеся не общественною, а казенною водою, или составляющею чью нибудь личную собственность; они уплачивают 1/2-4/5 всего урожая, кроме подушных, хотя в некоторых местах, владелец воды обязан за то доставить земледельцу (безгеру) орудия и волов.

Особыми льготными изъятиями из общих податных правил пользуются вновь возникающие селения, нукеры (все служащие правительству), муллы, сеиды и ходже, ханы, ханзаде (Потомки ханов.) и принцы; иностранные подданные и, наконец, все мусульманские святые, считающиеся до сих пор собственниками всевозможных угодий (напр. имам Риза богатейший землевладелец в Хоросане); на оборот же в особенно тяжелом положении находится население Хусна, где жители в податном отношении подчинены двум, враждующим между собою, лицам — эмиру Каина и губернатору Теббеза. Первый получает земельные подати, второй — подушные, малиат и т. д.

Подати взимаются в три срока: 1) около Науруза (март), 2) по окончании уборки хлеба (июнь-июль) и 3) в конце сентября (Сроки эти установлены в царствование Нуширвана.). Сборы производятся сельскими старостами по утвержденной раскладке и затем передаются правителю, который уже по своему усмотрению отправляет известную часть в государственное казначейство. Но так как при таком порядке значительная часть сбора вовсе не доходит по назначению, то губернаторы часто командируют чиновников для получения податей, причем эти последние за свои труды получают с населения полное довольствие натурой и деньгами известный процент собранной суммы. Но все изложенное далеко еще не выражает истинных размеров, платимых населением сумм. Сборщики, не довольствуясь законным доходом, берут с населения непомерные взятки, произвольные сборы налагают староста и наибы, сами губернаторы, в случае приезда какого нибудь важного лица, требующего подарки, взыскивают налоги второй и даже третий [227] раз и т. д. Если же к этому прибавить, что всякие покупки и продажа, всякое коммерческое предприятие, брав, требование правосудия и т. д., словом, каждый шаг в жизни персианина сопряжен со внесением пишкеша, то станет понятным, что действительно единственным точным определением размера и системы персидских податей является туземное «берет всякий, кто только силен, и столько — насколько имеет силы взять».

В особых условиях по сбору податей стоит Хаф. Здесь губернатор передал подати на откуп индусам; старшина индусской общины в г. Руе Мурвари (английский подданный) гарантировал губернатору аккуратный взнос податей в государственное казначейство, за что в свою очередь, получая с населения подати в продолжении года в установленном размере, он выдает квитанции и впредь до требования губернатора, пускает деньги в обращение на проценты. Предъявление квитанции от Мурвари не гарантирует, однако, население от всевозможных дополнительных поборов собственно в пользу губернатора.

Цыфры податей по провинциям, вносимых в Мешедское казначейство, в 000 туманов.

Из таблицы этой видно какая ничтожная часть податей, фактически взимаемых с населения поступает в распоряжение правительства. Но едва ли возможно допустить, чтобы центральной власти неизвестно было истинное положение дела, или чтобы остатки сбираемых сумм действительно скоплялись в руках местной администрации: в высших сферах безгранично царит таже система взяточничества, пишкешей за назначение, и в новому году, штрафов и всевозможных других способов вымогательства так, что в конечном результате является [228] сосредоточение наибольшей части скопленных богатств в Мешеде и Тегеране, и если приходится встречать лиц с значительным состоянием, то источником его бывает обыкновенно торговля, а не административная служба, сопряженная, повидимому, с столь значительными доходами.

Общий сбор со всего Хоросана достигает до 500.000 туман.; прежде, в эпоху аламанов, доходы расходовались на месте и в Мешед доставлялась еще каждогодно известная сумма для покрытия дефицитов. Ныне же субсидии превращены, местными средствами покрываются все расходы по содержанию войск, администрации и т. д., а за последние 3-4 года получился даже остаток, который и отправлен в центральное казначейство.

Текст воспроизведен по изданию: Поездка ротмистра Стрельбицкого по восточному Хоросану в 1890 г. // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии, Выпуск XLVI. СПб. 1891

© текст - Стрельбицкий И. И. 1891
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© СМА. 1891