СТРЕЛЬБИЦКИЙ И. И.

ПОЕЗДКА

ротмистра Стрельбицкого по восточному Хоросану в 1890 г.

I. Краткий очерк поездки.

(Состав экспедиции был следующий:

1 офицер и 6 джигитов Туркменской конной милиции (урядник Шабан-Абисалов и всадники Нур-Верды, Ораз-Бай, Артык, Абедин и Мухаммед Хассан) кроме того, из местных жителей, начиная с Сенге-Беста, нанимались 1-2 проводника, в г. Руе один из джигитов отчислен из состава экспедиции.

Тяжести подняты были на 2 вьючных лошадях, которые в Руе заменены двумя верблюдами.)

Экспедиция выступила из Асхабада по Кучанской дороге 2-го мая 1889 года и в тот же день вечером прибыла на границу. На следующий день, в виду дождливой погоды и не желая пройти без съемки новой Кучанской дороги, мы, чтобы не терять времени, отправились осмотреть группу селений Огаз, а затем, 5-го мая, вернулись в персидской таможне. Отсюда начата съемка, веденная с этого времени непрерывно за все время путешествия. По вновь строющейся дороге в 2 перехода мы прибыли в Кучан, а затем после дневки и визита Шуджа-ед-Доуле отправились далее и прибыли 7-го Мая в Мешед, где я был гостеприимно принят русским Генеральным Консулом г. Власовым, джигиты же и лошади помещены в каравансерае. Из Мешеда отправлено первое донесение, здесь же сделаны некоторые покупки и приготовления, а г. Власову сообщена цель и предполагаемый маршрут поездки. От персидского же правительства выдан нам открытый лист, на право [136] свободного проезда по всему Хоросану (кроме Келата), за подписями и печатями Рукн-ед-Доуле и Назым-уль-Мулька (Просьба вали о нашем ему представлении была отклонена г. Власовым.).

Из Мешеда мы 18-го мая выступили по Шерифабадской дороге; затем, переночевав в каравансерае Торок, перешли на большую Гератскую дорогу в селение Торок, а отсюда в 4 перехода достигли г. Турбете-Шейхе-Джам; урядник же Шабан Абисалов (ознакомленный еще в Асхабаде с производством глазомерной съемки), отправлен был из Феримуна в Карыз по Бехарзской дороге.

В г. Турбете я сделал визит губернатору; нас же навестили муштеид храма Ахмета Джами и некоторые другие лица из проживающих в городе персиян и афганцев, в числе коих был и агент британского консульства в Мешеде.

После двухдневного отдыха в Турбете мы проехали в Мусынабад, где в продолжение 5 дней осмотрены: арсенал, расположенные там войска, сделаны визиты лицам местной администрации и военым начальникам, а также исследованы окрестности селения с целью выяснить топографию местности и проследить течение р. Раваса.

Выехав из Мусынабада, мы продолжали путь по большой Гератской дороге до Карыза; отсюда повернув в югу, объехали нижний Бехарз, посетив Тейбад, Ферманабад и Мешеде-Риза и далее, через Пульбенд, снова вернулись в Карыз, где оставались до 7 июня, я — заканчивая чертежные работы и записывая собранные сведения, а джигиты — приводя в порядок аммуницию и вьючные принадлежности.

Карыз есть последнее персидское поселение, так как давно уже Кафыр-Кала занята афганцами, содержащими там постоянный гарнизон, который решительно никого не пропускает чрез границу без особого разрешения своего правительства. Из этого пункта афганцы часто высылают разъезды по окрестностям и особенно в Хештадан, с целью препятствовать [137] персиянам заводить там свои поселения (Афганца не стесняются тем, что разграничительная комиссия до сих пор еще не решила вопроса о принадлежности Хештадана Афганистану или Персии, и считают эту равнину своей территорией, равно как и восточный берег Немексара.). Вследствие этого, с целью избегнуть возможного столкновения (Я не имел никакой инструкции на подобный случай, г. Власов же предупредил, что в виду усложнений в отношениях наших к Персии я должен во время поездки сделать все возможное, чтобы не вызвать какого нибудь нового затруднения.), я принужден был сказать следовавшим за нами афганским агентам, что мы отправляемся в Кафыр-Кала в виду того, что этот пункт по праву принадлежит Персии, и когда удивленные афганцы уехали предупредить о том своего начальника, мы успели 8 июня незаметно проехать до Хештадана (Как потом оказалось, афганские кавалеристы прибыли в Хештадан через несколько часов после нашего отъезда.). Отсюда в тот же день мы прибыли в Керат, а затем 11 июня в Руй, проведя ночь в пустыне без хлеба и воды, благодаря самоуверенности проводника. В этом городе, губернатор провинции узнав о нашем приезде, прислал известить, что он будет считать себя крайне обиженным, если мы откажемся поместиться во дворце и воспользоваться его гостеприимством. Хотя предложение это было стеснительно, но развившееся у меня нервное утомление, вследствие переходов по сильным жарам, и желание обставить наш отдых некоторым комфортом, принудили принять приглашение.

В Руе окончены некоторые запущенные работы, проявлены фотографии, здесь же составлено второе донесение, которое отправлено г. Власову с просьбой переслать era по прочтении в Асхабад.

От Хафы предстояло исследование местности, о которой я не располагал решительно никакими сведениями. Между тем, видимые на горизонте горные хребты, а также рассказы туземцев о большом соляном озере, близь афганской границы, давали основание полагать, что местность от Руя до границы [138] далеко не столь разнообразна, как это изображено на картах. Поэтому для организации плана дальнейшей поездки, и в ожидании возвращения джигита из Мешеда, я предпринял составление расспросной карты о местности между Руем, Уездуном и Каином, а так как гостеприимство принца Хозров-Мирзы сильно стесняло меня в сношениях с населением, то 20-го июня мы переехали в селение Нештефун в одном переходе к югу.

Здесь же пришлось заменить вьючных лошадей 2 наемными верблюдами, так как неумение джигитов хорошо вьючить, заставляло слишком часто менять побитых лошадей с довольно значительными приплатами. Экономия же от содержания лошадей покрывала ровно половину наемной платы верблюдчику.

По возвращении джигита из Мешеда, мы выступили в первый объезд пустыни, взяв с собой лишь вещи, которые могли поместиться за седлом; тяжести же оставлены были в Нештефуне, под присмотром одного заболевшего джигита. В Муджнабаде нанят проводник-теймуриец (бывший пограничный разбойник), хорошо знающий местность (Достать хорошего проводника особенно на малопосещаемой границе дело далеко не легкое, хотя за ремесло это берется каждый туземец, но, как указал опыт, большая часть их так мало знакома со страной, что часто не знает даже названий населенных пунктов, лежащих в нескольких верстах от своей же деревни. Бывшие разбойники (ныне все совары персидского правительства), изучившие каждую тропинку и каждый колодезь в пустыне, оказываются наиболее пригодными для роли проводников. От степени же познаний проводника зависит, главным образом, и полнота исследования местности.), с которым условлено было проехать по берегу Немексара, затем посетить южную часть Хештадана, откуда снова вернуться в Нештефун; но предположение это не было выполнено, так как проводник, опасаясь встречи с афганскими разъездами, провел экспедицию прямо в Чафезль. Поэтому Немексар осмотрен лишь издали с вершины гор у Чафезль, откуда мы проехали затем в Хештадет, а 8-го июля чрез Феризне вернулись в Нештефун. [139]

Составив описание и вычертив планы пройденной части пустыни и осмотрев окрестности Нештефуна, мы направились дли исследования горных цепей, отделяющих Хаф от Каина. Пройдя через Султанабад и Муджнабат, мы, 19-го июля, прибыли в Бахнабад у подножия гор Шареску и, сделав здесь дневку, на следующий день прошли до Дустабада, несмотря на то, что в Авизе окружной начальник, под предлогом необходимости визировать наш паспорт, настойчиво и довольно дерзко требовал, чтобы мы остались у него несколько дней погостить.

22 июля мы ночевали в Исфеддине, а 23-го, после весьма трудного перехода, пересекши неизвестные до сих пор горы Се-Ченгун и Кухе-Шехре-Каин, прибыли в город Кешн. Здесь нас ожидало снова неприятное столкновение. Прибытие русских и туркмен возбудило такое любопытство, что весь город собрался на нас посмотреть, и толпа наполнила двор каравансерая и даже комнаты. Заниматься при этом было совершенно невозможно и так как увещания и просьбы оказались недействительны, то я принужден был обратиться в наибу с просьбой принять какие либо меры, чтобы удалить толпу. На это последовал ответы «не стесняйтесь, бейте всех, кто к вам войдет». Поэтому снова пришлось написать наибу, что дело действительно скоро перейдет в драку, причем я опасаюсь, как бы туркмены не вышли из моего повиновения и не взялись за оружие, так как при этом могли бы произойти весьма серьезные последствия, ответственность за которые всецело падет на наиба. Тогда только приказано было отряду феррашей очистить наше помещение.

В Каине мы оставались 5 дней, приводя в порядок путевые заметки, аммуницию. объездив окрестности и т. п. Тут же Туркмены справляли праздник байрама и персияне-шииты весьма охотно принимали угощение суннитов. Выступив из города 28 июня, мы по большому почтовому тракту прошли в 4 перехода до Бирджанда.

В этом городе нам был отведен, по распоряжению эмира, удобный отдельный дом; 4 августа я был с визитом у [140] Мир-Алем-Хана, который, приняв меня весьма любезно, назначил нам на все время пребывания в городе мехмандара (Мехмандаром называется лицо, на которого возложены все заботы о довольствии и удобствах частей.). По возвращении домой, мы нашли там присланные подарки: ковер, шафран, чай, сахар, несколько баранов и т. п., всего рублей на 40-50. Феррашам, принесшим эти предметы, я подарил 25 рублей золотом, а эмиру отправил единственные оставшиеся у меня красивые вещи — магазинное ружье и барометр в футляре с компасом и термометром. При одном из следующих свиданий, когда эмир расспрашивал об условиях торговли в России, удалось, между прочим, убедить его в виде опыта послать в этом году свои товары в Асхабад, так как, ведя весьма значительную торговлю, он до сих пор отправлял их через Бушир в Бомбей (В январе сего года в Асхабад действительно прибыла значительная партия шерсти, ковров и шафрана и т. д. принадлежащих Мир-Алем-Хану. В письме на мое имя эмир просил оказать содействие посланному нужными указаниями, но, к сожалению, находясь в то время в Петербурге, я не мог исполнить этой просьбы, а потому представил письмо на усмотрение бывшего командующего войсками Области, который поручил это дело г. Таирову. Как говорят асхабадские купцы, шерсть, ковры и меха проданы были весьма выгодно, шафран же довольно низкого качества не нашел покупщиков. К сожалению, этот первый опыт едва ли покажется эмиру удачным, так как зная личность приказчика, привезшего товары (наш бирджанский мехмандар) может быть уверенным, что до эмира не дойдет и половина вырученной суммы; еще в Асхабаде командующему войсками пришлось принимать меры, чтоб приказчик этот не скрылся с вырученными деньгами.).

Я виделся также с сыном эмира Измаил-Ханом и со старшими военными начальниками, затем осмотрены были фабрики, арсенал, войска, сняты фотографии и т. п., а также посещены окрестности города.

16 августа, попрощавшись с Мир-Алем-Ханом, мы выступили из Бирджана. Последние переходы наглядно доказали, что на существующих картах не только не обозначены все хребты Каинских гор, но что даже имеющийся материал представляет лишь отрывочные, расспросные, часто неточные [141] сведения. Пройдя в Каин, мы уже пересекли два неизвестных кряжа, но продолжение их и связь с другими хребтами были еще далеко неясны. Поэтому, выступая из Бирджана, решено было еще раз пройти поперег всю горную систему Каината, чрез Суннихане на Иездун, оттуда попытаться снова пробраться к Немексару; затем чрез Мерек и Капидун следовать на Африс и далее в Теббез и, наконец, вернуться в Руй, по Гунабадской дороге. Я надеялся, что таким движением положение всех гор и их взаимная связь были бы вполне выяснены. 16 августа мы ночевали в Будже, — 17 в Буджиезе, а на следующий день, перевалив чрез Моминабадский хребет, прибыли в Фурк (где ночью все мы были сильно искусаны местными ядовитыми клещами) (От укушения этих насекомых тело чернеет и в ране чувствуется нестерпимый зуд. Яд этих клещей настолько стоек, что, несмотря на прижигание ляписом, железом и аммиаком, зажившие уже ранки периодически вскрываются ежемесячно почти до полугода, образуя каждый раз характерный маленький кровоподтек.). Далее через Дорохш и Сероу мы прибыли 25 августа в Гуме. Здесь утром сделана была экскурсия в горы с целью найти вершину, с которой можно было бы видеть одновременно долины Суннихане, Исфеддина и Хафскую пустыню; подъем и спуск были крайне трудны вследствие холодного ветра, дувшего с силой урагана из Хафа. Определив некоторые нужные буссольные направления, я в тот же день отправился чрез Ахенгерунское ущелье в селение того же имени. Там я почувствовал себя крайне дурно и, действительно, на следующий день, температура сразу поднялась до 41 1/2°, начался бред и забытье. В таком положении я пролежал, как потом оказалось, три дня, когда совершенное отсутствие фуража в деревне принудило меня наконец, переехать в сел. Чарахс, где пришлось остаться еще 9 дней.

8 сентября мы сделали небольшую поездку в Самруд, а затем, отправив отсюда с одним джигитом верблюдов и все вещи в Гермоу, я, несмотря на сильную слабость, решил ехать в Иездун, куда мы и прибыли после крайне [142] утомительного 50 верстного перехода. Взяв отсюда запас хлеба, чая и ячменя, мы на следующий день прошли в Кульберендж, а затем, наконец, достигли восточного берега Немексара. Здесь единственный пресный ключ Чешме-Мазар, оказался занятым афганцами Каукери, которые, приняв нас за разбойников, заняли ущелье и, наведя свои ружья, отказались пустить нас к колодцу. Убежденный, что причиной подобной встречи было лишь недоразумение, я, запретив джигитам обнажать оружие, выехал вперед и скоро мне удалось убедить Каукери в отсутствии всяких враждебных замыслов. Переночевав на берегу, 12 сентября мы перешли чрез Немексар по броду Хеленде и в тот же день прибыли в Ниазабад, где моя лихорадка снова задержала нас на два дня, а затем безостановочно прошли до Гермоу. Далее следовало продолжать путь по исфеддинской долине до сел. Афин, а затем, повернув на запад, выйти в Теббез, но крайняя слабость, заставлявшая меня почта каждую версту сходить с лошади для отдыха, а также наступавшее холодное время года делали невозможным такое удлинение пути. Поэтому, с сожалением отказываясь от исследования верхней части долин Исфеддина, Кушка, а также оазиса Теббеза, я решил, по крайней мере, объехать северную часть гор Каинской системы, пройдя из Гермоу чрез Нимбелук в Гунабад, а затем, чтоб примкнуть маршруты к астрономическим пунктам, вернуться в Руй чрез Ноудерфешенг и Асадабад (Пункты эти определены астрономически экспедицией г. Ханыкова.).

18 сентября, отправив прямо в Нештефун одного джигита, который по причине болезни лошади не мог за нами следовать, мы прошли в Бознабад, на следующий день до Ногаба, где пришлось остановиться на два дня, а затем чрез селение Хидри и перевал Иодаде-Дырахте-Бид, 22 сентября, мы прибыли в Ках. После Мешеда это был первый пункт, имеющий хотя небольшой, но хороший базар, где удалось получить многие запасы, которых мы были лишены в продолжение 4 месяцев, как напр. чай, табак, мыло и т. д.; в городе можно было достать и много фуража; наиб также постарался доставить удобное [143] помещение и покой, так что за 5 дней пребывания в Кахе люди и лошади успели хорошо отдохнуть.

27 сентября мы прошли до Гунадаба, а 28 до Ноудефешета; последний пункт был таким несчастным селением, что здесь нельзя было достать даже хлеба.

Выступив отсюда, мы пришли до ключа Мохабад, отдохнули там ночью несколько часов в палатке кочевников белуджей, а затем безостановочно продолжали путь до Нештефуна, где пришлось остановиться на целую неделю в ожидании возвращения одного туземца, еще в июне посланного мною в Герат. Здесь в нашему каравану присоединился один старив хивинец со своим сыном, приезжавший сюда за наследством. В детстве еще он был увезен из Нештефуна туркменами, продан в Хиву, где нажил небольшой капитал, женился и вовсе не желал возвращаться в прежнее свое отечество (Вообще рабство в сравнении с современники условиями жизни персидского крестьянина было не так тяжело. Большая часть освобожденных рабов с удовольствием вспоминают о жизни в Хиве и Бухаре, а многие, продав свое имущество, снова уходят в русские пределы и селятся преимущественно в Хиве.) (в несчастью, ему не пришлось снова увидеть Хиву, так как он умер от сильной простуды не доходя одного перехода до русской границы).

7 октября мы выступили из Нештефуна и в 4 перехода достигли Турбете-Иса-Хана; губернатор провинции принял нас весьма радушно и поместил в своем дворце. У него прогостили мы 5 дней, которые употреблены на черчение, письмо, беседы с туземцами и объезд окрестностей. Отсюда же чрез г. Власова послано донесение в Асхабад.

В дальнейший путь мы тронулись 13 октября чрез Калие; здесь в неудобствам болезни присоединился еще страшный холод, а за Хишметабадом — и выпавший снег; ехать без теплого платья стало крайне тяжело. В Калие серьезно заболел один из джигитов, так что пришлось его везти дальше на верблюде.

В Шерифабаде нам встретилось целое племя [144] азербейджанцев, возвращавшихся из Мешеда, так что съемку пришлось делать без буссоли. 18 октября экспедиция возвратилась в Метод.

В этом городе составлено донесение о результатах экспедиции и вместе с тем испрашивалась инструкция о дальнейшем направлении поездки. В ожидании же ответа мы, отдохнув в Мешеде, прошли до Кучана, чтоб снять снова те участки дороги, первая съемка которых испорчена дождем.

3 ноября получено письмо Начальника Штаба, в котором сообщено, что исследование восточного Хоросана отлагается до другого времени, и предписано немедленно возвращаться домой. Во исполнение сего, выехав из Кучана, мы 6 ноября вступили на русскую территорию и в тот же день, прибыв в Асхабад, я явился Начальнику штаба области.

Общая продолжительность поездки составляет 6 месяцев и 4 дня. За это время пройдено (не считая объездов окрестностей разных городов и случайных экскурсий) более 3.000 вер., из коих снято и нанесено на карту 2.100 верст.

Средним числом в день пройдено 16 верст и снято маршрута 11 верст. Если же отбросить только более продолжительные остановки вследствие болезни, для сбора сведений и для письменных и чертежных работ, то на каждый день приходится более 24 верст общего пути и 17 верст съемки.

Общая стоимость поездки составляет около 3.000 рублей, что, за исключением расхода на снаряжение и пособие мне (150 руб.) и джигитам (160 руб.), составляет на версту общего пути 80 к., а на версту маршрута 1 рубль 20 коп.

Географический очерк.

(В настоящей главе помещен лишь очерк страны к югу от Мешеда, так как долина р. Кешав-руда, Кучана и пограничные горы пройдены весьма быстро по одной лишь дороге, причем осмотр местности не мог доставить каких либо новых данных к дополнению существующей точной инструментальной съемки. Детальные же заметки и дополнения карты помещены на плане новой колесной Мешед-Кучанской дороги и на приложенной к ней легенде.)

Границы. Исследованная местность составляет территорию между афганской границей с одной стороны и условной линией [145] от Бирджана на Джумейн и Мешед с другой; на севере границей служит долина Кешав-руда, а на юге параллель с. Фурка (32° 50' северной широты).

Измерения. Вся эта площадь занимает приблизительно около 50.000 кв. верст при наибольших измерениях с севера на юг 350 верст и с запада на восток — 200 вер. Что касается вертикальных измерений, то наименьшее возвышение страны, в долине Кешав-руда, составляет около 1.500 фут. над уровнем моря, далее к югу местность прогрессивно возвышается до системы Кератских гор, где достигает приблизительно 3.000 фут., затем быстро падает до 1.800 фут., образуя впадину заключающую бассейн Немексара и наконец, снова возвышаясь в горах Каината, достигает своего максимального вертикального измерения 6-7 тыс. фут., т. е. высоты Кабульской горной ступени, у подножия гор Гейране, откуда начинается постепенный скат на юговосток в долине Хаму на (Фурк, около 5.850 фут.). Вступая же на исследованную местность с запада, с уровня плоской возвышенности центральной Персии, на высоте 4.450 фут. в Турбете-Иса-Хане, 3.250 фут. в Джумейне и 5.000 фут. в г. Каине, путь к востоку постепенно понижается до 3.000 фут. у Мусынабада и до 1.800 фут. у берега Немексара.

Таким образом гипсометрические отношения доказывают, что страна представляет общий скат к северовостоку до линии гор Гейране и в юговостоку южнее этого хребта; если же сопоставить эти данные с тем, что по ту сторону политической границы местность имеет, напротив, падение с востока на запад, то вся исследованная часть Хоросана, несмотря на условность пределов, имеет определенное географическое значение и ее можно было бы назвать частью западного склона громадной впадины, отделяющей возвышенности Персии от системы Гиндукуша, впадины, простирающейся от Сеистана до центральной части Каракумов и вмещающей бассейны Хамуна, ряда соленых котловин Хаерской пустыни, нижнего течения Герируда и, наконец, древнего озера Ария-Палус.

Горы. Горные хребты, возвышающиеся на описанном основании занимают в общем площадь около 38.000 вв. вер., т. е. 75% [146] всей исследованной страны, и представляют на севере оконечности двух цепей системы Эльбурза, а на юге образуют самостоятельную горную группу, имеющую связь, вероятно, лишь с возвышенностями Белуджистана. Равнины Гунабада и Хафа составляют промежуток, разделяющий эти две системы.

(Без долин. [не указано место, к которому относится этот комментарий — OCR])

Эльбурзская система. Горы эльбурзской системы входят в посещенную страну двумя хребтами: на севере — Аладаг и на юге — Кухе-Миш.

Хребет Аладаг тянется в виде высокого и скалистого кряжа до дороги из Мешеда в Шерифабад; отделив здесь к северу отрог Кухе-Торок, оканчивающийся в долине Мешеда двумя скалами Кухе-Телла и Кухе-Нукре (золотые и серебряные горы — по находящимся россыпям этих металлов). На дороге главный хребет сразу обрывается и переходит в ряды длинных, везде доступных цепей Шерифабадских холмов, которые к югу, разделив бассейны долин Мешеда и Нишапура, входят в связь с следующим звеном горной цепи Кухе-Сере-Джам, а к востоку — холмы эти протягиваются до последних отрогов гор, заполняющих пространство между р.р. Кешав-рудом, Герирудом и Дшамом (На карте названы Пуште-Кухе-Джам, название — совершенно неизвестно населению. В переводе эти слова означаются просто: «горы стоящие за Джаном». Вообще, в этой части Персии возвышенности большей частью вовсе не имеют собственных названий, а обозначаются по именам главных селений или перевалов, поэтому разногласие в названиях зависит вполне от проводников, часто берущихся за это ремесло совершенно не зная страны. Изложенное замечание не относится до гор Каинской системы, где хребты имеют всем известные установившиеся названия.).

От Кафыр-кала главный хребет снова возвышается, становится скалистым и, отделив к западу два больших отрога Кухе-Безехур и Кухе-Чешме-Машед-Мирза, направляется к юговостоку (под именем Яхайку, Беррехур или Кухе-Сере-Джам) и далее соединяется незначительной высотой с хребтом Кухе-Годар-Бейдар (Кухе-Каме).

Отсюда главный хребет, под именем Келеминарских гор, [147] образует входящую к югу дугу, на которой находится трудный перевал того же названия и затем, отделив к северу значительный контрфорс, называемый Кухе-Хатте-Шемшир (На большинстве карт в этом месте, во описанию Конолли, показан острый, вдающийся к северу угол, образованный взломами главного хребта; казалось бы, что значительный выступ гор Хатте-Шемшир следует объяснить вместе с Ханыковым и Мак-Грегором, как отрог главной цепи.), хребет уклоняется более в юговостоку и против г. Турбете-Шейхе-Джам достигает высшей точки — вершины Биз, откуда быстро падает, образуя еще три постепенно понижающихся вершины. Отсюда, в виде холмов, цепь продолжается в прежнем направлении, прорезывается руслом р. Раваса и далее, в виде трех гряд, достигает Корыза и Тейбада, откуда, наконец, превращается в постепенный, пологий скат в Герируду. Продолжением этой системы к востоку служат горы, проходящие под названием Кухе-Сеферсенг, Кухе-Наль, Кухе-Тайменек и т. д. Хребет начинается у Сенгебеста небольшими холмами, но скоро подымается до средней высоты 4-6 тыс. фут и тянется на юговосток до высшей точки — горы Наль, отделив сначала гряду холмов, подходящих в большой мешед-гератской дороге, севернее Феримуна. От. г. Наль хребет несколькими параллельными цепями тянется до прохода Тейменек, бывшего недавно обычной дорогой туркменских партий, далее, в востоку, снова повышается до вершины Вавейлан и, наконец, множеством отрогов спускается в Герируду.

Упомянутый кряж, подходящий с запада к Келеминарским горам, составляет продолжение горной цепи, разделяющей Нишапурскую и Себзеварскую долины, и в исследованную местность входит под названием Кухе-Миш, затем верстах в 30-40 от Турбете-Мешедской дороги, разбивается на две ветви: главная — имеющая перевалы Годаре-Хемвари, Годар-Бейдар и Годаре-Хыште-Пухте, проходит на восток до соединения с Келеминарскими горами; другая же — тянется в юговостоку и ограничивает Турбетскую долину с севера, а отделяющийся от нее контрфорс — продолжается к югу до самого города и оканчивается высокой скалистой вершиной Хассан-Гуль. От [148] Тербете-Иса-Хана начинается кряж, отделяющий Бехарз от Хафа и принадлежащий к системе горы Ду-Шах (близь Герата). Хребет начинается несколько южнее Турбета и до меридиана Решхара образует входящую к северу дугу, прорезанную близь Сенгуна руслом реки, вытекающей из долины Каме. Затем горы уклоняется более к югу и почти по прямой линии тянутся до высшей точки горы Кухе-Сефид, в Кератских горах откуда главная ось хребта загибается на северовосток и теряется в долине, а отроги входят в связь с горами Тизбада и идут постепенно повышаясь до конической вершины Кухе-Серхор.

Здесь хребет быстро понижается и далее состоит как бы из отдельных групп холмов красноватого цвета, прорезанных множеством сухих русел, принадлежащих бассейну Немексара (На большей части карт показано, что здесь проходит ложе, выносящее все воды Хафской равнины к Герируду; исследования указали, что, напротив все русла имеют падение к югу.) и образующих множество удобных проходов из Хафа в Хештадин. К этой же системе принадлежит и вершина Сенге-Духтер, от которой отделяются две ветви, охватывающие Гурианскую долину. Северная быстро понижается, пересекает дорогу из Хештадана в Гуриан и, подойдя к берегу Герируда у Шебеша, снова повышается, изгибается на запад и проходит почти до Тейбада, образовав два прохода Дехенеи-Шуроу и Дехенеи-Хештадан. Другой же, южный, отрог Сенге-Духтера, также в виде вполне доступных холмов, проходит близь Робате-Турк и входит в связь отрогами Кухе-Ду-Шаха. Наконец, от этой высшей точки, горы под названием Келенде-Меноу, повернув на югозапад, тянутся в направлении к с. Иездун, до которого не доходят верст 20. Хребет этот образует почти по средине одну выдающуюся вершину, хорошо видную издалека в ясную погоду.

Наконец, к этой же системе следует причислить возвышенности, ограничивающие с юга Хаф-Турбетскою долину, так как хотя и не существует кряжа, соединяющего эти возвышенности с продолжением Кератских гор, но направление [149] водостоков и легкое возвышение местности указывают на существование водораздела, связывающего эти хребты по линии между с.с. Мотаб и Сераб.

Возвышенности начинаются верстах в 30 от Турбете-Иса-Хана и тянутся на юговосток параллельно дели Бехарзских гор, постепенно возвышаясь до гор Намедж и сохраняя повсюду характер удобопроходимых возвышенностей с отлогими скатами; от прохода Перек хребет становится выше и, отделив невысокую ветвь в востоку, которая оканчивается у г. Руя грядой характерных остроконечных. утесов, горы получают название Кемер-Симоу; понижаясь против Руя, они образуют удобный проход из этого города в Асадабад, далее же снова повышаются, становятся весьма скалисты и, вытянувшись в перпендикулярном направлении, обрываются в долину у Бушрабада в виде неприступных красноватых скал.

Каинская система. Горы южной части посещенной страны составляют особую систему, которую, по имени занимаемой провинции, можно было бы назвать Каинскою. С горами северного Хоросана она не имеет видимой связи, но, вероятно, исследования обнаружат соотношение ее с возвышенностями, окружающими с запада Сеистан, а далее с горами Белуджистана.

Узлом, из которого развивается горная сеть Каина, служат хребты Дорохш и Сурен, вместе называемые гор. Гейране и представляющие цепи возвышенностей, идущих с югозапада на северовосток и высшая точка которых — плато Деште-Раз (На карте не обозначено; находится к северозападу от Дорохша.), подымаясь над окружающей местностью не более 4-5 тысяч фут, достигает, однако, почти снеговой линии, т. е. абсолютной вышины не менее 11.000 футов.

От этого угла симетрично отделяются к северу и югу три пары параллельно расположенных кряжей различной длины, сохраняющих на всем протяжении однообразное северозападное и юговосточное направление и сплетением своих отрогов образующих всю горную систему Каината. От западной оконечности гор Гейране, отделяется хребет называемый Кухе Чакгерабад; [150] образовав небольшой изгиб к юговостоку, горы уклоняются затем на северозапад и тут же отделяют отрог Саман-Шахи, который, образовав удобный перевал того же имени, огибает с севера Бирджанскую долину, а затем постепенно исчезает в пустыне за Хуспом. От точки разветвления горы под названием Кухе-Мамуи идут в виде глинистых, повсюду удобопроходимых возвышенностей, 3-5 тысяч футов высоты, и не доходя перевала Гоуаре-Хуник, отделяют к северу короткую, но весьма высокую цепь скал, называемых Кухе-Шехре-Каин и разделяющих долины г. Каина и с. Хушка. Далее, хребет под именем Кухе-Зуль-Пенаи, сохраняя то же направление, значительно повышается и становится скалистым; севернее города Каина от него отделяется на восток низкий контрфорс Кухе-Годаре-Гоуд, связывающийся с отрогами второй, средней цепи гор (Бознабадских), с которыми, наконец, севернее 34 параллели сливается и главный хребет, помощью седловины, на которой находится перевал Годаре-Дырахте-Бид. Далее, обогнув с востока бассейн Гунабада, хребет быстро понижается и, разбившись на несколько гряд холмов, окончательно исчезает близь Баджистана.

Описанная цепь тянется около 200 верст, восточные скаты ее круты и очень мало изрезаны, западные же более отлоги и спускаются в виде множества длинных, разветвляющихся контрфорсов, постепенно исчезающих в равнине Кевира.

Второй северный кряж (средний) отделяется от главного массива гор Гейране, вероятно, против Сероу и до линии Афин-Капидун, где хребет прорезан сухим руслом, тянется в виде невысокой гряды глинистых гор. Отсюда хребет становится скалист и под именем Кухе-Се-Ченгун продолжается на северозапад до селения Гез-Кешиде; тут ось хребта вздымается в виде груды нагроможденных утесов, а скаты образуют широкую террасу, переходящую далее в холмы, которые, вместе с отрогами гор на левом берегу р. Шуре-руд, образуют глубокое ущелье, промытое водами этой реки (Некоторые данные указывают на существование отрога гор Се-Ченгун, который тянется на запад между Капидуном и Хушком и примыкает к горам Мамуй; это объясняло бы и оригинальное разделение вод долины Хушка на два водостока. Но точных доказательств существования такого отрога собрать не удалось.). [151]

Продолжением этого хребта служат горы Бознабад. От вершины Мейар, окруженной множеством суровых скалистых отрогов, хребет отделяет одну ветвь вверх по реке до упомянутых уже гор Кухе-Годаре-Гоуд и две на северовосток, из этих последних южная скоро превращается в холмы и входит в связь с отрогами гор Шахеску, а другая, в виде цепи скал со множеством остроконечных вершин, тянется на север и доходит, повидимому, до сел. Гейсур. Главный же хребет, обогнув с северовостока бассейн Нимбелука, как уже сказано, примыкает к горам Кемер-Шахеде, отделив сначала к северу кряж Иштеру, который сначала подходит в селениям Бимург и Ноудефешенг, а затем, под именем гор Гейсур, уклоняется к югу и достигает селения того же имени (О характере местности в трехугольнике, образованным горами Бознабад, Иштеру и Гейсур, точных сведений не собрано. Показания же туземцев весьма сбивчивы, и как опыт неоднократно доказывал — полагаться на них решительно невозможно. В большинстве же показания сводятся к тому, что площадь эта представляет волнистую равнину.).

Наконец, третья, крайняя, северная цепь отделяется от гор Гейране близь перевала, чрез который проходит путь из Сурена в Зухун и сразу достигает значительной высоты. Этот скалистый кряж с обрывистыми скатами, под названием гор Мамедабад, тянется на протяжении 25 верст до русла реки Афин, образуя на этом пространстве лишь один удобный проход у селения Беширун. Продолжением этих гор служит хребет Шахеску (или Кухе-Ходже), представляющий как бы гигантский каменный монолит с остроконечной вершиной, выдвинутой на громадную вышину. Зиарет (Часовня над могилой святого.), помещенный на этой вершине вместе с горой Севисти (см. ниже горы Гезик), представляют две высшие относительно окружающей местности точки и с них в ясную погоду, как говорят, открывается вид до Турбете-Иса-Хана и Герата. Вследствие чрезвычайной [152] крутости и скалистости скатов хребет не имеет вовсе поперечных дорог, и лишь пилигримы проложили небольшую, едва доступную тропинку для подъема к зиарету, где находится чистый холодный ключ, воде которого приписывают целебные свойства. От высшей точки г. Шахеску глубокой продольной расселиной разделяется на две ветви: восточная круто обрывается близь дороги из Эстина в Гермоу, а другая спускается более отлого, постепенно теряет свой суровый характер, разбивается на гряды глинистых холмов, из которых наиболее длинная, северная, под названием гор Канику, служит продолжением главного хребта и связью его со следующим звеном этой цепи, а остальные, изгибаясь на запад, под именем холмов Катар-Бене заполняют все пространство до последних отрогов гор Бознабад и Се-Ченгун. Наконец, последним звеном восточной цепи служат горы Хейбер, начинающиеся на левом берегу р. Шуре-Руд; хребет этот представляет сначала постепенный подъем к вершине, расположенной по средине цепи, а затем такой же отлогий спуск в равнине Гунабада. Горы Хейбер хотя и скалисты, но гораздо доступнее остальных кряжей той же цепи; значительных отрогов не имеют.

Снова возвращаясь к горам Гейране, мы видим, что продолжением этой цепи к югу служит в западной части Каинской горной системы хребет Моминабад, который сохраняет сначала общее направление на юговосток, разделяя долины Суннихане и Бирджана, а затем постепенно уклоняется к югу. Сначала горы представляют глиняные возвышенности средней высоты пересеченные множеством дорог, далее же они постепенно принимают более суровый скалистый характер. Между Сербише и Хасанабадом хребет пересекает Бирджан-Сеистанскую дорогу, после чего от него отделяется к западу кряж Кухе-Багыран, который у г. Бирджана сближается с отрогами Саман-Шахийских гор и далее, изгибаясь в югу, постепенно исчезает в долине Лут. От Багыранских гор, как говорят, отделяются к югу множество отрогов, заполняющих всю область Небендун.

Второй (средний) кряж, отделяющийся к югу от гор [153] Гейрано и составляющий как бы продолжение Кухе-Афин, носит название (редко, впрочем, известное населению) Кухе-Ча-Сер-Дере. Этот хребет начинается на севере глинистыми, везде доступными, возвышенностями, 1-3 тысяч фут над уровнем долины Суннихане, и тянется на 25 верст до параллели Фурка. Горы не имеют значительных отрогов и лишь у с. Ноуган отделяют к западу небольшую группу скал. Холмы эти расположены на весьма значительной абсолютной высоте, почему летние жары здесь не так тяжелы, и кроме того, в долинах находится множество пресных ключей, вследствие этого горы Ча-Сер-Дере составляют любимое место кочевок пастухов-арабов.

Наконец, на крайнем востоке от гор Гейране отделяется короткий отрог Кухе-Шутур-Мурде, который составляет связь этих гор с хребтом Гезик.

Этот последний кряж от высшей точки Кухе-Севисти спускается к северу суровыми отвесными скалами, образующими мрачное Ахенгерунское ущелье, представляющее как бы громадную трещину в мощном слое оплошного камня, шириною местами не более 10-15 шагов. К югу же, хребет тянется постепенно понижаясь, но сохраняя свой весьма трудно-доступный характер, до селения Аваз, где понижение гор образует несколько удобных проходов.

Далее горы снова повышаются и южнее с. Теббез разбиваются на две цепи, из коих западная быстро падает и исчезает, повидимому, в долине Суннихане, а восточная, более высокая, под именем Кухе-Дурух-о-Лану, продолжается до Сеистана, где и разбивается на несколько гряд холмов, которые, постепенно понижаясь, образуют нагорные берега Хамунского болота.

Наконец, к той же системе Каинских гор следует причислить и возвышенности, окружающие южную часть Немексара. Повидимому горы эти находятся в связи с хребтом Шахеску помощью невысокого водораздела, проходящего между верховьями русел Калле-Зиркух и Калле-Бамруд (Ручей пресной вода, протекающий из ущелья Мерек к Бамруду, не может служить указанием на направление ската, т. к. ложе его канализировано искусственно.). [154]

Возвышенности эти начинаются приблизительно на 34 параллели, между руслом Калле-Зиркух и берегом Немексара и продолжаются до с. Башруд, отделяя к западу небольшие отроги Гушкух, Кудуми и Чабаша (Проследить положение этого хребта даже приблизительно не удалось. При движении из Бозиабада в Мерек видны были лишь выделяющиеся из тумана оконечности названных отрогов; со стороны же Немексара вся эта система представляется одним сплошным хребтом.). Между селениями Бамруд и Чарахс горы достигают наибольшей высоты и спускаются к югу почти отвесными скалами. Далее к востоку сначала до русла Калле-Эйарун, горы понижаются настолько, что превращаются в гряду низких глиняных холмов, а затем песчаных барханов, далее же снова постепенно повышаются, становятся, ярко-красного цвета и, наконец, сливаются с коротким скалистым хребтом Хемайку высотой около 3 1/2 - 4 тысяч фут. над окружающей местностью. Горы эти исчезают в пустыне не доходя Иездуна. Продолжением их на север служат возвышенности Лекке-Кух и Кухе-Кульберендж, и, наконец, между этими последними и берегом Немексара расположен хребет Мир-Шахи, состоящий из трех громадных остроконечных белых утесов, отделяющих длинные отроги, которые плавно спускаются к северу и к югу. Между описанными возвышенностями и горами Келенде-Менау никакой связи повидимому не существует. Наконец, последняя совершенно отдельная цепь высот это Кухе-Кябуде, которая начинается верстах в 6 к югу от Иездуна несколькими черными скалами; далее к югу горы переходят в глинистые холмы и так продолжаются верст на 40 (Последнее указание заимствовано у М. Грегора, см. русск. перевод ч. I, стр. 137.).

Рассмотрев горные системы этой части Хоросана, видно, что здесь в общем хребты сохраняют, как почти повсюду в Иране, направление с северозапада на юговосток. Формы горных цепей весьма просты: хребты не дают ни значительных отрогов, ни сложных разветвляющихся долин и, по мере движения к югу и удаления от более развитых форм северного Хоросана, [155] простота эта постепенно увеличивается и, наконец, в Каине горы состоят из трех элементарных паралельных валов, лишенных почти всяких отрогов или разветвлений и пересеченных на крест двумя другими столь же простыми грядами. Также прост и профиль гор: обыкновенно целый кряж имеет одну, много две выдающиеся вершины, от которых в обе стороны спускается ровная или слегка волнистая линия ската; длина поперечных скатов колеблется от 6 до 12 верст в каждую сторону от перевала.

В общем, не смотря на значительную высоту, горы далеко не имеют здесь того грандиозного и недоступного характера, который мы привыкли видеть не только на Кавказе, но и в пограничных горах северного Хоросана. Даже среди наиболее суровых по виду кряжей восточной цепи Каинской горной системы, представляющих ряд мощных выдвинутых из под земли сплошных пластов камня, повсюду имеется множество удобных проходов, образованных поперечными трещинами, или понижением гор; все же остальные хребты представляются, за небольшими исключениями, скорее в виде сильно всхолмленных возвышенностей с отлогими скатами.

Громадное большинство гор состоит из глины, с примесью гравия, или же из известковых скал, поэтому вид вершин, скатов и долин в общем такой же, как и в горах северного Хоросана. Часто горы окрашены в различные цвета, и особенно оригинально в этом отношении ущелье Гуме (между горами Мамедабад и Гезик), где окружающие скалы, на небольшом сравнительно пространстве, представляют самые разнообразные и яркие оттенки, белого, зеленого, голубого, красного и т. д. цветов.

Все горы посещенной страны отличаются замечательною безжизненностью: весной сваты и особенно ущелья покрываются ковром зелени, но затем, с наступлением жаров, всякая растительность погибает кроме редкой сухой колючки; деревья встречаются на значительных высотах лишь среди Келенинарских гор и в восточной цепи Каинской системы. Затем, на громадном пространстве, нельзя найти ни одного живого свежего [156] растения, и скаты гор покрыты лишь кустами больших листьев пожелтевших на солнце и производящих своеобразный сухой шум при дуновении ветра (Лошади, впрочем, охотно едят эти высохшие горные травы.), и если где нибудь в долинах можно встретить отрадную картину зеленеющих садов и рощ, то это обыкновенно бывает лишь близь селений, где растительность поддерживается искусственным орошением. Минеральные богатства гор, вероятно, значительны, особенно в горах к югу от Хештадана и в хребте Гезик, но до сих пор попытки их эксплоатации ограничиваются лишь добыванием меди в Ахенгерунском ущелье и бирюзы в Меедене. К югу от Мешеда, в горах Кухе-Нукре и Кухе-Телла, а также в ручье с. Торок находят золото и серебро, но так как при первобытных способах туземной разработки добыча доставляла лишь 9/10 затраченного капитала, то эксплоатация этих металлов оставлена, а неудача объяснена тем, что Имам-Риза, которому принадлежат золотоносные земли, очевидно недоволен расхищением его богатств и противодействует успехам работ.

* * *

Равнины. Переходя к рассмотрению равнин, заключенных между описанными горами, следует заметить, что общая площадь их достигает 12.000 кв. верст, т. е. 25% всей посещенной страны. Направление горных хребтов обусловливает и форму долин: это обыкновенно продолговатые площади, наибольшее измерение которых направлено с северозапада на юговосток и обыкновенно покатые на северовосток (Кроме долин Хишметабада в северной системе и долин Бирджана и Суннихане в Каинских горах.).

Почва равнин большею частью представляет так назыв. дешты (кыры), дакки (такыры), шуре или же пески.

Дешты представляют пространства, покрытые однообразным слоем пористой лессовой глины желтого, серого или красноватого оттенка с большей или меньшей примесью песку и обыкновенно усыпанные гравием, гальками известняка, а ближе в [157] горам — более значительными обломками скал, приносимых в период половодья.

Мощность этих лессовых пластов — не более сажени, под ними же лежат обыкновенно пласты, состоящие из галек и валунов, сцементированных глинисто-песчаной массой.

При условии хорошего орошения дешты представляют весьма плодородную почву, в безводных же участках они производят лишь сухую колючку и редкую жесткую траву, которые в местах, где дольше удерживается весенняя влага, переходят в заросли тамариска, а иногда и камыша (Последнее указывает обыкновенно на близость подпочвенных вод.).

В отношении движения дешты представляют вполне удобный грунт летом, в дождливое же время они сильно распускаются в тех местах, где поверхность их не достаточно защищена наносным гравелистым покровом.

Дешты представляют наиболее распространенный вид местности.

Дакки (В Закаспийской обл. называемые такырами — испорченные персид. слова дакк-кыр.) образуются во впадинах глинистой почвы; собравшаяся вода задерживается здесь дольше и образует густой раствор чистой отмученной глины, улегающейся ровным горизонтальным пластом. Затем при наступлении жаров, слой этот быстро засыхает и превращается в однородный покров, имеющий твердость камня и совершенно непроницаемый для всходов каких либо растений; частицы песку, приносимые ветром скользят по гладкой глине и переносятся к берегам, так что дакки представляют всегда совершенно ровную поверхность. Иногда, в случае сохранившейся влажности, этот сковывающий землю покров растрескивается на тонкие пластинки, скручивающиеся подобно черепице. Вследствие своего углубленного положения дакки часто образуют небольшие совершенно самостоятельные водные бассейны. Этот вид местности представляет очень хороший грунт для движения; летом поверхность дакков настолько тверда, что подкованная лошадь не [158] оставляет никаких следов; в дождливое же время распускается менее, нежели дешты. Для земледелия дакки менее пригодны; площадь, занимаемая ими, иногда весьма значительна: так почти половина всего Нимбелука представляет один громадный красноватый дакк (О Дакке Петирун см. ниже стр. 29.).

Шуре (в переводе соленый) называются дешты или дакки докрытые налетом гипса или соли поваренной и глауберовой, часто с примесью железистых песков, придающих земле местами черный или красноватый оттенок. В шуре земледелие хотя возможно, но урожаи весьма малы и едва окупают затраченный труд.

Пески небольшими участками, как результат процесса вымывания почв, встречаются весьма часто, что же касается более значительных песчаных пространств, то здесь пески бывают или в виде слоев толщиной, начиная с фута, лежащих на глинистом основании, или же представляются в виде барханов мелкого совершенно чистого песку, подымающихся иногда до 5 и более сажен. Но в обоих случаях пески всюду богато покрыты растительностью в виде древовидных саксаулов, и незакрепленных переносимых песков в роде барханов Узун-Ада, вовсе не встречается (Придерживаясь классификации, установленной г. Лессаром, пески посещенной страны следует отнести к первому и второму типам. См. статью «Кара-Кумы» (Сб. Мат. по Азии т. VI, стр. 83-85). Богатство растительности в совершенно безводных песках объясняется легкостью, с которой корни растений могут проникать до водоносного слоя. Случается видеть индивидумы не более 1-2 фут. вышины, имеющие подземный стебель и корни, опускающиеся на сажень и более под землей и там черпающие необходимую для жизни растения влагу.). Пески негодны для земледелия, но обилие корма для овец и топлива, а также легкость извлечения подпочвенных вод делают их любимым местом кочевок пастушеских племен. Движение по пескам в сухое время года затруднительно для пешеходов и повозок, лошади же, а особенно верблюды, идут свободно. Если к описанным типам местностей прибавить редко встречаемые каменистые и [159] болотистые участки, то этим и исчерпываются все виды почв равнин посещенной страны.

Наиболее значительные равнины следующие:

1) Джамская ограничена на севере горами Сеферсенг и Наль, на западе и югозападе — цепью Джамских гор и на востоке — руслом р. Герируда; представляет покатую в северовостоку площадь, равную приблизительно 4.700 кв. верст, и составляет почти на всем протяжении дешт, усеянный гравием, валунами, а ближе к Герируду, как говорят, переходит местами в шуре. Движение по всем направлениям возможно, но крайний недостаток воды и запасов принуждает держаться предгорий, где сосредоточено и все население.

2) Бехарзская долина в верхней части представляет хорошо орошенную местность, а потому дешты превращаются здесь, как говорят, в прекрасные естественные луга, покрытые сочной травой и камышом. От Шехре-Нау местность принимает общий характер дештов; так как движение и здесь возможно по всем направлениям, то долина эта представляет лучший путь, который могла бы избрать конница, действующая в крае. Наконец, нижняя часть Бехарза, называемая Хештаданом, представляет ровную поверхность, по подножиям гор густо поросшую кустами тамариска, а против прохода Дехеней-Шуроу переходящую в шуре. Вся эта местность пересечена множеством карызов, из которых ныне остался незасыпанным лишь один, проходящий близь развалин Келу-Пурди. В настоящее время Хештадан не заселен и сюда приходят со своими стадами лишь гурианские пастухи.

3) Хафская равнина (около 3.700 кв. верст) представляет в общем впадину, покатую от окружности к центру и пересеченную радионально множеством больших русел. Северозападная часть (включая сюда и всю местность до Турбете-Иса-Хана) имеет общий вид дештов, покрытых на поверхности более или менее толстым гравелистым слоем, начиная же с паралели Нештефуна, местность несколько изменяется; в северовосточной половине почва сохраняет вид дештов, но с частыми участками песков, или шуре; ближе к подошве гор [160] число сухих балок значительно увеличивается, а почва так густо покрыта наносным щебнем, что напоминает неутрамбованное шоссе. Такой вид страна сохраняет до афганской границы. Южная же часть Хафской пустыни, начиная с половины пути из Нештефуна в Муджнабад, становится все более и более песчаной и по мере возрастания примеси песку, увеличивается и покрывающая почву растительность; между Муджнабадом и Зиркухом пески становятся господствующим типом грунта и сначала представляются в виде слоя, лежащего на глинистом основании, далее же переходят в холмы, докрытые громадными зарослями саксаула; часто здесь попадаются и небольшие дакки, служащие для устройства хоузов (Не смотря на то, что такие небольшие глинистые участки со всех сторон окружены песками, они никогда не заносятся, так как песчанки, двигаясь под влиянием ветра, легко скользят по поверхности дакков и переносятся на более возвышенное место.). Зиркухская область представляет снова глинистую почву, на которую воды приносят весной массу крупных валунов, буквально покрывающих всю местность, так что население каждый год принуждено расчищать свои пашни от каменных заносов. Далее к юговостоку местность снова переходит в сплошные пески, вздымающиеся в виде холмов, до ряда громадных впадин Немексара, Дакке-Петиргуна и Дакке-Тунди, где господствующим видом грунта является преимущественно дешт, дакк и шуре. Наконец, в северовостоку и юговостоку от Иездуна, до Герата, Себзевара и Ферра расстилается снова необозримая равнина дешта, как говорят, весьма богатая колодцами и подножным кормом (Вообще местность между Руем и Ферра, как оказывается, представляется далеко не такой недоступной и необитаемой, как это изображено на картах. Северовосточная половина населена не менее остальных частей посещенной страны, а юговосточная превращена в пустыню не условиями природы, а набегами туркмен и ныне, с замирением края, заселение ее идет вперед гигантскими шагами. Между Иездуном и Гозохтом по берегам Дакке-Петиргуна, по подножиям гор Кябуде, наконец в долине Кульбренджа ежегодно открываются новые карызы, или же расчищаются заброшенные старые; при каждом возникают небольшие поселки; некоторые из них служат жильем лишь во время полевых работ, другие же понемногу превращаются в постоянные селения. Также оживляется местность и по ту сторону границы, где быстро размножаются поселения авганцев-Нурзи.). [161]

Наконец, долины Каинской горной системы (

Исфеддинская

800

кв. верст

Нимбелукская

600

кв. верст.

Хушкская

1.000

» »

Гейсурская  

» »

Каннская

150

» »

Бирджанская

1.300

» »

      Суннихане

1.200

» »

) представляют в общем крайне однообразный вид дештов, изредка переходящих в дакки, как напр. в долине Исфеддина, но особенно в Нимбелуке и долине Гейсура, где колоссальные дакки составляют почти половину всей площади и расположены в более низменной восточной части долин. Таже долина Гейсура к северу от Дакке-Ходже-Исак имеет значительную площадь песков, а следовательно и зарослей саксаула. Затем, все остальные долины решительно ничем не отличаются между собою, таже глинистая поверхность с редкой колючкой, теже камни, изредка близь воды оживленные присутствием зеленых кустиков тамариска. Почва в долинах почти везде годна к обработке; особым плодородием славятся долины Исфеддина и восточная часть Суннихане (долина Гезик).

Гидрография. В гидрографическом отношении восточный Хоросан делится на 2 больших бассейна: западный (великой пустыни Кевира) и восточный. Первый занимает только крайнюю пограничную с запада полосу посещенной страны; реки, ему принадлежащие, исследованы лишь на незначительном протяжении своих верховьев, а потому здесь описан главным образом второй восточный бассейн, составляющий не менее 9/10 всей исследованной страны.

Выше было уже указано, что посещенная местность представляет как бы западный склон большой впадины, тянущейся от Сеистана до котловины, называвшейся в древности Ариа-Палус; тальвег этой долины входит в изучаемую страну в Деште-Наумид, проходит чрез Дакке-Петиргун, далее достигает юговосточного берега Немексара, проходит по его [162] геометрической оси до кол. Кетури и отсюда, вероятно, изгибаясь на северо-восток, по сухим руслам холмов Роб.-Турк достигает ложа Герируда, по которому и следует до низовьев Теджена. К этому предполагаемому тальвегу и направлено течение всех рек страны. Горные хребты, протягивающиеся большею частью перпендикулярно общему свату местности, препятствуют свободному стоку вод и частью изменяют это направление, но и здесь повсюду заметна работа вод, направленная к приложению себе пути в северовосточном направлении. Так, общее почти явление, что русла нигде не следуют по геометрическим осям долин, а всегда либо пересекают их поперег, прорывая окружающие кряжи гор, или же располагаются в северной половине долины, и это общее явление особенно наглядно в северной части каинской горной системы. Притоки, повидимому, совершенно изолированного бассейна Немексара подчинены тому же закону: реки Перек и Абе-руй, стесненные горами, изменяют свое течение на юговосток, но выйдя на равнину, они немедленно изгибаются на восток и далее в самом Немексаре тянутся хорошо заметной струей все-таки к северовостоку. Совершенно такое же явление заметно на руслах р. р. Джама, Раваса и Калле-Дехенеи-Шуроу (в Хештадане): все эти потоки как бы теснятся в северным хребтам, наконец, прорывают их и принимают естественное направление на северовосток (Точно также в северовосточной части долин располагаются всегда и дакки, представляющие впадины, в которые стекает вода.).

Для удобства рассмотрения весь этот большой бассейн можно разбить на частные бассейны: 1) Герируда, 2) соленых котловин Хафской пустыни и 3) бассейн Хамуна.

1. Бассейн Герируда состоит из рек пров. Джама и Бехарза. Река Джам общая длина 135 верст, (поверхность ее бассейна 6.000 кв. верст) начинается в виде сухого русла в Келлеминарском ущельи и, выйдя из гор, сохраняет до Турбете-Шейхе-Джама направление на югозапад, откуда поворачивает на восток и, наконец, не доходя 5 верст до Герируда, огибает с юга солончак и изгибается на север. Джан принимает [163] с обеих сторон множество притоков, несущих воду лишь весной, а в остальное время представляющих сухие балки. Постоянное течение самой речки начинается у разв. Сархази (близь Хейрабада). У г. Турбета р. Джам представляет поток шириной около сажени, проходящий в глубоко промытом (от 1 - 2 1/2 сажен) русле с крутыми берегами, настолько густо обросшими кустарником и деревьями, что переправа помимо устроенных населением проходов и без разделки берегов была бы затруднительна даже для одиночных пеших людей.

Бехарз составляет бассейн р. р. Раваса, Абе-Тейбада и Абе-Дехенеи-Шуроу, равный 8.000 кв. вер. Все три русла летом воды не имеют. Что касается Абе-Тейбад, то у селения того же имени это весьма широкое русло, далее же хотя на всех картах и показано продолжение его до Герируда, но так как, пройдя из Карыза в Хештадан, неизбежно было бы при этом снова его где нибудь пересечь, чего на самом деле не было, (лишь у Калеи-Серхед есть ряд рытвин, как бы напоминающих о продолжении этого русла), то остается лишь предположить, что воды этого русла вовсе не достигают Герируда.

2. Соленые впадины Хафской пустыни со своими притоками составляют бассейн, занимающий в исследованной стране около 30.000 кв. верст.

Немексар (В буквальном переводе обозначает место, обильное солью, солончак; при бедности географических названий в Персии, имя это относится также ко многим другим местам, где скопляется соль. В отличие от остальных, описываемый Немексар можно было бы назвать Хафским.) представляет впадину, наполненную густым раствором поваренной соли, занимающую площадь около 500 кв. верст и расположенную на высоте около 1.800 футов над уровнем моря. Почти по средине, с западной стороны, к озеру примыкает длинный, болотисто-солончаковый рукав, образованный слиянием нескольких русел рек; посреди этого солончака проходит струя воды, которая, достигнув Немексара, изгибается на север и пробегает по белой поверхности озера в виде заметной темноватой полосы. Южная половина озера окаймлена горами, отроги которых, образующие нагорные берега, [164] подходят к самому Немексару, северная же часть имеет отдельно крутые, обрывистые надольные берега, нагорные же окружают озеро верстах в 3-5.

Горы Мир-Шахи и продолжение их на западном берегу, холмы Сиах-Кеду, образуют два выдающиеся мыса, между которыми остается пролив не шире 2 1/2 верст занятый кроме того несколькими небольшими скалистыми островками; место это называется Хеленде. Весеннее половодие повышает уровень воды (как это видно по береговым свалам) приблизительно на 1/2 саж. и тогда Немексар, под влиянием бодхызских ветров, становится весьма бурным озером, катящим в южному берегу громадные волны. Затем, с наступлением жаров, раствор соли постепенно концентрируется до степени насыщения и соль начинает отлагаться по берегам и на самой поверхности воды. В северной, более мелкой части озера, летом вода почти совершенно исчезает и заменяется жидкой глинистой грязью, покрытой на поверхности белым налетом, южная же круглый год сохраняет воду, смешанную с густой массой кристаллизовавшейся соли.

В отношении движения Немексар представляет в период высокой воды недоступную преграду, летом же и осенью переправа возможна лишь по броду Хеленде, когда здесь вместо воды находится лишь густая грязь, в которую лошадь уходит по колено; в другом же направлении даже в самое жаркое время переправа положительно невозможна. Как видно по следам, даже дикие козы, пытавшиеся перебраться через озеро, после нескольких шагов настолько погружались в жидкую массу соли и глины, что принуждены были повернуть назад. Иногда старые, опытные охотники, зная мелкие места, где соль более закрепла, решаются переправляться на другой берег, но такие попытки считаются крайне опасными, и не редко сопряжены с несчастными случаями (Рассказывают, что однажды туркменский аламан, после неудачного нападения на с. Ахенгерун, был окружен персидскими саварами и решился спастись чрез Немексар. Лошади сделали несколько прыжков, но затем, вместе со всадниками, навсегда исчезли в затянувшем их соленом иле.). Небезопасно даже движение вдоль [165] берегов, так как соль, кристаллизуясь, покрывает топкие места хрупкой корой, ветры наносят пыль и песок и тогда в заливах образуются поляны, ничем не отличающиеся по виду от окружающей местности, но которые неожиданно проваливаются под тяжестью всадника.

Немексар никогда не замерзает.

Ничего не может быть печальнее вида озера: берега состоят из красных глинистых красноватых холмов, или как уголь черных скал, еще более выдающихся вследствие блеска окружающей, доходящей до горизонта, бедой равнины. На берегах и на скалистых островках буквально ни одного живого листика, ни былинки: всюду лишь раскаленный черный гравий, или белые поляны соли, издающей сухой треск под копытами лошадей. Населения кругом нет на десятки верст, даже животных не видно в окружающей местности, и лишь изредка эта мертвенная картина оживляется видом теймурийца пришедшего из Хафа со своим ослом за солью (На восточном берегу Немексара добывают соль афганцы, что служит им предлогом считать этот берег своей территорией.).

Несколько иной вид имеет Дакке-Петиргун (на 20 верстной карте — Деште-Хуршаб, — название совершенно неизвестное населению), это громадный такыр, на севере ровный, как убитый глиняный пол, а на юге покрытый налетом соли и гипса, а местами и зарослями камыша. В противуположность Немексару, вода бывает здесь лишь весной, и образующееся тогда море грязи сильно затрудняет движение. Летом же, кроме южной части, Дакке-Петиргун совершенно пересыхает.

Деште-Наумид (Дакке-Тунди?) имеет общий характер дакков, переходящих частью в дешт; песков, показанных на картах, по крайней мере в северной части, нет (Деште-Наумид в переводе означает «степь отчаяния». Но на самом деле и эта местность далеко не так ужасна, а свое название она получила не вследствие физических свойств, а потому что прежде здесь «за каждым камнем сидел туркмен», теперь же Д.-Наухжд совершенно потеряла право на подобное наименование и по ней свободно ходят караваны из Бирджана в Себзевар и Ферра.). [166]

Говорят, что в давние времена между этими тремя впадинами существовало сообщение, причем все воды направлялись к Немексару; в подтверждение этого приводят факт, что даже ныне, в периоды очень сильных дождей, воды Немексара и Дакке-Петиргуна сливаются помощью сухого русла Калле-Эйарун.

Бассейну Немексара принадлежат следующие главные притоки:

Абе-Руй (длина около 60 верст) начинается в виде сухого русла близь селения Монгаб и течет сначала на восток, а у города Руя изменяет это направление на юговосточное, здесь же в русле его (шириной от 7-12 сажен) появляется постоянный ручей соленой воды, снова исчезающий несколько южнее Нештефуна; далее, до солончакового рукава Немексара, тянется летом в виде сухого русла с довольно крутыми и высокими берегами.

Приток его с левой стороны, идущий из Тизбадского прохода — полноводный пресный ручей, но вода его достигает Абе-Руя лишь весной, летом же разбирается вся на пашни у Сенгуна.

Р. Шуре-Руд (180 верст), берет начало в Нимбелуке в горах Гадаре-Дырахте-Бид и направляется в виде сухого русла на юговосток, от города же Каина принимает общее северовосточное направление, пересекает среднюю и восточную цепи гор Каинской системы, где имеет весьма глубокое русло, более 10 сажен ширины, и выйдя на равнину Хафа, образует исходящую к северу дугу, а затем также вступает в солончак. Постоянное течение Руде-Шур начинается от города Каина, вода течет на дне сухого русла в виде большого, сильно соленого ручья. Эта струя воды, продолжаясь среди солончака, достигает Немексара и там проходит в северную его половину, образуя хорошо заметную темную полосу, среди ослепительно белой соляной поверхности озера.

Руде-Шур принимает с обеих сторон множество притоков, но летом все они превращаются в глубокие сухие русла, [167] наибольшие из них по длине — Калле-Хушк (40 в.) Калле-Зирку (60 в.) и Калле-Перек (90 в.).

Этот последний приток, как говорят, составляет лишь продолжение реки, начинающееся выше с. Каме в горах Кухе-Годар-Бейдар, и затем проходящий близь Зове и Сенгуна в виде весьма многоводного ручья совершенно пресной воды, которая расходится вся по оросительным каналам и достигает ложа Руде-Перек лишь в половодие.

К северной части Немексара примыкает множество потоков, но все они совершенно пересыхают летом. Наиболее значительный из них проходит чрез ущелье Чафезль, — вынося весной воды из южной части Хештадана. Все остальные нанесены на карту, но не упомянутые здесь реки представляют также лишь сухие русла дренирующие почву от дождей.

Бассейну Дакке-Петиргуна принадлежат: р. Калле-Афин (40 в.), начинающаяся в верхней части долины Хушка; из ущелья Афин речка выходит в виде довольно многоводного пресного ручья, часть воды отведена в с. Исфеддин, а другая, ниже ущелья Мерев, также помощью канала проведена к Бамруду, где становится солоноватой. Естественное же ложе реки от ущелья Мерев поворачивает к востоку и впадает в Дакке-Петиргун, пройдя севернее полосы песков.

Руде-Ахенгерун (45 в.) начинается близь перевала Шутур-Мурде, но постоянное течение имеет лишь с средины Ахенгерунского ущелья; вода ручья в скалистом ущелье пресная, далее же ближе в селению и в песках она также приобретает соленый вкус.

Наконец, в Хамун Сеистана текут из посещенной страны воды долины Суннихане. Главный поток, называемый Руде-Теббез, образуется от слияния между Гезиком и Теббезом русел Наугана и Сероу (Руде-Робат) и отсюда течет к югу параллельно горам Дурух-о-Лану. Летом вода сохраняется лишь в верхней части р. Сероу и в средней р. Наугана и в обоих ручьях пресная. Из притоков реки заслуживает внимания пресный и многоводный ручей, текущий из Деремианского ущелья и питающий своими водами те роскошные фруктовые [168] сады, которые занимают горное ущелье и ближайшую часть долины Суннихане.

* * *

Переходя к западному склону местности, мы видим, что в этом направлении текут реки долины Бирджана, западных склонов крайнего западного хребта Каинской горной системы, и наконец, долин Хешметабада, Безехура и Нишапура (в какую сторону направлен сток вод долины Гунабада и Дженгеля осталось не выясненным). Все эти русла, кроме ручьев Хишметабада и Безехура, летом вовсе не имеют воды. Судя по рассказам туземцев, можно полагать, что в Великой пустыне также встречаются весьма значительные котловины, подобные Хафским, служащие водостоком для рек, образующихся во время половодия.

Климат. Не смотря на более южное положение, исследованная часть Хоросана, вследствие своих топографических свойств, имеет гораздо более прохладный климат, чем Закаспийская область.

Господствующие ветры здесь северовосточные из Бадхыза (Бадхыз в переводе означает «ветер подымающий».) и если вглядеться в расположение горных масс по отношению в этим ветрам, то мы увидим, что глубокая прорезь, образованная долиной Герируда, открывает воздушному течению свободный проход в нижний Джам и Бехарз; задержанные здесь Кератскими горами, ветры с силой урагана прорываются чрез несколько тесных проходов, обвевают Хаф до первых кряжей Каинской горной системы и, наконец, проносятся далее по горным вершинам приблизительно до линии Бознабад-Дорохш. Ветры эти подымают тучи пыли, которая сильно стесняет осмотр окрестностей и способствует распространению глазных болезней, но за то они настолько умеряют жары, что не смотря на то, что поездка совершена в самые жаркие месяцы, нигде не приходилось наблюдать тех изнурительных жаров, которые стоят в то же время в Закаспийской области. Небольшие и редкие перерывы ветра на 1/2 - 1 час, в продолжение которых люди и животные положительно изнемогают, наглядно [169] доказывают, какое благодетельное влияние имеет здесь это постоянное воздушное течение.

Ветер этот, называемый «120 дневным» («Баде-садо-бист-руз».), подымается около конца мая и постепенно усиливается до июля, затем понемногу спадает и к концу сентября улегается совершенно, зимой же, около декабря, снова начинается и тогда сообщение по равнинам, напр. в Паин-Хафе, становится очень трудным, вследствие сильных снежных мятелей.

Что касается Каинской горной системы, то Бадхызские ветры, отражаясь вверху от первой ступени гор, проносятся очень высоко и заметны лишь на вершинах гор и на перевалах. Но значительное возвышение всей местности над уровнем моря настолько понижает и здесь температуру, что жары менее тяжелы, чем в Хафе и Джаме, а по склонам гор Дорхош и Зухун воздух настолько разрежен, что даже в июне-июле днем и на солнце бывает почти прохладно, ночью же температура падает ниже 0°. По уверению туземцев, климат Каина постепенно становится жарче, так что ныне снег летом на вершинах гор Гейране представляет довольно редкое явление, между тем, как прежде оно повторялось каждогодно. Наконец, в самой южной части исследованной страны дуют западные и юговост. ветры из пустыни Лут и из Сеистана; оба эти ветры весьма жарки и удушливы, особенно Сеистанский. Холодный Бадхызский ветер приносит весной и осенью значительное количество влаги, осаждающейся на склонах Каинских гор и образующей в это время множество речек, которые летом совершенно пересыхают. Глубокие сухие русла, промытые этими потоками, дают повод населению уверять, что в прежнее время на востоке нынешней Персии протекало множество больших рек, из которых ныне сохранились лишь Герируд и Гильменд. С мая же по сентябрь дождь выпадает крайне редко и при том сухость воздуха так велика, что дождевые капли испаряются во время падения и почти не достигают земли. [170] Осенние дожди начинаются около половины октября, снег выпадает около декабря.

Что касается флоры, определяющей климат местности, то до Кератских гор она ничем не отличается от растительности Закаспийской области, далее в Хафе распространены преимущественно сосны, с Турбете-Иса-Хана начинаются миндальные деревья, а с параллели г. Каина — гранаты. Северная граница пальм захватывает оазис Теббеза (Находящийся в пустыне Кевира.), далее проходит западнее и параллельно Каинско-Бирджанской дороге, наконец, чрез Бендун достигает южного Сеистана.

Пути сообщения: 1) Телеграфы. Главный узел телеграфных линий в восточном Хоросане — г. Мешед; отсюда проведены проволоки:

1) На Кучан (параллельно новой дороге).

2) На Келат.

3) На Серахс.

4) На Тегеран — чрез Шерифабад.

Состояние Кучанского телеграфа далеко не удовлетворительно. Хотя столбы поставлены из хорошего леса, но провод подвешен крайне небрежно: изоляторы часто прикреплены криво, так что проволока почти касается металлического стержня, на некоторых столбах изоляторов вовсе нет и они заменены гвоздем, что, конечно, допускает лишь случайное прохождение тока по линии. Как результат — частое, в продолжение целых недель, бездействие телеграфа и задержки депеш. Промежуточная станция — в Чинаране. Весь персонал служащих — персияне. Как говорят, в таком же виде находятся и линии на Серахс и Келат (В Серахсе телеграфная линия не доходит до нашей на несколько верст. В случае заключения конвенции о соединении телеграфа, весьма желательно было бы обеспечить за русской администрацией право надзора за персидским участком, как это достигнуто англичанами по отношению в Тегеранской линии.).

Гораздо лучше содержится линия, ведущая в столицу: телеграф этот построен на средства англичан и до сих пор [171] находится в их управлении. По этой линии передаются в Мешед и депеши из Закаспийской области. Частные телеграммы принимаются исключительно на персидском языке, но как в Тегеране, так и в Мешеде имеются при миссии и консульстве русские телеграфисты для непосредственных сношений, для чего персидское правительство предоставило ежедневно известный час.

2) Почтовые линии. Почтовые линии учреждены по следующим направлениям:

1. МешедНишапурБостамТегеран.

2. МешедТурбете-Иса-ХанДжумеинКаинБирджанХусейнабад (в Сеистане) с ветвью от Джумейна на Теббез (Кроме того, английское дипломатическое агентство в Мешеде содержит для сношений с своим Гератским агентством летучую почту (из 8 постов) между Мешедом, Турб.-Шейхе-Джамом и Гератом. Служащие до января 1890 г. были туркмены, с этого же времени предположено было заменять их афганцами.).

Для возки почты по линии расположены чрез каждые 20-25 верст по одному верховому (в Сеистане чрез каждые 100 верст по одному нукеру на беговом верблюде), почта идет довольно скоро (напр. из Мешеда в Бирджан — 7 дней) еженедельно 2 раза и, по крайней мере, во владениях Каинского эмира, настолько исправно, что случаев пропажи писем или депеш почти не бывает. На всех постах путешественники могут получать и верховых лошадей, которые в числе трех выставляются по наряду от населения за плату по три крона за лошадь и перегон в 20-25 верст.

3) Дороги. Дороги описаны при маршрутах, поэтому здесь остается лишь прибавить, что хотя кроме Асхабад-Мешедской и Мешед-Тегеранской, все они представляют грунтовые пути, но вообще ни одна из них не может быть названа труднодоступной или даже слишком тяжелой. По равнинам везде и ныне возможно колесное движение, в горах же для этого понадобятся небольшие работы. Дорог, которые затруднили бы движение кавалерии не встречалось. В виду военного и торгового значения особенно важны большая Асхабад-Мешед-Гератская дорога и пути по Хафской пустыне. [172]

Первая из них разработана на всем протяжении до Мешеда (за исключением 7 верст в горах, где ныне (Относится к ноябрю 1889 г.) работы еще не закончены) и хотя персидская часть горной дороги построена с значительными отступлениями от технических условий, определенных конвенцией, но движение по ней вполне возможно, участок же от Кучана до Мешеда едва ли имеет особую важность, так как старая дорога была вполне удовлетворительна, новая же линия, на которой работами поврежден верхний гравелистый слой, покрывающий всю эту местность, пока еще сильно распускается от дождей, а летом тяжела, вследствие страшной пыли. Далее до Турбете-Шейхе — Джама путь, хотя не разделен, но вполне доступен, трудная прежде часть пути между Сенге-Бестом и Ленгером ныне, с прекращением аламанов, спустилась в долину и проходит чрез Карыз-Ноу, вследствие чего стала короче и обходит перевалы чрез горные отроги. (Прежде торговый путь шел на Календеробад, Барду и Ленгер). Наконец, до границы (как говорят, и далее до Герата), путь проходит по гравелистой равнине и не требует почти никакой разработки, кроме расчистки местами от камней.

Что касается путей по Хафской пустыне в обход Герата, по направлению на Себзевар и Ферра, то местность представляет здесь единственные преграды — оз. Немексар, небольшую полосу песков и, не смотря на угрожающий вид пустыни на существующих картах, вполне проходима по всем направлениям. Небольшие отряды, посланные с целью изолировать Герат от южного Афганистана, нашли бы в конце каждого перехода пресную колодезную воду, более же значительные силы могли бы избрать путь чрез Зиркух, а от сел. Гозохт до линии Аукаль, Анардере, Кала-Ках (2-3 перехода) должны были бы иметь при себе верблюдов с водой, так как колодцы этой части пустыни вообще недостаточны, а летом становятся солены (В 1870 году чрез эту степь прошли к Герату чрез Мамедабад, Гарахс и Роб.-Шах Белучь армия Мамед-Якуб-Хана, не смотря на то, что она не имела при себе никакого обоза и запасов, а в стране стоял страшный голод.). [173]

Население.

Числительность. Население всех посещенных провинций можно определить приблизительно около 250 тысяч человек, распределенных следующим образом:

ПРОВИНЦИИ.

Общая цифра в тыс.

% общего числа.

Кучан

55

22

Сервилает

20

8

Джам

17

6,8

Бехарз

20

8

Караи

30

12

Хаф

18

7,2

Каин (без Сеистана)

90

36

Итого

250

100%

Определение это, конечно, может быть лишь приблизительным и выведено по соображению со сравнительным числом населенных пунктов, размером вносимых податей и по некоторым указаниям знакомых с краем туземцев. Единственными верными данными для статистики населения могли бы быть секретные книги губернаторов о распределении податей, но добыть эти документы превышало денежные средства экспедиции (При крайне упрощенной системе письмоводства в Персии все сведения о населении, податях, действительном поступлении всяких сборов, а также о всех пишкешах, негласных доходах и т. д., заключаются в одной тоненькой книге формата in 8-16, куда губернаторы без всякого порядка собственноручно заносят все заметки и лично хранят эти книги весьма тщательно, так как они более всего скрывают истинное положение края, особенно перед собственным правительством. Каких же либо оффициальных статистических отчетов вовсе не существует.). Во всяком же случае приведенные цифры насколько возможно проверены и, по крайней мере, до известной степени правильны в смысле относительного распределения населения по провинциям.

Сопоставляя цифры эти с величиной территории провинций, получим приблизительную населенность страны = 127 человек на 1 кв. милю, а по провинциям:

В Кучане

-

чел.

» Сервилаете

171

»

[174] В Джаме

137

чел.

» Бехарзе

117

»

» Пров. Карай

-

»

» Хафе

132

»

» Каине

147

»

Движение населения. Еще труднее получить в Персии какие либо сведения о движении народонаселения, а потому, за неимением даже приблизительных цифр, остается ограничиться указанием на распространенное среди туземцев мнение, будто население вост. Хоросана постепенно уменьшается. Причинами этого факта выставляют, главным образом, крайне неблагоприятное экономическое положение края, а как наглядное доказательство — указывают на несметное число развалин, покрывающих страну. Но к показаниям этим, казалось бы, следует относиться крайне осторожно; масса деревень, бывших некогда населенными, а ныне обратившихся в развалины, происходит, невидимому, скорее от переселений, нежели от действительного уменьшения народонаселения. Процесс превращения населенных пунктов в развалины и возникновение на ряду с ними новых поселков можно видеть и ныне на каждом шагу: засорение кариза, истребление в окрестностях топлива, наконец, притеснения администрации побуждают иногда целые деревни бросать свои ничего нестоящие мазанки и искать другого, более удобного, поселения. Наконец, прежде, до замирения разбоев, многие пункты занимались исключительно вследствие своих тактических свойств, ныне же изменившиеся условия естественно вызвали и новую, более отвечающую экономическим требованиям, группировку населенных пунктов, в частности оставление многих деревень, превратившихся в развалины. Других же, более положительных, доказательств действительного уменьшения народонаселения подыскать трудно; многие же данные указывают, напротив, на возрастание числа жителей, так что, казалось бы, что в общем за последнее время, если числительность населения не увеличилась значительно, то, по крайней мере, она и не уменьшилась.

Племенный состав. Вследствие своего центрального положения между Персией, Афганистаном и Тураном небольшое [175] сравнительно исследованное пространство имеет весьма смешанное население. Пришлые изо всех соседних стран национальности разместились целыми племенами и заняли почти всю пограничную полосу вост. Персии. Аборигены страны, собственно персияне, называются здесь по именам провинций: джамцами, хафцами и т. д. (так как название персиянин — «ирани» определяет здесь не национальность, а подданство Персии). Общее число их можно определить приблизительно в 100 т. чел.

Все персияне ведут оседлый образ жизни; в северной части страны, составляя меньшинство населения, они живут преимущественно в городах и занимаются торговлей или службой, далее же на юг, начиная с Джама, они составляют сельское земледельческое население и процент их увеличивается постепенно с движением на юг и на запад.

Что касается чуждых пришлых племен, то, как говорят, недавно, в начале царствования Наср-ед-дин-Шаха, они вели еще частью кочевой образ жизни, ныне же почти все осели и даже среди небольшого числа оставшихся кочевников заметна склонность присоединить к скотоводству и земледелие и правительство видимо поощряет такой переход, так как кочевники (илиаты), по своей независимости, по легкости, с которой они могут во всякое время перейти границы областей или даже границу государства и, наконец, по своей нравственной силе, менее испорченной прикосновением городской жизни, до сих пор являются ненадежным элементом. Хезаре — племя тюркского или монгольского корня, по народным преданиям, вышло из Хотана и первоначально заняло склоны Паропамизского хребта (Берберию), откуда постепенно распространилось до Кабула и Бадзыха (Во время управления Хоросаном Шаха-Рука (1396 г.?).). Лет 150 тому назад, часть этих хезаре перекочевала в Бехарз и здесь, при управлении племенем Сердара Юсуф-Хана (достигшего положения ильхани из звания простого муллы, вследствие своих военных дарований) хезаре достигли значительной степени могущества и играли видную роль в эпоху взятия Герата Хасам-ус-Султане (1857 г.); затем, со смертию этого вождя, [176] хотя значение их падает, но в настоящее время хезаре все-таки одно из племен, которое лучше других сохранило свою этнографическую самостоятельность и прежние политические права; ханы их по прежнему продолжают считать себя неподсудными, а лишь вассалами шаха, и сила племени еще настолько велика, что в 1888 году, когда Измаил-Хан (сын Юсуф-Хана), недовольный своим положением в отряде, назначенном для усмирения иомудов, отказавшись от повиновения правительству, повел племя в Закаспийскую область, чтобы передаться в подданство России, то шах не мог найти другого исхода, как умилостивить хана богатыми подарками и назначением на пост Астрабадского губернатора.

В настоящее время все хезаре живут оседло; не считая нескольких поселений, спорадически разбросанных по стране, они сгруппировались в двух больших массах: вокруг Мусынабада (в Бехарзе) и в окрестностях Мешеда. Нынешний глава племени сердар Измаил-Хан живет обыкновенно в Кене-Гуше (близь Мешеда); управление же бехарзскими хезаре поручено его младшим родственникам. Наследником Измаил-Хана признается сын его Абуль-Фейз-Хан.

Громадное большинство хезаре — сунниты (Соплеменники же их хезаре-берберийцы — все шииты.). Теймури также туранского происхождения, на что указывает их название и народные легенды, производящие персидских теймури от пленников, выведенных некогда Тамерланом (эмир Теймур) из Туркестана и поселенных близь Турбете-Шейхе-Джама.

Прежде теймури управлялись своими ханами, но со времени войн между Клыч-Ханом теймури и Иса-Ханом — караи, они постепенно лишились своих прав и ныне ханы их признаются лишь номинальными главами племени и начальниками выставляемой милиции, действительное же управление перешло в губернаторам, назначаемым правительством без внимания к господствующей национальности провинции. Теймури разбились на 3 главные группы: в Паин-Вилаете, около Сенге-Беста и в Паин-Хафе, своими ханами они признают потомков [177] Клыч-Хана, из которых старший ныне Нуфет уль-Мульк-Али-Мердан-хан (Тот самый, который во время управления Паин-Вилаетом своими притеснениями довел салыров до необходимости переселиться в пределы Закаспийской области. В минувшем году А. М. Хан назначен на должность Джам-Бехарз-Хафского губернатора. Собственно же ильхани племени признается Ата-Улла-Хан, но по своим крайне преклонным летам он давно уже не принимает никакого участия в делах.); Паин-Хаф признается племенем за улус двоюродного брата Нуфет-уль-Мулька-Дервиш-Али-Хана.

Теймури и хезаре, как два суннитских племени, не пользуются симпатиями правительства и, в свою очередь, отплачивают самым искренним презрением господствующей национальности. Оба племени до сих пор весьма воинственны; прежде, до замирения границы, молодежь охотно принимала участие в набегах, предпринимаемых туркменами и, несомненно, что в этих местах значительная доля аламанов, приписываемых мервцам и сарыкам, могла бы быть отнесена на долю теймури и хезаре. Даже теперь случаются попытки пограбить персидские селения на своей или на афганской территории, и в доме каждого почти хезаре и теймури имеется полное вооружение. Обстоятельства эти выработали храбрых, неутомимых, прекрасно владеющих оружием наездников, мало уступающих туркменам.

Замечательно, что не смотря на свое несомненно персидское происхождение, хезаре и теймури говорят исключительно на местном персидско-афганском наречии и так основательно забыли родной язык, что, кроме небольшого числа собственных имен, речь их не сохранила решительно никакого воспоминания о первобытном отечестве.

Караи (испорченное слово Кара-татары) переселены в провинцию того же названия из афганского Туркестана, где в окрестностях Меймене до сих пор живут их соплеменники, с которыми персидские караи продолжают поддерживать сношения. Другая ветвь того же племени поселена ныне в Фарсе (Губернатор Турбете-Иса-Хана Ага-Хади-хан обладает весьма интересным архивом документов, касающихся его племени. Это по большей части подлинные фирманы персидско-афганских правителей, данные в утверждение разных прав или за оказанные услуги. Кратковременное пребывание в Турбете-Иса-Хане и неумение разбирать старинные рукописи лишило возможности воспользоваться этим богатым материалом, из которого могла бы составиться полная хроника племени за период 2-х столетий.). [178] Караи до сих пор не забыли еще совершенно родного языка и в деревнях, наравне с персидской, можно слышать и тюркскую речь.

В начале правления Мухамед-Шаха, главой племени был Сердар-Иса-Хан, который объединил постепенно в своих руках почти весь Хоросан и, наконец, отложился от правительства. Не имея средств для усмирения восстания, каджары прибегли в обычной в подобных случаях мере: они постарались создать могуществу Иса-Хана соперника в лице не менее энергичного и воинственного вождя Сердара Клыч-Хана Теймури. Борьба между ними кончилась убиением главы караи и его сыновей, в ту самую минуту, когда на торжественном дурбаре всех правителей Хоросана Иса-Хан был провозглашен независимым правителем всех земель от Астрабада до Герата (В память этого Сердара резиденция его — город Зоу назван ныне Турбете-Иса-Хан — место мученической кончины Иса-Хана.).

Со смертью сердара, караи получили персидскую администрацию и потеряли права илиатов. В настоящее время губернатор Турбете-Иса-Хана, Ага-Хади-хан, прямой потомок знаменитого сердара (в 3 колене), но управляет провинцией, населенной племенем караи, не по своим родовым правам, а по случайному назначению хоросанского вали, и уже не раз сменялся с должности за неисправный взнос пишкеша.

Бехлури до сих пор остались кочевниками. Летом населяют окрестности Серебише и Не (Них), а зимой перекочевывают на север и большую часть своих бесчисленных стад пасут в юговосточной части Хафской равнины до границ Афганистана. Управляются они своим ханом, подчиненным Каинскому эмиру.

Белуджи в числе 2-3 т. человек переселились из персидского Сеистана и кочуют ныне между Руем и Турбете-Иса-Ханом. Занимаются исключительно скотоводством и [179] кажутся весьма зажиточными. Прежде они подчинялись Каинскому эмиру, но с августа 1889 года прикреплены к земле, и управление ими поручено особому мустоуфи Мирзе-Мамед-Хусейн-Бече.

Арабы населяют преимущественно владения Каинского эмира, покровительствующего им вследствие своего арабского происхождения. Хотя число их довольно значительно, но они не составляют отдельного племени, а живут в селениях, разбросанных по всему Каину и Сеистану. Арабы говорят как на своем родном, так и на персидском языках. Повидимому, это самая покойная и трудолюбивая народность во владениях эмира.

Афганцы — преимущественно бывшие сторонники Эюба и Якуба ханов и вообще политически скомпрометтированные в отечестве личности, со своей прислугой, иногда весьма многочисленной, живут в пограничных с Гератом областях, ожидая лучшего будущего. Они находятся в довольно печальном положении и все просятся на службу России; некоторым из них английское правительство выдает небольшие субсидии.

В последнее время, заметно, кроме того, значительное переселение в Персию гератских таджиков и хезаре (бербери), называемых здесь также афганцами. Все они уходят от притеснений Гератского Наиб-уль-Хокуме и во избежание отбывания воинской повинности.

Индусы в весьма незначительном числе живут исключительно в г. Руе; все они английские подданные и занимаются ростовщичеством. Старшина индусской общины Мурвари содержит на откупу подати обоих Хафов и состоит секретным корреспондентом британского консула в Мешеде. Несмотря на свою малочисленность, индусы заняли положительно господствующее положение в Хафе. Отдавая деньги за значительные проценты под залог скота и недвижимой собственности, индусы так опутали население своими бесконечно возрастающими процентами, что теперь народ является данником без надежды когда нибудь сбросить это иго.

Говорят, что сумма долга, числимого за населением, в несколько раз превосходит стоимость всех земель Хафской [180] области. Попытки хафцев избавиться от индусов путем насилия разбиваются о неприкосновенность их как британских подданных; в других же провинциях индусы не допускаются как явное зло для населения.

Евреи, как и везде, составляют торговый элемент, живут в городах и странствуют в качестве «соудагеров» и «моамелегеров» (коробейников); большая часть из них, в Мешеде — все, исповедуют наружно со времени последнего погрома (в сороковых годах) мусульманскую религию.

Цыгане без определенных занятий странствуют по краю, в народе они считаются язычниками, а потому нечистыми и пользуются презрением, по виду же гораздо зажиточнее и развитее своих европейских соотичей.

Относительно курдов населяющих Кучан, Буджнурд и Дерегез и лишь отчасти Сер-Виллает, каких-либо этнографических сведений не собрано, так как исследование северного Хоросана, предположенное по окончании работ в восточной части, полученным в Кучане приказанием, отложено на неопределенное время.

Такой этнографический состав пограничного населения нельзя назвать благоприятным для Персии, потому что господствующая национальность составляет не более 40%, если же прибавить, что наиболее влиятельные племена хезаре и теймури в нравственном отношении стоят гораздо выше персиян, питают к ним нескрываемую вражду и с гораздо большей симпатией относятся к русским, туркменам и афганцам, то можно признать, что правительство едва ли имеет возможность положиться в военное время на население этих стран. Твердо укоренившийся обычай заключать браки исключительно в своем племени, а также религиозные различия и политические события, незабытые еще народом до сих пор, поддерживают дух сепаратизма между коренным и пришлым населением, способствуют поддержанию типа, этнографической самостоятельности и исторической вражды туранцев к иранцам. Правительство само пока не предпринимает ничего существенного с целью мирно ассимилировать чуждые народности на своей северовосточной [181] границе; чтобы парализовать влияние наиболее могущественных племен, единственной мерой чисто азиятской политики остается возбуждение интриг и вражды между ханами и тому подобные меры, клонящиеся прямо в ослаблению и разорению народа. Наиболее могущественным союзником каждаров являются в этом направлении деморализующее влияние персидской цивилизации и опиум, но хотя благодаря этим факторам процесс асссимиляции развивается до известной степени сам собой, он, повидимому, касается лишь внешней стороны, в смысле образа жизни, языка и распространения персидской развращенности, относительно же прочной внутренней связи чуждых народностей с господствующей нацией пока не может быть и речи, и едва ли эта цель когда-нибудь будет достигнута путем применяемых мер.

Язык. Население сев. горной полосы Хоросана, занятой курдами, почти вовсе не знает персидского языка и говорит по тюркски или по курдски. Начиная же с Кучан-Мешедской долины, начинает господствовать персидский язык, а к югу от Мешеда тюркская речь исчезает совершенно. Персидский язык посещенной страны, вследствие примеси тюркских и особенно афганских элементов, составляет самое испорченное наречие Ирана, которое иногда с трудом понимают сами персияне, привыкшие в чистому ширазскому и тегеранскому говору; особенно искажен язык в Каине. Здесь совершенно почти не употребляются в речи ни различные грамматические формы слов, совершенно выброшены также все предлоги; обогащающих персидский язык арабских форм и оборотов почти никогда не встречается. Запас слов крайне беден и почти на половину заимствован из афганского языка.

Это персидско-афганское наречие распространено до Герата, Ферра и почти до г. Кандагара, где господствует уже исключительно афганский язык (самое чистое наречие Афганистана). Чуждые тюркские племена, занявшие восточную границу Хоросана, совершенно забыли ныне родной язык и говорят все на том же персидско-афганском диалекте, кроме карай, среди которых — [182] иногда можно еще слышать тюркскую речь, которую хорошо понимают наши тюркмены.

Текст воспроизведен по изданию: Поездка ротмистра Стрельбицкого по восточному Хоросану в 1890 г. // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии, Выпуск XLVI. СПб. 1891

© текст - Стрельбицкий И. И. 1891
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© СМА. 1891