-

Четыре записки полковника Р. Сендемана об авганских и белуджистанских делах (1886-1891).

Извлечение составил генерального штаба полковник Граф Муравьев-Амурский.

К появившейся в прошлом году биографии Сендемана, бывшего британского политического агента в Белуджистане, составленной Торнтоном, приложено несколько записок покойного Сендемана, которые он своевременно представлял своему правительству.

Здесь переведены четыре из них, касающиеся авганских и белуджистанских дел, в виду интереса, который они представляют, как документы, вышедшие из-под пера такого знатока стран, граничащих с северо-запада с Индией.

Этот интерес еще увеличивается тем, что частью прямо, а более между строк, Сендеман указывает на Россию и дает своему правительству советы, как лучше обеспечить себя в Азии, в политическом и военном отношении на случай войны с нами.

I. Наша будущая политика в Авганистане

(1886).

(Эта записка составлена до сдачи сердаря Эгоба-Хана и до смерти сына эмира, Сарвара-Хава, но имеет цену, как содержащая виды Сендемана на способ действий, которого следует держаться, во время оспаривания авганского наследства).

Последние известия из Индии сообщают нам о серьезной болезни царствующего эмира авганского и о том, что Его [158] Высочество выразил желание, чтобы в случае его смерти ему наследовал его сын, Сарвар-Хан. Никто из изучавших авганский вопрос не может сомневаться, что это обстоятельство представляет величайшую важность для Англии.

Пока нынешний эмир был претендентом на авганский трон (после того, как бывший эмир Якуб-Хан был сослан в Индию, где он теперь находится, как государственный пленник) — политика невмешательства британского правительства не препятствовала претендентам выступать в поле и утверждать свое право силою оружия, вовлекая страну во все ужасы междоусобной войны.

Приближение России в нашей границе и участие, которое она приняла в нашем споре с Шир-Али, отразившееся на второй авганской войне, занятие Кабула и Кандагара нашими армиями — делали для нас необходимым оказывать сильную поддержку нынешнему эмиру Абдурахману против его родственника, Магомета-Эгоба-Хана, сына покойного эмира.

Мы, следовательно, передали страну Абдурахману и поддержали его как большими денежными субсидиями, так и боевыми припасами, которые облегчили ему прочное занятие трона, после короткой борьбы за обладание Кандагаром. С тех пор он образовал регулярную армию в 60,000 ч. всех родов оружия, а мы недавно послали ему из Индии достаточно ружей и осадный парк для гератских укреплений.

При таких обстоятельствах, в случае смерти Абдурахмана, нельзя предположить ни на минуту, что мы будем спокойно оставаться в стороне и позволим фамилии бывшего эмира возобновить борьбу за трон с наследником того эмира, которого власть мы только что упрочили. Если мы так поступим, то вызовем необходимость для вновь набранного войска принять чью-либо сторону, что будет не иначе, как в ущерб стране. Очевидно войска примут разные стороны, а при этом, конечно, часть наших ружей и орудий попадет в руки претендента, враждебного британским интересам.

Нет сомнения, что долг Англии быть готовой, в случае смерти эмира, в таким решительным мерам, которые могут [159] удовлетворить авганцев и их правителя, ибо она может и желает избежать для них ужасов междоусобной войны.

Сами авганцы ожидают, что в случае смерти эмира, Сердарю-Эгоб-Хану будет возможно овладеть Гератом и что он захочет выставить свои права на трон. Если это произойдет — мы должны быть готовы занять Кандагар, в наших и эмира интересах. Кандагар находится в 60 милях от ближайшего британского форта и может быть занят через четыре перехода.

Это движение сразу успокоит авганский народ, показывая ему убедительным образом, что мы чувствительны в нашим обоюдным интересам и не позволяем над ними насмехаться. Кандагар так расположен, что, обладая им, мы действительно запираем дорогу Эгобу-Хану на Кабул и изолируем его от собственно Авганистана, ставя его в совершенно подобное положение, в котором он был, когда явился противником Абдурахмана, при изгнании его брата в Индию.

При обеспечении Кандагара за сыном Абдурахмана, Эгоб-Хан не может надеяться долго удерживать свое положение в Герате. Занятие же нами Кандагара также обеспечит мир в южном Авганистане и даст молодому эмиру время и возможность для упрочения отцовского трона и верности армии.

Несомненно, что те, которые будут возражать на такую политику, укажут, что даже мирное занятие Кандагара восстановит его население против британского правительства. Я не думаю, чтобы так случилось. Жители Кандагара расположены совершенно исключительно сравнительно с остальным Авганистаном, и занятие его нашими войсками ими не почувствуется; в особенности, если они будут знать, что занятие совершено во избежание междоусобной войны и в интересах молодого эмира. Я твердо уверен, что сердечная поддержка сына и законного наследника Абдурахмана будет удачна и встречена с одобрением и благодарностью большей частью авганского народа. [160]

II. Записка о северо-западной границе и нашей политике в Авганистане

(1887).

В записке от 20 июля 1886 г. я представил правительству некоторые замечания, касающиеся Авганистана и Его Выс. эмира. С этих пор произошли некоторые события — вероятное выздоровление эмира, возмущение части его подданных и переговоры относительно русско-авганской границы — о которых сделаю несколько дополнительных замечаний.

1. Со времени лорда Лауренса наша политика имела целью поддерживать Авганистан в качестве строго независимого государства, находящегося в тайном союзе с Англией. Политика эта служила двум важным целям — охранению порядка на нашей собственной границе и поддержке дружественной державы, находящейся между индийскими владениями Ее Величества и дальнейшим стремлением России в Азии. В нашей политике по отношению в Авганистану обе эти цели имелись в виду настолько, насколько позволяли изменчивые обстоятельства этой страны. Мы дали авганцам существенные доказательства, что не имели намерения присоединить к себе их территории; это могло их убедить, что мы не допустим принесения в жертву их независимости при столкновении с другой европейской державой.

Удаление наших гарнизонов из Кандагара и Кабула представляется, полагаю, большинству авганцев, как доказательство нашего желания уважать их независимость. Сверх того, наше бескорыстие стоило нам около 50 миллионов и двух войн.

2. Положение, в которое поставила себя Россия на северо-западной границе владений эмира, и требование дальнейшего расширения территории, на котором она уже настаивает, должно быть источником большого беспокойства для эмира и его подданных и имеет жизненное значение для правительства Индии.

Я теперь войду в дипломатические соображения, которые должны регулировать будущие решения относительно требований [161] России. Я ограничусь возможными действиями, которые они производят на расположение авганских племен, и обязательствами, которые они возлагают на нас самих.

3. Совершенно естественно, что как эмир, так и его подданные смотрели бы на непосредственную близость России с величайшим опасением. Его Выс. со времени изгнания был свидетелем тех способов, при помощи которых она постоянно продвигала свое владычество в южном направлении, и авганцы видели, как ханство за ханством их единоверцев присоединялось к русской территории. Авганцы знают, что у себя они неспособны отвратить судьбу, которая уже постигла центральные азиатские государства. Эмир чувствует теперь, что его власть значительно ограничена последними русскими присоединениями.

Занятие Пенде есть не только угроза Герату, но и серьезное препятствие в поддержанию власти эмира в Балх-Туркестане.

Она сильно парализуется в этой провинции, отрезанной на шесть месяцев в году от Кабула и, благодаря русскому гарнизону в Пенде, открытой влиянию России. Хотя бы пограничная линия была прочно установлена, все-таки Россия будет считать ответственным непосредственно эмира, а не правительство Индии, за все, что может произойти с авганской стороны границы. Но даже самые могущественные правители Кабула были способны проявлять лишь колеблющуюся и прерывающуюся власть над своими балхскими подданными. Теперь же, когда введен новый элемент для ответственности, затруднения эмира значительно возрасли, при уменьшившейся возможности их устранения.

Авганцы, даже поддержанные обнадеживанием, а при нужде и помощью, все-таки неспособны проявить такое твердое управление, которое исключит русское вмешательство и должно смотреть на потерю Балх-Туркестана, как на вопрос времени.

4. Правильно основанные опасения авганцев приводят к рассмотрению обязательств, которые они налагают на правительство Индии. Мы должны признать присутствие России в Пенде и на Аму-Дарье, как «fait accompli». Мы должны, как добрые соседи, пойти на такие уступки, которые строго необходимы для удержания ею того положения, которое мы ее допустили уже занять. [162] Но решаясь на подобные уступки, обязательно полное внимание к правам и чувствам эмира и к последствиям, которые явятся для нас. В собственном интересе индийское правительство должно обратить внимание на действие, которое произведут в центральной Азии уступки России. Естественно, подозрение, которое возымеют авганцы, что мы уступаем перед force majeure, и происходящее отсюда недоверие в нашему искусству предохранить их страну от поглощения Россией.

Необходимость удержания нашего теперешнего перевеса в авганской политике должна нас заставить быть осторожными, чтобы не допустить Россию стать в такое положение, где она может или устрашить, или запутать эмира в дипломатические сети.

Без сомнения, цель, которую правительство имело в виду, когда принимало ответственность за русско-авганское разграничение, заключалась в охране Авганистана с его бесплодными и безводными пустынями, как государства, находящегося под британским протекторатом и лежащего между Россией и английскими владениями в Азии.

При этих соображениях большее или меньшее количество территории, уступленной России, представляет предмет второстепенной важности, насколько он касается Индии; однако кредит правительства связан с оказанием справедливости по отношению к эмиру; а наши интересы в будущих требованиях в том, чтобы лишние преимущества не были даны России на счет нашего союзника. Меры, наиболее полезные в смысле упрочения этой политики, будут мною изложены в другом параграфе.

5. Наши опасения в отношении того, что касается до Авганистана, троякого характера: 1) опасности могут произойти при оспаривании наследства; 2) от внутреннего восстания и 3) риск от возможности вызвать подданными эмира неудовольствие России.

По отношению в авганскому наследованию я высказал свои предположения в записке от 20 июля 1886 года. К счастью, возможность, что этот вопрос получит непосредственную важность, временно удалена, но это, однако, не последний вопрос, который постоянно следует иметь в виду. Прошлый опыт [163] научил нас, что нельзя пренебрегать волею самого эмира по отношению к его преемнику.

Если эмир доживет до времени, когда его сын Сарвар-Хан достигнет возраста, когда он будет в состоянии управлять, то волнения, происходящие при вакантном троне, будут, надо надеяться, избегнуты. Но будет в угоду эмиру и полезно для спокойствия его владений, если ясно возможно подразумевать, что мы признаем его назначение и готовы морально и материально поддержать его сына — хотя и признаваемого неспособным. Такая уверенность сильнее привяжет эмира в союзу с нами и ободрит его для передачи его власти и владений нераздельно своему преемнику. И эта политика настолько выгодна, что если мы ею пренебрежем, то, весьма вероятно, ее немедля примут в России.

Никоим образом нельзя пренебрегать опасностью внутреннего восстания, но с ним, надо полагать, эмир и сам в состоянии справиться. Настоящее грозное восстание гильзаев, наследственных врагов дома эмира, без сомнения покажет его силу и средства для его подавления. Но если борьба кончится, как и при прежних восстаниях тех же племен, в смысле полного упрочения власти эмира, то это достаточная причина, чтобы быть спокойными в будущем.

В смысле предупреждения восстания на территории Балх-Туркестана занятие русскими Пенде есть новое препятствие для деятельности эмира; хотя присутствие России на Аму-Дарье и налагает на его высочество строгие обязательства в поддержании порядка, но в то же время является и элементом полезным для беспорядков. Необходимость установления сильного правительства в Балхе была уже, полагаю, признана эмиром, а проведение хорошей дороги уже принято в соображение его высочеством. Но тут остается риск для эмира, или его балхских подданных, быть запутанными в споры с Россией, которые могут быть раздуты в casus belli и от которых не так то легко уберечься.

Достойно внимания, что или мы, хотя и создатели разграничительного трактата — если он осуществится — не будем также [164] и исполнителями его постановлений, или присутствие британских чиновников на пограничной линии между Авганистаном и Россией не обеспечит эмира и нас против русских интриг, или против противузаконного авганского возмущения, могущих вызвать международное столкновение.

Мы всегда уступали щепетильности эмира по отношению к присутствию британских чиновников в его владениях; но теперешний момент, когда его высочество видимо очень обеспокоен по отношению в опасностям будущих русских вызовов, кажется благоприятным для нашего настояния, чтобы русско-авганская граница была поставлена под прямое британское наблюдение.

В то же время присутствие британских представителей на Аму-Дарье значительно поможет эмиру поддержать его власть в Балх-Туркестане. Я не вижу причины, почему бы британское правительство, когда представится тому благоприятный случай, не поступит в отношении Авганистана так, как Россия в Бухаре и Хиве. Время, терпение и решительность в деле, которое мы предприняли, я твердо уверен, доставят успех. Я не знаю ничего, что могло бы этому препятствовать.

Тот факт, что эмир по собственному почину и на свои средства предпринимает постройку большой дороги к Балху, достаточно свидетельствует об его хороших намерениях и искренности. Если он не принимает никаких предложений, которые мы ему делаем в смысле оффициального содействия в управлении, то, без сомнения, что когда пройдет некоторое время и возрастут его затруднения, он или его преемники с радостью примут наших чиновников.

6. Как уже ранее говорено, хотя наши отношения к эмиру продолжают быть по прежнему дружественными и примирительными, но следует принять в расчет новые затруднения, которые русское наступление внесло в его положение. Мы должны продолжать настаивать пред его высочеством на торжестве британских и авганских интересов; убедить его, что мы не равнодушны в затруднениям, которые его осаждают, и расположены помочь ему в час нужды. Главнее же всего мы должны [165] дать ему видимые доказательства, что имеем и силу и готовность поддержать его против нападения с какой угодно стороны.

Между прочим, у авганцев есть два мнения и оба не без оснований, которые предубеждали их против союза с нами: первое, что мы им пользуемся более для своих целей и второе — опасение, что если они будут атакованы сильной державой, в роде России, то наше могущество не достаточно, чтобы обеспечить их от поглощения нападающим. Чтобы устранить такие взгляды, мы должны употребить все усилия и дружеские уверения, а равно и проявить наше военное могущество пред авганским народом.

Желательно также, дабы авганцы были убеждены, что значительная часть их территории вовсе не так нужна для защиты Индии, как они обыкновенно это полагают.

7. Все это приводит меня к некоторым замечаниям об оборонительной силе нашей нынешней границы; об ее удовлетворительности для обеспечения Индии против нашествия европейской державы; о влиянии, которое мы оказываем на авганские племена, благодаря нашему на ней положению, и о мерах, которые необходимо принять в видах усиления ее средств по отношению к обоим случаям. Но я предполагаю, что правительство должно удерживать Авганистан возможно дольше в положении покровительствуемой державы, средства которой будут естественно в нашем распоряжении для наступательных или оборонительных целей в случае войны между Англией и Россией. Если же мы не будем иметь этого в виду, принимая меры относительно Авганистана, то его настоящее значение для нас должно быть рассматриваемо, как значительно умаленное.

8. Начиная от нашего северо-западного угла, Хайберский проход уже предполагается сильно укрепить; железная дорога будет продолжена до подножия прохода у форта Джамруда. У Аттока должны быть возведены сильные укрепления и Пенджабская железная дорога соединит его с Дера-Измаил-Ханом. Все это тщательно изучено правительством Индии и главнокомандующий недавно дважды посетил эту часть границы и окончательно рассмотрел вопрос об ее обороне. [166]

Мы можем, поэтому, считать себя обеспеченными с этой стороны.

Даже при помощи русских советов эмир не может сделать ничего больше, как только беспокоить нашу границу с этой стороны. Более нежели сомнительно, чтобы он мог поднять против нас такие племена, как Афридии, Банервалы и друг. сильные, хотя и менее значительные, которым знакомо наше могущество и которые не вполне вне нашего влияния, и которые одинаково пойдут и за и против нас. Но имея в виду тот случай, что эмир временно соединится с Россией, занятие Гумальского прохода в Зхобе будет не только важной предосторожностью в стратегическом отношении, но окажется выгодным для немедленной пользы наших авганских союзников и нашей. Для авганцев занятие Гумальского прохода будет совершено, чтобы доказать твердость нашего намерения поддержать их, в случае нападения на их страну, и будет для эмира гарантией мира в той части его владений, которая соприкасается с Гумальским проходом. Британскому правительству занятие Гумала доставляет естественно сильную позицию и представит возможность занять Газни, что вместе с гарнизоном в Кандагаре поставит нас во фланговое положение относительно русских, если они когда-либо решатся на наступление к Кабулу. Сверх того, наша оборона на северной и южной частях границы получит естественную связь. Полагаю, что и русские и авганцы увидят, что когда Газни в нашей власти, наступление, направленное на Индию по кабульской дороге, будет ли оно предпринято одними русскими, или в соединении с авганцами, приведет почти к неизбежному поражению их.

Кабул отделен от Балхи, как я уже заметил, шестью зимними месяцами и, хотя бы наступление было совершено большими силами и было бы удачно, при отступлении пришлось бы спасать себя от изнеможения. Как в политическом, так и в военном отношениях, чем ранее Гумал подпадет британскому влиянию и будет приведен в оборонительное положение, тем лучше. [167]

Недалеко от Гумала наша нынешняя граница направляется в Кветт, огибая выходы многих легко доступных проходов между Деражатом и Синдом и представляя значительно большие природные и санитарные выгоды, нежели линия, которую мы прежде владели, занимая пред-Сулейманские уезды.

Кветта и Пишин — не только ключ к Боланскому проходу и к Синду, но они позволяют нам командовать над Кандагаром и дают возможность наблюдать линию р. Гельманда. Следовало бы приложить все усилия для продолжения железной дороги от Пишина до Кандагара и должно надеяться, что щепетильность эмира в этом случае будет устранена. Без сомнения, так и должно быть в виду опасности и при надежде на ожидаемое увеличение благосостояния Южного Авганистана и усиление власти эмира в этой провинции.

Наша оборонительная граница прикрывает даже более обширное пространство, идя от Гумальского прохода в Мит Базару в Зхобе, оттуда по Гиндубагу к Ходжакскому проходу и Гаману и далее до Нушки. Она прикрывает союзное келатское ханство на протяжении 365 миль, вместо старой линии в 700 миль, которую раньше приходилось защищать. Между Нушки и Гельмандом находится безводная пустыня Режистан, которая представит серьезное препятствие для наступления европейской армии; а тем временем мы успеем выставить соразмерные силы для задержания этого наступления, если бы оно было действительно предпринято от Герата на Кандагар.

Остается отметить нападение в направлении Гвадара по южному Белуджистану; но здесь мы опять защищены пустыней. Впрочем, такое наступление может произойти или по предварительном поглощении Персии Россией, или при взаимном действии этих держав против нас.

9. Пока мы поддерживаем целость Авганистана и держим свои армии готовыми к прочному занятию авганских городов Кандагара и Газни, нам нечего опасаться вторжения в нам. Опасность происходит от возможного нарушения целости Авганистана. Если бы эмир вполне проникал в наши настоящие намерения, то рассеялись бы подозрения, с которыми он [168] принимал наши советы. Было бы лучше для британских интересов, чтобы Балх и Авганский Туркестан превратились в совершенную пустыню, отделяя его от русских. Тем не менее я не расположен думать, что невозможно заставить эмира слушать резоны, которые ему представляем, и, полагаю, следует глубоко сожалеть, что так много кричали против управления его высочества.

Размеры этой записки, тем не менее, не допускают меня распространиться об этом обстоятельстве; достаточно сказать, что эмир, как и все туземные правители, имеет многих врагов. Но он также имеет много друзей. Он сказал бы вам, если бы его спросили, почему он против английских резидентов, что это, главным образом, от того, что положительно известно, что каждая история против него была ими принимаема, повторяема и перетолкована, как бы они были его враги; а в этом, полагаю, есть большая доля правды. Я с уверенностью ожидаю того дня, когда преграда, отделяющая авганцев от цивилизации, будет сломана ими самими; если же мы теперь можем быть терпеливыми, то это время, полагаю, не далеко.

10. Другая успокоительная черта в нашем положении на авганской границе — хорошее впечатление, которого мы достигли нашим отношением к пограничным племенам. Они все теперь более или менее хорошо к нам расположены, а в случае нападения на Индию мы можем рассчитывать если не на содействие, то хотя на их нейтралитет.

Афридии, племя в 20,000 чел., прошли значительным процентом через ряды нашей туземной армии.

Многие из других общин дают правильные контингенты рекрут для нашей службы и их соприкосновение с британской дисциплиной много содействовало к убеждению их в нашем могуществе и внушило доверие к нашему правительству. Влияние эмира также сказалось в этом направлении.

Факт, что его высочество был в состоянии провести разграничительную комиссию через Кохистан, населенный теми самыми племенами, что угрожали нам в последнюю войну, [169] свидетельствует о том успехе, с которым он заставил признать свою власть наиболее буйными из его подданных.

Можно, конечно, ожидать отдельных случаев правонарушения, но нам нечего опасаться общего противодействия. Наш долг заключается в сильном обеспечении, где надо, наших границ укреплениями и пользованием племенами в качестве наших союзников.

11. Указав на надежды для сохранения безопасности, доставляемые нашим собственным положением, обращаюсь далее к тому, что мы должны делать, чтобы успокоить эмира и побудить его содействовать нам в деле обороны его собственных владений. Мы должны домогаться упрочения доверия его и его преемников, если не желаем сами запутаться во многих затруднениях, которыми он уже окружен.

Но так как единственная власть, на которую можно возложить надежду на сохранение независимости Авганистана, дремлет, мы не должны колебаться давать твердые советы, когда таковых требуют наши соединенные интересы.

Абдурахман — строгий и мудрый правитель и имел много опыта до своего вступления на трон.

Если мы можем освободить его от боязни присоединения его владений и уверить его, что только он и его потомство могут быть на кабульском маскаде (престоле), и если он может положиться на британское оружие для защиты своей страны, то он поступит рассудительно.

Он уже должен был покориться жертвам, но ему, следовало сделать еще более веское в интересах общего мира; но если бы он поверил, что при известных обстоятельствах он может полагаться на британскую помощь, то перенес бы свои лишения с большим спокойствием. В то время необходимость держать строго свой дом не может быть достаточно сильно внушена его высочеству.

Вместо наблюдения русских движений и обращения внимания на более или менее преувеличенные слухи, он должен бы был привести свою страну в такое оборонительное состояние, как то позволяют его средства. [170]

Я настаивал бы на том, что устройство учебных лагерей в наших границах по ту сторону Сулейманова хребта оказало бы большую услугу, не только впечатлением, которое произвел бы на авганцев вид силы, которую мы можем направить им в помощь, но и освоив наших солдат с позициями, которые они могут быть призваны защищать. Эти же лагеря убедят эмира в нашей готовности к действию. Все это, полагаю, произведет впечатление на его высоч. Однако, много, или мало будет сделано, чтобы побудить его следовать нашим советам, — я не отчаявался бы и предлагал бы таковые, сообразно с временем и обстоятельствами. Нашими действиями я бы доказал ему, что мы соблюдаем наши собственные интересы во всем, что касается Авганистана, и решили оберегать их, не взирая на его невнимание в нашим советам. Далее этого я бы не пошел, если бы только сам эмир не принудил нас своим поведением к разрыву.

Если мы обратим внимание на то, что желаем союза не только с эмиром, но и с Авганистаном и авганцами, мы будем заботливо избегать всего, что может вызвать подозрение, или дурное отношение в нам со стороны подданных эмира. Это было бы истинным бедствием. Если бы его высоч. сделался покорным нашим советам и чувствительным к нашим соединенным интересам, я бы постарался побудить его связать Кандагар и Газни с нашими передовыми постами.

Нравственное впечатление наших приготовлений должно быть велико не только на эмира, но и на его подданных, а потому нам бы следовало, сколь возможно, развернуть перед ними нашу военную силу.

Наши передовые посты должны быть из отборных войск, чтобы все ясно показывало, что мы готовы в встрече наступающей опасности.

В заключение скажу, что его высоч. восточный человек: более нежели полудеспот и, сравнительно, мало привык в управлению, регулирующему цивилизованные отношения. Как правитель, он, конечно, тиран; лично груб и склонен в дерзким решениям; но этому нечего удивляться, зная характер его [171] подданных. Без сомнения, время и опыт придадут большую умеренность и его взглядам и его действиям. Его теперешнее настроение подобно таковому же келатского хана, который в меньших размерах, но был готов обеспокоить правительство и, благодаря лишь моим личным представлениям, был приведен в покорность и спасен от затруднений, которые могли окончиться гибелью для его власти.

12. Я избегал финансовых соображений в пограничных вопросах. Достаточно заметить, что политика предосторожностей будет в конце концов дешевле резких и торопливых действий.

III. Записка о положении Белуджистанского агентства и его значении для обороны Индии.

(1891 г.).

Военными и политиками, знакомыми с положением дел в Пенджабе и Белуджистане, обыкновенно допускается, что теперь следует смотреть на положение Белуджистанского агентства, как на операционную базу для полевой армии в случае войны.

Я, с своей стороны, также полагаю, что теперь настал благоприятный момент для соображений в интересах военного и политического положения, ныне существующего в Белуджистане, Синде и на Деражатской границе Пенджаба.

Обратимся в карте:

Внутри Белуджистанского агентства находятся страны — Каран, Кеж-Мекран, Панджур, Лус-Бейла, Келат (включая Нушки и Каих), Зхоб — вся страна, тянущаяся параллельно Персии и Авганистану от моря у Гвадара до Гумальского прохода.

Далее мы находим, что Белуджистан имеет границу, начинающуюся у моря, примерно в 20 милях от Гвадара. Она тянется вдоль Персии до деревень Кухак и Джалак, [172] соединяется с границею Барана у реки Машкхал, и, близ деревни Хассанабада, в персидском Сеистане, отстоит в расстоянии не более 300 миль от Герата.

Граница Карана вдруг останавливает нас у реки Гелманда и плодородной страны Гарнезер (Гармзир). Далее мы доходим до Кагеха и Нушки, куда достигает Niabat Келатского хана.

От Нушки граница тянется вдоль Авганистана до Нового Чамана, оттуда до границы Зхоба у Гиндубага, а оттуда до Гумальского прохода и немного за него. Здесь единственный неопределенный пункт, на который стоит обратить внимание правительства Индии. Я не вижу, что можно выиграть, оставляя часть границы Зхоба неопределенной. Я утверждаю, что эмир этого никогда не желал. А так, как оно есть — оно представляет слабость пограничной обороны, так как оставляет незанятою значительную полосу, которая может быть с пользою присоединена для водворения племен и расположения большого военного поста. Это, сверх того, кажется мне ограничением нашей ответственности, нежелательным где бы то ни было, а в особенности в стране бедной. Без сомнения, страна эта сделается источником пропитания для многих семей, если она будет, как и должно быть, включена под наше покровительство, как то нам законно принадлежит. Вазирии не имеют права на эту территорию. Она принадлежит Мандо-Келям и британская по наследию.

Морская береговая граница Белуджистана начинается близ Гвадара. Она тянется мимо гаваней: Пасни, Калмата и Ормары в Лус Бейм и далее до Сумиани и оканчивается у реки Габ в 16 милях от Карачи.

Тут опять начинается сухопутная граница и идет вдоль всего Синда до Касмура, где начинается граница Пенджаба и оканчивается у Дера-Измал-Ханского округа у Гумальского прохода.

Все горные племена, граничащие с Синдом, входят в Белуджистанское агентство и большинство из них пребывает вдоль Пенджабской границы. Я оспаривал благоразумие [173] разрешения некоторых из горных племен оставаться под Пенджабским наблюдением.

Большая часть главных дорог из Пенджаба в Авганистан или проходят через агентство, или им прикрываются.

Такова большая Гумальская дорога из Деражата через Газни в Кандагар. Хотя дорога на Газни не была передана под покровительство агентства, но географически и по праву племен она проходит через Зхоб и обеспечивается нашим занятием.

Кандагарская и Келат-и-Гильзайская дорога проходит через Зхоб.

Далее есть Боланская дорога через Ходжакский проход.

Есть также важные дороги от моря «via» Лус Бейла и Панджур к Сеистану и Гельманду.

Мы, фактически, владеем дорогою на 300 миль от моря.

Короче, если примем на себя обязательство охранять Авганистан, как часть британской Индии, и придется для сего занять линию Кабул-Кандагар — все важные дороги, ведущие к этой линии, по которым придется идти нашим армиям, пролегают по Белуджистану.

Большинство военных авторитетов считают, что Герат слишком далек, чтобы мы могли его поддержать. Но если это так, мы держим в своей власти любую дорогу через дружественную страну на линию от Панджура до Персидского и Авганского Сеистана.

Такая линия (Охватывающая база.), думаю, имеет громадное значение для наших армий, оперирующих в Авганистане. Она командует главнейшими путями в р. Гельманду, а также дорогами в южную Персию, Бампур, Кирман и т. д.

Указываю все это, так как полагаю, что Белуджистан под управлением агента генерал-губернатора получил бы большое значение для обороны Индии. [174]

IV. Записка о распространении железных дорог в Белуджистане, особенно по отношению в Лус-Бейм, Кей-Мекрану и Панджуру.

1891 г.

Во время моей последней экспедиции в Зхоб, Гумальский проход, Кей-Мекран и Панджур все мое внимание было занято важнейшим вопросом о развитии жел. дорог в Белуджистане. Письма, полученные последней почтой из Кветты, извещают меня, что дело это опять в виду у правительства Индии. Полагаю, следовательно, что справедливо изложить мои собственные взгляды на этот предмет, чтобы свет, который я могу бросить, благодаря моему знанию местных условий, принес пользу пока еще не приняты окончательные решения. Я того мнения, что продолжение северо-западной железной дороги от Карачи до Лус-Бейлы и Панджура есть крайняя необходимость. Я уверен, что, благодаря давлению на финансы, происходящему от курса, вопрос этот очень трудно разрешим. Однако, что касается продолжения дороги на Панджур и Лус-Бейлу, то, благодаря открытой и легкой местности, стоимость будет ничтожной сравнительно с проведением линии на Зхоб, или перестройкой разрушенной Боланской дороги.

В виду продолжения дороги на Панджур и Кей-Мекран через Лус-Бейлу, правительству представляются две задачи: 1) значительное затруднение в нахождении сумм; 2) продолжение Синской дороги от Карачи на Панджур не имеет даже вида вызова России и не дает ей ни в какой мере причин в усиленной деятельности.

Я с уверенностью могу доказать, что если будет назначена небольшая, сравнительно, потребная сумма, то барыш будет так велик, что оправдает этот расход.

Между тем, как продолжение линии до названных мест было бы совершено самым естественным образом, не вызывая ничьего удивления, и не создавая беспокойства на наш счет у [175] правительства России, которая теперь, принимая во внимание ее отношения с Персией, сделалась нашей ближайшей соседкой в этом направлении.

Эта записка сопровождается картой, показывающей страну в направлении в южной Персии, которую я желаю открыть и развить, благодаря продолжению Синдской железной дороги от Карачи до Панджура, где мы только недавно установили свою власть. Карта показывает и стратегическое значение пути, которое велико. Лус-Бейла и Кей-Мекран очень важные страны и обладают неразработанными богатствами. Первая имеет значительные леса и немного пространств, покрытых джунглями, которые дадут дерево в изобилии.

Если Лус-Бейла будет соединена дорогой с Карачи, то будет дана фланговая оборона Синду и юго-западному Белуджистану, которые теперь совсем ее лишены.

Если линия дойдет до Панджура, вся эта часть Белуджистана будет фактически способна к обороне.

Эта дорога необходима не только в наших собственных интересах, — она нужна для собственной защиты этой страны, чтобы дать возможность нашему правительству выполнить принятые на себя обязательства.

Я рассмотрю здесь, что составляют эти обязательства, так как они очень важны и конфирмованы правительством королевы, которое вместе с правительством Индии непосредственно отвечает за них.

Лорд Литтон, действуя по инструкциям государственного секретаря Ее Величества, обновил и восстановил трактат с Келатом.

История его следующая: за 20 лет до 1876 г. междоусобная война хана Келатского с главарями Белучей и Брагаев произвела обширные опустошения в Белуджистане. Положение сделалось столь серьезным, что, наконец, 8-го июля 1875 г. индийский статс-секретарь послал депешу правительству Индии, указывающую на необходимость упорядочить расстроенные дела.

Требовалось установить дружественные отношения с ханом, как то следовало по трактату 1854 г., употребляя же подлинные [176] выражения, чтобы этим «восстановить положение дел желательное для интересов британского правительства и для существования Келата, как независимого государства». Далее депеша требовала «единства политики на этой важной границе».

Эти инструкции государственным секретарем были исполнены и имели самые важные результаты. Весь Белуджистан пользуется теперь глубоким миром.

Как чиновник ответственный за поддержание трактата 76 г., я нахожу, что продолжение дороги от Карачи на Лус-Бейлу и Панджур не может быть более отложено в интересах обоих государств.

Генерал Ченмен, начальник департамента военных сведений в Англии, писал до отъезда из Индии (1889 г.) нынешнему индийскому иностранному секретарю на счет финансового положения Белуджистана и о железных дорогах вообще. Он говорил, что, если не будет изменена система и если проект о железных дорогах Белуджистана будет положен под сукно с самого начала, то, в случае войны, произойдут большие затруднения. А разве мы, не строя линии на Лус-Бейлу и Панджур не лишаем себя той пользы, которую наши дороги могли бы принести обороне Индии?

Эти страны до сих пор считались пустынями; но моя последняя экспедиция доказала противное, а также показала, что там легко могут передвигаться большие массы войск. Во время последней зимы, когда я стоял лагерем со своим эскортом в Панджуре, принц-губернатор Кирмана находился недалеко от моего лагеря, сопровождаемый персидской армией.

Персидское правительство, как доказывают последние события, охраняет свои границы в этом направлении; русское правительство также с энергией устраивает свои железнодорожные сообщения.

Мы одни, кажется, пренебрегаем подобными мерами, столь необходимыми для обороны нашей границы. Без сомнения, одною из них должно быть продолжение нашей железнодорожной системы до персидской границы в Панджуре. [177]

По тому положению, в каком находятся теперь дела, что можем мы предпринять, в случае войны, для выполнения наших обязательств перед ханом Келатским, джамом Лус-Бейлским и главарями Брагаев?

Пренебрегая удобными обстоятельствами для установления нашей власти над Белуджистаном на верном и прочном основании при помощи железных дорог, мы проявляем недостаток мудрости и большое пренебрежение важным долгом, который мы приняли на себя добровольно.

Мы обязались предохранять владения хана и племенных главарей от нападения; но я не думаю, чтобы кто-либо, знакомый с положением дел, решился сказать, что меры, принятые нами, могут предупредить внезапное нападение на Мекран и Панджур. Я не прошу большого ассигнования общественных сумм, но, полагаю, что проектирование дороги от Карачи вдоль Персидского залива должно быть, наконец, предпринято. По его окончании линия от Карачи должна, по возможности, быть доведена до Лус-Бейлы. Затем последует ее продолжение до Панджура.

Благодаря незначительности расходов, финансы Индии могут выделить потребную сумму.

Так как мы будем делать лишь то, что уже делает Россия — то это нельзя считать за угрозу ей. Россия упрочивает свою железнодорожную систему внутри своих исправленных границ, в Бухаре и других местах, а потому она не может жаловаться, если мы будем делать тоже самое, продолжая Синдскую дорогу до Панджура, Кей-Мекрана и Лус-Бейлы, за мир и благоденствие которых отвечает правительство Ее Величества на основании трактатов.

Текст воспроизведен по изданию: Четыре записки полковника Р. Сендемана об авганских и белуджистанских делах (1886-1891) // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии, Выпуск LXX. СПб. 1896